Супермаркет радовал глаз вывесками, яркими баннерами о скидках и отсутствием народа. Я взял тележку и толкал ее впереди себя, разговаривая с отцом. Пришлось ради такого случая на время собрать телефон и включить его.

— Пап, все нормально: живы и здоровы.

— Остап, ты ведь проводил Алину? Так?

Я понял, что папа попытается донести до меня какую-то мысль. Уж больно голос у него был напряженный. Сложилось ощущение, что кто-то стоял рядом с ним и батя старался сделать вид, что сердит.

— Ты сам-то как? — ушел я от ответа. — Все хорошо?

— Да, в полном порядке. Егорыч — тоже. Привет передает. Ждем тебя обратно. Когда приедешь?

— Я позвоню.

Кинул в тележку порезанный батон хлеба в целлофановой упаковке. Придется нам с подругой еще денек на бутербродах посидеть.

— Когда приедешь, сын?

— Пап, не знаю. Когда приеду, тогда приеду. Дела у меня.

Колесо у тележки как-то накренилось и в бок смотрело. Я подергал ее вперед-назад, чтобы исправить проблему. Мне еще нужно заглянуть в отдел с выпечкой и колбасный.

— Правда, у тебя могут быть дела, но во Владивостоке долго не засиживайся. Ты мне нужен по срочному делу. Очень важно нам с тобой поговорить об Алине.

Странно. С чего вдруг говорить об Алине? Вроде послал нас к Егорычу, тот рассказал о случае в санатории. Как пить дать рассказал и понимает, что подругу детства я не брошу. Так чего копья ломать? Упрашивать, настаивать на беседе?

— Пап, сведенья появились об убийстве?

— Нет. Приходил наш сосед, к нему пожаловали гости из Москвы. Интересовались Алиной, опрашивали наших из деревни. Все подтвердили, что девушка до последнего дня была здесь, у нас. Оставили номер телефона следователя, чтобы я передал, когда вы вернетесь с охоты. Я звонил при нем Алине, и у нее телефон выключен. Следователь решил, что вы в тайге, потому и на связь не выходите.

— Ладно. Времени у меня в обрез. Давай закончим.

— Остап, нам нужно поговорить. Серьезно и безотлагательно. Не по телефону. Будь в городе, я приеду к тебе. Или сам приезжай, но быстрее.

— Пап…

— Нет, находись в городе, я выезжаю.

Кто-то толкнул меня, и телефон, упав на пол, рассыпался на части.

— Гидрат перекиси водорода с марганцем.

Выругавшись, толкнул тележку и стал подбирать элементы смартфона.

— Простите, — присел рядом мужчина. — Виноват. Задел.

Я бросил быстрый взгляд на незнакомца, кивнул. Чего теперь извиняться, пихнул и пихнул. Корпус и экран вроде целы, а проверить на работоспособность смогу чуть позже. Если сломался — новый куплю.

— Ваша сим-карта? — незнакомец протянул руку, и я заметил на ладони у него маленький пластиковый квадратик.

Ничего себе удар о пол был, что симка вылетела.

— Спасибо. Очевидно, что моя.

Я заглянул мужчине в лицо и не увидел в нем раскаяния. Напротив — он улыбнулся мне, как старому знакомому. Может, и правда мы с ним знакомы?

Мужчина среднего роста, на вид лет пятидесяти — пятидесяти пяти. Серые глаза, унылое выражение лица, пегие короткие волосы, намечающаяся лысина, тонкий нос. На нем серый легкий свитер и джинсы. Неприметный, обычный мужчина. Вот и гадай про таких: знакомый твой или нет.

Мужчина поднялся, подхватил свою корзинку для покупок и пошел вдоль рядов к мясному отделу. Я засунул разобранный телефон в карман ветровки, двинулся дальше по коридору, образованному стеллажами с продуктами.

Колбасный отдел порадовал разнообразием, и я попросил продавщицу с заспанными красными глазами нарезать мне полкило "докторской". Девушка кивнула, ухватила "палку" колбасы, привычно отрезала кусок, взвесила:

— Чуть больше получилось. Возьмете?

— Да. Порежьте, пожалуйста.

Какой, оказывается, это медленный процесс — нарезка. В какой-то момент показалось: девушка испытывала мое терпение на прочность, пока неторопливо, будто в трансе, дергала машинку с резаком и возвращала на место, укладывала кружочки колбасы, ровняла их. Когда закончила, собрала все в лоток, обвернула прозрачной пленкой и, улыбнувшись, подала мне. Вероятно, упражнения на агрегате дали положительный эффект — что-то вроде зарядки.

Забрав вкусно пахнущий сверток, и определив его в тележку, я поплелся в сторону фруктово-овощных развалов. Набрал апельсинов, яблок, бананов. Рот от запаха еды наполнился слюной, а желудок дал о себе знать голодным спазмом. Но мне еще воду покупать в дорогу, шоколадку, конфеты.

Выбор напитка дался мне легко: взял чай в бутылке и простой воды без газа. Сладости выберу на кассе.

Неожиданно на глаза попался стенд с газетами. Я достал одну из пластикового кармашка, развернул и пробежался взглядом по статьям. О криминальном происшествии в Москве была короткая заметка. Кинув печатное издание в тележку, взял еще пару и тоже просмотрел содержимое. В них тоже говорилось о страшном убийстве ученого и бизнес-леди.

Подъехав к кассе, выложил скарб на ленту. Медленная работа девушки заставила понервничать, но я стиснул зубы, чтобы не нахамить. К тому же народа в супермаркете прибавилось. Вероятно, это первые люди, кто закончил раньше работу и пришел отовариваться.

Разобравшись с оплатой и упаковкой продуктов довольно быстро, двинулся к двери: время поджимало, Алинке обещал уложиться по возможности быстро. Боюсь, волноваться начнет, если сильно опоздаю.

Улица встретила меня теплыми сумерками. Я вдохнул прохладный воздух и направил тележку в сторону парковки.

— Молодой человек, простите, — раздался голос за спиной.

Обернулся и уперся взглядом в мужчину лет тридцати пяти. Он примерно с меня ростом, аккуратная стрижка, открытый взгляд.

— Что?

— Я старший лейтенант Горохов Владимир Александрович.

Он сунул мне под нос раскрытое удостоверение, и я успел прочитать его. Действительно, Горохов, сотрудник Федеральной службы безопасности.

— Вы, Кудрявцев Остап Семенович, так ведь?

— Совершенно верно. А в чем, собственно, дело?

— Мне необходимо поговорить с вами. Дело безотлагательное. Прошу вас проехать со мной.

— Куда?

— В местное отделение полиции. К вам есть вопросы по поводу вашей знакомой Смородиновой Алины Борисовны.

— С ней что-то случилось? — спросил я, но в ответ тишина. — Зря молчите, я беспокоюсь. С ней все нормально?

— Мы разыскиваем ее по важному делу.

— Оно касается смерти ее родителей? Так я ничего не знаю, а Алина уехала.

— Не в моей компетенции задавать вам вопросы. Давайте проедем, и мое начальство вам все объяснит.

— Хорошо, поехали.

Я поправил лямки рюкзака, взял пакеты из тележки и направился следом за старшим лейтенантом. Мы уселись в иномарку и отбыли в направлении города. Я знал маршрут, меня действительно везли в отделение полиции. Откровенно говоря, радовался, что пистолеты остались в машине. Загребли бы с чужим оружием, что тогда? То-то и оно — дела дерьмовые. Егорыч бы отпираться не стал, признал бы свои стволы, но проблем все равно не оберешься.

Вообще вся история с лейтенантом — загадка. Откуда взялся? Как узнал обо мне и моем местонахождении? Если начать отвечать на вопросы, получится, что меня едва ли не караулили. Но как догадались, что окажусь прямо здесь, в пригороде Владивостока?

Отделение полиции встретило унылыми стенами, обшарпанными креслами для посетителей, тусклыми светильниками, встроенными в посеревший от времени потолок "Армстронг".

Я прошел следом за лейтенантом в небольшое помещение, где за единственным предметом мебели — круглым столом — сидел мужчина средних лет с благородной сединой на висках и читал какие-то записи в толстом ежедневнике. При нашем появлении он поднял глаза, улыбнулся и встал из кресла:

— Здравствуйте, Остап Семенович.

— Здравствуйте…

— Михаил Ефремович. Располагайтесь.

Кивнув, я поставил на пол из линолеума пакеты, сбросил с плеч рюкзак и уселся на вращающийся офисный стул, определив рюкзак на колени. Сопровождавший меня лейтенант скрылся за дверью, и следом за ним комнатенку покинул и Михаил Ефремович, прихватив с собой ежедневник.

Я осмотрелся.

Уныло. Помещение скорее напоминало кухоньку или место, где сотрудники ели, а не кабинет следователя. Тумбочки вдоль стены вполне могли хранить в себе столовые приборы или что-то еще. Электрический чайник — дешевенький, и через полупрозрачную пластиковую вставку в корпусе, виднелся солидный слой накипи. На дверце микроволновки рыжие пятна от жира. Думаю, кто-то разогревал себе еду и сделал это неаккуратно.

Михаил Ефремович распахнул дверь и вошел в помещение. Усевшись за круглый столик, мужчина выдернул из кармана пиджака, в который был одет, удостоверение и сунул мне. Фамилия, судя по документам, у капитана Федеральной службы безопасности оказалась простая — Иванов.

— У меня паспорта с собой нет. Не готовился к визиту в полицию.

— Не нужно паспорта. У нас неофициальный разговор, а не допрос.

Я пожал плечами, положил руки перед собой, обняв при этом рюкзак. Иванов с минуту смотрел на меня, потом заговорил:

— Речь пойдет об Алине Смородиновой, вашей старой знакомой.

— Мне сказал лейтенант Горохов, но не прояснил ситуацию, что с ней произошло. Просветите, что там с Алинкой и по какому поводу вы ее разыскиваете?

Мужчина всмотрелся в меня, будто чего-то ждал или размышлял — не знаю. Может, ждал реакцию какую-то от меня? Так я и отреагировал, как и положено, восклицанием:

— Говорите уже.

— Скажу, но для начала припомните, пожалуйста, когда вы видели ее в последний раз?

Я испугался. Все выглядело, как в бульварном детективе: "Когда вы видели ее в последний раз? Вчера? Сегодня она убита, а вы последний, кто видел ее живой. Будьте любезны проследовать в тюрьму".

Больше часа назад оставил подругу дрыхнущей на кровати в придорожном отеле. Администратору я сказал, что отправился в супермаркет. Неужели с ней что-то случилось страшное? Нет, слишком оперативно. За час только приехать на место преступления можно, а не то чтобы сразу и подозреваемого определить.

Даже думать не хочу. С Алинкой все нормально.

Выходило, спросили меня наобум, не знали, что мы вместе передвигались на машине. Тогда остается разобраться, что можно говорить, а про что следует молчать. К тому же понять бы, какие у них данные.

— Расстались днем.

— Во сколько и при каких обстоятельствах?

— Я довез ее до придорожного кафе. Не припомню во сколько. Жарко было. Значит, предположительно с двенадцати до трех. Мог бы и дальше, но она не захотела. Подруга решила следовать на такси. Я отговаривал, но в случае с Алиной это бесполезно. Нашелся частник, они сговорились, и Алина отбыла.

Иванов сделал запись в ежедневнике. Все происходящее действительно было похоже на доверительный разговор, а не допрос. В таком случае соврать не грех. Но расслабляться я не спешил.

— Что за кафе? Название.

— Вот чего не помню, того не помню. Алинка сказала: "Тормози", ну я и остановился. Сама вошла в кафе, я остался в машине, а когда вернулась, был тот хмырь с ней. Все.

Врал как сивый мерин. Моя так называемая "правда" белыми нитками шита. Но куда деваться? Не мог же я сказать, где на самом деле сейчас Алина. То, что мне сунули удостоверение под нос, вовсе не означало, что мужик — тот высокий чин, за кого себя выдавал. К тому же почему беседа происходила в странной каморке с кособокими стульями, а не в кабинете и в присутствии следователя из полиции?

— Тогда непонятно, почему вы отправились следом? Вы поссорились? Не доверяли водителю и потому отправились следом? Что вами двигало?

— Да, мы поссорились. Я отправился следом, но потом остыл и плюнул, сбавил ход. Мой телефон не желал реанимироваться, я уронил его недавно. Позвонил из какой-то забегаловки своей знакомой. Она оказалась дома.

— Почему?

— Задницу себе отсидел, пока Алину вез. Хотел оклематься и домой поехать.

Иванов снова что-то чиркнул в ежедневник. Затем положил обе руки на страницу и подался вперед:

— Как вы узнали о смерти родителей Смородиновой?

— Сначала ничего не знали. На охоту пошли.

— Что произошло дальше?

— Заглянули в санаторий к старому другу моего отца.

— На охоту и потом в санаторий — нелогично.

— Нелогично, зато правдиво.

— Что там делали?

— Посылку получали.

— Почта далеко, как смогли получить посылку?

— Ее получил сторож и передал Алине.

— Почему сторож получает посылку и передает Смородиновой?

— Сторож — Андрей Егорович Сапожников — друг дяди Бори, вернее, Смородинова и моего отца. Запросто может, в этом нет ничего странного.

Пинг-понг короткими фразами оборвался, воцарилась глубокая и мрачная пауза. Либо Иванов пытался осознать сказанное мной, либо специально давил молчанием, чтобы я почувствовал себя не в своей тарелке. Зря старался, я был не в своей тарелке, начиная со встречи с Гороховым.

— Не сходится, — бросил Иванов.

— Что не сходится?

— Все не сходится.

Я не стал углубляться в подробности, откинулся на спинку стула и уставился на дознавателя. Откровенно: не понимал, что хотел от меня этот господин? Если "джинсовый" решил заявить о стычке в санатории и кафе, тогда при чем тут Алина? Нас там двое было. Да и вообще, при чем тут весьма влиятельное ведомство? Скорее уж, разборки с полицией и суд предстоят. Остается ждать объяснений.

— А вы молодцом, хорошо держитесь, — похвалил Иванов.

— Так что у вас не сходится?

— Почему прислали посылку на адрес санатория? Посылка могла прибыть на ваш адрес.

Я хохотнул, скорее, из-за нелепости заявления, чем из-за чистоты помыслов и душевности.

— Таковое мне неведомо, — отсмеявшись, ответил я.

— Что делали вы и Смородинова в санатории? И как долго вы там находились?

— Забрали посылку, и все.

— Что в посылке было? — напирал Иванов.

— Не знаю.

— При вас ее не раскрывали?

— Нет.

— Сторож сообщал что-то на словах Смородиновой?

— Много чего.

— Подробнее.

— Вам весь разговор пересказать?

— Нет. Кратко, самое главное.

— Сказал, что слышал в новостях о смерти дяди Бориса и тети Светы. Сочувствовал.

Мы оба замолчали.

Ну и блиц-опрос. Чуть в штаны не наложил. Так и захотелось добавить при каждом ответе: "Век воли не видать, гражданин начальник".

Шутки шутками, а словесная атака у мужика мощная получилась. Запугивал он меня, почем свет стоит. Но ясно одно: Иванов Михаил Ефремович такой же капитан ФСБ, как я балерун.

— Отвечайте, — рявкнул Иванов. — Что было в посылке? Вы видели. Отвечать.

— Без адвоката не стану. Хочу защитника, он мне полагается при допросе. Если это не допрос — пошел бы ты в баню, гражданин начальник. Вызывайте повесткой, приглашайте адвоката, и мы побеседуем.

— Ты у меня посидишь в кутузке. Мозги разом прочистятся. Отвечать: что было в посылке?

Я стиснул зубы, промолчал. Все происходящее стало сильнее отдавать театральной постановкой. Причем ощущение такое, что давно вышедший в тираж актер пытался сыграть передо мной Гамлета, а силенок не хватало.

— Куда отправились после санатория?

"Быть или не быть — вот в чем вопрос" — слышалось в моей голове. Я четко представил Иванова на сцене под рампой и софитами, в плаще и с пластиковым черепом в руке.

Да, для провинциального театра он был бы великолепным актером.

— Ты будешь сидеть в камере.

Я продолжал молчать и сверлил мужчину взглядом. Мне вдруг стало весело и забавно наблюдать за тем, как он надрывается, кричит, командует, пытается нагнать на меня страх. Психолог, когда я проходил обследование при поступлении на работу, сказала, что это у меня защитная реакция организма такая. Не реагирую на сильную агрессию, и все тут. В критические моменты мой мозг будто переформатируется, и я иначе воспринимаю мир. Еще сказала, что так у меня формируется возможность принять правильное решение.

— Если вы продолжите орать, — заявил я, — то не получите информации с глазу на глаз.

Надо соображать быстро, и чтобы выдумка была похожа на полуправду. Тогда претензий у "дознавателя" не будет.

— Я слушаю, — моментально притих мужчина.

М-да, я развел его, а не он меня. Хорошо. Поиграем. Я твоя Офелия, гаденыш.

— Посылку мы не вскрыли: Алина услышала от Егорыча о смерти родителей и заторопилась в Москву. Мы так и не попали на охоту, отправились сразу в аэропорт. Гнали много часов подряд по трассе. Остановились только пару раз, чтобы передохнуть.

Иванов не стал записывать, а убрав локоть со страницы ежедневника, спросил:

— Почему ваш телефон был выключен?

— Я его уронил в магазине. До этого я тоже его уронил, когда Алинку откачивал у Егорыча после сообщения. Собрать как-то не получалось. Поехали, а потом телефон так и не срабатывал.

— Почему телефон у Смородиновой отключен?

— Она его бросила о стену, когда не смогла дозвониться до родителей. Он раскололся. Я собрал, отдал ей. Что дальше произошло — не знаю.

Гладко получилось, а главное — правдиво. Сам от себя не ожидал, что умею так достоверно лгать. Моя задача отвертеться и поехать к Алине, предупредить…

Нет, нельзя. Найдут ее. Что делать?

Мужчина нацарапал что-то в своем ежедневнике и снова воззрился на меня:

— А что вы делали в супермаркете в такое время? Вы купили продуктов для перекуса в дороге. Для кого? С какой целью?

— Для себя и… — я почесал нос, ведь основное теперь не спалиться и следовать своей гладкой сказочке.

— И?

— Знакомой, — выдохнул я. — Я уже говорил вам об этом. Устал в дороге, пятую точку отсидел. Но я не стану называть вам имя, к кому я собрался заглянуть. Нечего ее впутывать. Я подозреваемый в чем-то, подгоните мне защитника.

— Хорошо, с этим позже. Значит, вы довезли Смородинову до города и отправились к знакомой. Но для романтического ужина еда, набранная вами в супермаркете, не годится.

— Я уже говорил: довез Алину до кафе, а дальше наши пути разошлись.

— Название кафе.

— Вы уже спрашивали.

— Так зачем такой набор еды?

— Она годится для завтрака после хорошего секса, — выпалил я.

Мужчина хмыкнул и отвел взгляд, потом уставился на свои записи. Мы сидели в молчании, пока он читал белесый лист. Он крутил ручку между пальцами, словно разминал их. Прозрачный дешевый цилиндр со вставленным в него стержнем быстро передвигался, ложась в основание между пальцами и перескакивая от одной ложбинки к другой.

— Куда вы сейчас направляетесь? — оторвался от записей Иванов.

Он устало посмотрел на меня. Ощущение такое, что он просчитывал что-то в уме.

— Поеду в отель, тут недалеко. Мы условились со знакомой увидеться в нем.

— К вам больше нет вопросов. Спасибо. Идите.

Я забросил на плечи лямки рюкзака и взял с пола пакет с продуктами, вышел в коридор. Горохова нигде не было видно. Только сейчас обратил внимание, что коридор в виде анфилады, поделенной на рекреации широкими проходами. В той, в которой находился я, над проемом висели круглые часы. Они показывали девять часов тридцать минут вечера. Странный "допрос" по ощущениям длился не больше тридцати минут, со всеми заминками на записи Иванова. Выходило, что привезли меня без чего-то девять. Кто в такое время работает? То-то и оно, что мало таких, пожалуй, только дежурка.

Я вышел на воздух, глубоко вдохнул и только после этого спустился с низкого крыльца в две ступеньки. Бодрым шагом направился в сторону дороги — надеялся, что кто-нибудь захочет заработать и подбросит до супермаркета.

Такой добрый, но жадный человек отыскался спустя двадцать минут. Я уселся в его потрепанную "девятку", уложил свой скарб на колени. Воняло в машине мышами и рвотой. Но что поделать, придется потерпеть. Сувенир в виде скелета болтался на лобовом стекле и выводил меня из себя, как и разговорчивый водитель. Хотелось содрать маленький сувенир и засунуть мужику в рот, да еще так глубоко, как только это возможно.

Долетели до места быстро. Я расплатился и вылез из машины, направился к джипу. На стоянке стало не протолкнуться — все машино-места заняты, но я довольно быстро нашел свой автомобиль и дернул ручку. Не знаю, зачем сделал это — просто потянулась рука и все. Дверь оказалась открыта.

Я поставил пакет с продуктами на сиденье и полез проверять оружие. Не обнаружил.

Да чтоб его.

Хорошо, протер пистолеты и завернул в тряпицу. Отпечатков пальцев на них не будет. Но как я об этом Егорычу скажу? Обрадовался, что с оружием в участок не заграбастали, а теперь вот буду сидеть и думать, как выкручиваться.

Фу-у-у-ух… Дела-а-а…

Я сел на водительское место, но дверь закрывать не стал. Уперся ногами в подножку, достал разобранный телефон. И тут меня постигло удивление: сим-карт оказалось две, одна — моя — так и была внутри телефона. Я вспомнил произошедшее в магазине. Тот неприметный мужчина протянул пластиковый небольшой квадратик и потом будто растворился.

Я повертел в руках сим-карту, точнее, то, что за нее принял. Мини-флеш-карта или карта памяти, как ее называют, оказалась такого же цвета, как и симка моего оператора. Перепутать несложно, тем более, если не присматриваться.

Вытащив собственную карту памяти из телефона, вставил чужую. Безответственно с моей стороны, но хотелось разобраться в том, что мне подсунули. Включив телефон, я увидел на экране помимо стандартного загрузочного приветствия какие-то символы по типу тех, что оказались на экране телефона Алины, когда она хлопнулась в обморок в нашем доме.

Моментально раздался звонок, и я ответил.

— Я еду, — произнес папа. — Через четыре-пять часов буду под Владивостоком. Где встретимся?

— Зря тащишься.

— Мне лучше знать. Поверь, что действую в твоих интересах. Ладно, потом скажешь. Алина с тобой?

— Нет.

Я не соврал, просто не сказал правды.

— Это хорошо. Значит улетела. Я так и думал.

Отец отключился. Не успел сказать, что Линка со мной. Папа был твердо убежден, что она должна покинуть наш край, даже не выслушал мой ответ. Что ж, он знал своего друга лучше, чем я, и мог сообразить о дальнейших действиях. Вот сюрприз-то будет, когда Линку увидит.

Я вышел из машины и пошел в супермаркет снова. Видел там лавку с чехлами для телефонов. Собирался приобрести один из них, ведь еще одного удара обо что-нибудь смартфон может не пережить.