Так же медленно, как и зимний день, только без палочки, Кляйнцайт перебрался на другой конец палаты. Он не принимал лекарств пять дней и чувствовал себя каким‑то упрощенным, экономичным, облегченным и работающим на максимально дешевом топливе. Все виделось ему просто и скудно, без особой разницы в цветах. Все вокруг как‑то ссохлось, исхудало, обносилось. Только сейчас он заметил, сколько облупившейся краски вокруг. Стулья выглядели еще более поношенными, чем обычно. Свет в палате как будто распределяли по рецептам Национальной системы здравоохранения, медленно, с предъявлением пронумерованных талонов, и койки смирно выстроились за ним в очередь. Прозвучал отдаленный рог, словно в бетховенской увертюре, а вслед за ним — неяркая вспышка, от А до В. Ах да, сказал себе Кляйнцайт. Теперь все в порядке. Мы честно работали, и вот мы пришли туда, откуда начали.
Как Орфей, подтвердил Госпиталь.
Да, конечно, подхватил Кляйнцайт. Орфей на попечении Национальной системы здравоохранения. Захватывающая история, как это еще ВВС не сняла по ее мотивам сериал. Возможно, «Напалм Индастриз» согласится экранизировать ее. С Максимусом Пихом и Имменсой Пудендой в главных ролях.
Твой сарказм неуместен, оборвал его Госпиталь.
Как и все остальное, парировал Кляйнцайт, приветствуя кивком одного из своих давних знакомых. Все вроде на месте. Он сел на потрепанный стул у подержанной койки Рыжебородого. Тот был похож на брошенную на свалке машину.
— Здорово, — сказал Кляйнцайт.
— Вот именно, — подхватил Рыжебородый. — Ты здоров, а я — нет. Здоровый больному не товарищ.
— Но я не здоров, — возразил Кляйнцайт. — Я чувствую себя так, будто не ложился в госпиталь.
— Большинство из нас не могут похвастать и этим, — заверил его Рыжебородый. — Ты один из счастливцев.
— Полагаю, да.
— И ты уходишь.
— Полагаю, да.
— Ну вот, а ты говоришь, — сказал Рыжебородый. — Воспользуйся всем этим.
— Полагаю, я должен, — согласился Кляйнцайт. Медленно он вернулся к своей койке, забрался на нее как раз вовремя, чтобы встретить доктора Налива и трех других врачей, делающих ежедневный обход. Они смотрели на него с любовью, как смотрит обычно машинист на списанный паровоз.
Доктор Налив с добродушными замечаниями осмотрел его, потрепал его по плечу.
— Ну, старина, — произнес он, — вот и все. Мы не можем себе позволить держать вас здесь дольше. К концу недели можете отправляться домой.
Сказать ему или нет, подумал Кляйнцайт.
— Та боль от А до В, — произнес он. — Она вернулась.
— Ах да, — произнес доктор Налив. — Этого нужно было ожидать, в этом нет ничего необычного. Время от времени вы будете ее чувствовать, но мне‑то нечего беспокоиться по этому поводу. Это просто гипотенуза, знаете ли, она жалуется немного, совсем как мы.
Ну, вот и все, сказал себе Кляйнцайт. Я не буду больше задавать никаких вопросов, просто не хочу знать больше того, что уже знаю.
— Спасибо вам за все, — сказал он.
— Всего хорошего, — отозвался доктор Налив. — Где‑то через полгодика приходите, я на вас посмотрю.
— Спасибо, — сказал Кляйнцайт докторам Плешке, Наскребу и Кришне. Они широко заулыбались в ответ, на их лицах было написано: «Это вам спасибо», они стали похожи на услужливых официантов. Но Кляйнцайт почему‑то чувствовал, что чаевые положены лишь ему одному.