На этом этапе путешествия, роль пилота сводилась скорее к наблюдению за бесперебойной работой аппаратов. Его мастерство должно было проявиться позже, во время сложных маневров «примарсиения», когда разрешение комплекта внутренних и внешних факторов нельзя будет оставить на усмотрение одного лишь электронного мозга.

При всем этом ни пилот, ни остальные члены экипажа не оставались в «долче фар ниенте». Из-за недостатка места, не позволявшего взять на борт всех необходимых специалистов, экипажу пришлось освоить за короткое время знания, для приобретения которых обычно нужны годы. Естественно, что учение продолжалось и на корабле. Так, например, Матей, доктор астрономических наук, пополнял свои знания по ботанике, главным образом по полярной и пустынной флоре, развивающейся в условиях, до некоторой степени сходных с теми, которые, как предполагалось, существуют на Марсе. Прежде чем стать специалистом по связи на больших расстояниях, Ларсон изучал медицину. Поэтому ему было поручено наблюдение за состоянием здоровья его товарищей по полету. А профессор Громов — признанный авторитет в области строительства космических кораблей — заставил полки своего стенного шкафа трактатами по минералогии, над которыми он просиживал по целым дням.

Настоятельные требования долгого совместного обитания повели и к специализации в других областях. Прежде чем покинуть землю, они решили, что приготовлять пищу будут поочередно. Они даже прошли краткий курс кулинарного искусства. Но каждое искусство требует хотя бы незначительной доли таланта, и неудачи его товарищей убедили Матея в необходимости взять на себя обязанности повара. В продуктах питания, вернее, в определенных продуктах питания, недостатка не было. В кладовых космического корабля хранились горы банок с консервами, облученными гамма-лучами, чтобы сохранить как можно дольше свои питательные свойства; витаминные таблетки; синтетические белки и концентраты различных необходимых организму веществ. Культуры водорослей и овощей быстро произрастали в чанах гидропонической установки, щедро вскармливаемые минеральными солями, и единственный кок корабля старался составлять из них как можно более разнообразное меню. Надо признать, что ограниченность сортиментов сырья не позволяла ему дать волю фантазии, которую он, однако, широко использовал на миниатюрном экране «кинокибера» космического корабля.

* * *

Споры о тотальном кинематографе были в большой моде еще недавно, точнее — до появления нового, поразительного спектакля, получившего название кибернетического кинематографа — Кинокибера.

Так как речь идет о совсем недавнем изобретении и для того, чтобы несколько умерить преувеличения, вкравшиеся в некоторые, так называемые популярные статьи, мы позволим себе привести краткое описание кинокибера, тем более что он сыграл известную роль в происшедшей на борту «Альбатроса» драме. Идея «сотрудничества» между зрителями и кибернетическим комплексом, проводимая рядом чрезмерно восторженных журналистов, не имеет никакой реальной основы. Кинокибер есть усовершенствованная машина и только. Его совершенно новая особенность заключается в том, что зрители являются в одно и то же время и авторами сценария, и режиссерами, и художниками-декораторами, и действующими лицами. Удобно усевшись в кресле, они руководят поступками «созданного» ими персонажа, которому они же предоставляют текст. Спектакль может быть прерван и возобновлен по желанию, так как кибернетический комплекс сохраняет его запись в цепях своей памяти. А так как зрители не знают, что кроется позади каждого персонажа, то действие долгое время развертывается под знаком непредвиденности и неограниченной в пространстве и во времени фантазии.

Кинокибер находится в экспериментальной стадии и пройдет еще достаточно времени, пока он сможет быть предоставлен в распоряжение широкой публике. Однако космопсихологи настояли на том, чтобы «Альбатрос» был оснащен одним из первых подобных аппаратов. «Полет на Марс не похож на другие, предпринятые до сих пор полеты, — говорили они. — Длительное блуждание в безднах космоса может породить состояние постоянной тревоги или, напротив, инертность нервных процессов, благодаря снижению тонуса коры мозга. В обоих случаях, кинокибер является незаменимым средством. Он предоставляет космонавтам полнейший и всесторонний активный отдых».

И действительно, космонавты проводили значительную часть своего свободного времени перед экраном.

Они долгое время колебались, прежде чем послать первый импульс к ансамблям молетронных элементов, чувствуя себя не в состоянии придумать ни какую-нибудь банальную повесть, ни авантюру с каскадами неожиданных происшествий.

Наконец Матею показалось, что он нашел выход из положения. Он набросал фон из красноватого песка. Кто-то тотчас же пересек пустыню уходящим за горизонтом каналом. Кто-то третий затемнил небо и снабдил его двумя хрустальными лунами.

Аппарат был испытан в присутствии экипажа немедленно после его установки, но специалисты довольствовались тем, что представили себе несколько отдельных статичных элементов — человека, дом, цветок… Теперь иллюзия жизни была полная. Пески переняли рассеянное освещение от спутников Марса. На дне канала блестела стекловидная струйка воды, а звуковая память кибернетического комплекса, стимулируемая чьей-то мыслью, подчеркивала молчание отдаленным шелестом ветра. Затем появился первый персонаж.

Автоматические межпланетные станции и радиозонды не смогли дать категорический ответ на вопрос: существует ли на Марсе жизнь? Впрочем, именно в этом и заключалось главное задание международной экспедиции. И все же, марсианин медленно приближался к каналу, как бы плавая над песками. Это было человекообразное существо среднего роста, с треугольным лицом, на котором сверкали два огромных, похожих на золотые лепестки глаза. Его узкая грудь была перехвачена поперек шарфом, покрытым сотнями сверкающих всеми цветами радуги вышивок. Он медленно приближался, и его пальцы бегали по вышивкам, полня воздух мелодичным, чуть тоскливым рокотом.

Присутствие марсианина делало пустыню еще более безотрадной. Матей энергично реагировал. На небе появилась колонна пламени, и космический корабль, весьма похожий на «Альбатрос», опустился недалеко от канала. Металлическая дверца открылась, и… кто-то опередил астронома. На пороге появился стройный силуэт.

«Это дело Свена, — подумал Матей. — Он не может обойтись без женщин, а так как он подозревал, что нам это не придет в голову… Он даже не одел ее в костюм космонавта!»

С досады он немедленно проецировал на экране задуманный им персонаж. Это был Старый волк межпланетных пространств, мудрый и осторожный, который втянул космонавтку назад, в ракету, и подал ей костюм. Однако она отрицательно покачала головой («Упрямец Свен!») и глубоко вдохнула насыщенный неведомыми ароматами воздух.

С минуту оба землянина выжидали в нерешимости, но на пороге не появился больше никто. Третий член этой экспедиции не был еще задуман. Или, быть может, последний персонаж и не должен был быть членом экспедиции…

Лифт перенес их на красноватую почву. С противоположного берега канала марсианин бесстрастно смотрел на них. Только его пальцы быстрее забегали по разноцветным вышивкам, да в их меланхолический рокот вкралась нотка изумления.

Девушка улыбнулась ему. Улыбнулся и он своим странным беззубым ртом.

— Вы похожи на персонаж из одной книги, — обратился к нему вместо приветствия Старый волк межпланетных пространств.

И спектакль прервался по причине метеорологической тревоги.

* * *

— Шах! — неуверенно произнес Матей, как бы испуганный перспективой неожиданной победы. А так как он обладал в большой дозе способностью подтрунивать над самим собой, то немедленно сравнил себя с васюкинским шахматистом, которому не верилось, что он обыграл «гроссмейстера» Остапа Бендера.

Ларсон ждал хода, уставившись в пустоту. На его заросшем недельной бородой лице нельзя было прочесть ничего, кроме усталости и безразличия. Вглядевшись в него внимательней. Матей заметил, что волосы инженера, — его красивые светлые волосы, раньше сверкавшие, как золотой шлем, приобрели тускло-серый оттенок.

— Шах! — повторил Матей, повысив голос.

Ларсон вздрогнул и перевел взгляд на шахматную доску, на которой фигуры были прикреплены, как насекомые в инсектарии. Он быстро понял, что мат неизбежен. Вяло пожав руку Митею, расстегнул пояс, привязывавший его к креслу, и поплыл, загребая руками по воздуху, к двери.

Глядя на него, Матей без всякой радости думал об одержанной победе. Ему казалось, что поражение Ларсона — первое поражение за все время игры с ним — имеет тревожное значение.

Свен Ларсон с головокружительной быстротой поднялся по ступеням официального признания, завоевав за один только год звание международного мастера. Одним из его успехов была и его победа с рекордным числом очков на сеансе одновременной игры, организованном Евровидением. Матею припомнилась фотография, на которой стройная итальянка с бюстом Лоллобриджиды вручала лавровый венок победителю. Венок, символические листья которого были заменены чрезвычайно художественно скрученными банкнотами.

Оставив в стороне подобные сомнительные демонстрации, нельзя было не признать, что Ларсон, действительно, был выдающимся шахматистом. Специалисты хвалили его за упорство и осмотрительность, предсказывая ему блестящее будущее. Какой-то журналист написал даже, что если марсиане играют в шахматы («а осмысленные существа должны играть в шахматы, независимо от того, с какой планеты они происходят!»), то население земного шара будет представлено с честью.

Не обладая теоретическими знаниями и силой игры, которыми обладал швед, Матей нередко сражался с ним в свободные от подготовки к космическим полетам часы. Ему удалось урвать у Ларсона две или три ничьих, и он чувствовал бы себя совершенно счастливым, не будь лукавства Билля Рамзейя, который утверждал, подмигивая профессору, что эти мелкие удовлетворения суть подарок Ларсона, не желающего «отбить у Матея вкуса к игре».

На космическом корабле положение изумительным образом изменилось. Поединки дебютов Ларсон выигрывал благодаря тому рефлексу, который дает основательное знание техники славных вариантов, но в середине игры он терялся и бывал вынужден делать серьезные усилия, чтобы сохранить равенство в конце партий. А теперь…

Посмотрев на прикрепленные в степе часы, Матей поднялся. Наступил момент, когда он должен был сменить Рамзейя на посту управления.