Двери служебного лифта открылись. Как только мы оказались в кабине, Сю достала из сумки баллон черной аэрозольной краски, встряхнула его и пустила в глазок камеры наблюдения длинную черную струю. Даже если охранники заметили, что экран потемнел, остановить лифт после обмена данными с карт-ключей было невозможно. Мы поднимались наверх. Обратного хода не было.

Мы не теряли времени даром. Убедившись, что камера наблюдения вырублена, Винсент, Манчини и я опустились на колени и переоделись. У каждого из нас была своя маскировка. Манчини напялил мешковатую потертую армейскую куртку оливкового цвета и черную балаклаву. Винсент нацепил яркоголубой парик, худи и маску Рональда Рейгана. Я нарядился в черную рубашку и рыжую куртку; моя маска изображала Гая Фокса. Анджела оделась в простой брючный костюм синего цвета, закрыв лицо хоккейной маской. Джо Лэндис предпочел защитную маску сварщика, под которой нашлось место и для темных очков, а Сю – пластиковую: прозрачную, но надежно скрывающую черты лица. Планируя операцию, мы рассчитали время подъема лифта на верхний этаж – ровно минута и двадцать секунд. Более чем достаточно, чтобы успеть переодеться.

Маскарад был не просто частью шоу. В экстравагантном наряде грабителя запомнить труднее, чем в неприметной одежде. Маски и костюмы отвлекают внимание заложников. Чем ярче и нелепей наряд грабителя, тем лучше его запоминают заложники. И наоборот: вместе с костюмом улетучивается память о его обладателе. Снял прикид – и слился с толпой.

Я натянул белые латексные перчатки. Отпечатки пальцев у нас с Анджелой были стерты, но мы не собирались рисковать, оставляя какой-либо биологический след, даже смазанный. Без перчаток остался только медвежатник Джо Лэндис. Ему предстояло вскрыть банковское хранилище, для чего требовалась особая ловкость рук. Вместо перчаток он прихватил с собой пузырек нашатырного спирта, чтобы протереть все, чего ему придется коснуться. Пока мы возились с перчатками, он крепил стальную трубку к шестифутовому кислородному копью для резки металла.

Винсент толкнул меня локтем и протянул винтовку «джи-36», которую мы забрали из-под броневика, и пояс с полными магазинами. Я бросил на него многозначительный взгляд и повесил винтовку на плечо. Под маской, догадался я, он широко улыбается. Манчини с энтузиазмом поднял вверх большие пальцы. Оба были готовы задать им всем тут жару.

Я отвернулся к световому табло с мелькающими цифрами этажей и закусил губу. Двадцать пятый. Двадцать шестой. Каждый раз, когда появлялась новая цифра, раздавался еле слышный звонок. Двадцать седьмой этаж. Двадцать восьмой. Двадцать девятый.

У меня вспотели ладони под перчатками. Я всегда мандражирую перед налетом. Прикрыв глаза, я постарался мобилизовать весь свой запас злости. Мы почти прибыли.

Дзинь.

Лифт резко остановился. Двери открылись. Нас встречала заведующая хранилищем – молодая женщина. Увидев нашу компанию, она оцепенела от страха и выронила бумаги, которые держала в руках. Лица ее я не запомнил, но никогда не забуду, как она закричала. Я имею в виду не сам крик. В нем как раз не было ничего особенного: дикий вопль, прерванный рыданием. Странным было другое. При ограблении жертвы обычно начинают кричать через определенный промежуток времени. Чаще всего повисает зловещая тишина – все пребывают в шоке и боятся шелохнуться. Но не в этот раз. Не успели двери лифта открыться, как женщина заорала.

Я схватил ее за волосы и втолкнул в закуток кассы.

На самом деле нам ее вопль сыграл даже на руку. В Малайзии говорят на нескольких языках, а этот крик был понятен каждому без перевода. Служащие банка тотчас сообразили, в чем дело, даже те, кто не знал ни слова по-английски. Потому что едва женщина умолкла, как я вскинул винтовку, выпустил в потолок автоматную очередь и что есть мочи гаркнул:

– Никому не двигаться! Это ограбление!

То, что началось после этого, напоминало кинобоевик. Вооруженный обрезом Винсент перепрыгнул через пуленепробиваемую пластиковую перегородку и взял на мушку кассиров, приказав отойти в сторону и не прикасаться к деньгам. Тревожные кнопки располагались под столешницами, но, даже если бы среди кассиров не нашлось смельчака, готового нажать одну из них, оставались еще так называемые пассивные тревожные кнопки, которыми была оборудована каждая кассовая кабина. Как только из кассы вынимали последнюю банкноту, срабатывала сигнализация. Манчини в это время с обрезом наперевес быстро обходил весь этаж, сгоняя сотрудников банка в холл. Добравшись до двери пожарного выхода, он открыл ее, достал из патронташа гранату со слезоточивым газом и швырнул на лестницу. Через двадцать секунд лестничный колодец на два пролета вниз заволокло газом. Лестница не вентилировалась, так что любому, кто захотел бы по ней подняться, понадобился бы противогаз. Но этого Манчини показалось мало: он еще и запер дверь на велосипедный замок. С этой стороны ни попасть на этаж, ни удрать вниз стало невозможно. Сю прошла в холл и нажала кнопки вызова всех четырех лифтов. Два открылись сразу. Сю заклеила скотчем лазерные сенсоры, не дававшие закрыть двери вручную. Тем самым она обездвижила лифты; чтобы запустить их вновь, следовало либо сорвать клейкую ленту, либо воспользоваться специальным ключом для работы в пожарном режиме. Затем Сю замазала черной аэрозольной краской камеры наблюдения и осталась дожидаться, когда поднимутся два последних лифта, чтобы точно так же вывести их из строя.

Анджела побежала в служебную зону. Менеджер Ден Онпан сидел у себя в кабинете за стеклянной перегородкой. Он и пошевельнуться не успел, как она схватила его за шкирку и ударила головой о край стола. Он отключился и рухнул на пол. Мы называем этот трюк «встряской для мозгов». Мы всегда стараемся в первую очередь обезвредить того, кто представляет для нас наибольшую опасность. В этом смысле нет ничего лучше, чем долбануть его по башке. Даже легкий удар по голове подтверждает серьезность ваших намерений, а главное – полностью дезориентирует противника, лишая его способности мыслить рационально. Ден упал на пол, и Анджела, расстегнув на нем рубашку, сорвала висевшие на шее ключи от хранилища и депозитария. Она знала о том, что у него под крышкой стола тоже есть тревожная кнопка, поэтому выволокла его из кабинета и бросила в коридоре. Не терял времени даром и Джо. После вторжения не прошло и двадцати секунд, а он уже стоял на коленях возле двери в хранилище, быстро вынимая из сумки нужное оборудование. В двух шагах от него возник сотрудник хранилища – от ужаса он буквально оцепенел и вжался в стену. Манчини легонько повел в его сторону обрезом, приказывая отойти подальше.

Я забрался на ближайший стол и сказал:

– Мы пришли не за вашими деньгами. Нам нужны только деньги из хранилища. Они застрахованы, так что вы ничего не теряете. Если будете выполнять мои инструкции, останетесь целы. А теперь все на пол, живо, черт возьми!

Сю переводила мои слова на малайский, хотя это было необязательно. В деловых кругах, особенно в банковской сфере, английский служит универсальным языком общения. Мы не сомневались, что все служащие владеют им в достаточной степени, чтобы понять, о чем я говорю. Перевод был своего рода подстраховкой, дополнительной гарантией того, что в обстановке стресса мои слушатели не упустят ни одной существенной детали сообщаемой им информации.

Я держал на мушке согнанных в холл заложников. Когда у тебя в руках штурмовая винтовка, прибегать к вербальным угрозам излишне. Оружие красноречивее любых слов. Они смотрели на меня со страхом. Потом один за другим подняли руки и медленно опустились на колени. Кое-кого, правда, пришлось поторопить. Я прошел за стеклянную перегородку и вытащил из-под столов трех последних клерков из отдела обслуживания клиентов. Двое были азиаты, один – британец. Мы знали, что их рабочие места не оборудованы тревожными кнопками. Я толкнул их на пол, к остальным. Потом вернулся в офис проверить, не прячется ли там кто еще, и попутно вырвал из розеток телефонные шнуры. После чего дал знак Винсенту, что все чисто. Тот спрыгнул с кассовой стойки и погнал кассиров вместе с зареванной заведующей хранилищем к прочим заложникам. Манчини лично осмотрел каждого. Собственно, больше ему и делать-то было нечего, кроме как стоять, напустив на себя грозный вид. Клерки вели себя смирно, как стадо баранов.

Я по очереди обыскал их на предмет оружия, начав с Де-на Онпана. Торопливо ощупал его карманы, плечи, похлопал ботинком по щиколоткам. Убедился, что он чист, и перешел к другим. Мы понимали, что время работает против нас. Процесс обыска не занял и полминуты. В общей сложности у нас оказалось тринадцать заложников: два кассира, шесть клерков, двое посетителей и трое ребят из броневика, чьи тела мы собирались поднять чуть позже. Оружия не было ни у кого, хотя у большинства имелись бумажники и сотовые телефоны.

– Достаньте свои мобильники! – обращаясь к ним, сказал я. – Вытащите батареи. Сейчас каждый из вас подойдет вон к тому углу и бросит там свой телефон. Не пытайтесь звонить или посылать сообщения. Мы блокировали беспроводную связь, так что сеть все равно не ловится. Не злите нас понапрасну. Достали мобильники! Быстро!

Сю на всякий случай перевела сказанное на малайский язык.

Я внимательно следил за заложниками, пока они лезли за своими телефонами. На самом деле у нас не было глушителя сигнала, но почему бы не припугнуть эту публику? Сговорчивее будут. Пока все шло гладко. Один из служащих сказал что-то по-малайски, и Сю перевела: «У меня нет телефона». Я засомневался и лично проверил его карманы, но ничего не нашел. Тем не менее я попросил Манчини усыпить парня выстрелом из шприца. Мне не хотелось рисковать. Потом я подошвой раздавил все собранные аппараты.

– Чисто, – сказал я.

– Чисто, – сказала Анджела.

– Чисто, – откликнулись из-за кассовых окошек Сю и Винсент.

Джо приготовил к работе кислородное копье.

– Чисто.

Манчини огляделся по сторонам и поднял вверх большой палец. Чисто.

Я улыбнулся. Банк был наш. Я вдохнул полной грудью и выглянул в окно. Вдалеке искрились башни Петронас. Я посмотрел на часы. Мы уложились ровно в шестьдесят пять секунд. Самая легкая часть операции прошла успешно. Я снова сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, успокаивая учащенный пульс.

И тут закричала женщина.

Она стояла на четвереньках в самой середине группы заложников. Слезы катились по ее щекам, смешиваясь с тушью для ресниц, и черными ручьями стекали по щекам, пачкая одежду. У нее дрожали руки, лицо исказила гримаса боли. Я разглядел струйку крови, которая сбегала по виску к подбородку. Мне стало ее жаль. Я старался гнать от себя эту неуместную жалость, но ничего не мог с собой поделать. Я отвернулся, пытаясь отвлечься от ее криков, но безуспешно. Она мешала мне сосредоточиться. Казалось, она кричит, обращаясь лично ко мне, разве что по имени меня не называет. Я попросил у Манчини безыгольный шприц и выстрелил ей в шею. Спустя десять секунд она крепко спала, но это ничего не изменило.

Я чувствовал себя виноватым. Но в то же время меня распирало от сознания собственной силы.