Иахин–Воазу приснился его покойный отец. Он умер, когда Иахин–Воаз только начал учебу в университете. Однако во сне Иахин–Воаз был совсем ребенком и присутствовал на отцовских похоронах. Вдвоем с матерью они приблизились к гробу, утопающему в цветах, которые источали сильный удушливый запах. В гробу лежал его отец. Его глаза были закрыты, лицо нарумянено, гладко выбрито и бесстрастно, лоб разглажен, лишь борода торчала вверх, словно дуло. Его руки были скрещены на груди, а в левой руке была свернутая карта. Она была свернута рисунком наружу, и Иахин–Воаз видел кусочек голубого океана, кусочек материка, красные, синие и черные линии, дороги и железнодорожные пути. По краю было выведено четким почерком: «Сыну моему Иахин–Воазу».
Иахин–Воазу хватило смелости не потянуться к карте, не вырвать ее из мертвой отцовской руки. Он посмотрел на свою мать и указал на карту. Она вытащила откуда‑то из‑под полы ножницы, отсекла ими кусок торчащей мертвой бороды и показала его Иахин–Воазу.
— Нет, — заявил Иахин–Воаз своей матери, которая каким‑то образом превратилась в его жену. — Я хочу карту. Она была оставлена в его левой руке, а не правой. Оставлена для меня.
Его жена отрицательно покачала головой.
— Ты еще слишком мал для нее, — произнесла она. Внезапно стало темно, и они оказались в постели. Иахин–Воаз потянулся к ней, но между ними гроб, он попытался его оттолкнуть.
Ночной столик с треском перевернулся, и Иахин–Воаз пробудился.
— Оставлена в левой, а не в правой, — повторил он на своем родном языке. — Оставлена для меня.
— Что случилось? — спросила Гретель, садясь. Они всегда разговаривали между собой по–английски. Она не понимала его слов.
— Она моя, я уже вырос большой, чтобы владеть ею, — продолжал Иахин–Воаз на своем языке. — Что это за карта, что за океан, что за время?
— Проснись, — сказала Гретель по–английски. — Что с тобой?
— Который мы час? — спросил Иахин–Воаз по–английски.
— Ты имеешь в виду, сколько сейчас времени? — переспросила Гретель.
— Где время? — настаивал Иахин–Воаз.
— Сейчас четверть шестого, — ответила Гретель.
— Нет, время не там, — произнес Иахин–Воаз, и сон тут же выветрился из его головы. Позже он так и не смог припомнить, что ему снилось.