— Должен сказать, вы вполне стабилизировались, — произнес доктор Налив. — Я на самом деле вами доволен.
Плешка, Наскреб и Кришна по виду тоже казались довольными. Кляйнцайт скромно улыбнулся, поинтересовался про себя, не капелька ли это крови на белом халате Плешки. Должно быть, брызнули каким‑то химикатом.
Доктор Налив взглянул на табличку со сведениями о состоянии Кляйнцайта.
— Да, — произнес он. — Думаю, мы можем снять вас со всего этого.
— Чтобы что‑то новенькое испробовать, да? — спросил Кляйнцайт.
— Нет, — ответил доктор Налив. — Мы просто поглядим, как вы без всего этого обойдетесь. — Он сущий дьявол, восхищенно сказали лица трех молодых врачей. Он на все решится.
— То есть вы считаете, что я в норме? — спросил Кляйнцайт.
— Остается подождать, — ответил доктор Налив, — и я ничего не обещаю. Посмотрим, к чему мы придем через несколько дней. — Он улыбнулся, отошел от койки, а вместе с ним — Плешка, Наскреб и Кришна.
Ты не мог бы немного повернуться, попросила койка. Мне как‑то неудобно.
Кляйнцайт пропустил ее просьбу мимо ушей, свернулся калачиком под одеялом. Улицы снаружи представились ему вдруг одной большой областью запустения, Подземка — самой бездной, мысль о сидении на холодном полу с глокеншпилем ужасала. Стаи грузовиков компании «Мортон Тейлор» с громом проносились мимо, с презрительным видом переключая скорости. Окна рядом нет, но невидимые самолеты где‑то там, в вышине, едва слышно гудели, направляясь к золотым далеким миражам.
— Хорошие новости, а? — произнес Тид. — Вот потому‑то я всегда и говорю — улыбайтесь.
Кляйнцайт другой рукой, чтобы Тид этого не заметил, сделал оскорбительный жест, взял лист желтой бумаги, притворяясь, что с головой захвачен писанием. Вот что он написал на нем:
Это даже не он написал. Дрог, вот кто. Жив ли еще Дрог там, на другом конце палаты? Кляйнцайт не был там целую неделю. Всех их постепенно затягивает время. Что бы он нашел сказать Рыжебородому, Шварцгангу, другим, если бы даже сиделка удосужилась отвезти его к ним, его старым соседям?
Койка продолжала выгибать хребет в стремлении сбросить его. От Госпиталя ничего не было слыхать уже долгое время. И Слово давненько уже не заглядывало. Желтая бумага в его руках была вялая и безжизненная. Снаружи медленно брел мимо зимний день, словно опираясь на палочку. Как вышло, что он вляпался в эту историю с желтой бумагой, эту женитьбу на царевне–лягушке, которой так и суждено остаться лягушкой?
Все это время вокруг были сплошные тайны, недомолвки, возбуждение, многообещающие загадки: люди желтой бумаги, люди стандартного формата, люди «Ризлы», метаморфозы тачки, полной клади, нераскрытые возможности комнаты с табличкой ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА и ключа от нее. Ничему из этого не нашлось объяснения, все оказалось не стоящим внимания, у него не осталось никаких вопросов. Он пошарил под кроватью. Никого. Он вспомнил о побеге из госпиталя в компании с Болевой ротой. То‑то были денечки! Он зевнул, задремал.