Иахин–Воаз продолжал просыпаться рано утром, уже зная, что где‑то на улице его поджидает лев. Однако с тех пор, как он увидел, как тот проглотил настоящее мясо, он больше не осмеливался выходить в ранние часы, когда весь мир еще спит. В рабочее время и вечером лев не появлялся. Иахин–Воаз постоянно пребывал в состоянии возбуждения.

— Ты предаешься любви так, словно каждый раз приветствуешь меня по–новому и прощаешься навсегда, — сказала ему Гретель. — Ты никуда не денешься завтра?

— Если мне суждено встретить завтра, я встречу его здесь, — отвечал Иахин–Воаз, — если здесь — это мое нынешнее местоположение.

— Чего же больше? — сказала Гретель. — Тебе можно доверять. Ты настоящая скала.

Иахин–Воаз думал о льве постоянно — как тот съел взаправдашнее мясо, как молодая парочка увидела не его, а то, как мясо исчезает в чьем‑то невидимом желудке. У него не хватило бы смелости встретить льва без того, чтобы не получить сначала чью‑нибудь профессиональную консультацию.

Он осторожно завел разговор с хозяином своего книжного магазина.

— Современная жизнь, — сказал Иахин–Воаз, — особенно жизнь в современных городах, рождает сильные трения между людьми, не правда ли?

— Что современная, что несовременная, — согласился тот. — Где жизнь, там и трения.

— Да, — сказал Иахин–Воаз. — Трения и нервы. Это прямо удивительно, что нервы могут сотворить с человеком.

— Ну, тут не без системы, — отвечал хозяин. — Ведь если у тебя начался нервный приступ, то это ведь шалит целая нервная система. Что может один человек сделать против целой системы?

— Точно, — согласился Иахин–Воаз. — У него может быть обман чувств, галлюцинации.

— Да на каждом шагу, — сказал хозяин. — Вот у меня, к примеру, иногда возникает галлюцинация, что этот магазин приносит прибыль. А потом я прихожу в себя и вижу, что это всего лишь дорогое хобби.

— Да, но те люди, что имеют галлюцинации, я имею в виду — сильные галлюцинации — как им можно помочь?

— Какого рода сильные галлюцинации?

— Ну, скажем, галлюцинации про хищников, — ответил Иахин–Воаз. — Так, для красоты аргументации.

— Галлюцинации про хищников, — в раздумье повторил хозяин. — Можете привести пример?

— Могу, — сказал Иахин–Воаз. — Представьте себе, что человек видит пса, которого, так сказать, в обычном смысле слова там нет. Кроме него, никто этого пса не видит. Человек скармливает псу собачью еду, причем окружающие замечают, что еда эта неизвестно куда девается, а самого пса так и не видят.

— Довольно необычная галлюцинация, — отметил хозяин, — уж не говоря о том, каково тому, кто ее наблюдает. А какой породы эта галлюцинаторная собака?

— Я, собственно, не имел в виду собаку, — сказал Иахин–Воаз. — Это я так, гипотетически, чтобы проиллюстрировать основную мою идею — как реальность и иллюзия иногда переплетаются, и так далее. Собаки тут ни при чем. Просто засела в голове идея проконсультироваться насчет этого со знающим человеком. Вы можете мне кого‑нибудь порекомендовать?

— У меня есть друг–психиатр, — сказал хозяин. — Это если вы имели в виду проконсультироваться с кем‑то насчет головы. С другой стороны, если он съел настоящее мясо, тогда не знаю… Учтите, он дорогой.

— Да, в общем, ничего особенно беспокоящего, — сказал Иахин–Воаз. — Может, позвоню ему, а может, и нет. Иногда лучше прояснить для себя ситуацию, чем постоянно носить ее в голове.

— Конечно, — сказал хозяин. — Если вы как‑нибудь захотите уйти после обеда, вы понимаете…

— Что вы! — сказал Иахин–Воаз. — Я чувствую себя превосходно.

Он позвонил психиатру и назначил встречу на завтра.

Приемная психиатра располагалась в пропитанном столовыми запахами многоквартирном доме, на последнем, четвертом этаже. Иахин–Воаз забрался по ступеням, позвонил, его впустили и попросили подождать доктора на кухне.

Доктор был приземистый, рыжеволосый человек с бородкой, одетый, как одеваются вольнонаемные рабочие. Он включил электрочайник, приготовил чай в маленьком китайском чайничке, поставил на поднос чайник вместе с двумя чашками и пригласил:

— Входите.

Они вошли в его приемную и сели друг против друга. У стены стоял диван–кровать. У другой громоздился большой стол, заваленный книгами и бумагами, на нем стояла пишущая машинка, два магнитофона, портфель и несколько пачек больших коричневых конвертов и папок. Повсюду в комнате были книги — на столиках поменьше, стульях, на полу, каминной доске, на полках.

— Можете начинать с чего угодно, — сказал доктор.

— Я начну со льва, — сказал Иахин–Воаз. — Я не смогу оплатить повторный визит, так что я сразу к делу. — И он рассказал доктору о двух своих встречах со львом, сделав особый упор на пяти фунтах бифштекса.

— И я знаю, что до рассвета он обязательно ждет меня где‑нибудь на улице, — заключил Иахин–Воаз. — Конечно же, я знаю и то, что львы вымерли. На свете больше не осталось львов. Поэтому он просто не может быть настоящим. Или может?

— Он ест настоящее мясо, — сказал доктор. — Вы видели это, и остальные тоже это видели.

— Верно, — сказал Иахин–Воаз. — Я ведь тоже — мясо.

— Тоже, — подтвердил доктор. — Так что давайте не будем вдаваться в то, реален ли он. Он способен нанести реальный вред. Он является реальной проблемой, которую так или иначе нужно решать.

— Каким образом? — спросил Иахин–Воаз, бросая взгляд на часы. Он оплатил пятьдесят минут консультации, и из них десять минут уже истекли.

— Постарайтесь припомнить ту ночь, после которой вы в первый раз увидели льва, — сказал доктор. — Ничего не приходит в голову? Видели какие‑нибудь сны?

— Нет, — ответил Иахин–Воаз.

— А тем днем?

— Ничего.

— На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.

— Ничего такого в книжном магазине. Был, правда, засов в форме льва, но это было в другом магазине, моем собственном, где я продавал карты до того, как приехал в страну.

— Что за засов? Что‑нибудь особенное?

— Сын сказал, что по моей карте нельзя найти льва.

— У вас есть сын?

— Воаз–Иахин, — сказал Иахин–Воаз. — Так звали и моего отца. Он основал дело, торговлю картами. Он ушел от своего сына. А я ушел от своего. От моей жены и сына. Отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. А карты не дают тому, что было найдено, потеряться вновь. Так говорил отец. Однако все найденное рано или поздно теряется вновь.

— А что потеряли вы?

— Годы самого себя, свою зрелость, — ответил Иахин–Воаз. — Есть только одно место, и это место — время. Почему я держу у себя эту карту, обещанную ему? Мне она не нужна. Я мог бы с легкостью отдать ее ему. Послать ему.

— Вашему отцу?

— Мой отец умер. Сыну.

— А почему вы не отдали ее ему?

— Я держался за нее, чтобы найти то, чего так и не нашел.

— Что именно?

— Я бы хотел поговорить о льве, — напомнил Иахин–Воаз, взглянув на часы.

Доктор раскуривал трубку чуть ли не битую минуту.

— Хорошо, — наконец сказал он из облака густого дыма. — Что такое лев? Лев — это то, что может вас убить. А что такое смерть?

— Мы успеем поговорить на эту тему? — спросил Иахин–Воаз.

— В смысле, что такое смерть в этом контексте? То, чего вы хотите или чего не хотите?

— Кто же хочет умирать? — усмехнулся Иахин–Воаз.

— Вы были бы весьма удивлены, — заметил доктор. — Но давайте сначала определим, что означало бы для вас быть убитым львом.

— Конец, — сказал Иахин–Воаз.

— Это означало бы для вас, так скажем, награду?

— Совсем нет.

— Тогда это было бы нечто противоположное награде?

— Наказание? — спросил Иахин–Воаз. — Полагаю, да.

— За что?

— Жена и сын могли бы поведать вам об этом очень подробно, — сказал Иахин–Воаз, поглядывая на часы. — Между прочим, лев ждет меня каждое утро перед рассветом.

— Он приходит к вам домой или следует за вами на работу? — спросил доктор.

— Нет и нет. Но он — там, и я знаю, что он там.

— Хорошо, — сказал доктор. — Но это вы выбираете, встретить его или нет?

— Я.

— Тогда все дело в том, что вы боитесь выходить на улицу, потому что там вам встретиться плотоядный лев. Вы боитесь наказания.

— Об этом я не подумал, — признался Иахин–Воаз.

— Каких людей наказывают?

— Полагаю, самых разных.

— Это решают присяжные, — объяснил доктор. — Потом они появляются перед судьей, и он спрашивает: «Как вы находите ответчика?»

— Виновным, — ответил Иахин–Воаз. — Но откуда приходит лев? Объясните.

— Хорошо, — согласился доктор. — Попробую углубиться в это насколько смогу. Но учтите, что я не только не знаю всех ответов, но даже и всех вопросов, которыми вы задаетесь. Но забудем о технической стороне дела. Лев есть нечто экстраординарное, и то, питается ли он мясом или играет на кларнете, — вопрос скорее академический.

— Он не смог бы убить меня кларнетом, — вставил Иахин–Воаз.

— Лев, — продолжал доктор, — способен по–настоящему воздействовать на вас. Но ничего удивительного в этом нет, ведь и телевидение может. Вот сейчас, к примеру, на всех волнах транслируются изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, и среди них, возможно, есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизор, мы бы увидели эти образы и услышали бы голоса, музыку, звуковые эффекты. Они смогли бы оказать на нас эмоциональное воздействие, оставаясь при этом не более чем образами.

— Не очень удачный пример для моего льва, — сказал Иахин–Воаз. — Все, у кого есть телевизор, могут увидеть ваши программы. Но один я могу увидеть льва.

— Представьте себе, — сказал доктор, — что у вас есть единственный в мире телевизор, настроенный на данную волну. — Он поглядел на часы. — Телевизор, передающий вину и наказание.

Иахин–Воаз тоже посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.

— Но откуда приходит лев? — задал он вопрос. — И где этот телевизор?

— Кто, вы думаете, собирается вас наказать?

— Все. — Иахин–Воаз удивился, услышав себя, как раз когда его отец и мать встали перед ним. Люби нас. Будь тем, кем мы хотели бы.

— Пока что нам известно только это, — произнес доктор, вставая. — На этом пока остановимся.

— Но как мне переключить программу? — спросил Иахин–Воаз.

— А вы хотите ее переключить? — спросил доктор, открывая дверь.

— Что за вопрос! — воскликнул Иахин–Воаз. — Хочу ли я!

Но дверь закрылась, и ему оставалось только подсчитать в уме стоимость сегодняшнего завтрака для льва.