Глава 1

Может, это просто царапина.

Уиллоу Рэндалл смотрит на девушку, сидящую напротив нее. Одни могли бы обратить внимание на девушку, потому что она хорошенькая. Другие - из-за ее пламенных рыжих волос. Если бы парни в классе посмотрели, то увидели бы, что под блузкой у нее отчетливо видны очертания бюстгальтера. Но взгляд Уиллоу устремлен на другое: на воспаленный красный рубец, около трех дюймов длиной, тянувшийся от локтя до запястья. Если Уиллоу ухитрится скосить глаза достаточно сильно, то почти сможет различить несколько пятнышек засохшей крови.

Как она его получила? Не кажется, что она из таких.

Может, у нее есть кошка. Целый клубок котят.

Да, так и есть. Играя с котенком. Вот как, видимо, это произошло.

Уиллоу вдавливается в стул. Но ее внимательное разглядывание не остается незамеченным, и девушка оборачивается к одной из своих подруг и начинает что-то шептать.

Шу-шу-шу.

О чем они говорят?

Уиллоу неуверенно смотрит на других девочек. У нее плохое предчувствие, что они говорят о ней, и она не сомневается, что также знает, о чем они говорят. У нее единственной нет родителей.

Нет. Она - единственная, кто убила своих родителей.

Их шепот напоминает ей шелест сухих листьев. Уиллоу всегда ненавидела этот звук. Она подавляет в себе желание закрыть ладонями уши, отказываясь принимать внимание к себе. Но она не может остановить поток шума, вытекающий из их ртов.

Шу-шу-шу.

Звук затягивает ее. Угрожая раздавить.

Только одна вещь может убрать его.

Уиллоу резко встала с места, но шнурки оказались привязанными к ножке стула, и она качнулась вперед. Ее книги с грохотом упали на пол. Она ухватилась руками за стол, с трудом удерживая равновесие. Мертвая тишина. Все пялятся на нее.

Она могла почувствовать, как горит лицо, и свирепо поглядела на двух девчонок, которые перешептывались.

— Уиллоу? — голос Мисс Бенсон звучал обеспокоенно. Она явно обеспокоена, не притворяется. Она хороший учитель.

Она приветлива с толстыми детьми, и с прыщавыми тоже, так почему бы и не детьми-сиротами? Почему бы и не с детьми-убийцами?

— Я просто... — Уиллоу медленно выпрямилась. — Просто мне нужно в туалет. — Краска стыда мучительно сгустилась. Ей стыдно за свою неуклюжесть. Стыдно за то, как она посмотрела на тех девчонок. И разве не могла она придумать другое оправдание?

Мисс Бенсон кивнула, но выглядела колеблющейся, как будто в чем-то подозревала, но Уиллоу в данный момент было все равно. Все о чем она думала - это сбежать по-быстрому и оставить эти ухмыляющиеся лица позади. Она подняла свои книги, схватила сумку, и, как только оказалась за дверью, бегом припустила по коридору. Стоп. По коридорам бегать нельзя. Она переходит на шаг. Этого ей еще не хватало - попасться из-за такой глупости, как беганье по коридору

В туалете пахло куревом. Никого не было. Хорошо. Дверь одной из кабинок свободно раскачивалась. Уиллоу пинком захлопнула ее за собой и опустила сиденье унитаза, перед тем как сесть.

Она порылась в сумке. Приходя в бешенство, потому что не могла найти то, в чем так отчаянно нуждалась. Она что, забыла пополнить запас? Наконец, как раз тогда, когда она уже оставила надежду, когда была готова завыть как собака, рука сомкнулась на гладком металле. Пальцами проверила остроту лезвия. Идеально. Это новенькая бритва.

Голоса девчонок крутились у нее в голове. Их галдеж вытеснял все разумные мысли. Она закатала рукав.

Порез от бритвы убивает звук. Он стирает из памяти все те пялящиеся лица. Уиллоу смотрит на свою руку, на энергию, разливающуюся по ее телу. Крошечные красные царапины, которые превращаются в гигантские пионы.

Пионы, как те, что выращивала ее мама.

Уиллоу закрывает глаза, впитывая тишину. Ее дыхание становится глубже с каждым порезом бритвы. Воцаряется тишина, не такая как под кайфом, а прекрасная и чистая.

Разве могли бы вы сказать, что то, что так сильно причиняет боль, может быть настолько приятным.

Даже больше, чем просто приятным. А то, что приносит такое удовольствие, не могло быть плохим.

Оно должно быть хорошим. Оно хорошее.

Гораздо лучше. Лучше, чем с любым парнем.

Лучше, чем материнское молоко.

 

Глава 2

— Нет, ее не будет до двадцать шестого, — с бодрой профессиональной улыбкой говорит мисс Гамильтон. Рядом с ней за абонементным столом, борясь с зевотой, стоит Уиллоу. Она устала. Слава богу, ее смена в библиотеке почти закончена. Она украдкой смотрит на часы. Ну, не совсем закончена, еще сорок пять минут.

Уиллоу знает, что она должна быть благодарна за работу. Все же ее брату пришлось использовать довольно много связей, чтобы получить ее для нее. Три дня в неделю днем она помогает в университетской библиотеке. Это приносит немного денег. Недостаточно, но все же лучше, чем она заработала бы дома в палатке с мороженым Хааген-Дас.

Конечно, все деньги, что она заработала дома, пошли бы прямо ей в карман. Теперь все немного по-другому. Сейчас она работает, чтобы помочь брату с расходами. Сейчас ей необходимо беспокоиться о таких вещах, как счет за электричество. Но это не так уж плохо, по крайней мере, по сравнению с ее остальной жизнью.

— Думаю, мы можем достать ее для вас по межбиблиотечному абонементу, — продолжает мисс Гамильтон. — Уиллоу, ты подготовишь его?

Мисс Гамильтон решительно смотрит на нее, готовая, в случае ошибки, наброситься на девушку. На самом деле она не плохой человек. Она довольно милая с остальными, ей просто не нравится, что Уиллоу вторглась в ее библиотеку. Большинство из тех, кто работает здесь, - аспиранты и те, кто избрал библиотеку своей профессией. Достаточно сказать, что Уиллоу - единственная здесь ученица средней школы. Здесь так же, как и везде вокруг в эти дни. Она просто не подходит.

Уиллоу взяла карточку, которую мужчина заполнил своим неровным, неразборчивым почерком. Он ищет какую-то малоизвестную работу философа двенадцатого века. Она подняла голову и взглянула на него. Старый мужчина. Даже очень старый. Возможно, ему за семьдесят. Всегда интересно посмотреть на разного рода людей, которые сюда забредают.

— Она должна прийти сюда через пару дней, — сказала она, вбивая шифр книги в компьютер. — Вы написали свой номер телефона? — Она снова посмотрела на карточку. — Отлично, мы дадим вам знать, когда она придет.

— Замечательно, — сказал он с настоящим энтузиазмом. Уиллоу заметила, что у него очень дружелюбная улыбка. Она была готова поспорить, что он профессор-пенсионер, который по-прежнему обожает читать.

Его глаза загораются радостью в надежде раздобыть книгу. Ее отцу бы это нравилось еще лет двадцать, или около того. Одной только мысли о какой-нибудь монографии о малоизвестном племени в Новой Гвинее было бы достаточно, чтобы свести его с ума.

Было бы.

Ее неожиданно захлестнула волна отчаяния, даже стоять стало трудно. Она схватилась за край абонементного стола так крепко, что побелели костяшки пальцев. Она просто не может позволить себе так распуститься здесь. Есть ли способ, ну хоть какой-нибудь, чтобы она могла найти оправдание и пойти сделать то, что должна, так, чтобы Мисс Гамильтон не разозлилась на нее?

Уиллоу увидела свою сумку со всеми принадлежностями под одним из стульев. Стоило ее увидеть, и она немного успокоилась. Она оторвала руки от стола и потерла их, наслаждаясь прикосновением хлопковой ткани к свежим ранам. Пока и этого достаточно.

— Уиллоу! — голос Мисс Гамильтон был резким; понятно, что она не первый раз произносит ее имя.

— Извините! — Уиллоу так испугалась, что чуть не подпрыгнула. Она заставила себя отвести взгляд от своей сумки и сосредоточиться на сердитом лице Мисс Гамильтон.

— Ты должна подняться в книгохранилище.

— Хорошо. — Она кивнула, несмотря на то, что ненавидит книгохранилище. Книги там отвратительные, покрытые пылью. А еще они жуткие. Уиллоу слышала разное о приведениях. Не то чтобы она верила в приведения, но все же…

— Этот молодой человек забыл свое удостоверение, тебе придется подняться с ним наверх.

Уиллоу переключила внимание на парня, опиравшегося на абонементный стол позади Мисс Гамильтон. Этому напротив - совсем не семьдесят. Он, наверное, всего на несколько лет старше ее, если старше. Он смахнул волосы с глаз и одарил ее ленивой улыбкой.

Уиллоу знает, что ей следует улыбнуться в ответ, но это бесполезно, она разучилась.

— Я поднимусь с ним через секунду. — Она снова повернулась к Мисс Гамильтон. — Мне просто надо закончить… — Уиллоу неопределенным жестом махнула в сторону компьютера.

Мисс Гамильтон кивнула и отвернулась. Но не этот парень. Он продолжал смотреть. Она чувствовала, как его глаза следили за ней, пока она заканчивала с оформлением межбиблиотечного абонемента.

Уиллоу не сомневалась, что у нее паранойя, но его испытующий взгляд пугал ее. Он напомнил ей о тех девчонках из школы. Ей совсем не нравилась мысль о том, чтобы подняться с ним в книгохранилище.

Только чтобы оттянуть момент, она замешкалась и потратила больше времени, чем необходимо для заполнения информации в графах.

— Ну, так как насчет меня? — спросил он через минуту или две. Он начал терять терпение. Он барабанил пальцами по стойке, и в его голосе отчетливо звучал металл. Он, казалось, уже так интересуется ей.

Уиллоу вздохнула с облегчением. С этим она справится.

— Да, хорошо. Одну секунду. — Ее голос под стать его.

— Давай я это сделаю, — сказал Карлос, взяв у нее карточку мужчины, искавшего философа двенадцатого века. Карлос один из аспирантов, он почти такого же возраста, как и ее брат. Уиллоу он нравится - ну, насколько ей вообще может кто-либо нравиться в эти дни. Он мил с ней, он не раз прикрывал ее.

— Спасибо, — промолвила она шепотом. Ей бы хотелось, чтобы он позволил ей закончить работу на компьютере и вместо нее отвел этого парня наверх в книгохранилище.

— Ну что ж, пойдемте. — Уиллоу проходит вперед него по направлению к лифту.

— Вы знаете, где это? — спросила она, посмотрев на карточку, которую он заполнил.

— Не важно, я найду. — Она заходит в лифт и нажимает кнопку одиннадцатого этажа, где располагается книгохранилище. Двери закрылись, и они остались одни. Уиллоу уставилась на светящиеся цифры прямо перед собой.

— Я - Гай, — сказал он через мгновение. — Как тебя зовут?

— Уиллоу.

— Уиллоу… — Он умолк, очевидно, ожидая ее ответа. — Уиллоу? — подсказал он через секунду — А фамилия?

Уиллоу не смогла придумать способ, за исключением откровенной грубости, чтобы избежать ответа на его вопрос.

— Рэндалл, — сказала она.

— Ты родственница Дэвида Рэндалла? — он с любопытством посмотрел на нее. — Я и подумал, ты вроде выглядишь знакомой. В прошлом году мы занимались с ним вместе в классе по антропологии. Он отличный парень.

— Он мой брат, — ответила Уиллоу тоном, подразумевавшим окончание разговора. Его болтовня начинала ее нервировать.

— Ты ведь не студентка здесь, не так ли? — Он нахмурился. — Ты выглядишь младше. Как ты получила эту работу?

Уиллоу не ответила. От его вопросов она почувствовала себя неловко. Она начинает считать про себя этажи. Она не могла дождаться, когда же они, наконец, приедут.

— Они обычно нанимают только студентов, — продолжил он. — Иначе, я бы попытался получить эту работу. Я бы очень хотел работать в библиотеке. — У него приятное выражение лица и добрый голос. Если он и замечает, что она ведет себя немного недружелюбно, то, кажется, его это не беспокоит.

— Если ты не студентка, тогда что ты здесь делаешь? — Уиллоу смутилась. — В моей школе есть программа, где можно брать курсы колледжа как кредит, — говорит он. — А ты, как получила работу?

— Сейчас я живу со своим братом, — через секунду ответила Уиллоу. — Это он ее нашел. — Лифт остановился, и они вышли.

В книгохранилище было темно, и Уиллоу быстро нажала выключатель. Она быстро заморгала, чтобы глаза привыкли к тусклому свету. Их взгляды встретились, и на мгновение она почувствовала, что реагирует так же, как любая другая нормальная девушка отреагировала бы, если бы стояла рядом с симпатичным парнем. Она немного взволнована, и смущена, и чуть-чуть заинтересована.

Уиллоу отошла от него как можно дальше. Она не может иметь дело с чем-то подобным сейчас.

— Эй, смотри. — Гай потянулся и придержал ее, когда она натолкнулась на металлические стеллажи.

Уиллоу резко высвободила руку, ошеломленная тем, насколько сильно его прикосновение взволновало ее. В некотором смысле его рука опалила ее как бритва… только результат совсем другой. Бритва вызывает у нее оцепенение, заставляет забыть, а это… что ж... Она вздрогнула и судорожно потерла руки.

— Тебе холодно? — подняв бровь, спросил он.

— Со мной все в порядке, спасибо.

— Я… Давай найдем твою книгу, хорошо? — Уиллоу снова сверилась с шифром книги, потом повернулась и направилась к полкам. Она легко нашла книгу, и была готова вручить ему, когда мельком взглянула на название и замерла, как вкопанная.

— Все нормально? — Гай нахмурился, наблюдая за ней.

— О, конечно, я просто… — Уиллоу умолкла. Она была не в состоянии оторвать взгляд от книги. Ну же, не следует ей так удивляться. Он же говорил что-то об антропологии, а это классика.

— Тебе знакома эта книга? Имею в виду, ты раньше читала "Унылые тропики"? — спросил он, забирая книгу из ее рук.

— Да, пару раз, вообще-то, — сказала Уиллоу через несколько секунд. Она на мгновение закрыла глаза и представила родительский кабинет с книгами во всю стену. "Унылые тропики", третья полка, вторая книга слева.

— Никогда не встречал кого-нибудь ещё, кто читал бы ее! — Гай, казалось, был впечатлен. — Потрясающе, правда? — сказал он, пролистывая книгу. — Наверное, твой брат рассказал тебе о ней, да? Если бы не эта книга, я бы не взял этот предмет.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, в прошлом году, как раз перед началом занятий, я бродил в центре, пытаясь решить, какие предметы мне следует взять. Я думал, что в итоге выберу химию или математику, так как они неплохо смотрятся в моем табеле, и возможно помогут попасть в хороший колледж или что-то в этом роде. Короче, начался дождь, и я спрятался в одном из этих магазинов подержанных книг. Книга эта буквально упала с полки, когда я искал совсем другое. Я открыл ее, и через четыре часа я все еще был там и читал. Тогда я и решил, что должен выбрать антропологию.

— Правда? — Наперекор себе Уиллоу не могла не заинтересоваться. Она тоже никогда не встречала кого-либо – кого-то ее возраста – кто читал эту книгу, не говоря уже о такой заинтересованности.

— Правда. — Гай кивнул. — Она как приключенческий рассказ, правда?

— Точно! — лицо Уиллоу оживляется. На секунду она забыла, что "Унылые тропики" была любимой книгой ее отца. Забыла о том, как сидела на диване у окна в гостиной в дождливый воскресный день, перебирая его любимые книги. Она забыла, что у нее больше нет отца, и забыла даже о том, что должна быть несчастной. — Она как приключенческий рассказ, — сказала она. — Но, знаешь, что смешно? Помнишь, как на первой странице он долго распространяется о том, что терпеть не может приключенческие истории?

— Да. — Гай засмеялся. — И потом он, в общем-то, одну такую и сочиняет.

Неожиданно свет выключился, и вот они стоят в темноте, Гай потянулся и нажал на выключатель. Затем он сел на пол, как будто это была самая обычная вещь в мире, как будто единственное, что он хотел бы сделать со своим временем, это потратить его на разговор с ней.

Уиллоу несколько растеряна, и не знает, что ей делать. Она чувствовала себя уютно, разговаривая с ним, но то, как она себя почувствовала, когда он к ней прикоснулся, было совсем не комфортным. Она внимательно всмотрелась в его лицо. У него на уме, казалось, были одни книги.

Через секунду Уиллоу присела рядом с ним.

— Зачем тебе эта книга? — Она жестом указала на "Унылые тропики". — Что случилось с той, которую ты купил в букинистическом магазине? — На самом деле ей, конечно, плевать, что приключилось с той книгой, и это в общем-то глупый вопрос, глупый и неинтересный, но она не знала, что еще сказать, и не чувствовала себя непринужденно, сидя вот так с ним в тишине.

— Потерял в метро. — Гай пожал плечами. — Я бы купил другую, но у меня, можно сказать, сейчас туго с наличными. Ты знаешь магазин, о котором я говорю? — Он опустил книгу и повернулся, чтобы взглянуть на нее. — Думаю, твой брат тысячу раз брал тебя туда. Когда бы я ни пошел туда, там всегда полно профессоров.

Уиллоу на минуту задумалась.

— Это по пути в центр? — спросила она. — И хотя он огромный, там действительно очень тесно, не правда ли?

— Да. — Гай кивнул. — Там едва развернешься. Похоже, книги все заполонили. Они попадали с полок, и на полу их собралось так много, что почти невозможно пройти.

— А еще там свой запах, — сказала Уиллоу. — Но не такой приятный, старинный, книжный запах, а скорее… — Она запнулась на секунду.

— Как запах чего-то немытого и грязного, — закончил Гай.

— Именно. — Уиллоу засмеялась. — И персонал там грубый.

— Если ты что-то у них спрашиваешь, они ведут себя так, будто ты им надоедаешь.

— Да, и почти невозможно найти что-либо самостоятельно, потому что они не расставили товар в какой-либо логической последовательности.

— Да, и вообще, само место находится в таком захолустье, что просто удивительно, зачем кому-то вообще затрудняться и ехать туда. Но все же, как ни странно, едут…

— Поразительно, — вставила Уиллоу.

— Ну, так ты его знаешь. — Гай улыбнулся. Он замолк и внимательно посмотрел на ее лицо. Уиллоу нервно заерзала. Внезапно он остро осознала, как тихо в книгохранилище, как тихо и как пустынно.

— На самом деле ты не так уж похожа на своего брата, — продолжил Гай через некоторое время. — Имею в виду, не думаю, что поэтому узнал тебя. — Уиллоу не уверена, куда он ведет, но она определенно чувствует себя принужденнее, чем несколько минут назад.

— Вот я идиот! — воскликнул Гай. — Не могу поверить. Ты учишься в моей школе, да? Поэтому я тебя знаю. Я видел тебя в коридорах. Ты только в этом году перевелась, правда?

Уиллоу слишком напугана, чтобы ответить. Они учатся в одной школе? Он ее знает? Знает ли он о ней?

Она вскочила на ноги.

— Мне нужно идти, — сказала она в смятении. — Мне не следовало так долго быть здесь.

— Что ж, конечно. — Гай встал и последовал за ней, в то время как она практически бегом направлялась к лифту.

Уиллоу не могла заставить себя посмотреть на него. Она смотрела на пол лифта, потолок, на что угодно, кроме его лица. Как будто бы и не было никогда этого маленького милого эпизода между ними. Она чувствовала себя использованной. Использованной и глупой. Он все знал с самого начала? Был ли весь разговор своего рода спектаклем, чтобы он мог доложить своим друзьям в школе, что ему фактически удалось поговорить с новой девочкой? Странной девочкой, девочкой, которая убила своих родителей?

Желание нанести порез было ощутимым, даже сильнее, чем тогда за абонементным столом. Она должна отделаться от него. Она должна остаться одна.

— Послушай, ты думаешь…

— Мне нужно идти, — сказала Уиллоу. — Она заспешила прочь из лифта, оставив Гая позади, и устремилась к Мисс Гамильтон. На этот раз ее сердитый взгляд приятен.

— Ты что-то долго, — мисс Гамильтон это показалось подозрительным.

— Мне… Мне пришлось постараться, чтобы найти то, что нужно. — Уиллоу присоединилась к ней за столом.

— Тебе нужно лучше ознакомиться с идентификационными номерами, — сказала мисс Гамильтон. Оправдания с ней не срабатывают.

— Да ладно, мне понадобилась вечность, чтобы разобраться в книгохранилище, — Карлос сочувственно улыбнулся Уиллоу.

— Пожалуй, — мисс Гамильтон посмотрела то на него, то на нее. — Ладно, Уиллоу, на сегодня все. Увидимся через несколько дней.

Уиллоу удивленно посмотрела на часы. Она понятия не имела, что ее смена закончилась. Мисс Гамильтон была права, ее долго не было. Она не думала, что их разговор длился так долго.

Ну что ж, еще один день, который мне не придется пережить снова, подумала она, схватив сумку, и выскочила из двери.

Уиллоу обошла группу студентов, столпившихся около библиотечного входа и отравлявших воздух сигаретным дымом, и направилась к стоянке, где все оставляют свои велосипеды. Через секунду она вспомнила, что у нее больше нет велосипеда, что он все еще там, в доме родителей, стоит прислоненный к стене гаража. Очень жаль, с ним дорога на работу и обратно была бы намного проще.

Но почему ее жизнь должна быть легче?

Она вышла из кампуса на дорогу. Всего через два квартала она будет в парке. Почему-то среди деревьев она чувствует себя лучше.

Но не настолько хорошо, подумала она, поглаживая сумку. Никогда настолько хорошо.

Без велосипеда требуется двадцать минут, чтобы дойти до дома брата. Квартиры ее брата, его жены Кэти и их дочурки. Не такое уж это и плохое место. Дэвид, Кэти и Изабель живут внизу, а она - в старом кабинете Дэвида, комнате для прислуги наверху. На самом деле, выглядит намного лучше, чем звучит. Ее комната очень маленькая, но как бы с изюминкой, как будто из сказки, или из фильма о Париже. Из окна открывается замечательный вид на парк, а Кэти обустроила ее специально для нее, повесив кружевные занавески и покрасив стены в светлый яблочно-зеленый цвет, не то, чтобы Уиллоу больше не волнуют подобные вещи.

— Тебе в какую сторону?

Уиллоу обернулась в панике. Она понятия не имела, что Гай у нее за спиной. Он что, шел за ней? Надеясь услышать больше, или может, хотел, чтобы она рассказала ему какие-нибудь пикантные подробности?

— Ты идешь в парк? — спросил он, становясь рядом с ней. — Я всегда хожу этим путем.

Уиллоу хотела спросить его, что он знает о ней, но не знала как. Она хотела спросить, нарочно ли он водил ее за нос до этого, или он на самом деле не узнал ее сначала. Она подумала, что это возможно, ведь она тоже не узнала его. Но она так погружена в свой собственный мир. Ничего не производит на нее впечатление в эти дни. Как новенькую в школе, ее все равно бы заметили, даже если бы у нее на груди и не было клейма убийцы.

— Эй, Гай, подожди! — Высокий темноволосый студент позвал Гая через улицу. Он заспешил, у него под мышкой пачка книг.

— Адриан, что ты здесь делаешь? — Гай остановился на секунду.

— Изучаю кое-что для подготовительных курсов. — Адриан переводил взгляд с Гая на Уиллоу, и обратно.

— Ах, извини, Адриан, это Уиллоу. Она учится в нашей школе.

— Правда? — Адриан улыбнулся ей. — Ты новенькая? Я тебя раньше не видел.

— Да. Я новенькая, — сказала Уиллоу. Она осторожно посмотрела на него. Казалось, он был с ней искренним, и она почувствовала себя лучше. Возможно, она не так уж выделяется, как она думала.

— Нам определенно нужно кое-что обсудить, если ты собираешься пройти курс обучения здесь. Я уже подобрал пару вариантов. — Гай вручил Адриану сплошь исписанный клочок бумаги, с шифрами курсов и их описанием на нем.

— Знаешь, я, скорее всего, возьму один из этих. — Адриан взглянул на бумажку. — Но, с другой стороны, такой заманчивой кажется мысль о действительно спокойном выпускном курсе.

Похоже, она уже не в центре внимания. Уиллоу издала вздох облегчения. Теперь следует уйти, пока ей везет.

— Слушай, мне надо идти. — Она выдавила подобие улыбки.

— Да, конечно. Адриан, я тебе перезвоню. — К удивлению Уиллоу, Гай попрощался со своим другом и продолжил идти с ней. — И куда ты сейчас идешь?

— Я иду домой. — Уже произнося эти слова, Уиллоу поразилась, насколько неправильными они были. Дом ее брата может и ее дом сейчас, но она этого не чувствует. Совсем не чувствует.

— Не хочешь зайти куда-нибудь выпить кофе? — спросил Гай.

Нет.

Она не хочет никакого кофе. Она хочет остаться одна. И все же, Уиллоу не могла не думать о том, что любая из ее старых подруг пришла бы в восторг от того, что такой парень как Гай пригласил их. Интересно, а что бы она почувствовала, если бы он предложил это, ну, скажем, год назад. Ей бы это польстило? Понравилась бы ей эта идея? Понравился бы он ей? Уиллоу прищурилась, стараясь разглядеть себя такой, какой она была прошлой осенью. Конечно, он бы ей понравился. Почему нет? Симпатичный и книги читает. Жаль, но прошлогодняя девочка умерла.

— Ну, как насчет кофе? — он перекинул рюкзак на левое плечо и улыбнулся. — В нескольких кварталах отсюда есть отличное место. Лучший капучино, который ты когда-либо пробовала, да и пирожные неплохие.

Сначала кофе, потом кино. Потом еще несколько прогулок по парку. Уиллоу знает, как происходят такие вещи. Потом чувства. Даже при мысли об этом по телу ползут мурашки. Она покончила с чувствами. Она больше никогда и ничего не хочет чувствовать.

— Нет, спасибо. — Даже для ее слуха, ее голос звучит холодно и недружелюбно. Отлично.

Гай пожал плечами. Он выглядел немного разочарованным.

Жизнь полна разочарований, Гай. Уиллоу отшвырнула камешек на дороге.

— Хорошо, может в другой раз. — Но он не попрощался, а просто продолжал идти рядом с ней.

Почему он не уходит? Раздраженно подумала Уиллоу. Может, ему понравилось то, что он услышал. Может, ему просто нравятся сложные задачи.

Ненадолго она задумалась: что бы он подумал, если бы увидел порезы от бритвы у нее на руке. Было бы для него это достаточно сложным? Она никогда никому их не показывала, и конечно, он не станет первым. И все же, как ей от него отделаться?

— Так почему ты живешь с братом? — спросил Гай. — Твои родители в отпуске? Потому что я помню, твой брат говорил, что они в походе. — Он снова улыбнулся, совершенно не подозревая какое действие его вопрос оказал на нее.

Он, что, как Адриан? Он действительно ничего о ней не знает? Или он хочет, чтобы она сама сказала?

В любом случае, он оставил ей лазейку. Теперь она знает, как отделаться от него.

— Они не в отпуске.

Голос Уиллоу звучит резко. Она остановилась и повернулась лицом к Гаю. Она посмотрела ему прямо в глаза. Так пристально, что могла разглядеть темные крапинки в светло-карих глазах. У него красивые глаза, но для нее это едва ли что-то значит. Он также пристально посмотрел на нее. Он уже не улыбается, а смотрит на нее с такой же серьезностью. Любой прохожий принял бы их за романтическую пару. Они должно быть очень мило смотрятся, стоя вот так лицом к лицу под раскидистыми деревьями.

— Но, ведь твои родители профессора, да? — нарушил он тишину. — Твой отец занимается антропологией, а мама археолог? Потому что однажды я ходил…

— Они умерли. — Уиллоу произнесла эти слова холодно и бесстрастно. Она обрадовалась, увидев, как лицо Гая побледнело. — Они умерли, — повторила она затем, чтобы убедиться, что он понял. — И я та, кто их убил.

 

Глава 3

Почему ты живешь с братом?

Но ведь твои родители преподаватели, да? Потому что как-то я ходил...

Вопросы Гая звенели у нее в ушах. Память, искажая его приятный голос, делала его каким-то раздражительным и настойчивым.

Но ведь твои родители профессора, да? Потому что однажды я ходил…

Ладно, ладно, это уже превращается в музыку!

 Уиллоу перевернулась на живот, книга, которую она пыталась читать последние полчаса, упала на пол, когда она зарылась лицом в подушку в напрасной попытке укрыться от болтовни, звучавшей в голове.

 Но все бесполезно. Его вопросы сами продолжали повторяться, но гораздо хуже его любого вопроса, который он мог спросить, был ее собственный ответ:

 Я та, кто их убил.

 Сколько еще раз в ближайшие годы ей придется произнести эти слова?

 Она едва ли сможет даже вспомнить. Шел дождь — это все, что она знает.

 Они ужинали не дома, и ее родителям захотелось выпить вторую бутылку вина, поэтому было решено, что машину поведет Уиллоу. Она помнит, как отец бросает ей свои ключи, гладкую дорогу и звук дворников.

Иногда во сне она слышит звук дождя.

Уиллоу вяло поворачивает голову, чтобы выглянуть из окна. Слабый ветерок колышет кружевные занавески. Слабые солнечные лучи, медленно проникая сквозь них, рисуют красивые узоры на полу.

Вид из окна очень хорош, и так оно и было бы, если бы она могла себя чем-нибудь заинтересовать. По утрам и вечерам в парке полно бегунов. Днем наступает черед молодых мам и множества влюбленных, гуляющих по усыпанным листьями дорожкам.

Похоже на ожившую картину. Раньше до несчастного случая, когда ей было не безразлично, Уиллоу много времени проводила, рисуя акварелью. Тогда ничто так ей не нравилось, как сидеть часами у этого окна и пытаться поймать изменяющуюся картину снаружи.

Уиллоу посмотрела на свой стол, на коробку с акварелью и набор кистей, которые купила ей Кэти. Как и свой велосипед, и множество вещей, она оставила свои рисовальные принадлежности дома. Кэти оказалась удивительно заботливой, и вместо них купила новые, и она должна возместить эту заботу, хотя бы попытаться ими попользоваться, но, так или иначе, она не может собраться с силами.

Конечно, Кэти была добра во многих отношениях. Она приложила столько усилий, чтобы комната понравилась Уиллоу, и неяркие цвета и прелестная мебель действительно делают ее миленькой. Намного лучше, чем то, что у нее было дома. Дома она переехала в старую комнату Дэвида, потому что та была самой большой. Стены там были черные, пережиток тех дней, когда он увлекался хеви-метэл. Уиллоу и мама всегда обещали друг другу, что когда-нибудь доберутся до ее переделки. Кто знал, что четыре черные стены могли давать такое чувство защищенности?

 Уиллоу резко села, открыла окно и высунула голову наружу. Воздух был теплым от легчайшего дуновения ветра, который ерошил ей волосы.

Это ее любимое время дня, как раз перед тем, как вечер становится ночью. Если бы она сейчас была дома, как прежде, то, наверное, болтала бы по телефону с одной из своих подруг. Обычно было так: Она часто гуляла с друзьями после школы, потом приходила домой и делала домашнюю работу, сплетничала по телефону перед ужином, или, если у нее было не много домашних заданий, каталась на велосипеде на дорожках за домом.

 Сейчас у нее другой уклад жизни. Она как лунатик бродит по школе, у нее нет друзей, с которыми можно поговорить, ходит в библиотеку, с переменным успехом выполняет домашние задания, и ест все, что бы ни приготовила Кэти – и все это под аккомпанемент бритвы.

 Она оставила своих старых друзей, так же, как она оставила свою прежнюю жизнь. Они все принадлежат другому миру, тому, который она больше не намерена посещать. Она никогда не отвечает на их звонки, удаляет их электронные письма, и один за другим они перестали пытаться связаться с ней. Единственный человек, который все еще пытается связаться с ней, это Маки, ее лучшая подруга, и Уиллоу знает, что еще несколько не отвеченных сообщений – и она тоже оставит попытки. Вздохнув, она закрыла окно. Если она все равно ничего не делает, то, по крайней мере, должна попытаться сделать домашнее задание.

 Уиллоу подняла книгу, которую читала. Мифология Булфинча. До завтра она должна осилить пятьдесят страниц. После этого ей придется начать писать доклад для того же урока. Это должно быть легко. Эту книгу она читала тысячу раз. Теребя страницы дешевой книги в мягкой обложке, он вспомнила первое издание, которое раньше лежало на столе ее отца, с надписью на форзаце, сделанной им его любимой тёмно-синей ручкой. Наверное, оно все еще там. Дом остался таким же, как и был, его даже еще не выставили на продажу.

 Сначала, Уиллоу думала, что она останется там, что Дэвид, Кэти и Изабель переедут к ней. В каком-то смысле это было бы наиболее разумным. Как ни крути, уютная квартира, которая по размерам подходит как раз для двух взрослых и ребенка, теперь, когда она переехала, стала слегка тесновата. Но Дэвид с самого начала отверг эту идею, заявив, что слишком трудно будет добираться до работы. Родители Уиллоу ездили на поезде на протяжении более двадцати лет, хоть и только два раза в неделю, и, несмотря на то, что преподавательский график Дэвида аналогичный, работа Кэти потребует от нее каждодневных поездок.

Однако, как бы неудобно ни было, Уиллоу пришлось согласиться с братом. Все же, несмотря на то, что их дом большой и просторный, жить там было бы далеко не так просто, и вовсе не из-за поездок. Просто дом полон воспоминаний. Он полон призраков.

Она была в нем всего несколько раз с момента аварии. В первый раз, когда Дэвид хотел упаковать книги родителей и перевезти их в квартиру. И это оказалось ужасной идеей, от которой они отказались, еще даже не пройдя полпути. Более того, этот поход так плохо подействовал на Дэвида, что он отказался входить в дом снова. Поэтому, когда они пошли в следующий раз, он и Кэти ждали снаружи в машине, пока Уиллоу, чувствуя себя беженцем, или вынужденным переселенцем, покидающим свою страну ради неизвестной территории, бегала по дому, хватая какие угодно вещи, лишь бы они поместились в ее рюкзак. Сейчас она хотела бы, чтобы у нее было время подумать, что она упаковывала. Так или иначе, в ее сумку много не помещалось, и сейчас она постоянно занимает вещи у Кэти. Разве не стала бы она богаче, взяв несколько дорогих ей книг, вместо трех пар джинсов, пары рубашек и юбки?

Она бы очень хотела читать экземпляр «Мифологии Булфинча» ее отца, вместо этой тонкой книжки в мягком переплете, которую она купила в одном из книжных магазинов, которых полно по всему городу.

Уиллоу не знает, почему у нее заболело горло. Она не может понять это внезапное пощипывание глаз.

Это всего лишь книга!

Она швырнула книгу через всю комнату, где она ударилась о стену, перед тем как упасть на пол с вывернутыми страницами.

 Баю баюшки баю...

Уиллоу ошеломлена. С побелевшим лицом она схватилась за угол вышитого покрывала, когда голос ее матери донесся до лестницы. Через мгновение она поняла, что это Кэти поет Изабель. Дэвид, должно быть, научил ее этой песне, старой русской колыбельной, которую их мама обычно пела им.

 Она поднялась с кровати и прошла в ванную, чтобы омыть лицо холодной водой. Несколько секунд она пристально всматривалась в зеркало, смотря на себя, как на незнакомку.

Кто это?

Она допускала, что для всех остальных она выглядит точно так же, как и всегда, за исключением волос. У нее не было ни сил, ни желания возиться с ними, как раньше, поэтому она просто заплетала косу, которая доходила ей до середины спины.

 Но она себя не узнавала. Может, ее лицо и такое же, но выражение глаз изменилось. Хуже, чем у мертвеца, в них пустота. Она потянулась к зеркалу и прикрыла их руками. Она помнит отражение, которое раньше смотрело на нее из зеркала. Те глаза не были мертвыми.

Уиллоу даже не подозревала, что была счастлива тогда. Ей просто никогда в голову не приходило, что в ее жизни было все, что она когда-либо хотела и в чем нуждалась.

Единственное, что заставляет Уиллоу смеяться в эти дни, это то, как много вещей она раньше принимала как должное. В прошлом, такие незначительные переживания, из-за неуспеваемости в школе или отворот—поворот от парня, действительно выбивали ее из колеи. Откуда ей было знать, что ей готовит будущее? Она покачала головой от того, какой глупой она была, расстраиваясь, что ее любимое платье потерялось в химчистке, или из-за подобной же глупости.

Глупая!

Внезапно она захотела размозжить голову о зеркало. Стереть это глупое выражение с лица. Однако она знала, что не может. Не здесь, не сейчас.

Когда Кэти внизу, а Дэвид вот-вот войдет в дверь. Вместо этого она спокойно посмотрела на себя, затем искривила рот и плюнула в свое отражение, собрав как можно больше яда.

Уиллоу понимает, что выглядит мелодраматичной, но и что с того? Плевок сполз по зеркалу, и вот, она снова один на один с парой мертвых глаз.

Кто ты?

Это не та Уиллоу, в которой она жила последние семнадцать лет.

Это кто-то другой.

Убийца.

Коновал.

 Уиллоу отвернулась от зеркала. Плеваться в себя. Это по-детски, прямо из фильма категории «Б», и на самом деле ничего не значит. Но порезы – это другое дело.

 На мгновение она опустила глаза на свои руки. Если бы кто-нибудь присмотрелся, то ясно увидел бы яростные красные отметины под тонким хлопком ее блузки. Но никто никогда не присматривается.

 Она закатала рукава и осмотрела наиболее открытые порезы, затем открыла аптечку и вынула пузырек с дезинфицирующим средством. Она добросовестно заботится о том, чтобы не занести в раны инфекцию. Ей не нужны осложнения. Уже Кэти странно на нее поглядывает. Она продолжает спрашивать, почему Уиллоу берет у нее блузки с длинными рукавами, в то время, когда такое прекрасное, мягкое бабьё лето. Она не понимает, что Уиллоу, которая раньше беспокоилась о том, что носит, сейчас выбирает одежду только по одному критерию: закроет ли ее одежда шрамы?

 Заботиться о вещах тоже стало не простой задачей, как это было раньше. Она просто не может бросить свои грязные вещи в общую корзину для белья. Недавно ей пришлось закопать в парке одну из своих блузок, испачканных кровью. Она просто не может рисковать, оставляя такие вещи повсюду. Потеря рубашки ее не беспокоила, но она ненавидела копаться в грязи. Позже, когда она шла домой, то видела ротвейлера, играющего с ней, в этом она уверена.

 Уиллоу услышала телефонный звонок. Марки любит звонить в это время.

Быстро, не думая, она потянулась за спину и включила душ.

 — Уиллоу? — позвала Кэти. — Тебя к телефону! Марки.

 Она высунулась из-за двери ванной.

 — Да, извини, я в душе!

 Это должно сработать. Она оставила душ включенным, сняла джинсы и рубашку, и, сидя на полу в ванной, нанесла на особо ужасно выглядящий порез антисептический крем. Через какое-то время, по меньшей мере, десять минут, она, наконец, закончила обрабатывать свои раны.

 — Уиллоу? — позвал Дэвид. — Ужинать!

 — Иду, — прокричала в ответ Уиллоу, выключая душ. — Она оделась, слегка поморщившись, когда джинсы задели раны. Конечно, имело бы больше смысла перевязать их, но марля под одеждой будет слишком выделяться.

 — Привет, — она старалась выглядеть веселой, когда вошла на кухню.

 — Бог мой, быстро же у тебя сохнут волосы, — улыбнулась ей Кэти.

 — А, да, ммм. Шапочка для душа, даже не пришлось расплетать их. — Уиллоу улыбнулась в ответ. Это оказалось непросто. Даже мысли о сидении за столом и ужине более чем достаточно, чтобы полностью деморализовать ее, потому что это единственное время суток, когда она может быть уверена, что лицом к лицу встретится с единственным выжившим членом ее семьи.

Так быть не должно. Возможность видеть брата должна была стать единственным светлым пятном в унылой панораме, какой является ее жизнь, но это совсем не так. Потому что, некоторым образом, в ту дождливую ночь в марте прошлого года она не только прервала жизнь своих родителей. Некоторым образом – как если бы он находился в одной машине с ними – в ту ночь она потеряла также и своего брата.

Это чувство постоянно с ней. Их отношения настолько подорваны, что, несмотря на все желание и намерения, она живет все равно, что с незнакомцем. В каком-то смысле это едва ли не труднее, чем выносить потерю родителей, потому как они мертвы и ушли навсегда. Но постоянно общаться с братом, с человеком, с которым она раньше была близка, с единственным, кто жалел ее – видеть его, говорить с ним, и при этом оставаться чужими, было мучительнее, чем она могла представить.

 Иногда Уиллоу пытается убедить себя, что все придет в нормальное русло. В конце концов, было время, когда они не ладили. Он на десять лет старше ее, и эта разница в возрасте не всегда способствовала легким взаимоотношениям.

 Уиллоу вспомнила время, когда ей было пять, а ему пятнадцать. Тогда Дэвиду не нравилось, что у него есть сестренка. Он не хотел сидеть дома и нянчиться, и Уиллоу он также не слишком нравился. Но все изменилось, когда они стали взрослее. Некоторое время назад, когда ей исполнилось десять или одиннадцать, все каким-то образом наладилось, и он стал ее доверенным лицом, ее другом, ее защитником. Неожиданно обернулось так, что брат, который был намного старше ее, это источник веселья.

 Если Уиллоу постарается, то может притвориться, на некоторое время, что она не живет с Дэвидом, а просто навещает его, как это было в прошлом году, когда, к примеру, забота родителей становилась удушающей, когда их вмешательство в ее жизнь было скорее в тягость, а не в радость.

В такие моменты она оставалась у Дэвида и Кэти на выходные, к всеобщей зависти ее друзей. Уиллоу проводит много времени, думая от тех уикендах, о том, как все было раньше. Дэвид тогда заканчивал аспирантуру. Они с Кэти собирались стать родителями. Все казалось идеальным.

 Но Уиллоу вдребезги разбила идеальную картину жизни брата, также как она разбила машину своих родителей. Кэти не хотела возвращаться на работу. Но ей пришлось это сделать, вместо того, чтобы сидеть дома с Изабель, как она планировала. Вместо подготовки к занятиям, Дэвиду приходится постоянно беспокоиться о деньгах. Ему приходится заботиться о том, как свести концы с концами. Ему приходится заботиться о Уиллоу.

 Во многих отношениях это ноша, которую он, как оказалось, воспринял легко. Он такой сильный, такой внимательный, такой умелый, его отношение к ней такое неизменно правильное, что стороннему наблюдателю должно показаться будто все в порядке. Он до смешного вежлив с ней, как будто она незнакомка, за чье благоденствие он ответственен, и он относится к выполнению этого обязательства с предельной серьёзностью. Но между ними глухая стена.

Дэвид никогда, никогда не говорит о случившемся. Его разговоры с ней ограничиваются обсуждением таких мелочей, как ее повседневная жизнь. Даже когда они вынуждены обсуждать такие домашние вопросы, как например, сколько из ее заработка в библиотеке пойдет на расходы по дому, или когда им следует выставить дом родителей на продажу, он ухитряется избегать каких-либо намеков на то, как так получилось, что они оказались в такой необычной ситуации.

 Сначала Уиллоу была уверена, что это только вопрос времени. Что Дэвид, в конечном счете, не выдержит. Она ждала, что он накричит на нее, встряхнет, сделает что угодно, но только не будет относиться к ней с этой отчуждённой учтивостью. Но проходили месяцы, и для нее становилось предельно ясно, что он не намерен когда-либо заговорить о том, что произошло.

А она не хотела поднимать тему сама. Если Дэвид не хочет говорить об этом, то только потому, что тема слишком болезненна, и Уиллоу отказывается, категорически отказывается, делать ему больнее.

 И все же, его холодность жутко ее расстраивает; это худшее наказание, которое она может вынести. И, тем не менее, она полностью согласно с его мнением о ней: Она уже не его младшая сестра, она — убийца их родителей. С какой стати ей ожидать другое обращение? С какой стати ему вообще быть таким добрым к ней?

 — Как в школе сегодня? — спросил Дэвид, садясь за стол. Кэти передает ей картонную коробку холодной лапши с кунжутом. Очевидно, сегодня — день китайской кухни.

 — Нормально, — говорит Уиллоу.

 Вздыхая, она накладывает лапши себе в тарелку.

 Она знает, что этот ответ недостаточно хорош, что Дэвид ждет полный и детальный отчет обо всем, что она делала, но она слишком устала, чтобы врать ему, больше у нее не осталось никаких сил. Она уставилась на тарелку. Лапша выглядит как черви.

 — Ага. Ну, а я не знаю, что значит нормально. Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит у тебя на занятиях? Разве у тебя не было контрольной по французскому? Как она прошла?

 Контрольная? Единственное, что помнила Уиллоу об уроке французского то, что на нем она увидела девочку с царапинами на руке – это, и еще то, что она убежала с урока, чтобы предаться своему факультативному занятию. Но вряд ли она может сказать об этом Дэвиду.

Контрольная… У них была одна на днях, вспомнила Уиллоу. Наверное, она упоминала об этом Дэвиду во время одного из ночных допросов.

— Мы… Мне ее еще не вернули. По крайней мере, я на все ответила. — Это было правдой, но это было чистой случайностью, что ей удалось закончить контрольную, учитывая, что она едва ли открывала учебник.

 — Хорошо. — Он задумчиво кивает. — Как на счет других твоих занятий? Может мне следует знать о чем-то?

 Вздох.

 Уиллоу мечтает, чтобы Кэти прервала его, как-нибудь переменила тему, но она занята кормлением ребенка какой-то отвратительной на вид стряпней, поэтому Уиллоу ничего не остается, как ответить.

 — Нет… ну, мне надо сделать доклад для урока по книге Булфинча… Знаешь, про мифы и героев…

 — Ну, для тебя это будет легко, — сказал Дэвид. — Ты уже выбрала тему? Когда доклад должен быть готов?

 — Мм... нет. Тему не выбрала, еще нет… — Уиллоу избегает встречаться с ним взглядом. Да, у нее есть тема, но это не ее выбор. Как она может сказать своему брату, что учитель попросил ее написать доклад на тему потери и освобождения, отраженную в отношениях Деметры и Персефоны? Она не может, она просто не может смотреть ему в глаза и говорить о другом ребенке, лишенном матери. — В любом случае, его нужно подготовить в течение трех недель, поэтому у меня есть немного времени, чтобы определиться с темой.

 — Как насчет библиотеки? Как сегодня прошел день? Лучше? Мисс Гамильтон лучше к тебе относится? Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?

 — Нет! Я имею в виду, спасибо, но, не надо. Она неплохая, правда.

 Уиллоу в голову пришла идея. Дэвид хочет знать, как прошел день в библиотеке? В самом деле, может ей стоит рассказать ему о парне, которого она там встретила, о Гае Ей интересно, возможно, просто возможно, его реакция на эти новости будет не такой, как на ее ежедневные отчеты о школе и домашних заданиях. Вероятно, ответственность за ее образование новое для него обязательство, ну, а такого рода вещи...

 Уиллоу вспомнила, как в прошлом году она наведалась на одно из занятий Дэвида. И один парень, аспирант, не подозревая, что она только второй год училась в высшей школе, пригласил ее на свидание. Их отец совсем не обрадовался, но Дэвид нашел, что это прикольно.

 — Я... Я встретила кое-кого в библиотеке, он посещал твои занятия в прошлом году, — осторожно сказала Уиллоу. — Она намекнула ему, как бы запустив пробный шар. Она хочет увидеть, как он это воспримет. Она хочет верить, что как-то, где-то его отношение к ней не изменилось, и разговор о том, что было его любимой темой для шуток над ней, могло стать ключом к этому.

 — Правда? — говорит Кэти. Ее голос звучит заинтересованно, и она смотрит на Уиллоу, как та безуспешно пытается заставить Изабель есть. — Как его звали?

 — Парень или девушка? — говорит Дэвид вместе с ней. Он смотрит на нее поверх стакана. В его голосе слышится беззаботность.

Ох, мальчик...

 — Это парень. Ну, вообще-то его зовут Гай. Я подумала, что это смешно.

И красиво. Красивое имя.

 — Гай? — Дэвид задумался. — Думаю, я помню Гая — он все еще учится в школе, да? Думаю, да…

О, ради Бога!

— Он брал у меня уроки, чтобы сдать какие-то зачеты, — продолжает Дэвид. — Очень умный и гораздо более старательный, чем большинство моих постоянных учеников. Поверь, мне хотелось бы побольше таких. А что он сам тебе сказал?

 Теперь уже немного похоже на ее брата. В конце концов, возможно, это была и хорошая мысль, даже не считая того, что она так думает. Уиллоу поняла, что сама она больше не способна вести беззаботный разговор. Как она может ответить даже на такой безобидный вопрос? Что она может сказать?

Он спросил, почему я живу с тобой, и я сказала ему, что убила своих родителей. Конечно, они разговаривали и о других вещах, но эти темы — под запретом.

 Может быть, в прошлом году Уиллоу не постеснялась бы сказать Дэвиду, что Гаю нравится тот книжный магазин в центре, но теперь она не может. Не может, потому что любое упоминание об этом месте, которое так любит Дэвид, вызовет слишком много воспоминаний об их отце. Это он привел их туда в первый раз.

 — Хммм, кажется, он сказал, что мы похожи. — Уиллоу в отчаянии посмотрела на брата. Невозможно не заметить, как он устал, как изнурен, как пусты его глаза.

Ей бы так хотелось, чтобы она могла убрать эту пустоту.

Но потом она вспомнила, что еще Гай сказал ей. То, что не причинит боли Дэвиду, когда он услышит, и она ухватилась за эту мысль как за спасательный трос.

 — О, знаешь что? Я чуть не забыла, — она старалась, чтобы ее голос звучал восторженно. — Он считал тебя отличным преподавателем, я имею в виду, он продолжает так думать.

 Это — ничто, это не вернет их родителей, не сделает его жизнь легче, но сказать это — все, что она может для него сделать.

 — Правда? — протянул Дэвид. Конечно, он не испытывает восторгов от сказанного, но его взгляд кажется заинтересованным, а его глаза — не такими безжизненными.

 — Правда. — Выразительно сказала Уиллоу. Она пытается придумать, что бы еще такого сказать. Добавить что-нибудь к комплименту. — Думаю, он говорил, что серьезно собирается заняться антропологией, в смысле посвятить себя ей, когда поступит в колледж. Он сказал, что твои занятия убедили его, что это именно то, чем он должен заниматься.

 Конечно, ничего подобного он не говорил. Уиллоу понятия не имеет, чем он хочет заняться. Да, и в любом случае, это "Унылые тропики" так на него повлияли, а не ее брат. И все же, она не может не чувствовать слабый проблеск удовлетворения, наблюдая как меняется выражения лица Дэвида.

 — Ну же! — внезапно воскликнула Кэти. Расстроенная, она откладывает ложку и банку детского питания. — Я не могу заставить ее съесть хоть что-то.

 — Ну, а на что ты надеешься? — спрашивает Дэвид, рассматривая банку. — Органическое пюре из зелёного горошка? Кому бы это понравилось? У нее хороший вкус, только и всего. — Он встает и снимает Изабель с ее детского стульчика. — Ты скорее съешь свиную грудинку, правда? — спрашивает он у ребенка.

 — О, Дэвид, прошу тебя! — Кэти бросает на него выразительный взгляд.

 — Ок, я не серьезно. Но как насчет мороженого? Ей его можно, правда? Нет ничего плохого в мороженом — даже мы его едим.

 — В нем много чего плохого, — рассержено говорит Кэти.

 — Но ты бы хотела его поесть, разве нет? — говорит он Изабель, держа ее над головой. — Поверь мне, ты будешь девочкой, любящей шоколадное мороженое. Ну же. — Дэвид снова поворачивается к Кэти. — Интересно было бы посмотреть, понравится ли оно ей.

 Уиллоу не ревнует к своей племяннице, и она определенно не хочет, чтобы ее брат разговаривал с ней, как с младенцем. Но, наблюдая, как Дэвид играет с Изабель, видя как лицо его, наконец, оживляется, ей, возможно в тысячный раз, становится ясно, что она потеряла своего брата.

 Уиллоу равнодушно отодвигает Булфинча. Уже час ночи, и, несмотря на то, что она сидит за столом последние четыре часа, она почти ничего не сделала. Она не только, не сделала работу, и слишком возбуждена, чтобы уснуть, но еще и умирает от голода, что не удивительно, так как она едва ли прикоснулась к чему-нибудь за ужином.

Может ей стоит пойти вниз и перекусить чем-нибудь, может тогда она сможет сосредоточиться на работе. Она поднимается со стула, идет к двери и открывает ее со скрипом. В квартире совершенно темно. Хорошо. Уиллоу медленно украдкой спускается по лестнице, заботясь о том, чтобы не издать ни звука. Но приблизившись, она в тревоге замечает, что все же не одна. В кухне – Дэвид сидит за столом в окружении десятков бумаг. Она оставил зажженным только один светильник.

Ну, у нее нет желания идти на кухню сейчас. Она может представить себе, как неловко это будет для них обоих, но как бы сильно она не хотела подняться наверх, она не может не посмотреть на своего брата. Есть что-то неправильное в том, как он сидит.

Дэвид обхватил голову руками. Это потому что он смеется? Но над чем он смеется? Она достаточно слышала, как он жаловался по поводу бумаг по аттестации студентов, чтобы понять, что он не находит это занятие самым забавным. Кроме того, он едва издает хоть какой-нибудь звук. А потом Уиллоу понимает, почему его плечи, таким образом, трясутся, и причина оказывается настолько ужасной, настолько волнующей, что у нее буквально перехватывает дыхание. У нее с трудом хватает сил, чтобы устоять.

Ее брат плачет, он несчастен и сломлен. И хотя его рыдания едва слышны, он плачет с полной абсолютной силой. Она никогда его еще таким не видела. Она еще никого не видела в таком состоянии. Такое явное проявление эмоций тревожит и пугает одновременно.

Уиллоу нетвердой рукой хватается за перила и опускается на ступеньки лестницы. Она знает, что то, что она делает – неправильно, что она должна оставить Дэвида наедине с собой. Но она чувствует, что вынуждена наблюдать.

Уиллоу пристально смотрит на него в изумлении. Сама она никогда так не делает, она никогда не дает выход своему горю таким образом. Уиллоу интересно: может ли она подойти к нему. Но она знает, что не может. Потому что она та, кто поставил его в такое положение, это ее действия причинили ему такую боль.

Пока она думает об этом, Кэти подходит к Дэвиду сзади. Он ее не видит, но Уиллоу видит. Ее темные волосы струятся по спине, путаясь в розовой шали, которую она накинула поверх ночнушки.

Кэти обвивает руками Дэвида. Не поворачиваясь, он сжимает ее руки, притянув ближе.

Уиллоу прикована к месту. Отпечатавшиеся на лице Дэвида тоска и нужда приковывают взгляд. Она наблюдает, как Кэти обнимает его крепче, как можно крепче, потом наклоняет голову, чтобы поцеловать его.

Она чувствует себя как мотылек, неумолимо бросающийся в пламя. Каково это плакать вот так? Каково это, когда тебя вот так утешают?

Если бы она позволила себе, то утонула бы в море боли. Но она не может позволить этому случиться, она просто не справится с этим, точно не с такой болью.

К счастью, она знает, как это предотвратить.

Уиллоу тянется к карману халата, нащупывая то, что, она знает, там лежит.

Она ни на секунду не отводит от них глаз, делая надрезы на своей плоти. Бритва врезается так глубоко, что она почти падает в обморок, но все же не перестает смотреть на Дэвида и Кэти.

Ее кровь льется также обильно, как слезы Дэвида. Она беспрепятственно течет вниз по ее руке на пол, пока Уиллоу наблюдает, как Кэти осушает глаза Дэвида своими длинными-предлинными волосами.

Уиллоу знает, что ей следует уйти. В любой момент они могут поднять глаза. Но она не может уйти, не может пошевелиться. Она может только все глубже вгонять лезвие. Бритва не причиняет ей боли. На самом деле нет.

Не так, как смогли это сделать некоторые вещи. Уиллоу в бешенстве с силой ударяет по запястью.

 Не так, как смогли это сделать некоторые вещи.

 

Глава 4

В школьном саду Уиллоу прислонилась к липе и с глубоким вздохом закрыла книгу. Последние полчаса она пытается читать, но безрезультатно. Она просто не может сконцентрироваться. Вместо страниц перед собой она продолжает видеть своего бедного брата.

Она боится того, что может произойти во время их следующего разговора. Выдаст ли ее лицо? Она знает, что ему не хотелось бы, чтобы она видела ту сцену.

Это было личное... интимное — единственное слово, которое она могла подобрать — что-то интимное, как в самом горе, так и в том, как Кэти утешала его.

На этот раз она пошла в школу с чувством облегчения. Она вышла из дома специально рано, только чтобы не столкнуться с кем-то из них: надеясь, что если ей не придется за столом во время завтрака видеть лицо Дэвида с красными глазами, то она сможет забыть о том, что видела.

Да, правильно!

Отсутствие завтрака не сделало ничего, кроме пустоты в желудке. Из-за того, что, несмотря на то, что на улице чудесный день, а у нее есть свободное время, чтобы ничего не делать, а только сидеть снаружи и читать, она просто не могла перестать думать о Дэвиде. Она и раньше знала, что ему больно, конечно она знала, но видеть его таким…

Даже сейчас она едва может поверить, что такое произошло. С момента аварии Дэвид был таким собранным, сдержанным, что видеть его в таком состоянии, разбитым и сломленным, это кажется ну просто нереальным.

В животе у нее что-то перевернулось, когда он вспомнила, как пыталась подбодрить его за ужином какими-то выдуманными комплиментами. Как она могла быть такой наивной, такой глупой? Как могла подумать, что то, что она может предложить, может дать, поможет ему после всего того ужаса, которому она подвергла его?

Она ненавидела себя за то, что сделала с ним.

Нет, даже более того, она ненавидит себя за свой эгоизм. Потому что после того, как она видела его срыв, она знает, что должна заботиться о нем в первую очередь. Но вместо этого, все, о чем она может думать, это – сможет ли он забыть об этом…

Ну, почему он всегда так холоден и отстранен от меня?

Уиллоу поднимает глаза, мгновенно отвлекшись на группу школьников, входящих в сад. Некоторые из них ей знакомы по одному из ее уроков.

— Эй, Уиллоу, как дела? — окликнула ее одна из девочек.

— Пойдет. — Уиллоу слабо улыбнулась другой девочке. Ее зовут Клаудия. Уиллоу больше ничего о ней не знает, но она знает, что эта девочка вела себя дружелюбно с ней раз или два, и она благодарна ей за доброту.

— Хочешь к нам присоединиться? – спрашивает Клаудия, садясь на траву. Она наклоняет голову в одну сторону и приятно улыбается Уиллоу.

Нет. Уилоу не хочет присоединяться к ним. Она хочет остаться под липой и попытаться почитать. Но ей ведь это все равно не удается, да и как она может сказать нет? Клаудия дружески настроена, отклонение ее инициативы будет выглядеть странно, а у нее есть чувство, что она и так уже достаточно странно выглядит.

Уиллоу поднимается на ноги и медленно идет к группе. Она немного не уверена, что делать и что сказать этим девочкам. Если бы это было год назад, она бы даже не ждала, когда ее попросят. Это было бы самой естественной вещью на свете: подойти прямо к Клаудии и представиться остальным. Но сейчас… Не то чтобы она стеснялась, скорее она не знает, как вести себя с людьми.

И есть еще кое-что, думает она, в то время как Клаудия пододвигается, чтобы освободить ей немного места. Она гадает: так ли невинно это предложение, как кажется. Все знают, что она отличается от других. Ну, помимо всего прочего, она новенькая, и уже этого одного достаточно, чтобы возникли вопросы, даже самые невинные. Но Уиллоу уверена, что вызванный ею интерес более низменный, чем этот. Должно быть, повсюду ходят миллионы слухов.

Должны быть люди, которые знают, что произошло. Должны быть люди, которые знают, что она потеряла родителей. Должны быть люди, которые знают, что она убила своих родителей. А пока никто прямо у нее ничего не спрашивал, но она могла сказать, все они хотели узнать ее историю.

Уиллоу было трудно, сидя там, не чувствовать тревогу. Присоединившись к ним, она приоткрывает дверь. В любой момент могли начаться вопросы, которых она боялась. Поэтому вместо того, чтобы расслабиться, наслаждаться солнышком и невинной болтовней других девчонок, она в напряжении ждала, что произойдет.

— Если я пройду первоначальный отбор, то перекрашу волосы в рыжий цвет, — говорит брюнетка, сидящая рядом с ней.

— Извини, но я не улавливаю связи, — отвечает другая девочка. Уиллоу узнала ее. Девочка эта рыжая, та самая, которую так пристально разглядывала Уиллоу на днях, как раз перед своей оплошностью. Та самая, у которой царапина на руке. Та самая, о которой Уиллоу подумала, что она может быть ее единомышленницей. — Но в любом случае… — продолжила рыжеволосая. — Почему ты хочешь поменять цвет волос?

 — Ну... — Брюнетка откинулась на траву и прикрыла глаза бейсболкой. — Если я пройду первоначальный отбор, мои родители будут так счастливы, что не обратят внимание на мой цвет волос, и, кроме того, мне нравятся рыжие волосы. Ты должна быть польщена.

— Да, Кристен, это так привлекает. — Это сказала Клаудия.

— У тебя есть что-нибудь поесть? — спросила из-под бейсболки брюнетка. Уиллоу могла видеть ее имя, написанное на одной из книг, лежащих рядом: Лори.

— У меня где-то был вчерашний шоколадный батончик "Луна", — сказала Кристен, роясь в сумке.

— Спасибо, но я пас. — Лори смеется.

— Что на счет тебя. Уиллоу, правильно? — Лори спустила бейсболку на один глаз и посмотрела на нее. — Не думаю, что у тебя есть что-то более аппетитное, ведь так?

 — Нет, я… Ничего… — Уиллоу затихла.

— Не хотите прерваться и сходить за круассанами? — Клаудия посмотрела на часы.

— У меня нет времени. — Кристен качает головой. Она смотрит на Уиллоу, чтоб узнать есть ли у нее, что сказать по этому вопросу.

Уиллоу пытается улыбнуться, но улыбка выходит немного забавной. Похожей больше на гримасу.

Она избегает взгляда Кристен и вместо этого пристально смотрит на свои туфли.

— Итак, Уиллоу, — сказала Клаудия, обмахиваясь тетрадкой. — Какие у тебя еще занятия, я имею в виду, помимо истории. — Она и Уиллоу учились в классе по истории нового времени.

— Ой, да какая разница? — жалуется Лори из-под бейсбольной кепки. — Я хочу сказать, без обид, Уиллоу, но эта школа уже вот здесь у меня. — Режущим движением она провела ладонью по горлу. — Вы не старшекласники, да? Все о чем я могу думать в эти дни — это школа. Куда я пойду в следующем году? Какой факультатив мне посещать в последнем семестре, чтобы мой табель успеваемости улучшился? С меня довольно. Мы можем просто посплетничать ли что-нибудь в этом роде?

 — Просто поговорим, — мягко произносит Клаудия. — Она ботинком толкает Лори. — Знаешь, Лори, я старалась быть вежливой, узнать о Уиллоу.

— Ох, конечно, — кивает Лори. — Не подумай, что ты мне неинтересна, Уиллоу. Мне страшно хочется узнать, считаете ли вы, что я буду выглядеть лучше с рыжими волосами.

Но Уиллоу избавила от опасности отвечать натуральная рыжая. Кристен.

— Да, брось, Лори, ты вечно норовишь поболтать о таких вещах. Ты не хочешь говорить серьезно, потому что первый отбор на поступление в колледж уже у тебя в кармане. У тебя самые лучшие результаты за школьный оценочный тест из всех, кого я знаю. — Найдя батончик "Луна", Кристен откусила его. — Тебе не о чем беспокоиться.

— Дело не в этом, — запротестовала Лори. — Я не ручаюсь, что пройду самый высший отбор. Дело в том, что в эти дни это гораздо больше, чем просто оценки и баллы.

— Лори, Кристен права, — говорит Клаудия. — Твои баллы настолько хороши, что все остальное неважно. Кроме того, ты так много всего сделала, будто Папа Римский окропил святой водой твою зачетку. Вот кто действительно влип, так это я. — Она на мгновение нахмурилась, собирая волосы в хвост. — Я хочу сказать, что дело не только в том, что у меня не такие хорошие оценки, но что еще я сделала?

 — Может, тебе нужно пересдать оценочный тест, — предложила Лори. — А как насчет тебя, Уиллоу? Ты будешь проходить какие-нибудь подготовительные курсы в этом году?

 — Они того стоят. — Кристен кивает.

Уиллоу знает, что ей следует ответить что-нибудь. Что угодно. Сидя там и не участвуя в разговоре, она чувствовала себя неуютно, но что она могла поделать? Подготовительные курсы к оценочному тесту? Ничто не казалось настолько неважным.

Конечно, если бы все не изменилось для нее так сильно, то, возможно, она думала бы о подготовительных курсах. Но все изменилось.

Колледж? Может сразу на луну? Если она и задумывалась когда-либо о жизни после окончания средней школы, то только чтобы задаться вопросом — выставит ли Дэвид дом на продажу к моменту ее выпуска — иначе они будут не в состоянии оплачивать обучение в колледже.

Огромная пропасть разделяет ее и этих девочек. Она знает, потому что раньше была по ту сторону, с ними. Ей отчаянно хотелось наладить с ними отношения, но она просто забыла, как это делается.

Уиллоу обдумывала, что бы такое сказать. Тогда Кристен смяла обертку от шоколадного батончика и потянулась рукой, чтобы положить ее в сумку. На мгновение стала видна красная отметина, которую Уиллоу видела в тот день.

— Ты рез... — Уиллоу брякнула это до того, как смогла остановить себя. Ее голос прозвучал слишком громко или даже хуже…

Что я такое говорю??

 — Я имею в виду, ты рез...

Боже всемогущий!

Как ей выкрутиться? Они все выжидательно смотрят на нее, она должна что-то придумать.

Резать, резали, режущий, черт, что ей состряпать из Рез?? Уиллоу оглядывается на всех, смотрит на Кристен и придумывает…

— Я имею в виду — с кошками… резвишься ли ты с кошками…

Лучше, чем "Резала ли ты себе руку", но слишком натянуто.

— Я имею в виду… — Уиллоу на секунду замолчала и закрыла глаза. Если она будет стоять вот так, может они просто встанут и уйдут? Забудь об этом. Ей никогда так не везет, ей просто лучше покончить со всем этим. — У тебя… У тебя…

Что?? Что у нее??

 — У тебя есть котенок? — наконец, через несколько секунд она смогла выговорить. Девочки в оцепенении смотрят на нее.

Боже мой!

Уиллоу чувствует, как у нее горит лицо. Если подумать, она села с ними, только потому, что не хотела казаться странной!

 — Нет, — говорит Кристен через секунду. — У меня сильная аллергия. Кстати, это напомнило мне кое-что. — Она поворачивается к Лори. — От того лосьона, который ты посоветовала попробовать, у меня жуткая сыпь. — Она закатывает рукав и начинает сильно чесать руку, и Уиллоу может видеть, что отметина, которая ее так заворожила, всего просто царапина. И ничего больше. Скорее всего, эта царапина от того, что Кристен так сильно расчесывает свою кожу. Даже сейчас, пока она смотрит, другая девочка начесывает одну или две царапины. Которые не похожи на те, что "украшают" руку Уиллоу. Ссадины на руке этой девочки абсолютно невинны. Она уже не единомышленница, как и все остальные в этой маленькой группке. Как и везде. — Почему это ты спрашиваешь, нет ли у меня котенка? — Кристен поправила рубашку и уставилась на Уиллоу. — Может… Может, ты думаешь завести одного? — Она произносит эти слова медленно, будто разговаривает с кем-то, кто не очень хорошо говорит на этом языке. Она пытается быть милой, но очевидно, думает, что Уиллоу — идиотка.

Еще хуже то, что трудно не заметить смущенные взгляды, которыми обмениваются остальные девочки.

— Ну, — говорит Лори. — Она сняла бейсболку и перевернулась, подперев голову рукой. — У меня сестра работает волонтером в приюте для животных, если тебе нужен котенок.

Уиллоу кивает. Она чувствует, что они все считают ее чудной. Они стараются быть милыми, предлагают свою помощь с котятами, но у нее за спиной закатывают глаза и благодарят бога, что они не такие сумасшедшие как она. Может, они расскажут остальным, что тусовались с новой девочкой. Нет, они не знают всей истории, но она, ей-богу, странная… Может, они приплетут несколько своих слухов.

— Простите… — Уиллоу вскочила на ноги. Она больше не может сидеть здесь с ними. — Мне нужно… — Нужно что? Она ничего не может придумать. Да это и не важно. Ей кажется или они довольны, что она уходит? В любом случае, приглашение было с их стороны лишь любезностью. — Увидимся на истории, — выговорила Уиллоу.

— Обязательно, — кивнула Клаудия.

Уиллоу как можно быстрее вышла из сада и направилась к зданию. У нее еще есть немного времени перед следующим уроком. Но она не знает, куда ей идти. Ни библиотека, ни столовая ее не привлекают. Она не знает, куда идти, но, пожалуй, знает, чем хочет заняться.

Хотя ее немного беспокоят практические стороны этого. У нее так много отметин на руках, что практически можно играть, соединяя точки. Ей необходимо подождать, пока некоторые порезы заживут, чтобы снова начать резать по ним. А ноги? На ней джинсы — сможет ли она добраться до ног? А если она сделает это на животе, не прилипнет ли к нему свитер? Уиллоу встряхнула головой. Ей нужно планировать такие варианты.

Завтра она наденет рубашку на пуговицах.

Но, несмотря на ее отчаяние, простые мысли о деталях помогли ей успокоиться, забыть недавнее происшествие: как ужасно прозвучал ее голос, когда она спросила о котенке. Она практически забыла, как это печально, что она не может пойти на подготовительный курс по оценочному тесту.

Уиллоу целенаправленно идет в туалет, но ее ожидания не оправдываются, так как тот занят. Там курят две девочки. Еще одно запрещенное занятие, но намного более приемлемое.

Уиллоу не совсем уверена, что делать. Она может подождать, пока они уйдут, но неизвестно, сколько времени это займет. Когда Уиллоу подумала об этом, самая близкая к ней девочка потушила окурок в раковине и зажгла новую сигарету.

— Будешь? — спросила она, протягивая Уиллоу пачку.

Уиллоу покачала головой. Она знает, как это нелепо, она могла бы тоже курить, почему нет? Но сигареты, нанося вред, тоже приносят удовольствие, за исключением…

Никотин — уйдут годы прежде, чем он причинит боль…

Она отступила к двери, а потом та закрылась за ней. Уиллоу оглядела оба конца коридора, который, слава богу, был пуст. Она начала двигаться. Она не знает, куда направляется, даже не уверена, куда точно ведет коридор, она просто знает, что должна двигаться, иначе взорвется.

Она двигалась все быстрее и быстрее, ноги болели. Она неожиданно поняла, что стремительно несется по коридору, к черту правила. У нее болело под ребрами: и от затрудненного дыхания, которое она пыталась выровнять, и от того, что рюкзак ударялся о плечо.

Но ей хорошо. От всего этого хорошо. Не так хорошо, как было бы от лезвия, но достаточно не комфортно, чтобы отвлечь ее.

К сожалению, коридоры такие длинные, а у Уиллоу так много сил. Она приходит в бешенство, бешенство, когда попадает в тупик и оказывается перед кирпичной стеной. Если бы это не было таким клише, она начала бы долбить кулаками по кирпичу.

Если бы это не было таким клише, а руки с ссадинами не было бы так сложно спрятать.

Вместо этого она сползает по стене, ее легкие кричат, даже если сама она молчит, и пытается сосредоточиться на том, как ужасно болят ее ребра, не открылись ли раны на ногах от такой пробежки.

Она осторожно проводит вверх и вниз по икре обутой в кеды ноги, растирая, стараясь почувствовать, есть ли открытые раны. Есть! Уиллоу посмотрела вниз. На джинсах проявилось маленькое пятнышко крови. Не сильно, вряд ли бы кто-то заметил, но… У нее на плече — рука. Вопрошающий голос. Уиллоу поднимает голову и видит лицо своего учителя физики, мистера Мостона.

Он встревожен. Уиллоу не хочет говорить с ним. Она хочет сосредоточиться на ощущении от раны на ноге. Хочет, чтобы она болела еще сильнее, растирая ее ботинком. Но, к сожалению, не может. Где-то в глубине сознания она понимала, что если прямо сейчас не возьмет себя в руки, то будут последствия: встреча с методистом, нотации. Может быть, вызовут ее брата. Вероятнее всего, вызовут брата. Одной этой мысли достаточно, чтобы вернуться к реальности.

— Уиллоу? С тобой все в порядке? — Его голос сочувствующий, мягкий, заботливый. Это искренне? Она уже не может сказать. За последние семь месяцев так много людей спрашивали ее, все ли с ней в порядке, именно в таком тоне. Уиллоу стала ненавидеть этот тон. — С тобой все в порядке? — Он повторил вопрос, и Уиллоу пришлось сдержаться, чтобы не рассмеяться от того, насколько абсурдно он прозвучал. Почему люди только спрашивают, все ли с человеком в порядке, когда очевидно, что нет?

— Я могу чем-то тебе помочь? — продолжил он.

Уиллоу забеспокоилась, что дальше он предложит проводить ее в медпункт или того хуже — связаться с Дэвидом. Лучше ей начать говорить и быстро.

— Нет. Спасибо, — наконец, сказала она. — Со мной все в порядке, правда. Теперь все хорошо. Я просто немного… — Она неуверенно замолчала, надеясь, что мистеру Мостону станет легче от того, что она ответила, и он не будет требовать более убедительных ответов.

— Не хочешь помочь мне подготовить лабораторию? — спросил мистер Мостон. Он сказал это так, будто ей пять лет, и он предлагает ей вафельный рожок мороженого. Ясно, что у него добрые намерения, но это не похоже на него. Он молод, возможно, моложе Дэвида. Уиллоу слышала, что это его первая работа учителем.

Она уверена, что он никогда раньше не имел дело с ученицей в таком состоянии.

Уиллоу не важно, что он абсолютно не способен предложить ей настоящую помощь, но она просто рада, что он не знает, что на самом деле с ней происходит. Возможно, он думает, что она просто слаба. Может его уже предупредили в учительской, чтобы он был с ней начеку: дайте ей время, не давите на нее, ей нужно пространство…

— Хорошо, — выдавила Уиллой через несколько секунд. — Я помогу вам с приготовлениями. — В конце концов, физика это следующий урок по расписанию, и ей все равно нечем заняться. Ей некуда идти.

Уиллоу выпрямляется. Она может почувствовать, как тонкая струйка крови стекает по ее правой ноге, и она сосредотачивается на этом, пока идет следом за учителем в лабораторию кабинета физики. Мостон толкает дверь и Уиллоу следом за ним входит в затхлую комнату. Урок еще не начался, но там уже околачивается какая-то девочка.

— Привет, Вики, как протекает эксперимент? — интересуется Мостон.

Девочка, вздрогнув, поднимает глаза.

— Мм, ну, еще пока не идеально, — запинаясь, произносит она, при этом явно нервничая, — но думаю, что смогу провести его в этот раз.

— Ну, хорошо. — Мистер Мостон кивает. В таком случае я доверю его проведение тебе. — Он, нахмурившись, роется в бумагах, которые держит в руках. — Уиллоу. — Он поднимает голову. — Я думал, что захватил проверенные домашние работы с прошлой недели с собой, но очевидно я оставил их в своем кабинете. Ты хочешь пойти со мной или останешься и будешь ждать здесь?

 — Я останусь, все в порядке, — уверяет его Уиллоу, но она очень смущена. Он сказал это так, будто она была чем-то особенным, хотя предполагается, что так оно и есть, но ему не стоит это афишировать. Она скользит взглядом по Вики, но, к счастью, та так занята своими делами, что не обращает на них внимание. Она возможно даже не слышит, о чем они говорят.

Уиллоу бросает свою сумку на парту. Мистер Мостон уходит, а она, вздохнув, плюхается на один из стульев. Теперь она снова может вернуться к изучению царапины на ноге.

Подперев рукой подбородок, она праздно пялится на то, как суетится Вики. Очень важно сохранить на лице бесстрастное выражение, и не выдать себя чем-нибудь. Ей необходимо выглядеть так, будто под партой совершенно ничего не происходит. Ей необходимо выглядеть так, будто она не пытается расширить рану на ноге, так, будто носок ее кроссовка не вымазан в крови.

Она чувствует себя как женщина, заигрывающая ногой под столом со своим любовником на роскошном званом ужине.

Нога у нее болит. Невероятно, что двухдюймовый порез может быть таким болезненным. Это действительно легко: просто нужно расковырять рану прежде, чем она заживет, взять что-то тупое, как например, мысок кеда, и попытаться раздвинуть порез на три или четыре дюйма…

Теперь, когда у нее есть свое решение проблемы, когда боль растекается по всему телу как наркотик, Уиллоу может свободно думать о других вещах. Она пытается следить за тем, что делает Вики, но эксперимент, над которым она работает, кажется совершенно незнакомым. Интересно, распознает ли она, что происходит. Может и на этом уроку она отстала от остальных.

— Над чем ты работаешь? — спрашивает Уиллоу. — Это же не часть нашей домашней работы на эту неделю, так?

— О, нет. — Вики, не отрываясь, черкает что-то в своей лабораторной тетради. — Я делаю это ради дополнительных баллов. Я…Я еле сдала в прошлом году, и в этом семестре мне пришлось улучшать свои отметки. — Она немного покраснела, произнося эти слова. — Мостон сказал, что выполнение самостоятельных экспериментов — хороший вариант. — Вики захлопывает тетрадь и тщательно рассматривает какое-то приспособление.

— Что за эксперимент? — спрашивает Уиллоу. У нее достаточно сильно болит нога, поэтому теперь она может оставить ее в покое.

— Ну, я пытаюсь узнать об ускорении под силой тяжести. Хотя какая разница? Я просто хочу... Привет, Гай, — прервалась Вики, когда открылась дверь.

Уиллоу, еще не обернувшись, уже знает, что это должно быть тот самый Гай, которого она встретила в библиотеке. Конечно, могут быть и другие. Он не в ее классе по физике, поэтому нет причин, чтобы это был он, но она знает, что это так. Ну и что с того? Ей нечего перед ним стыдиться. Она ведь не спрашивала его о котятах и прочей чепухе.

— Привет, Вики, Уиллоу. — Он улыбается им. — Мостон у себя? Я хотел занести вот эту лабораторную.

— Он должен вернуться с минуты на минуту, — говорит Вики. Она прикладывала груз к ряду металлических трубочек и устанавливала его, вращая взад и вперед.

Уиллоу невольно подумала, что неудивительно, что Вики приходится выполнять дополнительные задания. Девушка абсолютно неумна: каждый смог бы понять, как очень рискованно она все расставляет. Маленький металлический груз опасно раскачивался возле нескольких стеклянных мензурок, некоторые из которых были заполнены жидкостью, очевидно, они были частью другого эксперимента.

Она уже собиралась предположить, что Вики отодвинет прибор от стаканов, когда прямо на один из них свалился груз. Уиллоу видела, как некоторые мензурки с громким треском упали на пол, полностью разбившись. По плитке начала растекаться противная синяя жидкость.

— О, Господи! — восклицает Вики.

— Все не так плохо, — спешит обнадежить ее Гай, пока она пытается оценить размеры ущерба.

— Не так плохо?! — Вики с недоверием смотрит на него. — Ты в своем уме? Это катастрофа! Я провожу этот тупой эксперимент только потому, что так сильно отстала! Последнее, что мне нужно — это погубить чужой! Он убьет меня!

— Возможно, нам нужно убрать все до его возвращения, — сказала Уиллоу, когда присоединилась к ним, слегка прихрамывая. — Лови. — Сидя возле раковины, она схватила несколько губок и одну бросила Гаю. — Нам нужно чем-то убрать стекло. — Она опустилась на четвереньки и стала вытирать синюю жидкость.

— Ох, какой смысл? — причитала Вики. — Она фактически заламывала руки. Уиллоу была шокирована, увидев, что та была готова расплакаться. Разве эта девочка не знает, что из-за нескольких разбитых мензурок и неудачного опыта по физике не нужно плакать? Уиллоу сидит на пятках, губка бесполезно лежит в её руке, и она смотрит на Вики. Разве эта девочка не понимает, насколько ей повезло, что единственная плохая вещь в её жизни — разбитое стекло?

Слёзы, настоящие слёзы появляются в глазах Вики и катятся по её щекам.

Из-за разбитых стекляшек?

Уиллоу ошеломлена. Она не может помочь, возможно, она должна быть более милосердной, но она просто не может заставить себя почувствовать что-то, кроме презрения к кому-то настолько слабому.

— Что происходит? — Мистер Мостон появляется в дверях. Он стоит за Уиллоу и смотрит на беспорядок на полу.

Несколько мгновений никто не может вымолвить ни слова. Вики удалось повернуть её лицо так, что мистер Мостон не видит, что она плачет.

Уиллоу видит, что Вики собирает всю свою храбрость, чтоб сказать мистеру Мостону, что произошло.

— Это моя вина. Полностью. — Уиллоу удивлена, услышав свой голос.

Она бросает губку на пол и встаёт лицом к лицу с мистером Мостоном.

— Я попросила Вики показать мне эксперимент, — продолжила Уиллоу, намеренно избегая возможности увидеть Гая и Вики. — Я попыталась настроить вес, и пока я делала это, хорошо, — Уиллоу махнула рукой в сторону беспорядка на полу, — всё как-то разбилось…

Уиллоу не совсем поняла, почему пришла на помощь Вики. Может, это потому, что она знает, что как новенькая, не получит проблем. Может, потому что она знает, что Мостон уже настолько обеспокоен из-за не, что не посмеет усложнять ей жизнь. Или, может, потому что если быть честной с собой, она знает, что она не чувствует презрения к Вики.

Она чувствует ревность.

Потому что сейчас, когда она думает об этом, на самом деле думает об этом, действительно ли это так ужасно, что худшая вещь в мире для Вики — разбитые мензурки? Разве это не действительно так, как должно было быть?

Это было не так давно, когда разбитые мензурки были худшей вещью в мире и для неё…

— Всё в порядке. — Мостон медленно кивает. — Не волнуйся из-за уборки, я не хочу, чтоб ты порезалась стеклом. Похоже, у тебя порез на ноге, Уиллоу.

Уиллоу вздрогнула. Наверное, она вскрыла его больше, чем думала. Она надеется, что он не посоветует ей пойти к медсестре.

— Ох, это ничего, честно, он у меня давно — получила, когда брилась, — бормочет она, и тут же начинает краснеть.

Брилась???

 — Ну, как скажешь. — Мостон выглядит подозрительным. — Все равно, я не хочу, чтобы кто-нибудь поранился. Пойду, схожу за кем-нибудь из тех. персонала, чтобы тут все убрали. — Гай, можешь пойти со мной? — он берет у него лабораторный отчет. — Не хочу, чтобы ты опоздал на следующий урок, но мне нужна помощь, чтобы донести оборудование.

— Нет проблем, — отвечает Гай Мостону, но Уиллоу чувствует, как он смотрит на нее. — У меня все равно "окно".

Они уходят, а Вики и Уиллоу снова остаются одни.

— Не могу поверить, что ты это сказала, — говорит Вики. — Что-то типа преклонения загорается в ее глазах.

Уиллоу взяла вину на себя не для того, чтобы завоевать восхищение этой девочки. Но выражение лица Вики — ну, трудно не чувствовать себя хоть чуточку лучше от этого… Уже много времени прошло с тех пор, как кто-нибудь смотрел на нее кроме как с сожалением.

— Проехали. — Уиллоу пожимает плечами. — Я знала, что мне не влетит. — Она улыбается Вики, пока идет обратно на свое место.

— О, конечно, я знаю, — говорит Вики, следуя за ней. — Имею в виду, забудь, что это не ты облажалась здесь, как я, Мостон никогда бы не наказал тебя. — Он наверно чувствует себя неловко по отношению к тебе, ну, у тебя ведь нет родителей и все такое.

— Извини? — Уиллоу роется в сумке в поисках лейкопластыря, не имея желания, чтобы кто-нибудь заметил ее ногу, но она вдруг замирает и поворачивается лицом к Вики.

— Ну, имею в виду, ты же сирота, так? Твои родители недавно умерли, в прошлом году или типа того? Да? Ты, возможно, сможешь этим пользоваться до окончания школы.

Уиллоу почувствовала, как будто ее ударили по лицу. Случайно брошенная Вики фраза уничтожила то небольшое хорошее чувство, которое начало расцветать. Эта девочка лишила ее прав, как и все остальные. Но она вовсе не должна сердиться. Вики говорит не со зла. Она просто слишком невнимательная, чтобы что-то понять, такая же неуклюжая со словами, как и с оборудованием.

Мистер Мостон и Гай вернулись, неся кучу приспособлений. С ними вошла группа студентов. Время начала урока. Уиллоу наблюдает, как Гай помогает Мостону все установить. Она думает о том, как он отреагировал на то, что она рассказала ему.

Он побледнел. Он не говорил банальностей. Он ничего не произнес безразлично. Нечего было сказать, и он чувствовал это. Вспоминая об этом, Уиллоу так ему благодарна, что почти готова встать и поблагодарить его, выйти за ним из класса и сказать ему, как много его внимательность значит для нее.

Внезапно их взгляды встречаются. Уиллоу чувствует, как снова краснеет, но не понимает, почему. Он никак не может знать, о чем она думает, но в любом случае, момент упущен. Она не намерена благодарить его или даже говорить с ним. Она усвоила урок. Возможно, лучше всего на данном этапе не говорить ни с кем.

Она больше не может говорить с людьми, и ясно, что им также трудно говорить с ней.

Если она снова заговорит с Гаем, возможно, он не будет таким же милым. Может, он услышит что-то о ней, что изменит его отношение, или может ему просто хотелось так себя вести в тот день.

Как бы то ни было, она никогда не узнает. И все же, видя, что он уходит, она ощущает небольшую боль. Она думает, что он, должно быть, единственный человек, которого она встретила за последние семь месяцев, кто не сказал ничего глупого или безразличного насчет того, что ее родители мертвы.

И также единственный, с кем она разговаривала об "Унылых тропиках".

 

Глава 5

Она что, не может говорить немного потише? Думает Уиллоу, переворачиваясь на живот и все глубже, с головой, уходя в книгу. Она все еще бьется над Булфинчем; по крайней мере, у нее есть пара недель до сдачи работы. Обычно этого времени более чем достаточно, но в эти дни все вовсе не как обычно, и болтовня других девочек едва ли упрощает задачу.

— Он сказал, что позвонит…

Уиллоу старается "отключиться", но это заранее "проигранное сражение". Она пораньше вышла из школы и пришла в кампус, надеясь выполнить какую-то часть работы, но вместо того, чтобы сконцентрироваться на Булфинче, она продолжает отвлекаться на все, что происходит вокруг нее. Ей уже пришлось дважды сдвинуться, чтобы ее не толкала Фрисби, а когда, наконец, она только устроилась, эта девчонка плюхнулась прямо рядом с ней и стала очень громко разговаривать по сотовому.

— Уже прошло два дня! Но знаешь, что? Ему надо было готовиться к тому действительно большому тесту, а ты знаешь, как это тяжело. Уверена, поэтому…

Уиллоу со вздохом закрыла книгу. Бесполезно даже пытаться читать.

Во всяком случае, подслушивание обещает быть занимательным. Ни с того, ни с сего Уиллоу накрыла волна одиночества. Как бы ей хотелось, чтобы она могла поговорить с Маки, чтобы она была способна поговорить с Маки.

Перемотать бы семь месяцев назад, и это они бы сейчас вот так сплетничали. Их болтовня ни чем, не отличалась бы от этой, правда. После подробного обсуждения вопроса "Почему он не звонит?" со всемозможных ракурсов, они, скорее всего, обсудили бы проблему ухода за кожей, а потом…

— Видела бы ты, какими сухими становятся мои волосы.

Ну, ладно, это они о секущихся кончиках, не об уходе за кожей, но довольно близко. Уиллоу слабо улыбнулась. Может быть, в конце концов, она сможет заниматься такими вещами. Может, каждый раз открывая рот, это не будет полной катастрофой.

— Я самостоятельно пыталась обесцветить волосы, и это была полная катастрофа.

Катастрофа? Уиллоу садится и пристально, с изумлением, вглядывается в эту девочку. Это так она понимает слово катастрофа?

Хотела бы она показать ей несколько фотографий той аварии.

Может ей следовало остаться в школе? Нет, правда, разве слушать это разговор хуже, чем слушать болтовню Клаудии и Лори об успеваемости? По крайней мере, здесь никто не ожидает от нее, что она присоединится к разговору; да и, кроме того, ей нравится проводить время на лужайке кампуса. Прежде, когда были живы ее родители, они постоянно приезжала в город и читала, лежа на траве, и дожидаясь, когда у них закончатся занятия. Потом они заезжали за Дэвидом и Кэти и ехали обедать.

Уиллоу тряхнула головой. Нелепо, что она думала, будто все останется по—прежнему. Как ни крути ничего не осталось как прежде.

Она больше не хочет слушать. Она больше не хочет лежать на лужайке. Она хочет сделать только одну вещь. На самом деле странно, потому что до этого момента у нее и мысли не было о бритве и порезах. Уиллоу не дурочка. Она знает, что происходит. Подслушивание такого рода разговора приотворило ей окно в ее прошлое. Настоящая авария, угол, под которым у ее мамы была вывернута ключица, то, как ее собственные волосы пропитались кровью отца — все это было трудно вспоминать. Но самые незначительные вещи всякий раз наводили ее на мысли об этом.

Накануне ей помешали сделать порезы. Может сегодня ей больше повезет. Кампус большой, гораздо больше, чем школа, и если она не может найти место на его территории, то всегда есть парк… Но сейчас все еще светло. Она не хочет рисковать тем, что кто-то может увидеть ее в парке. Уиллоу роется в сумке в поисках своего библиотечного удостоверения.

И хотя она ненавидела подниматься в книгохранилище одна, оно будет подходящим местом, не считая того, что, кажется, она забыла удостоверение дома. Конечно, у нее есть все, что нужно. Она и не думала никогда уходить из дома, не взяв свои принадлежности. Но ей нужно быть осторожной, выработать порядок. Если она будет делать это слишком часто, то могут возникнуть проблемы. Каждый раз, когда она потакает себе, шансы, что кто-то узнает, что она занесет инфекцию и даже потеряет слишком много крови, увеличиваются. Ей необходимо начать распределять свои сеансы. Думать о бритве так, как другие девочки думают о мороженом.

Не только это, но и утаивание становится все более трудным. Так трудно запоминать все, следить за всеми мелкими деталями, чтобы сохранить свой секрет. Взять хотя бы тот эпизод две ночи назад, когда она видела, как плакал Дэвид. Когда Уиллоу, наконец, заснула, после того, как порез бритвой усыпил ее как колыбельная, она вдруг, вздрогнув, проснулась, зная, что что-то было не так. Уиллоу поднялась с постели и добрых полчаса ломала голову, пока не поняла, что она не вытерла кровь на полу, натекшую с пореза на руке.

Что если бы она забыла убрать за собой? Что если бы Кэти увидела ее утром?

Девочка с мобильником собирается уходить. Уиллоу больше не придется ее слушать. Но ей все равно, уже слишком поздно. Если бы только она смогла найти этот дурацкий читательский билет. Она зарывается в сумку поглубже.

— Эй, как дела?

Уиллоу вздрагивает от неожиданности, что ее прервали. Она одергивает руку от сумки, как если бы ее поймали за кражей. Сердце ее бьется так быстро, будто она только что пробежала марафон.

Это Гай. Что ж... Кто же это еще может быть? Он единственный с кем она здесь разговаривала.

— Привет. — Она вскакивает на ноги, вытирая о джинсы, слегка вспотевшие ладони.

— Ты шла в библиотеку?

— Нет. — Уиллоу качает головой. — Сегодня я не работаю.

— О, значит, ты хочешь встретить своего брата?

— Я... Нет. — Уиллоу чуть не рассмеялась. Она старалась изо всех сил избегать встречи с Дэвидом с той самой сцены, свидетелем которой она стала посреди ночи.

— Хорошо. — Он секунду размышляет над этим. — Тогда ты просто пришла сюда почитать? Потому что я тоже все время так делаю. Мне легче делать что-то здесь, чем в школе. — Гай садиться рядом с ней, когда говорит это. Он кладет рюкзак на траву и ложится на него как на подушку, одной рукой прикрывая глаза от солнца.

Уиллоу не знает, как ответить. Она слишком занята, пытаясь выяснить, как можно уйти и посвятить свое время бритве.

— Булфинч? — Гай поднимает книгу. — Ты, должно быть, проходишь Мифы и Героев. Я проходил это в прошлом году. — Он начинает перелистывать страницы. — Он мне нравился, но моим любимым уроком не был. Я имею в виду, что сами по себе греческие мифы — это самое лучшее, что можно найти, но у Булфинча? Немного скучновато, не находишь? — Его улыбка ослепительна в лучах солнечного света. — Кто преподает в этом семестре?

Он говорит все так легко, будто они уже миллион раз разговаривали. Как будто они были друзьями.

Ей следует присесть и поговорить с ним. Нет причин не делать этого. Тот разговор в книгохранилище: все было хорошо, пока он его не испортил. Почему бы не поговорить о Булфинче, школе и, может, еще о чем-нибудь другом? Но Уиллоу уже решила, что разговаривать с ним слишком опасно. Она помнит то, что было недавно. Так откуда она может знать, что когда закончит говорить, когда откроется перед ним, что он не повернется к ней и не скажет что-нибудь такое же бестактное, глупое и неприятное, как та девочка в лаборатории?

 Нет. Разговора не будет. Ни о Булфинче, ни о чем-либо другом.

У нее есть свои заботы.

— Извини, я… Я действительно не могу говорить… Я вроде как спешу, — говорит Уиллоу, потянувшись за сумкой.

— Эй, постой. Если ты уйдешь, то мне придется идти на работу, поэтому я не прочь потратить это время. Послушай, — Гай сидит, опираясь на локоть. — Если ты останешься и поговоришь со мной, я куплю тебе капучино в том месте, про которое говорил. — Он хватает за один из ремней на ее рюкзаке и пытается ее усадить.

— Я не могу! — говорит Уиллоу немного испуганно. Она тянет в другую сторону, но Гай оказывается сильнее, от чего она налетает на него.

— Эй, аккуратнее. — Гай отпускает сумку и тянется, чтобы удержать ее. Его хватка, сильнее, чем он думает, и Уиллоу невольно вздрагивает, когда его запястья оказываются возле ее свежих шрамов. — Что-то не так? — хмурится Гай.

— Нет, — Уиллоу отдергивает руки, но ничего уже нельзя поправить. Он задел ее порезы прежде, чем они успели покрыться корочкой. Она видит, как сквозь рубашку просачивается кровь. Уиллоу не смотрит на него. Она просто начинает двигаться так быстро, как только может. Даже не заботясь о направлении.

— Эй, — встает Гай. В этот момент его рука оказывается на ее плече, когда он разворачивает ее к себе лицом. — У тебя идет кровь!

Уиллоу не знает, что сказать. Она замирает на месте.

— Это плохо, — Гай смотрит на кровь, пропитывающую рукав, окрашивая белую блузку в темно-красный.

Он не догадался, с облегчением думает Уиллоу. Возможно ли, что он не связал эти два события: кровь, капающая с ее руки сегодня, и кровь, текущая по ее ноге вчера в лаборатории? Если бы она только могла придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Если бы порезы не находились в таком заметном месте. С ногой было бы проще. Жаль, конечно, что она не придумала тогда, помимо бритья, какого-нибудь падения, несчастного случая, но все же… ногами проще… но предплечья?

Гай все больше приходит в замешательство, глядя на кровь. Он глядит на Уиллоу, в его глазах застыл вопрос.

Что ж, очень жаль, думает Уиллоу. Она не собирается отвечать. Она выдергивает руку, не заботясь о боли. К несчастью, когда она делает так, у нее с руки соскальзывает сумка, и все содержимое вываливается на лужайку.

— Нет! — кричит Уиллоу, когда Гай наклоняется, чтобы подобрать ее вещи. Почему он должен быть таким вежливым? Она думает толкнуть его, пихнуть, даже сделать что-то настолько возмутительное, сумасшедшее, например, ударить его по голеням — все, что угодно, лишь бы отвлечь его от сумки, лишь бы быть уверенной, что он будет держаться подальше от ее вещей.

Уиллоу тянется за своим имуществом, но оказалось слишком поздно. Гай опережает ее. Его руки сжимают ее принадлежности. Он поднимается и начинает подавать ей их вместе с парой ручек, жвачками и остатками вещей.

Уиллоу не может поверить. Он нашел ее приспособления и ничего не понял. Он не увидел связи между струящейся по руке крови и запачканной бритвой, которую собирается передать ей.

Она чувствует такое облегчение, что не может ничего с собой поделать, и взрывается от смеха. Несколько мгновений Гай выглядит смущенным — в конце концов, нет ничего смешного в том, что она уронила сумку. Но он славный парень. Его лицо расплывается в улыбке, и он начинает смеяться вместе с ней. Уиллоу думает о том, как должно быть они смотрятся со стороны: как молодая влюбленная парочка. Эта мысль заставляет ее зайтись новым приступом смеха. Кто, из наблюдавших за ними, мог бы знать, что она смеется потому, что он не понимает, ЧТО он держит в руках.

— Эй, — неожиданно говорит Гай. — Я пользуюсь этой маркой. — Он смотрит на лезвие, его смех прекращается, и Уиллоу осознает, что ей надо бежать, что она недооценила его, что он все же все понял.

— Эй! — в его голосе слышится паника. Уиллоу знает, что ей необходимо убраться от туда, но она словно приросла к месту. В голове у нее вихрем проносятся мысли. Но она не может придумать, что сказать, она не может придумать, как ей заставить его молчать.

— Эй! — снова повторяет Гай. Он распарывает ее рукав и смотрит на ее руку.

Уиллоу краснеет до корней волос. Она не могла бы чувствовать себя более обнаженной, если бы даже стояла перед ним голой, а он пялился на ее грудь. Она чувствует, как он изучает ужасный вид ее старых шрамов и свежих отметин, кровоточащую плоть и уродливую сморщенную кожу вокруг ран.

Он поднимает голову и смотрит ей в глаза, в его взгляде в равной мере отражаются потрясение и отвращение. Уиллоу пристально смотрит в ответ. Гай такой же тихий, как и она, что и не удивительно. Здесь просто нечего сказать. Уиллоу опускает руку. Самое худшее позади. Возможно, сейчас она может просто уйти. В конечном счёте, что он может сделать? Но, пока Уиллоу наблюдает, как он медленно пятится от нее, когда видит, как выражение ужаса на его лице сменяется на решимость, она понимает, что на самом деле есть то, что он может сделать, то, что он явно намерен сделать, что-то настолько ужасное, что при одной мысли об этом у нее начинают дрожать коленки.

Он может рассказать Дэвиду.

Гай резко поворачивается и начинает бежать по газону. Уиллоу не колеблется, она срывается за ним. Но он быстр, быстрее, чем она когда-либо будет. Он пересекает школьную аллею, взбегает по лестнице, через секунду он будет в здании, где находится кабинет антропологии, а она все еще не нагнала его.

Уиллоу хочет крикнуть, чтобы он остановился, но она боится привлечь еще больше внимания. Люди уже поворачиваются, чтобы посмотреть на них. В любом случае, у нее так сбито дыхание, что на не сможет выдавить слова, да и помогут ли они? Пот течет по ее спине, сердце стучит так сильно, и она боится, что оно разорвется, но это ничто, ничто по сравнению с отчаянием, которое она испытывает перед тем, что должно случится. Она не может позволить Гаю раскрыть ее секрет. Она не может позволить ему забрать единственную вещь, которая приносила ей утешение.

Группа студентов вышла из здания антропологии, как только он достиг двери. Они разговаривают и смеются, блокируя вход. Уиллоу не может поверить в свою удачу. Ему приходится совсем остановиться. Он ничего не может сделать, кроме как дождаться, пока они пройдут. Ей удается догнать его в тот момент, когда они уходят. Гай бросается, чтобы открыть дверь, но она уже наступает ему на пятки. Он перескакивает через две ступеньки. Уиллоу рванула за ним, отчаянно вытянув руки, полная решимости схватить его, в некотором роде задержать, помешать ему выполнить свое намерение.

Уиллоу хватает его за рубашку. Она тянет за нее, но он оказывается сильнее. Боясь, что она порвет ткань, ей приходится отпустить его. Тогда он разворачивается. Возможно, он удивлен насколько просто она сдалась, или возможно он удивлен нелепостью, безумием ее нежелания порвать его рубашку, в то время как она без колебаний губит свое собственное тело. Так они стоят на лестнице, с тяжело вздымающимися грудными клетками, не говоря ни слова, оценивая друг друга. Затем Гай снова поворачивается. В этот раз Уиллоу, рванувшись за ним, смогла поймать его за руку, но при всей силе, с которой она тянет за нее, но продолжает идти вперед. Она хватается за перила другой рукой, тормозит ногами, словно вдруг ставшими свинцовыми, но все бесполезно: Он неуклонно идет дальше, и единственное что она может сделать, это идти рядом с ним.

Они приходят на четвертый этаж, все еще держась за руки. Гай замирает на мгновение перед дверью кабинета Дэвида. Он смотрит на Уиллоу секунду, но ничего не говорит.

— Пожалуйста, не говори ему, — умоляет его Уиллоу, ободренная его заминкой. — Пожалуйста. — Но у нее нет больше времени на дальнейшие мольбы. Потому, что у Гая даже не было возможности постучать, дверь отрывается сама и появляется Дэвид, в сопровождении начальника.

— Ну, привет вам. — Дэвид широко улыбается, глядя на них обоих, раскрасневшихся и задыхающихся от бега, держащихся за руки. По его выражению лица понятно, что он абсолютно неправильно понял ситуацию. — Сейчас я с вами говорить не могу, — через мгновение сказал он. — Мне нужно сделать пару звонков, если вы не возражаете подождать…. — Но он не уходит. Он практически сияет, глядя на их сомкнутые руки.

Уиллоу едва может дышать, она чувствует, что готова упасть в обморок. Ей уже страшно не только за себя. Мысль о том, что у нее отберут ее наркотик достаточно ужасна. Но мысль о том, что Гай расскажет все Дэвиду, о том, что эта улыбка исчезнет с его лица, еще хуже. Ее брат не выглядел таким счастливым уже несколько месяцев.

И тут Уиллоу осенило. Она знает, как ей спастись, чувство облегчения разлилось внутри и она почувствовала слабость.

— Я не секундочку, — наконец говорит Дэвид, он закрывает дверь кабинета, оставляя Уиллоу и Гая одних.

Гай сползает на пол. Его рука все еще держит руку Уиллоу, и он тянет ее за собой. Только теперь именно она контролирует ситуацию. Теперь она знает, что делать.

— Ты видел, каким счастливым он выглядел? — шепчет она в ухо Гаю. — От думает, что мы, ну знаешь, типа вместе.

— И что? — хрипло бросает Гай.

— Ты что, не понял? — продолжает Уиллоу. — Он думает, что мы вместе. Он думает, что мне становится лучше. Я не видела его таким счастливым с тех пор как, ну, наверное, с момента аварии. Ты хочешь стереть эту улыбку в его лица? — безжалостно продолжает Уиллоу. — Как, ты думаешь, это на него подействует? Это ему как-то поможет? Нет, это убьет его.

На секунду Уиллоу задумалась, насколько на самом деле правдивы эти слова. Уиллоу уверена, что потеряла любовь своего брата, но это не означает, что он не будет делать все, что в его силах, чтобы заботиться о ней. Это не означает, что он не приободрится при виде их с Гаем, при мысли, что она продолжает жить полноценной жизнью. И в особенности, это совсем не означает, что это новая и ужасная информация о ней, не пошатнет его мир еще больше. Она просто не позволит Гаю сделать это с ним.

Но Гай выглядит менее уверенным, чем он был минуту назад. Он бросает взгляд на Уиллоу и отводит его.

— Это убьет его, — яростно повторяет Уиллоу.

— Но это поможет ТЕБЕ. Так ты можешь... — Гай умолкает. Очевидно, что он не может заставить себя произнести эти слова.

— Убить себя? — Уиллоу заканчивает предложение за него. — Это не то, во что я играю.

— Ну, да. — Гай с отвращением смотрит на нее. — Ты просто собираешься изувечить себя. Ага, ты права, это намного лучше.

— Лучше или нет, но что, черт возьми, заставляет тебя думать, что если расскажешь моему брату, это остановит меня?

 — А разве нет?

 — И близко нет. — Голос Уиллоу звучит как удары хлыста. — И близко нет, — снова говорит она. — Единственное, что ты сделаешь, это так заморочишь ему голову, что.. Ну, я не знаю, что произойдет, я просто знаю, но точно что-то ужасное, поверь мне. Он слишком через многое прошел. Сколько еще он может вынести? И будет ли ему легче, в любом случае? Я серьезно! Если расскажешь ему, я все равно не остановлюсь.

— Тогда что мне делать? — Гай смотрит на нее со злостью.

— Мне все равно, что ты будешь делать. Но ты не можешь рассказать ему. — Уиллоу слышит, как открывается дверь кабинета Дэвида. Она облокачивается на стену и пытается успокоиться.

— Итак, зачем вы хотели меня видеть? — спрашивает Дэвид.

Гай поднимается на ноги. Он немного нетвердо стоит на ногах, и держит Уиллоу крепче, чем сам осознает.

Уиллоу стоит абсолютно неподвижно. Она сделала все, что могла. Теперь решать Гаю.

— Мне было… — Гай замирает на половине предложения и переводит взгляд с Уиллоу на Дэвида. — Мне было интересно, подготовили ли вы уже учебный план на следующий семестр.

Неплохо.

Уиллоу смотрит на Гая с некоторым уважением. Не то чтобы ее действительно заботило, что именно он скажет Дэвиду, при условии, что он ее не выдаст, но все равно, она не уверена, что сама смогла бы придумать что-то правдоподобное экспромтом.

Затем его слова дошли до нее.

Он не выдал ее.

Чувство облегчения затопляет ее, и она чувствует, как трясутся коленки и она вот-вот грохнется на пол. Если бы Гай держал ее за руку так крепко, она бы упала.

— Ну, должен вам сказать, у тебя довольно-таки неточное представление обо мне, если думаешь, что у меня уже готов план на следующий семестр. — Дэвид смеется. — Я едва справляюсь с текущим планом. Но, давайте, заходите, и я расскажу, что думаю запланировать, и может смогу дать некоторые идеи относительно других курсов, которые вам следует взять. Моя сестра говорит, что ты хочешь специализироваться в антропологии в следующем году.

Уиллоу пристально разглядывает потолок, и тихо напевает какую-то мелодию. Но Гай, кажется, не совсем понимает то, что говорит Дэвид. Очевидно, он все еще ошеломлен всем тем, что только что произошло.

— Думаю, это здорово, — продолжает Дэвид через секунду. Он садится за свой стол и жестом приглашает их присесть на диван. — Но даже если ты хочешь сделать ее своей специальностью, может все следует подумать о том, чтобы взять какие-нибудь курсы на другой кафедре. — Он делает паузу и перелистывает несколько бумаг на своем столе.

Уиллоу садится рядом с Гаем на диван. Она еще никогда в жизни не чувствовала себя так неловко, и она не может дождаться, когда же наконец закончится эта сцена, в которой они неожиданно стали сообщниками.

— О, ааа, да, думаю в этом есть смысл. — Гай с видимым усилием берет себя в руки. — Но знаете, в прошлом году я проходил здесь два курса — ваших курса, которые мне на самом деле понравились, и еще этот ну очень общий курс по сочинениям. Мне неловко это говорить, но это было сплошной тратой времени. Я прошел его только потому, что в моей школе рекомендуется, чтобы большинство студентов младшего курса проходили здесь курсы обучения, начиная с этого… — Он поворачивается к Уиллоу. — Если ты решишь взять здесь некоторые курсы в следующем семестре, тебе возможно придется...

— Да. Ну, я не думаю, что сейчас это будет подходящим для Уиллоу, — резко прерывает его Дэвид.

Уиллоу чувствует, как будто ее ударили по щеке. Не то чтобы у нее было какое-либо желание брать дополнительные занятия, но больно слышать, как ее брат говорит о ней так, словно ее нет здесь. Она не уверена, нравится ли ей как звучит слово "подходящий" в отношении ее. Очевидно, конечно, что ему намного проще говорить о планах на будущее Гая.

Может она и выше того, чтобы позволить себе ревновать к своей шестимесячной племяннице, но Гай-то не защищен от ее мелочных мыслей. Она обиженно смотрит на него.

— Знаешь, что? — продолжает Дэвид. — Я думал, что у меня по крайней мере есть хоть какие-то записи здесь, но я, должно быть, оставил их дома. Почему бы тебе не дать мне адрес твоей электронной почты, и как только я скомпоную свои материалы, вышлю тебе, что имею.

— Отлично, спасибо. Я… хм, ну, думаю, увидимся в следующем семестре… — Гай встает с дивана, Уиллоу молча, следует за ним, они выходят из кабинета Дэвида и идут вниз по лестнице.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — тихо бормочет Гай. Он со всей силы пинает двустворчатые входные двери.

А тем временем день уже превратился в вечер. Легкий ветерок ерошит волосы Уиллоу, пока они медленно идут по кампусу. Он приносит облегчение после всей суматохи, которую ей пришлось пережить, и Уиллоу не остается ничего больше, как спокойно наслаждаться этим чувством. Она слишком истощена, чтобы говорить, слишком истощена, даже чтобы думать.

Впрочем, у Гая таких проблем нет.

— Что я делаю? — он повторяет снова и снова. — Я не могу поверить в весь этот фарс только что! Я наверно такой же сумасшедший, как и ты. — Гай останавливается и смотрит на нее, в его выражении смесь отвращения и изумления.

— Это было правильно, — устало настаивает Уиллоу.

— По крайней мере, позволь мне отвести тебя в службу охраны здоровья учащихся, — говорит Гай. — Это полностью конфиденциально…

— Нет.

— Но я не могу оставить тебя в таком состоянии! Ты не можешь поставить меня в такое положение.

—Я не ставила тебя ни в какое положение, — холодно произнесла Уиллоу.

Она ускоряет шаги. Сейчас они почти дошли до парка.

— Нет, поставила, — упрямо говорит Гай. — Я не могу просто забыть об этом. Что если ты...

 —Я говорила тебе, я не собираюсь покончить с собой.

— И что, это должно все уладить? — Гай усаживает их обоих на скамейку. — Резать себя бритвой прикольно да? До тех пор, пока не умрешь?

— Я просто имею в виду, что ты не должен беспокоиться об этом, тебе не нужно...

— Точно! — Гай обрывает ее на середине предложения. — Я не должен беспокоиться!

— Мне это не нужно, — продолжает он через мгновение. Если я не расскажу твоему брату, что тогда? Я, что, должен приглядывать за тобой? Я не могу этого делать! У меня здесь занятия, я собирался найти работу. Черт возьми! У меня куча дел. Сейчас я застрял с тобой!

 Уиллоу напряглась при этой мысли.

— Нет! Я только что сказала тебе это!

— Нет? — он яростно посмотрел на нее. — Ладно, давай все проясним. Ты не хочешь, чтобы я говорил твоему брату…

Уиллоу яростно кивает головой.

— Ладно, хорошо, ты заставишь меня пообещать это, и затем ожидаешь, что я вот так просто уйду? Ты что издеваешься надо мной? Я могу и получше распорядиться своим временем, но это не означает, что я возьму тебя на совесть.

На Уиллоу вдруг снизошло озарение.

— Если я пересплю с тобой, тогда ты оставишь меня в покое?

 Гай несколько секунд сидит молча, затем смотрит на нее. Он кажется абсолютно спокойным. Может прошедший час настолько выбил его из колеи, что он стал невосприимчивым к дальнейшим потрясениям. Он внимательно изучает ее, и у Уиллоу ужасное чувство, что он решает, достаточно хороша ли она или нет для него, чтобы принять предложение. И что она будет делать, если он согласится?

Уиллоу чувствует себя совсем не спокойно. Ее сердце бьется так же болезненно, как и в тот момент, когда она бежала за ним по кампусу. Она не может поверить, что только что сделала. Захочет ли она, в самом деле, пожертвовать…

Но конце концов, будет ли это в действительности чем-то отличаться от пореза бритвой?

— Могу я тебя спросить? — говорит он, наконец.

— Давай, — кивает Уиллоу. Она уверена, что он собирается спросить у нее девственница ли она, или есть ли кто...

— Ты что, сумасшедшая?

Да.

— Нет. Я серьезно, — продолжает он, не дожидаясь ответа. — Ты сошла с ума? Кроме того, — говорит он, отталкивая камень с дороги. — Кто сказал, что я что-то испытываю к тебе?

Уиллоу наравне с облегчением чувствуетсебя немного униженной. Ей никогда не приходило в голову, что он должен бы что-то чувствовать к ней, чтобы захотеть переспать.

— Ну, я просто подумала, что, ну, ты знаешь...

— Прекрати, — прерывает он ее. — Сейчас же.

Они оба молчат некоторое время. Он отворачивается от нее и смотрит прямо перед собой. Уиллоу не знает, что ей дальше делать. Возможно, ей следует просто встать и пойти домой, но как раз пока она обдумывает это, Гай разворачивается к ней с вопросом.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивает Гай. — Ты хоть можешь объяснить это мне? Зачем ты это делаешь?

 — А что заставляет тебя думать, что я захочу говорить с тобой от этом? Что заставляет тебя думать, будто я испытываю что-то такое по отношению к тебе? — говорит Уиллоу, подражая его словам. — Она старается впрыснуть в свои слова как можно больше яда. Она испытывает жгучую боль, сгорая от стыда и смущения, как из-за своего сумасшедшего предложения, так и от того, что он так легко отказался.

— Верно! Ты просто хочешь секса со мной! — он покачал головой над нелепостью ситуации.

И тут впервые Уиллоу замечает, что он все еще держит ее за руку. И, даже не смотря на то, что он только что унизил ее, не смотря на то, что он заставил ее почувствовать себя идиоткой, она не хотела терять контакт.

— И что я должен с тобой делать? — Гай произносит слова вслух, но ясно, что он говорит не с ней. — У меня должен был быть отличный семестр. Я не могу тратить время на… Боже! Я не хочу всего этого! — сердито бормочет он.

Уиллоу не может не засмеяться. Он думает, что она это хочет?

 — Что смешного? — поворачивается он к ней. — Ты думаешь это смешно?

 Уиллоу пожимает плечами.

— О, конечно, оба мои родители умерли — просто умора!

Мгновение Гай выглядел смущенным.

— Как… Не могла бы ты рассказать мне… Как точно это произошло? Когда это случилось?

 Это не первый раз, когда кто-то спрашивал об этом. Ответ всегда давался трудно, но Уиллоу ценит то, как осторожно Гай подбирает слова, чтобы задать вопрос.

— Это было… Я была… Я была за рулем. И это было около семи месяцев назад. — Она плохо излагала факты.

— У тебя уже были права? — Гай хмурится.

 —А? — Уиллоу хмурится в ответ. Это была не та реакция, которую она ожидала. — Нет. Разрешение. Это имеет значение?

 — Ну, это...

 — Послушай, — перебивает Уиллоу. — Я, правда, не хочу говорить об этом, ладно? Это тяжело для меня. — Она качает головой над тем, насколько смехотворно это звучит, насколько спокойно.

— Да, я понимаю. — Она берет ее за запястье и смотрит на кровь, которая уже начала засыхать. — Я понимаю, что это тяжело, но это не выход.

— Когда ты будешь на моем месте, тогда можешь говорить мне, что делать. — Уиллоу вырывает свою руку. Она тянет настолько сильно, что кровь снова начинает течь.

— Будь осторожна, ладно? — Гай огрызается. Он начинает рыться в своем рюкзаке. — Вот. Он кидает бинты, бутылочку с перекисью, и коробку со стерильной ватой на ее колени.

Уиллоу смотрит на него, вопрос в ее глазах. Для нее существует только одна причина носить эти вещи с собой...

— Я в команде, — объясняет Гай. — Мы проводим на реке три утра в неделю. В любом случае, ты получаешь кучу волдырей от гребли, и последняя вещь, которую ты захочешь, это чтобы грязная вода попала на открытый порез.

Уиллоу кивает. Стоит ли ей позаботиться о ране прямо перед ним? Продлить их встречу, которая не что иное, как сплошное мучение? Самым умным сейчас было бы встать и убежать. Бросить работу в библиотеке, избегать его в коридорах, никогда больше его не видеть.

— Ну, давай, вперед, — промолвил он через мгновение, жестом указывая на бинты. Однако мысль о том, чтобы перевязать раны перед ним вызывает смущение, кажется чем-то таким же интимным, как порезы.

Точно! Неосознанно она вторит словам Гая. Ты скорее готова переспать с ним!

 Со вздохом она отвинчивает крышку пузырька с перекисью водорода и наливает немного на стерильную вату. Уиллоу уже должна бы стать профи в такого рода вещах, но у нее возникают некоторые затруднения. Во-первых, она правша, а именно этот порез находится в таком труднодоступном месте на правой руке, что она не в состоянии сама добраться до него левой рукой, а во-вторых… События этого дня все же подкосили ее. Она была полностью измучена.

Несколько секунд она безрезультатно пытается приложить вату к месту пореза, затем роняет ее на коленку, закрывает глаза, и сдается.

Она слишком устала, чтобы беспокоиться. Уиллоу откидывается назад на скамейке, думая о том, следует ли ей просто заснуть там, упорно пытаясь забыть последний час, когда чувствует руку Гая на своей.

Что сейчас?

Она открывает глаза, интересуясь, что он собирается делать. Что, перспектива новой стычки? Или может лекция о том, что она недостаточно следит за гигиеной? Но, кажется, Гай далек от споров. Он полностью сосредоточен на ее руке, пока изучает повреждение, которое она нанесла себе. Она смотрит на него через полузакрытые веки, когда он берет вату и нежно смазывает порез. Его руки прекрасные, большие и мягкие. Уиллоу даже не может вспомнить, когда к ней прикасались вот так. Вообще-то он обращается с ней намного осторожнее, чем когда-либо это делала она, обрабатывая несколько свежих ран, а потом ловко бинтуя руку и натягивая рукав. В течение всего времени они молчали.

И сейчас, не смотря на то, что Уиллоу чувствует, что должна поблагодарить его, не только за сделанное, но так же и за то, что он сохранил ее секрет, она не может найти слов, чтобы заговорить. Гай выглядит так, будто бы хочет что-то сказать, но не знает как или что. И так они просто сидят там, неотрывно глядя друг на друга, а тени вокруг них растут и становятся все гуще.

 

Глава 6

Уиллоу смотрит на своего брата, пока ест хлопья. В одной руке у него чашка кофе, а в другой — научный журнал. Он кажется совершенно поглощенным чтением, но она видит, что он практически дошел до конца статьи, и она боится, что же произойдет, когда он закончит.

Она знает, что он поднимет разговор о вчерашнем. Он задаст ей несколько вопросов о Гае. Он захочет знать, есть ли что-то между ними.

Уиллоу не видела брата с того момента, как вчера она и Гай пришли в его офис. Дэвид должен был идти на конференцию и вернулся домой, когда она уже спала. «Доброе утро», и «Кофе горячий», — единственные слова. которыми они обменялись, но она знает, что рано или поздно он поднимет разговор о вчерашней сцене в его офисе.

Достаточно уверенный, Дэвид откладывает журнал и поворачивается к ней с серьезным выражением лица.

— Так что происходит между тобой и Гаем? Ты его хорошо знаешь? Из того, что я помню, он очень хороший, еще очень ответственный…

Будто бы она попала в английский роман 19 века. Она сирота. Она живет в комнате прислуги на чердаке. И сейчас ее брат на волоске от вопроса, благородны ли намерения Гая.

Что дальше, исправительная тюрьма?

Уиллоу знает, что он ждет ответа. Возможно, ей просто следует сказать ему то, что он хочет услышать. В конце концов, разве не это она искала за ужином в тот вечер, то, что сделает его счастливым? Почему бы не продолжить это? Почему бы не выдумать какую-нибудь небылицу? Она уже делала так раньше. В конце концов, разве Гай действительно сказал, что хотел бы изучать антропологию из-за Дэвида? Но на этот раз все слишком трудно: разница между тем, почему она и Гай были вместе, и тем, что думает по этому поводу Гай, была слишком велика. Она не может врать об этом, она просто не может, только не брату.

— Нет. Я не слишком хорошо знаю Гая, — говорит она после нескольких секунд. — Он много ходит по кампусу из-за курсов, которые изучает, и я сталкивалась там с ним несколько раз. Действительно, больше не о чем говорить. Я имею в виду, не слишком воодушевляйся, ладно?

— Я понял, — медленно произносит Дэвид.

Это вышло более резко, чем она хотела. Последняя вещь, которую она хотела бы сделать — расстроить брата еще больше. Ее единственным намерением было остановить его от расспросов. Уиллоу избегает его взгляда и зарывается лицом в тарелку с хлопьями, но она чувствует взгляд Дэвида на себе до того, как он возвращается к своему завтраку.

Уиллоу чувствует себя ужасно, но что она может сделать? Слава Богу, на помощь приходит отвлечение в виде Кэти, одетой для работы. У нее на руках Изабель, которая, в свою очередь, одета для детского сада.

— Мы уходим, — говорит она, целуя Дэвида в щеку.

— Ох, привет, Кэт, — Дэвид поднимает глаза. — Ты видела мои старые выпуски Американской Антропологии? Я нигде не могу их найти. У тебя нет никаких идей, куда я мог положить их?

— Конечно, разве они не лежали в твоем кабинете?

Повисла неловкая тишина, пока они все обдумывали тот факт, что у Дэвида больше нет кабинета.

— Да, они лежали там, — произнес Дэвид через секунду.

— Ну, мы упаковали их, когда расчищали полки для Уиллоу. Помнишь, мы положили все коробки под ее кровать?

Кэти зарывается головой в волосы Изабель и целует ее. Это естественный жест, но Уиллоу стало интересно, делала ли она это, чтобы избежать взгляда на нее.

— Верно, я забыл.

Дэвид встает, журнал торчит у него из подмышки.

— Думаю, пойду, поищу их.

Кэти дарит ему поцелуй, пока идет к двери.

— Увидимся позже, Уиллоу, — говорит она через плечо.

— Увидимся позже, — отвечает Уиллоу.

Она слышит Дэвида, копающегося наверху, вытаскивающего коробки из-под кровати. Ей совсем не о чем беспокоиться. Под кроватью все чисто.

Но что если Дэвид не ограничится поиском в том месте?

Уиллоу бросило в холодный пот. Возможно, она ничего не прятала под кроватью, но это не значит, что она ничего не прятала под матрасом.

Таким проверенным временем способом она делала то, что бесчисленное количество девчонок делало до нее, только туда она сложила не любовные письма.

Она представляет выражение лица Дэвида, если он найдет ее тайник. Там не так уж много чего. Несколько старых бритв, не совсем чистых, а еще тряпки, которыми она раньше пользовалась, чтобы вытереть кровь, но значение всех этих предметов, безусловно, ужаснет любого.

Естественно, ей следует пойти за ним, убедиться, что он ничего не найдет. Но у нее, кажется, нет энергии, нет сил, чтобы подняться из-за стола. На секунду она задумывается над тем, чтобы остаться внизу, позволив судьбе решить за нее. Возможно, это лучший выход. В конце концов, это дело времени. Может ли она действительно доверить Гаю сохранить ее секрет?

Уиллоу представляет жизнь без бритв, думает о реакции брата на находку. Этих мыслей более чем достаточно, чтобы поднять ее со стула. Она бегом поднимается вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и замирает перед входом в свою позаимствованную спальню, немного запыхавшись. Она видит, как ее брат вытаскивает одну грязную картонную коробку за другой из-под ее кровати .

Пока что все в порядке. Он тщательно роется в различных книгах и научных журналах, полностью поглощенный коробками. У него явно нет интереса искать под матрасом.

Уиллоу подходит к зеркалу и в отражении наблюдает за Дэвидом. Она замечает, что он оставил на комоде журнал, который читал раньше, и начинает лениво просматривать его: какой-то том о погребальных обрядах древних греков. Уиллоу уже собирается положить его обратно, когда замечает клочок бумаги, заложенный между страниц. Черной жирной надписью ей бросается в глаза фирменный бланк ее школы.

Это может означать только одно. Это, должно быть, извещение. Кто-то, наверное, разоблачил ее. У нее дрожат пальцы, когда она, посматривая одним глазком в зеркало, разворачивает бумагу и начинает читать.

Но это совсем не то. Это не что иное, как обычное письмо, адресованное родителям учеников старших классов. Каждый из родителей или опекун должны договориться о встрече, чтобы обсудить подготовительные курсы к предварительному и самому непосредственно школьному оценочному тесту, которые предлагает школа. Бла, бла, бла.

Та самая фигня, о которой говорили Клаудиа и компания. Ничего важного.

Уиллоу настолько успокоилась, что ей требуется какое-то время, чтобы понять все последствия письма. Конечно, это ничего для нее не значило. Ей было все равно, что Дэвиду придется выдержать несколько скучных встреч и здороваться с учителями.

Но что насчет Дэвида? Это не было частью его плана. Ему следует делать такие вещи для Изабель, для своей дочери. Ему не нужны генеральные репетиции. Она уверена, что он ужасно возмущен этим дополнительным бременем. А если нет, то почему просто не упомянул об этом? В конце концов, школа — единственная вещь, о которой он, кажется, может говорить с ней. Уиллоу кладет письмо обратно в журнал, устыдившись, что ее первые мысли были о себе.

— Дэвид, прости, — Уиллоу отворачивается от зеркала.

— Простить? — он хмурится, продолжая рыться в коробках. — За что?

— Ну, за... — Уиллоу затихает. Что она может сказать? Простить за то, что она разрушила его жизнь? За то, что была за рулем в ту ночь? Что такого она может сказать ему, что, возможно, выразит то, что она чувствует?

Может, мне просто продолжить и спросить, есть ли у него котенок?

Она могла сказать, что просит прощение за то, что ему придется пойти на встречу родителей и учителей на пятнадцать лет раньше срока. Она может извиняться за это и при этом не выглядеть слишком мелодраматично, конечно, не считая того факта, что предположительно она не знает об этом.

Разговоры с ее братом превратились в хождение по минному полю. Ей приходится ступать осторожно, чтобы не угодить ногой в одну из ловушек.

— Эй, ты только посмотри, — восклицает Дэвид, залезая в одну из коробок и доставая маленькую синюю книгу.

— Я забыл о ней, — шепчет он, сдувая пыль с корешка.

Уиллоу видит, что это одна из книг их отца. Дэвид кладет ее на пол и задвигает коробки обратно под кровать.

— Итак... — Он поднимается. — Ты говорила?

— Ничего, — печально произносит Уиллоу. Она хватает свой свитер и рюкзак со стула. Время идти, иначе она опоздает в школу. Она останавливается в дверном проеме и оглядывается на Дэвида. — Мне нечего сказать.

И это, по крайней мере, правда.

Уиллоу знает, что для постороннего наблюдателя она должна выглядеть как примерная ученица. Ее руки листают учебник, пока она записывает каждое слово, сказанное преподавателем. Она довела до совершенства искусство слушать не слыша, тогда как сама мыслями находится за миллионы миль. И не только это, она точно знает, когда надо кивать, чтобы показать, что она действительно заинтересована.

Тогда как на самом деле она не слышала ни слова. Ни слова за весь день. С тем же успехом она могла находиться на другой планете.

Уиллоу не может думать о неправильных глаголах или греческой мифологии. Ее мысли в другом месте. Ее настроение колеблется между облегчением от того, что Дэвид не нашел ее тайник, и ужасом, что Гай в любом случае выдаст ее.

Она нигде его не видела. Ну, это и не удивительно, раз у них нет совместных уроков, но все же… Ей необходимо поговорить с ним. Ей нужно выяснить, что ждет ее в будущем. Она не может полностью усвоить тот факт, что кто-то еще знает о ее секрете.

Если бы ей пришлось выбирать того, кто мог бы узнать о ней, то пусть лучше это будет Гай, чем, скажем, Клаудия из класса по истории. Но у нее все равно снова свело живот от мысли, что он знает о ней.

Уиллоу поднимает голову, когда все вокруг встают и начинают собирать свои книги. Должно быть, прозвенел звонок.

Бонусные баллы! Уиллоу не может сдержать ухмылку. Она знает, что должно быть выглядит особо сознательной, сидя здесь и что-то пописывая…

Ладно. Довольно. Она захлопывает тетрадь и убирает ее в рюкзак. Ей удалось пережить этот школьный день, не оконфузившись.

Ну, это уже кое-что.

Уиллоу направляется к двустворчатым дверям вместе со всеми. Пришло время вкалывать в библиотеке. В спешке она наталкивается на другую девочку, которая идет в противоположном направлении.

— Извини, — просит прощения Уиллоу, в то время как они обе пытаются привести себя в порядок.

— А, не беспокойся об этом. Слушай, могу я спросить кое-что?

Уиллоу смотрит на нее с опаской. Что эта девочка, совершенно незнакомая ей, может спросить у нее?

Может ей захотелось узнать, как легче всего убить своих родителей, или, нет, она, наверное, ищет котят по выгодной цене.

— Просто мне надо…Не могла бы ты выручить меня… — продолжает девочка, несколько нетерпеливо.— Я...

— Извини? - прерывает Уиллоу, абсолютно ошарашенная этой просьбой.Мысль о том, что кто-либо рассчитывает на ее помощь, настолько необычна и так притягательна, что ее будто парализует.

— Я вроде как потерялась.Я здесь новенькая, и мне нужно встретиться… Слушай, ты же все вокруг знаешь.Не могла бы ты сказать, где находится библиотека?

Это я-то все знаю?

Ну, по крайней мере, я знаю, где библиотека.

Может, стоит просто отвести ее туда? Это может оказаться неудобным, но разве не будет еще более неловко, если она укажет ей правильное направление, и сама же потом все дорогу будет идти впереди нее?

Может совместная прогулка до библиотеки окажется не такой уж плохой.В конце концов, эта девочка ничего о ней не знает, даже то, что она тоже новенькая.Более того, она подарила Уиллоу ощущение, что она кому-то нужна, против которого трудно устоять.

— Да, вообще-то я сама туда иду. Пойдем, — говорит Уиллоу через несколько секунд.Она снова начинает двигаться к выходу, другая девочка идет следом за ней.

Может мне стоит спросить ее, зачем она туда идет, мы могли бы...

— А библиотека что, в другом здании?

— А?

— Почему мы вышли на улицу? Где же библиотека? — голос у девочки крайне раздраженный, и выражение лица определенно менее дружелюбное, чем было минуту назад.

— Ты ищешь библиотеку? — к ним неторопливо подходит очень симпатичный парень, явно заинтересовавшись спутницей Уиллоу.— Она там, — говорит он, кивая на здание, из которого они вышли.

— Спасибо.Я не думала, что она снаружи, — они оба уставились на Уиллоу в недоумении.

О мой Бог! Ну, конечно! Она не имела в виду ТУ библиотеку!

Уиллоу не может поверить, что так глупо ошиблась.

Когда она услышала слово библиотека, то подумала…

— Я...Слушай, я думала, ты имела в виду ту библиотеку… Я работаю в библиотеке университета, и я просто…

— Ты библиотекарь? — спрашивает парень. Очевидно, что он сказал это не в качестве комплимента, и девчонка хихикает. — Пойдем, я тебе покажу дорогу, — говорит он ей. Уиллоу наблюдает, как парень открывает дверь.

Вот, и весь день, что она держалась, стараясь не оконфузиться, насмарку!

— Привет, Уиллоу!

Ну, что теперь?

Она поворачивается и видит Гая, стоящего у велосипедной стоянки, бок о бок с Лори.

Уиллоу осторожно кивает.Она немного выбита из колеи тем, что только что случилось, и она горячо надеется, что Гай и Лори не уловили смысл произошедшего.Она гадает, не из-за этого ли он окликает ее.И что он делает с Лори? Хотя, ей не следует так удивляться, что они знают друг друга, ведь они оба старшеклассники, да и школа маленькая.Но это заставляет ее нервничать.Может, они стоят и болтают о ее преклонении перед котятами, а может и о чем-то похуже.Лори его девушка, или типа того?

Не то чтобы Уиллоу это заботило.

— Ты идешь в библиотеку? — кричит ей Гай.

Это что, типа шутка такая?

— В какую это? — спрашивает Уиллоу, подходя к ним.

— В университетскую, — непринужденно отвечает Гай. — Проводить тебя? Лори тоже туда направляется.Вы, ребята, знаете друг друга, да?

— Конечно, — кивает Лори.

Уиллоу искоса бросает на нее взгляд.Девочка выглядит дружелюбной, может немного скучающей, но не более.

И все же, неужели все так невинно, как кажется? Откуда ей знать, что эти двое не поделились кое-какой информацией и историями о ней?

Уиллоу чувствует страшное напряжение.Она не знает, почему Гай хочет проводить ее до кампуса.Да, она надеялась снова поговорить с ним, но она не собирается делать это сейчас.Не при свидетелях.

— Ну, ладно, — говорит она через несколько секунд.Она смотрит на велосипедную стоянку, страстно желая, чтобы и у нее был свой велосипед.Если бы он сейчас стоял здесь, пристегнутый, то стал бы идеальным оправданием, чтобы не идти с ними, но так как его нет, она не видит причин для отказа присоединиться к ним.Пот струится у нее по спине.

— Я не знала, чтобы работаешь в библиотеке, — говорит Лори, пока они синхронно шагают в ногу.Она выуживает из рюкзака солнечные очки.— Это просто супер-работа, как ты ее получила? Я думала, что для этого надо учиться в колледже.Имею в виду, у тебя должно быть есть блат или что-то типа того, раз для тебя сделали исключение…

Блат? Не совсем. После того как я убила родителей, школа немного упростила правила. Ну, преподнесла что-то типа утешительного приза.

— О, точно, я почти забыл, — прерывает ее Гай, он говорит спокойно, но все же немного резко, и Лори выглядит удивленной.— Я не пойду на историю завтра, — продолжает он. — Можешь взять для меня лекцию?

— Да, нет проблем, — Лори пожимает плечами.

— Спасибо, — говорит Гай. — Я, правда, очень признателен.

Уиллоу не понимает, что сейчас произошло.Она себе вообразила, или Гай только что пришел ей на выручку? Он на самом деле прервал Лори, чтобы та не задавала болезненные вопросы?

— Ну, —Уиллоу прочищает горло, чтобы задать вопрос. — А вы, ребята, зачем идете в город? — ей нравится то, как звучит вопрос.Ну, скучноват немного, но уже прогресс, по сравнению с чушью про котят.

— Я пытаюсь выяснить что-нибудь про стажировку, — говорит Лори, когда они переходят улицу и направляются к парку.— Я бы хотела получить постоянную работу или что-то типа, оплачиваемую.Ну, а стажировка в колледже... Это как заключительный штрих в моем табеле.

— А мне надо кое-то найти в библиотеке, — говорит Гай.— И плюс вернуть "Унылые тропики".

— Боже мой, ты все еще помешан на этой заплесневелой старой книге? — Лори качает головой. — Ты просто одержим!

— Но это великая книга! — восклицает Уиллоу.Она немного удивлена глубиной своего порыва, и, судя по взгляду Лори на ее лицо, та тоже, но Гай улыбается.

— О, тебе она знакома? — Лори поправляет свои солнечные очки.— Не знала, что она так популярна.Хочу сказать, что Гай увлекается всеми этими непонятными книгами, о которых никто никогда не слышал.И почему они ему нравятся? Но видно тебя тоже интересуют подобные вещи, а? Как там ее, антропология, да?

— Я…Да, — слабо выдавливает Уиллоу.Она рада видеть, что до кампуса осталось всего несколько кварталов.Все не так плохо, как было на днях, но пытаться не сказать и не сделать какую-нибудь глупость, ну, да, требует напряжения сил.

— Тем не менее, это как раз те вещи, которые на самом деле выгодно отличают тебя в табеле успеваемости, — глубокомысленно продолжает Лори.— Знаешь, чтение всех этих книг, которых нет в программе...

Уиллоу не может не признать, что этот разговор немного смешон.Она уверена, что для Лори антропология не более чем способ придать пикантность своему резюме.

— Я имею в виду внедрение уроков антропологии, — продолжает Лори, как бы прочитав мысли Уиллоу.— Это нечто инновационное.

Уиллоу гадает, что бы на это замечание выдал ее отец.

Она хочет сменить тему, но как? Она не может придумать что-то более уместное и интересно одновременно.Может, ей просто стоит сказать что-нибудь язвительное?Сказать этой девочке, что она кажется ей скучной?Или еще лучше - запугать ее историями о людях, которые со своими идеальными тестами успеваемости не попали даже в колледжи со стопроцентным зачислением?..

Вот это будет в самое яблочко.

Но Уиллоу не хочет быть вредной.Она только хочет, чтобы Лори заговорила о чем-нибудь другом.

— Что же тебя навело на мысль о том, чтобы взять этот курс? — спрашивает Лори, взглянув на Уиллоу.— Хочу сказать, как ты вообще заинтересовалась этим предметом? — если она и замечает, что Уиллоу выглядит несколько грустной, то у нее в голове это не откладывается.— Тебе что, кто-то рассказал...

Но внезапно ее перебивает Гай.Даже еще более резко, чем в прошлый раз.

— Да какая разница? — голос у него скучающий.— Давайте поговорим о чем-нибудь другом.Ну, так по какой теме у тебя стажировка? — спрашивает он, когда они выходят из парка.

Уиллоу впечатлена тем, как ловко Гаю удается поменять тему разговора.Тем, насколько легко он избавляет ее от риска сказать то, о чем она бы пожалела.Это уже второй раз, когда он приходит ей на помощь, как раз тогда, когда она больше всего испытывает неловкость.

Невозможно ведь, чтобы он был так внимателен, да? Настолько? В конце концов, она для него только обуза, она та, кто оказался на его пути в самый разгар его прекрасного семестра.

Уиллоу вспоминает то, как он перевязывал ее руку.

Без раздумий, она протягивает руку и — едва коснувшись — прикасается к рукаву его рубашки. Он бы и не заметил этого, если бы не смотрел прямо на нее. Гай кажется немного смущенным. Очевидно, что он не знает, как расценивать этот жест, но через секунду он мимолетно улыбается ей. Уиллоу, заметив, что Лори наблюдает за ними, быстро одергивает руку.

— Ну, есть две разные стажировки, — если Лори и считает странным то, что Уиллоу прикасается к Гаю, она ничем это не выдает. — Одна предполагает оказание помощи в женском медицинском центре, и, думаю, я, скорее всего, возьмусь за нее, а другая подразумевает проведение простенького исследования для профессора по литературе. Это действительно очень общее базисное исследование, иначе бы он не доверил его ученику средней школы. Хотя, вероятно и то, он даст мне хорошие рекомендации, и это уже кое-что, понимаешь?

— Да, конечно, — Уиллоу старается сосредоточиться на том, что говорит Лори.

Ну, может эта девочка и задает множество щекотливых вопросов, но все же, Уиллоу благодарна ей за то, что та не упоминает эпизод, произошедший на днях в парке. Самое меньшее, что она может сделать, это внимательно слушать, что та говорит.

— Звучит вполне разумно, — продолжает Уиллоу. — Потому что я знаю, что...

— Эй! — на этот раз разговор обрывает Лори. — Смотри-ка! — она хватает Уиллоу за руку, да-да, на самом деле хватает ее — прямо за то место, где наложен бинт, — и тянет к витрине аптеки.

— Это именно то, о чем я говорила! — Лори прижимается лицом к стеклу. — Вот в этот цвет я и думаю перекраситься. Разве он не великолепен? — она снимает солнечные очки и размахивает ими перед пирамидкой из коробочек с краской для волос.

— Конечно, — бормочет Уиллоу. Ее внимание также привлечено кое-чем. Но не коробочками с краской цвета "Огненно-рыжий". Уиллоу больше интересует вывеска слева, объявляющая о распродаже канцтоваров.

Цена на бритвенные лезвия просто замечательная.

Ей кажется, или Гай действительно странно на нее поглядывает?

Уиллоу переключает внимание на коробочки с краской.

— Думаю, ты будешь потрясающе выглядеть с этим цветом, — произносит она совершенно искренне.

— Спасибо, — Лори выглядит польщенной этим комплиментом.

— Адриан хочет, чтобы ты стала рыжей? — спрашивает Гай.

— Единственное, что его заботит, это чтобы мы попали в один колледж, - говорит Лори, снова надевая очки.— Ну, сейчас он так сосредоточен на стольких вещах сразу, что может даже не заметить, если я стану рыжей, — она отлипает от витрины.

— Адриан? — небрежно спрашивает Уиллоу, когда они проходят через ворота кампуса.

— Мой парень, —с улыбкой говорит Лори.

— Ты встречала его, Уиллоу, — вставляет Гай.— Помнишь, со мной, там, в кампусе?

— О, так это был твой парень? — Уиллоу несколько секунд переваривает эту информацию.— Ну, здесь я вас оставлю, — говорит она, когда они идут по мраморным ступенькам, ведущим в библиотеку.

— Да, и я тоже, — Гай останавливается.— Ну, Лори, спасибо, что прикроешь меня на истории.Увидимся послезавтра, хорошо?

— Отлично, — Лори кивает обоим и уходит, оставляя их наедине.

— Удачи со стажировкой, — вдогонку кричит ей Уиллоу.— Мне лучше поторопиться, — говорит она, поворачиваясь к Гаю.Она не хочет встречаться с ним взглядом.Она чувствует внутри себя борьбу: то, как ей показалось, Гай посмотрел на нее, очень ее смутило.Она благодарна ему, но...

Она, должно быть, сделана из камня, чтобы не быть тронутой его заботой и все же... все же... она в полной его власти.Он в силах разбить ее мирок вдребезги, если захочет, и это ее пугает.

— Я опоздаю на работу, — она начинает подниматься по ступенькам.

— Я звонил твоему брату.

Уиллоу застывает.Она оборачивается к Гаю, на ее лице написан чистый ужас.

— Расслабься, - говорит Гай.Он опирается на перила, руки скрещены на груди.Безусловно, он выглядит спокойным.— Я сдержал обещание.И ничего ему не рассказал, я просто спросил, когда ты начинаешь работу.Хотел убедиться, что увижу тебя сегодня.Нам с тобой есть что обсудить.

Так вот почему он захотел проводить ее.Ей бы следовало догадаться, что он тоже захочет поговорить с ней.Не каждый же день он оказывается в такой ситуации.И все же, Уиллоу не может не нервничать при мысли о том, ЧТО он может ей сказать.Ее сердце трепещет, словно птица в клетке, пока она медленно сползает на ступеньки, не замечая снующих мимо них студентов.

— Ты в порядке? — спрашивает Гай.Он выглядит обеспокоенным.Он выглядит также, как когда увидел ее порезы, и сейчас, когда она может изучить его лицо получше, Уиллоу видит, что его беззаботная манера это всего лишь маска.У него под глазами образовались черные круги, а волосы растрепаны.Странно, что она не замечала ничего этого, пока они шли.В общем, он выглядит менее уравновешенным, чем она думала.

— Глупый вопрос, —смеется он, пододвигаясь ближе.— Ты точно не в порядке.

Уиллоу ничего не говорит, но она замечает, что, не смотря на свой неопрятный вид, дыхание у него свежее, яблочное.

— Почему...Ну...короче, почему ты не рассказал ему? – заикаясь, выдавливает из себя Уиллоу.

— Потому что я обещал тебе, что не расскажу, — просто говорит Гай.— Но это не означает, что я передумал, и считаю это правильным.Или что не расскажу в будущем.Мы должны поговорить и определиться с основными правилами, — он протягивает руку и помогает ей встать на ноги.— Пойдем, скажи этой ведьме Гамильтон, что мне нужна помощь в хранилище.Там мы сможем остаться наедине, — он подталкивает ее к зданию, мимо охранника.

Уиллоу слабо улыбается при его описании Мисс Гамильтон, но, как оказывается, ее нет за столом.Уиллоу отмечается и здоровается со служащим, перед тем как снова повернуться к Гаю.

— Что теперь? — вздыхает она.Она знает, о чем он хочет поговорить, и это последнее, чего хотелось бы ей, но она не видит способа избежать этого разговора.В конце концов, у него на руках все козыри.

— Идем в хранилище, — решительно повторяет Гай.— В сущности, на самом деле ты можешь помочь мне, — он показывает ей листок бумаги, сплошь исписанный шифрами книг. — Мне нужно провести одно исследование.

Уиллоу скользит взглядом по шифрам книг. Даже если бы она не работала в библиотеке последние несколько недель, все равно знала бы на какой этаж нужно подняться. Даром что ли она проводила все эти бесчисленные дни, прерывая книжные полки с отцом?.. Она знает, что все книги, которые хочет найти Гай, по антропологии, и знает, что именно найдет, когда поднимется в хранилище.

— Ладно, — говорит она, помедлив. Они снова направляются к лифту. — Все это на самом верхнем этаже.

— Итак, — говорит Гай, когда они входят в слабо освещенное хранилище. — Почему бы нам сначала не найти то, что мне нужно, а потом мы может поговорить о... ну... ты знаешь... — он замолкает на секунду, и Уиллоу может увидеть, что ему также неловко, как и ей. — Мы сможем поговорить о том, что с тобой происходит, — продолжает он. — И что мы может с этим сделать.

Боже, я тебя умоляю.

Уиллоу приходит в голову, что он говорит сейчас, как один из тех людей, которые дают интервью в дневных телепередачах. Те, которые появляются с книжками, обещающими поднять самооценку за десять простых шагов.

—Нам ничего не нужно с этим делать, — говорит она.

— О, правда? — поднимает Гай брови, следуя за ней по узкому проходу между полок. — Извини, но мы так не договаривались. Я не расскажу твоему брату, при условии, что ты пообещаешь мне кое-что. Ты не можешь просто так промелькнуть у меня на пути, абсолютно задурив мне голову, и отправиться своей дорогой. Так не пойдет.

— Ладно, — пожимает она плечами. У нее действительно нет выбора. — Давай сначала найдем твои книги, хорошо? — Уиллоу останавливается перед запыленным стеллажом, вытягивает несколько томов и вручает их Гаю.

Она медлит секунду перед тем, как потянуться за следующей книгой по списку. Она чувствует головокружение. Неожиданно вдруг стало жарко. Кожа начинает зудеть, но она ничего с этим не может поделать. Уиллоу делает несколько глубоких вдохов, только чтобы успокоиться, но это бесполезно, да и зачем переживать? Забудь, думает она, хватаясь рукой за край полки, чтобы удержать равновесие. Отдай же уже ему эту дурацкую книгу.

— Вот, — резко бросает она. Она хватает книгу, монографию, которую ее отец написал около пяти лет назад. Уиллоу хорошо ее помнит. Вся семья тогда отправилась в Гватемалу, где ее отец проводил сбор данных на местности. — Вот, — повторяет она, подавая ее Гаю. Но у Гая в руках балансируют в тот момент другие книги, которые она ранее передала ему, и он не может взять сейчас эту книгу. — Может, уже возьмешь ее? — неожиданно Уиллоу чувствует злость, и бросает книжку в него, не заботясь о том, ударит она его или нет.

— Эй, смотри, что ты делаешь! — Гай старается поймать книгу, но вместо этого роняет все остальные. — Да что с тобой такое? — бормочет он, наклоняясь. — Смотри, ты почти порвала корешок вот этой книги, — он, несомненно, расстроен. Уиллоу наблюдает, как он осторожно переворачивает книгу в своих руках. И снова она думает о том, что она чувствовала, когда его руки перевязывали ее накануне. Он обращается с книгой с той же мягкостью. Понятно, что ему не нравится любого рода разрушение, будь то плоть или бумага.

— Не стоит так обращаться с книгами, — наставительно говорит Гай, но она не сердится на его тон. Она знает, что ее отец был бы потрясен, увидев, что она наделала. — Это же первое издание, — продолжает Гай. — Почему ты хотела... — Его голос замирает, когда он поднимает книгу ее отца. Он ничего не говорит некоторое время.

— Мы закончили здесь? — грубо спрашивает Уиллоу.

— Ну, во всяком случае, с книгами закончили, — говорит Гай. Он произносит это мягко. — Слушай, давай ненадолго присядем, — он засовывает монографию себе под мышку. Уиллоу замечает, что он намеренно переворачивает книгу так, что она не видела фотографию отца на обложке. Его внимательность раздражает ее, и почему-то кажется искусственной.

— Ты же не специально спланировал эту веселенькую прогулку, чтобы меня проверить, так? — внезапно выпаливает она. — Ну, просто чтобы увидеть, как много я смогу выдержать или что-то типа того? — может она и ошибается на счет него. Может, она неправильно истолковала его поведение во время прогулки. Может, он постоянно менял тему просто от скуки, а не потому, что заботился о ее чувствах. Она настороженно скрещивает на груди руки и свирепо смотрит на него.

— Конечно, нет, — говорит Гай. — Мне действительно нужна эта книга. И, честно, на минуту я забыл, что это за книга. Имею в виду, кто написал ее. Думаю, мне следовало самому поискать ее.

Он выглядит потрясенным, и Уиллоу знает, где-то в глубине себя, что она не ошиблась на его счет. Он на самом деле внимательный.

— Извини, — говорит она через мгновение, смущенная тем, что могла отплатить ему за его доброту враждебностью. Она опускает руки и пытается улыбнуться. — Тебе понравится эта книга. Она хорошая.

— А как же иначе? — быстро соглашается Гай. — Знаешь... — он колеблется. — Я слышал, что однажды твой отец читал лекцию.

— Правда? — Уиллоу заинтригована. — Где? Когда? А моя мама тоже была не ней, не знаешь? — вопросы так и сыпятся из нее. — О чем она была?

— Об этом, — говорит Гай, жестом указывая на книгу. — О путешествии в Гватемалу. И да, твоя мама была там. Это было в музее, в конце прошлой зимы.

— О, Боже мой, — Уиллоу зажимает рот ладошкой. Ее стошнит, точно стошнит, прямо здесь и сейчас, в этом хранилище. Она шокирована тем, как неожиданно во рту у нее разливается горечь. Но в каком-то смысле это и логично, думает она. Она настолько привыкла переводить эмоциональную боль в физическую, что без бритвы, которая притупила бы чувства, ее тело само реагирует наиболее подходящим для этого образом. Она буквально вызывает у себя рвотный рефлекс.

Она точно знает, о каких лекциях говорит Гай. Тогда она не утруждала себя их посещением, потому что... да зачем ей это? Она миллион раз слышала, как ее выступают родители, и еще миллион раз услышит. За исключением того, что прошлой зимой был последний раз, когда они читали лекцию. Потому что всего через несколько недель после этого Уиллоу решила отвезти их на машине сама.

— О, Господи, Господи! Меня сейчас стошнит!

И как раз в тот момент со щелчком выключается свет. Гай задевает кистью выключатель.

— Уиллоу! — он кладет книги на пол и хватает ее за плечи. — Хочешь, я подержу твои волосы? Или стоит поискать мусорную корзину? С тобой все будет в порядке, если я отлучусь на секунду и поищу ее, да?

— Нет, нет, — с трудом выдыхает Уиллоу. — Со мной все будет в порядке, правда. Я только немного... — она прижимает руку к животу. — Дай мне секунду.

— Конечно. Вот, позволь... — Гай усаживает ее так, что теперь она спиной опирается на стеллажи. — Так лучше?

— Ага, — кивает Уиллоу; она благодарна за поддержку. — Спасибо тебе, — произносит она, когда, наконец, может выровнять дыхание. — Спасибо. Правда. Я сожалею о том, что сейчас произошло. Я просто... все так навалилось. Не могу поверить, что ты собирался держать мои волосы! — восклицает она, когда смехотворность всей ситуации доходит до ее сознания.

— Почему бы и нет? Разве у тебя никогда не было человека, который делал для тебя это раньше?

— Ну, да. Кто хоть раз в жизни не набирался коктейлей со своим лучшим другом? Но, блин, ты должен признать, что немного странно делать это для человека, с которым только… Ну, которого только начинаешь узнавать.

— Эй, я же не говорю, что мне бы понравился этот опыт, — Гай начинает смеяться. — Но, по крайней мере, приступ тошноты это та реакция, которую я могу понять, — он замолкает и пристально смотрит не нее. — Уиллоу, извини, — он перестает смеяться. — Мне никогда не следовало поднимать эту тему, — он отпускает ее плечи.

— Нет! — Уиллоу старается поскорее успокоить его. — Я рада, что ты рассказал. Правда! И я хочу услышать больше. Мне просто стало немного дурно, вот и все.

— Ты хочешь услышать больше? — с сомнением спрашивает Гай.

— Да, — настойчиво повторяет Уиллоу. — Может, тебе трудно в это поверить, но я хочу! Дэвид никогда не разговаривает о них со мной. И Кэти тоже. Это его жена. Это как будто моих родителей никогда не существовало, — Уиллоу делает паузу и пытается придумать, как заставить Гая понять. — Знаешь, мои родители так много занимались вопросами сохранения разных цивилизаций, возрождением утерянных воспоминаний к жизни. И то, что Дэвид даже не упоминает о них, такая ирония. И от этого все становится еще хуже.

— Ну, хорошо, — медленно произносит Гай. — Но, если для тебя это будет слишком, дай мне знать, обещаешь?

— Обещаю, — Уиллоу кивает.

— Для начала, давай уйдем отсюда. Ну же, это должно быть не самая комфортная часть хранилища, — Гай поднимает книги и ведет Уиллоу в дальний конец помещения. Он, скрестив ноги, садится в маленькое пятно солнечного света, льющегося из высокого сводчатого окна, и делает ей знак сделать то же.

— Здесь нам не надо беспокоиться о свете, — объявляет он.

Уиллоу садится рядом с ним и поднимает книгу отца с пола. Это маленький томик, обернутый в светло-синюю обложку. Она всегда любила ощущение от родительских книг: текстурное, почти грубое, так отличающееся от книг в глянцевом твердом переплете, продающихся в книжных магазинах. Она осторожно переворачивает каждую страницу за верхний уголок, как учили ее родители. Уиллоу медленно изучает их, смотрит, не моргая, останавливаясь, чтобы прочитать некоторые описания. Пока она это делает, Гай молчит. Через некоторое время она опускает книгу и смотрит на него.

— Пожалуйста, расскажи мне о лекции.

— Что ты хочешь знать? — спрашивает Гай. Он подбирает книгу и начинает перелистывать ее. Уиллоу поражена тем, как он держит ее, даже еще более уважительно, чем возможно, она сама.

— Ну, на самом деле, все. Какое у тебя мнение возникло о них?

— Хмм, — Гай наклоняет голову на бок и внимательно обдумывает это. — О твоем отце? Конечно, замечательное.

— Хорошо, — одобрительно кивает Уиллоу. — Но не говори мне то, что, по твоему мнению, мне хочется слышать.

— Э-м-м... Хорошо. Ну, тогда у него действительно неудачные шутки.

— Самые ужасные! Я знаю. Дэвид все время потешался над ним. То есть, у него было хорошее чувство юмора, он смеялся над забавными вещами, но его шутки... Забудь.

— Серьезно, я думаю, что ему время от времени нужно было выбираться из башни из слоновой кости в реальный мир. У меня было четкое ощущение, что в свое время он не пробовал слишком много алкогольного желе.

— Ты абсолютно прав.

— Но он был таким интересным, — произнес с восхищением Гай. — Он действительно был настолько взволнован тем, о чем рассказывал. Он любил свою тему.

— А моя мама? Что ты думаешь о ней?

— Может, она и не была столь одержима этой темой, но зато лучше находила контакт с аудиторией, если ты понимаешь, о чем я.

— Да, понимаю, — Уиллоу на секунду закрывает глаза.

— Они много рассказывали о путешествии. В Гватемалу. Должен сказать, что в их устах полевые исследования звучали как самое потрясающее занятие на свете.

— Точно! — фыркнула Уиллоу.

— Это не так? — недоверчиво посмотрел на нее Гай.

— Может, для некоторых людей, — она пожала плечами. — Но, что больше всего мне запоминалось, так это комары. Они всегда были повсюду, неважно, куда мы шли, и действительно плохие душевые.

— Ты меня убиваешь! — Гай действительно выглядел подавленным. — Не думаю, что смогу справиться с такими вещами.

— О, тебе понравится, — заверила она его. — Ты — тот тип людей, кому действительно будет хорошо в такой ситуации. И я не просто так это говорю, — она поднимает руки, как бы предотвращая его возражения. — Дэвид сказал, что ты действительно умный. И трудолюбивый. Поверь мне, он не о каждом такое говорит. — Уиллоу на секунду замолкает, обдумывая свои собственные впечатления о нем. — Могу сказать, что ты заботишься о вещах, и ты задумчивый... Именно таким тебе нужно быть, если ты собираешься заниматься этим делом... Ты, наверно, думаешь, что я просто избалованная, — через мгновение заключила она.

— Я бы в последнюю очередь назвал тебя испорченной, — медленно произнес Гай. — И также не будь так уверена насчет меня. Должен признаться, мне нравится моя душевая.

Как бы ты описал меня?

Уиллоу пришлось закусить губу, чтобы не задать вопрос вслух. Она была шокирована тем, что даже подумала об этом, что ей на самом деле важно, совсем немного, что он думает о ней.

— Но должен сказать, я удивлен, — продолжает Гай. — Думал, что ты захочешь вступить в семейный бизнес.

— О нет, это дело Дэвида, не мое совсем.

— Тебе действительно не нравятся полевые исследования? Я имею в виду, путешествовать повсюду и все такое?

— Путешествия могут быть интересными, особенно если ты просто в отпуске. Но если ты спрашиваешь меня, почему мне неинтересна работа моих родителей, то я скажу тебе кое-что. Я больше предпочитаю такие места, которые можно посетить в своем воображении.

Уиллоу смущенно пожимает плечами. Она смотрит на Гая, ожидая, что он засмеется над ней или покажется скучающим, но на деле его реакция оказывается совсем не такой. Он... ну, может, "в восторге" звучит слишком сильно, но...

— Расскажи мне о воображаемом месте, — сказал он, наклоняясь ближе. — Я не знаю ни одного.

— Хорошо, — медленно произносит она. — Я расскажу тебе о настоящем месте, и хотя оно существует, думаю, что ты можешь знать о нем только в своей голове.

— Продолжай.

— Оно называется Чатал-Хююк.

— Как-как?

— Чатал-Хююк, — смеется Уиллоу.

— Оно в Турции или было в Турции. Я никогда там не бывала. Ну, целая культура была утрачена семь тысяч лет назад. То есть, я никогда не бывала в этом месте, но моя мама писала свою диссертацию о нем. Хочешь узнать, что в нем такого интересного для меня?

— Да.

— У них первых появились зеркала. Они были изготовлены из черного отполированного обсидиана. Это то, о чем писала моя мама. Это то, о чем писали многие люди. Им хочется знать, как они изготовляли их, какие инструменты использовали для шлифовки камня, сколько времени у них на это уходило. Но разве они не знают, что эти вопросы неинтересны? Я хочу узнать, для чего кто-то сделал первое зеркало. О, я знаю, что должно быть люди до этого видели свое отражение в воде или еще где, но это не то же самое, ведь так? Что подумали первые люди, когда увидели себя в самом зеркале? Смутились ли они или им понравилось то, что они увидели? Я хочу знать вещи, которые ты никогда не узнаешь из датирования по радиоуглероду или раскопок. Я хочу знать вещи, ответы на которые ты можешь только вообразить себе.

— Это потрясающие вещи, — задумчиво говорит Гай. — И мне действительно хотелось бы узнать, какие ответы ты думаешь... прости, ты воображаешь, могут быть.

— О, но я больше не думаю о таких вещах, — Уиллоу качает головой. — Теперь я просто думаю о сегодняшнем дне, а если это слишком, то думаю о часе.

А если и это слишком, тогда я просто знаю, что делать.

Она перестает говорить. Гай тоже молчит, он, кажется, обдумывает то, что она ему сказала. Уиллоу удивлена тем, какой оборот принял их разговор. Она не могла и подумать, когда он сказал ей, что им нужно поговорить, что все закончится тем, что она будет рассказывать ему такие вещи. Она даже с Марки никогда не разговаривала об этом. Она также удивлена тем, как спокойно она себя чувствует, и понимает, что ужасно боялась какой-нибудь большой сцены.

Но Уиллоу не готова к тому, что Гай делает в следующий момент.

— Может, перестанешь уже? — взрывается он, разрывая тишину. Уиллоу даже не надо спрашивать его, о чем это он. — Да как ты вообще может делать с собой такое? Послушай себя! Ты такая...

— Я такая что? — не может она не спросить. — Какая же я?

— Неважно, — он отворачивается от нее, прилагая видимые усилия, чтобы успокоиться.

Они оба затихают на некоторое время. Так затихают, что она слышит, как он дышит. И почему-то этот звук обнадеживает. Как бы она хотела сидеть вот так с ним и ничего не делать, а только слушать, как он дышит, и наблюдать за маленькими частичками пыли, кружащимися в луче солнечного света, льющегося из окна.

— Может, прекратишь это? — снова повторяет он, только на этот раз он уже не кричит.

Уиллоу не хочет говорить о своих порезах, не с ним, ни с кем вообще. Но это интересный вопрос, и не такой, который догадается задать каждый. Большинство людей предположили бы, что если она захотела бы прекратить, то сделала бы это. Но Уиллоу знает, что это совсем не просто, и видимо Гай тоже это знает.

Она решает, что после всего, что он для нее сделал — не рассказал брату о ней, предложил подержать ее волосы — она в долгу перед ним, и должна ответить.

— Если бы все было по-другому, и я не имею в виду, что мои родители были бы живы, но если бы все было по-другому, тогда да, я бы хотела остановиться.

— Что тебе необходимо, чтобы было по-другому?

— Этого я не могу тебе сказать.

Гай ничего не отвечает на это. Он просто пристально смотрит на нее с непроницаемым выражением на лице, но Уиллоу может догадаться, что он чувствует неловкость, и даже нервозность. Это не то, чего она ожидала. Скорее лекцию или даже, что он накричит на нее, но не этот твердый взгляд, не этот неотрывный прицел его направленных прямо на нее глаз.

Ни секунды не отрывает от нее взгляда, он берет ее за руку. Она тронута тем, как он нежен, и всего на мгновение она позволяет себе представить, как все могло бы быть по-другому. И что он не знает о том, что она наносит себе порезы. Что на самом деле она не такая.

Что, если бы причиной того, что он перевязывал ей руку, было обычное падение на роликах? Как невинно тогда это было бы! Что, если бы они поднялись сюда затем, чтобы уединиться, а не для того, чтобы кто-нибудь не подслушал, как они заключают это нездоровое соглашение? Что если бы они могли просто болтать и смеяться, как только что, а не разбираться со всей этой мерзостью?

Гай закатывает ее рукав, и она думает, что он хочет проверить, убедиться, что его бинт еще держится, но вместо этого он отгинает пластырь и смотрит на порез.

— Он так уродлив, — тон у него сухой.

Уиллоу одергивает руку. Она не может поверить, что он сказал это, и не может поверить, что ей не все равно. Она знает, что порезы уродливы, и ей неинтересно его мнение, но все же, она ужасно оскорблена. Задета и оскорблена. Это почти то же самое, если бы он сказал, что у нее уродливое лицо.

Гай отрывает взгляд от ее порезов, и вскидывает глаза на нее. Он, должно быть, видит по ее поражённому выражению лица, что его слова задели ее, но он не извиняется.

— Возвращаясь к тому, что я сказал ранее, — продолжает он. — Я и правда звонил твоему брату. И не только затем, чтобы спросить, когда ты работаешь.

Уиллоу потрясена. Так он все-таки рассказал Дэвиду? Что же случилось? Она просто потеряла дар речи, но Гай невозмутимо продолжает.

— Я звонил ему прошлым вечером. Когда попрощался с тобой. Да, — она начинает барабанить пальцами по полу. — Дело в том, что, я и не знал, что сказать. Я просто повесил трубку через пару секунд дыхания в трубку, — он глубоко вздыхает. — Я хотел рассказать ему, но... Я продолжал думать о том, что ты сказала. Ну, насчет того, что это убьет его. Что, если ты права? Слушай, ты, ну, никак не убедишь меня в том, что он абсолютно раздавлен, но что если вдруг то, что я ему скажу, приведет к чему-то... Ну, даже не знаю к чему. А еще, что если я все расскажу, и это убьет тебя? Что если это заставит тебя сделать такой глубокий порез, что... ну, такой, который ты еще никогда раньше не делала? — осторожно подбирает слова он. — Кроме того, я же обещал тебе. Гай снова берет ее за руку. В этот раз он не отводит глаз от ее лица, прилепляя на место пластырь и опуская рукав. — И я только что понял, и, может, понял неправильно, что с тобой все будет в порядке, что между тем, когда я видел тебя в последний раз, и сейчас, ты не в состоянии была бы, ну, сделать это. Хочу сказать, что я продолжал гадать. Когда ты могла бы это сделать? Конечно, не дома, когда твой брат и его жена рядом, и не в школе тоже.

Картинка женского туалета промелькнула в голове Уиллоу, но она ничего не сказала.

— И все же, — продолжает Гай. — Я думал и так и этак, рассказать мне ему или отказаться от этого. Я не мог заснуть ночью, гадая, что же делать.

Теперь Уиллоу знает, откуда у него эти круги под глазами. Он действительно выглядит выжатым как лимон, и она чувствует себя ужасно виноватой перед ним. Она никогда не хотела причинить боль кому бы то ни было еще.

— Можно вопрос? — выражение лица Гая настороженное, словно он боится ее реакции.

— Можно, — задумчиво говорит Уиллоу. Ей вдруг приходит на ум, что ей больше нет необходимости скрывать что-либо от Гая. Это не так, как зависать в саду с Лори и другими девчонками. Ей не нужно беспокоиться о том, что она сделает какую-нибудь ошибку, ей не нужно притворяться.

— Зачем ты это делаешь? Я не спрашиваю, почему ты так несчастна, я думаю, что уяснил это себе. Я имею в виду, зачем идти таким путем?

Уиллоу задумчиво кивает. Ей следовало бы ожидать такого вопроса. В конце концов, это первое, что она сама бы спросила.

— Это не так-то просто объяснить.

— Когда мы шли сюда... — начинает Гай, затем умолкает, и отводит глаза.

— Да, — мягко подталкивает Уиллоу.

— Я беспокоился, что Лори может сказать что-нибудь, что спровоцирует тебя. И конечно, оказалось, что именно я сам и спровоцировал. Ну, когда рассказал тебе о лекции твоих родителей. Именно я сказал нечто неподходящее, — он говорил о себе недовольным тоном.

— Не бывает неподходящих вещей, — говорит Уиллоу. Именно так она и думает, ведь никогда не знаешь, что может заставить ее схватиться за лезвие. — И также не бывает подходящих вещей.

Гай задумывается над этим на пару секунд.

— Ты можешь еще кое-что мне сказать? Скажи мне, где ты это делаешь? Мне не нравится думать об этом, но я не могу остановиться, и просто схожу с ума.

— Ты хочешь знать, где на теле, или где именно я нахожусь, когда делаю это?

— И то и другое, на самом деле, — говорит Гай. На этот раз он выглядит так, будто его сейчас стошнит.

— В основном на руках, — быстро выпаливает Уиллоу, словно это поможет сгладить впечатление. И ты неправ насчет школы. Я делаю это и там, и дома тоже, если никого нет поблизости, но это немного трудно.

— Господи, — шепчет Гай. — А я думал, ты осмотрительна.

— Так и есть, — убеждает его Уиллоу. — Я уже говорила тебе об этом. Я очень внимательно слежу за тем, чтобы порезы были чистыми. И никогда не делаю сразу много за один раз… — она замолкает.

Должно быть, настроение Гая передалось ей, потому что неожиданно она не может заставить себя сказать хоть слово.

— Ох, Уиллоу, осмотрительна ты в последнюю очередь.

Уиллоу не знает, как отвечать на это. Она чувствует себя такой потерянной, что не может описать это чувство. Вдруг стеллажи стали казаться темнее; их небольшой клочок солнечного света потух. Она подходит ближе к Гаю.

— Можно я посмотрю, что у тебя в сумке? — неожиданно спрашивает Гай.

Уиллоу не может понять, почему он спрашивает, но слегка пожимает плечами и передает ему свой рюкзак.

Гай открывает его и вытаскивает ее тайник: использованная бритва и запасная, все еще в обертке, вместе с бинтами, которые он ей дал, и бацитрацин.

— Конечно, лучше не будет, если это выкинуть, — бормочет он, переворачивая в руках бритвы.

— Нет, — Уиллоу соглашается. — Не будет.

— Пообещай мне кое-что, — внезапно говорит Гай. — Хорошо? Пообещаешь?

— Смотря что, — осторожно произносит Уиллоу. — Что ты хочешь?

— Ты должна позвонить мне перед тем, как ты сделаешь это в следующий раз. Я серьезно. Просто позвони мне перед этим.

— Затем, чтобы ты мог отговорить меня? — спрашивает Уиллоу. Она не уверена, почему столько раздражения в ее голосе. — Я серьезно, зачем?

— Отговорить тебя? — качает он головой. — Я даже не знаю, как это сделать, — он, скрепя сердце, кладет лезвие обратно в рюкзак. — Вот зачем. Ты напугала меня, и я не позвоню твою брату. Я уверен, что ты ошибаешься насчет него, но на самом деле я не знаю, и боюсь рисковать. По крайней мере, с тобой все...

— Тривиально? — не удержалась Уиллоу.

— Можно и так сказать, — Гай взглянул на нее. — Я хотел сказать, что мы могли бы рассказывать о таких вещах друг другу. Послушай, если ты позвонишь, я, во всяком случае, буду знать, что ты в порядке... конечно, не в полном порядке, но все же... — он не заканчивает предложение.

— Хотя бы? — подсказывает Уиллоу.

— Хотя бы я буду знать, что ты не истекаешь чертовой кровью до смерти!

Уиллоу не знает, чем возразить на это. Его резкость потрясла ее, это не похоже на него. Она молча наблюдает за тем, как Гай выдирает кусок бумаги из ее тетради и что-то пишет на нем.

— Вот, здесь все мои номера, ладно?

— Зачем ты это делаешь? – вспыхивает, наконец, Уиллоу. — Ты не обязан помогать мне. Ты не обязан со мной разговаривать. Ты не обязан придумывать никаких ответов. Так почему ты это делаешь? Ты также не должен был перевязывать меня, но ты все равно это сделал. Почему? Ты мог просто уйти. Я не прошу тебя это делать. И не хочу, чтобы ты это делал. Скорее всего, я тебе даже не позвоню.

— Я не могу просто уйти. И знаешь что? Ты тоже не могла уйти.

— О да, я могла, — быстро поправляет его Уиллоу. — Я бы даже не оглянулась, я бы...

— Верно, — Гай перебивает ее. — Точно также ты сделала с Вики.

У Уиллоу уходит секунда, чтобы понять, о чем он говорит.

— Ты имеешь в виду ту девочку из физической лаборатории? — недоверчиво спрашивает она.

— Именно ее, — Гай кивает.

— Ты меня неправильно понял, — Уиллоу пытается объясниться. — Ты думаешь, я милая? Добрая? Это было вообще не поэтому. Я думала, что она жалкая, я думала, что она неудачница!

— Я знаю. Поэтому то, что ты сделала, было таким особенным.

Уиллоу молчит.

— Ты помогла ей, — голос Гая тихий. — Ты не должны была, но все равно это сделала. Так что не надо мне дерьмовой реплики о том, что ты бы ушла, просто потому что это неправда. Слушай, мне надо идти, — он поднимается. — Звони мне, ну, или, возможно, не звони. Может, ты найдешь другой способ решить свои проблемы вместо того, чтобы резать себя на кусочки, — он выглядит так, будто хочет сказать что-то еще. Но после нескольких секунд он просто выдает ей что-то вроде полуулыбки и заходит в лифт.

Двери закрываются, и Уиллоу остается одна. Она сминает листок с его номерами в маленький шарик и кидает его настолько далеко, насколько может.

Она не позволит ему контролировать ее таким способом. Откуда ему знать, как она повела бы себя? Она бы ушла. И она уйдет от хороших намерений Гая.

Уиллоу хватает свою сумку и спешит вниз по лестнице — ей некогда ждать пока придет лифт — и попадает прямо в "радушные" руки Мисс Гамильтон.

— Где ты была? — спрашивает она. Ясно, что она огорчена. — Поторопись и начинай расставлять книги по полкам, мы отстаем, а Карлоса сегодня нет. Я не хочу, чтобы ты делала перерыв сегодня. Даже если бы ты пришла вовремя, я не позволила бы сделать его, у нас просто не хватает работников. Кстати, ты ошиблась, запрашивая межбиблиотечный абонемент в прошлый раз, и мне пришлось извиняться перед тем милым старичком. Нужно ли мне говорить тебе...

Она неустанно все говорила и говорила, а ее голос звучал ворчливо и неприятно. Со своими собранными назад волосами и вышедшим из моды платьем она словно сбежала со страниц романа Диккенса. Уиллоу едва может ее слушать. Она не знает, как ей удается пережить следующие несколько часов под бдительным оком этой женщины. Невольно образ Гая вспыхивает перед ней. Его лицо. Его руки. То, как он держал книгу ее отца. То, как он перевязывал ее.

— Извините, — она резко перебивает мисс Гамильтон. — Я немедленно пойду расставлять книги, — Уиллоу берет тележку, полную книг, и мчится вместе с ней к лифту. Она ударяет по кнопке с цифрой одиннадцатого этажа, не замечая или не заботясь, туда ли ей нужно, чтобы расставить книги.

Давай, давай, быстрее!

Уиллоу толкает тележку в сторону и бежит туда, где они с Гаем сидели.Бумажки там нет.О, Господи! Ее не было всего несколько минут! Кто еще был здесь? Да и в любом случае, кому мог понадобиться измятый кусочек бумажки? Она опускается на колени и начинает ползать, озираясь.Насколько далеко она могла забросить ее? Уиллоу смотрит под металлическими стеллажами.Ничего, кроме грязи.

Что это?

Она видит что-то маленькое и белое среди комочков пыли и рукой пытается выцарапать это оттуда.У Уиллоу едва получается дотянуться до этого, ей кажется, что она вот-вот вывихнет плечо, когда протягивает руку под стеллаж, настолько далеко, насколько возможно.

Есть!

Она расправляет бумагу и плавно сворачивает, она не знает, что с ней делать.Она оставила свой рюкзак внизу, и она сегодня в юбке, поэтому...никаких карманов.Через секунду Уиллоу кладет сложенный квадрат в лифчик.

Она не знает, зачем ей нужны его номера.Она не позвонит.Но на самом деле, что плохого в том, чтобы сохранить их? Ей нравится ощущение бумаги около своей груди.Колется, не больно, как бритва, но и не так, чтобы она могла просто проигнорировать.

Бумажка находится там весь день, пока она не раздевается для сна.

Она легко засыпает.Заснуть не проблема, она слишком измождена.Но спокойно спать — совсем другое дело.

Уиллоу не снятся кошмары, не совсем, по крайней мере, не те, которые она может запомнить, кроме тех, которым обычно удается разбудить ее ночью, заставить дрожать и трястись.Может быть, это машина за окном напоминает ей о несчастном случае или может быть, это шум дождя, стучащего в окно.

Она не знает, что будет в эту ночь. Она видит какие-то смутные обрывки сна: звук бьющегося стекла, нет, даже ощущение бьющегося стекла, так это заставляет ее дрожать? Впрочем, неважно.Уиллоу хватает свой тайник из-под матраса.Она судорожно сжимает лезвие.

Она лежит, но не режет, еще нет.Вдруг она протягивает руку, сбив телефон с прикроватного столика.Она шарит рукой по маленькой прикроватной тумбочки, пока не натыкается на кусочек бумажки, который она оставила там ранее.Она не отпускает лезвие, но берет бумагу и телефон с собой под одеяло.

Проводной телефон, гудки которого прерывают тишину.Гудки успокаивают, как и мысль позвонить Гаю.Она не собирается звонить ему, она никогда этого не сделает.Но ее рука плотно сжимает бумагу, как если бы это был спасательный круг, а телефон она кладет около груди, а его настойчивые гудки повторяют биение ее сердца.

 

Глава 7

Уиллоу тихонько напевает себе под нос какую-то мелодию, роясь во всевозможных, выставленных на продажу, косметических товарах в магазине. На этот раз она в хорошем настроении. А почему бы и нет? Со школы их отпустили пораньше, и сегодня ей не нужно работать в библиотеке. У нее в распоряжении почти целый день, чтобы делать все, что она захочет.

Она хочет пополнить свой запас.

Поэтому она пришла в тот магазин, мимо которого проходила с Лори и Гаем. Покупать лезвия всегда было непросто. Раньше она покупала их в художественных магазинах, но так как она бросила акварель, она не особенно любила посещать их, поэтому было бы неплохо найти новый источник.

Конечно, она могла бы использовать любые остроконечные принадлежности, и Уиллоу пользовалась ими: ножницы для ногтей, нож для мяса, мужская бритва – если, конечно, мужчина не использовал безопасные лезвия — именно такие она использовала, когда ее обнаружил Гай. Но Уиллоу пуристка. Она предпочитала наносить себе порезы в одиночестве. Она просто не может резать свою кожу тем же, чем она обычно режет свой обед.

Уиллоу остановилась на коробке "Огненно-Рыжего". Купить ли ей эту коробку? Не то чтобы у нее было желание покрасить волосы, но она всегда берет несколько вещей, просто чтобы не привлечь внимания на кассе.

У нее должна быть дюжина альбомов в доме. Все с пустыми страницами.

Этим временем Уиллоу схватила шампунь — по крайней мере, это то, что ей понадобится — и поспешила к кассе. Просьба продать ей бритву всегда заставляла ее нервничать. Почему они должны быть за прилавком? Ее сердце бьется немного быстрее, в то время как она складывает свои вещи. Она пытается выглядеть невинной, насколько это возможно, но она не может не чувствовать себя преступницей.

— Могу ли я приобрести три коробки бритвенных лезвий, пожалуйста? 

— Три коробки? Почему вы хотите три коробки? — Продавец одаряет ее странным взглядом.

Двадцать в каждой коробке, шестьдесят лезвий! Он знает!

— Я, ну… я просто. — Уиллоу затрудняется ответить. Должна ли она просто убраться оттуда? Сбежать? Мог он что-то сделать?

Я имею в виду, он же не собирается звонить в полицию, ведь так?

— Потому, что четыре коробки стоят два доллара, — невозмутимо продолжает он.

Фу-ух.

—Да, я имею в виду, я знаю это, просто... Конечно. Четыре коробки — было бы здорово. Спасибо. — Худшее уже позади. Она чувствует себя почти легкомысленной, расслабленной, она напевает про себя, оплачивая свои покупки и направляясь к двери.

И что теперь?

Уиллоу засовывает покупки в рюкзак, спускаясь по улице. Она пока не знает куда направляется. Может, ей следовало бы пойти в кампус и посидеть на лужайке. Не лучшая идея. Она качает головой, когда вспоминает, что произошло в последний раз, когда она сделала это. Она просто могла пойти домой и позаниматься, закончить Булфинча и начать делать ту работу, которую должна написать к уроку.

Это случится.

Конечно, она всегда может пойти в парк. Он гораздо лучше, чем лужайка в кампусе, и не вызывает плохих ассоциаций.

Забавно, она думает, что, то, что ее обнаружил Гай плохо, но, то, как он перевязывал ее… ну, не совсем плохо, во всяком случае. Уиллоу машинально коснулась повязки. Повязка стала немного грязной, и девушке, действительно, следовало бы ее сменить. Почему-то у нее не было на это времени.

Она немного неуверенно направляется к парку. Одной идти в парк... Она была так одинока последние несколько месяцев, в большей степени, по ее собственному выбору, но, всё же… Уиллоу вспомнила тот день в книгохранилище с Гаем. И хоть многое из их разговора было болезненным, в то же время, было и что-то интересное. Конечно, удовольствие от одиночества начинает таять.

Это ощущение только усилилось, когда она увидела группу девушек из школы, направляющихся в парк. И Вики среди них. Уиллоу задается вопросом, как бы поступила Вики, если бы она подошла и попыталась присоединиться к ним. Она будет милой, или же снова скажет нечто обидное?

Ну, в любом случае, у нее нет никакого желания общаться с Вики и ее друзьями.

Уиллоу сворачивает с парка и идет обратно к школе. Здесь много уличных кафе, разброшенных в окрестностях, и, может быть, выпить что-нибудь в одном из них не было бы такой уж плохой идеей.

Она останавливается рядом с навесом в зеленую и белую полоску и изучает меню. Но у нее не так много денег. Она отдает Дэвиду и Кэти почти все, что зарабатывает, но, всё же, у нее достаточно средств, чтобы купить хоть что-то.

—Уиллоу!

Дэвид? Что он здесь делает?

Разве ее брат не должен быть в школе или работать дома? Что он здесь делает, попивая кофе со льдом в уличном кафе средь бела дня?

Первая мысль Уиллоу, после того как она оправилась от удивления, состояла в том, что, конечно, конечно, была вероятность столкнуться с ним. Причина того, что со школы отпустили рано, заключалась в том, что сегодня проводилось родительские собрания. То самое, о котором Дэвиду пришло письмо.

Как раз, когда Уиллоу подумала об этом, что она замечает других студентов, идущих со своими родителями, останавливаясь в других кафе.

— Дэвид, — говорит Уиллоу неуверенно, когда подходит к месту, где он сидит.

Как быть? Стоит ли ей показывать, что она знает, почему он в этом районе? Она уверена, что он не хочет, чтобы она была в курсе. Если бы хотел, он бы просто рассказал ей обо всем этом. Она должна была быть с ним на встрече.

— Разве у тебя нет занятий или чего-то подобного прямо сейчас? — спрашивает Уиллоу. Дэвид убирает пиджак и стопку книг с другого стула, и она садится рядом с ним. — Я имею в виду, что ты делаешь здесь?

Если он не будет честен с ней, тогда она будет знать, как вести разговор. Она просто поведет разговор так, как они всегда общались с момента аварии, разговаривая друг с другом, не говоря ни слова.

— Нет, у меня нет занятий прямо сейчас… — Давид не смотрел на нее, пока говорил это. Он возится с салфеткой, протягивает ей меню, делает все, но встречается с ней глазами. — Я должен готовить лекцию, но мне понадобился перерыв. Так что я случайно забрел сюда… — Он замолкает. Уиллоу понимающе кивает, будто полностью купилась на его объяснения. Глубоко вздохнул, она открывает меню.

— И, как проходят твои занятия? — Спрашивает она, после заказа капучино со льдом.

Отлично, теперь ты говоришь так, будто пытаешься быть родителем!

— Неплохо. — Дэвид пожимает плечами.

Невероятно остроумный ответ от Дэвида в правом углу!

— Что преподаешь в этом году?

— Ой, ты же знаешь, все по-прежнему.

Как я могу знать? Ты никогда ничего мне не рассказывал! И как оно может быть прежним? Ты не так уж долго преподаешь!

— Да, верно. — Официант ставит перед ней напиток, и Уиллоу тратит много времени, добавляя сахар, помешивая, всячески пытаясь придумать тему для разговора. Но ей не о чем беспокоиться, потому что у Дэвида всегда заготовлена собственная тема.

— Как дела в школе? — Спрашивает он.

— Что там с твоим тестом по французскому? Ты уже должна была его получить.

Проблемы или все прошло хорошо? И как продвигается твоя работа, о которой ты упомянула? Булфинч?

А почему бы тебе не рассказать как у тебя сегодня дела в школе, о том, что был там!

Уиллоу пришлось закусить губу, лишь бы не произнести этого вслух. Почему он сидит здесь, притворяясь, что наслаждается своим напитком, делая вид, что единственной причиной, по которой он пришел в центр города, было то, что ему был нужен перерыв?

Она знает, почему он не хочет говорить об этом. Может быть, он справляется со всеми глупыми подробностями ее обучения, такими как письменные работы и экзамены, но приходиться сидеть на родительских собраниях, показывая, что, да, он — родитель сейчас…

Уиллоу понимает это. Она все понимает. Но все же...

Наори на меня! Ударь меня! Сделай хоть что-нибудь! Но перестань вести себя так!! Перестань вести себя так, будто ничего не произошло! Перестань притворяться, будто у тебя все хорошо!!

— Так, значит, ты получила свой тест? — Дэвид смотрит на нее выжидающе.

Уиллоу даже не потрудилась ответить. Она не собиралась сидеть и продолжать этот балаган, и если она не могла говорить о том, что происходит на самом деле, то, по крайней мере, могла поговорить о чем-нибудь более интересном. Она что-то говорит, но это не имеет значения, пока продолжается эта бессмысленная болтовня между двумя незнакомцами.

Она бросает взгляд на стопку книг рядом с его локтем, в надежде на вдохновение. — Что сейчас читаешь? — Спрашивает Уиллоу, и впервые за весь разговор ее голос звучит естественно. Это безопасно. Лучше, чем безопасно. Это привычно. Это разговор за обеденным столом, на протяжении всего ее детства. Почему она раньше никогда не задумывалась над этим?

— Ну, знаешь. На секунду лицо Дэвида освещается, на мгновение выглядит как раньше. — Я копался, снова рассматривал и задумывался над некоторыми теориями. Помнишь тот журнал, который я искал на днях? Он был мне нужен, потому что я точно уверен, что некоторые новые находки полностью опровергают принятое мнение, относящееся к обрядам захоронения. — Он казался более оживленным, чем раньше, настолько заинтересованным в своем предмете, что даже не заметил, что она так и не ответила на его вопрос.

Уиллоу не могла перестать смеяться. Она знает, что если бы любой из ее старых друзей были с ней, они бы ерзали на стульях, умирая от желания убраться отсюда. Раньше все умоляли поехать в город вместе с ней и чем-нибудь заняться с Дэвидом. Они все сходили по нему с ума, потому что он был милым, и ну, старше. Но стоит им узнать его лучше, интерес к ее эксцентричному, идеальному брату сразу же пропадает.

Уиллоу совсем не скучает. Может, не она выбрала тему погребальных обрядов, но кого это волнует? Он говорил и говорил о чем-то реальном для него, и она была счастлива этому.

— Это так смешно. — Уиллоу подается вперед. — Потому что знаешь, что я хотела прочитать снова? "Унылые тропики". Я не открывала их с тех пор... несколько лет. — Она аккуратно избегает упоминания их отца. — На днях я решила, что должна прочитать их снова. Это такая прекрасная книга.

— Потрясающая, — соглашается Дэвид. — Это так необычно, что в ней содержится не только антропологические сведения... Погоди минуту... Его улыбка гаснет так же внезапно, как выключенный свет. — Уиллоу. Не думаю, что прямо сейчас у тебя есть на это время. Ты точно наверстала школьную программу? Не отстаешь, верно? И ты не ответила, как продвигается твоя работа? У тебя уже есть черновой вариант? Почему ты вообще думаешь о том, чтобы перечитать "Унылые тропики"?

Будто и не было того короткого приятного перерыва. — Верно, ты прав, — говорит Уиллоу, слишком удрученная, даже чтобы спорить. — Мне следует разбираться со школьными делами. Вот, — говорит она, копаясь в сумке. Вчера я обналичила свой чек и забыла отдать Кэти деньги на домашнее хозяйство перед тем, как утром уйти в школу.

Она протягивает маленькую пачку денег через стол. Дэвид смотрит на них так, будто они отравлены, затем, неохотно, кладет их в свой кошелек.

— Спасибо, — бормочет он.

— Всегда, пожалуйста. — Уиллоу столь же холодна. Уиллоу ненавидит, когда он благодарит ее за жалкий вклад. Ненавидит.

— Эй. — Дэвид пристально смотрит на ее руку, его теперь знакомый хмурый взгляд на месте. — Ты порезалась?

На мгновение Уиллоу пугается. Она опускает взгляд на руку.

Она пытается посмотреть на повязку Гая с точки зрения Дэвида. Точно грязная, но не более того. Одна повязка — довольно невинная вещь.

— Да, Дэвид. — Она смотрит прямо на него. — Я порезалась.

Просто потрясающая ирония. Просто сидеть с ним — в этом есть своего рода ирония. Она больше не может оставаться с ним и разговаривать, не произнося ничего. Ей нужно уйти, но как? Внезапно Уиллоу отвлекает группа людей, смеющихся и разговаривающих особенно громко на другой стороне улицы.

Гай.

Лори тоже там, так же как и Адриан — по крайне мере Уиллоу думает, что узнала парня, чья рука на талии Лори. Уиллоу не знает остальных людей, которые с ними.

— Мне надо идти. — Уиллоу оглядывается на брата. — Я встречаюсь с друзьями. Она едва вздрагивает ото лжи. Они определенно не ждут ее. И они определенно не ее друзья. Ну, Гай кто-то большее, чем друг, хотя, кто он — не ясно. Но они правдоподобная отговорка, они помогут ей выбраться.

Уиллоу спешит по улице. Она уверена, что ее брат наблюдает за ней, и она надеется, что если ее не встретят с распростертыми объятиями, то, по крайней мере, разрешат присоединиться к своей маленькой группе.

Она беспокоится о том, что Гай не захочет ее видеть. В конце концов, почему он должен? Она для него ничто кроме проблем. Обычно их общение ограничивалось порезами и звонками.

Сейчас Уиллоу в нескольких шагах от них. Они не видели ее, и не смотря на тот факт, что она ощущает себя одинокой, она знает, если бы ее брат не наблюдал, она бы ушла в другом направлении настолько быстро, насколько могла.

Уиллоу делает глубокий вздох.

Час от часу не легче...

— Привет, — произносит она, трогая рукав Гая.

Гай поворачивается, как и все остальные. Для этого требуется все ее мужество, просто стоять и держаться на ногах, но это того стоило, потому что Гай улыбается ей, а Лори ведет себя так, будто ее появление — самая естественная вещь в мире.

— Эй, Уиллоу, не хочешь прогуляться с нами по парку? Можешь помочь мне убедить Адриана, что мне следует покрасить волосы.

Уиллоу не волнует, что круг интересов Лори, мягко говоря, ограничен. Она чувствует сильное облегчение от того, что ее свободно приняли, чтобы быть к ней критичной.

— Привет. — Не очень содержательно. Гай тратит некоторое время, чтобы представить ее остальным. — Помнишь Адриана? Это Хлоя и Энди. — Он указывает в сторону остальных из группы.

— Ребята, вы уже знаете Уиллоу?

— О да, я видел тебя у школы. — Энди кивает. Хлоя даже не обращает на нее внимания. Она слишком занята поиском чего-то в своей сумке. — Кто-нибудь может одолжить мне деньги?

— На что? — Энди копается в кармане.

— На мороженое. — Хлоя кивает в сторону маленького грузовика у входа в парк.

— Возьми мне тоже. — Энди даёт ей горсть мелочи.

— Хочешь? — Гай спрашивает Уиллоу.

— О, нет... — Уиллоу качает головой. Ей интересно, считает ли Гай странным, что она присоединилась к ним. Она смотрит со стороны. Он, кажется, воспринимает ее присутствие как должное.

— Куда? — спрашивает Энди, когда Хлоя возвращается с мороженым.

— Поверить не могу, что ты ешь эту гадость. — Лори качает головой в сторону Хлои.

— Почему нет? Никаких углеводов. — Хлоя машет Попсиклом цвета фуксии на Лори.

— Попытайся не растолстеть. Одни углеводы, — произносит Лори, но Хлоя просто пожимает плечами.

— Как насчет реки. — Энди смотрит на Гая. — Я хочу проверить лодки.

— Никакой реки, — твердо говорит Адриан. — Мне нужно прилечь. Знаешь, на травку.

— Вам ребята было мало реки сегодня? — спрашивает Хлоя, пока быстро расправляется с Попсикл.

— А ведь дело говоришь. — Гай смотрит на Уиллоу. — Энди со мной в команде. Думаю, я говорил тебе, что у нас гребля по три утра в неделю.

— Ага, впрочем, это утро было довольно плохим. — Энди хмурится. — Я хотел сократить наше время, не знаю, примерно на десять секунд.

— Тогда тебе надо выполнить несколько дополнительных кардиоупражнений, — говорит Гай. — Говорю тебе, это то, что нас останавливает. Но у меня есть новости для тебя, мне не интересно проводить больше времени в спортзале.

— Никаких разговоров о гребле! — настаивает Хлоя. — Это уже порядком наскучило.

— Она идеально подходит, — говорит Лори, указывая на поляну вишневых деревьев. Она плюхается на траву, прежде чем кто—либо успевает возразить.

— Ты принесла маникюрные принадлежности? — Она смотрит на Хлою, берет пилочку из своей сумки и приступает к работе.

— Принесла. — Хлоя начинает разгружать свою сумку. — Но я не знаю, какой цвет тебе нравится.

— Тебе удобно? — Гай спрашивает Уиллоу, когда она пытается устроить свой рюкзак как подушку.

— Не совсем. — Она вытаскивает Булфича в надежде, что без него рюкзак будет более мягким.

— У меня липкие руки. — Энди строит гримасу.

— Ага, у меня тоже. — Хлоя выглядит поникшей.

— Вот, попробуй это. — Гай протягивает Уиллоу скрученный свитер из собственной сумки.

— Спасибо. — Уиллоу аккуратно кладет его на землю, затем поворачивается к Энди. — У меня есть салфетки, — предлагает Уиллоу. — Она носит их с собой повсюду, они идеально подходят для обработки порезов.

— Здорово. — Энди хватает маленькие пакетики из фольги.

— Ты даешь ей свой грязный, старый свитер? — Адриан смеется.

— Еще не слишком холодно, чтобы одевать его. — Гай смотрит на него.

Уиллоу откидывается на скрученный свитер. Он стал прекрасной подушкой, и точно неплохо пахнет.

— Ты не передашь мне жидкость для снятия лака? — Лори откладывает свою пилку для ногтей и протягивает руку.

— Вот, передай это ей. — Хлоя пихает Энди локтем.

— Что насчет тебя, Уиллоу? — Она делает жест в сторону лака.

— Нет, все нормально. — Уиллоу кладет руку ладонью вверх, чтобы скрыть свои ногти, обкусанные до мяса.

— Разве мы не собираемся в кино? — Адриан вытягивает ноги и кладет обутые ступни на колени Лори.

— Еще не вечер. — Она награждает его пинком. — Уберись! Ты слишком тяжелый.

— Ты хочешь в кино? — Голос Гая слишком тих, чтобы его услышал кто-нибудь еще.

— Возможно, — Уиллоу удивлена тем, что говорит.

— Кто читает Булфинча? — спрашивает Хлоя. Она размахивает руками в воздухе, чтобы высушить ногти.

— Мифы и герои! — Лори вытаскивает книгу и пробегается по ней. — Мне нравится этот предмет!

— Им следует поменять имена Богам и Богиням, — замечает Хлоя.

— Ты права, — соглашается Гай. — Именно об этом урок.

— Тебе нравятся греческие мифы? — Уиллоу смотрит на Лори.

— Оу, знаешь, они нормальные. В этом классе несложно преуспеть. Мне нравятся легко зарабатываемые пятерки. Жаль, что у меня нет таких же предметов в этом году. — Она кладет книгу и берет лак. — Этот семестр главный. Школа как бы проверяет, до сих пор ли ты заинтересован в учебе.

— Нет! Нет! — Энди начинает хлопать ладонями по ушам. — Останови её, Адриан! Я не могу слушать, как она говорит о таких вещах еще раз! Она помешанная! Боже, и вы ребята думает, что гребля это скучно?

Лори строит гримасу, но Адриан просто смеется и поворачивается к Уиллоу. — Так, как на счет тебя? — Спрашивает он. — Тебе нравится предмет?

— Должен быть, — Уиллоу говорит с кривой улыбкой. — Потому что я, правда, люблю классику, но вообще-то, у меня с этим проблемы.

— Правда? — Гай кажется удивленным. — Брось, ты должна была расти на таких вещах. Поверить не могу, что ты находишь это трудным.

— Расти? — Хлоя выглядит сбитой с толку. — Что ты имеешь в виду? — Она выжидающе смотрит на Уиллоу.

— Ну, я... — Уиллоу останавливается. — Мои родители оба были профессорами. — Слова сами слетали с губ. Достаточно. С нее хватит. Они все могут вернуться к разговору о Мифах и героях.

— Какими? — говорит Адриан.

— Были? — говорит Энди.

Нет. Она не закончила. От этого не убежать. Она будет слышать такого рода вопросы до того дня, пока сама не умрет. Краем глаза Уиллоу видит, что Гай готовится что-то сказать. Ей кажется, что он вот-вот сменит тему. Погасить огонь, так же, как поступил с Лори в прошлый раз.

Но в этот раз она ему не позволит. Она заслуживает этого вопроса, это наказание.

— Они мертвы, — уныло произносит она.

— Это довольно неприятно, да? — Энди качает головой. — Знаешь, я думаю, что слышал что-то вроде этого.

Довольно неприятно? Довольно неприятно? Ты идиот! Неприятно — это то, что Лори не попала в школу, которую хотела. Неприятно — это то, что ты не можешь сократить время своей гребли! Это не неприятно!

— Мне очень жаль. Я не знала. — Голос Лори едва громче шепота, пока она тянется и ненадолго сжимает руку Уиллоу.

Уиллоу просто кивает, но она тронута. Она никогда бы не искала какой—либо поддержки от Лори.

Остальные из группы молчат. Уиллоу рада, что не она является объектом взгляда, которым Гай одаривает Энди.

— Так, — Адриан прочищает горло. — Возможно, сейчас нам следует проверить расписание в кино.

— Ага, хорошая идея. — Хлоя кивает. Она покопалась в своей сумке, вытащила телефон и начала вбивать номер. — Мне нужна ручка. — Она хмурится.

— Одну секунду. — Энди заглядывает в свой рюкзак. но ничего не находит, и его взгляд падает на Уиллоу, который лежит наполовину открытый, высыпая ее вещи на траву.

— Не возражаешь? — Он протягивает руку за ручкой.

— Извини? — Уиллоу испугана. Она не имела понятия, что большинство ее вещей были на виду.

— Давай, позволь мне достать ее для тебя... — Она пытается остановить его, просто дать ему ручку, чтобы он не рылся в ее рюкзаке. Но она задевает коробки с лезвиями, и они все высыпаются на траву. Коробки совершенно простые, коричневые, но яркая красная надпись на них выглядела как кровь, пролитая на траву.

Энди поднимает бровь, но Гай находит подходящие слова.

— Спасибо, что купила их для меня. Что я тебе должен?

Уиллоу удивлена, но она подыгрывает. — О, не волнуйся насчет этого, они едва чего-то стоят. — Она уверена, что ничего страшного не произошло в том, что Гай приобрел лезвия. Новые лезвия выглядели менее подозрительно, чем одно окровавленное, упавшее прямо перед ним. Мало ли, но ей кажется, что Энди не так проницателен. Он никогда бы ни о чем не догадался.

Но она рада, что ей не нужно волноваться о возможности. Она рада, что Гай избавил ее от этого. На секунду она чувствует, будто она и Гай в заговоре против всех.

— Для чего тебе нужны все этими лезвия? — Лори смотрит на Гая.

— Просто кое—что над чем я работаю. — Он отмахивается от вопроса.

— Дополнительный проект? — Она выглядит заинтересованной.

— Хорошо. — Хлоя с хлопком закрывает мобильник. — Сеанс через двадцать минут. Мы можем успеть, если поторопимся. — Она вскакивает на ноги и начинает собирать свои вещи.

Так считают все, кроме Уиллоу, которая молчит, все еще думая о том, что Гай прикрыл ее, и Гай, который смотрит на нее.

— Ты идешь? — Адриан смотрит на Уиллоу.

— Ты просто хочешь остаться в парке? — Гай кладет коробки с лезвиями в свой рюкзак.

Уиллоу не понимает, продолжает ли он прикрывать ее или, и вправду, его целью было конфисковать у нее лезвия. Но зачем ему делать это? Еще тогда, в библиотеке, она сказала ему, что бесполезно избавляться от ее лезвий.

Ну, сейчас она должна остаться с ним. Просто чтобы получить обратно лезвия.

Поэтому он сделал это? Из-за того, что я бы осталась с ним?

— Ты остаешься? — спрашивает она.

— Если ты остаешься.

— Я остаюсь, — через мгновение сказала она.

— Думаю, мы не идём в кино. — Гай откидывается на локти.

— Ладно. — Адриану, кажется, все равно.

Хлоя занята чисткой джинсов от травы, а Энди и Лори уже идут к выходу из парка.

— Тебе не нужно было этого делать. — Уиллоу поворачивается к Гаю, как только все ушли. — Я имею в виду лезвия. Он никогда бы не догадался. Я уверена. — Она немного покраснела, как только поняла, насколько неблагодарно звучит. — Впрочем, спасибо. За то, что в любом случае это сделал.

— Мне пришлось. — Гай качает головой. — О, ты права, он бы никогда не догадался, но я был зол на себя. Я поставил тебя в такое положение, что тебе пришлось рассказать каждому о родителях. — Он на секунду останавливается. — Я вижу, как это тяжело для тебя. — Его тон очень нежен, когда он произносит это.

Но Уиллоу уязвлена симпатией в его голосе.

— Для тебя было бы проще, если бы он выяснил это каким-то другим образом? — она говорит это настолько громко, что проходящая пара поворачивается и смотрит. Она знает, что он добрый, чуткий, не такой как этот придурок Энди, но она ненавидит быть объектом чьей-то жалости. — Это было бы лучше? Тогда бы тебе не пришлось волноваться за сохранность моего секрета. Кто-нибудь еще мог рассказать моему брату.

— Да, может ты права, — Гай откидывается назад. — Это было бы проще для меня. Но что-то подсказывает мне, что Энди лучше не посвящать в это.

— Извини, — через несколько мгновений произносит Уиллоу.

— Все нормально. Внезапно Гай приподнимается. Он поднимает прутик и начинает рисовать им по грязи.

— Ты единственный, кто прав, — продолжает Уиллоу. — Он был бы худшим вариантом. Он такой грубый, откуда вы друг друга знаете?

— Я не знаю его так уж хорошо – в смысле, мы вместе занимаемся греблей и иногда тусуемся, но никогда особо не говорим. Он смеется над Лори, но сам он такой же. Только у него, вместо экзаменов и рекомендаций, всё вертится вокруг гребли и студенческого братства, в которое он собирается вступить.

— Лори не так уж плоха, — задумчиво произносит Уиллоу, вспоминая сочувственный жест девушки. Она переворачивается на живот и кладет подбородок на кулаки; ее локти лежат на скрученном свитере.

— Да, она нормальная, возможно, немного помешанная...

— Ты думаешь? — Уиллоу смеется. — Откуда ты ее знаешь? Она не в команде, верно?

— Нет. Я узнал о ней от Адриана. — Гай отбрасывает прутик и ложится рядом. — Мы всегда были друзьями. Я обычно видел Лори в коридорах, но никогда не разговаривал с ней до того момента, пока они не начали общаться на втором курсе. То же самое с Хлоей, я знаю ее через Лори. Думаю, она нравится Энди, и он понял, что с тех пор как мы в одной команде — это было хорошим оправданием тусоваться с нами. — Он пожимает плечами.

— Лори ведь ничего обо мне не говорила, да? — Спрашивает Уиллоу, теребя в руках одуванчик.

— Например, о чём? Она знает о твоих порезах? — Гай захвачен врасплох.

— Нет! Нет. Я просто говорила с ней и с некоторыми другими девчонками в нашей школе пару дней назад. И, ну, как обычно все пошло не так. Я наговорила действительно много глупых вещей. Я подумала, что, может, она пересказала это.

— Знаешь, Уиллоу, не думаю, что люди действительно о тебе говорят. В конце концов, не в том смысле, что ты имеешь в виду. Я точно не слышал, чтобы кто-то что-то говорил. — Гай забирает уже искалеченный одуванчик из руки Уиллоу. — Думаю, может, все это у тебя в голове.

— Казалось, Энди знает обо мне все, — бормочет Уиллоу. Она начинает грызть свои ногти, затем меняет позу так, что может засунуть руки в карманы. — Та девчонка, в лаборатории физики, как ее имя? Вики? Она тоже что-то говорила.

— Ну, хорошо, Энди и Вики тоже, и, может, остальные говорят что-то, но думаю, это самое малое, о чем тебе нужно беспокоиться. Я серьезно, хоть и Энди был полным идиотом, разве день прошел плохо? Разве не интересно было с остальными? — Гай срывает другой одуванчик. — Вот, возьми этот. — Он вынимает ее руку из кармана и обвивает вокруг нее стебель одуванчика.

— Ты шутишь? — фыркает Уиллоу. Она начинает рвать цветок. — Ладно, итак, после того, как я рассказываю всем, что мои родители мертвы, и из-за того, что Энди такой сочувственный, все сбегают, будто я заразная! Их родители не умрут только потому, что они поговорили со мной!

— Не думаю, что сейчас произошло именно так, — задумчиво произносит Гай. — Я знаю, что с Адрианом было иначе. Он пытался быть полезным, сменить тему, отвести внимание от тебя.

— Оу, — Уиллоу на минуту задумывается об этом. Она не знает, верить ли ему, но ей хотелось бы верить, и она должна признать, что он говорит правильные вещи о том, что сейчас происходит, что чьи—либо сплетни не должны так волновать ее.

— Так что ты сказала Лори? Не могу представить, чтобы ты когда-нибудь делала что-то очень глупое.

— А ты попробуй. — Уиллоу глубоко вздыхает. — Это долгая история, я просто... Ну, я кое-что сказала о котятах.

— Котятах? — начинает смеяться Гай. — Это совсем не то, что я ожидал. Это потому, что сестра Лори работает в каком-то животном приюте или что?

— Я не хочу проходить через это снова! — Уиллоу толкает Гая рукой, но тоже смеется.

— Мне просто интересно, потому, что для меня ты не похожа на ту, кто любит кошек.

— Ну да, я их не люблю. Но что ты имеешь в виду? — Уиллоу спрашивает с любопытством.

— Ну, знаешь... Есть люди, которые любят кошек... — Гай замолкает и бросает на нее взгляд. Она сильно качает головой. — И люди, которые как ты. И я. Люди, которым нравятся собаки.

— Понятно. — Уиллоу кивает. — Ты имеешь в виду, что есть люди, которым нравится шоколадное мороженое, но еще есть, кому нравится ванильное... И, конечно, есть некоторые люди, которые любят многоцветный фруктовый лед. Она внимательно изучает его. — Кофе, верно?

— Неплохо сказано. — Гай заводит руки за голову. — Но слишком легко.

— Убирайся! Откуда мне знать?

— Ладно, ладно. Я дал тебе знак, пригласив на капучино.

— Отлично. — Уиллоу закатывает глаза. — Но если ты решил делить мир на два типа, неужели не можешь придумать категории поинтересней?

— Одиссея или Илиада, — быстро говорит он.

— Я тебя умоляю! Илиада!

— Точно. — Одобряет Гай.

— Ладно, послушай, как ты сказал, я росла на таких вещах, но какое оправдание у тебя?

— У тебя лист в волосах. — Гай протягивает руку и убирает его. На мгновение они замолкают.

— Давай. — Уиллоу тянет его за рукав. — Расскажи мне.

— Ладно. — Гай опускает руку. Он садится и вытягивает перед собой ноги. — Мои родители не были профессорами. Мой отец был банкиром, и мы много путешествовали, когда я был ребенком. Я имею в виду действительно далекие места. — Он останавливается.

— Продолжай. — Уиллоу ободряюще кивнула. Она усаживается удобнее. У нее затекла нога. Неприятное ощущение. Секунду спустя она снова лежала лицом на толстовке Гая и искоса смотрела на него.

— Произошло две вещи, — продолжает Гай. — Во-первых, там было плохое телевидение, но я всегда мог заказать книги. Во-вторых, чтобы я был готов к трудностям, так как школы не всегда были идеальными, моим родителям пришлось нанять мне репетитора. Этот человек действительно старой школы. Я имею в виду, мы же говорим о жилете и золотых часах на цепочке, верно? Ему должно быть около ста пятидесяти лет. Он был из Англии, и я подумал, что он тоже банкир, но он был в отставке несколько лет. Он учился в Оксфорде и Кэмбридже...

— Обычно люди не ходят в оба колледжа! — Протестует со смехом Уиллоу.

— Поверь мне, он ходил. Или может он ходил в один, а учился в другом. Кто знает. В любом случае, он пристрастил меня к книгам.

— Что ты читал? — заинтересовалась Уиллоу.

— Что угодно. Все. Он давал мне научную фантастику такую как Мильтон, например.

— Научную фантастику? — Корчит лицо Уиллоу.

— Что не так с научной фантастикой?

— Пробуй все. Милтон? Почему не Шекспир?

— Его читал тоже. Вот теперь это хорошая категория. — Гай выглядит задумчивым. — Люди, которые любят Шекспира и люди, которые любят Мильтона.

— Только люди, которые любят Милтона больше Шекспира — сумасшедшие! — Возмущается Уиллоу.

— Это правда, — ну, вообще-то, мой преподаватель любил Милтона больше.

— Ага, и он также давал тебе научную фантастику! Что у тебя любимое из Шекспира? — Уиллоу интересно, то же ли самое что у нее.

— Эмм, возможно, Макбет.

— О, умоляю! Это просто потому, что ты парень.

— Тебе она не нравится? — Гай смотрит на нее так, будто она сумасшедшая.

— Ну, конечно, нравится, но он ничто по сравнению с Бурей. Кому нужен старый, со сквозняком замок в Шотландии, когда тебя могло выбросить на очаровательный остров?

— Никогда не читал.

— О, но это самое лучшее произведение! Там потрясающие отношения между Фердинандом и Мирандой! Гораздо более романтичные, чему у Ромео и Джульетты... — Уиллоу внезапно останавливается. Она ничего не может с собой поделать. Ее лицо заливается краской.

— Полагаю, этот очаровательный остров — один из воображаемых мест, которые так тебе нравятся?

— Верно. — Уиллоу кивает. — Говоря о разных местах, где ты жил, когда все это читал?

— На Дальнем Востоке. Сингапур. Куала-Лумпур.

— Ты говоришь на… — Уиллоу ищет правильное слово. — Куала-Лумпурском?

— Малайском. — Гай смеется. — Нет. Если бы.

— О, какое произношение! — Уиллоу слегка толкает его локтем.

— Именно! Думаю, я разговариваю достаточно неплохо, чтобы попросить кофейное мороженное. Но серьезно, там все говорят на английском.

— У тебя есть братья или сестры?

— Что это? Двадцать вопросов? Да, сестра. Ребекка, ей шесть лет. Давай, сейчас ты придумываешь категорию.

— Эмм. — Уиллоу задумывается на минуту. — Давай посмотрим... — Как на счет людей, которые предпочли бы жить в городе, и люди, которые предпочли бы жить в деревне... Поговорим о скучном. Люди, которые эмм... голосуют за Республиканцев и... Забудь об этом... Люди, которым нравится Энди и люди, которым нравится Гай. Верно, кому еще нравится Гай? Люди, которые убивают своих родителей или нет… Люди, которые режутся, и люди, которые прикрывают их...

Но сейчас Уиллоу не хочет думать об этом. Она хорошо проводит время, насколько это вообще возможно, поэтому продолжает всесильно мучить свой мозг, придумывая интересную категорию.

— Я придумала. — Она с триумфом смотрит на него. — Люди, которым нравятся Истории о Шерлоке Холмсе…

— Ага. — Гай наклоняется вперед.

— С Ватсоном — и люди, которым нравится без него.

— Никому не нравятся истории без Ватсона, — Гай скептичен.

— Откуда ты знаешь? — Уиллоу садится на колени.

— Ладно, ты когда-нибудь встречала кого-то, кому нравятся? — Спрашивает Гай.

— Нет, но это же не значит, что таких людей не существует! Кроме того, я не так много знаю людей, которые начинают читать их.

— Ладно, те, кто любит истории без Ватсона... — Гай гримасничает. — Погоди секунду, ты не одна из...

— Нет! — Восклицает Уиллоу. — Абсолютный фанат Ватсона. Я даже не могу читать другие.

— Что ж, это радует. — Гай откидывается на локти.

— Ладно, теперь расскажи мне больше о Куала—Лумпур.

— Ммм, погода действительно плохая.

— Это единственная вещь, которую ты узнал? — Уиллоу смеется. — Ладно, тогда расскажи мне больше о своей сестре. Вы близки?

— Ну, мы можем быть. Мы были. Но прямо сейчас? Ей двенадцать, так что знаешь, у нас всё по-разному.

— Я полностью понимаю. — Уиллоу кивает. — Дэвид и я были такими же, но когда я стала старше, все стало лучше. Только сейчас все хуже. Гораздо хуже.

— Мне жаль, — произносит Гай, и звучит он так же.

— Я... Я сидела с ним в кафе, когда увидела тебя и Лори, проходящих рядом. — Уиллоу говорит очень быстро, и слова выходят в спешке. — И, ну, я просто не могла больше сидеть с ним, это было слишком тяжело. Поэтому я сказала, что встречаюсь с вами. Надеюсь, ты не против. Я имею в виду, что я присоединилась к вам. — Уиллоу отворачивается от него.

— Хмм. Ну, позволь мне подумать секунду. — Гай делает вид, что обдумывает проблему. — О чем веселей разговаривать? О гребле? Лаке для ногтей? Или Шерлоке Холмсе? Сложный выбор, верно?

— Хорошо. — Уиллоу немного улыбается.

— Что происходило с вами двумя?

— Мы не разговаривали. — Уиллоу останавливается. — Мы сидели напротив друг друга и произносили слова, но мы не разговаривали. Как и все остальное сейчас. — Она ложится на свою сторону и смотрит в лицо Гая. — Всё не так.

— Что именно?

— Он сегодня был в школе. Он был на одном из тех собраний, ну знаешь, где обсуждают свои планы на жизнь или что-то в этом роде.

— Конечно, я знаю. Мои родители тоже были там сегодня. Мне пришлось пойти с ними. — Вдруг Гай останавливается. — Продолжай, — произносит от тихо.

— Он притворился, что никогда не ходил. — Уиллоу не может сдержать горечь в голосе. — Он мог поговорить об этом со мной. Почему он просто не может мне сказать, что иметь дело с подобными вещами, как заноза в заднице для него?

— Может, он не рассказывает тебе по какой-то другой причине. Возможно, он жалеет тебя. Если бы это были мы с Ребеккой через десять лет, то мне было бы жаль ее. Я бы сожалел, что мои родители были рядом, чтобы помочь мне повзрослеть, но не ей.

— Возможно. — Уиллоу не убеждена. — Но это не единственная вещь. Что насчет этого? Я отдаю Дэвиду ну, Дэвиду и Кэти, большую часть заработанных денег. Не так много, этого, вероятно, хватает только на то, чтобы оплатить за свет и одну пачку подгузников. Не думаю, что Изабель — моя племянница — была запланирована. — Она краснеет. Опять. — И я, живущая с ними, явно не была запланирована. Я имею в виду, столько дополнительных расходов. И, пока не придет страховка родителей, и просто обязана помочь. Но Дэвид всегда злится, когда берет мои деньги. Почему он просто не может сказать, что этого недостаточно?

— Я думаю, ты глубоко ошибаешься. — Гай качает головой. — Спорю, дело совершенно в другом, он, наверно, чувствует вину за то, что должен забирать твои деньги.

— Он чувствует вину? — Уиллоу недоверчива. — Он не единственный, кому следует чувствовать вину!

— Дело в этом? Я имею в виду, поэтому ты режешься? — Гай смотрит на нее. — Потому что чувствуешь себя виноватой?

— Дело совершенно не в этом, — говорит Уиллоу. Ей не нравится тот оборот, который принял разговор. Она думала, что они уже прекратили анализировать ее.

— Это...

— Могу я получить свои лезвия обратно?

— Конечно. Хорошо. Все что скажешь. — Гай внезапно привстает. Он лезет в рюкзак за ее вещами.

— Извини, но об этом нелегко говорить. Я не могу просто объяснить это тебе, и я даже не...

— Забудь, — прерывает Гай. — Я не могу поверить, что отдаю их тебе. Держи! — Он кидает ей коробки с лезвиями.

Уиллоу даже не пыталась поймать их. Она чувствует себя оскорбленной, наблюдая, как коробки, открываясь, падают на землю, как трава покрывается блеском металлических лезвий. Но она слишком нуждается в своих лезвиях и, не обращая внимания на смущение, начинает копошиться в земле, пока все до единого лезвия не оказываются у нее в руках.

— Я не должен был этого делать, — произносит Гай. — Просто... Я не понимаю. Я совсем ничего не понимаю.

— Я тоже не всегда это понимаю. — Уиллоу долго смотрит ему прямо в глаза. Потом она отворачивается и прячет лезвия в сумку, замечая про себя, что ей придется прочистить их перед тем, как использовать…

— Ты не делала этого с тех пор, как я увидел тебя в библиотеке, так? Что тебя остановило? Может тебе следует попытаться и разобраться в том, что тебя останавливает. Как тогда тебе удалось контролировать себя?

— Откуда ты знаешь, что я делала, а что — нет? — огрызается Уиллоу. — И что заставляет тебя думать, что ты можешь так легко меня раскусить?

— О, понятно. — Голос Гая более чем едкий. — Полагаю, я был глуп. Я просто подумал, что, поскольку дал слово и не рассказал твоему брату, ты выполнишь свою часть сделки.

— Я никогда тебе ничего не обещала, — злобно говорит Уиллоу.

— Ладно. Ты права. Нет, действительно. — Гай держит руки перед собой. — Думаешь, я ошивался у телефона, ожидая твоего звонка? Прости, но обычно со мной не происходят такие вещи. Я просто подумал, что ты сдержала свое слово, и был действительно рад, что ты больше не причиняла себе вред. — Он останавливается и делает глубокий вздох. — Слушай, это выше моих сил. Я могу попытаться быть твоим другом, но ты сама по себе со всем остальным.

— Я не резалась с тех пор, как увидела тебя. — Уиллоу вдруг отчаянно пыталась убедить его в этом, заполучить его хорошее расположение, заставить его снова улыбнуться ей. Она не знает, как именно разговор коснулся этой темы, но она точно знает, что не в восторге от этого.

— Хорошо. — Но он говорит так, будто бы ему действительно все равно. Он встает и начинает собирать свои вещи.

— Пожалуйста, не уходи, — выпаливает Уиллоу.

— Почему? — Он решительно смотрит на нее.

Почему?

Он прав, разве нет? Разве не она хотела быть одной? Разве не она хотела оттолкнуть его при первой встрече? Разве не она оградила себя от лишних эмоций и чувств?

Единственный за семь месяцев раз, когда она смеялась, был именно в его компании. Когда он с ней, она может забыть об искушении лезвием больше, чем на пять минут. И когда она разговаривает с ним, она действительно чувствует связь, не просто обмен словами как с другими.

Но Уиллоу не уверена, что может рассказать ему что-либо из этого. Она должна сказать что-нибудь, что послужило бы ему причиной. Что-нибудь, что возможно заставило бы его остаться, но ее разум пуст. Он отходит от нее, еще несколько секунд и будет слишком поздно.

— Подожди секунду! — Уиллоу хватает его за ногу. — Не уходи, ладно? Потому что, потому что...

— Потому что, что? — Он все еще говорит не очень дружелюбно, но, по крайней мере, никуда не уходит.

— Э, потому что знаешь что? Ты никогда не рассказывал мне, ну, какой рассказ о Шерлоке Холмсе твой любимый, — она запинается.

Уиллоу закрывает глаза. Она не может поверить в то, как это глупо звучит, как бессмысленно. Не дай Бог ему подумать, что она пытается казаться остроумной или что-то типа того. Почему она должна вынуждать единственного своего союзника? Она сжимает одно из лезвий, которые подобрала с травы.

— Ты серьезно? — спрашивает Гай. Уиллоу открывает глаза и поднимает на него взгляд. Она видит, что он начинает смеяться.

— Типа того, — произносит она слабым голосом.

— Ты просто...

Сумасшедшая, жалкая, странная.

— Ты просто так отличаешься от всех, разве нет? — Сейчас он действительно смеется, но в хорошем смысле.

— Это была твоя первая мысль?!

— Хорошо. — Гай снова присаживается. — Раз уж ты спросила, "Собака Баскервилей".

— Что?

— Мой любимый Шерлок.

— О! О, верно!

— Уиллоу?

— Мм?

— Я имел в виду то, что сказал...

— О том, что я не прекращаю делать порезы? О том, что всё это как бы выше тебя? Не беспокойся, я знаю, что...

— Нет, — прерывает ее Гай. Он поднимает ее руку, ту, в которой зажата бритва. Он не пытается забрать ее лезвие, он просто накрывает ее руку своей.

— Тогда о чем? — Уиллоу смущена. — Потому что я...

— О том, чтобы быть действительно счастливой тебе не надо причинять себе боль.

— О, — поизносит Уиллоу через секунду. Она не отпускает лезвие, она едва ослабляет хватку, но накрывает руку Гая своей рукой.

 

Глава 8

Господи, как больно!

Лицо Уиллоу искажается от боли, когда она плавным движением пытается снять повязку, наложенную Гаем. Нет пределу ее удивления, когда после стольких опытов с бритвой, меньшие вещи могут причинять настолько сильную боль.

Конечно, то, как жжет пластырь — ничто в сравнении с ударом ножа. Это всего лишь маленькое раздражение, совсем не то, что ей на самом деле хочется.

Уиллоу критично оглядывает рану. Её удивляет, что этот порез выглядит так незначительно по сравнению с другими ее рваными ранами. Похоже, повязка способна залечить порезы всего за день. Другие отметины на ее коже выглядят далеко не так же хорошо.

Очевидно, Гай кое-что да знает о перевязках. — Уиллоу, — зовет снизу Кэти. — Тебе лучше поторопиться, а то опоздаешь в школу.

Да, да.

Уиллоу берет свой рюкзак и начинает спускаться вниз. Она слышит возню Дэвида на кухне и милый лепет Изабель, пока Кэти кормит ее. Она останавливается и садится на третью ступеньку, чтобы лучше слышать происходящее.

Все звучит нормально, все звучит хорошо. Именно так все и должно быть — они просто молодая семья, которая готовится встретить день.

Уиллоу ненавидит присоединяться к ним, потому что знает, как только она войдет на кухню, иллюзия разрушится. Ее присутствие напоминает каждому, что здесь катастрофически что-то не так, это не просто обычная семья, занятая своими делами. Эта семья другая. Разрушенная семья.

Она сидит на ступенях, откладывая момент настолько долго, насколько может.

— Уиллоу! — Сейчас Кэти раздражена.

Уиллоу вскакивает на ноги. Она знает, что у Кэти еще тысяча дел — накормить Изабель, подготовиться к работе — последняя вещь, которую хочет Уиллоу — усложнить ее жизнь еще больше.

— Доброе утро. — Дэвид наблюдает, как она заходит в кухню.

— Доброе, — бормочет Уиллоу. Она запасается молоком и злаками, не сводя глаз со своего брата. Как обычно, он окружен горами книг. Она задается вопросом, что именно он читает, и на секунду даже решает спросить его, но они только вчера поднимали эту тему, не стоит злоупотреблять этим. Очевидно, разговор с Дэвидом о книгах больше не входит в планы.

— Как продвигается новая работа, которой ты занимаешься? — Кэти повернулась спросить его, в это время, вытирая лицо Изабель салфеткой.

Судя по всему, у Кэти никогда не было проблем заговорить с Дэвидом.

— Оправдывает ожидания? — Продолжает она между глотками кофе.

— Хмм, трудно сказать. — Дэвид со вздохом закрывает книгу. — Мне нужно просмотреть некоторый материал, чтобы продолжить. Но, увы, найти необходимые мне книги практически невозможно, учитывая тот факт, насколько давно они были изданы.

— Что насчет библиотеки? — Кэти снова сосредоточилась на Изабель. Можно было бы сказать, что Уиллоу слушает вполуха, но на самом деле она внимательно слушает, наклонившись к столу, притворившись полностью сосредоточенной на своих злаках.

— У них есть многое из того, что я ищу, но не именно те книги, которые мне нужны. — Говорит Дэвид грустно. — Мне сказали, что межбиблиотечный абонемент займет около двух недель.

— Держу пари, ты сможешь найти ее в интернете. — Уверяет Кэти. Она развязывает нагрудник Изабель и берет ее на руки.

— Думаешь. — Дэвид покачал головой. — Но большинство сайтов, выпускающие книги, не занимаются такого рода вещами.

Уиллоу уверена, что она способна найти любую книгу, которую он ищет. Ей незачем интернет, легче пойти в город в любимый книжный магазин. В тот самый, где она разговаривала с Гаем. Тот, который отец показал Дэвиду, который учился еще в начальной школе. У них есть абсолютно все, издано это или нет.

Разве Дэвид мог забыть это место?

Наверняка, он помнит!

Но Уиллоу понимает, почему он не идет туда. Это слишком больно, слишком много воспоминаний связано с этим местом. Ее поступок не только лишил их родителей. Вся их повседневная жизнь изменилась из-за нее. Теперь Дэвиду не по силам посетить обычный книжный магазин.

— Мне надо подготовиться, — произносит Кэти. — Извини, Уиллоу. — Она ставит чашку кофе и посуду Изабель в раковину, а потом начинает ходить по кухне с ребенком на руках. — У тебя нет уроков сегодня утром? — Она останавливается, чтобы поцеловать Дэвида. — Почему бы тебе не начать двигаться дальше?

— Ты права. — Дэвид отодвигает стул. — Мне лучше поторопиться.

— А что насчет тебя, Уиллоу? — Кэти поворачивается к ней. — Работаешь сегодня? Или будешь дома раньше?

— Работаю. — Говорит Уиллоу. Она отходит в сторону, пока Дэвид несет свою посуду к раковине. Она надеется, что Дэвид оставит стопку книг и блокнот на столе, когда выйдет из комнаты побриться или что он там должен сделать.

— Тогда увидимся за ужином. — Кэти улыбается ей.

— Увидимся позже, — отвечает Дэвид через плечо. Он следует за Кэти из кухни.

Уиллоу оставляет свои злаки и незаметно подходит к столу. Может ей повезло, и Дэвид написал в блокноте о чем-то, что может послужить ключом к пониманию того, что он ищет.

Она бросает взгляд через плечо. Она определенно не горит желанием, чтобы вернулся Дэвид и застал ее, перечитывающую его записи, но, путь свободен, и она спокойно берет блокнот.

Там много что написано — и не только это, но почерк Дэвида можно едва разобрать. Тем не менее, Уиллоу листает страницы в надежде найти хоть какой-то смысл.

Что это?

Похоже на список контрольных работ. Дэвид записал несколько разных названий, также отметил их наличие. Но одно из них было выделено красным. Уиллоу уверена, что попала в точку.

Исследование социальных истоков греческой религии? Опубликовано в 1927 году? Что ж, это в его духе.

Если Дэвиду слишком трудно идти в книжный магазин, то Уиллоу придется сделать это для него. Конечно, для нее это тоже будет непросто, но ее это не заботит. Она так отчаянно хочет сделать что-то для Дэвида, что отважится на все что угодно. Во всяком случае, это что-то значит для него. В отличие от других попыток подбодрить его, это действительно то, чего он хочет и в чем нуждается.

Если она уйдет с последнего урока, у нее будет время, чтобы успеть сходить туда перед библиотекой. Пропускать школу не лучшая идея, но школа не занимала высокое место в списке ее приоритетов в последнее время.

Уиллоу слегка улыбается, вырывая листок из блокнота и записывая название внизу. Она не знает, как именно преподнесет ему книгу, но наверняка знает, что он точно будет доволен.

Наконец-то, она сможет хоть что-то сделать для своего брата.

***

— О, Уиллоу!

Что на этот раз?

Уиллоу останавливается, как вкопанная. Она вылетела с урока, как только прозвенел звонок — что крайне несвойственно ей — но она просто не может дождаться, как выберется в город и приступит к поискам заветной книги для Дэвида.

— Да? — Уиллоу медленно разворачивается. Она внимательно изучает Мисс Бенсон, пытаясь понять, что именно она хочет. Неужели она подозревает, что Уиллоу собирается пропустить свой ​​следующий урок? Или, что Уиллоу режет себя?

— Ты вышла из класса так быстро, — Говорит Мисс Бенсон. Ее голос приятный, но выражение лица довольно серьезное. — У меня не было возможности передать тебе это. — Она протягивает ей тест, который взяла неделю назад.

И это все?

Уиллоу чувствует облегчение, пока не присматривается внимательнее в свою работу. Она не может поверить в это. Просто не может поверить. Как раз когда ей пришла идея, как именно помочь Дэвиду...

— Думаю, не о чем беспокоиться в начале семестра, еще достаточно времени догнать свой класс. Однако, согласно школьной политике, если ученик проваливает тест, то его должен подписать кто-то из... — Мисс Бенсон не заканчивает, очевидно, она чувствует себя еще более неловко, чем Уиллоу. — Тест должен быть подписан, — через минуту произносит она. — Хочу заверить тебя, это никак не должно повлиять на твою итоговую оценку. Можно организовать некоторые дополнительные задания, чтобы мы могли бы компенсировать это. Если бы ты могла принести подпись завтра, было бы прекрасно. Только принеси до пятницы, ладно?

— Конечно, — отвечает Уиллоу, но едва ли она может встретиться с ней взглядом. Ее глаза прикованы к листку бумаги у нее в руках, к красной F в верхнем углу работы.

Ее не так волнует, что она провалила экзамен — конечно, это плохо, поскольку она никогда либо прежде ничего не проваливала — скорее ее волнует то, что она подвела своего брата. Мысль о том, чтобы показать это Дэвиду, доказать ему, что она снова облажалась, непосильна для нее. Она не хочет доставлять ему забот, она не хочет лишний раз напоминать ему, что сейчас именно он — родитель. Какой смысл искать эту книгу, если ей придется показать ему это?

Ей придется схитрить. Странно, что она сомневается сделать даже что-то настолько незначительное.

Ну, во всяком случае, небольшая ловкость руки ничто, по сравнению с убийством.

— Я принесу его вам. — Она кивает. — Завтра. Без проблем.

— Прекрасно. — Произносит Мисс Бенсон и скрывается в толпе студентов, снующих по коридору.

Уиллоу спешит из школы и выходит на улицу. Вероятно, пешком будет быстрее добраться до магазина, так что она направляется в город настолько быстро, насколько это вообще возможно.

Она настолько сосредоточена на своем пути, что едва замечает других людей. Уиллоу спускается вниз по улице, стараясь избегать людей, но все же часто натыкаясь на них. Ее это не заботит, пока...

— Неужели трудно извиниться? — Разгневанный голос пробился в ее сознание. — Оу, привет, Уиллоу, верно? — Хлоя успокаивается, когда узнает Уиллоу. — К чему такая спешка?

— Правда, прости, — говорит Уиллоу, слегка задыхаясь. — Я просто… Мне нужно в город, я, правда, не видела, куда иду. — Она переводит взгляд то на Хлою, то на Лори.

— Мы тоже собирались туда, — произносит Лори, глотая кофе со льдом. — Шоппинг, — объясняет она. — В центре классные обувные магазины.

— Обувь? — Уиллоу награждает Лори взглядом. Она никогда не понимала тех, кто был готов пропустить школу, лишь бы заполучить последнюю пару обуви. — Разве у вас нет уроков?

— У нас занятия в конце дня, три раза в неделю. Технически, мы должны быть в библиотеке. Но кого волнует, если мы просто уйдем? — объясняет Лори.

— Мы проводили время в младших классах, чтобы составить свое расписание, — добавляет Хлоя со смехом.

— Привилегия выпускников. — Лори пожимает плечами. — Ну что, пойдешь с нами?

— Да... То есть, нет. — Уиллоу качает головой. — Я имею в виду, мне нужно в центр, но у меня нет времени ходить по магазинам. Но, в любом случае, спасибо.

— Ну, нам все равно идти вместе, — убеждает Лори.

— Ладно, — неохотно соглашается Уиллоу.

Она чувствует себя более уютно рядом с ними, чем неделю назад. Она уже не так обеспокоена тем, что может сказать что-то не то. Побыв с ними в парке, она чувствует себя уверенной, что может находиться в кругу людей, не выставляя при этом себя полной идиоткой. Но она не против побыть одной. Ей стоило подумать, как подделать подпись брата. Подумать, как найти эту книгу. Она слишком много думает об этом, поэтому просто не в силах думать о туфлях.

Не будет ли слишком очевидно, что подпись подделали? Не будет ли она похожа не девичью подпись?

Может, стоит просто скопировать ее…

— Итак, Хлое и мне очень интересно, что же у вас с Гаем?

В доме должно быть много бумаг с его подписями. Я просто...

— Извини, что? — Только через секунду Уиллоу понимает, что Лори задала ей вопрос. Но понять, о чем именно она спросила, занимает еще больше времени.

— Прости. — Понятно, что Лори воспринимает замешательство Уиллоу как смущение.

—Ой, не обращай внимания на Лори, — Хлоя говорит Уиллоу.

—Она должна знать все и обо всех. Даже не отвечай. Только спровоцируешь ее на другие расспросы.

—Не должна я знать все, — протестует Лори. — Мне просто интересно. Просто, похоже, что между вами двумя что-то происходит. — Она замолкает и смотрит на Уиллоу.

Ты и понятия не имеешь...

— Ну и ладно, так или иначе, обувь меня интересует куда больше, — говорит Лори. — Лучше бы у них все еще стояла та красная пара, которая была на распродаже на прошлой неделе.

— Те, за полцены? С небольшими каблуками? Тебе повезет.

Хлоя и Лори начинают обсуждать разную высоту каблуков и их разные стили. Уиллоу кивает, как если бы слушала их разговор, но не перестает думать о проваленном тесте.

Разве возможно перевести его подпись? Бумага слишком плотная. Возможно, ли хоть что-то увидеть через нее?

Не думая, она копается в сумке, поднимает вверх тест, оценивая, насколько прозрачна бумага.

— Значит, ты согласна Уиллоу? Фиолетовые туфли из змеиной кожи слишком консервативны для школы?

— А? — Уиллоу даже не делает вид, что понимает, о чем они.

— Я знала, что это ее достанет! — Лори ухмыльнулась Хлое. — Ты полностью в своем мире! — Она сует нос в бумаги Уиллоу. — Да ладно тебе, что может быть интереснее новых туфель? Оу! — Она мгновение смотрит на Уиллоу пораженным выражением лица, и Уиллоу не может сдержать улыбку. Очевидно, что для Лори нет ничего хуже, чем плохая оценка. — Извини, — произносит Лори через секунду. — И я не должна была забирать это у тебя. — Она протягивает бумаги обратно Уиллоу.

— Все нормально. — Уиллоу пожимает плечами. То, что Лори и Хлоя узнали о ее провале теста, едва ли в данный момент имело для нее значение.

— Знаешь что? — говорит Хлоя. — Ты легко с этим справишься. Бенсон всегда рада помочь дополнительными заданиями или что-то типа того. Если сдашь остальные тесты в этом семестре, она может даже не считать этот.

— Чистая правда, — быстро соглашается Лори. — Я делала дополнительную работу для нее в прошлом году, просто чтобы быть уверенной в своей оценке.

— Не так уж и страшно, — говорит Уиллоу. — Тем более, что мой брат должен это подписать. — Она удивлена, что доверила им это.

— Ладно, — Лори медленно кивает; она готова слушать дальше, хотя выглядит немного смущенной. И Уиллоу знает, что хоть и Лори сочувственно отнеслась к плохой оценке, она совершенно не имеет понятия о самых больших проблемах Уиллоу, оставленных на ее руках.

— Я имею в виду, обычно это делают родители. Теперь только ему остается иметь с дело с такого рода вещами. — Уиллоу впадает в отчаяние.

— О, — На мгновение Лори замолкает. — То, что произошло с твоими родителями, ужасно, — тихо произносит она. — Но ты же прекрасно знаешь, — продолжает она, — по крайней мере, твой брат сделает это. А вот насчет своего брата я сомневаюсь. Я имею в виду, это мило, тебе не кажется?

Мило.

Лори хорошая девушка. Она действительно хорошая. Она готова пригласить Уиллоу, готова игнорировать тупые замечания о котятах, готова сожалеть о проваленном тесте, и даже, в отличие от всех других, сострадать ситуации, в которой оказалась Уиллоу.

Но, не смотря на ее доброту и заботу, она слишком бестолковая.

— Да, — глухо говорит Уиллоу. Она останавливается у книжного магазина. — В какой то степени мило.

— Мне сюда, — говорит она после неловкой паузы. — Мне нужна книга, — без надобности добавляет она.

— Конечно, — добродушно говорит Хлоя. — Если захочешь, можешь потом присоединиться к нам. Мы будем внизу через улицу, в двух кварталах. — Она показывает рукой на несколько магазинов вдали. — Здесь по пути целый ряд обувных магазинов.

— Хорошо. — Уиллоу умудрилась улыбнуться. — И удачи найти красные туфли, Лори. Они подойдут к твоим волосам. Ну, когда ты решишь покрасить их.

— Спасибо, — Лори улыбается в ответ. — Если я куплю что-то, я надену их завтра в школу.

Уиллоу наблюдает, как они уходят, затем разворачивается в сторону книжного магазина.

Между ней и входом будто выросла стеклянная стена.

Ей слишком тяжело преодолеть ту пропасть, которая лежит между нею и дверью. Конечно, она знала, что зайти сюда будет трудно, но была уверена, что справится с этим. Пока она делает что-то для Дэвида, она решила, что может смириться с чем угодно.

Но она никак не думала, что само место будет насколько подавляющим. Раньше она была здесь только вместе с кем-то из родителей.

Уиллоу стоит и смотрит, как другие люди входят и выходят из магазина. Ну, подошла бы она к одному из них, например, к этому симпатичному парню и попросила его помочь ей, взять ее за руку, как если бы была старушкой, не в состоянии в одиночку перейти улицу. Посмотрит ли она на нее как на сумасшедшую? И если он сделает, как она просила, будет ли этого достаточно?

Секунду Уиллоу решает отказаться от своей задачи, догнать Хлою и Лори, попробовать помочь им найти красные туфли на каблуках. Но они давно уже ушли, да и к тому же, она должна довести дело до конца...

Лучше ей поторопиться, у нее не так уж много времени.

Ладно, давай же, сделай глубокий вдох...

Должно быть, она действительно похожа на пожилую даму, делая несколько шагов по тротуару. Она никогда раньше не ходила так медленно и мучительно. Кто-то придержал для нее дверь, только, скорее думая, что она неизлечимо больна, и чтобы не обрекать ее на новые мучения.

— Спасибо, — говорит Уиллоу. Даже ее голос похож на голос пожилой женщины.

Уиллоу осматривается. Место это ничуть не изменилось с момента, когда она была здесь в последний раз. Вряд ли здесь что-то изменилось за последние пятьдесят лет. Эта стабильность пугает. Она не может избавиться от мысли, что после смерти ее родителей должен был измениться весь мир, а не только мир ее семьи.

Она делает несколько шагов вперед и сразу же натыкается на запахи, столпотворение людей, на энергию этого места. Но все же хорошо, сейчас она может справиться с этим. Главное — найти книгу Дэвида, а потом как можно быстрее вернуться назад.

Уиллоу подходит к отделу антропологии, который смогла бы найти и с закрытыми глазами, и вытаскивает бумажку, с нацарапанным на ней названием.

Харрисон, Дж. И.

По крайней мере, эта книга не будет находиться рядом с книгами родителей.

Но после нескольких минут поиска на полках, ей приходится признать, что ее нигде нет.

Ладно, придется спросить у продавца.

Она подходит к стойке информации и вручает листок бумаги продавцу. Он, наверное, лет на пять-шесть старше ее. Как и сам магазин, он слегка неопрятен. Он не похож на того, кто любит книги. Уиллоу видит, как он читает журнал альтернативной музыки.

— Что-то не так? — Судя по тону, его не особо обрадовало, что его побеспокоили. Очевидно, чтение журнала гораздо важнее, чем помощь клиенту. Она улыбается, вспоминая, как Гай описывал сотрудников.

— Не могу найти вот это, — произносит Уиллоу как можно нежнее. — Как думаете, у вас есть эта книга? Может в редких изданиях?

— Одну секунду, — произносит парень, кусая свой бутерброд. — Что это, антропология? Археология? Религия? — Он щурится, читая ее почерк.

— Скорее антропология, — отвечает Уиллоу. — Думаю, может она может быть здесь...

— Я найду тебя, ладно? — Он перебивает ее. — Просто побудь в отделе антропологии, и я дам тебе знать через несколько минут.

Уиллоу медленно возвращается к антропологии, на пути останавливаясь у Британской литературы.

Она лениво листает несколько книг. Странно, но помимо школьной литературы, она ничего в течение месяцев не читала, не с тех пор, когда погибли ее родители. Книги настолько много значили для нее, просто читать их, говорить о них, но теперь...

Хотя, они с Гаем обсуждали...

— Я же сказал быть в отделе антропологии. — Продавец вернул ее к реальности. — В любом случае, она есть у нас, ну, точнее мы найдём.

— Отлично! — Облегчения Уиллоу не передать словами. Она уже думала, что придется вернуться с пустыми руками.

— Да. — Он стискивает зубы, осматривая ее с головы до ног. — Специальный заказ — сто восемьдесят семь долларов, максимально шесть недель, вероятнее три. Ох, тебе придется оплатить всю сумму сразу. Ну, знаешь, таковы правила и все такое.

— Я... Как... Это… А?

Сто восемьдесят шесть долларов? От трех до шести недель?

Она знала, что книга не будет дешевой, и прекрасно понимала, что придется отработать в библиотеке дополнительные смены, но все же.

Сто восемьдесят шесть долларов!

Уиллоу буквально теряет дар речи.

— Ну, так что? Тебе нужна книга?

Уиллоу тупо смотрит на него. Ее голова полностью опустошена.

— Ты заинтересована? — Настойчиво продолжает он. — Эй, что-то не так? Ты выглядишь так, будто собираешься...

— Аллергия. — Уиллоу сильно ударяет рукой по глазам.

— Да? У меня тоже. Ну, так что, заказываешь?

— Я… Эм…

— Ты живешь здесь? — Он перебивает ее. Вероятно, его уже не заботит, купит она эту книгу или нет. — Я играю в группе, двумя магазинами дальше. После работы. По средам и пятницам. Могла бы прийти, послушать, как мы играем, может потом потусуемся вместе.

Этого просто не может быть!

— Спасибо, я… Нет. Нет, прости, я не смогу заплатить за книгу. И я живу…

Уиллоу разворачивается и уходит прочь, не зная, куда направляется, но она должна побыть одной. Срочно.

Она отталкивает людей, отчаянно пытаясь найти место, где смогла бы уединиться. Она заглядывает в каждый проход, но ни один из них не пустует, обязательно найдется кто-то, просматривающий пыльные тома.

Уиллоу чувствует себя еще более сбитой с толку. Ей жарко, пыль заставляет ее чувствовать себя так, словно у нее действительно аллергия. Это место пропитано воспоминаниями, и она ужасно, ужасно разочарована.

Когда она, наконец, достигает конца магазина, она замечает лишь одного покупателя, который, к тому же, уже уходит.

Уиллоу задевает его, едва извинившись, и падает на жесткий металлический каркас книжной полки. Тяжело дыша, она даже не замечает, как об нее одна за другой ударяются книги. Она медленно опускается на пол и накрывает голову руками.

О чем же ты думала? Ты же знала, что могло произойти?

Ей стоило думать лучше. У нее всегда ничего не получается, так почему это должно быть исключением? Почему она решила, что сможет добиться успеха там, где не удалось Дэвиду? Ее список прежних достижений едва ли впечатляет. Уиллоу загибает пальцы на руках, считая свои ошибки. Первое: она должна была знать, что эта книга будет дорогой. Второе: она должна была понимать, что книга не будет просто так лежать и ждать ее на полке. Третье: она должна была понять, что даже если бы и нашла книгу, это все равно не имеет никакого значения.

Но была надежда...

Уиллоу медленно поднимает голову. Она не понимала, насколько сильно рассчитывала найти Дэвиду эту глупую книгу. Утром это казалось просто идеальным, но теперь, когда она мыслит более трезво, что может быть более жалким, чем ее попытки подбодрить брата дурацкими комплиментами? Ей стыдно за свои наивные мысли о том, что будет так просто сделать жизнь своего брата лучше.

Ей стыдно за то, что она такая жалкая.

И стыдно за то, что верила, что лишь одна книга заставит Дэвида снова полюбить ее.

Уиллоу медленно, спокойно открывает свой рюкзак. Ведь нет никакой безумной срочности, которую она всегда считала необходимой. Каким-то образом, сейчас это только кажется неизбежным. Она человек, который причиняет себе боль. Все очень просто. Человек, который убил своих родителей. Человек, который потерял своего брата. Человек, который вынужден оставлять на себе порезы.

Она закатывает рукав, затем качает головой. Ей, действительно, следовало бы подождать, пока затянуться некоторые порезы, прежде чем она сможет резать здесь снова. Ее ноги выглядят намного лучше, но добраться до них не так-то просто. Тем не менее, Уиллоу наклоняется и закатывает джинсы.

— Простите.

Она рывком поднимает голову, когда кто-то переступает через нее и тянется к книге.

Неужели ничего не получится?

Она в отчаянии сжимает лезвие. Лезвие врезается в ладонь.

Хорошо!

Но это все, что она сможет сделать. И вообще, пора уходить. Она должна приступить к работе.

Уиллоу распрямляет джинсы, кладет вещи обратно в рюкзак и начинает вставать. Пока она это делает, ее глаза останавливаются на старой, изношенной, но все же красивой, небольшой кожаной обложки, выглядывающей из-под всех других книг.

Она задается вопросом, что вообще делает в этом разделе, и смотрит в конец прохода, на возвышающуюся табличку.

Драма: Эпоха Елизаветы. Эпоха Реставрации.

Уиллоу и не понимала, какую именно часть магазина выбрала для своего небольшого кризиса. Она достает книгу и смотрит на синий кожаный переплет, затем листает потрепанную копию "Бури", пытаясь прочесть на полях выцветшие фиолетовые чернила, созданные предыдущими читателями.

— Эй, могу я уже пройти?

Она смотрит в лицо особенно симпатичного парня. Актер, наверное.

— Да, простите. — Уиллоу с трудом встает на ноги. Она останавливается на секунду, собираясь положить "Бурю" обратно на полку. Но затем она прячет ее под руку и идет к кассе.

Она не совсем знает, зачем ей покупать ее. Она прочла пьесу миллион раз, да и времени у нее нет, чтобы читать что-либо, несвязанное со школой сейчас, хотя, даже если, и было бы, в квартире есть несколько изданий.

Кроме того...

Разве он не говорил, что его отец банкир? Последняя вещь, которая ему нужна, так это какое-то старое, съеденное молью издание.

Он, вероятно, подумает, что это странно с ее стороны дарить ему пользованную книгу, всю исписанную и помеченную. Он, вероятно, подумает, что это странно для нее, вообще дарить ему какой-либо подарок.

И почему она вообще думает дарить что-то Гаю?

Бессознательно, Уиллоу касается перебинтованного пореза.

Она не должна дарить ему эту книгу. Она вообще не должна ничего с ней делать. Она даже может швырнуть ее куда подальше. Неважно, она просто не должна.

Только вот ему, действительно, следовало бы прочесть "Бурю".

Может, ее визит не был пустой тратой времени, думает она, расплачиваясь за книгу и спеша на работу.

***

— Ну, посмотри на себя. — Карлос подмигивает ей, в то время как она врывается в библиотеку, покрасневшая, слегка задыхающаяся, опоздавшая почти на двадцать минут. — Надеюсь, ты весело провела время.

— Не совсем. — Уиллоу убирает сумку под стол. — В каком она настроении? — Шепчет она, прикрепляя свой бейджик к кофте.

— Тебе повезло, ее нет на месте. Что-то серьезное с зубами.

— Оу. — Уиллоу сочувственно морщится. Она садится на один из высоких табуретов и ставит ноги под перекладины.

— Спроси меня, произошло ли еще что-то интересное, — произносит Карлос. Он откидывается на спинку стула и игриво смотрит на Уиллоу.

— Ну и что же произошло интересного? — Вставляет свою реплику Уиллоу, даже не ожидая ответа. Ей интересно, сможет ли она сделать часть домашнего задания — в конце концов, мисс Гамильтон здесь нет...

— Кое-кто спрашивал о тебе.

— Обо мне? — Уиллоу удивлена. — Ты о моём брате?

— Да ну тебя. — Карлос закатывает глаза. — Думаешь, я не знаю твоего брата? Моложе. Твоего возраста. Парень, — добавляет он, предугадывая ее следующий вопрос. — Я раньше видел его здесь.

— Ох. — Уиллоу минуту обдумывает это. Единственный человек, о котором она может подумать – это Гай. — Что он хотел?

— Хотел знать, работаешь ли ты сегодня. Я сказал ему да.

— Хм. — Уиллоу пожимает плечами и пытается выглядеть безразличной. — Ну, возможно он вернется.

— Никаких возможно. — Карлос с треском выравнивает стул и встает, когда Гай подходит к столу.

— Привет. — Гай улыбается ей. — Я работал здесь, и подумал, что, может, если у тебя перерыв, мы могли бы... 

— У нее как раз сейчас перерыв, — вмешивается Карлос.

— Я только что пришла! — Протестует Уиллоу.

— Я возьму все на себя, — говорит Карлос. — К тому же, здесь тихо. Иди, увидимся через полчаса.

— Ну, спасибо, — медленно произносит Уиллоу. Конечно, она рада перерыву, но внезапно чувствует себя немного неуверенно. Она снимает свой бейджик и кладет его в сумку, затем замирает на секунду.

Оставить свою сумку здесь — совершенно безопасно. Она всегда так делает, когда у нее перерыв, просто берет свой кошелек и кладет его в карман.

Но Уиллоу никак не может забыть о копии "Бури", лежащей на дне сумки.

Не то, что бы она знает, что с ней делать, но ведь она может просто взять с собой сумку один раз.

— Увидимся, — говорит она Карлосу, закидывая сумку на плечо.

— Это было мило с его стороны, — говорит Гай. Они спускаются по мраморной лестнице и выходят из здания.

— Ага. — Уиллоу кивает. Она уверена, что чувствует тяжесть книги, поверх и так уже тяжелой сумки. Хотя, это должно быть ее воображение. В конце концов, она стала тяжелее лишь на несколько грамм.

— Итак. — Гай улыбается ей. — Я занимался в библиотеке, и мне нужен перерыв. Я подумал, возможно, я мог бы затащить тебя в то место, о котором рассказывал.

— Там, где капучино? Конечно. — Уиллоу делает паузу. — Так над чем ты работаешь?

Уиллоу интересно услышать, над чем он работает, но ещё есть миллион вещей, о которых она хотела бы узнать в первую очередь, например, во-первых, почему он хочет провести свой перерыв вместе с ней.

Это потому, что он чувствует обязанность следить за ее опасными занятиями, пока не доложит о них Давиду?

Или потому, что, возможно, просто хочет побыть со мной?

Может, ей все-таки следует подарить ему книгу после всего.

— О, я просто зачитываю классу то, что читаю здесь. Эй, осторожнее. — Он тянет ее обратно на тротуар, когда мимо них на велосипеде проносится курьер.

— Спасибо. — Уиллоу напугана. Не столько сильно велосипедом, хотя он едва не сбил ее с ног, сколько ощущением его руки на своей. Она должна была привыкнуть к его прикосновениям. В конце концов, именно он перевязывал ее руку, он вел ее по лестнице, он держал ее за руку...

Возможно, на нее это так подействовало только потому, что она была выбита из колеи походом в книжный магазин. Или, может, потому, что это был первый раз, когда он коснулся ее по причине, совершенно не связанной с ее порезами.

— Вот это место. — Гай открывает дверь.

Уиллоу садится напротив него за один из зеленых мраморных столов и берет меню, затем кладет его и начинает грызть ногти.

Мило.

Она снова берет в руки меню, но даже не пытается открыть его, затем начинает возиться с салфетками, чтобы хоть чем-то себя занять.

— Ты в порядке?

— Конечно, просто немного...

Нервничаю и испытываю неудобство.

Но в этом нет смысла. В конце концов, он знает о ней, ей нечего бояться.

Так почему она тогда так нервничает?

Она вспоминает тот день, когда уговаривала его остаться с ней. Она должна была отпустить его тогда. Она нарушила обещание, данное самой себе после аварии. Она начинает чувствовать некоторые вещи. Чувствовать многие вещи.

Уиллоу не может позволить себе сделать это. Она не должна подпускать его к себе. Ей не стоит, говорит с ним о том, что он любит читать или где вырос, или о таких рода вещах.

И что она делает, покупая ему подарки? Как только она вернется на работу, она выкинет эту книгу. Первым делом...

— Ты уже решила, что хочешь? — спрашивает Гай.

— А? — Уиллоу даже не заметила, как подошел официант. Она открывает меню, но оно перевернуто вверх ногами.

— Неважно, я позабочусь об этом. — Гай смеется над ней, но с добрыми мыслями. — Ммм, два капучино со льдом, и два, Боже, что бы ты хотела? Ммм, посмотрим, она возьмет... клубничный торт. — Он смотрит на нее. — Это подойдет?

— Да, конечно. — Уиллоу кивает. — Но у меня немного времени, мне надо возвращаться...

— Знаю, но что-то подсказывает мне, что Карлос готов простить тебе опоздание. — Гай оглядывается на официанта. — Два капучино со льдом, клубничный торт и...

— Подожди. — Ей удается перевернуть меню. — Ммм, он будет наполеон с мокко.

— В точку. — Гай протягивает меню официанту. — Знаешь, мне было интересно... Подожди секунду… — Внезапно он престает говорить и тянется через стол, чтобы взять руку Уиллоу. В этот раз его прикосновение грубое, почти неприятное, и Уиллоу немеет от изумления.

Он переворачивает ее руку ладонью вверх, и смотрит на линию засохшей крови, тянущуюся от одного конца ладони к другому.

— Это не то, о чем ты думаешь.

— Правда?

— Нет. — Уиллоу слегка ёрзает на стуле. Его взгляд слишком напряженный, она отворачивается. — Ладно, хочешь знать правду? Это не то, о чем ты подумал. Просто попытка, ясно? — Она убирает руку.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что я хотела, но не смогла. Я была не одна. Послушай, ты хочешь помочь мне?

— Да.

— Тогда давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Хорошо, — произносит Гай. — О чем?

— Ну… — Уиллоу кладет подбородок на руки и задумывается на секунду. — Не знаю, о чем угодно. О погоде.

— О погоде?

— Хорошо. Как насчет погоды в Куала-Лумпур?

— Мы уже говорили об этом. — Гай скрещивает руки на груди и смотрит на нее.

— Тогда расскажи мне об остальном. Как там было?

— Ты зациклена на этом месте, да?

— Мне нравится название. — Уиллоу пожимает плечами.

— Как хочешь. — Гай на секунду замолкает, пока официант расставляет перед ними заказ. — Ладно, ты хочешь знать, как там было? Все совершенно иначе. Я имею в виду все. Люди, здания, еда, вся культура. Будто ты находился на совершенно другой планете. Но по—настоящему я оценить не смог, мне, ну, было трудно находиться там.

— Трудно? Казалось, это должно было быть весело, — протестует Уиллоу. — Ты жил в совсем другом обществе, ты, должно быть, постоянно читал… — Она замолкает, понимая, насколько жалко это звучит. Она могла сказать ему, что звучит это мило. — Извини, почему там было тяжело?

Она не может поверить в том, что спрашивает. Ей следует встать и уйти, вместо того, чтобы углубляться все больше и больше. Последнее, что ей нужно так это, слушать то, что еще больше привлекает к ней его внимание.

Это слишком. Она, как бывший курильщик на табачной фабрике.

— Не пойми меня неправильно. — Гай качает головой. — Это было не совсем плохо. Там было много замечательного. Мы делали много невероятных вещей, например, везде путешествовали, ездили в Таиланд... К тому же, это невероятно интересно видеть весь остальной мир так близко. Но я просто никогда не вписывался. В смысле, я ожидал, что Куала-Лумпур будет другим. Что было странно, так это дети, с которыми я бродил вокруг и школа, в которую ходил. Они отличались от всего, что я когда-либо испытывал. Все они были британцами, все очень, очень богатые. Они были такими же чужими мне, как и все остальное, только дело в том, что я должен был быть похожим на них. Я не был. И это было…

— Тяжело, — медленно произносит Уиллоу. — Похоже, что тяжело. Жаль, что ты не так хорошо провел время, но знаешь, что я думаю?

— Э-э. Скажи мне.

— Ну, может, из-за того, что ты был аутсайдером, ты начал интересоваться антропологией? Я имею в виду, до того, как ты начал читать какие-либо книги и посещать уроки моего брата. Наблюдать другую культуру со стороны, это своего рода антропология, верно?

— Никогда не думал об этом так. — Гай делает глоток кофе. — Я просто жаловался на то, что не вписался, но, наверное, ты права. — Он перестает говорить и смотрит на нее минуту. — Знаешь что? Я паршиво отвлекаю тебя.

— О нет, слушать о чьих-то еще проблемах… поверь мне, это очень отвлекает.

— Но это тоже твои проблемы. Быть аутсайдером. Ну, во всяком случае, ты думаешь так. Одна из них, по крайне мере, и последнее, что я хочу делать, это напоминать тебе об этом.

— Ох. — Уиллоу смотрит на свою тарелку. Он прав, конечно, но как ни странно, его слова не заставили ее думать о своей собственной ситуации. Тем не менее, было бы неплохо, если они хоть раз могли бы поговорить о простых вещах.

— Ладно, — говорит она. — Не думаю, что погода в Таиланде была лучше? Подожди секунду. — Она замечает что-то красное за окном. — Нам повезло, похоже, там что-то намного интереснее. — Уиллоу наклоняется в сторону, чуть ли не соскакивая со стула, и вытягивает шею, чтобы посмотреть в стекло. — Прости, ложная тревога.

— На что ты смотришь? — Гай тоже всматривается в окно.

— Я думала, что увидела Лори, точнее, ее красные туфли. — Уиллоу облокачивается на спинку стула. — Она пошла в магазин за туфлями днем, она собиралась надеть их завтра.

— Это интереснее?

— В миллионы раз. Но это была не она, поэтому забудь.

— Ага, я запутался — ты ходила с ней по магазинам?

— Нет, — Уиллоу вздыхает. — Должна была, но не пошла. Она с Хлоей пошла в центр по магазинам, а я направилась в книжный магазин, который нам… тебе нравится. Так что, мы вроде как, шли вместе.

— Тот, в котором я купил "Унылые тропики"? — оживляется Гай. — Ты купила что-то?

— Нет, — говорит Уиллоу после небольшой паузы. — Ничего, на самом деле.

— Жаль, я не знал, что ты собираешься туда, я бы сходил с тобой. Искала что-то особенное?

Минуту Уиллоу не отвечает. Она слишком занята мыслями о своем запоротом задании. Мыслями о том, что ей нечего преподнести Дэвиду, кроме проваленного теста, который она не собиралась ему показывать.

— Уиллоу?

— Прости, я прости... Смотри. — Уиллоу хватает сумку и вытаскивает свою работу. Она старалась держать сумку так, чтобы "Буря" была скрыта из виду. — Я должна отдать это Дэвиду. — Она протягивает Гаю бумагу. — Он должен подписать его. Но я не могу показать ему это. Я собираюсь подделать подпись или что-то вроде того. — Она секунду ковыряет свой клубничный торт, затем отодвигает от себя тарелку.

— Должно быть, это ново для тебя, — говорит Гай, рассматривая красную F.

— Ты не шутишь.

— Это будет похоже на почерк девушки, если ты переведешь ее. — Гай направляет бумагу на свет. — И бумага слишком толстая. — Он обратно передает ей тест. — Я помню, что ты сказала мне в парке, но, думаю, может, ты неправа относительно всей ситуации. То есть, ты уверена, что не можешь дать это ему? Да, это плохая оценка, но он в состоянии справиться с этим. Подписать бумагу, не так страшно, верно?

— Подписать – это не страшно, страшно то, что представляет собой эта подпись. Он едва справился с родительским собранием. Как я… Просто... Это слишком. И дело не в оценке, дело в том, что… — Уиллоу качает головой, не зная, что сказать. Никто не знает, никто не понимает. — По—моему, это мило, разве нет? — Спрашивает Уиллоу, с особой остротой в голосе.

— Мило? — Гай сбит с толку.

— Я имею в виду, что он делает это для меня, знаешь, подписывает тест, берет на себя ответственность как родитель.

— Мило? — Повторяет он недоверчиво. — Ты шутишь? Это очень, очень трудно, я все еще думаю, что ты...

— Я купила тебе кое-что, — выпаливает Уиллоу.

— Ты купила… Что?

Уиллоу на секунду закрывает глаза. Она немного удивлена, что все—таки подарит ему эту книгу, но пути назад нет. Теперь она должна.

— В книжном. — Она снова лезет в сумку и через стол передает ему пакет.

Гай медленно вытаскивает книгу из пакета. Уиллоу ожидает разочарование, смущение, что она купила ему такую потрепанную, старую...

— Люблю подержанные книги с пометками на полях, это здорово, — говорит Гай, листая страницы. — Всегда представляю, как кто-то читал ее до меня. — Он делает паузу и смотрит на одну из речей Просперо. — У меня слишком много домашней работы, чтобы прочитать ее сейчас, но знаешь, что? К черту, я хочу знать, почему тебе так нравится Шекспир. Спасибо, это действительно мило с твоей стороны. Я имею в виду, тебе, правда, не стоило этого делать.

— Но я все равно купила, — произносит Уиллоу так тихо, что сама сомневается, услышал ли он ее.

— Эй. — Гай нахмурился на секунду. — Ты ничего не написала в ней.

— О, я даже не думала… Я, ну, даже не знаю, что написать, — говорит Уиллоу, смущаясь.

— Ну, может, надумаешь позже, — говорит он.

Уиллоу смотрит, как он читает вступление. Она не ошиблась, его улыбка такая искренняя, что она никак не может отделаться от мысли, что если даже она не смогла сделать что-то приятное Дэвиду, во всяком случае, она способна сделать это кому-то другому.

 

Глава 9

— Ты можешь взять это только на одну ночь, — говорит Уиллоу, проверяя личные данные девушки, чтобы убедиться, что у нее есть привилегии на заем книги.

— Это все, что мне нужно, потому что эта письменная работа должна быть сдана завтра, — отвечает девушка, в некоторой степени запыхавшись. Она берет книгу. — Спасибо.

— Удачи с работой, — произносит Уиллоу, наблюдая за тем, как она несется вниз по лестнице.

Она усаживается обратно на стул, стараясь больше не глазеть на часы. Ее смена закончится через час, но ей так скучно, что она не уверена, что сможет этого не делать.

— Ну как все прошло? — К ней сзади подходит Карлос.

— Хм, ничего особенного, — невинно произносит Уиллоу. — Просто обычная проверка, ей не нужен был межбиблиотечные заем или что-то еще.

— Ты идиотка! — Карлос хлопает ее по руке. — Ты знаешь, о чем я говорю. — Он садится и придвигает свой стул ближе к Уиллоу. — Оживи мой день, милая. Давай. Расскажи мне подробности.

— Тебе больше не к кому приставать? — произносит Уиллоу.

— Нет.

— Ладно, — она вздыхает. — Хм…всё было хорошо. В том месте, через несколько зданий отсюда, потрясающие клубничные торты.

— Если я захочу рецензию на ресторан, я просто прочту газету.

— Почему тебе так интересно, что произошло? — Уиллоу поворачивается, чтобы посмотреть на него.

— Потому что я раньше не видел тебя, улыбающейся вот так. — Карлос откидывается на спинку стула и торжественно смотрит на нее.

Ох.

— Забудь. — Он смеется над ней. — Просто над тобой весело подшучивать. Почему бы тебе не уйти сейчас?

— Я уходила почти на час! — протестует Уиллоу.

— Как я говорил тебе раньше, сегодня здесь глухо. Правда, я справлюсь сам, — Карлос уверяет ее. — Кроме того, ты работаешь слишком усердно.

— Много ты знаешь. — Уиллоу думает о гигантской красной F, жирно написанной на ее тесте, который валялся где-то среди просроченной домашней работы, разбросанной по всей сумке. — Но спасибо, Карлос, ты, правда, очень добр. — Если он будет готов отпустить ее, она не станет возражать. Уиллоу вскакивает со стула и хватает вещи из-под стола.

— Не волнуйся, я собираюсь припомнить тебе это, — говорит сухо Карлос. — Можешь подменить меня позже, может, на следующей неделе.

— Безусловно, — кричит Уиллоу через плечо, когда бежит вниз, буквально перелетая ступеньки. Возможно, все дело в дозе кофеина, которую она получила ранее, потому что нет никакой другой причины, почему она чувствует себя так хорошо.

С трудом верится, что она в восторге из-за того, что ушла на сорок минут раньше.

И, конечно, это не из-за ста пятидесяти страниц Булфинча, которые ей надо прочитать до завтра, к тому же напечатанных на такой дурацкой бумаге.

И, конечно, не из-за того, что придется придумывать, как подделать подпись Дэвида на этом тесте.

Уиллоу сбавляет скорость, ее настроение резко падает, когда вспоминает о задаче, стоящей перед ней. Перевести его подпись, кажется лучшим способом, даже, несмотря на толщину бумаги. Если она обыщет его стол, у нее будет возможность найти несколько погашенных чеков. Ей просто придется держать бумагу под ярким светом…

Она не ненавидит то, вот что превратилась ее жизнь.

Уиллоу останавливается как вкопанная. Там впереди Дэвид. Он тоже ее замечает и слегка машет рукой, пока направляется к ней. Ничего необычного здесь нет, встретить его в кампусе, в конце концов, он здесь работает…

Но его внезапное появление заставляет Уиллоу нервничать, и не только потому, что она хочет подделать его подпись. Просто видеть его здесь — это напоминание всех других случаев, когда она встречалась с ним в кампусе.

Она думает о начале марта, всего за несколько дней до аварии. Это был такой же холодный, серый и беспокойный день, если ей не изменяет память. Они с Кэти дрожали от холода, рассчитывая на более теплую погоду. Ведь весна была не за горами. Дэвид очень злился на Кэти, что она была так легко одета. Не совсем злился, скорее, заботился, в конце концов, она была на седьмом с половиной месяце беременности.

Они все вместе отправились на ужин, где Дэвид и Кэти сильно утомили ее тем, что весь вечер выбирали имя ребенку. Ну, на самом деле они ее не утомили, просто она была довольно взволнована тем, что станет тетей. В шестнадцать лет, ни у кого из друзей Уиллоу не было племянниц или племянников. Но все же надо было показать, что ей скучно, и потребовать сменить тему для разговора.

Хелен. Они остановились на этом имени. Неудивительно: ее брат тоже всегда был фанатом Илиады. Дэвид был уверен, что родители одобрили бы это имя.

Им, возможно, оно понравилось бы. Уиллоу никогда не спрашивала их об этом. Но они никогда не увидят своего первого внука.

Изабель — второе имя ее матери. Она родилась на шесть недель раньше, но сейчас не о чем беспокоиться. Но Уиллоу уверена, что этого не произошло бы, если бы Кэти так много не нервничала.

Иногда она удивляется, что Кэти вообще смотрит ей в лицо.

— Привет, — говорит Дэвид. подходя к ней.

— Я шел домой, но я не ожидал тебя увидеть. Ты сегодня раньше, да? — Он перемещает стопку книг под мышку. — Что-то случилось? Тебе стало плохо, или какие-то проблемы?

— Ничего подобного, — Уиллоу спешит успокоить его. — Там сегодня очень тихо, поэтому меня отпустили раньше.

— Это хорошо. — Дэвид кивает. — Мы можем пойти домой вместе. Я хотел... Стивен, что ты здесь делаешь? — Он приветствует высокого, слегка растрепанного мужчину, который оказывается на их пути.

— Дэвид, как дела? - Стивен жмет ему руку. — Знаешь, я понятия не имел, что окажусь здесь. Если бы знал, то заранее сообщил бы тебе по электронной почте.

Кто такой этот Стивен, Уиллоу не имела понятия. Никогда раньше она не видела его, потому терпеливо ждет, когда Дэвид представит ее.

— Ну так что у тебя нового? - спрашивает Дэвид.

— У меня собеседования в нескольких местных колледжах, я решил остановиться здесь и осмотреться. — Лицо Стивена мрачнеет. — Слышал, им может кто-нибудь понадобиться следующей осенью.

— Ага, думаю, появятся кое-какие вакансии. — Дэвид выглядит задумчивым. — Но для тебя они будут немного низковаты по статусу.

— Да ладно, что-нибудь подберу. Кстати! Слышал, что ты женился. Это правда?

— Да, женат и с ребенком, — кивает Дэвид. — Можешь представить? Помнишь Кэти? Мы поженились. И у нас дочь. Изабель.

— Боже мой! Прошло около полутора лет с тех пор, как я видел тебя в последний раз! Невероятно, как все может измениться за такой короткий срок! Что еще произошло с тех пор?

Уиллоу с тревогой смотрит на брата. Она знает, как неудобно ему от этого вопроса, сколько боли причинит ответ.

— Да, удивительно, что может измениться за такое короткое время, — после ощутимой паузы говорит Дэвид.

— Как будто что-то еще могло произойти помимо женитьбы и отцовства? - смеется Стивен. — И не говори, что у тебя уже есть постоянная должность, даже ты не настолько одаренный.

— Боже, нет, если бы, — смеется с ним Дэвид.

Уиллоу — единственная, кто поражен. Правда, она не ожидала от Дэвида перечисления длинного списка напастей, свалившихся на него с тех пор, как он видел в последний раз этого парня, что волновалась о том, как это повлияет на него… но ничего не сказать?

— А это кто? — Стивен смотрит на нее. — Студентка?

— Ох, прости, я сегодня плохо соображаю. Стивен, это моя сестра — Уиллоу.

— Твоя сестра! — Стивен протягивает руку. — Ты ходишь сюда в школу?

— Нет, я...

— Уиллоу сейчас живет со мной и Кэти, — перебивает Дэвид. Но это все, что он говорит. И никак не объясняет причин.

— Это должно быть здорово для тебя, — Стивен улыбается ей. — Боже, когда я был подростком, я был готов все отдать, чтобы выбраться из-под опеки родителей. Кстати говоря, я даже не спросил, как твои родители. Прошла вечность с тех пор, как я говорил с ними, но я никогда не забуду ту рекомендацию, которую твой отец написал для меня. Прошли годы, но я все еще помню об этом и о нем тоже.

Уиллоу на секунду закрывает глаза. В сложившихся обстоятельствах беззаботная веселость Стивена просто ужасна. Она подходит ближе к брату. Ей хочется взять его за руку, если возможно, утешить каким-нибудь жестом, сделать что-нибудь, чтобы поддержать его в этом тяжелом испытании. В отличие от нескольких мгновений назад, теперь нет возможности избежать ответа, кроме как полной и жестокой правды. Молчание затягивается, Стивен выжидательно смотрит на Дэвида.

— Он… Он очень высоко о тебе отзывался, — наконец, произносит Дэвид. Это все, что он говорит.

Уиллоу потрясена. Она не может в это поверить. Она действительно не может в это поверить! Почему Дэвид не сказал ему, что произошло? Почему он не позволил Стивену узнать, что человека, которым он так восхищался, нет в живых? Нет в живых! И его жены тоже. Что, в конце концов, Уиллоу была там. Что она была за рулем. Что причина, по которой она живет с Дэвидом и Кэти, не в том, что ей хочется сбежать от родителей, а в том, что они мертвы.

Что с ним такое? Почему он так все ужасно отрицает?

На этот раз Уиллоу сердита на брата. По сути, в бешенстве. От чего он прячется? Почему он все время ведет себя так, будто ничего не произошло?

Что-то внутри нее ломается. Исчезает девочка, которая отчаянно пытается сделать его жизнь лучше. Она - уже не тот человек, который сегодня утром вышел из дома. У нее больше нет желания на всякий случай польстить ему, чтобы увидеть его улыбку, ее больше не заботят пустые поиски книги для него, чтобы ему стало лучше. У нее нет желания утешать его, или, что хуже, потакать его отрицанию фактов. В этот момент она практически ненавидит его. Почти так же сильно, как, должно быть, он ненавидит ее.

Ей отчаянно хочется внести ясность. Сказать... Нет, громко прокричать правду. Она это сделает.

Прости, Стивен, Дэвид посвятил тебя не во все детали! Наши родители мертвы. Я убила их. Вот почему я живу с ним и его женой, потому что я убила наших родителей! Понятно? Вот, что произошло за последний год!

К сожалению, не так-то просто нарушить воспитание за семнадцать лет. Уиллоу просто не может встать посреди кампуса и начать кричать во все горло.

Если бы проходил кто-то, кого она знает. Скажем, Лори. Или даже лучше Энди. Кто-то, кого она могла схватить и представить Дэвиду. Кто-то, кому она могла рассказать свою версию событий, пока Дэвид и его друг стояли бы там и слушали.

Уиллоу дико озирается по сторонам, но, конечно же, никого знакомого поблизости нет. Она кипит от негодования, что совершенно бессильна сделать то, что хочет. Она просто стоит и слушает о том, как продолжаются глупые поиски работы глупого друга Дэвида.

— Поэтому я надеюсь, что смогу что-то найти здесь, то есть изначально я сам из этих мест и…

Внезапно у Уиллоу появляется идея. Она знает, что сделать, чтобы выбить из Дэвида всю его беспечность, заставить его рассказать Стивену всю правду о сложившейся ситуации в их семье. Забыть о нежелании, напоминать ему, что теперь он родитель, забыть, об отчаянных попытках защитить его! Она лихорадочно роется в сумке. — У меня есть кое-что, — говорит она так громко, насколько смеет, прерывая Стивена на полуслове. — Кое-что для тебя, — повторяет она, сунув свою тестовую работу Дэвиду под нос. — Ты должен расписаться здесь.

Оба парня выглядят испуганно.

Хорошо!!

— Давай, Дэвид, — настаивает она, запихивая ручку в ладонь Дэвида. — Ты должен подписать это для меня. Необходима подпись родителя или опекуна. — Она торжествующе смотрит то на своего брата, то на его друга, ожидая, что Стивен поинтересуется, что именно она имела в виду под опекуном, надеясь увидеть шокированное лицо своего брата при этом.

Но ее ожидания не были оправданы. Стивен, казалось, не уловил ключевые слова, а Дэвид слишком занят изучением теста, чтобы уделить ей внимание. Стало ясно, что значение бумаги становится ему понятным, он выглядит заинтересованным, но также ясно, что в отличие от Уиллоу у него нет намерения, устраивать сцену перед своим другом. Она добилась лишь того, что сейчас она выглядит сумасшедшей, или, во всяком случае, очень грубой.

— Я должен начать работать, — произносит Стивен после неловкой паузы.

— Удачи в поисках работы, — говорит Дэвид, подписывая бумаги и передавая их обратно Уиллоу.

Уиллоу наблюдает за Стивеном с искривленной улыбкой на лице. Может, ее действия и не оправдали ее ожиданий, но она уверена, что некие последствия все же будут. Она полагает, что Дэвид, наконец, устроит ей взбучку. Не только за проваленный тест, но и за крайнюю невоспитанность. И когда он это сделает, у нее появится возможность. Наконец, они смогут в открытую во всем разобраться.

— Пойдем домой, — говорит Дэвид спустя мгновение. По его выражению лица и по тону в голосе совершенно ясно, что ей удалось его разозлить. Также ясно, что он не намерен указывать Уиллоу на ее поведение или оценки. Он даже не смотрит в ее сторону, когда выходит из кампуса и направляется к парку.

И у Уиллоу нет иного выбора, кроме как молча последовать за ним.

***

— Ну, вы сегодня оба рано, — кричит Кэти из кухни, как только они заходят в квартиру. — Хорошо, я умираю с голоду, хотя, на самом деле, уже успела заказать еду.

— Привет, Кэти, — говорит Дэвид, заходя в кухню. Он кладет свои книги на стол, затем идет к высокому стулу Изабель и дарит ей поцелуй, прежде чем повернуться к жене и обнять ее.

— Надеюсь, ты не против японской кухни, — поверх плеча Дэвида Кэти улыбается Уиллоу, зашедшей на кухню за ним. — Еду доставят с минуту на минуту.

— Отлично, — говорит Уиллоу без особого энтузиазма. Она хотела бы уйти от них, подняться к себе в комнату и побыть в одиночестве какое-то время. Но предельно ясно, что это исключено. Просто не хватит времени, прежде чем они приступят за еду. Она просто должна притворяться, что все в порядке, как обычно и делает, вот только она не уверена, что ей удастся притворяться этим вечером, особенно после всего того, что произошло.

— Ой, знаешь что еще? — Продолжает Кэти, протягивая Уиллоу салфетки и столовые приборы. — Марки снова звонила. Уверена, она действительно хотела бы с тобой поговорить.

— Хм. — Уиллоу едва ли как-то реагирует. Она начинает укладывать салфетки и приборы на стол, при этом бесцеремонно сбрасывая книги Дэвида на пол.

— А вот и еда, — говорит Кэти, как только раздается дверной звонок. Она спешит открыть дверь.

— Вероятно, тебе было бы неплохо навестить Марки, — замечает Дэвид, доставая из шкафа тарелки и помогая Уиллоу накрыть на стол. — Почему ты не перезвонишь ей? — Дэвид почти спотыкается о стопку книг, но вовремя успевает ухватиться за стол. Дэвид поднимает их с хмурым видом и кладет на свободный стул, затем садится и кладет салфетку себе на колени.

Это все, что он собирается ей сказать? Он по-прежнему не собирается упоминать все то, что только что произошло? Она считает невероятным, что он даже не воспитывает ее по поводу ее работы. В конце концов, ее учебная деятельность — одна из главных вещей, о которых они обязаны разговаривать. Может, та сцена напугала его больше, чем она думала.

Хорошо.

— Потому что она не понимает, каково быть сиротой, — отвечает Уиллоу спустя некоторое время. Она отрывисто произносит каждое слово. Она садится напротив Дэвида, скрещивает руки на груди и беспристрастно смотрит на него.

Сейчас, это не единственная причина, по которой Уиллоу потеряла связь со своими старыми друзьями, но она хочет поставить свою ситуацию настолько убого, насколько это вообще возможно. Хочет утереть ею нос Дэвида, получить от него хоть какую-то реакцию. Так или иначе, каким-то образом она заставит его реагировать.

Дэвид не ответил, но она испытывает удовлетворение, наблюдая, как он вздрагивает. Он откидывается на спинку стула и задумчиво рассматривает Уиллоу.

Он выглядит смущенным, и, возможно, даже немного рассерженным. Одно можно сказать наверняка — ее выходки не оставили его равнодушным.

— Я заказала для нас роллы Калифорния, — говорит Кэти, возвращаясь на кухню. — И темпура для Уиллоу. Пойдет? - Ни Дэвид, ни Уиллоу не отвечают ей.

— Буду считать это положительным ответом, — бормочет она, распаковывая еду и размещая ее на столе.

За исключением звуков, издаваемых Изабель, суетящейся на своем высоком стуле, они сидят в полной тишине.

— Как сегодня дела на работе? — Кэти спрашивает Дэвида. Понятно, что она чувствует напряжение за столом и надеется разогнать его небольшим разговором.

— Нормально, — через мгновение отвечает Дэвид. Он отворачивается от Уиллоу. — Ничего особенного.

Уиллоу интересно, следует ли ей упомянуть инцидент со Стивеном. Удивится ли Кэти тому, что Дэвид ничего не сказал ему о смерти своих родителей? Сможет ли это привести к переломному состоянию?

— Не видела твоего старого друга...

— Думаю, мы могли бы...

Уиллоу и Кэти говорят одновременно.

— Извини, — через секунду произносит Уиллоу. — Ты первая.

— Я просто собиралась сказать, что у меня был тяжелый день на работе, и мне бы очень хотелось чем-нибудь заняться сегодня вечером. — Кэти говорит немного напряженно.

Уиллоу награждает Кэти косым взглядом. Она выглядит так, будто бы у нее был тяжелый день, под ее глазами круги, а волосы слегка растрепаны. Не удивительно, она работает в юридической фирме и у нее 6-месячный ребенок. Она выглядит так, будто ей нужен перерыв, возможно кино или что-нибудь еще. Уиллоу знает, что ей следует предложить посидеть с ребенком.

Странно, что они никогда раньше не просили ее об этом.

На самом деле, это чрезвычайно странно, что молодая пара с шестимесячным ребенком время от времени не просит семнадцатилетнюю девушку посидеть с ним. Не могла ли проживающая с ними няня больше помочь им в материальном плане, чем несколько жалких долларов, которые она давала им каждую неделю?

Хотя теперь, когда она думает об этом, разве Кэти не предлагала ей несколько раз позаботиться об Изабель? Но, так или иначе, они всегда кооперировали свои поездки с другими парами с детьми, также забирая с собой Изабель или оставляя ее с няней другой пары.

Но все нормально, Уиллоу все равно, что она никогда раньше не сидела со своей племянницей. На самом деле, она рада, потому что теперь у нее есть необходимое ей оружие.

— Ты выглядишь напряженной, Кэти, — говорит Уиллоу. — Почему бы вам, ребята, не сделать передышку и сходить в кино леще куда-нибудь? — Широко раскрытыми и невинными глазами она смотрит на Дэвида поверх своей жареной креветки.

— Я бы хотела пойти в кино. — Кэти сияет. — Разве это не здорово? — Она улыбается Дэвиду.

— Ну, думаю да… — Он неуверенно замолкает.

— Какое время подойдет тебе? — Спрашивает Кэти, потянувшись за газетой позади себя. — Я думаю, там будет сеанс через полчаса.

— Сегодня вечером? — Дэвид кладет вилку и смотрит на Кэти так, будто бы она сошла с ума. — Мы не можем пойти в кино сегодня вечером. — Он издает смешной звук, будто Кэти предложила прыгнуть с парашютом или что-то в этом роде.

— Почему не сегодня? — рассеянно спрашивает Кэти, листая газету. — Слишком много работы?

— Почему не сегодня вечером? — Вторит ей Уиллоу.

Уиллоу чертовски хорошо знает, почему Дэвид не выйдет из дома, но ей хочется услышать это от него. Она заставит его говорить, даже будь это последним, что она сделает.

— Нет, не так много работы. — Он пожимает плечами. — Просто не хочу.

— Почему нет? — снова спрашивает Уиллоу.

— Я не в настроении идти в кино, — говорит Дэвид, но он никогда не был хорошим лжецом, и его голос звучит неискренне.

— Почему нет? — Кэти говорит раздраженно. — Было бы здорово сделать что-то спонтанно.

— Почему нет? — Уиллоу буквально выплевывает слова. Ее стул создает отвратительный звук, когда она толкает его назад и встает.

— Что на тебя нашло? — Дэвид в замешательстве смотрит на Уиллоу. — Почему ты так сильно хочешь, чтобы мы ушли?

— Уиллоу, — произносит Кэти, — может тебе следует...

— Почему бы тебе ни рассказать Кэти, почему ты так отчаянно хочешь остаться дома? — Уиллоу грубо обрывает Кэти.

— Не так уж и сильно я хочу остаться дома…

— Хорошо. — У Уиллоу дрожат руки. Она кладет их на спинку стула, чтобы успокоить их. — Я скажу ей. — Она поворачивается, чтобы посмотреть на свою невестку. — Понимаешь, Кэти, Дэвид боится оставлять меня наедине с Изабель. Он слишком напуган. Полагаю, он думает, что я хочу прикончить оставшуюся часть семьи. Мамы с папой было недостаточно.

На секунду наступает полная тишина. Даже Изабель перестает возиться на своем высоком стуле. Уиллоу не может поверить, что ей хватило мужества сказать это, но, судя по мертвенно-бледному лицу Дэвида, она, наконец-то, попала в точку.

— Уиллоу! — В ужасе восклицает Кэти. — Как ты могла даже подумать о подобном? — Ее взгляд мечется между ними двумя. — Очевидно, она ждет, что Дэвид будет отрицать это, но он ничего не говорит.

— Я права, не так ли? — произносит Уиллоу. Она смотрит на Дэвида, но он сосредоточился на своей тарелке и отказывается встретиться с ней глазами.

— Ну? — настаивает она. — Почему бы тебе просто не сказать это? Почему бы тебе не сказать Кэти, что ты...

— Это был несчастный случай, — Дэвид прерывает ее, его лицо еще белее, чем несколько секунд назад. Ясно, что ему тяжело контролировать свой голос.

— Правда? Тогда почему ты боишься оставлять меня наедине с...

— Это был несчастный случай, — повторяет он. — Но оставаться с шестимесячным ребенком... Ну, у тебя все должно быть под контролем, это...

— О, перестань, Дэвид, — Уиллоу перебивает его. — Тебе нужно придумать что-нибудь получше! Дело не в том, что я не сидела с ребенком несколько лет. Признай это. Ты боишься оставлять ее со мной. Ты боишься, потому что думаешь, что я...

— Я думаю, что ты еще не оправилась, — Дэвид перебивает ее. — Ты сейчас через многое проходишь, несправедливо ждать от тебя...

— Прекрати это! — Уиллоу тяжело дышит. — Просто прекрати! — Уиллоу не может слышать от него такой лжи. — Скажи правду! Скажи это уже! Признай, что ты винишь меня в их смерти! Признай, что ты сейчас ненавидишь меня!

Уиллоу закрывает рукой рот. Она уже близко, опасно близко к тому, чтобы полностью развалиться на куски. Что может заставить ее чувствовать колоссальный ужас, всю боль своего положения, так это осознание того, что она абсолютно точно потеряла любовь своего брата. Если бы она так крепко не держалась за стул, то в слезах упала бы на пол, но она просто не позволит этому произойти. Она не подготовлена к такому горю.

Она закрывает глаза, отчаянно нуждаясь хотя бы в каком-то контроле. Она отталкивается от стула, который падает на пол с громким стуком, и направляется к лестнице.

Уиллоу знает, что Дэвид и Кэти что-то кричат ей вслед, но она не слушает. Она слишком нацелена на достижении своего святилища. Она достигает комнаты и запирает за собой дверь, искренне благодаря предыдущего владельца за поставленный на дверь замок.

Она до сих пор слышит крики своего имени, когда опускается на пол, закрыв уши руками. Все, что угодно, только бы отгородиться от шума. Потому что шум угрожает сокрушить ее. Не только шум голосов Дэвида и Кэти, но и вечный визг тормозов. Треск удара головы ее матери о приборную панель. Серебристый звук бьющегося вдребезги лобового стекла.

Уиллоу больше не выдержит этого. Она должна остановить, должна блокировать волну чувств, которые начинают поглощать ее. К сожалению, она оставила свою сумку внизу, но, к счастью, в ее комнате есть все, что ей нужно. Она ползет по полу к кровати и шарит под матрасом в поисках своих принадлежностей, сбив при этом телефон с тумбочки у кровати.

Какая-то ее часть замечает звук гудка, пронизывающий воздух. Но этого не достаточно, далеко не достаточно, чтобы заглушить звуки, заполняющие ее голову. Она судорожно хватает бритву, готовая к тому, что ей необходимо.

Уиллоу ненадолго останавливается. Она не знает, что думает, не знает, что делает, но она вдруг берет телефон и набирает уже знакомый ей номер.

— Алло? — Его голос звучит невероятно далеко.

— Алло, — повторяет Гай.

Уиллоу не может говорить. Она прислоняется к кровати и начинает расстегивать блузку дрожащими пальцами. Она смотрит вниз, на живот, ищет подходящее место и делает первый порез, дожидаясь момента, когда боль заглушит все остальное. Она не наступает так быстро, как обычно, и ее дыхание превращается в тихий стон, пока бритва погружается все глубже и глубже в ее плоть.

— Уиллоу? — Спрашивает Гай. Его голос громок.

Уиллоу закрывает глаза, позволяя звуку добраться до нее. Это борьба. Она не может перестать слышать треск лобового стекла, и становится все хуже. Сейчас картинка кажется более ясной. Она видит лицо отца, раздавленное до неузнаваемости, кровавое месиво. Она видит свою мать, целую и невредимую, но со стеклянными глазами. Она опускает лезвие еще глубже, будто ее кровь может смыть ужасную картину.

— Уиллоу? — Повторяет Гай.

Уиллоу не говорит, она неглубоко дышит. Она наблюдает, как кровь вытекает из созданного ею пореза, но ничего не меняется. Не в этот раз. Она сильно ударяет снова, глубже. Сейчас она чувствует боль, но будет ли этого достаточно?

— Уиллоу, — говорит Гай третий раз. Только на этот раз это не вопрос. На это раз ясно, что он просто подтверждает свое присутствие.

Уиллоу пытается сосредоточить внимание на его голосе, на спасательном круге, брошенным им. Картина перед глазами не исчезает, но, пока она слушает голос Гая, звуки аварии тускнеют.

Она прекращает резать. Бритва бесполезно болтается в ее руках; она, наконец, сделала свою работу. Уиллоу полузакрытыми глазами наблюдает за струйкой крови на своей коже.

Ее дыхание углубляется, становится более ровным, похожим на дыхание Гая. Звуки их дыхания в унисон поразительно интимные. И вскоре единственный шум, который проникает сквозь боль Уиллоу, — это нежный свист их обоюдного вдоха, когда она погружается в сон с трубкой в руке, будто это живое существо, ее возлюбленный.

 

Глава 10

Первое, о чем думает Уиллоу, когда просыпается - что светильник расположен не там, где должен быть. В следующее мгновение она осознает, что сама находится не там, где обычно. Вместо того чтобы лежать в кровати, она лежала на полу, все еще одетая во всю свою одежду и сжимая выключенный телефон. Она не чувствовала себя настолько ошеломленной и озадаченной с тех пор, как очнулась в больнице после аварии.

Но это временное замешательство насчет светильника - единственное, что ее смущает. Все остальное предельно ясно. Она знает, почему лежит на полу, она знает, почему она до сих пор в своей одежде, знает, почему одежда прилипла к телу, и знает, почему в воздухе витает слабый металлический запах крови.

Уиллоу вспоминает подробности прошлой ночи. Выражения лиц Кэти и Дэвида…

И голос Гая на другом конце провода, звук его дыхания, пока она резала себе кожу.

Она переворачивается на живот, отпуская трубку и морщась, когда твердый пол соприкасается с ее свежими порезами.

Она кладет подбородок на руки и думает о том, что позвонила ему. Ей никогда не приходило в голову, что она на самом деле ему позвонит, и никогда не ожидала, что будет сидеть в парке с ним, покупать ему книгу, или вообще проводить вместе с ним время.

Но все это не означает, что Уиллоу счастлива от того, что позвонила ему. Позор захлестывает ее с головой, когда она вспоминает те нечленораздельные звуки, издаваемые ею, пока она кромсала себе кожу. Почему она решила сделать его причастным к этому? Почему позволила ему однажды войти в мир ее боли? Он заслуживает гораздо лучшего.

Уиллоу знает, что Гай — единственный, кто сказал ей, звонить ему в первую очередь, но ей придется поверить, что он не мог знать, во что себя вовлекает. Может, Гай и знал, что она делает себе порезы, но знать и быть свидетелем — хоть и по телефону — две совершенно разные вещи.

Она задается вопросом, как он поведет себя, когда они встретятся в школе. Будет ли он поднимать тему телефонного звонка? Более того, как он поведет себя? Конечно, вполне возможно, что она даже не увидит его в школе.

В любом случае, ей хватает тягостных мыслей, о которых стоит подумать. Забыть реакцию Гая. Как она посмотрит в лица Дэвида и Кэти?

Уиллоу смотрит на часы. Она проспала, поэтому есть шанс, что они уже ушли. В любой другой день кто-то, Кэти или Дэвид, обязательно бы ее разбудил. Но им, должны быть, также хотелось избегать ее, как и ей их.

Она заставляет себя встать на ноги, задача не из легких, учитывая, насколько изношено и устало она себя чувствует. Она кладет трубку, затем на цыпочках идет к двери. Она открывает ее как можно тише и высовывает голову.

Ее приветствует тишина.

Должно быть, они действительно уже ушли. Хорошо. У нее есть небольшая передышка. Может, за это время она смогла бы подобрать подходящие слова для встречи с ними. Должна ли она извиняться за события прошлой ночи? Может, единственный, кто должен просить прощения, так это Дэвид? Может, ей стоит вести себя так, будто ничего и не произошло.

Да! Это будет просто!

Уиллоу тихо закрывает дверь, хоть и прекрасно знает, что никто ее не услышит, и направляется в ванную. Пора начинать новый день. Она останавливается на секунду, чтобы достать чистую одежду из шкафа.

Первое, что попадается ей в руки, футболка с короткими рукавами — не совсем подходящая вещь, которую она сможет одеть в ближайшие дни, учитывая, насколько открыты ее руки. Она запихивает ее обратно в ящик.

Конечно, если бы она не ходила в школу, она могла бы одеть все, что захотела…

Может, ей следует остаться дома, по сути, открыть учебник по французскому, или посмотреть, если она может, наконец, сделать кое-какую работу по Булфинчу, например, закончить читать или начать работать над исследованием. Не будет ли это иметь больше смысла, чем пойти в школу, где она будет, как во сне ходить из класса в класс, все еще потрясенная событиями предыдущей ночи? И не только поэтому. Но если она пропустит школу, это решит одну проблему, по крайней мере, на сегодня: как себя вести при встрече с Гаем.

Отлично, одна проблема решена. Жаль, что она не может также пропустить остаток своей жизни. Она швыряет одежду через плечо, заходит в ванную и включает душ.

Когда вода стекает по ней, она прислоняется к мокрому кафелю и с нездоровым интересом наблюдает, как смываются засохшие корки крови и утекают в канализацию. В отличие от порезов, которые никогда не переставали облегчать ее боль, это зрелище не доставляло никакого утешения. На самом деле, это заставляет ее чувствовать себя еще хуже. Уиллоу понимает о страшной разнице между тем, что она делает и тем, что чувствует, когда видит плоды своего труда, но невозможно думать разумно, когда тебя преодолевает необузданное желание резать себе кожу.

Уиллоу с вздохом выключает душ, одевается, и спускается по лестнице на кухню.

Здесь не так уж и много еды, кроме как полупустого мешка кренделей и нескольких баночек детского питания. У Кэти всегда не хватало времени для походов по магазинам, отчасти, поэтому они так часто заказывали еду на дом. Может, ей следует позже отправиться в магазин, это могло послужить своего рода предложением мира.

Точно. Будто это что-то изменит!

Уиллоу берет горсть черствых кренделей и бредет к столу. Прислонившись к сахарнице, она замечает записку со своим именем, написанную почерком Кэти.

Мгновение она просто смотрит на нее, слишком напуганная, чтобы прочесть ее. На самом деле, Кэти не может сказать ничего такого, что могло бы усугубить ситуацию. Уиллоу задается вопросом, выговор это или попытка все уладить?

Только один способ выяснить это.

Она берет бумагу, прежде чем может изменить свое решение.

Дорогая Уиллоу,

Я решила не будить тебя сегодня...

Ты должна знать, как сильно мы с Дэвидом любим тебя. Не думай, что он винит тебя за то, что случилось или что он не доверяет тебе! Это так далеко от истины.

Дэвид уверен, что твой вчерашний поступок связан с проблемами в школе. Ты не должна беспокоиться об этом! У тебя достаточно времени, чтобы исправить оценки. В любом случае, мы оба думаем, что ты невероятно хорошо справишься в данных обстоятельствах. Возьми выходной, если захочешь. Может, тебе не помешало бы сходить в парк и сделать несколько рисунков.

Попробуй, и станет легче.

С любовью, Кэти.

Уиллоу аккуратно складывает записку и кладет ее в карман. Она знает, что должна чувствовать облегчение, и она тронута беспокойством Кэти, но все-таки, в основном письмо только угнетает ее. Заверения Кэти только доказывают, что она и понятия не имеет, что происходит. В некотором смысле, ее заверения в любви ничем не отличаются от нежелания Давида обсуждать произошедшее. В обоих случаях — просто огромная неудача в попытке наладить отношения.

Она отворачивается от окна, собираясь подняться обратно по лестнице и начать работу, когда что-то снаружи привлекает ее внимание. Здесь всегда есть, на что посмотреть: молодые мамы с колясками, измученные бизнесмены, спешащие на работу, бегуны в яркой одежде. Но этим утром здесь нечто большее. Потому что этим утром частью событий, происходящих на улице, является Гай.

Сначала Уиллоу уверена, что все это ей мерещится. Но нет, он действительно здесь, стоит недалеко от парка и смотрит на ее дом. Единственное объяснение, которое приходит ей на ум, что, быть может, он ждет ее.

Этого достаточно, чтобы пропустить школу…

Уиллоу не знает, какой следующий шаг должна совершить. Она всегда может оставаться в квартире и так и избегать его, но кто сказал, что он не пересечет улицу и не позвонит дверь?

И, кроме того, она не совсем уверена, что хочет избегать его.

Нет, хочу… Я имею в виду…Разве нет?

Без сомнений, Уиллоу стыдно, что она позвонила ему, и что он слышал ее муки во время... этого события. Тем не менее, на ряду со стыдом возникает другое чувство. Она связана с ним: может, нитью крови, узами лезвия или чем-то еще, — но, что бы ни послужило причиной, она не может этого отрицать.

И было бы грубо игнорировать его…

Уиллоу не перестает анализировать ситуацию, но хватает ключи и направляется к двери.

Она останавливается перед домом и смотрит на него. В ее сознании формируется тысяча вопросов. Она хочет знать, почему он здесь, хочет знать, что он думает о ее звонке, но так или иначе, единственное, что ей удается сказать, пока она стоит здесь, дрожа в своей рубашке, это:

— Как ты узнал, где я живу?

— Ну, знаешь, есть такая вещь, называется телефонная книга, — говорит Гай, пересекая улицу. — И твой брат разместил свой адрес на сайте для своего класса.

— Ох. Верно. — Кивает Уиллоу, потирая руки.

— Что ты здесь делаешь босиком? — Спрашивает Гай, рассматривая ее.

Уиллоу смотрит вниз, на свои ноги на асфальте. Она даже не заметила, как не обулась.

— Я… Я просто выбежала из дома, когда увидела тебя. Я не останавливалась… — Уиллоу замолкает. Она удивляется, почему они обсуждают такие незначительные вещи. Это потому, что он тоже не хочет поднимать тему телефонного звонка?

— Ну, не думаешь, что тебе следовало бы надеть какую-нибудь обувь?

— Да, ну, я тоже так думаю. — Уиллоу неловко перемещается вперед и назад. — Давай, пойдем внутрь, — говорит она спустя секунду, и заводит его в дом.

Гай пристально смотрит на нее, пока она открывает дверь. Его пристальный взгляд заставляет ее нервничать. Он, должно быть, думает о телефонном звонке, о том, что он значил, но он ничего не говорит, он, кажется…

— Твои руки, — Гай прерывает ее мысли.

— Да? — Уиллоу останавливается у входа в гостиную и поворачивается к нему лицом. — Что с ними? — Она смотрит на свои руки и пытается разглядеть то же, что видит Гай. На них множество следов, и что с того? Гай и раньше видел ее порезы, без сомнений, он — единственный человек во всем мире, перед кем она может показаться в футболке.

— На них нет новых отметин, — говорит он после паузы. Он указывает на тонкие красные линии, что покрывают ее кожу. — Эти были сделаны еще давно.

Уиллоу точно знает, к чему он клонит, но не собирается отвечать на его невысказанный вопрос. — Здесь, — говорит она, подходит к дивану и садится напротив него. Мгновение спустя, Гай тоже садится.

— Ну, тогда где ты их сделала? — Очевидно, теперь, когда он поднял эту тему, он не намерен опускать ее.

— На животе, — говорит она, решив, что, в конечном счете, проще просто сказать ему.

— Но это… Я думал... То есть, ты говорила, что делаешь это только на руках! — Возражает Гай.

Уиллоу уставилась на него, сбитая с толку его протестами. Он говорит, что было бы лучше, если она бы резала свои руки? Он не верит, что она разрезала себе живот? Он — не дай Бог — думает, что это она подняла эту тему? А когда звонила ему, притворялась, пытаясь привлечь его внимание или еще что-то? Уиллоу приходит в ужас от этой мысли.

— Я говорила, что в основном делаю порезы на руках. — Ее голос грубый. — Если не веришь мне, быть может, хочешь посмотреть?

Она поднимает футболку выше бюстгальтера, расстегивает джинсы и опускает их почти до уровня своего нижнего белья. — Вот! — Говорит она сердито, почти кричит. — Посмотри, если не веришь мне!

Уиллоу удивляется собственному поведению. Она не может перестать думать о том, насколько бы отличалась это сцена, если она снимала бы одежду по нормальным причинам. Если бы дело было только в этом, то ее заботило бы, насколько хорошее у нее белье, насколько хорошо выглядит она сама, а не насколько порезы кажутся свежими, чтобы он мог поверить.

Однако Гай упорно не смотрит на ее живот. Его лицо повернуто в сторону, он смотрит на выцветшие персидский ковер, книжные полки, куда угодно, только не на ее обнаженную кожу.

— Давай же, — она напоминает ему еще раз.

Гай поворачивает голову, медленно, осторожно, пытаясь держать глаза на ее лице. — Я никогда не говорил тебе, что не верю тебе, просто я был удивлен… — Он несчастно замолкает.

Уиллоу неуклонно смотрин на него. Она не уверена, что когда-то видела, чтобы кто-то выглядел таким несчастным, таким смущенным, таким, как он сейчас.

Наконец, его глаза опускаются ниже, и он смотрит на ее живот, действительно смотрит на него, изучает каждый порез.

Уиллоу откидывается назад и смотрит на него сквозь полузакрытые глаза. Она кажется ошеломленным. Она знает, есть нечто неправильное в этой сцене. Он смотрит на нее совершенно безмолвно не потому, что пленен ее красотой, а из-за ужаса того, что он видит.

Гай медленно протягивает руку и кладет на ее живот. Его рука большая и полностью покрывает созданный недавно разрез. Покрывает так, что легко притвориться, будто нет ничего необычного на коже, к которой он прикасается. Так легко притвориться, что его рука находится там, чтобы не закрывать ее порезы, а совершенно по другой причине.

Но Уиллоу не может притворяться. Правда, что рука Гая у нее на животе влияет на нее совсем по-новому. Но эти чудесные ощущения смешиваются с болью, вызванной тем, что он задевает недавно поврежденную кожу.

А что касается Гая, не похоже, что он наслаждается, и даже вряд ли уловил романтические возможности ситуации. Скорее всего, ему больше, чем просто нехорошо. Его лицо белое как простынь.

Неожиданно он резко отдергивает руку и прижимает ладонь ко рту.

— Хочешь, чтобы я подержала тебе голову? — спрашивает Уиллоу с особым оттенком в голосе. Она помнит тот момент в хранилище, когда Гай предложил подержать ее волосы, насколько она была поражена его невероятной добротой, насколько она поражена сейчас всем этим. Она жалеет, что не смогла быть такой же внимательной в ответ, но она слишком травмирована последними событиями, чтобы вести себя достойно.

— Нет, нет, — Гай трясет головой. — Я… нет.

— Хорошо, — Уиллоу опускает футболку и застегивает штаны.

Какое-то время Гай ничего не говорит. Он сидит так же, как и она, откинувшись на диване, у него изумленное выражение лица.

— Что.… Скажи мне, что заставило тебя сделать это? — запинаясь, спрашивает он.

— Я поссорилась с братом, — отвечает Уиллоу. Она не особо знает, как еще можно описать то, что произошло.

— Что.… Из-за чего? Ссора. То есть.… Из-за чего она произошла? — спрашивает Гай. Похоже, его покинула способность говорить красивые речи. Уиллоу понимает, что никогда не слышала, чтобы он говорил так невнятно.

— Мы не решили, чья очередь мыть посуду, — говорит Уиллоу.

Она слишком устала, чтобы еще раз проходить через это.

— Отлично, — говорит Гай. — Просто отлично. — Он с трудом встает на ноги. — Не старайся быть честной со мной, мне наплевать. То есть, я же пришел сюда утром ради забавы, ведь так? И меня все это не волнует. Это не серьезно. Не изнуряй себя, пытаясь прямо ответить мне или что-то еще.

Уиллоу кивает. Его злость не удивила ее, но она естественно не ожидала, что он купится на ее слова.

— Послушай, прости, — через секунду говорит он. — Я не должен был так заводиться...

— Нет, — перебивает Уиллоу. — Ты должен был. Я была не очень любезна с тобой, а ты был...

Добрее, чем я имела право ожидать от кого-либо.

Она взволнована сильнее, чем может сказать, тем фактом, что он появился у ее дверей. Противоречивые чувства превратились в благодарность. Она хочет спросить его, почему он здесь, но немного боится услышать ответ. Скажет ли он, что это, потому что она напугала его? Уиллоу знает, что лишилась права называться нормальной, но все же ей ненавистна мысль, что он может считать ее… сумасшедшей или что-то в этом роде.

Или он здесь, потому что обещал, что ничего не расскажет ее брату и из-за этого чувствует себя ответственным?

Или он здесь, потому что заботится о ней?

Уиллоу глубоко вздыхает. Она чувствует, что не в состоянии говорить ни о чем из этого. Она чувствует, что не в состоянии сказать ему, что его действия значат для нее, и понимает, учитывая все это, по меньшей мере, что она может сделать — это рассказать ему правду о прошедшей ночи.

— Ссора была из-за того, что Дэвид сейчас ненавидит меня, — Уиллоу произносит это просто, без трагизма. — Он ненавидит меня, потому что я убила наших родителей.

Уиллоу ждет, чтобы услышать неизбежное. Услышать от Гая то, что говорят все остальные, будто это был просто несчастный случай, и что она не намеревалась убивать своих родителей. То, что ее брат любит ее больше чем когда-либо, сейчас, когда она сирота. Она слышала эти пустые слова бесчисленное количество раз.

Но Гай молчит. Он просто смотрит на нее.

— Не могу даже представить себе, как это тяжело для тебя, — наконец, говорит он. Он выглядит потрясенным. — Для вас обоих, на самом деле, — добавляет он через мгновение.

— Ты прав, ты не можешь, — говорит Уиллоу тихим голосом. Она должна была знать, что он не стал бы отделываться от нее бальным ответом, пытаться отговорить ее от своих чувств или говорить ей, что она все придумала. — Но… по крайней мере, спасибо, что не сказал мне, что это все только в моей голове.

— Ну, тогда пожалуйста, — на мгновение Гай замолчал. — Послушай, может, я не должен говорить этого после того, что ты мне сказала. Я знаю, что действительно не могу понять, через что ты проходишь, и верю, что ты веришь в то, что твой брат ненавидит тебя. То есть, я совершенно не думаю, что все это только в твоей голове. Уверен, что это действительно… ну, тяжело для вас обоих. — Он садится на диван и поворачивается к ней лицом. — Но ты уверена, что, может, ну я не знаю, истолковала что-то неправильно? Я просто подумал о Дэвиде Рэндалле, у которого учился в прошлом году. Он не похож на человека, который может ненавидеть свою сестру. Я хочу сказать, а кто бы ненавидел? Но особенно он, я просто этого не вижу.

— Думаю, я все-таки знаю его лучше тебя, — холодно говорит Уиллоу.

— Я не пытаюсь сказать тебе, что ты чувствуешь, а что - нет. Я просто хотел бы, чтобы ты почувствовала себя лучше и, может, смогла бы посмотреть на вещи с другой стороны…— он не заканчивает предложение.

— Это не так просто, — говорит Уиллоу. Сейчас ей тяжело смотреть на него. Ей больно видеть, насколько несчастным он выглядит, потому что она знает, что ответственна за это. — Послушай, не думай, что разговор с тобой не заставляет меня чувствовать… — она подыскивает слова. — Ну, ты не разговариваешь со мной, как остальные, — сбивчиво заканчивает она, но это не все, что она на самом деле хотела сказать, отнюдь нет.

— Да, но и ты тоже не разговариваешь со мной, как все остальные, — говорит Гай.

— Разве? — удивляется Уиллоу.

— Конечно, обсуждения "Унылых тропик" между разговорами о том, на каких частях тела ты себя режешь, потому что считаешь себя убийцей. Совершенно обычное дело, с каждой знакомой мне девушкой все то же самое. Что с вами такое, люди? То есть, если мне действительно приходится выдерживать подобный разговор, претворяясь, что мне не скучно… — Он качает головой.

Уиллоу не может поверить, действительно не может поверить, что она смеется, Гай — тоже, и какое-то мгновение они оба буквально трясутся от смеха. — Я не по этому себя режу, — говорит она после того, как успокаивается.

— Тогда почему ты просто не... — говорит Гай, но Уиллоу перебивает его.

— Послушай, я просто минуту назад пыталась сказать, что ты — единственный человек, который слушает меня и которому не приходится претворяться, что все в порядке, — она останавливается, не уверенная, нужно ли продолжать, но на самом деле это меньшее, что она может сделать для него, учитывая, как много он сделал для нее.

— Знаешь, я кое-что поняла после смерти своих родителей, — голос Уиллоу слегка дрожит. — Я поняла, что люди говорят, как они реагируют, говорит о них гораздо больше, чем что-либо еще. Люди думают, что они приносят тебе соболезнования или как угодно назови их, но на самом деле они позволяют увидеть тебе, что из себя представляют.

— Я не совсем тебя понимаю, — хмурится Гай.

— Ну, ладно, вот, что я имею в виду, — Уиллоу глубоко вздыхает. — После похорон одна пожилая дама подошла ко мне, чтобы сказать, как ей жаль. Я едва ее знала, но мои родители знали ее получше. Как бы то ни было, она сказала, что ей жаль, а потом добавила, что, по крайней мере, они умерли не в одиночестве. — Уиллоу закрывает глаза, когда видения и звуки того дня обрушиваются на нее. Это не просто, но через мгновение она берет себя в руки и продолжает.

— Так вот, довольно странно говорить такое, когда думаешь об этом. Я хочу сказать, что мои родители мертвы, они погибли в автомобильной катастрофе, через это ужасно трудно пройти, а она говорит, что они, по крайней мере, умерли не в одиночестве, то есть она сказала, что это хорошо, что они умерли вместе, — на секунду Уиллоу замолкает и смотрит на Гая. Она видит, как внимательно он слушает.

— Когда я говорю, что она была старой, — продолжает Уиллоу, — то имею в виду, что она старая, думаю, ей было за восемьдесят. И я знаю, да и все остальные — тоже, что ее муж умер тридцать лет назад, а ее единственный сын погиб во Вьетнаме прямо перед этим. И полагаю, что у нее перед глазами было лишь то, что она умрет в одиночестве. При этом она не была равнодушной - как для нее, с моими родителями все произошло быстро.

— А вот еще один пример: на другой день я рассказала Лори о своем брате, как ему приходится заменять родителей, и знаешь, что она ответила? Что он милый. И она тоже не была равнодушной. Она просто не понимает, — Уиллоу замолкает и отводит взгляд от Гая. — Но с тобой, ну, то, что ты говоришь… Ты понимаешь, и от этого мне… лучше. — Уиллоу чувствует, что начинает краснеть.

— Ты много краснеешь, — через мгновение говорит Гай.

— Ничего не могу с этим поделать.

— И не делай. То есть, красней. Мне кажется, это мило.

— Ох.

— И я, правда, счастлив, что от того, что я делаю, тебе становится лучше.

— Ох. — Теперь Уиллоу действительно красная, но она не отворачивается от него, а лишь позволяет ему смотреть на себя и ее раскрасневшееся лицо.

— Мы сильно опаздываем в колледж, — говорит Гай. — Мы определенно пропустили первый урок.

— Я сегодня не иду в колледж, — говорит ему Уиллоу. — Я просто не могу, тем более, после вчерашней ночи, и в любом случае, я настолько отстала в своей работе, что мне действительно нужно остаться дома и попытаться все наверстать.

— Может, я тоже не пойду, — Гай вытягивает свои ноги и скрещивает за головой руки. — Это мог бы быть отличный день для отдыха.

— Ты не обязан делать это из-за меня, — торопливо говорит Уиллоу. — Я имею в виду, тебе не стоит беспокоиться, что я собираюсь что-то сделать…

— Может, я делаю это, потому что хочу, — говорит он. — И раз уж я здесь, есть что-то, что ты хочешь сделать? Я имею в виду, перед тем как приняться за домашнее задание?

Уиллоу думает обо всех вещах, которые ей бы хотелось сделать: пойти спать три дня подряд, доделать свой проект... наконец-то. Может даже сделать что-то для Кэти и Дэвида, например, убрать дом или сходить за покупками, но все эти вещи бледны в сравнении с одной острой необходимостью, которая у нее есть прямо сейчас.

— Знаешь, что бы мне действительно хотелось сделать, больше чем что-либо? — Уиллоу наклоняется вперед. — Я бы хотела позавтракать. Я умираю от голода.

— Звучит и впрямь отлично, — говорит Гай. — Я тоже умираю от голода. Давай выбираться отсюда, — он поднимается и ставит её на ноги.

— Чего бы тебе хотелось? — спрашивает Уиллоу, хватая свитер из шкафа. — Ты хоть знаешь, какое-нибудь место неподалеку, где мы можем позавтракать? — она закрывает дверь и спускается вниз по лестнице к нему.

— Я знаю самое лучшее место, — уверяет он её. — И оно всего в нескольких минутах отсюда.

— Нет никакого места, находящегося в нескольких минутах отсюда, — возражает Уиллоу, пока они идут по тротуару.

— А я смотрю, ты умеешь здесь ориентироваться... — говорит Гай, когда они поворачивают за угол и останавливаются напротив старомодной забегаловки. Он толкает дверь плечом, открывая её. — Два сэндвича с беконом, яйцом и сыром на вынос, - он передает их заказ парню за прилавком. — Мы возьмем их в парк, хорошо? Посидим на скамейке или что-то вроде того.

— Довольно неплохо, — говорит Уиллоу спустя несколько минут, откусывая сэндвич.

— Ты никогда прежде не пробовала бекон, яйцо и сыр? — недоверчиво спрашивает Гай. — Они походят на классическое средство от похмелья.

— Да, что ж... у меня никогда не было похмелья прежде.

— Что же тогда было по поводу алкогольного желе с твоей лучшей подругой? — Гай смотрит на нее с подозрением, когда они входят в парк. — Никаких скамеек, пошли. Так или иначе, я знаю место получше.

— Если ты помнишь, я сказала тебе, что меня стошнило, когда мы попробовали алкогольное желе, никакого похмелья, — говори Уиллоу, следуя за ним через парк. — И если тебе действительно интересно, это, пожалуй, был единственный раз, когда я делала что-то подобное.

— Идеально, — говорит Гай. Они садятся на вершине небольшого холма, под японским кленом, спинами опираясь на дерево. Это невероятно красивое место, затененное, окруженное цветами, с видом на маленький искусственный пруд.

— Так ты всё еще видишься с кем-то из своих старых друзей? Я имею в виду... что случилось с теми девушками, проводившими время за алкогольным желе?

Он переворачивается, пытаясь, устроится поудобнее. Уиллоу чувствительна к каждому движению, которое он совершает. Он вытягивает ноги, чуть подталкивая её, и на миг их бёдра словно срастаются.

Первая реакция Уиллоу — отодвинуться, дать ему больше пространства. Но через секунду, она отклоняется назад и позволяет своим ногам упасть на его. Он, кажется, не замечает. Да и с чего бы? Это естественно, особенно после того, что произошло на диване, но Уиллоу полностью осознает, как её тело реагирует на это.

— Нет, на самом деле, я больше не разговариваю со своими старыми друзьями, — говорит она через некоторое время. — Марки — та, с которой мы ели алкогольное желе... Я не разговаривала с ней месяцы. — Уиллоу заканчивает есть сэндвич и комкает обёртку.

— Ты, как бы... не скучаешь по ним?

— Ну, да, но… — Уиллоу думает о телефонных звонках, которыми они с Марки обменивались раньше. Она задается вопросом, что бы подумала Марки о Гае, и представляет, каким был бы разговор между ними двумя о нём. Жаль, что она не будет говорить с ней в ближайшее время. — Знаешь, почему я больше не разговариваю со своими старыми друзьями? — Уиллоу поворачивается, чтобы посмотреть на Гая. — Я не могу, потому что это слишком больно. Сначала я думала, что это было лишь из-за того, что они не понимали мою ситуацию, но затем я поняла, что это из-за того, что они слишком сильно напоминают о той жизни, которая у меня была. Видеть их с родителями, делать все те вещи, которые мы делали раньше, что бы то ни было — всё это слишком сложно. Вещи кажутся такими же, и затем, в конце дня, они возвращаются к своим привычным жизням, к своему привычному старому миру, который они всегда знали. А я застреваю в своем собственном, в этом новом мире, в котором я проснулась. Я просто гость в их мирах. — Она нервно начинает кромсать скомканную упаковку от сэндвича.

Гай спокойно забирает обёртку из её рук и выбрасывает вместе со своей в ближайший мусорный бак.

— Ты говоришь, что я ошибаюсь насчет своего брата, - продолжает Уиллоу. — Но вот часть о том, откуда я знаю, почему права. Для него я постоянное напоминание того, какой его жизнь была прежде. Он никогда не сможет сбежать от этого, даже на пять минут. Я вторглась его мир. Каждый раз, когда он видит меня, он знает, что что-то изменилось навсегда, — она останавливается. — Прости. Ты задал мне простой вопрос, и я... Слушай, даже я больше не хочу об этом говорить. Сделай мне одолжение, хорошо?

— Погода в Куала-Лумпур? — Гай вскидывает брови.

— Ну, хоть что-то.

— Хорошо… Ты знаешь, что я делал, когда ты позвонила?

— Ох… — Уиллоу думает около минуты. — Смотрел игру?

— Какую игру? — Гай выглядит запутавшимся.

— Не знаю, разве нет никакой игры?

— Ты имеешь в виду Мировую серию?

— Сойдет.

— Ты опережаешь события на десять дней.

— Хорошо, так что же ты делал?

— Читал "Бурю".

— О, — Уиллоу обдумывает это. — И… — подсказывает она.

— Возможно, ты права, — соглашается Гай. — Она лучше, чем "Макбет".

— Я же говорила!

— Я сказал, что, возможно, ты права. Но в действительности ты не можешь сравнивать, потому что они совсем разные. Я имею в виду, "Буря" вся такая волшебная, романтичная... Эй, посмотри на это, — он прерывает сам себя. — Посмотри! Около пруда.

— Что? — Уиллоу прослеживает за его взглядом, но не находит чего-либо, в чем он так заинтересован, разве что человека, выбирающегося из лодки.

— Он просто оставляет её здесь, — говорит Гай. Он, кажется, взволнован. — Ты должен возвращать их, я знаю это, потому что я арендовал их пару раз. Это, на самом деле, дорого, но этот парень просто оставляет её здесь! Пошли, — он хватает её за руку, поднимает на ноги и начинает бежать вниз по холму.

— Ты знаешь, что делаешь? — говорит Уиллоу, наблюдая за тем, как он залезает в лодку.

— Извини? — Гай смотрит на неё. — Я занимаюсь греблей на реке три раза в неделю, ты думаешь, я не могу справиться с прудом?

— Всё равно, — Уиллоу пожимает плечами, затем осторожно забирается в лодку и садится, пока он хватается за весла и направляет лодку к центру пруда. — Вы когда-нибудь с Энди, я не помню, уменьшали свое время на три минуты?

— На десять секунд, — Гай тянет весла. — Сейчас мы делаем 2500 за восемь минут и двенадцать секунд. Если мы это время сократим на три минуты, то побьем мировой рекорд с довольно большим отрывом. В любом случае, я не жду, что мы побьем 8.12. Энди не особо хорошо старается, а я не так уж и беспокоюсь. Я занимаюсь греблей только потому, что мне нравится ранним утром плыть по реке.

Уиллоу наблюдает за действиями его рук, когда он гребет. В его движениях есть что-то невероятно успокаивающее, почти гипнотическое. Она не может оторвать взгляда от плавного движения его сильных слегка загорелых рук, когда он управляется с веслами.

Она опускает ладонь в воду и по мере продвижения оставляет за собой легкий след. Может, это из-за того, что она измучена с прошлой ночи, или потому что весла, погружаясь в воду, издают нежный звук, Уиллоу не знает и ей все равно. Она лишь уверена в том, как спокойно себя чувствует, лучше, чем за последние дни и даже недели. Она наблюдает за Гаем из-под полу прикрытых век, и прежде, чем погрузиться в сон, видит его улыбку.

 

Глава 11

— Смотри, вот это похоже на кролика.

— Ты в своем уме? — Уиллоу поворачивает голову, чтобы взглянуть на Гая. Они лежат рядом на траве и смотрят на облака. — Это, скорее всего, лебедь.

— Это ты с ума сошла. Гляди, — он показывает на небо. — Видишь уши?

— Нет, это шея.

— Уши.

— Слушай, — Уиллоу переворачивается на живот и подпирает голову руками. — Не знаю, как тебе это сообщить, но у тебя, похоже, серьезные неприятности.

— Да неужели? И какие?

— Тебе знакомы тесты с чернильными кляксами? Ты, наверняка, где-нибудь читал про них. Когда психиатр заставляет тебя смотреть на картинки с чернильными кляксами.

— Да, конечно, — Гай поворачивается на бок лицом к ней.

— Так вот, дело в том, что большинство людей, глядя на какое-то чернильное пятно, думает, что оно похоже на дом или что-то еще, но есть другой человек, который считает, что оно похоже на.… Ну не знаю, на паука…

— Или кролика.

— Точно! И таких людей признают невменяемыми.

— А ты что думаешь?

— Ну, считать, что облако похоже на кролика… плохой признак.

— Может, то, что ты считаешь, что оно похоже на лебедя, гораздо хуже, — зевая, говорит он и снова переворачивается на спину. — Так какую домашнюю работу тебе нужно было бы сейчас делать?

— Пожалуйста, не напоминай, — стонет Уиллоу. Когда она утром решила пропустить школу, то действительно намеревалась провести весь день, просматривая тест по французскому, или, наконец, приступить к работе над докладом. Она и не ожидала, что проведет это время, болтаясь по парку с Гаем. Но за три часа с тех пор, как они позавтракали, они больше ничем не занимались, кроме как греблей, долгой прогулкой и, наконец, простым сидением и разговорами.

Уиллоу знала, что ей не следовало этого делать, но все же было невозможно расстаться с ним. Несмотря на то, что она по сути все еще не разобралась в том, что произошло прошлой ночью, несмотря на то, что она сильно отстала в своей работе, она не чувствовала необходимости что-либо делать, кроме того, чтобы сидеть и разговаривать с ним. Девочка, которая убила своих родителей, которая режет себя, находится за миллион милей отсюда. Прямо здесь, прямо сейчас Уиллоу попросту и всего-навсего девушка, проводящая день в парке с парнем.

— Ладно. — Гай слегка подталкивает её локтём. — Ну же, скажи мне.

— Я сильно отстала на курсе, который вам всем так нравится — "Мифы и Идиоты" или как он там называется, — говорит Уиллоу, выдергивая пару травинок с лужайки. — Мне нужно уйму всего прочитать, и я уже должна была начать писать доклад. — Она пытается использовать травинки как свисток. — И почему у меня не получается? Я думала, что траву можно использовать как свисток или вроде того.

— Мифы и Идиоты? — он смеётся. — Это хорошо. Энди оценит. И да, с помощью травинок можно свистеть, но я не делал этого с пятилетнего возраста, поэтому не проси меня показать, как это делается.

— Помощи от тебя. — Уиллоу позволяет травинкам разлететься на ветру. — Ты знаешь, о чем должен быть доклад? О Деметре и Персефоне, потере и освобождении, как после того, как Персефону увели в подземный мир, они умерли друг для друга. Я хочу сказать, что для меня это должно быть довольно просто. Возможно, у меня единственной в классе имеется личный опыт, так? — Уиллоу на секунду замолкает. — Кроме того, что ты уже знаешь? Речь не о потере, а о возрождении, о том, как они воссоединяются…

— Ты выбирала тему? — Гай кажется удивленным.

— Нет. Как там его зовут… Адамс? Так вот, он мне ее дал.

— Ну, это было очень мило с его стороны.

— Ох, знаешь, он, вероятно, даже не думал о том, что делал.

— Очевидно, нет. — Гай поворачивает голову и внимательно смотрит на нее. — Послушай, если у тебя сейчас тяжелые времена, возможно, я могу помочь. Уверен, у меня все еще есть где-то старые работы, может, если ты на них посмотришь, тебе будет легче начать. — Он отворачивается и снова смотрит на облака.

— Спасибо, — произносит Уиллоу. — Что… Что ты делаешь? — она подозрительно смотрит на него. Он лежит на спине, глядя на облака, но у него вытянуты руки, и он двигает ими, будто…

— А на что это похоже?

— Хм, если бы мне пришлось отгадывать, я бы сказала, что ты пытаешься регулировать движение или дирижировать.

— Вроде того. На самом деле, я пытаюсь сдвинуть облака ближе друг к другу, — говорит он. Он выглядит серьезным. — Видишь? Вот это, которое похоже на кролика, ладно, на лебедя, и это, похожее на слоеный торт. Я сдвигаю их ближе друг к другу.

— Хорошо. — Уиллоу внезапно садится. — Я же говорила тебе, что видеть кролика - плохой признак, ты, очевидно, сошел с ума, это только…

— Ты это видела? — перебивает ее Гай. — Оно сдвинулось, не отрицай этого! И расслабься, я не сумасшедший, техника, которую я использую очень старая и уважаемая.

— А?

— Это из "Книги магии для мальчиков", которая вышла в печать в 1878 году, я купил ее в центре. Фокус номер тринадцать. Как управлять погодой и удивлять друзей на чаепитиях.

— Чаепитиях?

— Я же сказал, она вышла в 1878 году. Кроме того, она английская. Там было полно ссылок на такие вещи, как вечеринки в саду и игры в крикет, и как себя вести при выполнении трюков для тех, с кем заключил пари.

— И ты, м-м, купил ее недавно?

— Я купил ее, когда мне было двенадцать, — сказал Гай. — И, да, это очень стыдно, но я, правда, верил, что эти штуки, типа заклинаний для контроля погоды, работают. Вот! Ты это видела? Говорю тебе, я двигаю облака! — он с триумфом смотрит на нее.

— Я тебя умоляю. — Уиллоу даже не утруждает себя тем, чтобы взглянуть на небо. — Это ветер. За последний час стало более ветрено и холоднее. — Она ложится на траву. — "Книга магии для мальчиков"? Кажется, твоему наставнику понравилось бы.

— Уверен, что это его давно потерянный родственник написал ее, — отвечает ей Гай, но он полностью сосредоточен на небе. — На самом деле, я думаю, что это была последняя книга, которую я купил до того, как мы переехали в Куала-Лумпур.

— Я бы подумала, что это помогало тебе соответствовать всем тем британским деткам, — говорит Уиллоу, глядя на него. Он гораздо интереснее, чем облака. Она размышляет над тем, каким он был, когда ему было двенадцать.

— Возможно, если бы все мы жили сотни лет назад, и, возможно, если бы я все-таки выучил какой-нибудь хороший трюк. Но единственное волшебство, в котором я разобрался, — это, как делать действительно тупые карточные фокусы, которые раздражали бы друзей и делали бы из тебя идиота на чаепитиях на открытом воздухе. — Гай корчит рожу. — На самом деле, я даже и не думал об этой книге с тех пор. Она довольно быстро мне надоела, но чтение "Бури" напомнило мне о ней. Помнишь, как Просперо вызывает в воображении ту бурю? Вот видишь! Ты не смотришь. — Он слегка тянет ее за косу. — Ну же, поверь мне немного. Очевидно, что в книге что-то есть, но я был слишком молод, чтобы действительно понять, как трудно управлять погодой. Говорю же тебе, облака двигаются, мы определенно на пути к тому, чтобы вызвать бурю. — Он замолкает и поворачивается к ней лицом. — Ты видишь? Прямо как Просперо.

— Ты совсем не Просперо!— возражает Уиллоу. — Ты скорее…

Ну, он точно как Фердинанд.

Уиллоу поражена, насколько это верно. Конечно, он как Фердинанд. Он идеальный романтический герой. Она также вспоминает слова Миранды, когда та впервые замечает Фердинанда:

И как хорош тот новый мир, где есть такие люди!

В отличие от Миранды Уиллоу находится в новом мире, и даже если она никогда не выбирала, чтобы оказаться там, для нее он прекрасен, что в нем есть такой потрясающий человек.

— Послушай, — говорит Гай, прерывая ее мысли. — Похоже, действительно будет дождь. Нам надо выбираться из парка. Если только ты не хочешь остаться. Довольно весело находиться на улице во время шторма. Ты должна увидеть, как молния выглядит над водой.

— Нет, — коротко отвечает Уиллоу. — Ненавижу дождь.

— Нет! Не говори так! — Гай выглядит действительно расстроенным. — Я хочу сказать, что это действительно серьезная категория: есть люди, которые понимают, насколько дождь - это здорово, и люди, которые приходят в бешенство, потому что он нарушает дорожное движение. Пожалуйста, не говори, что ты ненавидишь дождь.

— Я раньше любила его. — Она вспоминает все те мгновения дома, когда час за часом проводила, свернувшись на подоконнике с книгой, в то время как дождь барабанил по стеклу.

— Тогда почему ты...

— В ту ночь шел дождь, — неожиданно произносит Уиллоу. — Его не должно было быть, но он шел. И это был не тот красивый дождь, о котором ты говоришь. Он был проливной. Я всегда думала, как бы все было, если бы погода была чуточку лучше. — Дальше она не уточняет. Она уверена, что он поймет, какую ночь она имеет в виду.

— Тогда почему ты все-таки села за руль? — Гай определенно понимает, о чем речь. Он придвигается ближе и берет ее за руку. — Я не понимаю. Ты сказала мне, что у тебя даже прав еще не было, и погода была настолько ужасной. Что случилось?

— Ничего. Ничего не случилось. А, что ты имеешь в виду? Мы были в ресторане. Мои родители выпили. — Уиллоу пожимает плечами. — Это так ужасно, то, что я сделала.… Такого просто не должно было… Прошлой ночью у нас опять… кое-что произошло с братом. Мы поссорились. И знаешь, с чего все началось? Мы встретили одного его друга, и тот спросил Дэвида о наших родителях, а он ему ничего не рассказал. Он не смог рассказать. Он не может смело посмотреть на то, что я сделала. Не может смело посмотреть на то, кто я.

— Может, он просто не хотел снова переживать это. Может, он хотел защитить тебя. Избавить тебя от того, чтобы этот парень задавал еще вопросы, — говорит Гай.

Уиллоу смотрит на него, не говоря ни слова, какое-то время, обдумывая сказанное прежде, чем отвергнуть, как неправдоподобное.

— Наверно, нам нужно уходить из парка, — говорит Гай, когда начинается дождь. Он встает, поднимая ее за собой. — Хочешь вернуться к себе домой или, может, пообедать? Я бы позвал тебя к себе, не считая того, что там будет моя мама, которая удивится, что я делаю дома в середине дня. Она художница, — добавляет он. — Поэтому она работает дома.

— Я еще не хочу кушать, - говорит Уиллоу. — И мой дом слишком далеко отсюда. Они начинают идти быстрее, чтобы избежать дождя, но бесполезно.

— Ты знаешь, куда мы могли бы пойти? — неожиданно спрашивает Гай. — Мы могли бы… — Но он не договаривает, и ему тяжело встречаться с ней глазами, когда они выходят из парка и пересекают улицу.

Уиллоу уверена, что знает, о чем он думает. Очевидное место, всего в квартале отсюда, со свободным доступом для студентов, увлекательное и, к несчастью для нее, полное воспоминаний.

Они могли бы пойти в музей. Где Гай слушал лекцию ее родителей, где она сама была бессчетное количество раз.

— Ты же хотел сказать про музей, да? Думаю, это хорошая идея. Пошли. — Она дергает его за рукав.

— Ты уверена? — Он выглядит обеспокоенным.

— Нет, но все равно пойдем туда, — говорит Уиллоу, когда раздается раскат грома. Дождь льется сплошным потоком, оставаться на улице — безумие, и, безусловно, это самый разумный вариант.

— Ладно.

Они бегут по кварталу так быстро, как только могут, а потом вверх по лестнице в музей.

— Я промокла! — Она встряхивает головой, и капли воды разлетаются в стороны. С Гая тоже стекает вода на отполированный мраморный пол.

— У меня в рюкзаке есть толстовка, которую я тогда тебе одалживал, — говорит он. — Мы можем использовать ее в качестве полотенца.

— Пожалуйста... — Не успевает она произнести это слово, как оказывается закутанная в его толстовку, и он начинает ее энергично растирать. — Ой! Прекрати! — смеется Уиллоу. — Не так грубо!

— Ты не хочешь высохнуть?

— Хочу, но я же не щенок!

— Я бы не был так...

— Тс-с! — предупреждает их охранник.

Уиллоу перестает смеяться — не столько из-за выговора охранника, сколько из-за того, что она внезапно узнает окружающую обстановку. Она медленно осматривается, как бы пробуя на вкус свои ощущения. Будет ли это похоже на то, что было в книжном магазине?

Но когда она осматривает большой мраморный вестибюль, то не испытывает ничего подобного. Может, это потому, что в отличие от книжного магазина музей кажется абсолютно другим по сравнению с тем, что она помнит. Уиллоу никогда не приходила сюда раньше в будний день. Он практически пустой. Она видела музей только заполненным людьми, сейчас же он будто предоставлен целиком и полностью им. Может, потому что у нее воспоминания об этом месте не связаны с родителями, она была здесь много раз без них.

Или, может, потому что она не одна.

— Итак, чем хочешь заняться? — спрашивает Гай, заканчивая вытираться. — Что бы тебе хотелось посмотреть?

— Забудь о том, что хочу я, — отвечает Уиллоу, когда они направляются к лестнице. — Я знаю, точно, что ты хочешь посмотреть. Динозавров, верно?

— Абсолютно точно.

Они проходят по широким коридорам мимо комнат с украшениями из нефрита и племенными масками, мимо лекционного зала, где выступали ее родители, пока, наконец, не доходят до выставки динозавров.

— Вот эти мои любимые, — говорит Гай, ведя ее к парочке орнитомимидов[1]Динозавры орнитомимиды (птицеподобные) имели округлые туловища, длинные ноги с крепкими мышцами, большие глаза, беззубые клювы и маленькие головы, поддерживаемые длинной стройной шеей.
. Он наклоняется через бархатную веревку, и на мгновение Уиллоу кажется, что он собирается погладить одного из них.

— Не трогать, — предупреждает скучающий охранник.

— Как будто я могу, — бормочет себе под нос Гай. — Думаю, я могу понять его точку зрения. — Он выпрямляется и поворачивается к Уиллоу. — Я бывала здесь на выходных, когда весь музей заполнен маленькими детьми. Ты бы видел их, они практически залезают на них. Особенно на тираннозавра. Они сходят по нему с ума. — Он идет через комнату, чтобы осмотреть другой скелет.

Уиллоу не может сдержать легкой улыбки. Насколько она может судить, он не сильно отличается от пятилетних детей, по крайней мере, когда это касается динозавров.

— Итак. — Гай отводит глаза от модели восстановленной челюстной кости и смотрит на Уиллоу. — Куда теперь? Какая у тебя любимая экспозиция? Погоди, не говори мне. Я знаю, что угадаю, дай мне минутку. Ладно, тебе, наверно, нравятся драгоценные камни и минералы, верно? Я не говорю о комнатах со всеми этими причудливыми штучками, драгоценностями королевских особ или чем-то подобном, они слишком официальны для тебя. Я имею в виду полудрагоценные камни, огромные куски аметиста и топаза.

— Ты прав, — говорит Уиллоу. На самом деле, огромные пурпурные и золотистые кристаллы с их особенным сиянием находятся среди тех вещей, которые больше всего нравятся Уиллоу в этом музее. Она не удивлена, что он угадал, особенно после всего того, что они пережили вместе. Но все же тот факт, что он с легкостью может определить ее желания, немного смущает ее. К ней снова возвращаются противоречивые чувства, которые она испытывала утром.

Она немного отходит от него, скрещивает руки и думает. Это не похоже на стыд, который она чувствовала раньше. То, что он знает о ней необязательно плохо, совсем нет. Узы, сковывающие их, — единственная положительная вещь в ее жизни. Тем более что он все знает. Он знает самое страшное про нее, и, стоя здесь перед ним, невозможно не чувствовать себя ужасно уязвимой.

— Ну, так как, не хочешь спуститься вниз?

— Ты знаешь, все обо мне, — выпаливает она. — Гай выглядит испуганным, и она понимает, что, глядя на то, как он обеспокоен тем, что она только что сказала, ее слова, взявшиеся из ниоткуда, прозвучали полной ерундой. — Я хочу сказать, что ты не просто знал, что мне бы хотелось посмотреть аметист… — она замолкает, не зная, как продолжить.

— Ну, ты же знала, что я хотел бы посмотреть динозавров, я не...

— Это другое, — перебивает Уиллоу. — Ты парень, и в тебе от природы заложено, что тебе могут нравиться динозавры.

— Знаешь, если бы я сказал это, потому что тебе, как девушке, должны нравиться драгоценные камни, ты бы сказала мне, что это гендерная дискриминация...

— Ты не понимаешь, — как-то бурно восклицает Уиллоу. — Я имею в виду, что ты знаешь самую ужасную вещь обо мне, а я… не знаю того же о тебе. Я знаю только хорошее, но не знаю, чего ты стыдишься, того, что ты хотел бы скрыть ото всех остальных.

— О. — Гай выглядит все еще удивленным тем, какой оборот принял их разговор.

— Неважно, — спустя секунду бормочет она. — Послушай, пойдем просто посмотрим на камни, ладно? Идем. — Она тянет его за руку. — Забудь о том, что я сказала.

Но Уиллоу забудет с трудом. — К сожалению, из-за того, что она держит его за руку, проще не становится. Держать кого-то другого за руку было бы настолько невинно, но не в случае с Гаем. Его ладони, его большие и красивые ладони, которые перевязывали ее руку и чувствовали ее шрамы, только напоминают ей о том, что ему известна ее самая глубокая тайна.

— Ну вот, — говорит она, когда они входят в зал с камнями и минералами. Как и на выставке динозавров, они здесь одни, даже без охранника, скорее всего потому, что все здесь спрятано за небьющимся стеклом.

Комната расположена под землей, окон нет. Но все помещение освещено искусственным светом и отраженным свечением самих камней. Странное призрачное сияние и неравномерные кристаллические образования всегда вызывали у Уиллоу впечатление, будто она гуляет по поверхности Луны.

— Знаешь, где-то здесь есть огромная устрица. Тебе может, не понравится, но мне она кажется потрясающей. В ней находилась самая крупная природная жемчужина. Я забыла, сколько она весила, но.… Погоди минутку, она вон там, если я правильно помню. — Уиллоу кажется, что она без умолку болтает, но не знает, что еще делать. Те слова, что она произнесла наверху, все еще ощущаются в воздухе, и ей отчаянно хочется вернуться к тем беззаботным шуткам, которыми они обменивались в парке.

— Что думаешь? — спрашивает она с неестественной веселостью, когда они останавливаются напротив устрицы.

— Я не думаю, что я, ну… Я не думаю, что чего-то стыжусь, — говорит Гай, полностью игнорируя устрицу и поворачиваясь к ней лицом. — Я ничего такого не сделал, что приходится прятать от других людей. Ну, или, по крайней мере, ничего необычного. Уверен, что я жульничал на каком-нибудь тесте по алгебре в восьмом классе или что-то вроде того.

— О, — слабо произносит Уиллоу.

— Я имею в виду, что не совершал какого-то особого поступка, о котором бы боялся, что узнают люди, — продолжает Гай. — У меня все не так. Я бы сказал, что, скорее всего, мне бы не понравилось, если бы люди, мои друзья, даже Адриан узнали, что большую часть времени творится у меня в душе. — Он замолкает и смотрит Уиллоу в глаза. Она видит, что даже, несмотря на всю его силу, он так же раним, как и она.

— Понимаешь ли, я… ну, думаю, лучше всего описывает мои чувства то, что я напуган, абсолютно напуган. И в глубине души я знаю, что многие люди испытывают то же самое, но все же.… То есть, я знаю, что Лори скажет тебе, что она напугана. Она боится, что не поступит в правильный колледж или, что они с Адрианом будут ходить в разные колледжи. И я не говорю, что эти страхи не являются для нее настоящими, но просто у меня это по-другому. Я больше боюсь, что поступлю в правильный колледж, после этого, может, найду правильную работу, и снаружи все будет выглядеть замечательно, но я никогда в действительности не сделаю ничего особенного и даже не задумаюсь. И даже если снаружи все хорошо, я буду знать, что потерпел неудачу, не в чем-то несущественном, как колледж, а в жизни. — На секунду он перестает говорить.

— Продолжай, — говорит Уиллоу. Она сжимает его руку.

— Ладно, помнишь тот день в книгохранилище, когда ты рассказывала мне о том, что собой представляют полевые работы?

— Да, — кивает Уиллоу.

— Ну, и мы шутили, знаю, что это покажется тебе бессмысленным примером, но я сказал, что, возможно, мне не понравятся полевые работы, потому что я люблю душ. Иногда я переживаю, что вся моя жизнь будет основана на том, что удобно и просто. Я слишком много забочусь о том, что заставляет меня чувствовать себя хорошо, и так я никогда ничего не достигну по-настоящему. И тогда я беспокоюсь, что даже если это произойдет, у меня ничего не получится.

Уиллоу ничего не говорит. Она слишком занята тем, что обдумывает сказанное им, и не может понять, почему, когда он настолько открылся перед ней, сделав себя уязвимым, он кажется еще сильнее.

— Но последнее время я особо не беспокоился о таких вещах, — говорит Гай. — Думаю, сейчас меня пугает больше всего мысль, что я не смогу защитить тебя.

Уиллоу смотрит на него. Она не знает, как реагировать на столь удивительную вещь, которую он сказал ей. Она крепче сжимает его ладонь и чувствует, что он медленно придвигается к ней, очень медленно. Ей кажется, будто они оба под водой, и она знает, что он собирается поцеловать ее.

— Кхм! — Когда в комнату входит охранник и откашливается, они отпрыгивают друг от друга.

Гай криво ухмыляется ей. Уиллоу может сказать ему, что вмешательство оказалось нежелательным, но забавным.

Но она чувствует совсем другое. Как бы сильно ей ни хотелось поцеловать его, она чувствует своего рода облегчение, что охранник предотвратил их поцелуй. У нее бешено колотится сердце от предвкушения, каким был бы этот поцелуй, и от страха.

Потому что теперь именно она боится, очень боится. Не его, а себя или даже своих чувств к нему.

Разве ты не знала? Разве не знала, что все так обернется?

Она должна была бы знать. Разве не могла она сказать это с самого первого раза, когда они разговаривали в библиотеке - она говорила с ним так, как почти никогда и ни с кем - что это произойдет? И она также пыталась это предотвратить. В первый же день, когда он хотел проводить ее домой, она пыталась прогнать его.

Что случилось с ее решимостью? Ей не стоило звонить ему прошлой ночью. Она не может поверить, что провела столько времени, разговаривая с ним и узнавая его, что практически умоляла его раскрыть ей самые глубокие тайны своей души.

Но, самое главное, она не может поверить в то, что позволила ему зацепить себя и стать чертовски значимым для нее.

Уиллоу знает, что год назад, оказавшись в подобной ситуации с таким парнем, она была бы невероятно счастлива, но ее жизнь уже не такая, как год назад.

Это прямо-таки удивительно, что в ее новом мире, далеком от храбрости, есть такой человек. Но, к большому сожалению для Уиллоу, она не может позволить себе такие чувства к нему, какие бы испытывала, живя в своем старом мире.

Молчание, повисшее между ними, становится неловким. Уиллоу знает, что Гай ждет, что первой что-нибудь скажет она. Что он ждет ее ответа на то, что он сказал ей и, может, даже больше, ее ответа на его попытку поцеловать ее. Она должна что-то сказать ему, она должна ответь на его дар, что он предлагает ей. Но не может. Она не может сказать ему, что тронута, потому что не может себе этого позволить. Она не может сказать ему, что беспокоится, потому что она изо всех сил старается не беспокоиться.

Уиллоу не знает, что делать. Ей нужно уйти от него, уйти, пока все не стало еще сложнее, но она не знает, как сделать элегантный выход из этой ситуации. Она не знает, как можно игнорировать просьбу, которая так отчетливо написана у него на лице.

— Держу пари, к данному моменту дождь уже прекратился. Я должна идти домой, чтобы попытаться что-нибудь сделать к этому докладу, — вот, что, наконец, решается сказать Уиллоу. Она видит, как меняется выражение его лица — он выглядит так, будто ему залепили пощечину, возможно, это самое ужасное, что она могла сказать.

— Доклад? — С недоверием переспрашивает он. — Ты надо мной смеешься? Таков твой ответ? Отлично. — Он отступает назад и отодвигает ее в сторону. В отличие от предыдущего раза, сейчас его движения быстрые, очевидно, что ему тоже не терпится убраться от нее подальше. — Отлично, как скажешь. Думаю, я пойду в библиотеку посмотреть, может, тоже выполню кое-какую работу. — Его голос холоден, и Уиллоу может сказать, что ему больно, и он сбит с толку.

— Я провожу тебя туда, — поспешно говорит она. Теперь он сбит с толку еще больше. А почему бы и нет? Она знает, как безумно, должно быть, звучит, учитывая отказ, который только что дала ему. Но Уиллоу еще не в состоянии уйти от него.

И она едва может оставить его с таким выражением лица.

— Как хочешь, — неуверенно произносит он. — Пошли, давай выбираться отсюда.

На улице действительно перестал идти дождь. Снова светит солнце, и дует легкий ветерок, но они оба не обращают внимания на красоту дня. Всю дорогу к библиотеке ни один из них не произносит ни слова.

— Что ж, я как обычно пойду в книгохранилище. Хочешь пойти со мной? — говоря это, Гай не смотрит на нее, и Уиллоу удивляется, почему он вообще удосужился спросить. Если бы они поменялись местами, то она не знает, стала бы говорить с ним. Может, он, как и она, чувствует что-то незавершенное, витающее в воздухе.

— Хорошо. — Она кивает головой.

Они молча проходят через кампус и направляются к библиотеке. Показав удостоверения личности Карлосу, они садятся в лифт и поднимаются на одиннадцатый этаж. И как обычно, они одни. Гай включает свет, и Уиллоу моргает от внезапно яркого света.

— Не думай, что меня не тронули твои слова, — внезапно говорит она, хватая его за запястье и притягивая к себе. — Не думай, что я не хотела, чтобы ты поцеловал меня. Просто я не могу позволить себе, чтобы меня целовали. Ты не понимаешь, я не могу позволить себе.

Гай нежно высвобождает свои руки и кладет их ей на плечи. — Ты права, — говорит он. — Я не понимаю. — Но в его голосу уже нет холодности.

— Я хочу кое-что сказать тебе. Я собираюсь кое-что рассказать тебе, — поправляет она себя. Уиллоу приняла решение. Он многое сделал для нее, и многое дал ей, теперь она просто обязана дать ему что-то взамен. Она тянется и накрывает его руки своими. — Пошли, по крайней мере, устроимся поудобней. — Она ведет его к месту, где они сидели и разговаривали о лекции ее родителей.

— Я собираюсь кое-что тебе рассказать, — повторяет Уиллоу. Она опускается на пол, скрестив ноги, и тянет его вниз, усаживая рядом с собой, так близко, будто они соединены друг с другом от плеч до бедер.

— Я слушаю. — Гай кажется сдержанным, но внимательным.

— Ладно. — Уиллоу делает глубокий вздох. — После аварии я неделю провела в больнице. Со мной не было ничего серьезного, но, знаешь, они держат тебя там для обследований или типа того. В любом случае, единственной хорошей вещью во всем этом было то, что под воздействием лекарств я не совсем понимала, что произошло. О, я знала, ладно, но не понимала. Я находилась в сознании, возможно, два-три часа в день, я просто спала все время. — Она на мгновение останавливается, чтобы собраться с мыслями.

— Потом приехали Дэвид и Кэти, чтобы забрать меня. Конечно, они навещали меня все это время, но я имею в виду, что они приехали за мной, чтобы забрать домой, ну, к ним домой. Разумеется, я должна была переехать к ним, я не могла вернуться домой, и жить одна, а Дэвид не хотел покидать город. Он решил, что я могла бы закончить школьный год, делая дополнительные задания и прочее. Я всегда была впереди по своим предметам, и в любом случае моя старая школа выпустилась в середине мая, так что было пропущено всего лишь восемь недель. — Уиллоу прекращает говорить. Она знает, что собирается сказать, просто это сложно — делиться вещами, о которых она никогда ни с кем не говорила.

— А после больницы все было ужасно. Больница была своего рода забвением. Но находиться с Дэвидом и Кэти, не имея снотворных или болеутоляющих, было просто жутко. Я была потрясена, но уже не от таблеток, а потому, что теперь узнала, что же натворила. То есть головой я это осознала, поняла, что произошло, но не чувствовала боли, по крайней мере, не тогда. Думаю, я была все еще в шоке.

— В общем, после недели моего хождения в халате и сна целыми днями, Дэвид решил, что хочет поехать домой и забрать книги из дома родителей к себе. Ты можешь себе представить, сколько книг в нашем доме? Я говорю о нескольких тысячах. Короче, когда мы приехали домой, Дэвид дал мне отвертку. Он хотел, чтобы я разобрала старый книжный шкаф в подвале, пока сам работает наверху. Думая сейчас об этом, я понимаю, что в том, что он делал, не было смысла. Я имею в виду, что у него в квартире нет места для всех этих книг, и почему я вообще должна разбирать этот чертов старый шкаф? Почему бы просто не упаковать все книги? Знаешь, что я думаю по этому поводу? Я думаю, что для Дэвида вот такой разбор шкафов было, сродни древним грекам, которые рвали на себе одежду и волосы в знак траура. Думаю, что все дело было в этом, хотя, в конце концов, мы не зашли слишком далеко.

— В общем, я находилась в подвале с отверткой. Я и отвертка — не лучшее сочетание, как высокие каблуки на Эвересте, такое обычно не хочешь видеть вместе. И я пытаюсь разобрать этот дурацкий книжный шкаф, а у меня не получается. И неожиданно, возможно, из-за возвращения домой, не знаю, или из-за того, что эти книги значили для моих родителей, и что я пытаюсь вынести их коллекцию, но неожиданно я начинаю осознавать. Я имею в виду не думать, а осознавать. Это была не обычная боль, просто стучащаяся в двери моего сознания, а огромное сильное ощущение, и я знала, что если впущу его, то утону в нем.

— И в тот момент, когда я думала, что не контролирую происходящее, я поняла две вещи. Во-первых, уходила эмоциональная боль, она исчезала, так что не могла поглотить меня. А во-вторых, я колола себя, на самом деле, ударяла себя отверткой, и возникающая физическая боль была приятнее всех лучших лекарств, которые мне давали в больнице. Она просто все вытесняла. Эта боль, физическая боль текла по моим венам как героин, я ничего не чувствовала, у меня был иммунитет ко всему остальному, я не чувствовала ничего, кроме боли, и я знала, что нашла путь к своему спасению.

— Когда ты узнал обо мне, то подумал, что я хотела убить себя, что все эти порезы были своего рода "учебной стрельбой", пока я не наберусь достаточно храбрости для серьезного шага. Ты совсем не понимаешь. Ты просто не улавливаешь сути. Я спасаю себя.

— Я научила себя, я приучила себя ничего не чувствовать, кроме физической боли. Я полностью контролирую этот процесс. Ты понимаешь? Понимаешь, что это значит?

Гай ничего не отвечает. Он весь побледнел. Уиллоу тоже молчит, истощенная от того, что так сильно открылась, но происходит кое-что еще. Сидя рядом с ним, она очень остро чувствует его тело, то, как выглядят его руки с закатанными рукавами, поверхность его обнаженной кожи, когда та касается ее, и все эти ощущения отзываются глубоко внутри нее. И она понимает, что как бы она ни старалась предотвратить это, чувствовать только боль, теперь есть что-то еще, от чего она чувствует себя хорошо, и нет ничего, что она хотела бы сделать, кроме как поцеловать его.

Она потрясена, что ее настроение так сильно поменялось. Как тоска может неожиданно превратиться в желание?

Может, это потому, что она никогда так сильно не открывалась другому человеку? Может, потому, что она хочет проверить, верна ли ее гипотеза? Так ли опасно для нее что-то чувствовать? Будет ли поцелуй, чувства к нему, влюбленность в него, на самом деле, такими катастрофическими?

На этот раз именно она наклоняется вперед. Она стоит перед ним на коленях, хватая его за воротник рубашки и притягивая ближе к себе. Ясно, что он поражен этим, как и она сама, но все равно тянется к ней. Их губы встречаются, но она продолжает двигаться еще ближе до тех пор, пока не оказывается у него на коленях, берет его руки со своей талии и кладет их на свою грудь. Она делает все, но не мучает его, ей отчаянно хочется увидеть, может ли у нее быть что-то еще, помимо зависимости от лезвия.

Уиллоу не знает точного момента, когда необыкновенное удовольствие, испытываемое ею, оборачивается болью самых ее ужасных страхов. Под ее закрытыми веками начинают мелькать картинки аварии, борясь за внимание с образом его лица, которое она удерживает. Нахлынувшая волна эмоций грозится поглотить ее. Внезапно она снова оказывается в подвале с книжными шкафами.

— Я не могу. — Уиллоу отталкивает его. — Я не могу!

Она тяжело дышит. Она едва замечает, что Гай тоже стоит перед ней на коленях. Приборная панель вся в крови, раздавленные конечности мамы - вот то, что она видит. Уиллоу прижимает ладони к ушам в напрасной попытке заглушить страшные звуки аварии.

Она вскакивает, отбегает от него в сторону и тянется в карман за бритвой, которую всегда там держит.

Но как только она готова нанести порез, спасти себя, закончить кошмарные видения, вокруг ее руки сжимается ладонь Гая. Он снова грубо тянет ее на пол.

— Нет. — Он качает головой. — Не здесь. Не сейчас. Не рядом со мной.

— Я должна. — Уиллоу жадно хватает ртом воздух. — Просто позволь мне. Позволь мне сделать это!

Гай садится на корточки и торжественно разглядывает ее. — Ну ладно, — наконец, произносит он. — Ты можешь резать себя, но не так, не как какой-то загнанный в угол зверь. Тебе придется это сделать передо мной.

— Ты… Ты хочеш…— Она смотрит на него с открытым ртом. Она и представить себе не может, как она режет себя у него на глазах. Это что-то настолько интимное, что их поцелуй можно сравнить лишь с рукопожатием. Она не может этого сделать. Просто не может. Она просто сидит перед ним на полу, бритва бесполезно болтается в руке.

Но картинки у нее в голове не прекращаются, и есть только один известный ей способ остановить их.

Уиллоу даже не моргает, когда вонзает лезвие в свою плоть. Она смотрит на Гая, зная, что хотя и полностью одета, но чувствует себя абсолютно обнаженной перед ним. Больно. Ужасно больно, и через несколько секунд боль проникает в нее как наркотик, полностью вытесняя все остальное.

— Боже мой. Боже мой! — Теперь Гай прижимает ладонь ко рту. — Прекрати! Я не могу на это смотреть! — Он выхватывает лезвие и швыряет его через всю комнату, хватает ее за руку и смотрит на кровь, а потом прижимает девушку к себе.

Уиллоу оказывается настолько близко к нему, что снова сидит у него на коленях. Она так близко, что их дыхание почти одно на двоих.

— Ты не позволяешь себе испытывать ничего, кроме боли? — Он держит ее еще крепче, чем она даже считала возможным.

Уиллоу откидывается на его грудь. Теперь, когда бритва сделала свою работу, находиться с ним уже не так невыносимо. Сквозь полу прикрытые веки она смотрит, как он рукавом рубашки вытирает кровь на ее руке. Теперь, когда она ощутила онемение, ей больше ничего не хотелось, кроме как вечно быть с ним вот так.

Но вместо этого она делает еще одну хорошую вещь. Она остается с ним даже после того, как выключается свет, и они оказываются в темноте. Остается с ним даже тогда, когда ей давно пора домой. Она остается с ним так долго, как только может.

 

Глава 12

Уиллоу была уверена, что она уже в совершенстве умела делать вид, будто на уроке она - вся внимание, когда мыслями витала, где угодно. Она знала, как показать, что старательно все записывает, а при этом просто водит ручкой по бумаге, чтобы убедить всех, что следит за текстом даже тогда, когда книга раскрыта совсем на другой странице, и знала, как вовремя кивать, чтобы показать, будто она слушает.

Но, похоже, эти сомнительные навыки покинули ее. Потому что сегодня Уиллоу понимает, что для любого, кто потрудится обратить на нее внимание, почти очевидно, что, пусть телом она и здесь, на уроке французского, но душой очень далеко.

Она не может перестать думать о том, что произошло в книгохранилище. Она не может перестать думать о том, что произошло с Дэвидом предыдущим вечером, и не может перестать гадать, как поведет себя, как должна повести себя в следующий раз, когда увидит Гая или своего брата.

По крайней мере, она получила небольшую отсрочку с Дэвидом. Когда поздно вечером она все-таки решила пойти домой, то боялась разговора, хотя Кэти и говорила, что Дэвид на какой-то конференции и вернется очень поздно. Что касается Кэти, то она особо не говорила о произошедшем. Она уже выразила свои чувства в записке, и Уиллоу была рада, что Кэти не видела смысла в дальнейшем обсуждении.

Уиллоу была уверена в том, что когда увидит Дэвида, то ей будет не комфортно, но у нее не было ни капельки уверенности в том, как будет себя вести Гай после того, что увидел. Тем более, нет никаких гарантий, что все будет в порядке, на самом деле, в порядке… за исключением того, что она сама была далека от того, чтобы быть в порядке.

Уиллоу закрывает глаза, когда непрошеные воспоминания их совместно проведенного дня захлестывают ее. Невозможно было не думать об их проведенном вместе дне со смешанными чувствами: ведь так было замечательно говорить с ним. Ей не следовало рассказывать ему, как она начала себя резать. Целовать его было потрясающе. Целовать его было пугающе. Слушать о его надеждах и страхах было невероятно волнующе. Она недостаточно сильна, чтобы взять на себя чужую боль.

Все было проще, пока она не встретила его. Была авария, и была бритва. Жизнь вращалась вокруг этих двух вещей. Сейчас же дела обстоят не так просто.

Она глубоко вздыхает, с ужасом понимая, что девушка рядом с ней как-то странно смотрит на нее.

Возможно, ей просто нужно немного времени, чтобы во всем разобраться. Кто сказал, что она в любом случае увидит его сегодня? У нее последний урок, потом он может находиться на улице, а может, и нет, он никогда не звонил ей, она одна…

Уиллоу начинает смеяться. Не так уж и громко, но достаточно, чтобы девчонка снова покосилась на нее.

Впрочем, на этот раз это ее не задело. Ей казалось абсурдом, что после всего, что произошло, все, о чем она может думать, так это: позвонит ли он ей или она должна позвонить первой? Именно так когда-то они с Марки увлеченно проводили время. Всего на секунду она снова чувствует себя обычной девушкой.

Занятие заканчивается, и она покидает кабинет со всеми остальными. Идя по коридору, она оглядывается через плечо, при этом чувствуя облегчение и разочарование из-за того, что его, похоже, нет поблизости.

Но ведь ты хотела побыть одна и подумать обо всем, разве не так?

Возле школы на тротуаре толпится множество студентов, но Гая там тоже нет. Однако Уиллоу видит Лори и Хлою и идет к ним.

— Ну, что думаешь? — Лори улыбается Уиллоу, вертясь на каблуке. На мгновение Уиллоу сбита с толку, пока не понимает, что Лори спрашивает о своих новых туфлях.

— Ох, они невероятно потрясающие! — восхищенно произносит Уиллоу. — И мне очень нравится цвет.

— Разве они не изумительны? Я не могла поверить, что у них осталась пара моего размера. Они еще и удобные.

— Ты должна была пойти с нами, — подключается Хлоя. — У них были скидки на множество классных вещей. Я взяла две пары, но сегодня не одела ни одну из них, — добавляет она, когда Уиллоу смотрит на ее ноги.

— А какие ты купила?

— Такие же, как у Лори, правда, я обещала не одевать их до следующего года, пока мы не будем учиться в разных школах. — Хлоя делает печальное лицо. — И еще одну пару туфель, которые слишком модные, чтобы носить в школу, но они действительно классные. Черные. Очень высокие. С великолепными ремешками.

— Сейчас мы собираемся в парк, — сказала Лори. — Не осталось денег на что-то еще. Хочешь, прогуляться с нами сегодня?

— Конечно, — ответила Уиллоу спустя несколько секунд. Вероятно, это именно то, что ей нужно. Никаких сцен с братом, никаких репетиций этих сцен, никаких вопросов о Гае и наших с ним делах, просто болтаться по парку и говорить ни о чем эмоциональном, кроме как об обуви. Превосходно.

— Так ты получила ту стажировку, куда ходила на собеседование? — спрашивает Уиллоу у Лори, когда они переходят улицу и направляются к парку.

— Разве ты еще не поняла, что это опасно задавать ей подобные вопросы? — говорит Хлоя, пиная мыском туфли камешек на дороге.

Уиллоу вопросительно смотрит на Хлою, а потом они уже обе усмехаются, когда Лори начинает свою обличительную речь обо всех за и против работы по рекомендации в сравнении с работой за наличные.

— Я имею в виду, что было бы здорово получить такой опыт. — Лори нетерпеливо покусывает нижнюю губу. — Но мне хотелось бы иметь сколько-нибудь денег прямо сейчас. Особенно теперь, когда я потратила почти все, что получила за предыдущий день. Однако проблема в том, что я даже не знаю, получу ли стажировку. Предположительно, мне должны сообщить на этой неделе...

— Что ты думаешь об Энди? — внезапно прерывает ее Хлоя.

— Кто, я? — спросила Уиллоу.

— Ага. Просто я уже знаю, что по этому поводу думает Лори.

— А откуда Уиллоу может знать? — возражает Лори. — Она едва перекинулась с ним парой слов!

— Верно! — признается Хлоя. — У него отличные руки, да? Гребля лучше всего подходит для развития рук.

— Разумеется. — Уиллоу совсем не помнит рук Энди, но она должна согласиться с Хлоей. Гребля действительно делают руки людей потрясающими. Она отворачивается, надеясь, что не все считают румянец милым. — А тебе… он нравится? — через мгновение спрашивает Уиллоу.

— Я бы сказала иначе, — вздыхает Хлоя. — Он единственный, кто проявляет ко мне интерес в данный момент.

— Может, тебе стоит дать ему еще один шанс? — замечает Лори. — В конце концов, мы едва его знаем, не лучше Уиллоу.

— Он же ведь не новенький, да? — хмурится Уиллоу. — Я хочу сказать, как так получилось, что вы его не очень хорошо знаете?

— Нет, он не новенький или что-то в этом роде, — говорит Хлоя, когда они входят в парк. — Просто мы никогда раньше особо не проводили время вместе.

— Он встречался с самой ужасной девчонкой, — добавляет Лори, когда они все вместе садятся на траву. — По-моему Элизабет или как-то так. Она ушла в прошлом году. — Она снимает свои новые туфли и начинает тереть ногу. — Не нужно было одевать их два дня подряд.

— Ага, это своего рода тревожный признак, что после нее он заинтересовался мной. — Хлоя подавляет дрожь. — То есть, я что, чем-то похожа на Элизабет? — Она смотрит на Лори.

— Ага, вылитая она, вот, почему мы лучшие подруги уже в течение трех лет. Боже, эти мозоли убивают меня.

— Разве ты не говорила, какие они удобные? — Хлоя приподнимает бровь.

— У них удобные каблуки.

— У меня есть пластыри, - предлагает Уиллоу. Она начинает копаться в сумке в поисках коробочки, которую купил ей Гай.

— Ты так хорошо подготовлена, — замечает Хлоя.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спрашивает Уиллоу. Она бросает Лори пластыри.

— Не знаю, — Хлоя пожимает плечами. — Ну, похоже, у тебя просто есть все необходимое, как, когда мы были здесь с Энди, и у тебя были с собой всякие штуки для вытирания рук.

— Ох, — Уиллоу кивает. Она гадает, не замечает ли Хлоя, что это довольно странный набор вещей, который она носит с собой, гораздо более необычный, чем лак для ногтей и другие принадлежности, которые Хлоя, очевидно, складывает. Она чувствует себя беззащитной, даже виноватой, как героиновая наркоманка, которую застукали в процессе.

— В любом случае, возвращаясь к Энди... Ауч! — вскрикивает Лори, когда она протыкает особо неприятный на вид водяной волдырь. — Не делай пока о нем никаких выводов, кто знает, он может оказаться вполне нормальным. Уверена, когда появится Адриан, он придет вместе с ним и...

— Адриан появится? — выпаливает Уиллоу. Она не знает, почему это так удивляет ее. Это имеет значение, очевидно, когда они с Лори вместе, но…

— Ага. Ему нужно кое-что сделать после школы, поэтому он сказал, что встретится с нами здесь. — Лори кидает пластыри обратно Уиллоу.

— Ох. — Уиллоу гадает, присоединится ли к ним Гай тоже.

— Уверена, Гай придет с ними, — говорит Лори, будто читая мысли Уиллоу. — Потому что я знаю, что он собирался с Адрианом на любое поручение, которое необходимо сделать.

— Кто бы ни пришел, надеюсь, что он принесет диетической колы. — Хлоя зевает.

— Было бы неплохо, да? — Лори смотрит на Уиллоу. — И не возражай, Хлоя, — говорит она, когда другая девочка начинает говорить. — Он же тебе нравится, да? В тот раз мне не хотелось тебя беспокоить этим вопросом, ну давай же, расскажи нам.

— Да, — говорит Уиллоу. — Он мне нравится. — Про себя же она думает о том, каким слабым и бесцветным кажется слово "нравится" для того, чтобы описать ее чувства. Но как бы ни были сильны ее чувства к нему, она все равно надеется, что он не придет. Она ожидала, что какое-то время они проведут наедине, чтобы во всем разобраться, но она не рассчитывала, что их первая встреча после книгохранилища произойдет в смешанной компании.

— Да, он мог бы заинтересоваться тобой. — Хлоя наклоняется вперед, у нее блестят глаза. — О, не беспокойся. — Она дотрагивается руки Уиллоу. — Я знаю его уже три года, и ничего… — Она красноречиво пожимает плечами.

— Ну, все на самом деле не так, как ты думаешь, — говорит Уиллоу. — То есть, это просто...

— Легки на помине, — перебивает Лори, глядя поверх плеча Уиллоу. —

— И без диетической колы. — Хлоя стонет. — Может, я смогу попросить Энди поискать тележки с хот-догами. Обычно в парке где-то стоят несколько штук. У него это не займет много времени.

Уиллоу поворачивается и видит, как трое парней идут к ним.

У нее слегка дрожат руки, и она роняет пачку пластырей в траву.

Она ругается себе под нос, раздражаясь на себя за то, что так волнуется. Ну, по крайней мере, теперь ей не приходится гадать, что же она чувствует, когда видит Гая.

— Ах, этот краткий блаженный миг, когда они могут выполнить твою просьбу, — смеется Лори.

— Точно. Только поиск для меня диетической колы не сравнится с теми вещами, что для тебя делает Адриан.

— Тс-с-с! — Лори толкает Хлою локтем в бок. — Он думает, что у всех так. Мне потребовались месяцы, чтобы натренировать его, пожалуйста, не подавай ему никаких идей. — Она прекращает говорить, когда парни оказываются на расстоянии, где весь разговор может быть слышен.

— Сделай кое-что для меня, — говорит Хлоя, когда Энди бросает свой рюкзак рядом с ней.

— Конечно, — с легкостью говорит он.

Уиллоу наблюдает, как Адриан целует Лори. Она скорее чувствует, чем видит, как Гай садится напротив нее. Она убирает пластыри в свою сумку. В этом не должно быть ничего неловкого. Он тот, кто ей действительно нравится, и если она не ошибается, то она ему тоже. Так что в этом такого? В этом нет ничего необычного.

Кроме того, что их время, проведенное вместе, было необычным.

— Принеси мне диетической колы, — просит Хлоя. — Нет, две диетические колы, пожалуйста.

— Привет, — говорит Гай Уиллоу. Он улыбается ей. Но не так, как когда они были наедине. В ней нет ничего особо близкого, но она искренняя.

Уиллоу смотрит на него. Ладно, значит, он не чувствует неловкости. Значит, она тоже не будет ее чувствовать.

— Эй, а мне принеси спрайт, раз уж идешь. — Лори роется в кармане в поисках мелочи.

— Прив... — начинает говорить Уиллоу.

— Что-нибудь еще кому надо? — вмешивается Энди, двигаясь между ней и Гаем. Он прерывает ее не столько словами, сколько физическим присутствием. — Что насчет тебя, Уиллоу?

— А? О, нет, мне ничего не надо. — Уиллоу знает, что он просто пытается быть милым, но все равно кажется ей надоедливым. Разве ему обязательно вот так встревать?

— Ладно, тогда вернусь через минуту.

Теперь у Уиллоу есть возможность улыбнуться Гаю, но он слишком занят тем, что что-то ищет в рюкзаке, чтобы заметить ее. Когда он перекладывает вещи, Уиллоу видит синий кожаный уголок "Бури", торчащий среди других книг. От этого ей становится лучше. Он бы не стал ее носить с собой повсюду, если бы книга ничего для него не значила, ведь так? Если бы Уиллоу ничего не значила для него.

Внезапно Гай поднимает глаза и встречается с ней взглядом, и она тут же начинает краснеть. Уиллоу в смущении на секунду отводит взгляд, но потом поворачивается к нему, намереваясь, наконец, перебороть свою неловкость и поздороваться с ним. Только, глядя на него, невозможно не думать о том, что произошло. Ее накрывают воспоминания о его поцелуе, заслоняя собой все то, что находится здесь и сейчас. Его черты лица внезапно становятся обрывочными, на него вдруг накладываются картинки их нахождения в книгохранилище.

Уиллоу краснеет еще сильнее, когда вспоминает, как с силой схватила его за руки и положила их себе на грудь. А потом, будто в этом не было ничего плохого, она вспоминает, как начала резать себя перед ним. Она не может думать о таких вещах, прямо сейчас — одно дело, если бы они были наедине, но другое, когда вокруг кто-то еще. На секунду Уиллоу обхватывает голову руками, будто закрыв глаза, она может уничтожить эти видения.

— Уиллоу! — голос Лори звучит встревожено.

— Ты в порядке?

— Ох. — Она резко вскидывает голову.

Ничего не получается.

— У меня болит голова, самые ужасные мигрени, — с запинкой произносит она. Она не смотрит на Гая и всех остальных.

— А у тебя в сумке разве нет аспирина? — спрашивает Хлоя.

— Нет. Ну, дело в том, что у меня так много работы… Мне нужно идти. — Уиллоу с сожалением качает головой. — Увидимся с вами позже, хорошо? — Она собирает свои вещи и встает. Медленно, спокойно, как если бы ей действительно было жаль, что она не могла остаться с ними.

Уиллоу разворачивается и выходит из парка, борясь с желанием побежать.

Что ж, все прошло хорошо, да?

Если раньше она чувствовала смущение и неловкость, то сейчас просто нет слов, чтобы описать то, что она ощущает сейчас. Она быстро замечает, что чуть не протаранила головой каменную стену, окружающую парк. Но в любом случае, от порезов роман бы изменился.

А сейчас нужно пойти домой, забыть последние двадцать минут, стереть их. Добраться до дома и…

Она задается вопросом, будет ли Гай следовать за нею, или с него уже было более чем достаточно.

Ну, не думаю, что он еще не понял, что я немного другая…

Если он последует за ней, что она сделает? Может, ее первые инстинкты были правы, может, у нее есть место только для одних отношений.

Слишком плохо, что отношения могут быть только с острым куском металла.

Не думай об этом! Разберешься позже! Иди домой! Открой учебник по французскому! Начни работать над докладом!

Уиллоу не может удержаться от переживания случившегося на протяжении всей дороги домой. Она мечется между убеждением себя, что ничего такого ужасного не произошло, и уверенностью, что она полностью все разрушила.

Что именно разрушила?

Разве у меня было что разрушать?

Она думает о том, как сядет за свой стол. Может, работа поможет ей отвлечься, что так ей необходимо. Но, к сожалению, как только она отпирает дверь, ее встречают крики Изабель, будто у той сейчас взорвутся легкие. Кэти держит ее, в то время как входит взад и вперед, разговаривая по телефону. Она выглядит абсолютно подавленной. Уиллоу кидает ключик на тумбочку в коридоре и идет на кухню.

— Кэти?

— Как хорошо, что ты здесь, — перекрикивая Изабель, говорит Кэти. — Что? — говорит она в трубку. — Хорошо, спасибо, да, отложите это в аптеке. — Она вешает трубку и смотрит на Уиллоу.

— Что происходит? Что ты делаешь дома? Изабель заболела?

— Она вся горит, бедняжка. — Кэти прижимается губами ко лбу Изабель. — Мне позвонили на работу, попросили прийти и забрать ее. Это просто ушная инфекция, врач сказал, что беспокоиться не о чем, что очень высокая температура — обычное явление… — Очевидно, она пытается успокоить не столько Уиллоу, сколько себя. — Мне нужно сходить в аптеку и купить то, что прописал врач. Ты сможешь побыть с ней до моего прихода?

— Конечно, — говорит Уиллоу, забирая Изабель у Кэти. Сейчас не время напоминать Кэти, что Дэвид не одобрил бы тот факт, что она остается с ребенком. — Все будет в порядке, — спокойно говорит она. — Иди в аптеку.

— Спасибо, — говорит Кэти, натягивает свитер и берет сумочку. — Не знаю, сколько времени это займет, иногда тебя просят подождать, пока они подберут лекарства по рецепту. Я вернусь так скоро, как только смогу. — Она выбегает за дверь.

Уиллоу подходит к окну в Изабель на руках и смотрит, как Кэти бежит по улице. — Мне так жаль, что ты заболела, — говорит она, качая ребенка вверх и вниз на колене. — Но Изабель, кажется, немного спокойнее, чем несколько минут назад, она больше так сильно не плачет. Ее слезы стихают, чередуясь небольшими всхлипываниями. Уиллоу думает, как было бы замечательно, и не только ради бедняжки Изабель, если после возвращения Кэти домой, все было бы под совершенным контролем — Изабель молчит, даже спит, кухня чистая…

— Разве это было бы не прекрасно? Разве тебе не стало бы лучше?

Уиллоу отчаянно хочет отплатить за веру Кэти в нее. Не только поэтому, но она уверена, что забота об Изабель — прекрасный способ, чтобы немного сгладить отношения с Дэвидом, когда тот, наконец, вернется домой.

А если она полностью сосредоточится на Изабель, то у нее даже не останется времени на то, чтобы подумать о том, что произошло в парке.

Конечно, она не совсем уверена, что может повлечь за собой уход за Изабель. В конце концов, много чего она может сделать с больным ребенком, но, может, покормить ее и переодеть будет неплохо для начала. Она, кажется, мокрая.

— Что ж, давай мы тебя сейчас переоденем, а потом приготовим что-нибудь покушать. Тебе же это понравится, да?

Уиллоу идет в спальню Изабель и кладет ее на пеленальный столик. Может, в свое время она и поменяла множество подгузников, будучи няней, когда ей было тринадцать, но она никогда не меняла их Изабель. И хотя это не самое трудное занятие, но оно оказывается немного сложнее, чем она думала, так как на Изабель, в отличие ото всех остальных детей, с которыми имела дело Уиллоу, надеты тканевые подгузники.

Дэвид очень усложнил этим задачу Кэти, так как они несоизмеримо дороже, чем одноразовые подгузники, их даже трудно найти и неудобны во всех отношениях, но Кэти, которая изучала законы по охране окружающей среды, всегда настойчиво требует.

— Ладно, это не должно быть трудно… — Уиллоу хватает тканевый подгузник и две булавки.

Но Изабель не слишком помогает, как должна была бы. Очевидно, бедняжке действительно нехорошо. Вместо того чтобы лежать спокойно, она ерзает, брыкается, и Уиллоу, непривычная к булавкам на подгузниках, умудряется уколоть ее. И довольно сильно, судя по крикам ребенка.

— О, нет! — Уиллоу в ужасе. Как она могла так поступить? Она неподвижно смотрит на то, как буквально в считанные секунды место укола наливается красным, что портит идеальную нежную кожу ее племянницы. В том, чтобы причинить вред чему-то настолько безупречному, есть что-то совершенно неприличное.

Уиллоу медленно тянется рукой и дотрагивается того места, куда уколола Изабель. Как и Гай касался ее, так и рука Уиллоу полностью стирает то, что наделала. Ну, это не очень удивительно. Та рана, что она нанесла Изабель, абсолютно отличается от порезов у нее на животе. Но что, если маленькая отметина начнется увеличиваться? На секунду она представляет, как кожа Изабель вся в полосах, изрезана бритвой, как и ее собственная. Что она почувствует, если, допустим, через десять или пятнадцать лет она узнает, что Изабель резала себя?

Уиллоу отдергивает руку.

А что, если она убьет Дэвида и Кэти, что тогда? Ты по-прежнему будешь думать, что резать себя настолько плохо?

Она заканчивает менять Изабель подгузник без происшествий, хотя у нее дрожат руки, и несет ее на кухню.

— Ну что, отличное начало положено, как думаешь? — говорит она дрожащим голосом. Так много усилий необходимо, чтобы как следует заботиться о своей племяннице. По крайней мере, Изабель перестала плакать. Уиллоу не может не отметить, что ребенок оправился о того происшествия гораздо лучше, чем она сама.

— Как насчет того, чтобы что-нибудь поесть? — Она открывает шкаф и начинает там рыться. Сегодня даже крендели закончились и детское питание. — Ага, вот и поели. — Уиллоу хлопает дверцами и движется к холодильнику.

По крайней мере, холодильник более многообещающий. Среди всего остального есть дюжина яиц и немного масла. Уиллоу сажает Изабель на ее высокий стул и берет парочку яиц и миску. Она ставит на плиту сковородку и кидает туда немного масла. Пока разбивает яйца, она думает о том, что произошло. Она рассеянно выливает яйца в сковороду, а потом кидает миску в раковину.

Уиллоу выглядывает в окно, но едва может различить снаружи парк. Единственное, что она видит, — это идеальная кожа Изабель. Она настолько потерялась в своих мыслях, что на мгновение забыла про яичницу.

Уиллоу отворачивается от окна и в ужасе открывает рот. Яйца горят. Сковорода горит. Кухня горит.

Только не опять!

Это первая ее мысль. Она сделала это снова. Дэвид прав, она действительно добьет остальных членов семьи. Когда у нее от едкого дыма начинают слезиться глаза, у нее также появляется и другая мысль. Что, если на этот раз ей удалось спасти Изабель? Что, если на этот раз все по-другому?

Видеть себя в качестве героини восхитительно.

Но дым начинает рассеиваться, Уиллоу видит, что, конечно же, на самом деле, пожара нет. Какова вероятность, что какая-то сгоревшая яичница вообще могла вызвать пожар третьей категории?

Огня нет, и она ни убьет, ни спасет Изабель каким-то драматичным поступком.

Она просто девушка, которая устроила тут грязь и беспорядок, которая неспособна, ухаживать за своей племянницей, как и обо всем в эти дни.

Уиллоу берет дымящуюся сковородку и кидает ее в раковину, где та сердито шипит и трещит. Она смотрит, как дым поднимается к потолку, и ей приходит в голову, что, может, на этот раз Дэвид был абсолютно честен, когда сказал, что его опасения насчет того, чтобы оставить ее одну, имели место лишь потому, что она слишком взволнованна, чтобы заботиться о шестимесячных детях. Основываясь на фактах, ей придется согласиться с ним.

Раздается звонок в дверь. Уиллоу остается лишь надеяться, что это не Кэти с тяжелыми пакетами, что не может достать ключи, или хуже — Дэвид вернулся домой с конференции.

Ради Бога, дай мне время хотя бы прибраться.

Но когда она открывает дверь, перед ней стоит Гай.

На этот раз Уиллоу не краснеет и не чувствует себя взволнованной. Она чувствует такое облегчение, что это он, а не Дэвид или Кэти.

— Мигрень? — Он прислонился к косяку.

— Ну да, я подумала, что какая-то беда может показаться подозрительной. Входи. — Она отступает назад, открывая дверь шире.

— Пахнет так, будто что-то горит.

— И не говори, — произносит Уиллоу. Она идет впереди него в сторону кухни.

— Чем занимаешься?

— Хм… — Уиллоу обводит взглядом задымленную кухню. Ее план по идеальному уходу за Изабель не мог сгореть более эффектно. — Думаю, что продолжаю портить жизнь себе и всем остальным, кто соприкасается со мной. — Она идет к раковине и берет губку, намереваясь оттереть подгоревшую сковороду. — Это похоже на правду, как считаешь?

— Только потому, что ты подожгла… — Он присоединяется к ней у раковины и заглядывает в сковороду. — Хм, я предполагаю, это когда-то была яичница?

— Нет, это не единственная причина. — Уиллоу энергично трет губкой сковороду. Выходит с трудом. Нужно сначала ее замочить.

Весь процесс мытья сковороды внезапно кажется бесполезным. Она размышляет о том, что бы произошло, если бы она просто выбросила ее в окно. Вместо этого ее устроит мусорное ведро под раковиной. Может, если она прикроет ее достаточным количеством мусора, то Дэвид с Кэти ничего даже не заметят.

— Ты вот так просто ее выбрасываешь? — Гаю все это кажется забавным.

Уиллоу пожимает плечами. — О, кстати, это Изабель.

— По поводу тех мигреней в парке... — начинает говорить Гай, но их прерывает звук ключа в замке и зовущий голос Дэвида.

— Привет, я вернулся. Есть кто дома?

Уиллоу рада, что дым немного выветрился, и что ей удалось избавиться от сковородки, но она бы предпочла, чтобы он пока не заходил на кухню. Она берет Изабель на руки и выходит в коридор.

— Привет, — осторожно говорит она. Все-таки после ее сцены пару вечеров назад она впервые видит Дэвида. Она понятия не имеет, как себя вести с ним. Учитывая то, каким замкнутым в последнее время был Дэвид, она едва может ожидать, что он что-то начнет при Гае. И все же она полагает, что он каким-то образом сошлется на предыдущий вечер, и лишь один тот факт, что она осталась с Изабель одна, возобновит ссору.

— Привет. — Дэвид кивает головой Гаю, но ясно, что он озабочен. — Что происходит? — он сбит с толку. — Где Кэти? — Дэвид тянется к Уиллоу, чтобы забрать у нее ребенка.

— Она ушла в аптеку, — отвечает Уиллоу. — Изабель заболела, ушная инфекция, как она сказала.

— И ты не попыталась уложить ее спать? — спокойно спрашивает он.

Уиллоу не может поверить, насколько глупой она была. Конечно же, это имело бы гораздо больше смысла, чем все остальное. Она собирается с духом перед тем, как Дэвид начнет ее осуждать.

Но тот, похоже, не слишком обеспокоен тем, чтобы отчитывать ее. Он больше беспокоится за благополучие Изабель. Уиллоу знает, что только это естественно и правильно. Кроме того, ей бы не хотелось повторения того вечера. Однако когда она видит, как Дэвид целует свою дочь, ее пронзает боль, такая острая, такая зверская, что она почти складывается пополам.

Она прижимает руки к животу. Какое-то мгновение ей кажется, что она сейчас упадет в обморок. Боль настолько сильная, что, глядя вниз на себя, она удивлена, почему сквозь одежду не просачивается кровь, что боль эту она не нанесла сама себе. Это боль, с которой она борется уже долгое время.

Конечно, в первую очередь Дэвида будет беспокоить его дочь. Уиллоу не больно от того, что она для него не на первом месте. Она не будет снова первой ни для кого. Она не будет снова чьим-то ребенком. Такое происходит с каждым, такое произойдет и с Изабель, но точно не так скоро, как это случилось с ней.

— Уиллоу? — Дэвид хватает ее за руку, ему не очень просто это сделать, так как он все еще держит Изабель. — Что такое?

— Я в порядке, просто… — Уиллоу выпрямляется. Боль ушла. Она не знает, как, но может быть лишь благодарной за это. — Я просто немного… — Она подыскивает правильное слово. Мигрень с Дэвидом не пройдет. — Я действительно устала, вот и все. Мы… Я пойду наверх и прилягу. — Она вздрагивает при выборе произнесенных ею слов и гадает, обратили ли на них внимание Дэвид или Гай, но Дэвид уже вернулся к Изабель.

— Ну же, — говорит она Гаю. — Пошли.

Уиллоу поднимается по лестнице в свою комнату. Произошедшее полностью ее опустошило. У нее ощущение, что она может проспать тысячу лет. Она открывает дверь и нетерпеливо окидывает взглядом кровать. Интересно, что будет делать Гай, если она просто залезет под одеяло и закроет глаза.

Вместо этого, она садится за письменный стол, а кровать занимает Гай. Он не залезает под одеяло, но садится и откидывается на подушки. Видеть его на своей кровати очень неловко, и ей приходится на несколько минут отвести взгляд, чтобы успокоиться.

Но, несмотря на неловкость, несмотря на то, что она еще не оправилась от того, что произошло внизу, при виде его вот так, без трудностей с другими людьми, она внезапно осознает свои чувства. Разумно она не может сказать, что близость к нему слишком сложна для нее, что ее верность принадлежит только бритве. Она не в силах принять такое решение. Она не может не быть с ним.

— Так насчет парка, — говорит Гай. — Я все гадал, не возникают ли эти мигрени у тебя из-за...

— Ох, — перебивает его Уиллоу. — Я... была... — Как бы ей хотелось сказать ему, что она убежала из парка, что ее настолько захватили воспоминания их поцелуя, но сказать эти слова так же невыносимо трудно, как и то, что между ними произошло. — Просто я была.… Ну, я ничего не собиралась делать. — Она надеется, что он поймет ее неявный намек. Естественно, он, должно быть, спрашивает потому, что волнуется, что у нее было свидание с ее бритвами?

— Да я об этом и не думал. Я лишь размышлял: то ли у тебя действительно бывают мигрени, то ли ты просто избегаешь меня. В любом случае, это было грубо с твоей стороны. — В его обычно спокойном голосе слышится определенная резкость, и Уиллоу уверена, что за его словами кроется что-то еще.

— Я… А? — Она моргает, когда смысл сказанного им доходит до нее. Но она должна признать, что не считала свое поведение непременно грубым. Однако знала, что, несмотря на то, что все-таки так могло быть, это было, по меньшей мере, очень странным.

— Я спросил, не пыталась ли ты избегать меня.

Теперь Уиллоу знает, что с ним что-то происходит. Ей хочется убедить его, хочется сказать ему, что она не может перестать думать о том дне, который они провели вместе, что прямо сейчас, что ей больше ничего не хочется кроме, как залезть с ним под одеяло. Но слова так и остаются внутри нее, и вместо этого она говорит:

— Все это так запутанно.… То есть ты запутанный и… сложный…

— Я запутанный? Я сложный? — с недоверием спрашивает он. — Ты с ума сошла?

— Видимо, — несчастно говорит Уиллоу.

— Ты считаешь, что ты не запутанная и не сложная? — продолжает Гай, будто не слышал ее. — Думаешь, с тобой легко иметь дело? Думаешь, то, что произошло после нашего поцелуя, обычно так и происходит?

— Нет, я никогда так не думала. — Уиллоу яростно качает головой. Она знает, что он прав, она бы первая так сказала, но не может избавиться от ощущения боли. Неужели с того дня у него осталось лишь ощущение странности всего этого? Разве он не почувствовал ничего из того, что чувствовала она? — Но я думала, что может… может, тебе было немного весело…

Весело? Весело! Ладно, это как снова спросить про котят!

Уиллоу не может поверить, что она сказала что-то такое ужасно глупое, и, судя по выражению лица Гая, он тоже.

— Весело? Весело! О, да! Это было действительно ВЕСЕЛО! Думаешь, все это не переворачивает мне мозг? Твою мать! — Гай буквально выплевывает эти слова. Уиллоу моргает. Она не привыкла слышать от него такое. — Думаешь, это не губит всю мою жизнь? С того первого раза, как увидел твою руку, я почти не спал, не говоря уже о том, чтобы делать какую-то работу. Думаешь, мне это нравится? Что все это весело? Да к черту все это, и ты иди к черту!

Уиллоу чувствует, будто он ее ударил. Она не могла осознать, что такой спокойный, добродушный Гай мог так рассердиться. Она не могла осознать, что их день вместе не принес ему хоть немного волшебства. Она не могла осознать, что он способен так глубоко ее ранить.

— Я не думаю, что все это весело, — через несколько минут говорит она. Ее голос холодный и жесткий. Она больше не хочет его убеждать. — Но знаешь что, Гай, я тоже не просила тебя все время болтаться возле меня. Никто не приглашал тебя сюда сегодня. Ты можешь просто уйти. Можешь просто проваливать.

— Да, я могу просто уйти, — говорит Гай с сарказмом. — Но ты думаешь, что я могу просто так уйти после того, что произошло в библиотеке?

Уиллоу ужасно хочется спросить, какую часть их времени в библиотеке он имеет в виду. Он чувствует, что не может уйти из-за их поцелуя или из-за того, что она режет себя? Но она ничего не говорит.

— Да, хорошо, — продолжает Гай. — Может, мне хочется быть рядом с кем-то, кого не нужно все время перекрикивать, но что потом? Мне не нужно, чтобы ты была на моей совести.

У Уиллоу есть свой ответ. Ей не нравится быть его общественной работой на семестр, и если только это держит его, тогда ей не хочется быть частью этого.

— Не делай меня своим проектом, Гай. Ведь речь идет об этом? Ты не хочешь чувствовать себя виноватым? Ты не хочешь, чтобы я была на твоей совести? Ты немного староват для бойскаута. — Уиллоу старается, чтобы ее голос звучал как можно грубее, но она преуспевает в этом не лучше, чем в заботе об Изабель. На самом деле, ее голос звучит всего лишь испуганно и уязвимо. — Возвращайся к своим делам, которые тебе нужно сделать за этот семестр. Дела, которые по твоим словам я усложнила. Твои занятия в университете, гребля. Ну же. Проваливай. Потрать десять секунд своего времени, но больше не беспокойся обо мне.

— Не беспокоиться о тебе? — Гай качает головой. — Значит, с тобой все будет в порядке, никаких самокопаний? Вы теперь все вместе?

У Уиллоу нет на это ответа. Вместо этого она думает о том, что сказала ему, о том, что он ей сказал, и о том, что они сделали вместе. Как все это превратилось в такую неразбериху? Как бы ей хотелось нажать кнопку перемотки назад и просто стереть последние десять минут, но, к сожалению, это невозможно, и осознает, что как бы трудно это ни было, но именно она может спасти ситуацию.

— Со мной все будет в порядке, — через минуту говорит она. — Если ты остаешься здесь, потому думаешь остановить меня, чтобы я не резала себя, то тогда уходи. Если ты боишься, что после твоего ухода я так и буду все время резать себя, то это еще одна причина, почему тебе следует убраться отсюда, как можно быстрее. Я не хочу, чтобы ты находился здесь из-за этого. Я даже не знаю, как закончится вся эта история, но знаю, что если ты уйдешь… — Она замолкает, кладет локти на стол и подпирает ладонями голову. Гораздо проще резать себя, уродовать, чем сказать ему о своих чувствах.

— Что тогда? Если я уйду, что тогда? — голос Гая настолько сердит, что Уиллоу практически отказывается о того, что она собирается сказать.

— Продолжай. Скажи мне, если я уйду, что тогда? — еще раз повторяет Гай.

Уиллоу может дать множество ответов на этот вопрос. Она может сказать ему, что если он уйдет, то ей будет лучше. Она не будет бояться испытывать то, что так потрясло ее в книгохранилище, то, что потрясает ее даже сейчас, просто сидя рядом с ним. Она не будет беспокоиться о том, что кто-то намеревается отстранить ее от факультативных занятий. Ей не придется беспокоиться о том, чтобы защитить чьи-то чувства. Но рядом с ней не будет никого, с кем можно поговорить, кто знает ее, кто понимает. Уиллоу смотрит на него и произносит единственный ответ, который может дать, этот истинный ответ прост.

— Если ты уйдешь, то я буду скучать по тебе… очень сильно.

— Ох, — говорит Гай. Он встает с кровати, подходит туда, где она сидит, и опускается перед ней на корточки. Уиллоу размышляет о том, знает ли он, как точно копирует свою вчерашнюю позу. — Ты не мое задание, — наконец, говорит он. — Ты не мое задание, — более убедительно повторяет он. — И я никуда не хочу уходить.

Уиллоу теряет дар речи. Она действительно и понятия не имела, что кто-то когда-нибудь будет так на нее смотреть.

Она наклоняется вперед, пока ее лоб касается его лба. Самой естественной вещью для них сейчас было бы снова поцеловать друг друга, но Уиллоу знает, что она не может этого сделать, просто не может рисковать. Она размышляет, почему же он хочет остаться. Он может получить гораздо больше в другом месте, где угодно, там, где она ничего не усложнила.

— Я… Я тоже не хочу, чтобы ты уходил, — наконец, произносит она.

— Тогда чего ты хочешь? — спрашивает Гай.

Уиллоу не уверена, что у нее есть силы, чтобы ответить на это. Она ужасно устала. Истощена. Попытка позаботиться об Изабель вымотала ее. И эта сцена, произошедшая между ними, — тоже. Просто сказать ему правду выматывает ее. И вообще вся ее жизнь изматывает. Но все это исчезает, когда она смотрит на Гая. Она думает, что он прекрасен. И когда она вспоминает о том, как он выглядел на кровати, такой спокойный, такой сильный, такой правильный, то есть лишь единственная вещь, которую ей хочется сделать. Может, это и не ответ, которого он так ждет, но это единственное, что она может дать ему.

— Я хочу пойти поспать, — наконец говорит она. — Просто спать очень долго и не просыпаться, пока не буду к этому готова.

Гай ничего не говорит. Он просто кивает, будто это не только самый естественный ответ, но и единственный.

— Хорошо. — Он поднимается на ноги, поднимает ее со стула и ведет к кровати. Гай ложится так, как лежал до этого, но Уиллоу просто сидит на краешке и смотрит на него. Она задается вопросом, сможет ли он почувствовать ее спрятанный тайник под матрасом. Она застенчиво улыбается ему, потому что, как бы сильно она ни хотела этого, оно все еще тяжело для нее. А вот он, кажется, не испытывает никаких трудностей. Он просто улыбается ей в ответ и протягивает руку.

Уиллоу сбрасывает свои туфли и, схватив его руку, ползет по кровати к нему. Она чувствует себя такой истощенной, а грудь Гая — лучшая подушка, которую она могла сейчас себе представить. Но при всем этом, она дрожит. То, что она сказала ему, оставило её незащищенной; она чувствует себя так, как будто содрала слой своей кожи. Уиллоу чувствует вещи, хорошие вещи, даже чудесные вещи, но она привыкла быть мертвой, бесчувственной, и она знает только один способ преодолеть это.

Гай засыпает в течение минуты. Но это не так легко для Уиллоу. Она смотрит в потолок. Она пытается имитировать его спокойное легкое дыхание. Но она не может полностью сделать это, её дыхание остается немного паническим. Она пытается вместо этого сосредоточиться на том, как прекрасно чувствовать его руки. Она даже немного смеется, так как она помнит комментарий Хлои о гребцах. Но все равно, она не может унять дрожь. Ее рука движется к краю матраса, ныряет вниз, нащупывает спрятанный запас.

Ты можешь справиться с этим, не так ли? Это не так сложно.

До Уиллоу доходит, что она справляется гораздо хуже. Как бы то ни было, то, что произошло с Дэвидом внизу прямо сейчас, как бы дико не было, это можно пережить. Это осознание заставляет ее выпрямиться. Как ей удалось выдержать эту боль, не прибегая к своему проверенному средству?

Уиллоу знает, что ей нужно найти это утешение, но на самом деле ее это пугает практически больше всего. Она покрылась холодным потом. Сама идея, хоть и мимолетная, что она может прожить без своего постоянного спутника на протяжении последних семи месяцев, просто слишком тревожна. Она ищет под матрасом более отчаянно. Когда ее рука, наконец, касается бритвы, она сжимает ее изо всех сил. Прямо сейчас у нее нет потребности в большем, но ей и не нужно знать, что большее возможно.

Гай шевелится во сне, задевая Уиллоу, и каким-то образом ослабляет ее хватку. Бритва падает на пол со слабым металлическим стуком.

Уиллоу встает с постели, чтобы найти её, и когда она это делает, её взгляд падает на рюкзак Гая. У неё возникает идея. Она проверяет, действительно ли он спит, и когда убеждается в этом, подходит к столу и берет ручку. Она на мгновение останавливается, глядя на коробку, до сих пор не использованной акварели. Это было бы прекрасно сделать какой-нибудь рисунок, что-то, что должно было идти вместе с тем, что она собирается написать, но, чтобы он высох нужно слишком много времени, и, кроме того, она слишком торопиться вернуться в кровать к нему. Она идет к его сумке, как можно тише, расстегивает ее, и достает копию "Бури".

Ей не приходится думать дважды.

Для Гая,

О, прекрасен новый мир, в котором есть такой человек…

Она немного улыбается, так как представляет себе его реакцию, когда он найдет это, и она задается вопросом, когда это будет — сегодня, завтра?

Уиллоу возвращается в постель, все ещё сжимая бритву, но это не имеет значения, потому что она обнаруживает, что на этот раз ее дыхание действительно соответствует дыханию Гая, и она тоже засыпает.

 

Глава 13

Внезапно проснувшись, Уиллоу думает, что это из-за приснившегося ей кошмара. Потом ей кажется, что виной всему просачивающийся через окно шум полуночных машин. Но, взглянув на залитую лунным светом дорогу, она не замечает ни одной. Улица абсолютно пуста.

Уиллоу привыкла резко просыпаться посреди ночи, но в этот раз все казалось другим. На этот раз нет никакой причины для того, чтобы сидеть, выпрямившись, в постели в три часа ночи. В ее сны не проникают отвратительные картины, не слышны звуки, напоминающие ту страшную аварию.

Она просто до такой степени переутомлена событиями последних нескольких дней? Книгохранилище; то, когда она задремала с Гаем; боль, которую она испытала, когда увидела Дэвида с Изабель. Особенно, боль, которую она почувствовала, наблюдая за ними двоими. Эти мысли тревожные, но могут ли они заставить ее проснуться посреди ночи?

Уиллоу прижимает ноги к груди, кладет подбородок на колени и думает. Должна ли она...

Что это?

Она поднимает голову на шум, слабый, но безошибочный.

Ох.

Теперь Уиллоу точно знает, что так внезапно разбудило ее. Едва слышимый звук, который не разбудил бы остальных, но проникающий прямо в сердце. Ее брат снова плачет.

Она спускает с кровати ноги и тянется за халатом. У нее нет ни внятного плана, ни мысли, как она собирается помочь брату. И мало того, что она не знает, как делаются подобные вещи, так она еще понимает, что ее присутствие будет расценено как абсолютное вмешательство. Тем не менее, она просто не может оставаться в постели, когда ее брат плачет, при этом, будучи причиной его слез.

Она крадется вниз по лестнице, останавливаясь на каждом шагу, решив не создавать шума, который мог бы предупредить его об её присутствии.

Звуки его рыданий еще хуже, чем те, которые она помнит с момента несчастного случая.

Уиллоу осторожно спускается по ступенькам, стараясь идти так, чтобы Дэвид не смог ее увидеть, если бы поднял глаза. Хотя маловероятно, что он это сделает. Его голова покоится на руках, сложенных на столе, а очки лежат рядом.

Уиллоу не думает, что раньше видела хоть кого-то, кто плакал бы так отчаянно. Видеть такое — наказание, и она знает, что не может быть свидетелем его горя, не может видеть столь обнаженную эмоцию, не поддавшись своей опоре, своему лекарству, своей бритве.

Она тянется в карман халата за лезвием, но останавливается как раз перед тем, как вонзить его себе в кожу.

Наконец, ей приходит в голову, что она все-таки может кое-что сделать для брата. Она не может вернуть родителей, её попытки помочь даже самыми простыми способами совершенно не удались, но здесь, сейчас, она может что-то сделать.

Она может сидеть и наблюдать за ним, быть свидетелем его боли. Она может заставить себя высидеть это, прожить каждый всхлип вместе с ним, не прибегая к той единственной вещи, которая защищала ее саму от такой боли.

Он никогда не узнает, чего ей стоило это, весь процесс останется незамеченным, но Уиллоу будет чувствовать, что она, наконец, хоть что-то сделала для Дэвида.

Уиллоу вспоминает последний раз, когда видела его плачущим, насколько потрясена она была, почти испугана, увидев его в таком состоянии. Сейчас же она не столько напугана, сколько ощущает благоговение. Находится под впечатлением, какого не испытывала в прошлый раз. Каким сильным он должен быть, чтобы выдержать такие страдания. Она лучше всех знает, какая внутренняя сила духа нужна, чтобы позволить себе быть столь охваченным такими чувствами.

Она же сама никогда не будет в состоянии сделать что-то подобное. Даже наблюдение за ним, не позволяя себе роскоши порезать себя, едва ли не сильнее того, что она может вынести.

Его рыдания ранят её больше, чем все то, что она может причинить себе, но это не только боль, которую она испытывает, когда смотрит на него. Она ощущает некое горькое утешение в том, что ее брат способен чувствовать такую скорбь. Что он никогда не прибегнет к тому средству, что использует она, что он обладает неиссякаемым источником силы, который позволяет ему вот так плакать.

Нет, сама она далека от того, чтобы быть сильной. Но она все равно будет сидеть и наблюдать за ним, за каждой слезинкой, пока он не выдохнется.

Проходит много времени, очень много, прежде, чем Дэвид, наконец, перестает плакать. Он сидит за столом, упершись подбородком в ладони, и несколько минут смотрит на стену, прежде чем встает и выходит из комнаты.

Уиллоу тоже поднимается. Она идет вверх по лестнице так тихо, как и спускалась по ней, заползает в свою кровать и глядит в потолок. Она все еще не спит, когда за окном начинает светлеть небо. Она по-прежнему не спит, когда поднимается солнце. Она и не засыпала. Она просто лежит в кровати и смотрит в потолок до тех пор, пока остальные члены семьи не просыпаются, и Кэти не зовет ее завтракать.

Весь день Уиллоу преследует образ плачущего Дэвида. Она так устала, что едва может держать глаза открытыми, но каждый раз, когда сон готов накрыть ее, ей удается встрепенуться, благодаря воспоминаниям о нем, сидящем за кухонным столом. Уиллоу способна таким образом пережить все занятия, но она абсолютно истощена, когда добирается до библиотеки.

— Привет, Карлос. — Сильно зевая, Уиллоу с трудом может произносить слова. — Извини! — она накрывает рот ладонью. — Я едва спала прошлой ночью.

— Ну, тогда у тебя удачный день, — говорит Карлос, замечая ее темные круги под глазами. — Потому что днем я дежурный. Может, ты сегодня займешься только полками? Возможно, так будет проще всего.

— Как скажешь, — говорит Уиллоу, кладя сумку под абонементный стол. Она знает, что Карлос просто пытается быть милым, но стеллажи всегда проще, чем общение с людьми и улаживание их вопросов. Хотя сейчас она предпочла бы не находиться в книгохранилище в одиночестве в компании своих мыслей.

— Тебе хватит на целую смену. — Карлос машет рукой в сторону множества потертых металлических тележек, переполненных книгами, которые загораживают вход в лифт.

— Что ты сделал, оставил их все для меня? — ворчит Уиллоу, хватает первую тележку и закатывает ее в лифт.

Но к облегчению Уиллоу, расстановка книг на полках достаточно отвлекает ее от того, чтобы стереть все мысли о предыдущей ночи. Конечно, это приятнее, чем мучить себя воспоминаниями о страданиях брата. Время проходит быстро и без происшествий, и Уиллоу благодарна Карлосу за то, что он дал ей эту работу, пока не видит последнюю партию книг, предназначенных для одиннадцатого этажа.

Когда она выходит из лифта, то не может не думать обо всем, что произошло там между ней и Гаем. От первого разговора, который произошел у них, до поцелуя на следующий день она чувствует, будто эти стены были свидетелями самых важных событий ее жизни с тех пор, как умерли родители.

Уиллоу оставляет тележку с книгами и идет к месту возле окна. Она опускается на колени и касается пола там, где они сидели. Она знает, что ведет себя чудно, но ей кажется странным, что бетон такой холодный и сырой, когда вырабатываемое ими тепло было настолько сильным.

Она закрывает глаза и позволяет воспоминаниям об их объятиях нахлынуть на нее, но подпрыгивает, когда слышит треск лифта. От того, что в книгохранилище находятся посторонние люди, пока она работает, вызывает у нее неудобство, но она умрет со стыда, если кто-то застанет ее за общением с полом.

Она бежит обратно к тележке, хватает её и уже стоит на месте перед одним из книжных шкафов с книгой в руке, когда двери лифта открываются. Уиллоу со спокойным любопытством оглядывается через плечо, чтобы посмотреть, кто там.

— Ох! — она поражена, увидев Гая, выходящего из лифта, и на мгновение думает, что он просто видение, вызванное её сильным желанием.

— Привет, — секунду спустя говорит она. — Я не знала, что ты будешь здесь сегодня.

— Привет. — Он подходит к ней. — Тот парень снизу, за абонементным столом, сказал, что ты будешь на одиннадцатом этаже.

— Карлос?

— Да. Извини, я забыл его имя. В любом случае, я кое-что принес тебе.

— Правда? — Уиллоу кладет обратно на тележку книгу, которую держит, и смотрит на Гая. — Очень мило с твоей стороны. А что?

— Контрабанду. — Гай вытаскивает из-за спины руки. Он держит коричневый бумажный пакет, из которого достает стакан с кофе-гляссе.

— Боже мой! — Смеется Уиллоу. — Это так мило! Именно то, что мне было нужно! Откуда ты узнал? И как тебе удалось протащить его сюда наверх? — Она отталкивает тележку с дороги и приближается к нему.

— Э-э, Карлос сказал, что ты действительно устала, и мне показалось, что он не будет возражать, если я принесу тебе это.

— Ох, это замечательно. — Уиллоу берет у него кофе и садится спиной к стене. Она закрывает глаза и делает глоток. — Ты даже положил правильное количество подсластителя.

— Я наблюдательный. — Гай садится рядом с ней.

— Ты же не шутишь. — Уиллоу пододвигается так, что их ноги соприкасаются. — Хочешь?

— Нет, спасибо. — Гай качает головой. — Для меня слишком сладко. Так от чего же ты так устала? Я подумал, что мы могли бы чем-нибудь заняться после работы, но если ты не в состоянии… — Он замолкает.

— О, нет, я не слишком устала. То есть, да. — Между глотками Уиллоу зевает. — Но мне бы очень хотелось чем-нибудь заняться, и к тому же, — она взмахивает рукой с кофе, — это помогает.

— Ты всю ночь работала над своей письменной работой или ещё чем-нибудь?

— Не совсем. — Уиллоу вздыхает. — Я даже еще не начинала. Просто я… — На мгновение она замолкает. — Ну, я не могла уснуть, вот и все. — Она гадает, почему, сказав ему столько важных вещей, она раздумывает, дать ли ему знать настоящую причину того, почему она не спала всю ночь. — Это было потрясающе, — говорит Уиллоу, допивая остатки кофе. — Большое тебе спасибо. — Секунду она улыбается Гаю, а потом неохотно встает.

— Эй, знаешь что? — Гай тоже встает. — Я, наконец-то, закончил читать "Бурю".

— Правда? — От этого сообщения Уиллоу оживает больше, чем от кофе. — И как тебе? Понравилось? Признайся, что это его лучшая пьеса, не так ли? — Она берет несколько книг и начинает их сортировать.

— Да, мне действительно понравилось.Ладно, — он быстро исправляется, потому что видит, что её улыбка исчезает. — Мне очень понравилось, правда. Лучшая ли это его пьеса? Не знаю, потому что я не читал их все, но скажу тебе, что мне тоже нравятся выдуманные места. И скажу тебе кое-что ещё.

— Что?

— Скажу тебе, какая у меня самая любимая часть из всей пьесы.

— Не говори, дай я угадаю. — Уиллоу прекращает разбираться на полках и, размышляя об этом, прислоняется к стеллажам. — М-м-м, одна из действительно великих речей Просперо, потому что...

— Нет. — Гай качает головой. — Даже рядом нет.

— Нет? — Уиллоу удивлена. — Ладно, ты же не собираешься сказать мне, что тебе больше понравился Калибан? Ты настолько любишь категории, что это было бы действительно странно. Я имею в виду людей, которые считают его лучшим персонажем, чем Просперо!

— Забудь о Калибане, — говорит Гай. — Ты все еще далека от истины. — Он складывает руки на краю металлической тележки, наклоняется вперед и улыбается. — Хочешь испытать удачу в третий раз или мне просто сказать?

— Просто скажи.

— Ну, хорошо. Моей любимой часть было посвящение.

—Посвящение? — Уиллоу хмурится. — Шекспир не писал посвящения для "Бури". Не думаю, что он вообще писал его для какой-либо своей пьесы, не так ли?

— Я не говорю о каком-то конкретном посвящении, которое написал Шекспир.

— Ох. — Уиллоу закусывает нижнюю губу, когда до нее начинает доходить смысл его слов. — Ладно. — Она улыбается и снова начинает расставлять книги.

— Знаешь что? — медленно произносит Гай. — Ты...

— Нет! — возражает она.

— Откуда ты знаешь, что я хотел сказать?

— Ты собираешься сказать, что я покраснела, а это не так.

— Нет, так. — Гай наклоняется ещё ближе.

Уиллоу печально осознает, как идеально романтичен этот момент и к чему он должен привести. Больше всего ей хочется, чтобы она могла наклониться к нему, позволить всему развиваться так, как должно, но не может, она знает, каковы будут последствия.

— Ну, во всяком случае, я рада, что тебе понравилось то, что я написала, — смущенно говорит Уиллоу. Она отходит на несколько шагов и смотрит на книжные полки, будто те хранят тайну жизни. У нее дрожат руки, когда она бессистемно расставляет книги и умудряется несколько из них уронить на пол.

— Ты вообще смотришь на заголовки? — спрашивает Гай, поднимая упавшую книгу и вручая ее ей. — "Научно-исследовательская деятельность Южно-Маньчжурской железной дороги, 1907-1945 годы". Кто-то, на самом деле, написал это? Кто-то действительно это брал? А я думал, что только мне нравятся странные вещи!

— Ерунда. — Уиллоу удается рассмеяться. — Если ты был бы здесь час назад, то мог бы помочь мне с "Работой Четвертого Международного Конгресса Литовских Энтомологов".

— Да ладно, должно быть, ты это выдумала.

— Нет, я клянусь! Пятый этаж, если ты мне не веришь!

— Я тебе верю. — Гай улыбается. — Так, когда ты выйдешь отсюда?

— Ох. — Уиллоу смотрит на часы. — Примерно через... Ну, на самом деле, сейчас.

— Хочешь пойти в парк? На улице действительно здорово. Ну, или не знаю, может, ты хочешь вернуться туда и выпить ещё кофе?

— Я бы лучше пошла в парк. Кому бы захотелось сидеть в помещении, если на улице так красиво? — говорит Уиллоу, когда они идут к лифту. — Но если ты что-нибудь хочешь, то я буду рада пойти и туда. — Двери лифта открываются, и они входят.

— Нет, не волнуйся, я в порядке, — заверяет ее Гай, когда они выходят из лифта на первом этаже.

— Эй, Карлос. — Уиллоу достает из-под абонементного стола свои вещи. — Думаю, мы увидимся через пару дней.

— Развлекайтесь, — говорит он, подмигивая ей, что Уиллоу подчеркнуто игнорирует.

— Ты когда-нибудь была на реке? — спрашивает Гай, когда они выходят из здания и идут через кампус. Уиллоу рада, что он, кажется, не заметил жеста Карлоса, а если и заметил, то не собирается упоминать о нем.

— Ты имеешь в виду на лодке? — Она слегка сбита с толку.

— Хм, ладно, а как еще можно выйти на реку?

— Понятия не имею. — Уиллоу пожимает плечами.

— Ты должна попробовать, — говорит Гай, когда они входят в парк. — Как-нибудь я возьму тебя с собой. А сейчас давай хотя бы прогуляемся у воды, идет? Вот сюда. — Он ведет ее вниз по узкой тропинке, под аркадой каштанов, к реке.

— Здесь красиво, — говорит Уиллоу. — Я никогда не ходила этим путем раньше. — Она опирается локтями на каменную стену, которая отделяет их от воды, и смотрит на парусники.

— Ты должна увидеть, как мы гребем по утрам. Это прекрасно. Кажется, будто в мире больше никого не существует. — Гай запрыгивает на стену.

— Ты же упадешь! — В тревоге восклицает Уиллоу.

— Точно, эта штуковина, должно быть, по меньшей мере, два фута шириной.

— Может, попробуешь пройтись по половине, — Уиллоу с сомнением глядит на узкое каменное ограждение. — Если только ты не собираешься сказать мне, что вместе с той книгой "Волшебство для мальчиков" ты купил еще "Книгу для мальчиков о натянутой проволоке", иначе тебе нужно слезать.

— Думаешь, я не падал в воду миллион раз с тех пор, как смотрел на греблю? Иди сюда. — Он протягивает ей руку.

— Нет. — Уиллоу качает головой. — Ты действительно? Я имею в виду, падал? Я думала, что вода была настолько грязной.

— Конечно, я падал, и вода была грязной. Я же говорил тебе, вот почему у меня была с собой перекись водорода и все остальное, все носят это, чтобы можно было продезинфицировать любую… — На мгновение он замолкает. — А вообще ты не поверишь, насколько холодная вода в конце октября.

— Верю! Вот почему я стою тут!

— Залезай сюда, — говорит Гай. Он игнорирует ее протесты, хватает Уиллоу за руки и тащит ее на каменный парапет. — Не так уж плохо, да? — говорит он сквозь ее возмущенные крики, притягивая ее ближе к себе. — Ты не упадешь, а если и упадешь, то я тебя поймаю.

— Я знаю, — медленно говорит Уиллоу. — Ты так и сделаешь. — Они стоят лицом к лицу. Уиллоу уверена, что они выглядят, как на открытке: силуэты на фоне гаснущих лучей солнца, но она также знает, что с этой картинкой что-то не так, и это что-то происходит с ней.

— Привет, Гай! Сюда!

Уиллоу поворачивается и видит Энди, машущего им рукой. В нескольких шагах позади него идут Хлоя, Лори и Адриан.

— Видите эту лодку?— Он подбегает к ним и забирается на стену, чуть не сбивая Уиллоу.

— Поосторожнее! — говорит Гай, крепче сжимая Уиллоу.

— Да, извини. — Он едва глядит в ее сторону. — Ну же, посмотрите на это! — Он показывает на плывущий вдалеке шлюп. — Можете себе представить, каково это плыть на чем-то таком большом? Она же около семидесяти, восьмидесяти футов. Понадобится команда из двадцати человек.

— Я думала, ты интересуешься греблей, — говорит Уиллоу.

— Да, знаешь, я делаю это для школы. — Энди пожимает плечами. — Но я люблю плавать под парусами. Именно так я провел лето.

— Он только об этом и говорит, — говорит Хлоя, присоединяясь к ним. Она прикрывает глаза от солнца и смотрит на Уиллоу.

— Я бы все отдал, чтобы оказаться среди экипажа этой лодки. — Энди качает головой. — Это было бы потрясающе.

— Ну, во-первых, тебе придется... — начинает Гай.

— Эй, ребята, хотите пойти с нами что-нибудь перекусить? — резко меняет тему Энди. — Я устал болтаться в парке, так что предпочел бы посидеть где-нибудь внутри.

Конечно, предпочел бы, думает Уиллоу, высвобождаясь из рук Гая и спрыгивая со стены на землю.

— Уиллоу. — Её за рукав тянет Хлоя. — Пошли с нами, — говорит она шепотом. — Ну же. Мне нужно другое мнение.

— Насчет чего? — Уиллоу в замешательстве.

— Насчет него. — Хлоя кивает в направлении Энди, который все еще стоит на стене спиной к ним. — Лори не подходит. Она слишком отчаянно пытается разобраться в том, что между нами происходит. Она не успокоится, пока все не будут в парах, как она с Адрианом. — Она смотрит туда, где эти двое целуются. Уиллоу следует за ее взглядом и чувствует острую боль, когда видит, что Лори отрывается от Адриана и улыбается. Очевидно, она в восторге от внимания своего парня.

— Хочешь пойти? — Гай спрыгивает рядом с ней.

— Я… ну… Конечно, — говорит Уиллоу. Ей бы не хотелось столкнуться с кем-то еще, но она польщена тем, что Хлоя хочет, чтобы она пошла с ними.

— Мы можем пойти в одно местечко рядом с лодочной бухтой, — заявляет Энди, когда слезает со стены и встает рядом с Хлоей.

— Там так дорого, — подходя к ним, говорит Лори.

— Какая разница? — отвечает Энди, пожимая плечами. — Это недалеко отсюда, и там хорошо.

— Он прав, — говорит Адриан. — Мы могли бы просто пойти туда. Он берет Лори за руку и идет в сторону лодочной бухты. Энди и Гай движутся следом за ними.

— Так ты интересуешься парусным спортом? — спрашивает Уиллоу у Хлои. Они отстают от остальных на несколько шагов.

— Когда как. Ты имеешь в виду, понравится ли мне, если он вывезет меня на такой лодке? Конечно. Ты имеешь в виду, понравится ли мне, если он будет изредка говорить, хотя бы о чем-то еще? Конечно.

— Поняла.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом. — Хлоя вздыхает. — У меня так много домашней работы, меня сейчас даже не должно быть здесь. Просто не знаю, я как противоположность Лори. Теперь, когда я учусь в последнем классе, то все меньше и меньше сосредоточена.

— Мне знакомо это чувство. — Уиллоу раздраженно грызет ногти, потом засовывает руки в карманы.

— Тебе надо бы сделать маникюр, — говорит Хлоя, когда они подходят к кафе. — Не пойми меня неправильно! Дело в том, что я часто делаю ногти Лори, и если ты хочешь, я могла бы тоже иногда делать и тебе…

— Ох… спасибо. Я совсем не обижаюсь. Я знаю, что они выглядят ужасно, но, если честно, всегда были такими. Моя лучшая подруга дома тоже придиралась к ним, — с печальной улыбкой признается Уиллоу.

— Здесь слишком много народу, мы никогда не найдем себе столик, — кричит Лори от входа в ресторан, где они стоят с Адрианом.

— Значит, подождем пару минут, — совершенно равнодушно говорит Энди.

Гай возвращается обратно к Уиллоу. — Мы можем не оставаться, если ты не хочешь.

— О, нет, все в порядке. Но все равно спасибо, — говорит она, слишком тихо, чтобы кто-нибудь мог услышать.

— Эй, у них есть столик, если мы согласны сесть на заднем дворике, — после переговоров с официанткой говорит Адриан.

— Тогда нам не будет видно воду, — жалуется Энди.

— Именно ты настаиваешь на том, чтобы есть здесь, — указывает Хлоя.

— Отлично, забудьте о воде. — Энди следует за Адрианом и Лори, когда они входят в кафе.

— Здесь на заднем дворике, на самом деле, очень неплохо, — говорит Лори, когда они толпятся вокруг маленького столика под полосатым зонтом.

— Кто что будет? — Энди ищет взглядом меню.

— Я хочу только десерт, — говорит Хлоя.

— Я тоже, — соглашается Лаура. — Нет, извините. Салат.

— Тогда мне тоже придется брать то же самое! Давайте все по десерту. Ты что будешь Уиллоу?

— Э-э. Может…

Ее Уиллоу видит раньше остальных. Ходячий скелет, жертва какой-то ужасной изнуряющей болезни, как в учебниках по истории, пережившая лагерь смерти. Уиллоу требуется какое-то время, чтобы осознать, что эта девушка не относится ни к одному из перечисленных пунктов. Она всего лишь девушка, как Уиллоу, которая выбрала испытывать на себе ужасную боль. Только оружие этой девушки — не бритва, а голод.

Уиллоу едва может вынести взгляда на нее, но все равно не может его отвести и смотрит как завороженная. Каждое очертание истощенного тела девушки является свидетельством ее внутреннего смятения. Уиллоу может только представить, какую боль та испытывает, чтобы разрушать себя таким образом. Она знает, что в ее сострадании другой девушке есть что-то ироническое — она не может избавиться от ощущения, что это абсолютное умерщвление плоти гораздо хуже всего того, что она когда-либо делала с собой.

— Боже мой, какая бедняжка, — шепчет Лори. Очевидно, она тоже заметила это привидение.

— Кто? — спрашивает Адриан, его голос неестественно громко звучит, в отличие от голоса Лори.

— Тс! — Лори толкает его локтем.

Гай поворачивает голову, чтобы увидеть то, о чем они говорят, и Уиллоу замечает, что он слишком поражен ее внешностью, чем был бы кто-либо другой.

Уиллоу отворачивается от этого зрелища, и ее взгляд падает на Энди. Он также прикован взглядом к девушке, но его реакция абсолютно отличается от реакции Уиллоу и остальных. Понятно, что он смотрит на этот ходячий скелет и видит только безгрудое, бесполое иуродливое нечто.

— Ага, я бы не стал слишком жалеть ее, — с ухмылкой говорит он Лори.

— Что, прости? — Хлоя бросает на него взгляд.

— Да ладно, раз она находится в таком месте, как это, то у нее определенно есть деньги на еду. Она же не какой-то бедный голодающий ребенок из Африки, понимаешь?

— Нет. — Хлоя качает головой. — Не знаю. О чем ты вообще говоришь?

— О том, что она сама делает это с собой…

— Да, это называется расстройство пищевого поведения, — сердито говорит Лори.

— Верно. Я знаю это, понятно? Не говори со мной так, будто я идиот.

— А почему бы и нет? Ты ведешь себя именно так, — огрызается Хлоя.

— О, простите, что я не преклоняю колени перед какой-то девчонкой, которая не может справиться со своими жизненными трудностями и прячется за болезнью недели.

— Откуда ты, черт возьми, можешь знать о том, какая жизнь у нее выдалась? Какого черта ты можешь знать о том, почему она делает это с собой? — требовательно спрашивает Хлоя.

Остальные за столом сидят молча. Уиллоу уверена, что она не единственная, кто хочет, чтобы она оказалась где-то в другом месте. Она не смотрит на Адриана или Лори, она едва может заставить себя смотреть на Гая.

— Послушай, я знаю такой тип людей, — продолжает Энди, даже не потрудившись снизить тон. — Общество, средства массовой информации, кто-то еще ответственны за ее проблемы. Стало модным морить себя голодом и жаловаться, что окружающий мир вынуждает тебя это делать. Поверьте мне, дело в том, что она просто не может справиться с чем-то и делает из этого проблему...

— Прекрати! — выпаливает Уиллоу. Она не может ничего с собой поделать. Она не может слышать больше ни слова. Уиллоу опирается лбом на ладонь. Может, у нее действительно мигрень. Она чувствует на плече руку Гая и поднимает голову, чтобы посмотреть на Энди.

— Спасибо, Уиллоу, — говорит Хлоя.

Уиллоу знает, что Хлою огорчает бесчувственность Энди. Но сама она беспокоится по более эгоистичным причинам. Это равносильно тому, как если бы Энди адресовал каждое свое слово к ней. Что бы он сказал, если бы она подняла свою футболку и показала ему свои порезы, как она это сделала для Гая? Он бы сказал, что она сама создала себе проблему?

Он будет прав?

— Ну, ладно. Я сваливаю отсюда, — через несколько мгновений говорит Энди.

— Я тоже, и знаешь что, я ухожу совершенно в противоположном направлении. — Хлоя бросает салфетку на стол. — Ребята, увидимся завтра.

— Может, мы тоже пойдем? — Уиллоу говорит Гаю. — Извините. — Она смотрит на Лори и Адриана.

— Тебе не за что извиняться. — Лори бросает на Энди неодобрительный взгляд. — Я думала, что ты уходишь, — многозначительно говорит она.

— Да, пошли отсюда. — Гай встает. — Слушай, Энди. Ты знаешь, по этому вопросу я абсолютно согласен с Хлоей.

— Итак, я полагаю, Хлое не понадобится другое мнение, — говорит Уиллоу, когда они выходят из кафе. Солнце уже совсем село, и наступает прекрасная мягкая ночь.

— А? — Гай выглядит смущенным. — Ты о чем?

— Хлоя хотела же знать, что я думаю об Энди, — поясняет Уиллоу. — Ну, знаешь, нужно ли ей встречаться с ним.

— Вы говорите о таких вещах? — Гай недоверчиво смотрит на нее. — То есть, она сама не может составить свое собственное мнение?

— Не знаю. — Уиллоу пожимает плечами. — Думаю, нет. — На самом деле, у неё нет сил, чтобы поддерживать светскую беседу. Она слишком расстроена, сцена в кафе еще слишком свежа. Она сердится и не только из-за того, что Энди сказал относительно той бедной девочки, но и из-за того, что его слова подразумевают и ее саму.

— Я не очень настроен сейчас на прогулку, — говорит Гай. — Ты не против? — Он садится на траву и тянет её за собой. — Так хорошо? Отсюда мы можем видеть воду.

— Я не создаю себе проблемы, — неожиданно произносит Уиллоу. — Я не делаю этого только потому, что это модно, потому что это стильно. — На мгновение она останавливается. — Я делаю это, потому что мне приходится, — наконец, произносит она. — Другого пути нет.

— Нет. — Гай качает головой. — Ты не позволишь себе пойти другим путем. Вот в чем разница.

— Я не могу себе позволить другой путь! Ты это знаешь! Тывидел! — Настаивает Уиллоу. Гай ничего не говорит, и они оба несколько минут сидят в тишине и смотрят на воду, мерцающую в лунном свете.

— Может, Энди был прав, — продолжает Уиллоу. — Я и эта девушка, мы просто не можем противостоять тому, что нам подбрасывает жизнь, поэтому прячемся за нашу болезнь. Может, все, что он говорил о ней, правда и обо мне.

— Почему ты должна слушать все, что он...

— Прошлой ночью мой брат плакал, — внезапно перебивает Уиллоу. — Не смейся, — поспешно говорит она. — Я знаю, что ты не такой, как Энди, и никогда не скажешь ничего безразличного или глупого, но кто-то считает, что плачущий мужчина... Ну, не знаю.

— Я не смеюсь.

— Вот почему прошлой ночью я не спала. Он плачет. А я наблюдаю за ним.

— Почему ты сейчас мне это говоришь? — спрашивает Гай.

— Понятия не имею, — Уиллоу сама удивляется.

— Понятия не имею, — повторяет она. — Просто я… Он такой сильный. Если ты думаешь, что его плач — это что-то другое, то ты ошибаешься. Я даже не знаю, как он умудряется делать это, то есть, преодолевать все это. — Уиллоу замолкает. — Думаешь, я такая же, как эта девушка? — Она ищет его лицо, едва видимое в слабом свете звезд.

— Не знаю, — медленно произносит он. — Но я знаю вот что. То, как ее тело поразило тебя, так же меня поражают и твои шрамы.

— Ох. — Уиллоу не знает, как на это реагировать. Как замечательно, что она так сильно может поразить его, и как ужасно, что это должно быть вот таким образом. Она не может отделаться от мысли, что почти любая другая реакция была бы предпочтительнее. И что она сама виновата в том, что, когда он смотрит на нее, то видит не просто девушку, а девушку, которая режет себя.

Она закатывает левый рукав и рассматривает свои порезы, действительно смотрит на них так, как делала бы это одна, пытается увидеть их так, как, по ее представлению, видит он.

Нельзя отрицать, что они отвратительны. Понятно, почему в тот день в книгохранилище он сказал ей, что они уродливы.

Это не должно иметь значения. Ее порезы служат определенной цели, а эта цель не зависит от таких незначительных соображений. Она так сильно в этом уверена, как не была никогда. Но все, же на мгновение ей хочется, чтобы они выглядели по-другому, чтобы они действительно выглядели как царапины, которые может сделать кошка.

Она начинает закатывать рукав, но Гай останавливает её. Он держит ее за руку, смотрит на ее порезы, проводит пальцами по отметинам от лезвия.

— Не надо, это…

Уиллоу перестает говорить, когда он наклоняет голову и целует ее шрамы.

Она знает, что должна сказать ему, остановиться, но не может, потому что хочет, чтобы он продолжал вечно. А также она знает, что, возможно, за это чувство расплатится другими, менее приятными, но все, же не может заставить себя отдернуть руку.

Потом Уиллоу делает кое-что, что удивляет даже ее саму больше, чем все, что она когда-либо делала. Она протягивает другую руку и очень осторожно касается ладонью его щеки, поднимает его губы к себе и целует. Она не может поверить, что готова вот так рисковать, особенно после того, что произошло в книгохранилище. Учитывая, что этот поступок для нее еще более шокирующий, чем несколько месяцев назад, когда она колотила отверткой по руке и знала, что нашла свое призвание.

Она ждет, что произойдет какой-то катаклизм, что ее переполнит чувствами, как это было в библиотеке, но, по крайней мере, на данный момент она лишь чувствует, как это прекрасно целовать кого-то, целовать его под звездами, и как странно, как удивительно, что после всего, что она пережила, она может, наконец, реагировать на что-то, как и все остальные.

— Сделаешь кое-что для меня? — шепчет она ему в губы. Она слегка дрожит от волнения и страха и пока не может заставить себя поверить в то, что ее поступок не будет иметь последствий.

— Да, — шепчет он в ответ. — Просто скажи что.

— Отвези меня домой.

Уиллоу не имеет понятия, почему она попросила об этом, откуда взялось это желание: копилось ли оно долгое время или это сиюминутная необходимость. Но она уверена, что оно подлинное, что это то, чего она хочет.

— Сейчас? — Гай отстраняется от неё. — Ты хочешь, чтобы я отвел тебя на квартиру брата?

— Нет. — Уиллоу качает головой. — Я хочу поехать домой. Обратно в дом моих родителей, где я выросла. Домой.

— Ох. — Гай кивает. Он выглядит смущенным, но задумчивым. — Это не далеко, да? То есть, ты могла бы взять машину своего брата и съездить туда, не так ли? — Он замолкает на секунду. — Прости. Ты ездила с того момента, когда… Я не подумал.

— Нет, не ездила. Я не могу поехать туда одна и не могу взять машину брата. Он захочет узнать, зачем, а я не могу ему сказать. Мне нужно, чтобы ты меня отвез, Гай. Пожалуйста.

— Зачем ты хочешь отправиться домой? Это потому, что ты, возможно, боишься, что теперь твой дом стал местом, которое ты можешь посетить только в своем воображении?

— Нет, я не думаю, что в этом причина… — Она замолкает.

Как бы Уиллоу хотелось, чтобы она могла ответить ему. Чтобы она сама знала ответ. Она думает о тех двух разах, когда с момента аварии была дома, о времени с Дэвидом и книжными шкафами и времени, когда собирала свои вещи. Нет причин полагать, что теперь возвращение домой будет чем-то отличаться. Уиллоу не знает, чего она ищет, что надеется получить из этой поездки. И почему она думает, что, если ее брат, ее невероятно сильный брат, был неспособен противостоять эмоциональному воздействию, находясь в доме их родителей, то она будет в состоянии?

Возможно, ей просто нужно проехать по той дороге, где все произошло. Может, ей нужно зарыться головой в мамином шкафу и понять, может ли она до сих пор чувствовать ее запах. Может, ей снова нужно посмотреть на те книжные шкафы.

— Мне нужна книга, — наконец, выпаливает Уиллоу. Она полагает, что этот ответ имеет столько же смысла, сколько и любой другой. — "Мифология Булфинча". Мне нужен экземпляр моего отца.

Гай медленно кивает, будто абсолютно согласен с ней. Он не говорит, как мог бы кто-то другой, что она может пойти почти в любой книжный магазин и купить себе экземпляр. Он не говорит, будто знает о том, что у нее уже есть книга, что видел ее с ней много раз или, что может одолжить ей свою собственную. Вместо этого, он просто поворачивается к ней и говорит:

— Ладно, похоже, именно мне придется искать машину, которую можно позаимствовать.

 

Глава 14

Ну, конечно, должен был пойти дождь.

Уиллоу безразлично смотрит в окно, но, на самом деле, ничего не видно. Ничего, за исключением пелены дождя, бесполезного движения стеклоочистителей туда — обратно и случайных вспышек молнии.

Даже, несмотря на то, что прогноз погоды не обещал ничего, кроме голубого неба, что последние несколько дней стояла прекрасная погода, в тот момент, когда Уиллоу села в машину с Гаем, она знала — пойдет дождь.

Она гадает, нервничает ли Гай, беспокоится о поездке в такую погоду. Дождь прекращался лишь один единственный раз, когда начинался град. Или, может, он беспокоится из-за того, что она переживает, будто может попасть в аварию. Еще одну аварию.

Уиллоу же ни о чем таком не беспокоится, но испытывает определенное неудобство. Просто в таком сильном дожде есть что-то тревожное.

— Мы поворачиваем здесь, правильно?

Уиллоу не отвечает. Она смотрит в окно, стараясь что-нибудь увидеть за залитым дождем стеклом. Конечно, это бесполезно, она едва может разглядеть дорогу, но это тоже не нужно. Ей не нужно видеть. Она бы знала, где находится, даже если бы была с завязанными глазами.

— Эй, а разве мне нужно повернуть не здесь?

— Остановись.

— Что?

— Останови машину.

Гай останавливает машину у обочины дороги, возле открытого поля. — Ты в порядке? Ты не собираешься...

Уиллоу не ждет, когда он закончит, открывает дверь и колеблется лишь мгновение прежде, чем нырнуть в проливной дождь.

Одета она не для такой погоды — за считанные секунды она промокла до нитки, но едва это замечает, поскольку натыкается на поле. Здесь, может, в пяти или шести ярдах от дороги, находится огромный старый дуб.

— Что ты делаешь? — кричит ей вслед Гай. Он выходит из машины и идет под дождем туда, где Уиллоу стоит перед деревом.

— Уиллоу, — ему приходится перекрикивать раскаты грома. — Давай, возвращайся в машину. — Он берет её за руку.

Невидящим взглядом Уиллоу смотрит на него. Она протягивает руку и касается стороны дерева, прикасается к огромной части полностью срезанной коры, оставшегося вместо неё пятна темно-синей краски.

Странно, что после стольких месяцев, после стольких дождей, краска всё еще здесь.

Она опускается на колени перед деревом. Шуршание целлофана заставляет ее опустить взгляд, и через секунду она понимает, что стоит на останках дюжин цветочных подношений, теперь превратившихся в перегной, узнаваемых только по запачканным лентам и пластиковым оберткам.

Эта картина должна была затронуть ее, растревожить, расстроить, но Уиллоу не чувствует ничего, кроме того, что дождь неприятно проникает сквозь одежду и мочит кожу. Она неподвижна, разыгравшаяся стихия и важность этого места не влияют на нее. Она не знает, чего ожидала, что искала, но, конечно же, не эту пустоту, не эту бессмысленность.

Кажется, Гай гораздо больше взволнован, чем она. У него бледное лицо из-за осознания значения содранной коры, следов краски и сгнивших цветочных подношений.

— Пошли. — Она встает. — Ну же. — Уиллоу берет его за руку. Его одежда тоже промокла. — Давай убираться отсюда. — Она тянет его обратно к машине.

Гай залезает и хлопает дверцей, одаривает ее испытующим взглядом, но ничего не говорит, кроме, — Приблизительно полторы мили, правильно?

— Да. На следующем повороте возьми влево, а потом прямо.

Всю оставшуюся дорогу никто из них больше ничего не говорит. Уиллоу надеется, что Гай не чувствует того холода и неудобства, что и она.

— Это оно?

— Ага. Верно. Там впереди именно тот почтовый ящик.

Гай сворачивает на подъездную дорожку и выключает двигатель. Она дома. После всех этих месяцев она дома.

Уиллоу вылезает из машины, медленно и осторожно, будто внезапно стала старой и немощной. Она заворожено смотрит на дом, больше не замечая, как капли дождя стекают по лицу, а промокшая одежда прилипает к коже.

— Может, войдем внутрь? — Неуверенно предлагает Гай.

— Ах, да. — Уиллоу смотрит на него невидящими глазами. — Нам следует войти внутрь.

Она начинает идти вперед, но спотыкается на гравии. — Ты уверена, что все хорошо? — Гай ловит её за руку. — Уверена, что хочешь сделать это?

— Может быть… Может быть… Я не знаю. — Уиллоу качает головой — внезапно она совсем не уверена. — Может, мы могли бы пойти куда-нибудь и… гм, я не знаю… сначала пообедать? — Наконец, говорит она. Уиллоу знает, что это идиотское предложение. Еще только десять часов утра, они оба промокли до нитки, а дом, хоть и устрашающий, но предлагает некоторый уют. По крайней мере, внутри они могли бы обсохнуть и переодеться. Почти вся ее одежда по-прежнему там, и она уверена, что могла бы что-нибудь найти и для Гая.

— Как пожелаешь. Это полностью зависит от тебя.

— Ты такой… Ты слишком… — Уиллоу замолкает.

Идеальный, замечательный, восхитительный…

— Я слишком какой?

— Милый, — наконец, произносит Уиллоу. Слово абсолютно несоответствующее. — Ты слишком милый.

— Ну, я точно не собираюсь силком тащить тебя туда. Послушай, что бы ты ни захотела сделать, это твой выбор. Полностью. Но, может, ты решишь поскорее. А то этот дождь уже действует мне на нервы.

— Давай вернемся в машину. — Она идет к пассажирской стороне.

— Что теперь? — Гай поворачивается, чтобы посмотреть на нее, пока залезает внутрь и поворачивает ключ в замке зажигания. — Ты действительно хочешь пойти пообедать?

— По крайней мере, там сухо. — Уиллоу не отвечает ему прямо. — Кстати, чья это машина?

— Брата Адриана.

— Ты сказал ему, для чего она?

— Нет. Да он и не спрашивал.

— О, — Уиллоу кивает головой. — Послушай, то, что я сказала там снаружи… — Она стучит пальцами по приборной панели. — Это правда…

— Что?

— То, что ты слишком… Ты слишком… — К удивлению Уиллоу, ее голос ломается. Она потрясена тем, что доброта Гая может так сильно ее растрогать. Как странно, что он может так влиять на нее в то время, как место аварии оставило её равнодушной.

— Уиллоу?

— Да? — её голос стал более ровным, и она снова может контролировать себя.

— Ты тоже милая.

— Ох. — Она кладет локти на приборную панель и упирается лбом в ладони. — Если ты так считаешь.

— Ты плачешь? — Гай касается её плеча.

— Нет. — Уиллоу поднимает голову. — Ты уже должен был знать, что я не плачу. Слушай, давай поедем, пообедаем, ладно? Я знаю, что еще рано, но давай просто поедем. Есть одно местечко, где постоянно тусовались все из моей школы. Оно всего в двух милях отсюда. — Она смотрит на часы. — Сейчас там будет совершенно пусто.

— Ну, ладно. — Гай выезжает на дорогу. — Думаю, я выпил бы чего-нибудь горячего. У них хороший кофе? 

— Горячий шоколад.

— А?

— Горячий шоколад. Это небольшое местечко, им управляет пара из Франции, и это то, что они делают лучше всего. Ну, или, по крайней мере, это то, что все из школы раньше заказывали. Но ты можешь взять половину эспрессо и половину шоколада. Тебе понравится, обещаю.

— Продолжать ехать прямо?

— Нет, поверни направо, а потом еще раз направо. После этого увидишь его.

— Это оно? — Гай подъезжает к кафе. Оно расположено среди ряда магазинов, которые образовывают с одной стороны полукруг вокруг статуи героя войны за независимость.

— Ко мне липнет одежда, — выходя из машины, говорит он.

— Мне очень жаль. — Уиллоу не может избавиться от чувства вины. — Моя — тоже. Может, немного обсохнем внутри.

Как она и надеялась, кафе оказалось пустым. Все помещение в полном их распоряжении, и Уиллоу выбирает свое когда-то любимое место, кабинку возле окна.

— Не слишком ли рано для десерта? — спрашивает Гай, глядя в меню.

— Давай. — Уиллоу неловко ерзает на банкетке. В этих мокрых джинсах она выглядит жалко. — Я знаю, чего тебе хочется — какой-то сливочный мокка, я даже не могу произнести это. Тебе, определенно, надо его взять.

— Тут есть официантка?

— Чтобы заказать, нужно подойти к стойке.

— Ты будешь только горячий шоколад?

— Хм, да, потому что...

— Уиллоу?!

— Марки?! — Уиллоу настолько потрясена, что едва может говорить. Она приподнимается, глядя на то, что должно быть, безусловно, призраком, потому что не может поверить, что то, что она видит, реально. После всех этих месяцев, после всех телефонных звонков, которых она избегала, она, в конце концов, оказывается лицом к лицу со своей лучшей подругой.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, когда Марки подходит к столу. — То есть, почему ты не на уроках?

— Чтоя здесь делаю? Вообще-то я здесь живу. А что тут делаешь ты? — Она недоверчиво смотрит на Уиллоу, будто тоже не может поверить, что увиденное ею реально.

— Ты обрезала волосы, — глупо произносит Уиллоу.

— Да, почти на тридцать сантиметров… — Марки замолкает, она переводит взгляд с Уиллоу на Гая и обратно.

— О, э-э, извини, это Гай, и думаю, ты уже понял, что это Марки.

— Я слышал о тебе, — говорит Гай, очевидно, чувствующий себя более комфортно в этой ситуации, чем они.

Уиллоу удивлена этим замечанием. Оно было бы более уместно на коктейльной вечеринке, но она благодарна за него Гаю. Глядя теперь на Марки, она замечает, что сделала больно своей старой подруге. Уиллоу надеется, что, по крайней мере, слова Гая покажут Марки, что она не забыла её, что она думала и говорила о ней в течение последних восьми месяцев. Все, что они делали вместе на протяжении многих лет, для неё по-прежнему имеет значение.

— Привет. — Марки кивает ему. — Так что ты здесь делаешь? — Она снова переключает свое внимание на Уиллоу.

— Мне… нужно было кое-что забрать из дома, — спустя секунду отвечает Уиллоу. Это единственное, что она может придумать, и забрать Булфинча — действительно единственная конкретная причина, чтобы вернуться домой. — А что ты делаешь здесь посреди дня? — она снова обращается с вопросом к Марки.

— О, я кое-что покупаю для мамы. — Марки пожимает плечами. — Она устраивает званый ужин. В школе прорвало водопровод. Все затопило. Поэтому следующие два дня мы отдыхаем, пока все починят. — Все это она произносит отрывистыми фразами.

— Думаю, это неплохо… — Уиллоу пытается улыбнуться, но улыбка выходит неправдоподобной.

— Пойду, сделаю заказ. — Гай встает и смотрит на Уиллоу. По-видимому, он ждет, попросит ли она Марки присоединится к ним.

— Я тороплюсь обратно, — говорит Марки. Слова вылетают в спешке — очевидно, она не хочет давать Уиллоу возможность снова оттолкнуть ее. Но как только Гай уходит, она опускается на банкетку. Она смотрит на Уиллоу, но, ни одна из них не говорит, и тишина между ними не похожа на уютное молчание двух подруг.

— Мне нравится твоя прическа, — наконец, говорит Уиллоу.

— Спасибо. — Марки не кажется особо польщенной. Она внимательно смотрит на Уиллоу. — Я не видела, чтобы ты заплетала волосы в косичку с тех пор, как тебе было около шести лет. Помню, твоя мама часто тебе ее заплетала.

Это так?

Уиллоу совершенно забыла об этом, но сейчас образ возвращается к ней. Она вспоминает, как извивалась на скамеечке для ног, отчаянно желая пойти играть с Марки, а мама с расческой сидела позади нее.

Она моргает, чтобы прогнать видение, возвращая свое внимание к настоящему. — Значит, тебе легче теперь управляться с волосами, раз они стали короче? Я имею в виду, раньше у тебя уходила целая вечность, чтобы их высушить… — Уиллоу не может поверить, что это все, что после стольких месяцев она может сказать подруге, что их отношения свелись к вот такой светской беседе, и она знает, что это её вина.

Но Марки не до этого. Теперь, когда они оказались наедине, она сразу переходит к делу. — Моя мама сказала, что причина, по которой ты никогда не перезванивала мне и не отвечала на электронные письма, заключается в том, что тебе сейчас просто очень трудно…

— Она права, — нетерпеливо начинает Уиллоу, она рада, что появилась возможность всё объяснить. Она наклоняется через стол. — Видишь ли…

— Но я сказала, что такого не может быть, — перебивает Марки. — Я сказала ей, что, если бы причина была в этом, то ты бы просто сказала мне что-то вроде: "Эй, Марки, я не могу сейчас с тобой общаться, но как только буду готова, то обращусь к тебе первой"… Я сказала ей, что ты не стала бы просто меня игнорировать, что ты не такая. Ты не была такой… нечестной. Я имею в виду, эмоционально нечестной.

Уиллоу в шоке дергается назад. — Я… Я действительно сожалею, — она запинается. — Она чувствует себя так, будто ей дали пощечину, но не может злиться на Марки, потому что знает, ее подруга права. — Я никогда не должна…

— Не хочу говорить тебе такие вещи! — выпаливает Марки. — Я не хочу вот так говорить с тобой! Я чувствую себя так, будто ты мой бывший... или что-то в этом роде, и я умоляю тебя позвонить мне! И я чувствую себя такой эгоисткой! Я должна была спросить, как ты держишься, а не сердиться. — Она замолкает. — Так, как ты справлялась? — После короткой паузы говорит она.

— Не всегда так уж здорово.

И это мягко сказано!

Уиллоу размышляет, что произойдет, если она покажет Марки свои руки. Она простит ее за то, что та не звонила? Поймет, чем стала ее жизнь?

Она расскажет своей матери? Конечно, да. Она даже не будет думать дважды. Она не поведет себя, как Гай. Марки знала всю ее семью с тех пор, как им обеим было по пять лет. Она не станет слушать возражения Уиллоу. Она расскажет своей матери. А ее мать расскажет Дэвиду. Ее бритвы заберут. Что-то обязательно сделают. И та часть ее жизни будет закончена.

Уиллоу ещё не готова к этому, но на краткое мгновение она преодолевает такое сильное желание, что должна буквально сдерживать себя, чтобы не выставить свои руки Марки. Все, что ей нужно сделать — закатать рукава, и процесс будет запущен…

Она резко убирает руки со стола. Кладет их на колени. Начинает скручивать салфетку, делает все возможное, чтобы они были заняты.

— Я… Я скучаю по тебе, — наконец, говорит она, её взгляд сосредоточен на салфетке. — Я скучаю по тебе и тому, что было между нами раньше. И даже при том, что твоя мать была права… ты была тоже. — Уиллоу смотрит на Марки. — Я просто должна была дать знать, что не могу говорить с тобой. — И снова, к ее изумлению, она чувствует, что ее голос начинает ломаться. Но, как и прежде, этот момент быстро проходит.

— А что сейчас? — спрашивает Марки.

— Я… Я позвоню тебе, — говорит Уиллоу. — Мне бы хотелось увидеться с тобой.

— Правда? — Марки выглядит скептически настроенной.

— Правда, — заверяет ее Уиллоу. — Но послушай… — Она краснеет, когда думает о недавнем замечании Марки. На сей раз она полна решимости быть честной с нею. — Я не думаю, что это будет в ближайшее время.

— О, — медленно произносит Марки. — Ну, думаю, мне просто придется подождать. Я… Я надеюсь, что до этого не пройдет еще семь месяцев или больше. И, Уиллоу… — Она одаривает ее забавной легкой улыбкой. — Я действительно частично покупала то, что говорила моя мама. Если бы я этого не делала, то не продолжала бы тебе звонить все эти месяцы.

Они смотрят друг на друга через стол, ничего не говоря, но на этот раз молчание уже не так неудобно.

— Итак, — Марки наклоняется вперед и с каплей былого задора смотрит на Уиллоу. — Он является частью той причины, по которой ты не звонила? — Она жестом показывает на Гая, который стоит к ним спиной у стойки. — Ведь тогда я могу тебя простить.

— Нет, но мне интересно, что ты о нем думаешь, — доверительно говорит Уиллоу, наклоняясь над столом. Их локти соприкасаются, и на мгновение кажется, будто они никогда и не разлучались.

— Он невероятно симпатичный. — Марки снова поглядывает на него. — Он твой… парень или просто друг? Я имею в виду, кто он? 

— Ну… — Уиллоу следует за взглядом Марки. Как она может объяснить, что Гай значит для нее? Он гораздо больше, чем просто друг. И не парень, возможно, возлюбленный, во всём, кроме технического смысла…

А потом она снова смотрит на Марки и говорит самые истинные, самые честные слова, которые не говорила никому, — Он тот, кто знает меня, и кого знаю я.

— О. — Марки задумчиво кивает, когда понимает сказанное. — М-м-м, может, нам следует поговорить о чем-то еще, — бормочет она. — Потому что он направился обратно к нам. Знаешь, что? — Продолжает она нормальным голосом, поскольку Гай приближается к столу. — Мне нужно идти, хотя действительно не хочется. Мне бы хотелось остаться, но меня ждет мама, и я полагаю, что тебе предпочтительнее, чтобы она не знала, что я видела тебя…

— Определенно. Не волнуйся из-за этого. Пожалуйста.

— Ну, хорошо. Поэтому я не могу случайную встречу с тобой использовать в качестве оправдания моего опоздания. — Марки встает. — Ну, думаю, мне просто придется копить все то, о чем я хотела поговорить, пока не получу от тебя известий… — Она произносит это неловко, но ее недавней враждебности как не бывало.

Уиллоу тоже встает. — Я надеюсь, что… — начинает она, но ей не хватает слов. Она неуверенно тянется к подруге, боясь обнять ее из-за того, что такая мокрая. Но Марки вообще не колеблется. Она сжимает Уиллоу в крепких объятьях.

— Увидимся. — После короткой паузы Марки отпускает её. Она смотрит на Гая, чуть улыбается и отходит.

— Пока. — Гай улыбается ей в ответ. Он садится на место, которое Марки только что освободила. — Наш заказ будет готов через пару минут, - говорит он Уиллоу.

— О… хорошо. — Уиллоу рассеянно глядит на него. Она слишком сосредоточена на том, что произошло с Марки, чтобы действительно воспринимать то, что он говорит.

— Все хорошо? — Спрашивает он. — Я имею в виду, это хорошо, что ты встретила её?

— Ну, так или иначе, я этому рада.… Послушай, ты не возражаешь, если мы возьмем напитки на вынос?

Гай просто смотрит на нее.

— Я знаю, что со мной сложно и трудно, но послушай, ты же сказал, что все зависит от меня. Просто сейчас мне хочется вернуться домой. Прости.

— Нет, нет. То есть, мне не сложно взять с собой заказ, и мне совсем не обязательно проводить время в каком-то девчачьем местечке. Но уверена ли ты, что на этот раз готова?

— Ты думаешь, что это место девчачье? Всем парням в моей школе оно нравилось!

— Угу. А какие парни ходили в твою школу? Тем не менее, на этот раз ты уверена?

— Уверена.

— Эй, вы не могли бы подготовить наш заказ на вынос? — Гай окликает женщину за стойкой.

— Хорошо, подождите минутку. — Уиллоу тянет его за рукав. — Что такого девчачьего здесь?

— Опиши свою салфетку.

— Розовая ткань с вышитыми на ней фиалками. — Уиллоу пожимает плечами.

— Верно. Ладно, пойдем. — Гай встает и платит у стойки.

Обратная поездка проходит без происшествий, разве что дождь льет еще сильнее, и их одежда намокает еще больше, пока они бегут до машины и из нее.

— Можешь поторопиться и открыть дверь? — стуча, зубами, говорит Гай.

— Извини. — Уиллоу шарит в кармане в поисках ключа. — Нашла.

Она открывает дверь, и они оба входят внутрь. В доме пахнет плесенью, кажется очевидным, что он нежилой и пустой.

— Ну, — говорит Уиллоу, когда они, дрожа в мокрой одежде, стоят в передней. — Мы здесь. — Она кладет сумку на пол и ставит стаканчик до сих пор не тронутого горячего шоколада.

— Хорошо, — медленно произносит Гай. Он ближе подходит к ней. — Чем хочешь теперь заняться?

Уиллоу понятия не имеет, чем она хочет заняться. Она до сих пор не поняла, зачем ей, в первую очередь, нужно было вернуться домой. Она ожидала, что в тот момент, когда войдет в дом, она будет знать. Что только она откроет дверь, и все станет ясно.

Но ничего не ясно. Великого прозрения не случилось. Этот момент кажется таким невыразительным и бессмысленным, как и до этого, когда она стояла на обочине дороги, глядя на место, где оборвались жизни её родителей.

Уиллоу в смятении. Кажется, Гай переживает за неё, ему любопытно, каким будет её следующий шаг.

— Хочешь посмотреть мою комнату? — Внезапно спрашивает она.

Гай выглядит удивленным. Ясно, что он ожидал не такого.

— Извини. — Уиллоу качает головой из-за того, как глупо, должно быть, это прозвучало. Она не в первом классе и не собирается показывать ему свою коллекцию кукол. — Я не это хотела сказать. Я имела в виду, что у меня наверху есть кое-какие вещи, и мы можем переодеться во что-то сухое.

— О, замечательно. — Гай кивает. — Только, я не уверен, что у нас один и тот же размер.

— Перестань. — Она смеется. — Здесь есть еще какие-то вещи моего брата. Пошли. — Она берет его за руку и ведет наверх.

— У вас и правда много книг, — говорит он, когда они входят в её комнату. — Хотя должен сказать, что никогда не представлял, что у тебя черные стены. — Все ещё держа её руку, он подходит к книжному шкафу и смотрит на различные названия.

— О, раньше это была комната Дэвида, это он покрасил их в черный, — объясняет Уиллоу. — Когда он поступил в колледж, она досталась мне. Теперь, когда он приезжает сюда, то пользуется моей старой комнатой. — Она замолкает, понимая, что только что употребила настоящее время.

— Пошли в мою старую комнату, — говорит она, таща его по коридору. — Вещи моего брата там. Сюда. — Она открывает дверь справа. — Некоторые из них должны подойти. — Роясь в комоде, стоящем в углу, Уиллоу хмурится. — Вы одного роста.… Вот. — Она бросает ему толстовку и выцветшие джинсы. — Увидимся через несколько минут.… Хм, я собираюсь, э-э, переодеться в своей комнате. — Уиллоу торопливо закрывает дверь, когда Гай начинает расстегивать рубашку.

Она распускает косу и запускает пальцы в свои волосы. От замечания Марки она почему-то чувствует себя смущенно. В любом случае, волосы должны высохнуть намного быстрее теперь, когда распущены. Она просматривает шкаф в поисках какой-нибудь одежды. Она поражена всеми теми предметами, что у нее есть, вещами, о которых она забыла. Ей интересно, заметили бы Дэвид или Кэти и расспросили бы ее, если бы она некоторые из них привезла домой.

Может, мне лучше надеть платье.

Она перебирает руками складки множества юбок, висящих в шкафу. Гай никогда не видела ее в подобном…

Уиллоу трясет головой, понимая, насколько несерьезны ее мысли. Целью этого приезда является неустраивание показа мод…

Да вот только она сама не знает, какова цель…

— Эй, ты готова? — В дверь стучит Гай.

— Э-э… Секунду. — Уиллоу натягивает сухие джинсы и застегивает рубашку. — Заходи, — выкрикивает она.

— мне делать с этими вещами? — спрашивает он, входя в комнату с мокрой одеждой в руках. — Эй, у тебя другая прическа.

— Так их легче высушить. — Уиллоу пожимает плечами.

— Я никогда не видел тебя такой. Тебе очень идет.

— Спасибо. — Уиллоу краснеет, потом смотрит на него и начинает смеяться. — Я думаю, что вы с Дэвидом одного роста, но все же.

— Что не так с вещами на мне?

— Ничего, абсолютно ничего, просто, в общем, толстовка немного маловата.

— Эй, так ты сама дала мне ее…

— Нет, нет, все прекрасно. — Уиллоу не может перестать смеяться. — Послушай, серьезно, пообещай мне, что никогда не перестанешь заниматься греблей. Даже если будешь заниматься полевыми исследованиями, оставь себе пару весел или что-нибудь еще.

— Как скажешь. — Гай пожимает плечами, но Уиллоу видит, что он польщен.

— Э-э, знаешь, что? — Она смотрит на мокрую одежду у него в руках. — Думаю, нам нужно загрузить белье для стирки. — Она собирает свои мокрые вещи. — Пошли, это в подвале.

В то время, когда они проходят по пустым комнатам, Уиллоу не может не думать, как странен и безжизнен дом. Никто из пришедших впервые не принял бы его за дом семьи, уехавшей в отпуск. В воздухе витает что-то особенное, что абсолютно нарушает такое представление. Как будто дом ощущает, что его обитатели ушли, мертвы, разъехались, и сочувствует им.

Уиллоу останавливается на лестнице как вкопанная на полпути вниз в подвал.

Как она могла забыть о том, что здесь было? Она опускается на ступеньку и смотрит на полуразобранные книжные шкафы. Отвертка, её первый сообщник, лежит в стороне.

— Что такое? — Гай садится рядом с ней.

Уиллоу качает головой. И снова она чувствует, что ей плохо, что эта сцена, как и место несчастного случая, должна стать для нее губительной. Она задается вопросом, почему ей так отчаянно не требуется бритва, почему все оставляет ее равнодушной. Она поворачивается, чтобы посмотреть на Гая, и ее потрясет то, как сильно увиденное затрагивает его. Глядя на отвертку, он бледен, почти похож на призрака. Это с ним придется все улаживать.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает она. — Гай, все в порядке?

— Не знаю. — Он отрывает взгляд от отвертки и смотрит на неё. — Просто я знаю, что это, должно быть, самая ужасная вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни.

— Прости меня. Я не знаю, зачем потащила тебя сюда. — Уиллоу убирает с его глаз волосы. — То есть, зачем я заставила тебя притащить меня сюда. Я думала.… Не знаю, что я думала. — Она качает головой. — Думаю, теперь я уловила связь между Дэвидом и тем, каким он был, когда мы пришли сюда, и тем, что он плачет... Но я не знаю, и в любом случае, это не имеет смысла. А даже если бы имело, то я столько времени не плакала, ничего не чувствовала, пытаясь убедить себя, что я не могу плакать, что… зачем бы мне начать это делать сейчас? — Она прячет лицо в ладонях.

Гай обхватывает руками её за плечи, но ничего не говорит.

— Может, я должна была столкнуться с Марки, — говорит Уиллоу. Она поднимает голову и смотрит на него. — Может, поэтому мы приехали сюда. — Она пожимает плечами. — Дело не в том, что я знала, что должно было произойти, но… Неважно.… Послушай, я сейчас запущу стирку, потом достану Булфинча, а потом не знаю, что еще. Хочешь подождать здесь, пока дождь не закончится, а потом мы поедем обратно?

— Хорошо, я согласен, по крайней мере, пока не закончится стирка. Но ты уверена, что здесь все закончила?

— Я даже не знаю, зачем сюда пришла, — говорит Уиллоу, поднимаясь со ступенек и загружая одежду в стиральную машину. — Это займет какое-то время. — Она засыпает стиральный порошок и нажимает на кнопку. — Так, давай вернемся наверх, и, ну не знаю, я возьму книгу…

Она уныло поднимается по ступенькам. — Хочешь подождать здесь? — Она указывает в направлении гостиной. — Я собираюсь пойти взять Булфинча… — Уиллоу не хочется, чтобы Гай шел с нею, потому что она собирается что-то ему подарить из рабочего кабинета ее родителей, там, где Булфинч, и ей хочется, чтобы это был сюрприз.

— Ты уверена, что хочешь сейчас побыть одна?

— Я в порядке… Просто… послушай. — Уиллоу ведет его в гостиную. — Раньше это место было моим самым любимым для чтения во всем мире. — Она залезает на подоконник. — Иди сюда. — Она немного улыбается, когда Гай садится рядом с ней. — Я буквально на секунду, ладно?

— Не торопись.

Уиллоу идет по коридору в кабинет, задаваясь вопросом, вызовет ли у нее комната, где ее родители провели большую часть своего времени, где они сделали всю свою работу, такое же оцепенение, как и все остальное. Но когда она открывает дверь и осматривает от пола до потолка книжные шкафы и огромный родительский стол с бордовой кожаной записной книгой, то понимает, что опять ничего не чувствует.

Она направляется к книжному шкафу и вытаскивает Булфинча. Потом она смотрит еще несколько секунд, пока не находит "Унылые тропики". Она знает: если Дэвид когда-нибудь узнает, что она кому-то отдала экземпляр их отца, первое издание в отличном состоянии, то убьёт её. Но она не может себе представить, что это произойдет в ближайшее время, и в любом случае, уверена, что это будет иметь значение для Гая. Она отчаянно хочет подарить ему что-то особенное.

Некоторое время Уиллоу бесцельно прогуливается по кабинету, вытаскивая случайные книги. Все предметы, словно песок, покрывает тонкий слой пыли. Ей кажется, есть что-то подходящее в том, что дом сейчас похож на место археологических раскопок. Она садится за письменный стол и просматривает страницы книги записей, болезненно интересуясь, чем были заняты ее родители в последние дни своей жизни.

Там нет ничего особенного: несколько записей, выполненных едва разборчивым почерком отца, счета и письмо домоправительнице, исписанное уверенным маминым почерком.

Ханна,

Большое спасибо, что осталась и помогла с вечеринкой, я бы не справилась без тебя. Сегодня не нужно пылесосить, но не могла бы ты купить обогащенного кальцием апельсинового сока, когда пойдешь в магазин?

Кальций для Уиллоу!

Уиллоу забирает записку — она решает положить ее на свой стол дома у Дэвида. Ей больше нечего взять на память. Она не может взять картину, Дэвид обязательно такое заметит. Вряд ли здесь найдется еще один исписанный от руки лист бумаги, который был бы более интересен для нее. В любом случае, что-то подобное может быть только на компьютере. Это небольшая вещица, на самом деле, довольно бессмысленная, но ей хотелось бы иметь небольшой клочок бумаги с маминым почерком на нем.

Она берет книги и лист бумаги и покидает кабинет, останавливаясь по дороге в гостиную, чтобы спрятать "Унылые тропики" в сумку.

— Эй, что читаешь? — Спрашивает она у Гая, который листает книгу, сидя на подоконнике.

— Ты не шутила, когда сказала, что у твоих родителей тысячи и тысячи книг, — говорит он, указывая на полки в гостиной.

— Оскар Уайльд. — Уиллоу садится рядом с ним и смотрит на название книги, которую он держит. — Он довольно забавный. Держу пари, что твой преподаватель сказал тебе много чего почитать у него.

— Что ты там держишь, помимо Булфинча? — спрашивает Гай, глядя на листок бумаги у нее в руке.

— Ох, это просто записка, которую написала моя мама… Ничего особенного. — Уиллоу пожимает плечами. — Прости, что заставила тебя привезти меня сюда. В смысле, я попросила многого, и ты, наверно, не хотел пропускать колледж, и.… И это ничего мне не дало. Но все же спасибо тебе.

— Тебе не нужно благодарить меня. — Гай берет у нее из руки лист.

— Кальций для Уиллоу, — читает он.

Уиллоу не осознаёт, что плачет, пока Гай не поднимает руку и не тянется к ней, чтобы вытереть её слёзы. И тогда она понимает, что была права насчет брата, что требуется невероятная сила, чтобы чувствовать такое горе. И она не знает, сможет ли справиться с ним, потому что это действительно больно, больнее, чем бритва. И теперь, после посещения места гибели родителей, после того, как она увидела место, где заключила ужасный союз с отверткой, она не понимает, как что-то настолько простое, настолько обыденное могло, в конце концов, так сильно повлиять на нее.

Может, это произошло из-за того, что она поняла, когда слушала, как Гай читал записку, что она больше не будет ничьей дочерью, как поняла это, когда увидела Дэвида с Изабеллой. Никто не будет беспокоиться о ней так, как её родители, или заботиться о ней так, как это делали они. Она снова сможет почувствовать подобную связь, только когда сама станет матерью. И даже тогда она все ещё будет нуждаться в своей матери, а ее не будет там, не будет, потому что она мертва. Мертва. Раньше срока на десятилетия.

Она поражена, на самом деле поражена, что бритве удалось сделать ее настолько бесчувственной на такой долгий срок, потому что то, что она испытывает сейчас, настолько ошеломляюще, настолько всепоглощающе, что понадобится нечто большее, чем несколько порезов бритвой, чтобы подавить боль.

Она хватается за живот, боясь, что иначе боль возьмет над ней верх. Гай ничего не говорит. Он просто убирает волосы с ее лица и время от времени вытирает ладонью слезы.

— Я… Я… не… — Она давится словами. — Я больше ничья дочь! — Уиллоу говорит это так, будто только что это осознала. — И я знаю... Знаю, что должна извиниться перед братом за то, что... что… — Она на секунду замолкает. Она хватает ртом воздух так сильно, что ей кажется, будто тяжело дышит.

— Ты можешь дышать? — спрашивает Гай.

— Да, то есть, нет. Дай мне секунду. — Уиллоу вытирает нос тыльной стороной руки. — Это было невежливо, извини. — Она немного истерически смеется. — Я не могу дышать, когда очень сильно плачу... И я не могу вспомнить… когда последний раз вот так плакала…

Она на секунду перестает говорить и пытается вытереть глаза. Но это бесполезно, сродни попытке остановить приливную волну. Ее руки переплетаются с его, она хватает его за запястья и поворачивается к нему лицом, поскольку они сидят бок о бок на подоконнике.

— Я должна... жалеть Дэвида, потому что у него тоже нет родителей. И я знаю… Я знаю, что… что я должна жалеть своих родителях, потому что тем утром они проснулись, не зная, что больше никогда не увидят новый день... — Она сжимает его руки так сильно, что удивляется, почему он не кричит от боли. — Но я лишь могу думать о том, что больше ничья дочь…

Она останавливается, чтобы еще раз побороть слезы, и судорожно вздыхает.

— Может, тебе нужен бумажный пакет? — Гай выглядит встревоженным.

— Нет, нет, я просто… Я никогда снова не буду ничьей дочерью, — после нескольких минут продолжает Уиллоу. — И я была готова… стать… человеком, режущим себя, потому что тебе кажется, что это не так уж плохо, что девочки плачут, люди плачут, но ты неправ, так неправ в том… что все… будет приятнее, чем есть на самом деле. Мне… жаль. — Она пытается отдышаться. — Мне жаль, что я втянула тебя во все это… — Уиллоу снова вытирает глаза. Их руки все еще сцеплены, и она чувствует, как его ладонь касается ее лба. — Я не собиралась этого делать, когда просила тебя привезти меня сюда… Я не этого ожидала... А, может, и этого… Я просто… Я даже не знаю.

— Уиллоу, ты ни во что меня не втягивала.

— Мне нужны салфетки. — Она шмыгает носом.

Гай высвобождает ладони из ее рук, берется за край толстовки и вытирает им ее нос.

— Это так романтично, — смущенно говорит она.

— Ну, отчасти, потому что больше никому в мире я не сделал бы такого.

— Я… Я… ну, это... Это… самое приятное… я… — Уиллоу икает. — Извини. У меня также появляется ужасная икота, когда я плачу. — Она берет его толстовку и снова вытирает нос. — Я сущая неприятность. — Она смеется дрожащим голосом. — Но знаешь, что? В этом мире больше нет никого, чьей толстовкой мне хотелось бы вытереть нос. — Она снова икает.

— Хочешь выпить воды, чтобы остановить икоту?

— Нет. — Уиллоу качает головой. — Нет, спасибо. Но знаешь, чего бы мне хотелось? Можешь принести мне мой горячий шоколад? Я оставила его возле двери.

— Хорошо. — Гай пожимает плечами. Он встает и через несколько секунд возвращается.

— Вот, держи. — Он с сомнением смотрит на то, как она делает глоток теперь уже совершенно холодного напитка. — Это действительно вкусно?

— Ну. — Уиллоу морщится. — Зависит от того, что ты называешь вкусным. Сейчас он на вкус, как речная грязь.

— А ты много раз пробовала речную грязь? — спрашивает Гай, садясь рядом с ней.

— Наверно, да. — Уиллоу ставит на пол стакан. С глубоким вздохом она откидывается на подушки. — Спасибо, — неожиданно говорит она.

— За что?

— Спасибо, что привез меня сюда. Спасибо, что не рассказал моему брату обо мне. Спасибо, что ты такой…

— Ты снова плачешь. — Он придвигается, чтобы обнять ее.

— Да, я знаю. Дай мне твою толстовку.

— Ладно, подожди. — Он вытирает ей слезы. — Ты опять будешь икать?

— Нет. — Уиллоу качает головой.

— Хочешь остаться здесь и, ну не знаю, может, поспать? Или хочешь, поехали сейчас обратно домой к твоему брату? — Спустя несколько минут спрашивает Гай.

Но Уиллоу ничего этого не хочется. И она потрясена тем, что ей действительно хочется. Последние полчаса едва ли можно назвать страстными. И все же, когда она сидит здесь с ним на подоконнике, а его сильные руки обнимают её, она знает, что если может пережить плач, то и другие вещи - тоже. И что если некоторые вещи для неё потеряны навсегда, но есть те, что она еще не испытала. Она также знает, что ей хочется этого не потому, что страсть является естественным противоядием от горя, а потому, что это самое естественное, самое совершенное, самое полное выражение ее чувств к нему.

— Помнишь, когда ты впервые… когда ты впервые узнал, что я режу себя?

— Я никогда этого не забуду.

— Но ты помнишь... Ну, ты помнишь, как я пыталась подкупить тебя?

— Я никогда не забуду и этого.

— Ну. — Она сглатывает. — Я… ну, я надеюсь, что сейчас, может быть, ты… То есть, я хочу… Мы могли бы… — Она запинается на этих словах, но выжидающе смотрит на него, надеясь, что, так как он часто способен узнать ее лучше, чем она сама себя, то поймет, что она пытается сказать.

К её ужасу, он выглядит совершенно сбитым с толку.

— Ох, все не так! — Восклицает Уиллоу. Она думает, что, возможно, это не лучшая идея, что это может его шокировать, особенно после того, как она плакала. Но ей кажется, что она никогда раньше не желала чего-либо больше. — Неважно! — Подавленно говорит она. — Не так я себе все представляла, в любом случае, не с моим сопливым носом.

— Представляла что? — Медленно спрашивает Гай.

Уиллоу придвигается ближе к нему. — Что ты думаешь, — наконец, говорит она.

— Я... Ну… Я не знаю, что думать. — Гай слегка отстраняется от нее до тех пор, пока она не оказывается на расстоянии вытянутой руки, и рассматривает ее лицо. — Я действительно не хочу ошибиться прямо сейчас. Потому что, ну... Звучит так, будто ты говоришь, что хочешь.… Ну, ты хочешь…

— Я никогда не слышала тебя таким взволнованным. — Уиллоу смеется. Она вытирает последние следы от слез. Она не может поверить, что он не понимает того, что она говорит, и не может поверить, что тоже может смеяться над этим.

— Уиллоу, ты.… В смысле, ты говоришь о том, как…

Она решает прекратить его метания. — Иди сюда. — Она снова тянет его к себе. До этого она дважды целовала его. Один раз с неудачными последствиями, другой раз был не столь катастрофичен, но, ни разу с теми чувствами, что сейчас внутри нее. Она надеется и верит, что теперь, наконец, сможет показать ему, как сильно любит его. Но все равно она немного дрожит, когда движется ближе, чтобы преодолеть расстояние между ними.

— Ты уверена, что это правильно? — Шепчет ей в губы Гай.

— Все в порядке, — в ответ шепчет Уиллоу и помогает ему найти пуговицы на своей рубашке. — Правда, все в порядке, — повторяет она, удивленная и взбудораженная из-за этого. Она стягивает с него через голову мокрую от ее слез толстовку.

— Но ты такая робкая. — Гай спускает бретельки бюстгальтера с ее плеч, и она ощущает на шее его теплое дыхание. — И такая уязвимая. Пожалуйста, скажи мне, что ты уверена.

— Я уверена. — Уиллоу тянется к пуговицам на его джинсах. — Я уверена, но…

— Но что? Что но? Что но? Почему.… Почему ты вдруг говоришь "но"? — Гай немного заикается, когда помогает ей избавиться от остальной одежды.

— Но.… Ну, ты когда-нибудь это делал с кем-то ещё?

— Никогда. — Он тянет её вниз так, что она лежит на подоконнике.

— Хорошо. — Уиллоу удивляется: она действительно застенчива, но при этом не стесняется быть голой перед ним. Может, потому что она уже раньше обнажила перед ним свои самые важные части.

— А ты? — Гай ложится на бок рядом с ней.

— Нет!

— Хорошо. — Он целует её волосы, лицо, шею.

— Подожди, подожди секунду. — Уиллоу прижимает свою ладонь к его груди. — Я должна спросить тебя ещё кое о чем. У тебя... У тебя… Мм. У тебя есть… что-нибудь?

— Что? — Гай хмурится. — О! Ага, у меня есть… э-э, у меня есть кое-что в бумажнике.

— Хорошо.

— Могу я… Могу я…

— Ты можешь делать все. — Она вздрагивает, когда его руки движутся по ее телу, но на сей раз это совершенно не смешано со страхом, и она не может поверить, какое это замечательное чувство.

— Подожди секунду… — Уиллоу внезапно садится. — В самом деле? У тебя есть?

— А разве ты не рада, что есть? — Гай тоже садится и смотрит на нее.

— Подожди секунду…

— Опять подождать секунду?

— Если бы у меня что-то было в сумке, ты захотел узнать бы, почему… Я имею в виду, как долго это лежит у тебя в бумажнике?

— С тех пор, как мне исполнилось двенадцать.

— Нет! — Она шлепает его ладонью.

— Конечно, нет. — Он придвигается, чтобы снова ее поцеловать.

— Ну, скажи мне.

— Ты не хочешь сейчас прекратить говорить? — Говорит он ей в губы и мягко подталкивает её обратно на подушки подоконника.

— Нет.

— Но если ты будешь продолжать говорить, тогда я не смогу целовать тебя, и потом мы не сможем сделать то, что следует после этого…

— Но мне нравится говорить с тобой. Потому что я могу спрашивать тебя о чем угодно, рассказывать обо всем, и неважно, что я говорю, потому что я знаю: все будет в порядке.

— Так не честно. — Гай вздыхает у ее щеки. — Теперь я должен отвечать. — Он приподнимается на локте. — Оно у меня… у меня в бумажнике с тех пор, как я узнал… у, с тех пор, как я стал надеяться, что однажды мне понадобится… защитить тебя подобным образом.

— И когда это было?

— Если отвечу, тогда ты перестанешь говорить?

— Да. — Уиллоу закусывает нижнюю губу и проводит руками по его плечам. — Перестану, потому что твои ответы так совершенны.

— Ох. — Он смотрит на неё и улыбается. — Тогда ты поверишь мне, если я скажу, что положил его туда после того, как в первый раз встретил тебя?

— Нет.

— Ладно. — Он делает паузу, и Уиллоу уверена, что сейчас он скажет ей правду. — Я... Ну… — Он проводит рукой по ее волосам и смотрит, как они струятся по её плечам. — После того, как увидел тебя в лаборатории по физике.

— Я не… Я не понимаю.

— Мы уже говорили в книгохранилище, и я знал, что ты отличаешься от любой другой девушки, которую я когда-либо встречал. Тогда ты сказала мне, что твои родители погибли, и я подумал, что ты такая… потерянная и уязвимая. Поэтому, когда я увидел тебя в лаборатории по физике… и увидел, как ты пытаешься заботиться о ком-то, по твоему мнению, слабее тебя, я не мог поверить, что тот, кто прошел через то, что пережила ты, может быть… ну, щедрым и чутким...

— Но ты едва меня знал.

— Я знаю. И я не хочу, чтобы ты думала, будто я тут же помчался прямо в аптеку. Я ведь даже не знал, заговорим ли мы когда-нибудь еще, поладим ли мы, или, может, ты уже с кем-то встречаешься… Я просто знал, что когда ты пытаешься вот так кого-то защитить, особенно в твоей ситуации… Я просто… Я подумал, что ты, наверное, самая особенная девушка, которую я когда-либо встречал…

— Сейчас я перестану говорить. — Уиллоу обвивает руками его шею.

— Разве это неинтересно.

— М-м-м?

— Когда ты краснеешь, то краснеешь дальше ключиц.

— Ох.

— Я скажу тебе кое-что ещё.

— Что?

— Я только что понял, почему кто-то захотел изобрести первое зеркало.

Уиллоу удивленно моргает. Она ожидала услышать не это.

— И почему же?

— Я думаю, один влюбленный молодой человек хотел, чтобы его возлюбленная увидела, какой она предстает перед ним. Он хотел, чтобы она увидела себя так же, как и он видел ее.

Уиллоу нечего было сказать. Она смотрит, как он целует ее шрамы, и надеется, что ее неопытные исследования его тела действует на него так же, как и он на нее.

— Ай. — Она вздрагивает, поскольку он неосторожно тянет ее волосы.

— Прости, я… — Гай наклоняется над ней и тянется к полу, нечаянно придавливая ее. — Я… э-э… Мне просто, э-э… нужен бумажник, он в этом кармане… — Он ищет свои позаимствованные джинсы.

— Ты нервничаешь? — Спрашивает он, найдя штаны и доставая из кармана бумажник.

— Ага. — Она кивает. — А ты?

— Очень.

— Ох. Ну, не нервничай, потому что я нервничаю за нас обоих. — Уиллоу размышляет о том, будет ли больно, и находит ироничным, что из всех людей ее это должно беспокоить.

Это болезненно, она невольно вздрагивает, но именно Гай вскрикивает.

— Прости! Я сделал тебе больно? Я не хотел, но…

Уиллоу накрывает его рот своей ладонью.

— Только на секунду, — уверяет она его. — Только на секунду. — И она понимает, что это правда. Боль каким-то образом превратилась в удовольствие, и это удовольствие лучше любой боли, которая только может быть.

 

Глава 15

Персефона обитает среди теней Аида, хотя и среди них, но она не одна из них…

Можно рассказать о том, что ее мать, как богиня урожая, символизирует плодородие, и когда она (Персефона) ест гранат, то это своего рода акт солидарности, ведь гранат — символ плодородия, хотя и означает, что она навсегда останется в подземном мире…

Ох, кого это волнует?

Уиллоу смотрит на записи, которые сделала в библиотеке несколько дней назад, и разочарованно вздыхает. Они абсолютно бесполезны. И все же пытаться разобраться в них лучше, чем пялиться в пустой экран. Она даже не может заставить себя включить компьютер. Но если она в ближайшее время ничего не сделает, у неё будут неприятности. Письменной работой по Булфинчу нужно было заняться с самого утра, но она до сих пор не написала ни одного предложения.

Она и раньше знала, что будет сложно сосредоточиться на этой теме. Но сейчас, когда время два часа ночи самого насыщенного событиями дня, не считая дня аварии, это оказывается абсолютно невозможным.

Уиллоу отодвигает блокнот в сторону и тянется к сумке. Она достает записку, невинный клочок бумаги, которую написала мама домработнице, и кладет его прямо на стол. Она удивлена, что такая незначительная вещь может настолько ее затронуть.

Наверно, все это время она знала, что нечто подобное ожидало ее дома. Что встретиться с этим будет означать выпустить наружу все то, что она подавляла так много месяцев. А может, если бы она даже не нашла записку, то нашлось бы что-нибудь другое, настолько же невинное, что точно так же выбило бы ее из колеи.

Уиллоу вспоминает, как плакала сегодня, вспоминает боль, которую она, наконец, позволила себе почувствовать. Она поражена тем, что смогла испытать такие всепоглощающие эмоции, и не знает, сможет ли ощутить их снова.

Готова ли она расстаться со своим постоянным спутником? Уиллоу открывает ящик стола, вынимает одно из своих лезвий для бритвы и кладет его рядом с запиской матери.

Итак, что же теперь будет?

Она смотрит на тусклое металлическое лезвие, перемещает взгляд на выцветшие слова записки, размышляя, не растрогает ли она ее снова до слез, и если да, то сможет ли она выдержать этот приступ.

О Боже, надеюсь, да!

Но, может, те ее слезы не имели никакого значения, кроме самого моментального и очевидного. Она была тронута запиской матери, этим маленьким напоминанием о том, что когда-то ее благополучие было очень важно для жизни другого человека. Поэтому она смогла разбудить то чувство, не прибегая к алхимии порезов.

Или, может, причина все-таки очевидна. Возможно, позволив себе заботиться о ком-то, любить кого-то, она сама запустила эту цепь, и, возможно, именно его любовь дала ей силы выдержать вырвавшееся горе.

Уиллоу отталкивается от стола, бредет к комоду, а потом смотрится в висящее над ним зеркало.

Она решает, что ничуть не изменилась. Разве не следовало бы чему-то столь важному, столь изменяющему жизнь оставить на ней видимый след, такой же явный, как от бритвы?

Уиллоу поднимает рубашку и рассматривает шрамы на животе. Они постепенно заживают, и в тусклом свете настольной лампы их затененные контуры менее ярки, чем воспоминания о том, как он их целовал.

Только посмотрите на это. Похоже, когда я краснею, то краснею дальше ключиц.

Она опускает рубашку и снова смотрит на свое лицо. Ее волосы все еще распущены, она не стала заплетать их. Неужели она действительно носила их в косе все эти месяцы, потому что это было удобно? Возможно, это была просто бессознательная попытка вернуться к прежним временам. Она отбрасывает эти мысли и сосредотачивается на глазах. Может, изменения и есть, хотя и невидимые ей. Может, есть что-то, что будет сразу очевидно для кого-то ещё.

Заметила бы Марки? Если они встретятся завтра, заметит ли она изменения? Заметит ли Лори?

Уиллоу спрашивает себя: заметила бы мама? Более того, если бы мама не заметила, сказала бы она ей сама?

У Уиллоу нет ответов на эти вопросы, но она знает: вся ее оставшаяся жизнь будет заполнена такими моментами, в которые она больше всего на свете будет хотеть рассказать что-нибудь маме, задать вопрос папе, но никогда не сможет этого сделать. Все слезы, что она прольет, никогда не изменят этого. Как ничего не изменит и лезвие.

Она идет обратно к столу. Ей нужно поработать над этой несчастной письменной работой, но, только сев, она слышит слабый ясный звук, и на этот раз мгновенно понимает, что это.

К этому времени ей следовало бы привыкнуть к звуку плача брата, но слушать его еще больнее, чем плакать самой.

Уиллоу надевает халат, идет к двери и выходит на площадку. Она хватается за перила, встает на колени и смотрит сквозь рейки. Наклонив голову, она видит его сидящим за кухонным столом.

На это невыносимо смотреть.

Она ощущает внезапный порыв, не такой, как раньше, подойти к нему, посмотреть на него, утешить, если это возможно. Теперь, когда она знает, как это больно — вот так плакать, то не может вынести мысли, что он там один. Но как она может утешить его, если знает, что причина его слез — она сама?

Недолго думая, Уиллоу лезет в карман за бритвой. Она крепко сжимает ее, но не режет. Она может смотреть на него без порезов. Она доказала это себе, но смотреть на него уже не так хорошо. Может ли она подойти к нему, может ли встретиться с его болью, достаточно ли она сильна для этого?

Она делает неуверенный шаг вниз по лестнице, но на этот раз не прячется в тени. Если бы Дэвид посмотрел наверх, то обязательно ее заметил.

Уиллоу достигает подножия лестницы. Она не сводит с Дэвида взгляда и крепче сжимает бритву. Безо всякого желания с ее стороны лезвие врезается в кожу.

Она этого хочет? Продолжить быть такой, какой была? И является ли это ответом на вопрос, который она задавала себе раньше?

Она опускается на ступеньки, не в состоянии подойти к нему и не в состоянии отвести взгляда. Она чувствует, как по руке начинает струиться кровь. Уиллоу знает, что должна убрать бритву. Она должна встать и пройти оставшиеся несколько футов, которые разделяют их. Но она не может.

И так Уиллоу сидит там, просто сидит, ожидая, когда Дэвид заметит её. Поднимет ли он взгляд? Пустит ли он ее в мир своей боли, даже лишь для того, чтобы эта боль разрывала и ее? И тут Дэвид поднимает глаза. И он видит ее.

Уиллоу засовывает бритву в карман и медленно идет к нему. Сегодня был день начинаний, и она отчаянно хочет найти некую связь со своим братом. Она должна дать ему понять, что все ещё любит его, даже если и лишилась его любви, что его страдания делают её несчастной.

Она следит за его лицом, когда он смотрит на неё. Она не избегает его слез. Она не отворачивается от его боли.

Она стоит лицом к брату. Она видит, как его рот открывается, едва слышит, как он шепчет её имя.

Она наклоняется ближе так, чтобы можно было услышать, что он хочет ей сказать. Внезапно он с удивительной силой хватает её за руку, сжимает её так крепко, что она едва может двинуться.

— О, Уиллоу, — говорит он. — О, Уиллоу, что, если бы в ту ночь ты тоже умерла?

 

Глава 16

— Отлично, думаю, это подойдет. Хотя тебе все же придется сделать сноски, потому что сейчас я не смогу этим заняться.

— Ты уверен? — Уиллоу с тревогой смотрит на экран компьютера. — Я еще думаю, что нам нужно добавить текст про то, насколько это иронично, что гранат, та самая вещь, из-за которой она остается в подземном мире, является символом...

— Послушай, ты же не хочешь, чтобы получилось слишком хорошо, не так ли? — Дэвид одаривает ее взглядом. — Думаю, тебе бы не хотелось, чтобы все узнали, будто твой брат сделал всю основную работу, верно?

— Но не ты придумал всё это, а я! — Возражает Уиллоу.

— Тогда как насчет этого? — Он отодвигается на кресле от стола и вытягивает руки на головой, потом смотрит туда, где я сижу на полу. — Я устал. Мне не приходилось работать над докладом всю ночь еще со времен колледжа, и я бы действительно прожил без этого опыта. Я не шучу, Уиллоу. Ты сказала, что эту работу вам задали три недели назад. И если тебе нужна была моя помощь, ты разве не могла прийти раньше двух часов ночи того дня, когда надо сдавать?

— Ну да, наверное. В смысле, ты прав, — между зевками говорит Уиллоу. Она все еще не может поверить, что попросила его в этот раз.

После того, как она пришла на его плач, после его необычного заявления, которое подействовало на неё сильнее, чем она, возможно, могла предположить, они сидели за кухонным столом и разговаривали. Но не о том, о чем она надеялась с ним поговорить, не о чем-то значимом.

Конечно, после такого открытого выражения эмоций для Дэвида оказалось невозможным продолжить вести себя с обычной холодной сдержанностью, и его поведение по отношению к ней значительно смягчилось. И, тем не менее, содержание их разговоров, к её сильному разочарованию, оставалось на самом поверхностном уровне. И поэтому Уиллоу не заставила себя заговорить о том, как сильно она скучает по родителям, какими странными были их новые обстоятельства, а вместо этого рассказывала ему об экзамене по французскому и проблеме с письменной работой. Дэвид предложил написать её вместе с ней, но, как оказалось, для неё. Конечно, такого бы не произошло несколько недель назад, по крайней мере, не так легко или удобно, но все же, пока она, прислонившись к столу, наблюдает за тем, как он делает последние исправления, она чувствует себя опустошенной. Между ними все еще остается что-то нерешенное, и хотя говорить с ним вот так лучше, чем вообще не разговаривать, ей по-прежнему хочется большего.

— В любом случае, — продолжает она, передвигая ноги, которые затекли от такого долгого сидения. Сейчас почти шесть тридцать утра, последние четыре часа они провели в её комнате. — Спасибо, у меня бы никогда не получилось сделать её самостоятельно.

— Да, конечно, конечно, — отвечает Дэвид, но Уиллоу видит, что он не обращает на нее никакого внимания, а смотрит на экземпляр Булфинча, принадлежавший их отцу, который лежит на столе и о котором она забыла. — Ты… — Он замолкает, с хмурым взглядом поднимает книгу и листает её. — Она… она… из… из… дома, не так ли?

— Угу. — Уиллоу кивает. Она видит, какого труда ему стоит даже произнести эти слова — Я, хм, я, э-э… Я взяла ее, когда… когда мы вернулись, чтобы взять мне одежду. Я знала, что она мне понадобится…

— Знала? — Он смотрит на ее рюкзак, лежащий на полу.

— Угу. — Уиллоу кивает. — Конечно.

— Правда? — Он смотрит на неё в замешательстве. — Но я видел, что ты таскаешь с собой экземпляр в дешевой мягкой обложке. Кроме того, я помню тот день. Кэти прочитала тебе целую лекцию о том, что твоя сумка не достаточно большая, чтобы все вместить… — Мгновение он хмурится, потом тянется к полу, чтобы поднять рюкзак.

— Не надо! — Говорит Уиллоу. Но уже слишком поздно. Она благодарит Бога, что ее тайник лежит в кармане на молнии, она уверена, что он не откроет его. Но на этот раз у нее в сумке лежит другая контрабанда, и она представляет почти такую же проблему.

Дэвид заглядывает внутрь сумки. Может, он просто пытается увидеть, как много места, на самом деле, там есть, но это не останавливает его от того, чтобы вытащить экземпляр "Унылых тропиков".

— Я... Надеюсь, ты не возражаешь, — Уиллоу запинается. — Но я хочу… Я собираюсь подарить её Гаю.

Глупо! Как глупо было это говорить!

Ну ладно, может, она всю ночь не могла перестать думать о Гае, может, она пыталась отвлечь Дэвида от того, что действительно сделала — принесла с собой Булфинча…

Но все равно было глупо это говорить!

— Не может быть, чтобы обе эти книги были у тебя все то время, что ты здесь живешь, — медленно произносит Дэвид. — Ты ездила домой.

— Нет, я…

— Уиллоу. — Дэвид глядит на неё в тревоге. — Прошу, будь честной со мной и скажи, что ты неездила туда сама, да?

Уиллоу знает, что любые попытки укрывательства, которые она предпринимает, совершенно бесполезны, что правда полностью написана у неё на лице, и любому под силу её прочесть. Более того, очевидно, что он волнуется большей частью не из-за того, что она ездила туда, а из-за того, как она туда попала. По-видимому, мысль о том, что она могла повести машину сама, ужасает его, и она хочет избавить его от этого беспокойства.

— Нет, нет, я ездила не сама, и не я была за рулем.

— Как мило, что кто-то отвез тебя туда только для того, чтобы ты могла взять книгу.  — Он смотрит на экземпляр"Унылых тропиков". — Чтобы ты могла взять две книги. И как мило, что ты хочешь ему ее подарить. Я понимаю, что это должно для тебя значить. — Он замолкает и в глубоком раздумье мгновение смотрит на неё. — Уиллоу, ты же не хочешь сказать, что именно по этой причине поехала туда?

Уиллоу в изумлении смотрит на брата. Откуда он мог знать то, чего она сама не знала. Что ее одиссея имела более важную цель, что ее желание забрать Булфинча было всего лишь... А потом она понимает, что мысли Дэвида витают где-то еще. Он думает, что она поехала домой с Гаем (он знает, что она ездила с Гаем), чтобы побыть с ним наедине и получить возможность…

— Уиллоу, — внезапно говорит Дэвид. — Ты покраснела. Очень. Иди, посмотри в зеркало.

Но Уиллоу не нужно зеркало, чтобы знать, что её лицо пылает.

— Боже мой. Боже мой. — Он начинает смеяться. — Я не знаю, как иметь дело с такими вещами, совсем не знаю.

Может, из-за позднего часа или из-за того, что он так плакал, но Дэвид, кажется, оттаял. Он смотрит на неё, смотрит так, как не смотрел уже многие месяцы. Наконец, между ними устанавливается связь, и он поддразнивает ее, как раньше…

Ну ладно, ей хотелось бы, чтобы брат смягчился по отношению к ней, поговорил с ней, как раньше…

Но почему обязательно об этом?

— Ты бы не краснела так из-за простой поездки.

— Хорошо. Просто заткнись уже, ладно?!

— Конечно. Слушай, я предполагал, что это когда-нибудь случится, и думаю, ты выбрала правильного человека, потому что...

— Отдай мне мои вещи! — Уиллоу выхватывает у него обе книги и свою сумку.

— Без проблем. Просто... послушай... Ты не хочешь мне ничего рассказать?

— Нет.

— Ну ладно, может, я должен тебе что-то рассказать или, может, объяснить про...

— НЕТ! — Перебивает Уиллоу.

— Ну, тогда, может, Кэти нужно будет поговорить с тобой об этом? Я бы хотел быть уверенным, что ты...

— НЕТ! — Уиллоу не может поверить, что она говорит, а, вернее, изо всех сил пытается не говорить о подобных вещах с братом.

— Что в этом такого смешного? — Через несколько минут воинственно спрашивает она. Уиллоу уверена, что он смеется не над ситуацией, а над ней.

— О, просто я думаю, что, когда Изабель исполнится семнадцать, я запру её.

— Прекрати! — Она шлепает его по руке.

— Хорошо. — Он снова серьезен. — Но, Уиллоу, я не шучу на этот счет. Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе объяснил, или тебе нужно со мной поговорить…

— Мне и, правда, нужно, чтобы ты поговорил со мной! Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной! Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной! — Своей вспышкой Уиллоу пугает их обоих. В отличие от того раза с Гаем, она тут же понимает, что плачет. — Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной, — еще раз повторяет она, пряча лицо в ладонях.

— Уиллоу! — Дэвид поднимается с кресла, садится рядом с ней и за подбородок поворачивает ее лицо к своему. — Что такое? Что случилось? Ты… Он…

— Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной, но не об этих вещах… Я знаю об этом с пятого класса... Тебе нужно... Тебе нужно... Тебе... — Она дышит так часто, что едва может говорить.

— Хорошо, сделай глубокий вдох. — Дэвид садится рядом с ней на пол, обнимая ее одной рукой. Он пытается казаться спокойным, но Уиллоу может сказать, что он, на самом деле, очень взволнован этим внезапным припадком слез и понятия не имеет, что это может означать. И она удивлена не меньше его и не может не спрашивать себя, продолжатся ли их отношения таким же образом. Возможно, ее горе, застывшее на столь долгое время, теперь может вырваться наружу в любой момент. И если так будет на самом деле, сможет ли она это вынести?

— Помолчи секундочку, — продолжает Дэвид. — Просто помолчи секунду, а потом скажи мне, в чем дело.

— Тебе… Тебе… Нам нужно поговорить о том, что произошло между нами, — в конце концов, говорит Уиллоу. — Нам нужно поговорить о них. Хоть они и мертвы, мы не должны считать их мертвыми. Их смерть не должна вставать между нами. Тебе нужно... Тебе нужно поговорить и со мной тоже. Ты должен сказать мне, насколько... насколько ты зол на меня, насколько разъярен из-за произошедшего. Тебе нужно поговорить и со мной тоже!

— Я… Я должен. Я знаю это…

Уиллоу вытирает слезы с лица и с удивлением смотрит на Дэвида. — Должен?

— Да. И может, за последние месяцы я сделал что-то очень неправильное. Я хотел поговорить с тобой, но мне казалось, что будет нечестным заставлять тебя заново переживать все это… Я никогда не знал, как заговорить о том, что случилось. Или когда. И я боюсь, что, если мы поговорим об этом, ты не сможешь продолжать жить по-прежнему, или я не смогу. И я думаю, что, может, лучше оставить все, как есть. Но очевидно, я и сам не понимаю, что говорю. — Он замолкает на секунду, протягивает руку к столу, на котором у неё стоит коробка с бумажными салфетками, и вручает ей несколько.

— Спасибо. — Уиллоу очень громко сморкается.

— Я... Я знаю, как говорить на эту тему, даже меньше, чем на предыдущую... — Дэвид глубоко вздыхает, и на секунду он выглядит в два или три раза старше своего возраста. — Мне так трудно думать о том, что случилось, и ещё тяжелее видеть, что это сделало с тобой. Так что я просто пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы все наладить, заботиться о тебе, хотя ничего об этом не знаю. Но я стараюсь, пытаюсь сделать одну вещь — удостовериться, что не напоминаю тебе постоянно об этом, чтобы ты могла справиться с этим. И, кажется, ты справляешься. Я поражен, насколько хорошо ты справлялась со всем этим, и подумал, что снова напоминать тебе об этом, будет жестоко.

Уиллоу не знает, как на это реагировать. Он говорил о стольких вещах, что ей сложно сосредоточиться, чтобы все обдумать. Она смутно понимает, что брат ссылался на ее способность справляться со всем, и уверена, что должна разубедить его. Но и другие мысли требуют его внимания, и ей нужно заверить его, что он не ошибся. Что, даже если она и хотела поговорить с ним, а временами ей этого хотелось больше всего на свете, то это не значит, что он подвел ее так же, как она подвела его.

— Но и ты неплохо справляешься, — заикаясь, через минуту говорит она. — Я знаю, как это тяжело, как тяжело, должно быть, для вас с Кэти то, что я живу здесь, и трудно в финансовом плане, ведь я почти не помогаю. Это все моя вина. И я...

— Ох, Уиллоу, — Дэвид резко перебивает её. — Это вовсе не твоя вина. Ты когда-нибудь думала, что для них было безответственно напиться так, чтобы шестнадцатилетний подросток с ученическими правами был вынужден вести машину во время одной из самых худших бурь за год? Ты когда-нибудь останавливалась, чтобы подумать о том, что, если бы у меня всё было под контролем, я бы продал дом, и не имело бы значения, сколько времени отнимает страховка, и что, если бы я это сделал, у нас вообще не было бы денежных проблем? О том, что единственная причина, почему ты должна вносить свой вклад, заключается в том, что я не могу сделать этого? О том, что это моя ошибка, что ты должна отдавать мне свои деньги, а не тратить их на себя? — Он выглядит злым, злее, чем когда-либо, и она может быть только благодарна за то, что его злость направлена на него самого, потому что ей не кажется, что она могла бы вынести его такого взгляда.

— Я схожу с ума из-за всего этого, потому что, учитывая все происходящее, хотя бы в этой области все должно было быть просто. И я знаю, что в скором времени мне лучше со всем этим разобраться. Мне нужно продать наш дом прежде, чем ты начнешь думать о колледже.

— Ну, наверно, я никогда не думала конкретно об этом. В смысле, не связывала то, что мне приходится работать в библиотеке, с продажей дома. — Уиллоу кладет свою ладонь на его руку. — Но всё же я думаю, что...

— И я злюсь еще на другие вещи, — снова прерывает ее Дэвид. Но Уиллоу это не волнует, потому что она видит, что он собирается сказать что-то очень важное. — Я злюсь еще и на другие вещи, — продолжает он. — Я злюсь, что вынужден думать о том, что ты собираешься в колледж, и о выставлении дома на продажу, чтобы заплатить за этот колледж. Я злюсь, потому что не могу заниматься с женой сексом, когда мне хочется, из-за того, что эта квартира такая маленькая, и я не хочу, чтобы моя младшая сестренка нас услышала. Я злюсь, что не могу ходить по дому в трусах и должен вести себя, как родитель семнадцатилетней девушки, а не одного младенца. — На мгновение он замолкает и делает глубокий вдох. — Я никогда не злился и не считал тебя ответственной за смерть наших родителей. Это было бы хуже, чем быть сумасшедшим. Я имел в виду то, что сказал тебе за ужином. Это был отвратительный несчастный случай, просто необъяснимый случай, и моя первая мысль об этом всегда, всегда, всегда касается того, как трудно это для тебя. Следующие десять лет будут очень трудными для тебя. В свое время у меня были родители, и они помогали, но у тебя их не будет. Но ты права. Я действительно злюсь на тебя. Я злюсь на тебя из-за того факта, что почти каждый аспект моей повседневной жизни, каждый глупый аспект, был безвозвратно измен. И я злюсь, что наши отношения тоже изменились, хотя я все ещё обожаю тебя и всегда буду, но это не то легкое чувство, что было у меня раньше. — Он держится ее ладонь там, где она лежит на его руке. — Я всегда был ответственным за тебя. Просто в силу своей любви к тебе, я был ответственным перед тобой и за тебя. У тебя тоже есть ответственность передо мной, перед кем-то, кого ты будешь когда-либо любить. Но теперь все по-другому. Сейчас моя ежедневная ответственность за тебя перешла в практику, теперь я должен иметь дело с контрольными по французскому и собраниями с учителями, и бывает, это сводит меня с ума, когда знаю, что я еще не достаточно стар, чтобы иметь вдобавок и эти заботы. А потом я ненавижу себя за то, что думаю так, потому что знаю, как мелочно, как абсурдно, как несправедливо я себя веду. Я смотрю на тебя и вижу, насколько ты сильная, и я поражён тем, что ты можешь быть такой. И тогда я злюсь на себя ещё сильнее за то, что не могу справиться с этими мелкими повседневными проблемами, когда ты в состоянии справиться с чем-то большим.

— Но я не сильная! Я не сильная, — кричит Уиллоу. Она убирает свою руку и снова закрывает ею лицо. Она так тронута сказанным братом и чувствует облегчение от его эмоциональной честности, от его признания, что он все еще любит ее — а это поразительно! — хотя и злился, и расстраивался, и смущался, и запутывался, что не может больше притворяться.

Она должна показать ему свои шрамы, показать ему бритву, пусть он знает, что её образ в его глазах является обманным. Вот только его похвала для нее как целебный бальзам в Галааде, и она боится, что может ее утратить. Ей не хочется добавлять ещё одно бремя к его ответственности. Сейчас она знает, действительно знает, что то, что она сказала Гаю, было правдой. Это бы убило его, узнай он об этом.

И она ещё не решилась отказаться от своей бритвы. Сейчас она понимает, что еще не до конца готова оставить ее. Но все же она сидит здесь, рядом с ним, убирает руки от лица и молитвенно складывает их, почти желая, чтобы он сам закатал ей рукава и раскрыл всю правду. И она думает, как тогда с Марки, что все будет совсем просто. Ей всего лишь нужно закатать рукава, и все будет кончено! У нее заберут ее приспособления, отвезут к врачу, и там о ней будут заботиться и защищать.

Но она не позволит этому произойти. Она не поставит себя в подобную ситуацию. Она думает, что ей все еще нужны лезвия, и она уверена, что никогда не сможет сказать об этом брату. Что, хотя он может и любит ее, и теперь они в состоянии говорить, но они все еще разделены. С одной стороны — его представление о ней, а с другой — то, что она сделала и что избрала для себя.

— Я не сильная. — Она продолжает плакать. — Я не сильная.

— Уиллоу. — Дэвид хватает ее обе руки выше запястий, хватает их и крепко держит. Он не закатывает ей рукава. С чего бы ему? — Ты дрожишь! Тебя всю трясет! Я сказал что-то не так? Может, мне надо...

— Нет! Нет! Все в порядке, не прекращай говорить со мной, потому что... не прекращай… — Она не может больше говорить. Она так устала и так горько плачет, а брат прижимает ее к себе слишком близко, чтобы она могла сказать что-то осмысленное, потому что ее слова заглушаются его рубашкой. И к тому же она начинает икать.

— Ш-ш. — Он пытается ее утешить, как стал бы утешать Изабеллу, если бы та плакала столь же безутешно. — Ш-ш, постарайся успокоиться. Уиллоу, просто попробуй и… Черт побери, я слышу ребенка. — На секунду он отстраняется. — Кэти нужно поспать, она просидела с Изабеллой все ночи во время ее ушной инфекции… Я… Я должен пойти вниз. С тобой теперь будет все в порядке? — Он держит её на расстоянии вытянутой руки, тщательно рассматривая и вглядываясь в её лицо. — Мы можем продолжить говорить об этом позднее?

— Угу. — Уиллоу утирает глаза тыльной стороной ладони. И пока она смотрит ему вслед, идущему к своей дочери, ее снова поражает тот факт, что она никогда больше не будет чьей-то дочерью. И хотя некоторые вещи в ее жизни станут лучше, ее отношения с Дэвидом, наверняка, среди них, но этот факт никогда не изменится.

Уиллоу выходит из здания школы в окружении других учеников. День закончился, и она очень благодарна за это не только потому, что истощенна эмоционально и физически, но и потому, что очень хочет увидеть Гая. А так как у них нет совместных уроков, то единственное время, когда она с уверенностью может найти его, — после школы.

Немного волнуясь, она осматривается вокруг. Его нигде не видно. Но потом она замечает его возле ворот. И пока она идет к Гаю, то не может не думать о том, что именно она из всех присутствующих девочек знает его, по-настоящему знает, насколько это только возможно.

Уиллоу хочется подбежать и схватить его, подбежать и обнять его, увидеть, чувствует ли он себя так же замечательно, как и вчера, но она стесняется, поэтому просто идет туда, где он стоит, и ждет, что он будет делать.

Он хватает ее и обнимет, и она понимает, что он чувствует себя даже лучше, чем вчера.

— Эй, знаешь что? — Он обнимает ее так крепко, как только возможно, и смотрит пристально ей в глаза. — Я действительно хочу поговорить с тобой.

— Да, разумеется. — Уиллоу хмурится. — А что же еще? Я не...

— Нет, в том смысле, что мне нужно поговорить с тобой о...

— Привет, Гай, — с другого конца кричит ему Лори. — Возьми с собой куда-нибудь Адриана. Вы, парни, побудете вместе, а Уиллоу может пойти с нами. — Она начинает идти к ним, за ней идут Адриан и Хлоя.

Уиллоу неохотно отступает от Гая и становится сбоку от него, наблюдая за их приближением.

— Серьезно, — продолжает Лори. — Тебе с Адрианом разве не нужно поговорить о гребле или ещё о чем-нибудь?

— Адриан не в команде. — Гай в замешательстве смотрит на Лори.

— Да, я знаю, — сдержанно говорит Адриан. — И Лори тоже знает, она просто хочет от меня избавиться, — без нужды объясняет он.

— Это правда, — кивает Лори. — Мы с Хлоей собираемся пойти в кафе. Ты тоже, Уиллоу, если хочешь — нам нужно составить список всех подходящих...

— Замолчи, Лори, — по-доброму перебивает её Хлоя.

— Ох, прости, Лори, — говорит Гай. — Я хотел бы побыть с...

— Ты изменилась, Уиллоу, — внезапно говорит Лори.

— Что-о-о? — Уиллоу подпрыгивает в воздух фута на четыре. Краем глаза она видит, что Гай старается не рассмеяться, и знает, что он точно понимает, о чем она думает.

— Что… Что ты имеешь в виду, говоря это? — Уиллоу берет Лори за руку и оттаскивает в сторону от остальных. — Как изменилась? О чем именно ты говоришь?

— О, я просто.… Ну. — Лори немного понижает голос. — Ты выглядишь так, будто плакала. Прости, мне не следовало ничего говорить при остальных, я просто… Ты в порядке? — Она сжимает руку Уиллоу.

— Ох! О, конечно! — Смеется Уиллоу. Она пожимает в ответ руку Лори прежде, чем отпустить ее и вернуться к Гаю. — Я в порядке. Я просто всю ночь не спала — делала доклад для того предмета, что ты так любишь. Ну, знаешь, Булфинч и все такое, но спасибо, что спросила.

— Хорошо, так послушай. — Лори снова переключает свое внимание на Гая. — Ты не мог бы...

— Забудь об этом, Лори. — Гай качает головой. — Тебе придется тащить его с собой. Мне хочется побыть наедине с Уиллоу, мы пойдем к реке. Кроме того, у него, наверное, есть идеи получше твоих, кто подойдет Хлое.

— Да мне это вообще не интересно, — возражает Адриан.

— Займись этим. — Лори приобнимает его рукой за талию. — Пошли. Может, так будет и лучше. Теперь ты можешь заплатить.

— Ты действительно доделала свой доклад? — Спрашивает Уиллоу Гай, когда остальные уходят. — Я знаю, что обещал тебе помочь, но так и не сделал…

— Ладно, никому этого не говори, потому что это неловко и, наверное, незаконно, но на самом деле почти все сделал мой брат.

— В самом деле? — Гай с удивлением смотрит на нее. Они выходят из ворот и идут по улице. — Это значит, что ты... ну, что ты поговорила с ним?

— Вообще-то, да. — Уиллоу кивает.

— Так ты.… Не знаю, в смысле, ты со всем разобралась? Звучит это глупо, но ты знаешь, что я имею в виду. Ты была настолько убеждена, что ваши отношения не смогут улучшиться. Как думаешь, ты сможешь еще раз с ним поговорить?

— Угу. — Уиллоу чувствует, что Гай имеет право знать о том, что произошло между ней и Дэвидом, но не может рассказать ему, потому что слишком сильно смеется.

— Что смешного? — Он подозрительно смотрит на нее.

— Ох, я не знаю. — Уиллоу идет перед ним задом наперед. — Я просто подумала, что, даже если теперь мне стало легче разговаривать с ним, к тебе это может не относиться.

— Так о чем именно ты говоришь?

— Мне просто кажется, что тебе сейчас может оказаться не совсем удобно находиться с ним рядом. — Она снова идет рядом с ним, они пресекают улицу и направляются к парку.

— Уиллоу. — Гай останавливается как вкопанный. — Ты не… Ты же несказала ему, что мы спали вместе или что-то вроде того, да?

— О, нет! — Уиллоу сильно качает головой. — Я бы никогда не сказала ему об этом.

— Хорошо. — На лице Гая можно прочитать значительное облегчение.

— Но все же это не значит, что он не догадался сам.

— О, нет!

— В чем дело?

— О, Боже!

— Гай, из-за чего ты волнуешься? Я пошутила о том, что тебе лучше с ним не встречаться. Он не видит большой проблемы в том, что мы... Погоди, ты смущен из-за того, что мы сделали? Или тебе стыдно, или что-то еще? — Она выглядит пораженной.

— Ты совсем не понимаешь. — Гай притягивает её ближе к себе. — Не в этом дело, просто… Мне бы не хотелось узнать, что что-то подобное произошло с Ребеккой, понимаешь?

— Но ей двенадцать!

— Да, но, когда бы это ни произошло, я не хочу знать об этом. О, Боже мой. — Он качает головой. — Как я теперь буду ходить на его занятия?

— Не знаю. — Уиллоу снова начинает смеяться. — Но знаешь, что?Ты покраснел!

— Да ладно, я не краснею, понятно?

— Краснеешь!

— Ну, я же не девчонка.

— О, ты мог бы мне это не говорить. То есть, если бы у меня и были какие-нибудь сомнения на этот счет, то они развеялись после вчерашнего.

— Спасибо, — сухо говорит Гай. — Послушай, мы можем просто посидеть здесь и поговорить.

— Мне не нравится эта стена. — Уиллоу закусывает губу, когда они приближаются к воде. — Мне бы очень не хотелось упасть.

— Ты не упадешь, — терпеливо говорит Гай. — В смысле, если ты не прекратишь так говорить, я тебя столкну. Пойдем. — Он поднимается на стену и помогает ей встать рядом с ним. — Видишь, абсолютно безопасно. — Они оба садятся и свешивают ноги над водой.

— Итак, о чем ты хотел поговорить так срочно? — Уиллоу улыбается ему.

Гай мгновение внимательно ее разглядывает, так ничего и не говоря. Он наклоняется ближе, и Уиллоу думает, что он собирается ее поцеловать, но она разочарована, когда вместо этого он тянется к ее сумке.

Он открывает ее, перебирает содержимое, пока не находит коробочку с лезвиями. — Я надеялся, что этого не будет здесь. — Он снова смотрит на нее. — Я, в самом деле, надеялся, и знаешь, что? Я был почти уверен, что их здесь не будет.

— Ты об этом хотел поговорить? — Она с удивлением смотрит на него, но он пристально наблюдает за водой. — Ты хотел поговорить о том, что я режу себя?

— Точно.

— Но почему? — Уиллоу качает головой из-за того, как глупо это звучит. — То есть, почему сейчас, это же не новость, тебе уже известно об этом, ты...

— Я думал, что все изменилось.

— Ясно, — медленно говорит Уиллоу. — Ты думал, все так просто? Что все, что мне потребуется, — это немножко поплакать… и, может быть, нам… — Она закусывает губу. Она не может, совсем не может сказать хоть что-то, что унизит произошедшее между ними. — Думаю, думаю, что тебе нравятся счастливые концы, ведь так? — Немного помолчав, говорит она.

— Всем нравятся. — Он кладет коробку с лезвиями на стене между ними и поворачивается, чтобы посмотреть на нее. — Я не верю, что люди делятся на тех, кому нравятся счастливые концы, и тех, кому нравятся грустные. Всем нравится счастливый конец.

— Ну, тогда позволь мне рассказать тебе кое-что о счастливом конце, — сердито говорит Уиллоу. — Я сказала тебе, что разговаривала со своим братом. Это правда. Мы разговаривали. Мы поговорили так, как не разговаривали со смерти родителей. Это ты считаешь счастливым концом? Потому что, знаешь, что? Он все еще не знает о них. — Она указывает рукой на упаковку с лезвиями. — Даже при том, что мы говорили обо всем остальном, я не могла ему рассказать об этом. Я еще не сказала ему. Просто для него это будет слишком. Но, может, однажды я скажу ему. Я расскажу ему, потому что не смогу сохранять эту тайну между нами, эту стену. Я расскажу ему, потому что с момента аварии прошло достаточно времени, и, возможно, он сможет справиться с чем-то подобным. Для тебя это звучит счастливо? Неплохо звучит, да? Неважно, когда я расскажу ему, но его это так сильно ранит.… Для него это будет так болезненно. Может, мне от этого станет немного лучше, но ему будет намного хуже. И знаешь, что еще? Может, я и не потеряла брата, как думала, но мои родители мертвы. Погибли. Не имеет значения, как много я разговариваю с братом, не имеет значения, как много я рассказываю ему, но с сегодняшнего дня и до скончания веков ничто не изменит этого. Это ты называешь счастливым концом?

— Нет. Конечно, нет. Но знаешь что? Ты не можешь этого изменить. — Он закатывает её правый рукав. — Ты можешь изменить вот это.

Уиллоу смотрит на свою руку. Порезы на этой стороне заметно посветлели. Более белые, чем красные, они выглядят какими-то… невинными, будто она просто сильно поцарапалась или пообщалась с непоседливым котенком. Она пытается снова натянуть рукав, но Гай останавливает ее. Она чувствует себя ужасно обнаженной, но понимает кое-что еще. Она забыла, что значит чувствовать кожей солнечный свет. И больше она ему не сопротивляется.

— Ты сказала тогда в библиотеке, — через минуту продолжает Гай. — Ты сказала, что, если бы все было по-другому, ты бы хотела забыть про них, про все это. Ну, теперь все по-другому. Ты не хочешь прекратить?

— Я не знаю! — С болью вскрикивает она, потрясенная, что снова плачет. — Я думала, что прекращу, но это не так просто. Это просто не так легко!

— О, Уиллоу, я совсем не хотел заставлять тебя снова плакать. — Гай действительно расстроен. Он подвигается ближе, чтобы обнять ее. — Я не...

— А тебе следовало бы хотеть, чтобы я плакала, — Уиллоу отталкивает Гая, чтобы видеть его лицо. — Тебе следовало бы! Потому что каждый раз, когда я плачу, это как… это как…

Как она может объяснить ему, что каждая пролитая слеза уводит ее все дальше и дальше от коробочки с лезвиями, лежащей между ними. Как она может объяснить, что в ужасе от происходящего? Что, хоть она и думала, что хочет освободиться от своих принадлежностей, но не уверена, сможет ли справиться с происходящим с ней сейчас. Что она хочет быть уверенной в том, что все еще может управлять своим горем. Что бритвы ее ни разу не подвели.

— Как что? — произносит Гай. Он берет ее за плечи. — Каждый раз, когда ты плачешь, это как что?

— Я… Я не знаю, смогу ли это выдержать, — говорит она в промежутках между рыданиями. — Ты думаешь, что резать - больно? Да ты ничего не знаешь! — Уиллоу берет в руки упаковку бритв и прижимает к груди. — Они спасают меня от всего этого. От того, что я чувствую! Да! Я думала… Я в самом деле думала, что если могу так плакать, чувствовать подобное, то могу забыть и про них. Но сейчас я не уверена…

— Уиллоу. — Гай закусывает губу. — Сейчас я твой возлюбленный. — Даже в глубинах ее горя эти слова вызывают у нее трепет, но он не заканчивает говорить, — Коробка с лезвия не может больше быть твоим возлюбленным, независимо от того, чем они были для тебя в прошлом.

— Ты знал об этом с самого начала, — говорит Уиллоу. — Ты видел, как я делала это. Слышал, когда я делала это. Что изменилось сейчас?

— Ты спрашиваешь меня об этом после вчерашнего? — Гай недоверчиво смотрит на нее. — Тогда ладно. Я скажу тебе. Все по-другому. Абсолютно все.

Уиллоу знает, о чем он говорит. Они уже не те два человека, кем были вчера. Ее порезы и их последствия больше не дарят ей покой, если они вообще когда-нибудь его приносили.

Ей вспоминаются слова ее брата об ответственности, о том, что это обязательно должно означать любовь к кому-то. И она знает, что эта ответственность начинается с неё и что, если в прошлом её порезы были лучшим известным ей способом заботы о себе, то теперь есть другой путь, который открыт для неё. И, кроме того, теперь она должна отвечать и за Гая тоже, потому что не может защититься от боли, когда заставляет любимого терпеть еще большие страдания.

Уиллоу глядит на коробочку и думает о своих других возлюбленных, находящихся в ней, о причиняемой ими боли, так отличающейся от наслаждения плоти, которое дарит ей любимый, и понимает, что влечение лезвий несравнимо с тем, что может предложить ей Гай. И что отказаться от этой коробки с лезвиями — не только самый ответственный поступок, но и самая красивая, самая благодарная, самая полезная вещь, которую она только могла сделать.

Она понимает все это, понимает лучше, чем понимала, что бы то ни было в своей жизни, но все же…

— Я знаю, что должна избавиться от них, — наконец, говорит она, когда ее слезы утихли достаточно для того, чтобы говорить более связно. — Я знаю, что должна, но просто не могу этого сделать. Не могу. Я думала, что смогла бы. Думала, что смогу. Думала об этом, когда была с Марки. Думала об этом прошлой ночью. Думала об этом, когда разговаривала со своим братом… но я не могу!

— И что тогда? — Гай выхватывает у неё коробку. — Что тогда ты выберешь? Ты будешь верна им?

— Я… Я не хочу, чтобы так было!

— Тогда избавься от них! Сделай это! Выбрось их сейчас же в воду! Я помогу тебе. Целых пять морских сажень, как говорится в Буре!

— Ты думаешь, этого будет достаточно? — Уиллоу снова начинает плакать. — Думаешь, я не смогу пойти завтра и купить еще, пойти в один из круглосуточных магазинов, если понадобится, поработать отверткой, если придется?

— Я понимаю, что ты можешь так сделать, — говорит Гай. Он берет ее руку и накрывает ей свою, ту, что сжимает коробочку. — Я знаю обо всём, понятно? Возможно, завтра ты купишь еще или, может, даже сегодня вечером, но, по крайней мере, прямо сейчас ты будешь свободна от них.

— Хорошо! — Уиллоу прижимается лицом к его груди. Она не может перестать плакать и знает, что её слова практически бессвязны. — Хорошо! Я сделаю это, — говорит она ему в рубашку.

— Что ты сказала? — Гай отстраняется и держит ее на расстоянии вытянутой руки. Он смотрит на неё с удивлением, будто не может до конца поверить услышанному. — Уиллоу, что ты сказала? Очень тяжело понять, когда ты...

— Я сделаю это! Просто.… Подожди секунду… Час, месяц, год…

— Послушай, — говорит Гай. — Я помогу тебе, хорошо? Это будет легко. Давай. Я просто буду держать наши руки над водой и считать до трех, и…

Но Уиллоу даже не ждет до трех. Наблюдая за тем, как коробочка идет ко дну, чтобы там и остаться, Уиллоу понимает, что, хотя и может купить еще в любое время, но эта часть ее жизни, скорее всего, закончена. Опускается занавес, завершающий длящийся последние семь месяцев этап ее жизни, и Уиллоу манит прекрасный новый мир с Гаем. И если это не счастливый конец, то, возможно, счастливое начало.

 

Благодарности

Я очень рада поблагодарить следующих людей, которые так сильно помогли мне во многих отношениях.

Андреа Харинг — за ее неизменную поддержку и веру. Дэвида Дамроша — за его время, энергию и предложения, каждое из которых сделало книгу лучше; и Дженни Дэвидсон, которая в самый последний момент ответила на многие вопросы с изяществом и энтузиазмом.

В "Дайале" Лори Хорник не только приобрел "Уиллоу", но и свел меня с замечательной Кейт Харрисон. Кристин Смит, предоставившую красивую и вдохновенную обложку, и Регину Кастильо, уловившую бесчисленные смущающие несоответствия.

И, наконец, прекрасную Эрин Мэлоун из агентства Уилльяма Морриса, для которой благодарностей не может быть мало.