Напомним, что Великая российская революция – это условное название революционных событий, произошедших в России в 1917 году, главным образом в ее столице Петрограде, начиная со свержения царизма в феврале, когда власть перешла к Временному правительству, свергнутому в свою очередь революцией в октябре с провозглашением Советской России. Основные события в феврале происходили в Петрограде. Руководство армии и флота во главе с начальником штаба Верховного главнокомандующего генералом Алексеевым М.В. и командующими фронтами и флотами посчитало, что они не имеют средств для подавления революции. Последний российский царь Николай II отрекся от престола. После того, как его предполагаемый преемник, великий князь Михаил Александрович также отказался от престола, Госдума взяла страну под свой контроль, образовав Временное правительство России. Это правительство под председательством князя Георгия Львова было тесно связано с буржуазными общественными организациями, возникшими в годы войны (Всероссийский земский союз, Городской союз, Центральный военно-промышленный комитет). Временное правительство соединило в своем лице законодательную и исполнительную власть, заменив царя, Госсовет, Думу и Совет министров и подчинив себе высшие учреждения (Сенат и Синод). В своей Декларации Временное правительство объявило амнистию политическим заключенным, гражданские свободы, замену полиции «народной милицией», реформу местного самоуправления. Практически одновременно революционно-демократическими силами был сформирован параллельный орган власти – Петроградский Совет – что привело к ситуации, известной как двоевластие. 1 (14) марта 1917 года новая власть была установлена в Москве, в течение марта – по всей стране.

Февральские революционные события 1917 года в России начались как стихийный порыв народных масс, однако успеху революции способствовал и острый политический кризис в верхах, резкое недовольство либерально-буржуазных кругов самодержавной политикой царя. Хлебные бунты, антивоенные митинги, демонстрации, стачки на промышленных предприятиях города наложились на недовольство и брожение среди многотысячного столичного гарнизона и военно-морских баз Балтийского флота, присоединившихся к вышедшим на улицы революционным массам. 27 февраля (12 марта) 1917 года всеобщая забастовка переросла в вооруженное восстание; войска и военные моряки, перешедшие на сторону восставших, заняли важнейшие пункты города, правительственные здания. В сложившейся обстановке царское правительство проявило неспособность к быстрым и решительным действиям. Разрозненные и немногочисленные силы, сохранявшие ему верность, оказались не в состоянии самостоятельно справиться с анархией, охватившей столицу, а несколько частей, снятых с фронта для подавления восстания, не смогли пробиться к городу.

Февральские события привели к революционным событиям в октябре 1917 года. Во время этих событий Петроградский Военно-революционный комитет, подконтрольный большевикам во главе с В.И. Лениным, сверг Временное правительство. На II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов большевики выдерживают тяжелую борьбу с меньшевиками и правыми эсерами, формируется первое советское правительство. В декабре 1917 года составлена правительственная коалиция большевиков и левых эсеров. В марте 1918 года подписан Брестский мир с Германией. К лету 1918 года окончательно сформировалось однопартийное правительство, и началась активная фаза Гражданской войны и иностранной интервенции в Россию. Окончание Гражданской войны (1922) создало условия для образования Союза Советских Социалистических Республик (СССР).

И во всех этих революционных событиях принимали участие моряки российского военно-морского флота. Причем в некоторых из них они были передовым отрядом и играли решающую роль. Военно-морской флот по-прежнему оставался бунтующим флотом России.

 

5.1. Военные моряки в революционных событиях февраля 1917 года

Накануне февральской революции в России

Важное замечание. Авторы настоящей книги разделяют мнение некоторых историков и исследователей о том, что во многом российские революционные события в 1917 году, особенно февральский переворот и уничтожение монархии в России, были подготовлены не только внутренними протестными силами, но и активными, целенаправленными действиями союзников. Они боялись, что победа в Первой мировой войне усилит Россию, даст ей в руки чашу весов международной политики. «Русская опасность» тревожила неумолчной угрозой, и ее было решено ликвидировать еще в зачаточном состоянии. В январе 1917 года в Петроград прибыла союзная миссия, в лице представителей Англии, Франции и Италии. Эта миссия имела наглость представить российскому императору требования следующего рода: I. Введение в Штаб Верховного главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса. II. Обновление командного состава всех армий по указаниям держав Согласия. III. Введение конституции с ответственным министерством. Николай II эти требования отверг. Тогда союзники приняли решение: войти в сношения с русскими либеральными и революционными партиями, субсидировать их и приспособить для своих целей; когда же почва окажется достаточно подготовленной, посредством государственного переворота свергнуть царскую власть и у кормила правления водворить преднамеченных ставленников, покорное подчинение которых обеспечит дальнейшее использование России. Союзники предали Николая II. В английском посольстве в связи с этим состоялось экстренное совещание представителей союзников и российских революционеров.

На этом роковом и преступном совещании, имевшем для России бесповоротно гибельное значение, было решено «бросить законный путь и выступить на путь революции», причем время для переворота было назначено на первый же отъезд государя в Ставку. На полученные от союзных представителей деньги начала вестись усиленная агитация в пользу переворота. Открыто шла агитация, прежде всего, среди солдат и матросов, и им прививался яд злобы и ненависти к существующему строю. Результаты превзошли ожидания. Петроград занялся заревом многочисленных пожаров, и забушевал бессмысленный, дикий бунт. Беспрерывная стрельба, красные флаги, возбужденный вой озверелой толпы, непрерывные выступления агитаторов разных партий, которые, как по мановению какой-то волшебной палочки, все вышли из своих подполий на улицы. С учетом накопленного опыта бунтов и мятежей (1905 —1915 годов), особенно в военно-морском флоте, успех заговора получился полный. Переворот совершился, и с этого времени началась медленная агония России.

И еще малоизвестный факт. Несмотря на то, что большинство военных моряков поддержало в феврале 1917 года свержение монархии в России, именно с помощью военных моряков планировалось в апреле освободить томившихся в неволе государя императора и его августейшую семью. Предполагалось на русском крейсере вывезти их из России и передать на английский военный корабль. Этому плану сочувствовал даже Керенский. Но англичане отказались участвовать в реализации такого плана.

Балтийский флот накануне событий февраля 1917 года

Этот флот буквально бурлил бунтами и мятежами. В гарнизонах флота и на кораблях среди личного состава активно работали агитаторы от общественных партий, которые настраивали матросские массы против офицеров. Офицеры же, особенно высший состав, выступали против какой-либо революции и стояли на позициях верности императору. Сама обстановка в стране вносила раскол во флотские коллективы между командирами и подчиненными.

Значительную часть матросов составляли мобилизованные рабочие, в том числе ранее участвовавшие в революционной деятельности. В первую очередь это относилось к Кронштадтской военно-морской базе, а также к военно-морской базе в Гельсингфорсе. В этом была одна из причин распространения революционной пропаганды во флоте. Кронштадтские матросы – это были почти сплошь вчерашние городские рабочие. Такая исключительность положения создалась оттого, что с отдаленных, незапамятных времен Кронштадт являлся рассадником специальных морских знаний для всего Балтийского флота. В Кронштадте с давних пор были сосредоточены различные специальные школы – эти своего рода факультеты матросского университета. Не считая школы юнг – низшего учебного заведения, дававшего элементарное образование будущим унтер-офицерам, – здесь находились учебно-артиллерийский и учебно-минный отряды, а также машинная школа.

Условия военной службы в Кронштадте были тяжелыми и сопровождались рядом унизительных ограничений для нижних чинов: например, матросам запрещалось ходить по восточной стороне главной улицы, у входа на Екатеринский бульвар помещалась надпись, запрещающая вход «собакам, солдатам и матросам». В Кронштадтской военно-морской базе размещался дисциплинарный батальон для самых неблагонадежных матросов. Там было много штрафованных и других матросов, которых никто не хотел брать на корабли, как негодный элемент. Между ними и офицерами были чересчур натянутые отношения. Когда начальство списывало матросов с кораблей и отправляло их в Кронштадт, они рассматривали это назначение как самое тяжкое административное наказание. В их представлении остров Котлин был так же ненавистен, как остров Сахалин – это мрачное убежище ссыльных и каторжан.

Волнения на флоте начинались задолго до 1917 года. Еще в 1905 году происходили мятежи в Кронштадте и Свеаборге. К концу 1906 года главный морской штаб оценивал из 15 тыс. матросов Кронштадта 1893 «неблагонадежными», а 2127 – «вообще подлежавшими удалению с военных судов». В 1911, 1912 и 1916 годах проводились аресты нескольких десятков матросов по подозрению в подготовке новых бунтов. 19 октября 1915 года взбунтовался стоявший на гельсингфорсском рейде линкор «Гангут». После подавления мятежа матросы с крейсера «Рюрик» отказались конвоировать осужденных матросов с «Гангута». В ответ на «Рюрике» были арестованы и преданы суду 42 матроса, из которых 27—30 марта 1916 года были приговорены: трое к смертной казни, три человека к каторге и 34 человека в дисциплинарный батальон.

Контроль контрразведки над военно-морской базой в Гельсингфорсе осложнялся и тем, что этот город находился в Великом княжестве Финляндском, которое фактически являлось полунезависимым государством, входившим в состав Российской империи лишь формально. Ряд современников указывают на активную деятельность германской агентуры в Гельсингфорсе, также в прибалтийских городах, Ревеле и Риге. В сентябре 1916 года военный губернатор Кронштадта Вирен Р.Н. сообщал в Главный морской штаб о революционном настроении матросов: «Достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт вместе с судами, находящимися сейчас в кронштадтском порту, выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите. Вчера я посетил крейсер “Диана”, на приветствие команда ответила по-казенному, с плохо скрытой враждебностью. Я всматривался в лица матросов, говорил с некоторыми по-отечески; или это бред усталых нервов старого морского волка, или я присутствовал на вражеском крейсере, такие впечатления оставил у меня этот кошмарный осмотр». В кают-компании офицеры откровенно говорили, что матросы сплошь революционеры. Адмирал Вирен предлагал переформировать Кроштадтскую военно-морскую базу, переведя ее матросов «куда угодно», а взамен их назначив надежных матросов из Сибирской и Беломорской флотилий. Однако Ставка ответила отказом на это предложение, а Министерство внутренних дел заверило, что ситуация у него под контролем.

Участник революционных событий февраля 1917 года на Балтийском флоте капитан 2-го ранга Граф Г.К., находясь позже в эмиграции, написал интересные воспоминания о том времени. В этой главе мы использовали его воспоминания. Поэтому сделаем отступление и немного расскажем об этом офицере.

Гаральд Карлович Граф (имя при рождении – Гаральд Густав Герман Карлович Граф; после принятия православия – Георгий Карлович Граф) родился 29 декабря 1885 года в Выборге, в семье потомственного финляндского дворянина. С 1893 года семья обосновалась в Санкт-Петербурге, где Гаральд после окончания гимназии в 1898 году поступил в Морской кадетский корпус. В летнюю кампанию 1900 года совершил первое учебное плавание на судне «Моряк», а в следующие две кампании регулярно выходил в море на крейсере 1-го ранга «Князь Пожарский» и учебном судне «Верный». В 1903 году его произвели в старшие гардемарины. С началом Русско-японской войны он произведен в числе сверстников в мичманы и определен служить на Балтийский флот. В декабре 1904 года Гаральд Карлович Граф получил назначение на транспорт «Иртыш» Второй Тихоокеанской эскадры. Во время длительного похода исполнял обязанности ревизора. В Цусимском сражении «Иртыш» получил тяжелые повреждения и был затоплен у берегов Японии; экипаж попал в плен, продолжавшийся семь месяцев.

После возвращения в Россию Граф служил на крейсере «Аврора», затем привлекался для приема новых миноносцев, построенных во Франции; с 1906 года находился на эсминцах балтийской Минной дивизии, исполняя обязанности вахтенного, а затем – старшего офицера. В 1907—1908 годах прошел обучение и успешно окончил Минный офицерский класс. В период обучения произведен в лейтенанты. В 1908 году последовательно занимал должности старшего офицера на эскадренном миноносце «Трухменец» и младшего минного офицера на крейсере «Адмирал Макаров». Во время похода в Средиземное море принимал участие в спасательных работах после землетрясения в Мессине. 1 мая 1909 года назначен старшим минным офицером на минный заградитель «Амур». На этом корабле сумел наладить четкое действие системы постановки мин заграждения и подготовить должным образом личный состав, заслужив самые лестные отзывы непосредственных начальников. После этого Г.К. Граф преподавал в Минной школе и работал в Николаевской военно-морской академии.

С 11 августа 1914 года – младший минный офицер эсминца «Новик». В 1915 году Г.К. Граф был назначен старшим минным офицером и получил чин старшего лейтенанта, а в следующем году стал старшим офицером «Новика». Участие Гаральда Карловича в боевых действиях отмечено наградами: орденами Святого Станислава 2-й степени с мечами (1914), Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1915), Святой Анны 2-й степени с мечами (1916).

В феврале 1917 года назначен флагманским минным офицером штаба начальника Минной обороны и вскоре произведен «за отличие» в чин капитана 2-го ранга. Вскоре после прихода к власти большевиков покинул флот и остался в Гельсингфорсе, став гражданином Финляндии. Гаральд Карлович принял некоторое участие в белой борьбе на Северо-Западе, после поражения Юденича вслед за великокняжеской семьей Кирилла Владимировича Г.К. Граф перебрался в Германию. Там он издал свои воспоминания о службе в русском флоте и вскоре занялся писательской деятельностью.

В эмиграции принял православие и получил имя Георгий. В 1924 году Георгий Карлович Граф становится начальником канцелярии и личным секретарем великого князя Кирилла Владимировича, который обнародовал манифест о принятии им императорского титула. До начала Второй мировой войны он состоял при великом князе; в 1930 году Графу было присвоено звание капитана 1-го ранга, а в 1939 – контр-адмирала. 23 июня 1941 года Г.К. Граф был арестован гестапо во Франции и на 14 месяцев помещен в концлагерь «Фронтсталаг» под городом Компьен. После окончания войны Георгий Карлович поселился в США, где скончался 11 октября 1966 года. Но вернемся в февраль 1917 года.

Вооруженное восстание на Балтийском флоте (февраль – март 1917 года)

С января 1917 года на флоте начался зимний период с его обычной жизнью: отпусками, ремонтами, занятиями, комиссиями и тому подобными событиями. К концу февраля 1917 года внутреннее политическое положение России стало сильно обостряться. Это обострение наблюдалось также в частях и на кораблях флота. В Петрограде начались бунты, в том числе и среди военных моряков. Среди взбунтовавшихся частей гарнизона был и Гвардейский экипаж, который, не веря в сочувствие своих офицеров перевороту, стал вести себя по отношению к ним самым угрожающим образом. Все офицеры, находившиеся при исполнении служебных обязанностей, были тотчас же им арестованы, и матросы поговаривали о том, что следует арестовать и остальных, а после уже заодно расправиться со всеми. В конце концов положение настолько обострилось, что командиру экипажа великому князю Кириллу Владимировичу ничего не оставалось, как, для предупреждения печальных эксцессов, лично вести экипаж, по его требованию, к Государственной думе. Пришло также известие, что на крейсере «Аврора», стоявшем в Неве, был убит командир – капитан 1-го ранга М.И. Никольский, пытавшийся не пустить к себе на крейсер банду неизвестных подозрительных лиц. Со старшим офицером он вышел ей навстречу и загородил собою путь. Его тут же убили и ворвались на крейсер.

27 февраля неожиданно командующий Балтийским флотом адмирал Непенин, находящийся в Гельсингфорсе, получил от председателя Государственной думы Родзянко телеграмму. В ней сообщалось, что в Петрограде вспыхнуло восстание, которое разрастается с каждой минутой. Ввиду якобы очевидного бессилия правительства Государственная дума, чтобы предотвратить неисчислимые бедствия, образовала Временный комитет, который и принял власть в свои руки. На сохранение династии может быть надежда только в том случае, если государь отречется от престола в пользу наследника цесаревича, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Кроме того, в телеграмме указывалось, что Временный комитет Государственной думы уже признан великим князем Николаем Николаевичем и несколькими главнокомандующими фронтов. В силу создавшегося острого положения Родзянко просил Непенина дать срочный ответ. Стремясь сохранить в боеспособном состоянии вверенный ему флот, адмирал Непенин после долгой внутренней борьбы решил признать Временный комитет Государственной думы. Увы, адмирал Непенин не знал, что он был жестоко спровоцирован Родзянко. Вероятно, так же, как и Непенин, были спровоцированы и главнокомандующие фронтов и командующие других флотов. Таким образом, получалось впечатление, что переворот единодушно признан всем высшим командованием.

Отослав ответ Родзянко о «признании» Временного комитета, адмирал Непенин немедленно устроил у себя на штабном корабле «Кречет» собрание всех флагманов, где объявил о телеграмме Родзянко и о своем ответе, прибавив, что если кто-либо из присутствующих не согласен с его решением, того он просит прийти к нему в каюту. Все присутствовавшие на собрании флагманы признали решение командующего правильным. Они, разумеется, не приветствовали разыгрывавшихся событий, но считались, как тогда представлялось, с их неизбежностью. Но один из флагманов – адмирал Михаил Коронатович Бахирев – никак не мог согласиться с логичностью приводимых доводов. Сейчас же после заседания он прошел в каюту к адмиралу Непенину и заявил ему, что остается верен его величеству, а потому не считает для себя возможным продолжать службу. Но после беседы с Непениным он согласился остаться служить, но только до конца войны. Кроме адмирала Бахирева отрицательное отношение к вынесенному на собрании флагманов решению высказал временно исполнявший должность начальника 2-й бригады линейных кораблей капитан 1-го ранга Г.О. Гадд. 1 марта императору поступил доклад: «Адмирал Непенин доносит, что не признал возможным протестовать против призыва Временного Комитета. Таким образом, Балтийский Флот признал Временный Комитет Государственной Думы».

2 марта командующий Балтийским флотом послал на имя государя императора вторую телеграмму: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собою катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины. Вице-Адмирал Непенин». Адмирал Непенин не участвовал и даже не знал о заговоре против императора, который в это время расцвел пышным цветом. Также об этом ничего не знали и командиры главных военно-морских баз Балтийского флота.

Командование военно-морской базы в Кронштадте, имевшее с Петроградом прямую телефонную связь, было прекрасно осведомлено 27 февраля о начале революции. Стремясь избежать распространения брожения на матросов, командование попыталось скрыть от них новости из столицы. 28 февраля главный командир порта адмирал Вирен и комендант крепости адмирал Курош созвали совещание офицеров флота и гарнизона. На совещании рассматривался главный вопрос: можно ли рассчитывать на кронштадтских солдат и матросов, в случае если придется бросить их на борьбу с восстанием в Петрограде. Большинство офицеров ответило, что матросы немедленно присоединятся к революционерам.

В ночь с 28 февраля на 1 марта новости из столицы все же просочились в Кронштадт. Ряд частей, начиная с 1-го Балтийского флотского экипажа, самовольно вышли на улицы, направляясь к дому адмирала Вирена. 2-й крепостной артиллерийский полк восстал вместе со всеми офицерами, включая командира полка. Собравшаяся толпа расправилась с адмиралом Виреном. Неизвестный матрос сорвал с него погоны, и по пути на Якорную площадь главный командир Кронштадтского порта адмирал Вирен был расстрелян. Вскоре также был убит его заместитель, начальник штаба Кронштадтского порта адмирал Бутаков. Это были грозные симптомы бунта на флоте, которые были слишком очевидны.

Все время, пока Гельсингфорс находился в изолированном положении, командующий флотом адмирал Непенин, получая известия, немедленно все их сообщал по кораблям, чтобы никто не мог заподозрить его в замалчивании событий и верить злонамеренным слухам. Он передал офицерам, что за все происходящее на флоте отвечает исключительно он, и только просил вполне положиться на него и беспрекословно исполнять все его требования. Команды на судах пока вели себя спокойно и никакой подозрительности не выказывали, очевидно, как и большинство офицеров, не отдавая себе отчета в происходившем.

3 марта, утром, был получен текст акта об отречении государя императора. Адмирал Непенин просил немного обождать с его объявлением на судах, в силу особых политических соображений. И хотя распоряжение на корабли поступило лишь вечером, почти все уже знали об отречении императора. Поэтому настроение команд кораблей с утра этого дня стало заметно повышаться, среди них велась усиленная агитация. На стеньгах подняли красные флаги. Командующий флотом потребовал, чтобы все офицеры и команды с 7 часов вечера находились бы на кораблях.

Акт об отречении императора экипажи кораблей, стоявших в Гельсинфорсе, принимали по-разному. Например, на эсминце «Новик» это прошло спокойно. А вот на линкорах «Андрей Первозванный» и «Павел I» вспыхнули беспорядки; на них были убитые и раненые. Взбунтовались еще два дивизиона миноносцев, и там тоже были убитые офицеры. На всех кораблях тотчас же после переворота были сняты и уничтожены портреты государя и его августейшей семьи. Около 10 часов вечера в городе состоялся митинг, в котором участвовали представители с каждого корабля, причем вооруженные револьверами с боевыми патронами. Телефонная связь с берегом на всех кораблях была прервана. Вышло распоряжение, чтобы команды арестовали своих офицеров и отобрали у них оружие. Это было исполнено на большинстве судов. Большая толпа вооруженных винтовками солдат и матросов направлялась к кораблям, стоящим в заводе, чтобы на них убивать офицеров. Под влиянием чьей-то злой воли творились акты безрассудного зверства, жертвами которого были неповинные люди или виновные только в том, что в этот революционный момент оказались в положении командиров и начальников, а следовательно, лиц, на которых должна обрушиться злоба мятежников. В госпиталь Гельсингфорса то и дело приносили тяжелораненых и страшно изуродованные трупы офицеров.

Слухи о бунте на кораблях быстро распространились по городу; конечно, все передавалось в сильно преувеличенном виде. К этому времени на улицах началась беспорядочная ружейная стрельба, стали раздаваться дикие крики и то и дело с бешеной скоростью носиться автомобили. Это была страшная ночь! Близился день. Но улицы были полны шумом, криками, стрельбой. Над Гельсингфорсом вставало багровое солнце, солнце крови.

4 марта в частях гарнизона и на кораблях продолжали расправляться с офицерами. Команды выдвигали требования немедленно списать офицеров и сверхсрочнослужащих, которые не пользовались авторитетом у личного состава. Во второй половине дня экипажи кораблей пошли на Вокзальную площадь встречать приезжающих из Петрограда членов Временного правительства и Петроградского Совета солдатских и рабочих депутатов. Здесь собралась огромная толпа представителей армии и флота в Гельсингфорсе, причем все солдаты и матросы были вооружены, а все офицеры – безоружны. Там был невообразимый хаос. Вдруг началась бессмысленная стрельба. Все это многотысячное революционное воинство обуяла неимоверная паника. Для успокоения обезумевшей толпы оркестру было приказано играть какой-то марш, и тогда понемногу все стали приходить в себя. Когда наконец все успокоились и заняли свои места, для безопасности и предотвращения вторичной паники была оцеплена вся площадь, а караулы обыскали и заняли прилегающие дома. Паника началась с того, что в автомобиль, в котором ехал генерал Н.Ф. Котен, влезли вооруженные солдаты и в грубой форме потребовали от генерала выдачи оружия. Генерал отказался исполнить требование и выхватил револьвер; тогда его тут же убили.

В 3 часа дня разнеслась весть, что в 1 час 20 минут в воротах Свеаборгского порта предательски, в спину, убит шедший на Вокзальную площадь командующий флотом вице-адмирал А.И. Непенин. В командование флотом сейчас же вступил, как старший, вице-адмирал Максимов, который стал величать себя первым революционным адмиралом. Вскоре на Вокзальную площадь въехал автомобиль с адмиралом Максимовым А.С., украшенным огромным красным бантом и окруженным несколькими офицерами своего штаба и вооруженными матросами. Команды приветствовали его громкими криками «ура». Это уже был один из популярнейших вождей переворота и враг «старого режима», вице-адмирал, проведший всю жизнь на службе его величества. Кстати, его избрали командующим флотом еще при живом Непенине на случайно собранном сходе матросов по предложению писарей штаба флота. Но Непенин не признал законности этого схода. Надо сказать, адмирал Максимов не был авторитеным офицером. Вот как о нем писал Г.К. Граф: «Адмирал Максимов всегда отличался карьеризмом и мелочно-честолюбивым характером. Не имея ни по заслугам, ни по уму никаких данных, чтобы претендовать на занятие высокого поста командующего флотом, он был в страшной претензии, когда не он, а адмирал Непенин был назначен на этот пост. Ведь Непенин был моложе его! При первых же признаках революции Максимов почувствовал, что пришла, наконец, пора осуществить свои честолюбивые замыслы. Он стал тайно агитировать среди своих подчиненных, чтобы те выбрали его на пост, который ему так хотелось занять».

А вот Непенин А.И. был заслуженным адмиралом, но стал жертвой февральской революции. 4 марта 1917 года, в день своей гибели, он издал приказ, в котором говорилось: «Считаю абсолютно недопустимым пролитие драгоценной русской крови. От имени нового Правительства Великой и Свободной России еще раз призываю офицеров к спокойствию и единению с командой и категорически воспрещаю пролитие крови, ибо жизнь каждого офицера, матроса и солдата особенно нужна России для победоносной войны с внешним врагом». Но через несколько часов его убили.

Убийство адмирала Непенина произошло при следующих обстоятельствах. Большинство команды флагманского корабля «Кречет» отправилось на площадь, чтобы встретить членов Временного правительства. В это время к «Кречету» подошла большая вооруженная толпа и стала шумно требовать, чтобы адмирал тоже пошел на площадь встречать депутацию. Адмирал Непенин решил пойти и в сопровождении своего флаг-офицера лейтенанта П.И. Тирбаха сошел на берег. Они шли впереди, а за ними толпа, среди которой находился и будущий убийца адмирала, одетый в морскую унтер-офицерскую форму. Он шел все время сзади адмирала, держа наперевес винтовку. Едва только адмирал стал выходить из ворот порта, сзади него раздался выстрел. Это убийца в матросской форме совершил свое злое дело. Адмирал упал, но и тогда в него было сделано еще несколько выстрелов из винтовок и револьверов.

Вечером того же дня лейтенант Тирбах разыскал тело адмирала, обмыл, одел и на следующий день устроил похороны. Похоронен Андриан Иванович был на русском православном кладбище в Хельсинки.

Впоследствии Петр Грудачев, который в 1917 году был матросом береговой минной роты в Гельсингфорсе, в своих воспоминаниях утверждал, что это он убил Непенина вместе с тремя другими матросами: «Я вглядывался в адмирала, когда он медленно спускался по трапу. Вспомнились рассказы матросов о его жестокости, бесчеловечном отношении. И скованность моя, смущение отступили: передо мной был враг. Враг всех матросов, а значит, и мой личный враг. Спустя несколько минут приговор революции был приведен в исполнение. Ни у кого из четверых не дрогнула рука, ничей револьвер не дал осечки…» Однако, по мнению В. Звягинцева, Грудачев мог задним числом приписывать себе «революционные заслуги». Большевик Н.А. Ховрин оправдывал убийство тем, что Непенин скрывал вести о революции в Петрограде от матросов и не согласился добровольно сдать командование флотом выбранному на матросском митинге адмиралу Максимову.

Кровавая ночь на Балтийском флоте в марте 1917 года

В Гельсингфорсе и на флоте долго находились под впечатлением страшной, кровавой ночи с 3 на 4 марта. Каждый момент можно было ожидать повторения вспышек, новых насилий, новых убийств. Постепенно стали выясняться подробности того, что происходило на кораблях в ту ночь.

На гельсингфорсском рейде в ту ночь стояли линейные корабли и крейсера. Здесь были сосредоточены главные силы, главный оплот России на Балтийском море. Мористее других кораблей стояла бригада дредноутов: «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Слава», «Громобой», «Россия», «Диана». Именно эти корабли стали буревестниками революции, злодеяний и позора. Именно здесь начинался бунт, полилась кровь офицеров… Более остро, чем где-либо, он прошел на 2-й бригаде линейных кораблей. Вот что происходило на «Андрее Первозванном», по рассказу его командира капитана 1-го ранга Г.О. Гадда. Вместе со своими офицерами он пережил эту ночь при самых ужасных обстоятельствах.

«1 марта, утром, корабль посетил командующий флотом адмирал Непенин и объявил перед фронтом команды об отречении государя императора и переходе власти в руки Временного правительства. Через два дня был получен акт государя императора и объявлен команде. Все эти известия она приняла спокойно. 3 марта вернулся из Петрограда начальник нашей бригады контр-адмирал А.К. Небольсин. Но около 8 часов вечера старший офицер доложил, что в команде заметно сильное волнение. Тогда я направился к командным помещениям. По дороге мне кто-то сказал, что убит вахтенный начальник, а далее сообщили, что убит адмирал Небольсин. Потом я встретил нескольких кондукторов, бежавших мне навстречу и кричавших, что “команда разобрала винтовки и стреляет”. Видя, что времени терять нельзя, я приказал офицерам взять револьверы и держаться всем вместе в кают-компании. Команда, увидев, что офицеры вооружены револьверами, не решалась наступать по коридорам и начала стрелять через иллюминаторы в верхней палубе, что было удобно, так как наши помещения были освещены. Тем временем офицеры разделились на две группы, и каждая охраняла свой выход в коридор, решившись, если не отбиться, то, во всяком случае, дорого продать свою жизнь. Пули пронизывали тонкие железные переборки, легко достигали нас, так что скоро был тяжело ранен в грудь и живот мичман Т.Т. Воробьев и убит один из вестовых. Через некоторое время, так как осада все продолжалась, я предложил офицерам выйти наверх к команде и попробовать ее образумить. Но убедился, что пока выходить нельзя и придется продолжать выдерживать осаду внизу. Уже три четверти часа продолжалась эта отвратительная стрельба по офицерам.

Не видя ей конца, я опять решил выйти к команде. Поднявшись по трапу и открыв дверь деревянной надстройки, я увидел против себя одного из молодых матросов корабля с винтовкой, направленной на меня, а шагах в двадцати стояла толпа человек в сто и угрюмо молчала. Небольшие группы бегали с винтовками по палубе, стреляли и что-то кричали. Вбежав в толпу, я вскочил на возвышение и, пользуясь общим замешательством, обратился к ней с речью: “Матросы, я, ваш командир, всегда желал вам добра и теперь пришел, чтобы помочь разобраться в том, что творится, и оберечь вас от неверных шагов. Я перед вами один, и вам ничего не стоит меня убить, но выслушайте меня и скажите: чего вы хотите, почему напали на своих офицеров? Что они вам сделали дурного?” Вдруг я заметил, что рядом со мной оказался какой-то рабочий, очевидно, агитатор, который перебил меня и стал кричать: “Кровопийцы, вы нашу кровь пили, мы вам покажем…” В этот самый момент раздались душераздирающие крики, и я увидел, как на палубу были вытащены два кондуктора с окровавленными головами: их тут же расстреляли; а потом убийцы подошли к толпе и начали кричать: “Чего вы его слушаете, бросайте за борт, нечего там жалеть…”

Но в этот момент произошло то, чего я никак не мог ожидать. От толпы, окружавшей меня, отделилось человек пятьдесят и пошло навстречу убийцам: “Не дадим нашего командира в обиду!” Тогда и остальная толпа тоже стала кричать и требовать, чтобы меня не тронули. Убийцы отступили… Это была победа, и я был окончательно спасен. Но остальные офицеры продолжали быть в большой опасности, и, слыша продолжающуюся по ним стрельбу, я решил опять заговорить о них. Но позже выяснилось, что, когда шайка убийц увидела, что большинство команды на моей стороне, она срочно собрала импровизированный суд, который без долгих рассуждений приговорил всех офицеров, кроме меня и двух мичманов, к расстрелу. Однако большая часть команды не позволила осуществить этот приговор.

Время шло, но на корабле все еще было неспокойно, и банда убийц продолжала свое дело. Мы слышали выстрелы и предсмертные крики новых жертв. Это продолжалась охота на кондукторов и унтер-офицеров, которые попрятались по кораблю. Ужасно было то, что я решительно ничего не мог предпринять в их защиту. Мимо корабля по льду прошла толпа каких-то людей, среди которых были и матросы, и скрылась в направлении города. Как позже выяснилось, она шла убивать всех встречных офицеров и даже вытаскивала их из квартир. Весь остаток ночи я и офицеры не спали и все ждали, что опять что-нибудь произойдет, так как продолжали не доверять команде. Но, наконец, около 6 часов утра начало светать, и сразу стало легче на душе; да и выстрелы на корабле окончательно затихли, и все как будто успокоилось. Тогда я пошел к себе в каюту, думая немного отдохнуть. Осмотревшись в ней, я увидел, что все стены, письменный стол и кровать изрешечены пулями, а пол усеян осколками разбитых стекол иллюминаторов и кусочками дерева. Печальный вид каюты командира линейного корабля во время войны и после боя, но не с противником, а со своей же командой!»

Когда происходили эти события на «Андрее Первозванном», на соседнем «Императоре Павле I» наблюдалась картина еще ужаснее. Бунт вспыхнул с того, что в палубе матросами был поднят на штыки штурманский офицер лейтенант В.К. Ланге, якобы за то, что числился агентом охранного отделения; в действительности ничего подобного не было. Вскоре здесь были убиты лейтенант Савинский, мичманы Шуманский и Булич. Старший офицер корабля, старавшийся на верхней палубе образумить команду, был ею схвачен, избит, за ноги дотащен до борта и выброшен на лед. Командир корабля капитан 1-го ранга С.Н. Дмитриев, к сожалению, на защиту своих офицеров выступить не решился, успокоить команду не пытался и просидел в течение всего острого момента в кают-компании, предоставив каждому действовать по своему усмотрению. Так проходил переворот на кораблях, на берегу же убийства офицеров происходили в обстановке еще более ужасной. На второй или третий день после переворота были убиты командир Свеаборгского порта генерал-лейтенант В.Н. Протопопов и молодой корабельный инженер Л.Г. Кириллов. Первый был очень гуманный человек, и его все любили, а второй только что начал свою службу и даже не успел себя ничем проявить. Таким образом, нельзя и предположить, чтобы причиной убийства могло послужить их отношение к подчиненным. Тем более, что они были убиты из-за угла какими-то неизвестными лицами, которые безнаказанно скрылись. Офицеров убивали при встрече на улице или врываясь в их квартиры и места службы, бесчеловечно издеваясь над ними в последние минуты. Но и этим не довольствовалась толпа зверей-убийц: она уродовала трупы и не подпускала к ним несчастных близких, свидетелей этих ужасов.

«Бескровный» переворот в Гельсингфорсе стоил жизни тридцати восьми морским офицерам, не считая сухопутных. Большинство из них погибло от рук таинственных убийц в форме матросов и солдат, но были павшие и от рук своей собственной команды… В каждом из других портов Балтийского моря переворот имел свои характерные черты и проявлялся спокойно или бурно в зависимости от того, какие корабли и части на них базировались, и, главным образом, насколько подпольная агитация обратила серьезное внимание на данный пункт.

Второй базой действующего флота был Ревель. В нем зимовали: 1-я бригада крейсеров, Дивизия подводных лодок и часть Минной дивизии. Это были все корабли, много плававшие и часто входившие в соприкосновение с неприятелем. Поэтому их настроение было значительно бодрее, чем на дредноутах и броненосцах. Команды были более сплочены, лучше знали своих офицеров и, находясь не один раз в тяжелых боевых переделках, научились ценить начальников, понимая, как трудно их заменить. 1 марта на судах было объявлено о перевороте в Петрограде и переходе власти к Временному комитету Государственной думы. Затем пришло известие об отречении государя императора и наследника цесаревича. Все эти известия команды приняли совершенно спокойно; ни на одном корабле не возникло беспорядков, и ни одного морского офицера не было убито. Команды то и дело обращались к офицерам за разъяснениями по поводу текущего момента, советовались с ними и относились во всех случаях с должным чинопочитанием. Служба на кораблях не только не опустилась, но стала еще строже, команда старалась добросовестнее относиться к своим обязанностям и следила друг за другом. Было полное желание воевать, и о мире никто не хотел и слышать. Такое спокойное отношение команд к текущим событиям позволило даже, параллельно с возникновением революционных организаций матросов, организовать и офицерский союз для защиты прав офицеров и урегулирования нового положения.

В Моонзунде, на передовой позиции, всю зиму стояли линейный корабль «Цесаревич» и крейсер «Адмирал Макаров». На них известие о перевороте ничуть не испортило отношений между офицерами и командами.

А вот в Кронштадте переворот ознаменовался настоящим погромом и зверскими убийствами. Здесь действующий флот во время войны не базировался; кроме нескольких учебных судов и транспортов, других кораблей не было. Но зато там был огромный контингент молодых матросов, обучавшихся в специальных классах; были береговые команды из старых матросов, списанных с кораблей за плохое поведение и отбывших наказание в тюрьмах и дисциплинарных батальонах. Уже только по своему составу матросов этот порт был благодатной почвой для мятежа. Молодые матросы призыва 1917 года явились на службу наполовину распропагандированными и не желавшими воевать. Еще в деревнях услужливые агитаторы вдалбливали им в головы, что воевать не надо и что начальство, которому великолепно живется за счет казны, только и занято угнетением своих подчиненных. Они были готовыми жадно внимать всякой подпольной агитации о «мире во что бы то ни стало» и про то, что офицеры – это их злейшие враги.

Главным командиром и военным губернатором Кронштадта был адмирал Р.Н. Вирен, человек по натуре прямой, властный и храбрый, но бесконечно строгий и требовательный. Он был неумолим ко всякой мелочи и немилосердно распекал всех на каждом шагу. Угодить ему было невозможно: и то было плохо, и это нехорошо, и чуть что – пощады не жди. Матросы, как угорелые, мчались от главного командира в разные стороны, стремясь спрятать фуражку: при малейшем упущении адмирал Вирен немедленно требовал ее, чтобы узнать номер. По этому номеру потом находили провинившегося матроса. В своем порту, не только в военное время, но и в мирное, адмирал Вирен завел такие строгие порядки, что матросам во время отпуска в город решительно некуда было деваться: все запрещалось. Бродить же по улицам было скучно, да и опасно, так как можно было попасться на глаза главному командиру или другим офицерам, которые под влиянием предъявляемых им требований тоже становились чрезмерно взыскательными. Оставалось, чтобы за какой-нибудь пустяк не попасть на гауптвахту, скрываться по разным сомнительным притонам.

Строевых офицеров в Кронштадте почти не было. Большинство из начальников частей и штабных уже давно отошло от строевого флота и потеряло с ним всякую связь. Матросами заведовали офицеры, числившиеся по Адмиралтейству, из которых очень много было перешедших из армии; другая же часть их состояла из подпоручиков и прапорщиков, произведенных во время войны из моряков торгового флота и кондукторов. Офицеры по Адмиралтейству совершенно не были подготовлены к обращению с матросами и не понимали их, а те, видя в них «чужих офицеров», не питали к ним должного уважения хотя бы потому, что они были «армейскими». Что же касается подпоручиков и прапорщиков, то они, как вообще временный элемент, уже не пользовались в матросской среде никаким авторитетом. Вполне понятно, что воспитать в надлежащем духе своих подчиненных они не могли.

Во главе учебных отрядов стоял вице-адмирал Л.Д. Сапсай, человек малоэнергичный и замкнутый, всегда сторонившийся команд. Они его совсем не знали.

Количество учеников-матросов доходило до 3 тысяч человек. Из-за недостатка офицеров все они и на занятиях в классах, и все вечера, то есть круглые сутки, находились на полной ответственности своих инструкторов из унтер-офицеров и фельдфебелей. Инструкторы же эти сами по себе были не слишком надежны, так как из-за большого спроса на них приходилось брать каждого, кто, казалось, мало-мальски удовлетворял требуемым условиям и изъявлял на это желание. Ученики-матросы и в грош не ставили своих инструкторов; наоборот, те сами подпадали под их влияние. Таким образом, создавалась благоприятная обстановка для революционной пропаганды. Наивно было думать, что какие-либо меры могли совершенно изолировать такое большое количество людей от внешнего влияния. Конечно, из нелегальных источников к ним доходили все известия, но уже в сильно извращенном виде. Злоба и ненависть, возбуждаемые агитаторами, накапливались все больше и больше. Вот тут-то и произошла трагедия. Когда у вождей бунта в Кронштадте составилось впечатление, что положение восставших в Петрограде окрепло (28 февраля), они начали кровавый бунт и на острове Котлин (в Кронштадте).

 

5.2. Массовые убийства офицеров на флоте в 1917 году

Хотя февральская революция (1917) именовалась «бескровной», в действительности это было не так. Только в Петрограде и только со стороны восставших в дни свержения старой власти погибло около 300 человек, около 1200 человек были ранены. На Балтийском флоте было убито около ста офицеров. Кровь пролилась во многих местах России. Поэтому начало Гражданской войны в России ряд историков отсчитывают от февраля 1917 года. Печать того времени твердила на все лады об удивительной, никогда раньше не случавшейся «Великой бескровной революции». Поэтому о многочисленных убийствах в тылу и на фронте умалчивалось. Умолчать об убийствах моряков было для печати значительно труднее, так как они происходили на базах флота, в многолюдных центрах, на глазах многочисленных свидетелей.

Мы рассуждаем сейчас, почему в «бескровной» революции погибло столько морских офицеров? Почему по отношению к ним так жестоко тогда поступали матросы? Почему вдруг родилась такая злоба, такая ненависть? Отчасти эти вопросы уже звучали на предыдущих страницах книги. Но все же осмыслим ответы на них еще раз.

Почему так жестоко убивали морских офицеров?

Разбираясь в этих убийствах, в существовавших тогда взаимоотношениях на флоте между офицерами и командами, нельзя не прийти к убеждению, что произошедшее было не случайным явлением, а кем-то организованным преднамеренным убийством. Но с какой целью? В чем причины убийства несчастных офицеров?

Некоторые исследователи приписывали это германским агентам, с целью расстроить боеспособность флота; другие – какой-то таинственной организации, тем более что заранее были составлены списки офицеров, намеченных к убийству, причем в них были помещены все командиры, старшие офицеры и старшие специалисты. Если бы убийства действительно были бы по ним выполнены, то российский флот оказался бы совершенно без руководителей. Видимо, всего этого отрицать нельзя. В реальности все это было. Как и было определенное матросское недовольство поведением отдельных офицеров и их грубым отношением к нижним чинам. Но также ясно, что все эти эксцессы были вызваны искусственно, под влиянием агитации, совершены просто подосланными убийцами, а не были вспышкой негодования за отношение начальства к подчиненным (хотя, безусловно, такие факты были).

Мы придерживаемся твердого убеждения, что ответственность за убийства офицеров надо возлагать не на одураченных матросов, а на устроителей и вождей революции от социал-революционеров, меньшевиков, большевиков, эсеров, анархистов. В подтверждение этого один из видных революционных деятелей присяжный поверенный еврей Шпицберг в 1924 году в разговоре с несколькими морскими офицерами совершенно откровенно заявил, что убийства были организованы партийными руководителями во имя революции. Они принуждены были прибегнуть к этому, так как не оправдались их расчеты на то, что из-за тяжелых условий жизни, режима и поведения офицеров переворот автоматически вызовет резню командиров. Поэтому и сделали ставку на террор. Шпицберг говорил: «Прошло два, три дня с начала переворота, а Балтийский флот, умно руководимый своим командующим адмиралом Непениным, продолжал быть спокойным. Тогда пришлось для “углубления” революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия. Для этого-то и были убиты адмирал Непенин и другие офицеры. Образовывалась “пропасть”, не было больше умного руководителя, офицеры уже смотрели на матросов как на убийц, а матросы боялись мести офицеров в случае реакции…»

Многие революционные партии, планируя свои акции, делали ставку на военно-морской флот. Учитывалась его мобильность, значительная пролетарская прослойка среди матросов. Партии рассматривали флот, как эффективный инструмент в ходе будущей борьбы за власть. На Балтике особенно преуспели в этом большевики и эсеры, на Черном море – меньшевики и анархисты. Все они соревновались в расшатывании и разложении матросской массы. Шпицберг был прав, именно мартовский беспредел 1917 года расколол флот на правых и левых, а в последующем – на белых и красных. Убийства офицеров имели целью создание обстановки психологического террора. И эта цель была достигнута. В матросскую массу в самый решительный момент войны были брошены лозунги о мире и тем самым преднамеренно подорваны дисциплина и авторитет офицеров.

Большинство убийств на Балтике были произведены в самом начале революции, 3 марта, и произошли так же неожиданно, как и сама революция. Никакого сопротивления происходящему со стороны офицерства не было. Это важно подчеркнуть, чтобы отвести мысль, что будто бы эксцессы явились результатом взрыва со стороны матросских масс против командного состава, оказывавшего сопротивление революции. Также неосновательно мнение, что убийства офицеров были следствием озлобленности масс, вызванной слишком строгой дисциплиной и несправедливостями со стороны командного состава, своего рода местью. На флоте, конечно, существовала дисциплина, он она была значительно легче, чем в армии, и сам командный состав был по своим установкам весьма либерален. Кроме того, большинство убитых офицеров «мордобойцами» не были, и убиты они были в большинстве случаев не своей командой, а неизвестными им матросами. Среди пострадавших было много начальников, весьма популярных среди своих подчиненных.

В газетах того времени писалось, что офицеры были убиты «лицами, одетыми в матросскую форму». Этим утверждением газеты хотели оправдать матросскую массу, свалив вину на каких-то «посторонних флоту лиц». Но это не соответствовало действительности и не подтверждалось фактами. Убийцы были настоящими матросами, а отнюдь не ряжеными. Обращает на себя внимание подвижность этих убийц. Определенные группы и отдельные лица ходили и убивали там, где они могли застать свои жертвы, причем можно констатировать явное стремление обезглавить флот.

Убийства офицеров носили не стихийный, а явно организованный характер. Жертвами убийств пали начальники, начиная с командующего флотом, командиры кораблей и офицеры-специалисты: штурманы, минеры, артиллерийские офицеры. Флот был обессилен. Если в двух-трех случаях можно было объяснить убийство местью, то в остальных случаях личных мотивов не могло быть, так как убийцы не знали раньше своих жертв. Их жертвы были офицерами и только за это должны были быть убиты. С какой целью? Для торжества революции. Офицеры к 3 марта не успели выявить своего отношения к революции, но изначально оно считалось отрицательным.

Другим обстоятельством, привлекавшим внимание тогдашних наблюдателей, кроме организованности убийств, было появление откуда-то у убийц денег. Рассказывали, что убийца адмирала Непенина хвастался перед товарищами, что за свое дело он получил 25 тысяч. Из какой кассы они были выданы? Этот вопрос остался без ответа. Однако можно предположить, что это делали соответствующие революционные партии. Например, эсеры. Социал-революционеры кроме своей основной боевой организации (террор) имели еще военную организацию, занимавшуюся устройством ячеек в воинских частях и во флоте. Если на миноносцах эсеровских организаций не было, то они имелись как раз на крупных кораблях и в базах, где в основном и совершались убийства. Роль этих организаций была значительна. Они взяли инициативу в свои руки и, оставаясь анонимными, оказались хозяевами положения, чему способствовала инертность как матросских масс, так и начальства. Убийство командного состава входило в планы эсеров, поэтому, как только стало известно о государственном перевороте, представители их на флоте немедленно занялись «ликвидацией холопов царизма». Социал-революционнные ячейки во флоте были довоенного происхождения и сохранились лучше армейских, так как флот не имел таких потерь, как армия. Вполне возможно, что кровавые события на флоте в феврале – марте 1917 года были также делом их рук.

При этом заметим, что политические симпатии матросов трудно было отнести к кaкой-либо конкретной партии. Не обремененные идеями, эти «бунтари по духу», как правило, пребывали в оппозиции к любой власти. И как только она им не нравилась или переставала их удовлетворять, они снова поднимались на бунт и восстания.

Все убийства офицеров были ужасны, но еще ужаснее то, что они никем не были осуждены. Сам военно-морской министр нового правительства Гучков санкционировал награждение Георгиевским крестом унтер-офицера запасного батальона Волынского полка Кирпичникова за то, что тот убил своего батальонного командира. Господа Керенские, Гучковы, Львовы, Милюковы и прочие объявили амнистию всем таким убийцам и этим не только покрыли убийства во имя революции, но и узаконили их после переворота. Правительство Керенского не просто объявило амнистию убийцам. Те из них, кто в процессе самообороны офицеров был убит, были объявлены героями и жертвами революции и торжественно захоронены. Этим они взяли на себя кровь, пролитую наемными убийцами офицеров, которые были посланы «вырыть пропасть». Целый ряд надмогильных крестов на кладбищах Гельсингфорса и Кронштадта остался живым укором этим господам от революции.

К чести основной массы балтийских матросов следует отнести то, что на передовых позициях в Моонзунде и Ревеле жертв среди офицеров практически не было.

Избежал того позора в марте и Черноморский флот, руководимый умным, гибким и решительным адмиралом Колчаком. Подчеркнем еще важную мысль: убийцам не удалось перебить все офицерство по обстоятельствам, не от них зависящим. В большинстве случаев это случилось вследствие сопротивления, оказанного им со стороны подчиненных убиваемых офицеров. Это еще раз подтверждает, что убийства не были простой местью.

Морские офицеры революционной России

Неожиданный взрыв революции в феврале 1917 года, перевернувший весь уклад жизни русского государства, поставил всех офицеров в тяжелое положение, особенно – морских. Они росли и воспитывались в традициях монархического строя, принесли присягу на верность царю и Родине и особо не участвовали в политике. Поэтому им были совершенно чужды те лозунги, которые были выдвинуты революцией. Временное правительство встретило их недоброжелательно и с полным недоверием, сказавшимся в оскорбительном отношении и натравливании на них подчиненных. Это не могло завоевать симпатий, и с первых же дней многие офицеры стали к нему в оппозицию. Вскоре, однако, убедившись, что без офицеров никакая военная сила немыслима и будет только разнузданной толпой, правительство стало заискивать перед ними.

Среда морских офицеров была в основном однородной. Большинство из них были кадровые офицеры, вышедшие из Морского корпуса. Первая мировая война не повлияла на такую однородность, так как за все время потерь было очень мало. Таким образом, все главные должности, как например, начальников бригад, дивизий, отрядов, командиров кораблей, старших офицеров и специалистов были заняты кадровыми офицерами. Только младший состав на кораблях был частью из мичманов «военного времени», да должности в тылу флота замещались офицерами из запаса, моряками торгового флота и произведенными кондукторами. Таким образом, в общей массе офицерство было монархично и совершенно не сочувствовало перевороту. Только среди офицеров «военного времени», в число которых вошло довольно много студентов, были его сторонники.

Но и среди кадровых офицеров были такие, кто решил использовать революцию, то есть стали ярыми сторонниками новой власти. Здесь были и молодые, и старые офицеры. Были среди них и те, которым в прежнее время по службе «не везло», а потому они считали себя обиженными. Главная масса офицерства признала переворот и Временное правительство только потому, что считало его принявшим власть законным порядком и совершенно не знало закулисной стороны. Офицерам казалось, что государь добровольно отрекся от престола и добровольно передал власть. Весь переворот был произведен за спиною офицеров, которые были всецело поглощены войной и не могли ждать никакой революции. Они были глубоко преданы государю и, хотя бы уже поэтому, переворот не встретил среди них сочувствия. За них решили главнокомандующие, командующие и другие высшие начальствующие лица, на которых и лежит вся ответственность. Офицеры явились только статистами в этой величайшей трагедии, разыгранной либеральными кругами русского общества при благосклонном содействии союзников.

Офицеры были так привержены монархии не только потому, что она давала им хорошее положение и материальные выгоды. Они были убежденными монархистами, так как, кроме всего остального, понимали, что для России, при ее самобытности, только царская власть могла обеспечить спокойное развитие и силу. Они понимали все безумие проведения утопических идей социализма, отрицания отечества и признания какого-то «всемирного III Интернационала».

Расстрелянные морские офицеры Кронштадта (март 1917 года)

Первой жертвой ненасытной злобы пал адмирал Р.Н. Вирен (1 марта 1917 года). Когда толпа подошла к дому главного командира, адмирал Вирен, услышав шум и крик, сам открыл дверь, однако оставив ее на цепочке. Увидев матросов, он стремительно распахнул ее настежь и громко крикнул: «Что нужно?!» Матросы, еще так недавно трепетавшие при звуке его голоса, и теперь сразу притихли и растерялись. Только когда из задних рядов послышались единичные выкрики: «Тебя надо, кровопийца, вот кого нам надо», – толпа опять взволновалась, заревела и, бросившись на адмирала, стащила его полуодетым вниз и поволокла по улицам. Матросы улюлюкали, подбегали к Вирену, плевали ему в лицо и с площадной бранью кричали: «А ну-ка, покажи свой номер! . .» Толпа была одета в самые фантастические костюмы: кто – в вывернутых шерстью наружу полушубках, кто – в офицерских пальто, кто – с саблями, кто – в арестантских халатах. Ночью, при свете факелов, это шествие имело очень жуткий вид, точно демоны справляли свой адский праздник. Мирные жители, завидев эту процессию, с ужасом шарахались в стороны.

Посреди этой толпы шел адмирал. Он был весь в крови. Искалеченный, еле передвигал ноги. Падая, медленно двигался мученик навстречу лютой смерти. Из его груди не вырывалось ни одного стона, что приводило толпу в еще большее бешенство… Когда-то, в дни Порт-Артура, в неравном бою с несколькими японскими крейсерами и миноносцами погибал миноносец «Страшный». Японские корабли уже готовились его захватить. В это время на выручку «Страшному» несся его собрат «Баян». На командном мостике стоял его командир, тогда еще капитан 1-го ранга Вирен. Впившись глазами вперед, он все время приказывал передать в машины, чтобы дали еще больший ход, чтобы успеть прикрыть «Страшного». «Баян», подлетев к месту недавнего побоища, застопорил машины. «Страшного» уже не было, он скрылся под волнами. Подобрав оставшихся людей, «Баян», при общем восторге, возвратился в Порт-Артур…Что если бы теперь пред этой зверской толпой вдруг встали бы те матросы, которые были тогда спасены «Баяном»? Что сказали бы они убийцам адмирала Вирена? Сумели бы отстоять ему жизнь? Пожалуй, нет. Толпа уже была опьянена кровью. Мукам Вирена приближался конец. Пресытившись терзанием жертвы, палачи окончательно добили ее на Якорной площади, а тело сбросили в овраг. Там оно лежало долгое время, так как его было запрещено хоронить.

На следующий день, рано утром, был арестован и начальник штаба порта контр-адмирал А.Г. Бутаков. На двукратное предложение матросов признать новую власть адмирал, не задумываясь ни на одно мгновение, ответил: «Я присягал государю и ему никогда не изменю, не то, что вы, негодяи!» После этого его приговорили к смерти и расстреляли у памятника адмиралу Макарову. Первый залп был неудачен, и у адмирала оказалась простреленной только фуражка. Тогда, еще раз подтвердив свою верность государю, адмирал спокойно приказал стрелять снова, но целиться уже как следует…

Также зверски был убит командир 1-го Балтийского флотского экипажа генерал-майор Н.В. Стронский, нелюбимый матросами за свою требовательность. Командир учебного корабля «Император Александр II» капитан 1-го ранга Н.И. Повалишин был убит на льду, когда он, видя, что ему неизбежно грозит смерть, хотел скрыться от преследователей. Его заметили и тут же расстреляли. Старшего лейтенанта Н.Н. Ивкова, служившего на учебном судне «Африка», команда живым спустила под лед. Всю ночь убийцы рыскали по квартирам, грабили и вытаскивали офицеров, чтобы с ними расправиться. В числе убитых были капитаны 1-го ранга К.И. Степанов и Г.П. Пекарский; капитаны 2-го ранга А.М. Басов и В.И. Сохачевский; старшие лейтенанты В.В. Будкевич, В.К. Баллас и мичман Б.Д. Висковатов. Остальные – были офицеры по Адмиралтейству, подпоручики и прапорщики. Только по официальным сведениям штаба, очень неполным, убитых было свыше двадцати пяти человек. Кроме того, было убито много кондукторов и сверхсрочнослужащих.

Оставшиеся в живых на кораблях офицеры находились под арестом; у них было отобрано оружие и сняты погоны. Жившие на берегу были заключены на гауптвахту, среди них – вице-адмиралы А.Д. Сапсай, А.П. Курош и контр-адмирал Н.Г. Рейн. Все они были расстреляны. Адмирал Курош всего только три дня тому назад приехал в Кронштадт, чтобы принять должность коменданта крепости. Контр-адмирал Рейн тоже совсем недавно приехал в Кронштадт, где получил Учебно-минный отряд. Всех офицеров непрерывно допрашивали, предъявляя им самые нелепые обвинения. Часть из них была расстреляна на площади перед гауптвахтой. В том числе георгиевский кавалер адмирал Рейн. Особо утонченным издевательствам подвергался адмирал А.П. Курош, на котором старательно вымещали энергичное подавление им Свеаборгского бунта в 1906 году.

Так Кронштадт снова прогремел на всю Россию. Вся психология кронштадтской эпопеи носила грубый, варварский, но зато настоящий революционный характер. Ничего идейного в ней не было: было только стремление разрушить, уничтожить дотла все, что создано веками, стремление удовлетворить свои животные инстинкты. Это был дикий и бессмысленный бунт. Период с начала революции в феврале 1917 года до прихода к власти большевиков в конце октября 1917 года был для всех офицеров самым страшным, опасным и трудным временем. Фактически они находились вне закона; кто угодно мог убить офицера безнаказанно.

 

5.3. Бунтарские настроения на флоте (март – октябрь 1917 года)

Разложение флота продолжается

Общую атмосферу в то время на военно-морском флоте, особенно на Балтике, можно охарактеризовать одним словом – разложение. Балтийский флот быстро разлагался в гаванях Гельсингфорса, Кронштадта и Петрограда. Общее разложение коснулось не только команд, но и части офицерства. По-прежнему наблюдалось сильное брожение среди команд и можно было опасаться повторения мартовских событий. Причиной этому послужила усиленная агитация за снятие с офицеров и кондукторов погон, а с унтер-офицеров нашивок как ярких отличий «старого режима». Матросы ходили, как в угаре: большинство из них, несмотря на свою «ультрареволюционную» окраску, совершенно не понимало смысла и значения совершившихся событий: почему отрекся от престола государь, что за люди взяли теперь власть и так далее.

Тем временем революционная агитация делала свое дело. Среди команд начал уже наблюдаться «сознательный» элемент. Раньше он являлся исключением, а теперь был сплошь и рядом. Примеры Кронштадта, особо революционных кораблей, усталость от трехлетней войны, а главное, сплошные ошибки Временного правительства и нового, революционного командующего Балтийским флотом – все это вело к развалу флота.

Разрастался беспорядок и развал на кораблях. Молодые матросы, ничего не понимавшие в морском деле, принеся в экипажи лозунг о «мире во что бы то ни стало» и кичась «революционными заслугами», благодаря своему большинству захватили в свои руки все влияние. Развал всего государства шел быстрыми шагами и неизбежно передавался на флот. И только сверхчеловеческая воля отдельных начальников могла этому как-то помешать.

Как следствие мартовского переворота явились большие перемены в командном составе флота. Командир минной дивизии Балтийского флота контр-адмирал М.А. Кедров был назначен товарищем морского министра. Его место занял капитан 1-го ранга А.В. Развозов, один из самых выдающихся офицеров флота того периода. Ему удавалось еще сдерживать разложение экипажей кораблей, благодаря поразительной энергии, твердой воле и удивительному умению говорить с командами. Подчиняя своему влиянию лучших матросов, он тем самым заставлял их влиять уже на остальных.

В июле распоряжением Временного правительства был смещен с должности командующего Балтийским флотом адмирал Максимов. Его сменил контр-адмирал Д.Н. Вердеревский. Однако его командование длилось весьма недолго: после конфликта с Временным правительством адмирал был вызван в Петроград и там арестован. На его место заступил вице-адмирал А.В. Развозов.

Общая разруха, постигшая флот после переворота, неизбежно отразилась и на боевых делах. В летний период погибли три новые подлодки – «Барс», «Львица» и «АГ-14». В конце августа по небрежности своего командира выскочил на мель миноносец «Стройный». Этот командир, выбранный матросами, явился удивительно ярким выразителем пресловутого «выборного начала».

Согласно распоряжению командующего Балтийским флотом, главное командование над всеми силами в Рижском заливе принял на себя вице-адмирал М.К. Бахирев. Михаил Коронатович Бахирев был моряк до мозга костей. Этот адмирал стоит того, чтобы мы о нем снова вспомнили. Всю свою службу он провел в беспрерывных плаваниях. Для него море и флот были сутью жизни, все его интересы сосредоточились только на них. Но он был не только моряк, но и военачальник Божией милостью, что блестяще доказал еще в Русско-японскую войну, будучи командиром миноносца «Смелый», который под его командованием проявлял чудеса храбрости и отваги. Первая мировая война застала М.К. Вяхирева в должности командира крейсера «Рюрик». Блестящие военные дарования быстро выдвинули его в начальники бригады крейсеров, потом – бригады дредноутов и, наконец, начальники Минной обороны. На флоте Михаила Коронатовича действительно любили и относились к нему с глубочайшим уважением. На вид суровый, молчаливый, он в кругу офицерской семьи был просто почитаемый и обаятельный соплаватель. Всегда спокойный, выдержанный, в минуты опасности никогда не теряющийся и безупречно храбрый офицер. Был награжден 13-ю орденами. При такой своей храбрости, прежде чем послать в опасность корабли, долго взвешивал и обдумывал, как бы подвергнуть их меньшему риску, и потом все время болел душой, пока они ни вернутся обратно.

Адмирал не любил слов, он признавал только дело. Катастрофа февральского переворота на него подействовала удручающим образом. Он хотел от всего сразу же совершенно отстраниться, но тяжелое положение, в которое попала Россия после революции, заставило его, верного сына своей Родины, еще остаться на некоторое время, пока не кончится война. Он привел к достойному финалу русский Балтийский флот, доблестно выведя его навстречу сильнейшему врагу, во время боя в Моонзунде.

Потом же, когда война закончилась, он не счел возможным больше оставаться на службе, вышел в отставку. Точнее, в январе 1918 года он был уволен в отставку без права на получение пенсии. Но в начале августа 1918 года был арестован, освобожден только 13 марта 1919 года. Однако 17 ноября 1919 года снова был арестован по обвинению в сотрудничестве с Юденичем. 9 января 1920 года Коллегия ВЧК постановила: «Бахирева Михаила… расстрелять, приговор привести в исполнение по особому постановлению Президиума ВЧК, оставив Бахирева в качестве заложника на случай террористических актов со стороны агентов белогвардейцев». 16 января Михаила Коронатовича Бахирева расстреляли.

Политики адмирал терпеть не мог. Он просто честно любил Россию, любил всей силой своей самобытной, гордой души, мучился и страдал за нее. Вся красота души М.К. Бахирева сказалась в его словах во время допроса: «Никакой партии я не сочувствую, но люблю Россию», и в ответе на смертный приговор: «Ну что же, над телом вы вольны, но духа моего вы не убьете». Он был представителем старых морских традиций и был очень популярен во флоте.

Обострение отношений между офицерами и матросами

Обострению этих отношений способствовали революционные изменения и новые правила организации и жизни военно-морского флота. Первой большой реформой после переворота февраля 1917 года в организации флота явилось образование судовых комитетов. Возникли они самочинно, но почти немедленно были узаконены Временным правительством, которое приказало, чтобы выборы были произведены на всех кораблях. Получилось так, что этот выборный орган встал между командным составом и матросами. По идее он должен был ведать только вопросами внутренней жизни команды: распределением на работы, питанием, сходом на берег и наказаниями. Однако вскоре комитеты стали вмешиваться во все решительно распоряжения по кораблю. Несмотря на военное время, они созывали общие собрания команды для обсуждения приказа о выходе в море, выносили порицания и выговоры всем офицерам, не исключая и командира. Попутно решался и какой-либо политический вопрос государственного значения. Резолюции публиковались обыкновенно в одном из демократических органов. Бывало, например, что судовой комитет от имени команды какого-нибудь сторожевого судна «Куница», состоявшей всего из двадцати человек, требовал немедленного заключения мира «без аннексий и контрибуций», передачи всей власти Советам или еще чего-нибудь в том же роде, причем заявлял, что готов с оружием в руках поддержать эти требования.

Чем дальше шло углубление революции, тем больше комитеты забирали в свои руки власть. Главным образом они старались «показать свои права» командному составу, авторитет которого благодаря этому падал с каждым днем. Среди матросов комитеты, за редким исключением, пользовались большим влиянием. Но и тут все шло гладко только до тех пор, пока их распоряжения не шли вразрез с желаниями команды. Едва лишь выносились неприятные постановления, вроде ограничения съезда на берег или увольнения в отпуск, требования исполнения некоторых обязанностей, наложения наказаний и так далее, как сейчас же шел ропот и начинались требования о переизбрании комитета.

В первое время в судовые комитеты выбирались наиболее активные матросы, особенно проявившие себя во время февральского переворота. Вскоре, однако, ввиду возникновения всевозможных революционных организаций – комиссий, съездов и тому подобных, требовавших ежедневно все новых и новых представителей от кораблей, все они убыли в эти новые организации. На кораблях же остался хотя и более спокойный элемент, но совсем неумелый, который не мог сам разобраться в возникающих вопросах. Он слепо действовал по указаниям центральной инстанции, которая сосредоточивалась сначала в местных Советах депутатов, а потом в Центральном комитете Балтийского флота. Бывали случаи, что в состав комитета выбирались и офицеры, которые пользовались любовью команды; тогда, если они были энергичны, им легко удавалось руководить комитетом и проводить в нем любое решение. Впрочем, они держались там недолго и забаллотировывались при следующих же выборах. Упорная агитация достигала своей цели. Чем дальше шло время, тем реже становились случаи выбора офицеров; комитеты уже состояли исключительно из матросов.

Центральный комитет Балтийского моря, или сокращенно – «Центробалт», возник несколько позднее (28—30 апреля 1917 г.) и состоял из уполномоченных от отдельных частей флота и портов. Устав его был выработан на первом съезде представителей Балтийского флота в Гельсингфорсе. Центробалт сразу же стал домогаться полноты власти и вел непрерывную борьбу со штабом флота и самим командующим. Имея энергичную поддержку в центральных революционных инстанциях, он понемногу стал захватывать административную часть, а впоследствии даже добился того, что должность командующего флотом была вообще уничтожена и вся власть передана ему. Соответственно с ростом значения Центробалта увеличивался и его состав, почти исключительно состоявший из матросов (только вначале там был один офицер). Раньше скромно ютившийся на пароходике «Виола», позже он забрал в свое распоряжение императорскую яхту «Полярная Звезда», а потом – и «Штандарт».

Члены Центробалта по своим качествам и способностям были несколько выше членов судовых комитетов, но настрой их был значительно резче в революционном духе. В специальных же вопросах морского дела все они были слабы. Тем не менее на Центробалт возлагались все отрасли управления флотом, кроме одной – оперативной; главным образом, конечно, политические дела. Вопросы разбирались секциями; незначительные – ими же и решались, а более важные обсуждались на «пленарном» заседании всего комитета. Если вопрос был чрезвычайной важности, то назначалось общее собрание вместе с судовыми комитетами или представителями от различных кораблей. Так началось коллективное управление – сначала отдельными кораблями, а потом и всем флотом. История всех стран и веков осудила и доказала полную абсурдность такой системы управления военной силой. Но революционные деятели упорно проводили этот принцип и старались на разных собраниях и митингах доказать его жизненность, ссылаясь на недоверие масс к единоличному управлению. В итоге флот стал разлагаться еще больше и терять боеспособность.

Следствием процветания комитетов явилось обсуждение вопросов о выходах в море и на стрельбу, о зимовке, относительно выполнения приказаний о постановке мин или какой-либо другой боевой операции. Часто команды отказывались исполнять приказания, полученные и от самого командующего флотом. Например, «Слава» пошла в Моонзунд только после целого ряда уговоров; заградитель «Припять» в самый решительный момент защиты Кассарского плеса отказался идти ставить заграждение, отказывались работать тральщики. Можно много еще насчитать подобных случаев, явившихся следствием коллективного управления.

На кораблях и в частях флота продолжала вестись активная агитация, направленная на то, чтобы ни в коем случае не допустить единения офицеров с матросами. Причем особое внимание обращалось на Ревель, где февральский переворот носил совершенно мирный характер, и офицерство пока не утратило влияния на команды. В конце марта и в начале апреля там уже началась усиленная агитация, очень умно рассчитанная на более или менее воинственное настроение части команд. В городе и на кораблях стали циркулировать упорные слухи, что среди офицеров есть много германских агентов, причем указывалось на всех офицеров с иностранными фамилиями. Это возымело действие. Были арестованы: начальник 4-го дивизиона миноносцев, командир миноносца «Пограничник», начальник 2-й партии траления, заведующий обучением отряда подводного плавания и один летчик. К целому ряду других офицеров с иностранными фамилиями были предъявлены обвинения в шпионаже. Этого было мало. Вскоре всюду стали распространяться и слухи о злоупотреблениях при кормлении команд и ремонте кораблей. Команды с жадностью ухватились за них, рассчитывая получить деньги, которые можно было бы поделить между собою. Без всякого основания подверглись аресту бывшие ревизоры «Рюрика», «Баяна», «Двины» и многих других кораблей, несколько командиров корабей оказалось под подозрением.

Одновременно с арестами офицеров на кораблях произошел и еще один инцидент, но уже в городе, с штаб-офицером для поручений при коменданте морской крепости Императора Петра Великого капитаном 2-го ранга Э.И. Вещицким. Матросы не любили его за строгость. Во время переворота он, предугадывая месть, хотел скрыться из Ревеля, но был задержан и привезен обратно. Его посадили в командный карцер, но потом решили перевести в береговое помещение и повели туда под конвоем четырех матросов.

Собравшаяся вокруг толпа переобула его в лапти, повесила другую пару на шею, а в руки заставила взять метлу. В таком виде она провожала его, награждая побоями, до самого арестного помещения. Ни конвой, ни члены «советов» нисколько не пытались прекратить это бесчинство. Этот инцидент сильно дискредитировал офицерство и, пройдя совершенно безнаказанно, позволил поднять голову его врагам. Одним словом, по безумству матросов по отношению к офицерам Ревель стал догонять Гельсингфорс и Кронштадт.

Следующими причинами обострения отношений между офицерами и командами кораблей послужили вопросы о снятии погон и уничтожении званий кондукторов и сверхсрочнослужащих. Офицеры очень дорожили своей исторической формой, которая уже больше века держалась на флоте, но, понимая момент, готовы были подчиниться требованию об ее изменении. Этот вопрос был особенно взвинчен на 2-й бригаде линейных кораблей, «каторжной бригаде», где едва не произошли новые эксцессы. Для срочной ликвидации этого вопроса в Гельсингфорсе было собрано общее собрание морских и сухопутных офицеров. Собрание вышло очень бурным. При этом несколько офицеров публично сорвали с себя погоны. Собрание решило послать своих представителей к командующему флотом с просьбой разъяснить им его отношение к вопросу. В ответ на это Максимов тоже сорвал с себя погоны и сказал, что он издает приказ об их уничтожении. Во избежание новых эксцессов было принято решение – немедленно снять погоны и надеть нарукавные нашивки. В последующие дни было много случаев, когда на улицах Ревеля и Гельсингфорса толпы солдат и матросов нападали на офицеров, не снявших еще погоны.

Так обстояло дело с погонами. Второй вопрос – о кондукторах и сверхсрочнослужащих – был гораздо серьезнее. С их уходом флот лишался своей главной технической силы, а они между тем выбрасывались на улицу, без всяких средств к существованию. В большинстве же случаев это были многосемейные люди. Все они долголетней практикой приобретали огромный опыт и являлись лучшими помощниками офицеров по всем отраслям техники. Упразднением этих должностей был нанесен непоправимый вред боеспособности флота: он оказался без главных специалистов.

Агитация против кондукторов и сверхсрочнослужащих велась очень упорно. Она была основана на том обвинении, что при прежнем режиме они играли роль «жандармских и полицейских агентов», так как обо всем доносили по начальству. В конечном итоге командующий флотом, с такой же легкостью, как снял погоны, издал приказ и об уничтожении этих должностей.

В числе других революционных реформ Временного правительства важным было переименования командами своих кораблей. От самого зарождения российского флота с наречением имен кораблям была связана особая традиция. Имена давались обыкновенно в честь верховных вождей флота, в честь его героев, в память былых побед и святых, в дни которых были одержаны эти победы. Когда корабль за старостью кончал свою службу, погибал в бою или при крушении, то его именем назывался какой-либо из вновь строившихся кораблей. Таким образом, славные имена не терялись, а переходили из поколения в поколение, и каждый корабль имел свое прошлое, свою историю. Со старым именем в молодой корабль как бы вселялась душа его предшественника; к нему переходили его былые заветы и традиции. Его экипаж гордился делами своих предков и старался в свою очередь поддержать их славу, вплести новые лавры в их венок. Имя корабля всегда было дорого для личного состава. С воспитательной точки зрения это имело огромное значение.

Когда вспыхнула революция, команды, под влиянием всеобщего угара, принялись переименовывать свои корабли на революционно-демократический лад. В большинстве это коснулось тех кораблей, которые носили имена императоров или императорские титулы. Все эти новые официальные названия прививались плохо. Они мало что говорили флоту и совершенно не выражали лица корабля; даже сугубо революционные матросы часто называли свои корабли старыми именами.

Переименования кораблей весной 1917 года

Одним из характерных явлений революции было возникновение на флоте бесчисленных союзов политического и профессионального характера. Объединялись решительно все «товарищи»: музыканты, шоферы, доктора, фельдшера, санитары, чиновники и так далее. При объединении они, прежде всего, должны были выяснить свое отношение к революции, показать свое «политическое лицо», или иначе – «платформу».

Эти союзы сейчас же принимались вырабатывать для своих членов новые права; повышать ставки заработной платы или жалованье, уменьшать число рабочих часов и вести непримиримую борьбу с какой-нибудь организацией «буржуев». Это называлось защищать интересы своей корпорации. Например, «союз санитаров» забрал главную роль в госпиталях; «союз фельдшеров» оттеснил докторов; «союз вольнонаемных служащих портовой конторы» вмешивался в управление портом и так до бесконечности.

Офицерство было меньше всех подготовлено к борьбе за свои права и прерогативы. Кроме того, насколько приветствовались всякие профессиональные союзы, настолько косо смотрели на «объединение» офицеров. Революционные власти видели в этом опасность для «завоеваний революции» и зорко следили за офицерами, ограничивая все их попытки возвысить голос в свою защиту.

В то время политика настолько вскружила всем головы, что нельзя было подойти даже к самому простому вопросу, чтобы не потратить бесконечные часы на споры о политической платформе. Характерным примером в этом отношении явился 1-й Всероссийский съезд офицеров армии и флота в Петрограде. Созвал его Петроградский союз офицеров, кстати, настроенный очень «революционно». Офицеры съехались со всех концов России, но, конечно, офицеров тыла было больше, чем с фронта. Приехали и морские офицеры от флотов всех морей. Кадровые офицеры фронта и морские просто понимали задачу, а именно – что они должны выяснить общее состояние армии и флота, свое положение после переворота и выработать то направление, которого следует держаться. Другие же офицеры, главным образом из недоучившихся студентов, еще с университетской скамьи зараженных социализмом и политиканством, требовали, прежде всего, выяснить отношение офицерства к революции. Это привело только к тому, что все разделились на три группы: первая стояла на платформе Временного правительства, вторая – на платформе Совета рабочих и солдатских депутатов и третья – вне политики.

В итоге съезд кончился ничем. Он только внес в души многих офицеров горькое разочарование в возможности единения офицерства. Несмотря на все препятствия, все же на Балтийском флоте возникли два офицерских союза: один в Ревеле, а другой, позже, в Гельсингфорсе. Впоследствии они слились вместе и просуществовали до перехода флота в Кронштадт. Роль этих организаций была очень незначительной, так как офицерам нельзя было даже громко заявлять свое мнение; иначе союз разогнали бы сейчас же. Да и само офицерство как-то мало приспособлялось к политике и к подобным организациям относилось весьма скептически, прибегая к ним только в случаях большой опасности.

Бунты на флоте летом 1917 года

Работа по «углублению революции» на флоте летом шла полным ходом, и команды кораблей левели с каждым днем. А в адрес Временного правительства все громче и громче стали раздаваться брань и угрозы со стороны судовых комитетов и других флотских организаций. Среди офицеров на флоте в это время преобладал еще взгляд, что Керенский, бывший одновременно и главой Временного правительства и военно-морским министром, является исключением из общереволюционного руководства страны. Впрочем, не одни только морские офицеры ошибались в оценке Керенского: о его «удивительной порядочности и честности» почему-то твердила вся Россия.

Июль ознаменовался тем, что Временное правительство наконец отстранило от командования флотом Максимова и назначило на его место контр-адмирала Д.Н. Вердеревского. Смена не обошлась без инцидента. Максимов сначала категорически воспротивился этому. Он был поддержан сильно обольшевичившимся дредноутом «Петропавловск» (на нем были сильны большевистские настроения), который даже ультимативно заявил, что откроет огонь по штабному кораблю «Кречет», если только в должность вступит новый командующий флотом. При этом «Петропавловск» демонстративно поднял второй флаг командующего флотом. Но инцидент был исчерпан, и адмирал Вердеревский вступил в командование. Новый командующий хорошо понимал положение, в котором находился флот. Ему стало ясно, что едва ли теперь можно что-либо изменить к лучшему. Дни проходили в непрерывных переговорах и уговорах: на разных кораблях то и дело возникали самые невероятные конфликты и недоразумения. Только и приходилось что-нибудь улаживать, объяснять, разъяснять и доказывать.

В это время в Гельсингфорсе собрался 1-й съезд представителей всех портов и частей Балтийского флота. Приехали и кронштадтские представители, из-за которых начались новые недоразумения. Они требовали введения мер демократизации, самочинно проведенных ими в Кронштадте: уничтожения кают-компаний и передачи их в пользование матросов, уничтожения чинов и, наконец, уничтожения должности командующего флотом. Только благодаря представителям Минной дивизии, бригады крейсеров и влиянию самого командующего флотом удалось отклонить эти требования.

В начале июля большевики в Петрограде предприняли первую попытку поднять восстание. Временное правительство очутилось в очень критическом положении и в момент паники потребовало от командующего флотом немедленной присылки нескольких миноносцев. Центробалт энергично восстал против поддержки правительства, и команды кораблей не пожелали идти. Но все же Временное правительство одержало верх. Почувствовав под собою почву, оно потребовало от адмирала Вердеревского отчета и приказало ему явиться в Петроград, где он был тут же арестован. Адмирал обвинялся в государственной измене, для разбора дела было назначено чрезвычайное следствие. Этот арест возмутил не только офицеров, но и команды кораблей. Немедленно был потребован отчет уже от самого Керенского. В конце концов адмирал был выпущен на свободу, а позже даже сделан морским министром. А на должность командующего Балтийским флотом был назначен самый популярный в то время адмирал – начальник минной дивизии А.В. Развозов. Его назначение положительно восприняли все офицеры и команды, ибо он как нельзя лучше подходил для роли командующего флотом в такое тревожное время.

Но 26 августа в Петрограде опять вспыхнуло восстание – корниловский мятеж с целью свержения Временного правительства. Корниловское выступление имело для морских офицеров самые печальные последствия, многих из них обвиняли в «контрреволюционном заговоре». От всех офицеров была отобрана подписка о признании Временного правительства и непричастности их к корниловскому мятежу. Очевидно, было рассчитано на то, что часть офицеров откажется выполнить требование, а тогда можно будет использовать это в целях агитации. Фактически большинство морских офицеров не участвовало в этом выступлении и даже ничего заранее не знало о нем. Но вполне понятно, что когда оно произошло, то все в душе ему сочувствовали. Тем не менее без эксцессов не обошлось. Снова произошли убийства офицеров. В Або, по подозрению в сочувствии корниловскому выступлению, был расстрелян лейтенант А.И. Макаревич, а на «Петропавловске», якобы за отказ дать подписку, арестованы и тоже расстреляны матросами по приговору команды корабля лейтенант Б.П. Тизенко и мичманы Д. Кандыба, К. Михайлов и М. Кондратьев.

Несмотря на все усилия офицеров, убийцы остались совершенно безнаказанными, ибо такие убийства Временное правительство считало в порядке вещей.

«Революционный вождь армии и флота» Керенский по этому поводу заявил: «Эти жертвы неизбежны… Необходимо было таким образом прорваться буре народного негодования…»

Несмотря на все усилия адмирала Развозова, Балтийский флот, как, впрочем, и другие силы российского флота, продолжал катиться по наклонной плоскости. В сентябре последовало наступление немцев на Рижский залив. После печальной эпопеи защиты Моонзунда флот отступил в Лапвик, вскоре был сдан и Ревель, и те корабли, которые на него базировались, перешли в Гельсингфорс.

Тем временем на флоте активизировалась большевистская пропаганда. Опять нa палубах послышались речи: «Товарищи матросы, не верьте вашим офицерам, следите за ними и, если заметите что-нибудь, уничтожайте их». Немного спустя начались выборы в Учредительное собрание. Организованы они были и происходили под давлением и вмешательством судовых комитетов. Матросы могли выбирать только большевистских кандидатов. Что касается офицеров, то их голоса не имели никакого значения. Они имели своих кандидатов (офицеров же), которых и выбирали сами, хотя заранее уже знали, что из этого ничего не выйдет.

 

5.4. Военные моряки накануне революционных событий октября 1917 года

Взгляды РСДРП(б) на участие военных моряков в ревоюции

Одним из важнейших условий, обеспечивших большевикам победу в революционных действиях в октябре 1917 года, явилась работа партии по привлечению армии и флота на сторону революции. Без успешного решения этой задачи нельзя было добиться победы. Вооруженные силы России в то время насчитывали более 10 млн солдат и матросов, обладавших военной техникой и оружием. Это была могучая сила. Вот почему борьба партии за армию и флот в период подготовки и проведения революции явилась составной частью ее борьбы за упрочение союза рабочего класса с крестьянством. Партия большевиков стремилась вовлечь в ряды революционной армии пролетариата массы солдат и матросов, объединить их передовую часть с Красной гвардией и создать, таким образом, единый и могучий вооруженный оплот революции. Особое внимание в этой работе уделялось военно-морскому флоту, представлявшему в то временя внушительную военную силу и имевшему ряд особенностей, обусловивших его активную роль в революционной борьбе.

Русский флот размещался в районах с большой промышленной базой. Его обслуживали 17 крупных казенных заводов военно-морского ведомства, в том числе такие, как Адмиралтейский, Балтийский и Обуховский в Петрограде, Севастопольский и Николаевский на юге страны, 18 частных заводов и 80 заводов по ремонту судов. Работа на судостроительных заводах требовала длительного повседневного общения рабочих и матросов. Вступающие в строй корабли были оснащены сложной боевой техникой и приборами, для обслуживания которых необходимы были грамотные люди, имеющие технические навыки и квалификацию. Поэтому корабли укомплектовывались большей частью выходцами из фабрично-заводских рабочих. Наличие на флоте большой прослойки пролетарской и полупролетарской молодежи, их общение с рабочими промышленных центров предопределяли активное участие матросов в революционной борьбе.

В 1917 г. флот России располагал 561-м боевым кораблем и 549-ю вспомогательными судами. К началу 1917 г. во флоте России насчитывалось 173 528 матросов, 5916 офицеров, 91 адмирал и 118 генералов.

Основная масса боевых и вспомогательных судов оказалась на Балтике. В подчинении командующего Балтийским флотом находилось большое число сухопутных войск. Базируясь на Гельсингфорс, Кронштадт, Ревель, Або и Петроград, имея мощную военную технику и оружие, Балтийский флот оказывал существенное влияние на ход политической борьбы. В свою очередь петроградский пролетариат, тесная связь матросов с рабочими судостроительных и судоремонтных заводов в местах базирования флота, постоянное и непосредственное руководство большевистскими организациями Балтийского флота способствовали бурному развитию революционного движения на флоте и определяли его активное участие в революции. Основное внимание большевики уделяли Кронштадту и Гельсингфорсу как базам, определяющим положение на флоте в целом. Более того, партия рассчитывала превратить Балтийский флот в свою мощную опору для укрепления большевистского влияния на всех других флотах.

Для руководства революционной борьбой во всех военно-морских базах были созданы партийные организации, объединявшие рабочих, матросов и солдат, причем во многих из них матросы составляли ядро. Большевистские организации основных баз флота были тесно связаны с партийными ячейками на кораблях и в частях, регулярно и оперативно руководили их деятельностью. Большую работу по созданию большевистских организаций на Балтийском флоте, революционному воспитанию матросов вели организаторы и руководители военных моряков: П.Е. Дыбенко, братья С.Г. и М.Г. Рошаль, Т.И. Ульянцев, Ф.Ф. Раскольников, И.Д. Сладков, С.Г. Пелихов, Н.А. Ховрин, И.П. Флеровский, Н.А. Пожаров, П.Д. Хохряков, И.Н. Колбин, Е.Ф. Зинченко, С.С. Гредюшко, В.А. Антонов-Овсеенко, Б.А. Жемчужин и другие. Среди военных моряков флотилии Северного Ледовитого океана в Мурманске революционную работу вели В.П. Павлов, В.Ф. Полухин и другие, на Каспийской флотилии – большевики Баку. Среди матросов Сибирской флотилии огромную организаторскую работу проводили большевики Владивостока, а среди моряков Амурской флотилии – Л. Герасимов, В. Голионко, М. Малышев и Ф. Мухин.

С выходом большевиков из подполья ЦК партии укрепил связи с большевистскими организациями флотских баз. Это было одним из важнейших условий создания легальных большевистских организаций во флотских базах. Неотложным делом большевистских организаций флота являлось создание легальной партийной печати. Поэтому после организации партийных комитетов большевики немедленно приступили к изданию газет. В Кронштадте стала выходить газета «Голос правды», в Гельсингфорсе – «Волна», в Ревеле – «Утро правды». Большевистская печать являлась самым сильным оружием идейно-политического воспитания матросских масс в подготовке их к новому этапу революции. Большевики Балтийского флота развернули большую работу по распространению газет не только среди матросов, но и среди солдат действующей армии. Кронштадтский комитет РСДРП(б) только в марте – мае 1917 года отправил на фронт, во все флоты и флотилии 224 380 экземпляров большевистских газет.

С первых дней февральского переворота на флотах и флотилиях были образованы Советы, объединившие депутатов от рабочих, матросов и солдат. Они стали основными центрами совместной революционной борьбы. К концу марта начали действовать комитеты кораблей и частей, ограничивавшие власть командования и сплачивавшие матросские массы.

Вскоре по инициативе матросов-большевиков был создан Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) – высший революционно-демократический орган флота. Председателем Центробалта 1-го созыва был избран большевик П.Е. Дыбенко. Комитет рассматривал «все приказания, постановления и распоряжения, касающиеся общественной, политической и внутренней жизни флота, откуда бы они ни исходили». Принятые решения проводились в жизнь Исполнительным бюро Центробалта в составе девяти человек. Центробалт имел также секции, в которых разбирались специальные вопросы деятельности флота. Комитет представлял собой высшую инстанцию, без одобрения которой ни один приказ, касающийся Балтийского флота, не имел силы. Отчитывался Центробалт перед съездом моряков Балтийского флота.

Центральный комитет большевистской партии уделял большое внимание работе на Черноморском флоте и в портовых городах Юга. Борьба большевиков за матросские массы была здесь более сложной и длительной, чем на Балтике. Оторванность Черноморского флота от крупных промышленных и пролетарских центров, засилье буржуазных элементов, черносотенцев, анархистов, недоступность Севастополя для гражданского населения мешали проникновению на флот большевистских агитаторов.

Командованию Черноморского флота удалось ввести в состав революционных комитетов представителей офицеров и ограничить права этих комитетов. Более того, созданный Объединенный центральный военно-исполнительный комитет из представителей матросов, офицеров и кондукторов (ОЦВИК) находился под влиянием командования флота. Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак имел большое влияние на эсеро-меньшевистский ЦИК Совета армии, флота и рабочих Севастополя. Однако благодаря последовательной революционной работе большевиков матросы-черноморцы постепенно становились под знамя большевистской партии.

3 (16) апреля 1917 года балтийские моряки, выделенным Гельсингфорсским комитетом большевиков встречали В.И. Ленина на пограничной станции Торнео после его приезда в Россию. Первая речь Ленина была обращена к матросам почетного караула. Он призвал их бороться за революцию, бороться до конца, до полной победы пролетариата. Большевики 20 апреля (3 мая) призвали к демонстрации протеста против политики Временного правительства. В тот же день на улицы Петрограда вышло около 100 тыс. рабочих, солдат и матросов. На следующий день на улицы вышли новые массы людей. Активизировались и контрреволюционные силы, пытавшиеся спровоцировать революционно настроенные массы на вооруженное столкновение. Выступления рабочих, солдат и матросов Петрограда активно поддержали балтийские моряки. На массовых митингах и демонстрациях, организованных большевиками в Гельсингфорсе и Кронштадте, на кораблях и в частях, матросы осудили политику Временного правительства, потребовав его отставки и передачи всей власти Советам. Гельсингфорсский Совет на заседании 21 апреля (4 мая) принял резолюцию, в которой указывалось, что он готов в любой момент поддержать вооруженной силой требование об отставке Временного правительства. Митинги и демонстрации протеста проходили на Черноморском флоте, Каспийской и Амурской флотилиях.

На многочисленных собраниях, демонстрациях и митингах, проводившихся каждый день, моряки Балтийского флота призывали к борьбе за переход власти к Советам, за прекращение империалистической войны. Когда в главную базу Балтийского флота Гельсингфорс прибыл сам военный и морской министр Керенский, матросы предъявили ему свои претензии и выразили недовольство деятельностью Временного правительства.

Опираясь на революционных моряков Балтики, большевики усилили агитационно-пропагандистскую работу среди солдат действующей армии, матросов других флотов и флотилий. В мае 1917 года Центробалт направил на Черноморский флот делегацию матросов-агитаторов. Значительная агитационно-пропагандистская работа проводилась балтийцами среди моряков флотилии Северного Ледовитого океана, в Архангельске, а также среди моряков Каспийской флотилии. И всюду матросы поддержали требования большевиков о мире, земле и передаче власти Советам.

Рост революционных настроений на флоте под влиянием большевиков

После июльских событий в стране начался разгул контрреволюции. В действующей армии и на флоте были восстановлены военно-полевые суды и смертная казнь, запрещены митинги и собрания. Начались массовые аресты революционных солдат и матросов. Делегация моряков Балтийского флота в составе 76 человек, прибывшая на миноносце «Орфей» в Петроград 5 (18) июля, была арестована и посажена в «Кресты». Арестованным членам Центробалта П.Е. Дыбенко, Н.А. Ховрину, Н.Ф. Измайлову и другим было предъявлено обвинение в «измене родине и революции». Были арестованы также руководители Кронштадтского комитета РСДРП(б) С.Г. Рошаль, Ф.Ф. Раскольников и другие. Однако под давлением революционных моряков все делегаты были освобождены, но председатель Центробалта П.Е. Дыбенко был оставлен в «Крестах» в качестве заложника. Меньшевистско-эсеровские вожди и их пособники на флоте предпринимали самые отчаянные попытки принудить революционных матросов Балтики служить Временному правительству.

Обвинив команды линейных кораблей «Республика», «Петропавловск», «Слава» в измене революции, Керенский 7 (20) июля издал провокационный приказ о наказании этих команд и о роспуске Центробалта. От матросов революционного Кронштадтского гарнизона и ряда крупных кораблей, твердо стоявших на позициях большевистской партии, он потребовал безоговорочного подчинения Временному правительству. Был отдан приказ о выводе из Гельсингфорса на «учебную стрельбу» большевистских кораблей – крейсеров «Россия», «Диана», броненосца «Республика» и др. Были закрыты все большевистские газеты на Балтийском флоте, которые, однако, вскоре стали снова выходить под другими названиями. Для расследования участия военных моряков в июльских событиях была создана правительственная комиссия, которая потребовала ареста активных участников выступления на флоте. В ответ на это моряки Кронштадта, команды кораблей «Слава», «Петропавловск», «Республика» ответили, что в случае арестов они окажут сопротивление. Балтийцам удалось спасти свои силы от разгрома. Таким образом, объективные условия развития новых революционных событий резко изменились. Период мирного развития революции закончился. Теперь уже переход власти к Советам без вооруженного восстания был невозможен.

Июльские события открыли глаза тем матросам, которые до этого времени оказывали доверие и поддержку Временному правительству. На сторону большевистской партии в июле перешли экипажи таких крупных боевых судов, как линкоры «Гангут», «Севастополь», крейсера «Рюрик», «Громобой» и другие, находившиеся ранее под влиянием эсеров. Матросы флотилии Северного Ледовитого океана в ответ на гонения на матросов Балтийского флота послали участникам июльской демонстрации приветственную телеграмму, в которой писали: «Находясь на диком Севере, приветствуем вас, как истинных борцов за свободу… проклятие тем, кто способствовал поднятию оружия против наших борцов». Моряки Сибирской флотилии после июльских событий заявили, что, «пока власть не перейдет в руки Советов, не может быть устранена возможность таких случаев, какие имели место на улицах Петрограда 4 июля с. г.».

Матросы всех флотов и флотилий единодушно выступили против попыток Государственной думы начать кампанию за уничтожение Советов. Кронштадтцы и северяне потребовали немедленного разгона этого оплота монархии, моряки Севастополя, Одессы и Николаева заявили о том, что они не потерпят «реакционных посягательств членов Государственной думы на свободу, завоеванную ценой невинной крови многих тысяч борцов многострадальной России».

Таким образом, расчеты запугать военных моряков расправой ни к чему не привели. Подавляющее большинство их в эти дни стало еще больше ориентироваться на сплочение вокруг большевиков.

 

5.5. Военные моряки в октябрьских событиях 1917 года

В связи с резко изменившейся обстановкой в стране VI съезд РСДРП(б), проходивший с 26 июля по 3 августа (8—16 августа) 1917 года, принял решение взять курс на вооруженное свержение Временного правительства и установление диктатуры пролетариата. Первостепенное значение съезд придавал организации и укреплению вооруженных сил как одному из главных условий взятия власти пролетариатом.

Большое внимание VI съезд партии уделил деятельности флотских большевиков, заслушав специальные доклады о положении в Финляндии и в Кронштадте. Большевики Балтийского флота, руководствуясь решениями VI съезда, развернули подготовку матросских масс к вооруженному восстанию.

Курс на вооруженное свержение власти

В трудных условиях борьбы с эсеро-меньшевистским влиянием на моряков активизировали революционную деятельность и большевики Черноморского флота. Так, моряки-черноморцы потребовали немедленной отмены смертной казни, ареста вождей контрреволюции и освобождения большевиков, создания ответственного перед Советами правительства. Безраздельному влиянию эсеров и меньшевиков на Черноморском флоте приходил конец.

В период подготовки вооруженного восстания рабочий класс, революционные солдаты и матросы подавили корниловский мятеж. Предательски сдав 21 августа (3 сентября) кайзеровским войскам Ригу и подготовив, таким образом, предлог для введения военного положения в Петрограде, Корнилов 25 августа (7 сентября) начал спешно перебрасывать войска в район Петрограда. Матросы Балтийского флота сыграли большую роль в разгроме корниловского мятежа. Для разгрома мятежа Центробалт направил из действующего флота в Петроград 6 миноносцев. Кроме того, из Гельсингфорса и Выборга были отправлены 2 артиллерийские батареи, 6 бронемашин и 1500 солдат. Кронштадтский гарнизон выделил пятитысячный отряд моряков для защиты подступов к Петрограду. В самом Петрограде под охрану кронштадтцев были переданы Смольный, Таврический дворец, Адмиралтейство, Центральная телефонная станция, почтамт и другие важные пункты.

Началась быстрая большевизация флота, превращение его в одну из важных боевых сил пролетарской революции. В сентябре – октябре 1917 года большевики всесторонне обсуждали сложившуюся политическую обстановку, проводили подсчет боевых сил, намечали ближайшие задачи. И всюду единодушно приходили к выводу о необходимости вооруженного восстания и перехода власти к Советам.

Мощной силой готовившегося вооруженного восстания являлся Балтийский флот. Уже в сентябре большевики окончательно привлекли на свою сторону матросские массы. Так называемая «демократия» меньшевиков и эсеров потерпела поражение. На кораблях и в частях флота повсеместно были приняты резолюции о неподчинении Временному правительству с требованием созыва II съезда Советов и создания рабоче-крестьянского правительства. 19 сентября (2 октября) на пленарном заседании ЦК Балтийского флота совместно с судовыми комитетами 89 судов и матросской фракцией Гельсингфорсского Совета было вынесено постановление о том, что флот больше «распоряжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает…» Комиссары Временного правительства вынуждены были покинуть Балтийский флот. На кораблях были подняты красные флаги. Моряки Балтийского флота, таким образом, встали на путь открытого восстания против Временного правительства. Вслед за пролетариатом Петрограда балтийцы начали непосредственную подготовку к вооруженному восстанию.

Областной комитет армии, флота и рабочих Финляндии 21 сентября (4 октября) обратился с призывом к рабочим, солдатам и матросам России поддержать решительную борьбу моряков Балтийского флота за ниспровержение Временного правительства и создание подлинно революционного правительства, которое станет «на путь действительной борьбы за мир, хлеб и свободу». В ответ на этот призыв черноморцы заявили: «Черноморский флот никогда не изменял и не изменит делу революции». 11 (24) сентября ЦК Черноморского флота, опираясь на решение матросских масс, потребовал передачи всей власти Советам. Моряки флотилий также поддержали балтийцев. В течение сентября – октября на флотах и флотилиях было принято более 70 резолюций, решительно требовавших немедленного созыва съезда Советов и передачи им всей власти.

2-й съезд Балтийского флота

В подготовке военных моряков к вооруженному восстанию большая роль принадлежит 2-му съезду Балтийского флота, начавшему свою работу 25 сентября (8 октября) в Гельсингфорсе. На съезде присутствовали преимущественно моряки, идущие за большевиками. В это время Центральный комитет партии выдвинул лозунг о созыве II съезда Советов и передаче власти Советам. Делегаты 2-го съезда Балтийского флота потребовали немедленного созыва II съезда Советов. Передача всей государственной власти Советам являлась основной целью 2-го съезда Балтийского флота. В ответ на решение съезда моряков Балтики черноморцы заявили: «Мы присоединяем свой голос к вашему горячему призыву, мы идем вместе с вами на баррикады последнего боя!» 2-й съезд Балтийского флота показал, что военные моряки действительно становятся надежной опорой большевиков в революционной борьбе за власть Советов.

Стремясь уничтожить Балтийский флот, прорваться к Петрограду, немцы предприняли крупную комбинированную операцию ВМФ и сухопутных сил (29 сентября – 20 октября 1917 г.) по овладению Моонзундскими островами в Балтийском море, принадлежащими Российской республике. Победу одержала Германия. На осуществление операции враг бросил более 300 боевых и вспомогательных судов, свыше 100 самолетов и 25-тысячный десант. Эти силы превосходили эскадру Балтийского флота втрое. Ценой больших потерь немцам удалось захватить острова Эзель, Даго, Моон и Вормси, однако дальнейшее его продвижение было приостановлено. В боях за Моонзундские острова было уничтожено и повреждено до 50 кораблей и судов противника. Эти потери вынудили противника отказаться от прорыва в Финский залив.

Русский флот потерял линкор «Слава», эсминец «Гром» и несколько других кораблей.

В то время как моряки Балтики мужественно сражались в Моонзундском проливе, Керенский телеграфировал: «Настал момент, когда Балтийский флот ценою своей крови должен искупить свои преступления и предательство». Эта телеграмма вызвала возмущение и негодование всех матросов. 2-й съезд Балтийского флота направил в ЦИК Петроградского Совета требование немедленно удалить из состава правительства Керенского. В адрес самого Керенского в этой резолюции было сказано: «Тебе же, предавшему революцию, Бонапарту Керенскому, шлем проклятья».

После 2-го съезда Балтийского флота Центробалт стал штабом по подготовке балтийских моряков к вооруженному восстанию, одним из опорных центров большевиков в дни октябрьских событий 1917 года. Но, кроме Центробалта, большевики еще нигде не имели большинства. Однако обстановка в пользу большевиков менялась каждый день. И так было не только на Балтике, но и на Черном море, на Севере и на Дальнем Востоке.

Военные моряки в октябрьском перевороте 1917 года

Большевики 10 (23) октября 1917 года на заседании ЦК партии приняли решение начать вооруженное восстание в ближайшие дни. По плану восстания Балтийскому флоту отводилось одно из решающих мест. Поэтому большевики Балтийского флота приступили непосредственно к мобилизации и организации сил для вооруженного восстания. Главное внимание уделялось военно-технической подготовке восстания. Повсюду производился точный учет имеющегося оружия, а также принимались меры к нелегальной доставке его. Кронштадтцы доставляли оружие из Сестрорецка, матросы кораблей, базировавшихся на Гельсингфорс, по указанию Центробалта получали оружие от различных полковых комитетов.

В Гельсингфорсе, Кронштадте и Ревеле, а также в других базах флота 17 (30) октября по указанию Центробалта судовые и береговые комитеты начали формировать боевые взводы и морские отряды. Согласно решению Центробалта боевые взводы создавались на всех линейных кораблях, крейсерах и в береговых частях флота, имевших команду более 200 человек. В начале октября в Гельсингфорсе, Ревеле и Кронштадте начали формироваться десантные батальоны для участия в вооруженном восстании и отражении возможного вторжения немецких войск в Эстонию, Финляндию и Петроград.

Подготовкой и организацией военных сил Кронштадта для свержения Временного правительства руководили Кронштадтский комитет партии и Военно-техническая комиссия Кронштадтского Совета, без одобрения которой ни один приказ не исполнялся.

20 октября (2 ноября) комиссары Центробалта установили полный контроль над телеграфом, телефонными станциями и радиостанциями всех баз Балтийского флота, весь командный состав был поставлен под контроль Центробалта. На заседании Кронштадтского Совета 23 октября (5 ноября) были избраны делегаты на 2-й Всероссийский съезд Советов, а также назначены 18 комиссаров в боевые отряды моряков, сформированные для участия в вооруженном восстании.

Будучи небольшой по численности частью вооруженных сил, флот в социально-политическом отношении выделялся революционной энергией, решительностью и активностью личного состава, что во многом обусловливалось сильными революционными традициями, опытом революционной борьбы. Рост большевистского влияния среди моряков определялся тем, что в основных районах базирования Балтийского флота – в Петрограде, Кронштадте, Гельсингфорсе, Выборге, Прибалтике – к августу 1917 года насчитывалось более 62,7 тыс. членов РСДРП(б). Это составляло свыше трети всей численности партии.

Был образован партийный центр для руководства вооруженным восстанием и разработан подробный план захвата всех важнейших стратегических пунктов столицы и правительственных зданий. Был также создан высший орган военно-оперативного руководства вооруженными силами революции – Военно-революционный комитет (ВРК). Решающая и основная сила революции – Красная гвардия и ее мощная и надежная опора – революционные матросы Балтийского флота и солдаты Петроградского гарнизона были приведены в полную боевую готовность и ждали приказа о выступлении. Такой приказ был отдан 24 октября (6 ноября). Военно-революционный комитет через радиостанцию крейсера «Аврора» передал воззвание к гарнизонам, охранявшим подступы к Петрограду. В нем предписывалось действовать твердо и осмотрительно, а где нужно – беспощадно. Так началась вооруженная борьба за власть Советов.

Центробалту была поставлена задача: обеспечить приход боевых судов в Неву, взять под обстрел Зимний дворец и другие важные стратегические пункты, обеспечить боевое взаимодействие с отрядами красногвардейцев и солдатами Петроградского гарнизона, захватить железнодорожную линию Ораниенбаум – Петергоф и высадить сводный отряд моряков для совместных боевых действий с питерским пролетариатом. Утром 25 октября (7 ноября) линкор «Заря Свободы» во главе с комиссаром И.Н. Колбиным встал на указанное по плану место в Морском канале – против станции Лигово. А отряд моряков с линкора занял эту станцию и организовал ее оборону. Радиостанция линкора по предписанию ВРК должна была держать постоянную связь с Северным фронтом – Латышским и Сибирским полками, преданными делу революции. Отряд моряков 1-го Балтийского флотского экипажа в составе 700 человек без боя занял Ораниенбаумский вокзал, обезоружив юнкеров, и по железной дороге двинулся в сторону Петрограда. К 10 часам утра военные моряки заняли всю железную дорогу Ораниенбаум – Петроград. Крейсер «Аврора» и минный заградитель «Амур» были поставлены на Неве у Николаевского моста для обстрела Зимнего дворца. Миноносцы расположились в районе набережной Васильевского острова. Однако офицеры этих миноносцев категорически заявили командам, что непосредственного участия в выступлении они не примут. Это не прошло даром. Так, на миноносце «Деятельный» были арестованы все офицеры, кроме командира, которому удалось скрыться. Их отправили в Кронштадт, где собирались судить как «врагов народа». Стараниями командующего флотом эти офицеры были спасены и отделались только двухнедельным арестом. Страхи, как всегда, оказались преувеличенными. За все дни переворота, кроме «Авроры», ни один корабль не дал ни одного выстрела. «Аврора» же действительно для острастки сделала несколько выстрелов, но только холостыми патронами.

Сводный морской отряд Кронштадта, в который входили матросы машинной школы, учебно-артиллерийского и учебно-минного отрядов, часть матросов 1-го Балтийского флотского экипажа, Кронштадтского флотского полуэкипажа, матросы учебных судов и отряд красногвардейцев, насчитывал более 10 тыс. человек. Для участия в вооруженном восстании и переброски в Петроград сводного морского отряда были назначены боевые корабли. Экипажи боевых кораблей и сводный морской отряд, прибыв в Петроград, получили конкретные боевые задачи от ВРК и были направлены на захват таких важных пунктов, как почтамт, Центральная телефонная станция, телеграф, мосты, вокзалы, электростанции, Главный военный штаб и Зимний дворец.

Вечером 24 октября (6 ноября) ВРК направил в Гельсингфорс председателю Центробалта П.Е. Дыбенко с требованием немедленно выслать в Петроград боевые суда и вооруженные отряды матросов. Это явилось сигналом к выступлению кораблей и частей флота, а также войск, расположенных в Финляндии. Центробалт поднял весь флот и войска, находившиеся в Финляндии, на вооруженное восстание. Были взяты под контроль все железнодорожные линии, связывающие Финляндию с Петроградом. Высланный Центробалтом сводный отряд моряков занял все важнейшие стратегические пункты от Гельсингфорса до станции Белоостров. По железной дороге из Гельсингфорса в Петроград были направлены три эшелона вооруженных матросов. Однако контрреволюционеры из железнодорожных служащих всячески задерживали движение. Моряки прибыли в Петроград с большим опозданием и не участвовали в штурме Зимнего дворца. В решающий день основной силой восстания были моряки Кронштадта и Петрограда.

Вечером 25 октября (7 ноября) из Гельсингфорса по предписанию Центробалта в Петроград прибыли эскадренные миноносцы «Самсон», «Забияка», «Деятельный», «Меткий» и сторожевой корабль «Ястреб». Красногвардейцы и матросы Балтийского флота шли в авангарде боевых сил, штурмовавших Зимний дворец. Наступление на Зимний дворец началось вечером 25 октября (7 ноября). Чтобы избежать кровопролития, ВРК дважды предлагал Временному правительству прекратить сопротивление. Но Временное правительство ждало прибытия с фронта «верных» ему полков и потому предложения ВРК отклоняло. Тогда ВРК отдал приказ о взятии Зимнего дворца. В 21 час 40 минут раздался исторический выстрел с крейсера «Аврора». Почти одновременно был открыт артиллерийский огонь из орудий Петропавловской крепости, полевых орудий, установленных под аркой Главного штаба, и ружейно-пулеметный огонь атакующих. Начался штурм Зимнего дворца. В 1 час 50 минут 26 октября (8 ноября) Зимний дворец был взят. В 2 часа 10 минут последнее Временное правительство России было арестовано и под конвоем матросов препровождено в Петропавловскую крепость.

День 25 октября (7 ноября) стал днем победы октябрьского переворота. В 10 часов утра ВРК принял написанное В.И. Лениным обращение «К гражданам России», в котором сообщалось о свержении Временного правительства. Это обращение было передано радиостанцией крейсера «Аврора», а вскоре – радиостанциями Кронштадта и кораблей Балтийского флота.

Взвешивая обстоятельства октябрьского переворота, нельзя не признать, что решающая роль в нем принадлежала флоту. 25 октября к утру на Неве в Петрограде находились революционные корабли: миноносцы «Прозорливый», «Прочный», «Рьяный», минные заградители «Амур» и «Хопер». С них был спущен десант военных моряков – от Николаевского к Дворцовому мосту. Всего к этому моменту на Неве было 25 военных кораблей, расчехленные орудия и пулеметы которых были направлены на Зимний. В их числе были миноносцы «Самсон», «Забияка» и «Деятельный», подводные лодки «Ерш» и «Форель». Не кончись так успешно восстание, скорее всего, и «Аврора», и миноносцы не задумались бы бомбардировать Петроград, который не мог оказать им никакого сопротивления. Так или иначе, но большевики, имея в своем распоряжении флот, обеспечивали себе хотя бы временный захват столицы.

26 октября (8 ноября) на заседании II Всероссийского съезда Советов были приняты первые важнейшие документы советской власти – Декреты о мире и о земле. II Всероссийский съезд Советов законодательно оформил победу октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Съезд сформировал первое советское правительство – Совет народных комиссаров (СНК) во главе с В.И. Лениным. В составе СНК был образован Комитет по военным и морским делам, куда вошли В.А. Антонов-Овсеенко, П.Е. Дыбенко и Н.В. Крыленко. Вскоре П.Е. Дыбенко был назначен народным комиссаром по морским делам.

26 октября (8 ноября) 1917 года делегаты флотов и флотилий, прибывшие на II Всероссийский съезд Советов, провели совещание, на котором было принято решение распустить Центрофлот и создать вместо него Военно-морской революционный комитет (ВМРК), непосредственно подчиненный Петроградскому ВРК. Руководящее ядро Военно-морского революционного комитета составили 10 делегатов съезда: 6 балтийцев, 2 черноморца, 1 каспиец, 1 от Сибирской флотилии. Председателем комитета был избран большевик-балтиец И.И. Вахрамеев.

Началась полоса реорганизации управления военно-морским флотом. В середине ноября управление морским ведомством было преобразовано, и во главе его встала Морская коллегия, состоявшая из представителей матросов всех морей. Для решения же технических вопросов в нее вошел офицер, с правами почти морского министра. На эту должность был избран капитан 1-го ранга Модест Иванов. 19 ноября Иванов прибыл в Гельсингфорс и поднял на «Гражданине» (бывший «Цесаревич») флаг морского министра. Он рассчитывал, что к нему немедленно явится командующий флотом. Но адмирал Развозов передал, что он его не признает и как представителю власти комиссаров не подчинится. Возник конфликт. Центробалт встал на сторону Иванова и постановил отстранить от должности адмирала Развозова за непризнание власти Совета народных комиссаров. Тогда командующий флотом собрал у себя совещание флагманов. На нем они решили сложить с себя обязанности в случае ухода Развозова. На флагманском корабле «Кречет» Иванов дал флагманам полный отчет, причем заявил, что он вовсе не член правительства большевиков и назначен не им, а выбран морским съездом в Петрограде. После этого флагманы согласились его признать, но только как выборное лицо, а не представителя Совета комиссаров. Инцидент был улажен, и адмирал Развозов остался командовать флотом. Однако в первых числах декабря Морская коллегия уже прислала декрет об упразднении должности командующего флотом и передаче всей власти Центробалту.

Офицеры снова заволновались. 4 декабря в Морском собрании было созвано и общее собрание офицеров. В результате было решено ультимативно предупредить Центробалт, что если должность командующего флотом будет уничтожена, то все офицеры сложат с себя свои обязанности. Центробалт был сильно обеспокоен неожиданным протестом офицеров и старался как-нибудь уладить дело. В конечном итоге из этого первого и последнего открытого протеста офицеров Балтийского флота ничего не вышло. Они были и слабы, и нерешительны для таких серьезных выступлений. Они подчинились декрету новой власти. Поэтому ушел адмирал Развозов.

Вслед за вице-адмиралом Развозовым ушел и вице-адмирал М.К. Бахирев, а с ним – его популярный начальник штаба капитан 1-го ранга М.А. Беренс и много еще других офицеров.

29 января 1918 года Совет народных комиссаров издал декрет об организации нового, Красного флота, уже не под Андреевским, а под красным флагом. Декрет начинался так: «Российский флот, как и армия, приведены преступлениями царского и буржуазных режимов и тяжелой войной в состояние полной разрухи, а потому флот, существовавший на основании всеобщей воинской повинности царских законов, объявляется распущенным и организуется социалистический, рабоче-крестьянский флот…»

 

5.6. Морской след Троцкого в истории России

Личность Льва Давидовича Троцкого до сих пор остается загадочной в российской истории, а его участие в октябрьском 1917 года перевороте и последующие действия в составе руководителей новой советской власти вызывают много вопросов. Есть вопросы без убедительных ответов и в отношении Троцкого к военным морякам. Он особо заигрывал с ними еще до октябрьского переворота. А потом его назначили морским министром Советской России. И здесь он тоже оставил свой особый след в отношении к военно-морскому флоту и его флагманам.

Краса и гордость русской революции

Февральская революция 1917 года застала Льва Троцкого в эмиграции в Нью-Йорке. Так же, как и для Ленина, революция в России стала для Троцкого неожиданностью. В начале мая 1917 года Троцкий прибыл в Петроград и вскоре стал руководителем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В отсутствие Ленина, который находился в Финляндии, он фактически возглавлял деятельность большевиков в Петрограде вплоть до его возвращения. Именно по его инициативе был сформирован Петроградский военно-революционный комитет (ВРК), который стал основным органом подготовки вооруженного восстания в Петрограде. Троцкий лично много времени проводил в Кронштадте и организовывал революционную работу на кораблях и в частях военного флота по подготовке вооруженного восстания. В мае 1917 года, когда Кронштадтский совет объявил себя единственной властью в городе, Троцкий приложил много усилий, чтобы защитить его перед эсеро-меньшевистским большинством Петросовета по обвинению в образовании «Кронштадтской республики», решившей «отложиться от России». В те дни он принимал «очень близкое участие в кронштадтских делах».

В период июльских событий 1917 года Троцкий сыграл заметную роль в защите от революционной толпы матросов министра земледелия Временного правительства Чернова В. М., лидера партии эсеров, пользовавшегося на тот момент значительной популярностью. Толпа попыталась арестовать Чернова. Кронштадтские матросы уже затащили его в автомобиль. И тут Троцкий выступил перед матросской массой: «Товарищи кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я убежден, что никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции, ненужными арестами. Каждый из вас доказал свою преданность революции. Каждый из вас готов сложить за нее голову. Я это знаю. …Да здравствует красный Кронштадт! Дай мне руку, товарищ! . . Дай руку, брат мой!» После этого толпа с недовольным видом расступилась, и кронштадтцы отпустили Чернова. Выражение Троцкого «краса и гордость революции», сказанное им в адрес кронштадтских матросов, стало крылатым.

В июле – сентябре 1917 года Троцкий благодаря своим способностям оратора играл ключевую роль в «разагитировании» кронштадтских матросов и их переходе на сторону большевиков. Бывало, что его в Кронштадте ждали несколько часов. И когда он прибывал на катере, матросы встречали его овациями.

Находчивостью и страстностью Троцкий побеждал аудиторию настолько, что заставлял всех себя слушать. Его речь всегда заканчивалась аплодисментами.

Интересно, что исследователи до сих пор не могут разобраться, кто исполнял обязанности председателя ВРК в период 21—25 октября 1917 года. Но в ноябре 1917 года Троцкий точно подписывал документы как «председатель ВРК». Главное, что он был одним из тех, кто командовал стотысячной армией революции в октябре 1917 года. Несмотря на то, что ВРК – руководящий орган революции – самораспустился в декабре 1917 года, в марте 1918 года Троцкий по требованию кронштадтских моряков подписал воззвание к населению о переносе столицы в Москву также от имени председателя ВРК. Л.Д. Троцкий всегда опирался на мнение и силу военных моряков. Не случайно согласно плану октябрьского восстания предполагалась помощь восставшим со стороны революционных матросов Гельсингфорса и Кронштадта.

Немедленно после октябрьского восстания в Петрограде большевикам пришлось столкнуться с самым ожесточенным сопротивлением. Дезорганизация власти сказывалась во всем. Это проявлялось и в действиях военных моряков. Характерными примерами в этом отношении явились случаи побегов ледоколов «Волынец» (бывший «Царь Михаил Федорович») и «Сампо», которые перешли на сторону белых финляндцев. В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, топливо, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; все казалось в порядке вещей. «Ведь это – все наше, народное», – говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж.

В это время адмирал Развозов заявил, что он уходит с поста командующего флотом. Общее собрание представителей всех судовых команд и членов Центробалта постановило просить адмирала Развозова вернуться. Такой неожиданный поворот на флоте сильно обеспокоил Смольный. Троцкий послал в Гельсингфорс комиссара Раскольникова с тем, чтобы тот, так или иначе, но убрал Развозова. Состоялось еще одно общее собрание военных моряков. Новая резолюция гласила о смещении адмирала Развозова и о передаче всей власти Центробалту. На счет Троцкого можно уверенно зачислить и расправу с военным моряком капитаном 1-го ранга Щастным А.М.

Бунтарские действия командующего флотом Щастного А.М

Когда убрали Развозова, оперативная часть перешла к капитану 1-го ранга А.М. Щастному, как старшему в бывшем штабе командующего флотом. Благодаря совершенной непригодности Центробалта к управлению флотом, особенно в такой серьезный момент, он стал распоряжаться им почти самостоятельно.

21 марта 1918 года германский флот появился перед Гангэ (полуостров Ханко или Ганге-Удд; Финляндия) и высадил десант. При его приближении были уничтожены находившиеся там русские подлодки АГ-11, АГ-12, АГ-15 и АГ-16, а также их матка – пароход «Оланд» и сторожевое судно «Ястреб». Немедленно к вице-адмиралу Мейреру, командовавшему оккупационной немецкой эскадрой, выехала делегация, состоявшая из нескольких офицеров и матросов Балтийского флота. Этой делегации было передано требование, чтобы к 30 марта весь русский флот покинул Гельсингфорс. Те же корабли, которые по своему состоянию принуждены будут остаться, должны иметь минимальное количество команды, необходимое лишь для охраны, и они не должны принимать никакого участия в борьбе немцев с финскими красными. В случае неисполнения этих требований германский адмирал угрожал принять активные меры.

По возвращении делегации капитан 1-го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт. Совершенно не считаясь ни с двусмысленными приказаниями Москвы, требовавшей то вывода, то оставления флота, ни с определенным давлением со стороны англичан, требовавших его уничтожения, Щастный приступил к выполнению такой трудной задачи. Началась лихорадочная подготовка к предстоящему переходу. Лед еще был довольно прочный, в особенности от Гогланда до Кронштадта, а потому сильно опасались, что часть кораблей, не осилив его, затонет во время пути. Однако рассуждать не приходилось; затих даже Центробалт. Было решено послать все суда, даже и те, которые стояли в ремонте, с разобранными машинами. Они должны были идти на буксире ледоколов. Работа кипела. Команды, напуганные слухами, что немцы будут вешать матросов без суда и следствия, работали так, как не работали и в доброе старое время. Один за другим корабли быстро готовились к выходу в море.

Первыми, еще задолго до прихода германцев, ушли дредноуты. Потом потянулись другие большие суда: линейные корабли, крейсера, заградители и транспорты. Наконец, в последнюю очередь – миноносцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная Звезда» с членами Центробалта и посыльное судно «Кречет» с А.М. Щастным. Больше всех волновались и торопились члены Центробалта, которые боялись, что германцы не выпустят яхты из Гельсингфорса и всех их немедленно расстреляют. В Гельсингфорсе осталось лишь самое незначительное число судов, не имевших никакого боевого значения. 30 марта германская эскадра вошла на гельсингфорский рейд и, одновременно с войсками, ее десант занял город.

Переход в Кронштадт был особенно труден малым кораблям. С большим трудом, ломая лед, они очень медленно продвигались вперед. При нормальных условиях этот переход занял бы всего 10—12 часов; теперь же многие миноносцы совершили его в 8—9 дней. Однако, несмотря на такие трудности, все корабли благополучно дошли до Кронштадта, и только несколько миноносцев оказались с сильно продавленными бортами. Многие корабли дошли, имея у себя самое ничтожное количество команды, едва достаточное, чтобы обслуживать котлы и машины на одну смену. Также мало на многих кораблях было и офицеров – иные дошли только с одним командиром.

Конечно, это был слишком рискованный переход. Но это был исторический и вместе с тем глубоко трагический поход русского флота, так недавно мощного, в блестящем состоянии, а ныне разрушенного, не пригодного ни к какой борьбе. Во время этого последнего похода во флоте еще раз вспыхнула искра прежней энергии, прежнего знания дела, и личный состав сумел привести флот в базу. Главная заслуга в том, что флот был приведен в Кронштадт, без сомнения, принадлежит капитану 1-го ранга А.М. Щастному. Только благодаря его энергии он не был оставлен неприятелю или затоплен, как того хотели союзники.

Придя в Кронштадт, часть судов перешла в Петроград и расположилась там вдоль всей Невы; часть же миноносцев и тральщиков была поставлена в Шлиссельбург для охраны берегов Ладожского озера. Теперь флот оказался вблизи от центра власти, под непосредственным влиянием и неусыпным наблюдением Смольного. Тем не менее на нем далеко не все было спокойно, в особенности на Минной дивизии. На многолюдных митингах, на которых выступали и офицеры, там стали раздаваться речи против новой власти и призывы к открытому восстанию. Смольному стало об этом известно. Немедленно начались аресты, как среди офицеров, так и среди команд. Миноносцы как ненадежные корабли были переставлены значительно выше по течению Невы, вне черты города.

Одним из первых по личному решению Троцкого был арестован и затем отправлен в Москву А.М. Щастный, которому предъявили обвинение в измене. Обвинение, предъявленное А.М. Щастному, было сформулировано так: «Щастный, совершая героический подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти». Такая странная формулировка обвинения не может не поразить каждого здравомыслящего человека, тем более что на суде не было ни одного факта, ни одного свидетеля, показывавшего против A. M. Щастного. Наоборот, все показания в один голос говорили в его пользу. Против Щастного выступал только один – Троцкий, который на суде был в качестве свидетеля. Присутствовавшие ни одной минуты не сомневались, что будет вынесен оправдательный приговор. Но председатель Верховного революционного трибунала громко и раздельно прочитал смертный приговор, обвинив Щастного в совершении контрреволюционного преступления. Формулировки обвинения были туманные и неопределенные, ясности не давали. Такой явной и возмутительной несправедливости никто не ждал. Но на рассвете 22 мая 1918 года во дворе Александровского военного училища Щастного расстреляли. Получается – за спасение Балтийского флота. Приговор поддержали Ленин и Свердлов. Предсмертными словами Алексея Михайловича были: «Смерть мне не страшна. Свою задачу я выполнил – спас Балтийский флот».

Впервые архивные документы по делу А.М. Щастного появились в открытой печати в 1991 году в журнале «Человек и закон» № 3—4 в статье военного юриста Вячеслава Звягинцева «Первый смертный приговор». Стало известно, что арест был произведен в кабинете Троцкого, сразу после бурного объяснения между Щастным и Троцким. Скорее всего, Щастного сгубило то, что он прямо заявил о гибельной политике тех, кто стоял тогда во главе флота. Нарком военмор вскипел, а Щастный продолжал говорить правду: «В настоящее время на службе остались те из офицеров, которые, сознавая, что присутствуют при агонии флота, настолько, тем не менее, с ним сжились, что решили остаться и таким образом исполнить свой долг до конца. Трагическое положение этого немногочисленного офицерства, несущего на себе всю тяготу службы, должно быть по заслугам оценено государством и обществом». Вывод Щастного о тяжелейшем положении Балтийского флота в 1918 году не был надуманным, и нельзя согласиться с Троцким, что Щастный использовал это обстоятельство в контрреволюционных целях.

О деле капитана 1-го ранга Щастного до сих пор мало известно. Оно пролежало в архивах КГБ без движения более 70 лет. Из-за этого не один архивный документ не публиковался при советской власти по известным причинам, сегодня замалчивается по другим. Военная прокуратура Балтийского флота реабилитировала А. Щастного. А.М. Щастного в 1918 году арестовывал лично Лев Троцкий без всяких санкций. Арест явился неожиданностью не только для самого Щастного, но и для Высшего военного совета и Адмиралтейства. Только сегодня стало известно, что нарком по военным и морским делам Л. Троцкий не имел права увольнять своим приказом А. Щастного, назначенного декретом Совнаркома, а тем более лично арестовывать его.

Судьба А.М. Щастного и его семьи, к сожалению, трагична, как и других его современников – моряков, прославивших Россию. Через тюрьмы и лагеря прошли А.Н. Гарсоев (первый «главный подводник» Советской России), А.Н. Бахтин (командир знаменитой подлодки «Пантера»), следы Н.А. Зарубина (возрождавшего подводные силы Советской России) не найдены до сих пор. Все они были офицерами царского флота, честно ставшими на сторону революции.

Военная карьера А.М. Щастного похожа на карьеру многих морских офицеров. Он родился в потомственной дворянской семье Волынской губернии. В 17 лет поступил в Морской кадетский корпус, в 1901 году он уже мичман. С конца 1902 года был направлен на Дальний Восток на эскадренный броненосец «Севастополь». В Русско-японскую войну служил на кораблях Порт-Артурской эскадры, участвовал в боевых операциях. Прошел японский плен, и снова служил на Балтике. Первую мировую войну А. Щастный встретил старшим офицером линкора «Полтава». В октябре 1915 года он поднялся уже на командирский мостик эскадренного миноносца «Пограничник». В июле 1917-го Щастному было присвоено очередное звание – капитан 1-го ранга, и друзья прочили ему адмиральские погоны. Октябрьские события 1917 года перевернули очередную страницу биографии А.М. Щастного, которая оказалась последней.

По иронии судьбы, человек, спасший от захвата немцами Балтийский флот, оказался первым лицом, официально осужденным советским ревтрибуналом. О причинах скоропалительно вынесенного ему смертного приговора до сих пор спорят историки. А главному автору убийства Щастного Л.Д. Троцкому тоже выпала трагическая судьба. С 1923 года он оказался лидером внутрипартийной левой оппозиции. В 1927 году был снят со всех постов и отправлен в ссылку. В 1929 году его выслали за пределы СССР, а в 1932 году лишили советского гражданства. В мае 1940 года было совершено неудачное покушение на жизнь Троцкого. Но утром 20 августа 1940 года агент НКВД Рамон Меркадер, проникший ранее в окружение Троцкого как убежденный его приверженец, пришел к Троцкому, чтобы показать свою рукопись. Троцкий сел ее читать, и в это время Меркадер нанес ему удар по голове ледорубом, который пронес под плащом. Троцкий после полученной раны прожил еще почти сутки и 21 августа умер. После кремации был похоронен во дворе дома в Койокане (Мексика). Советская власть тогда публично отвергла свою причастность к убийству Троцкого. Убийца был приговорен мексиканским судом к двадцатилетнему тюремному заключению. Но в 1960 г. Рамону Меркадеру, освободившемуся из мест заключения и приехавшему в СССР, было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина. Л.Д. Троцкий (Бронштейн) 21 мая 1992 г. был реабилитирован Прокуратурой РФ, а затем реабилитирован 16 июня 2001 г. Генеральной прокуратурой РФ.