Действие послонялось вокруг госпиталя, сделало последнюю глубокую затяжку, швырнуло окурок в канаву, глянуло на часы, на проезжающие такси, покрутилось на каблуках, вошло в госпиталь.

У конторки стояли двое полицейских.

— Кого вы пришли навестить? — задали они вопрос.

Кляйнцайта, бросило Действие и направилось к лестнице.

Полицейские схватили его с двух сторон, выволокли наружу, затолкали в полицейский фургон, увезли прочь.

Бац не пройдет

Утро, Кляйнцайтово первое утро в госпитале. Пик, пик, пик, пик, вот так‑то. Ночь черная снаружи, а внутри — тележка с утренним чаем. Кто на ногах, идет в туалет, кто в постели, мочится в бутылки, кто должен сдать анализы, сдает анализы.

Нокс выпил чай, прочистил горло.

— Я вам тут говорил насчет гробов, — сказал он Кляйнцайту. — Вы не должны обращать внимания на тот каталог и на то, о чем я там говорил.

— Почему? — спросил Кляйнцайт.

— Потому что у вас есть более приятный предмет для размышлений.

Наверняка слышал нас прошлой ночью, подумал Кляйнцайт.

— Что вы имеете в виду? — спросил он вслух.

— Однажды вы ушли отсюда, — сказал Нокс. — Может быть, вы сделаете это еще раз. Я надеюсь, что вы сделаете это еще раз. Не все из нас… вы понимаете?

— Вполне, — ответил Кляйнцайт. — Но с чего это вы вдруг проявляете обо мне такую заботу?

— Бывает, сам думаешь поначалу, что если не сделал чего‑то сам… — произнес Нокс. — А потом думаешь об этом по второму разу, и тебе уже нужен кто‑то, чтобы… Удивительно прямо. Я бы об этом не подумал, но это все равно вылезло.

— Спасибо, — сказал Кляйнцайт.

— Не за что, — ответил Нокс.

— Есть, — сказал Кляйнцайт. — Есть за что.

Он приподнялся на локтях, посмотрел мимо Пиггля, Раджа, Макдугала. Шварцганг, глядя в его сторону, показывал большой палец. Кляйнцайт показал большой палец ему. Рыжебородый, окруженный своими блоками и противовесами, передал Шварцгангу какую‑то записку, которая прошла через всю палату и дошла до Кляйнцайта. Бумага белая:

НЕ НУЖНО ТЕБЕ ЗДЕСЬ. УХОДИ.

Кляйнцайт взял у Нокса бумаги того же формата, ответил:

КАК Я МОГУ УЙТИ? Я ДАЖЕ В ТУАЛЕТ САМ НЕ МОГУ СХОДИТЬ. ПОЧЕМУ ВДРУГ ВСЕ СТАЛИ ПРОЯВЛЯТЬ ОБО МНЕ ТАКУЮ ЗАБОТУ?

Рыжебородый ответил:

КТО–ТО ИЗ НАС ДОЛЖЕН ЭТО СДЕЛАТЬ.

Кляйнцайт:

А ПОЧЕМУ ЭТО ТЫ САМ НЕ УХОДИШЬ? ПОТЕРЯ ТОЧКИ ОПОРЫ НЕ ТАКАЯ УЖ СЕРЬЕЗНАЯ ВЕЩЬ.

Рыжебородый:

НЕ ГОВОРИ ЕРУНДЫ. У МЕНЯ НЕТ НИКАКИХ ШАНСОВ.

Кляйнцайт не ответил, отвернулся от Рыжебородого, повернулся к Пигглю.

— Так вы, значит, скоро выписываетесь? Что‑то через неделю?

Пиггль покачал головой, выглядел он пристыжено.

— Кажется, нет, — ответил он. — Они сказали, что ноумены овеществились. Теперь я записан на операцию.

— Кого‑нибудь еще выписывают? — спросил Кляйнцайт.

Пиггль вновь покачал головой.

— А разве вы сами не уходите? — спросил он.

— Я что, какой‑то особенный? — спросил Кляйнцайт. — Почему это я должен уходить?

— Не знаю, — сказал Пиггль. — Вы — тот, кто когда‑то встал и ушел.

Сиделка подкатила тележку с препаратами.

— Кляйнцайт, — произнесла она и дала ему пять таблеток в картонном стаканчике. Кляйнцайт узнал три «лихолета».

— А что это за другие две? — спросил он.

-- «Бац», — ответила сиделка. — От боли.

Правильно, подумал Кляйнцайт. Что‑то я боли давно не ощущаю.

— А я принимал это раньше? — спросил он.

— Вам сделали укол, когда вы только поступили, — ответила сиделка. — Таблетки — со вчерашнего дня.

— Могла у меня появится от него такая слабость?

— Наверное, могла. Мы его давно не применяем. Это — новый.

— А на бутылочке там не написано «Напалм Индастриз»? — спросил Кляйнцайт.

Сиделка глянула.

— Написано, — сказала она. — Как вы это узнали?

— Так, догадался, — сказал Кляйнцайт. — Счастливо! — Он сделал вид, что проглотил «бац», а сам положил таблетки к себе в тумбочку, подумал, что всегда сможет принять их, если надо. Я сказал, что соберу себя. Звучит прекрасно. Но как я это сделаю? Может, с помощью йоги? Надо будет Кришну спросить.

К нему, нижеоказавшемуся, подошла грудь. Ну что, поплачешь? — спросила грудь.

Еще не готов, ответил Кляйнцайт.

— Ну? — произнесла женщина с рыдательной грудью. — Подписали, голубчик?

— Нет, — сказал Кляйнцайт. — И думаю, что не подпишу.

— Как хотите, — сказала женщина. — Вот так с Национальной системой здравоохранения всегда выходит. Если бы вам надо было платить за такую чудную операцию, это стоило бы вам кучу денег, и вы бы это дело одобрили как пить дать. Но раз это бесплатно, то вы себе думаете, эге, что‑то тут не так. Ну ладно, мне‑то что, а вот доктор Буйян обязательно найдет, что сказать. — И не думай плакаться на мне, сказала ее грудь, вместе они развернулись, уплыли.

Через палату проходили Кришна и Наскреб.

— Доктор Кришна! — позвал Кляйнцайт.

Тот подошел, юный, прекрасный, гибкий, словно тигр.

— Что вы знаете о йоге? — спросил Кляйнцайт.

— Мне кажется, это все сплошной подхалимаж, — сказал Кришна. — Способ держать население в строгости, а они в это время будут петь псалмы, не то йогой заниматься. Вы когда‑нибудь видели, чтобы китайцы занимались йогой?

— Ну, у китайцев акупунктура, — ответил Кляйнцайт.

— Для иностранцев, верно, акупунктура, — ответил Кришна. — А для себя они к хорошему доктору бегут, чуть что не так.

— Вот что, — сказал Кляйнцайт.

— Что? — спросил Кришна.

— Только между нами, — сказал Кляйнцайт. — Вы думаете, операция действительно для меня единственный выход?

— Между нами, — сказал Кришна, — будь я консультантом с клиникой на Харли Стрит и яхтой, я бы вам ответил. А пока у меня нет мнения. Я именно это имел в виду, когда пожелал вам удачи, но это все, что я могу сказать.

— В любом случае, спасибо, — сказал Кляйнцайт.

— На здоровье, — ответил Кришна и отошел от него.

Кляйнцайт попробовал сесть. Безрезультатно. Приподняться на локтях можно было только до определенного предела. Он поднял и опустил руки. Слабые.

Доктор Буйян поставил парус, завернул румпель, поймал попутный ветер, тихонько выбрал свой якорь. Что за противная рожа, загоревшая и цветущая! Какие белые зубы!

— Ну, старина, — произнес он.

Кляйнцайт на его улыбку сверху ответил кивком снизу. Ну почему он заботится о себе так, как я никогда не заботился о себе? — задался он вопросом. Просто он лучшего о себе мнения.

— Вы, возможно, помните свою историю, не так ли? — спросил Кляйнцайт.

— Довольно отрывочно, — ответил доктор Буйян.

— Кто выиграл Пелопонесскую войну? — спросил Кляйнцайт.

— Спарта, — немедленно ответил доктор Буйян. — Когда афиняне потеряли свой флот у Эгоспотами в 408 году до н. э., это стало их концом.

— Спасибо, — сказал Кляйнцайт. Вот ты это и узнал, подумал он. Надо же было спросить.

— Ну, а теперь, хе–хе, — произнес доктор Буйян. — Возвращаясь к настоящему, так сказать.

— Да, — сказал Кляйнцайт. — Настоящее. — Смерть все еще под кроватью, подумал он при этом. Она — мой друг. Может, она укусит его за ногу. Он опустил руку под кровать с другой стороны, прищелкнул пальцами.

— Что же с вами делать, а? — спросил доктор Буйян. — Вот в чем вопрос.

— Да, — сказал Кляйнцайт. Никто доктора Буйяна за ногу не укусил.

— Вы ведь чуть было не окочурились, когда вас сюда вчера привезли, — сказал доктор Буйян.

Пик–пик–пик–пик, часто замигал Кляйнцайтов монитор.

— Обширная закупорка стретто, — пояснил доктор Буйян. — Шарахнуло, наверное, так, что не успели глазом моргнуть, да? Бух — и тьма в глазах.

— Так оно и было, — согласился Кляйнцайт.

— Но вы так трогательно привязаны к стретто и всему остальному, — продолжал доктор Буйян. — Так не хотите с ними расставаться. Доброе старое время и все такое, хе–хе.

— Хе–хе, — согласился Кляйнцайт. — Да, не хочу вот с ними расставаться.

— Что ж, боюсь, ваши надежды не оправдаются, — сказал доктор Буйян.

— Вы не можете удалить их без моего разрешения, — сказал Кляйнцайт, отворачиваясь от монитора, по которому, словно пули, мчались сигналы. — Не можете ведь?

— Не можем, но только пока вы в состоянии отказываться давать на это разрешение, — сказал доктор Буйян. — Однако если тьма настигнет вас снова, то я воспользуюсь своим правом сохранить, знаете ли, жизнь, и тут‑то я вам обещаю, что однажды вы проснетесь без гипотенузы, асимптот и стретто.

— Думаете, это еще раз случится? — спросил Кляйнцайт. — Скоро?

— Кто его знает, — сказал доктор Буйян.

— А вы разве не можете сдержать развитие болезни с помощью лекарств? — спросил Кляйнцайт.

— Попытаемся, — сказал доктор Буйян. — На чем вы сейчас? — Он посмотрел на табличку в ногах у Кляйнцайта. — «Лихолет» и «бац». Мы назначим вам еще и «зеленую улицу», посмотрим, снимет ли она нагрузку с вашего стретто.

— Хорошо, — сказал Кляйнцайт. — Давайте попробуем.

— И постарайтесь не расклеиваться, старина, — сказал доктор Буйян. — Чем больше вы расстраиваетесь, тем меньше у вас шансов справляться с такими вот вещами.

— Я постараюсь, — ответил Кляйнцайт. — Обещаю.

Перед ужином около него вновь остановилась тележка с лекарствами.

— Кляйнцайт, — сказала сиделка. — Три «лихолета», два «баца», три «зеленых улицы».

— А что написано на бутылочке «зеленой улицы»? — спросил Кляйнцайт.

-- «Содом Кемикалз Лтд», — ответила сиделка. — Вы что, акционер?

— Пока нет, — сказал Кляйнцайт, проглотил «лихолет» и «зеленую улицу», оставил «бац». Боли по–прежнему не чувствуется. Когда‑то она появится, задался он вопросом.

Ать–два–три–четыре, выкрикивал Сержант, командуя целой ротой боли, как раз вступающей в Кляйнцайта. Рота взяла на караул, опустила ружья к ноге, встала по стойке «смирно».

Кляйнцайта бросило в дрожь. От мощи. От силы. Ну‑ка, кто‑нибудь из вас, парни, попросил он, встаньте у моей койки. Возможно, мне понадобится усесться.

Что‑то со свистом пронеслось внутри него. Наверное, «зеленая улица» действует, подумал он. Стретто вроде в порядке. Но какая удивительно сильная боль. Дайте‑ка я обопрусь на вас, ребята, вот так. Теперь пусть парочка зайдет сзади и подтолкнет. Легче. Так. Искры в глазах побоку. Очень хорошо. Сел.

Кляйнцайт окинул взглядом Шварцганга, Рыжебородого, показал им, что он находится в сидячем положении. Они оба выставили большой палец.

Ладно, сказал Кляйнцайт. А теперь опустите меня. Легче. В следующий раз сделаем еще один заход.