Когда несколько лет назад мы начали думать об издании этой книги, еще не было исчерпывающих и крупных работ, посвященных историческому и аналитическому изучению развития марксизма. Действительно, хотя многие авторы и попытались создать собственные исследования в этой области и даже имеются сборники очерков различных авторов, труда, подобного тому, который задумала создать группа инициаторов «Истории», не было и до сих пор не существует, по крайней мере на Западе. Больше всего близка к идее нашего замысла «История социалистической мысли» Дж.Д.X. Коула, но его исследовательская мысль как бы вышла далеко за пределы марксизма, а анализ оказался ограниченным; к тому же история марксизма с момента написания этого труда ушла далеко вперед. С другой стороны, помимо бесполезных споров и наряду с трудами довольно низкого уровня, за последние 20 лет появилось значительное число работ, посвященных отдельным аспектам теории и истории марксизма, – от таких крупномасштабных, как «История русской революции» Э.X. Карра, до монографий о наиболее крупных марксистах, о его разных школах, об истории (краткой или полной) социал-демократических и коммунистических партий – вплоть до исследований по узким и специфическим теоретическим проблемам, таким, как, например, очерк Дж. Софри об азиатском способе производства в работах Маркса. В этот период более, чем когда-либо (за исключением, возможно, лишь 1890 – 1914 годов), возросло количество, многообразие и, видимо, качество марксистских работ и строго научных исследований по марксизму, появилась масса разрозненных материалов, которые сегодня можно синтезировать. В то же время сформировалась достаточно большая группа серьезных и компетентных исследователей, способных внести значительный вклад в эту работу. В сказанном, собственно, и состоит цель данной «Истории марксизма»; если она и не станет выражением точки зрения на эту науку в переживаемые нами 70-е годы, то все-таки, как надеемся, не потеряет своего значения в ближайшие 10 – 20 лет.

•

Марксизм – это теория, имеющая самые глубокие практические корни, которая более других на деле повлияла на историю современного мира, и в то же время это метод объяснения и изменения мира. Поэтому историю марксизма следует писать, должным образом учитывая вышесказанное. Она не может быть историей только того, что марксисты (и в первую очередь сам Маркс) думали, писали и обсуждали, не может быть лишь традиционным возрождением генеалогического древа идей, пусть даже и с помощью марксистского анализа отношений между «сознанием» и общественным бытием, из которого она возникла. Необходимо проанализировать также движения, вдохновленные марксизмом или объявляющие себя таковыми: революции, в которых принимали участие марксисты, и попытки марксистов построить социалистическое общество в условиях, позволявших это сделать. К тому же, поскольку теоретический диапазон марксистского анализа и практическое влияние марксизма коснулись почти всех областей мысли и деятельности человека, вполне естественно, что проблематика нашей истории обязательно должна обрести широкие рамки. Марксизм имел огромное политическое воздействие, распространившись от Арктики до Патагонии, от Китая до Перу. Марксисты-мыслители выражали свое мнение и по поводу математики, и по поводу живописи, и по вопросам сексуальных отношений независимо от того, какую позицию в этих вопросах занимала административная и государственная власть.

Самая главная наша задача и состоит в том, чтобы найти форму подачи столь обширной и на первый взгляд безграничной темы. Возможно, будущему читателю будет небесполезно хотя бы схематично ознакомиться с основными принципами этого труда.

•

Начнем с той очевидной предпосылки, что историю марксизма нельзя считать завершенной, поскольку марксизм – это структура постоянно живой мысли, и ее преемственность в основном сохраняется со времен Маркса и Энгельса и даже после завершения их деятельности. Поэтому естественно предположить, что многие будут читать эту книгу не только из академического любопытства, как могли бы читать какую-нибудь историю астрологии или средневековой схоластики, а с желанием открыть для себя, в какой степени марксистская мысль способствует (и способствует ли) решению актуальных проблем. Есть марксисты, которые именно в настоящее время заняты этими проблемами, и их деятельность также принадлежит истории марксизма. Они, как правило, пытаются выразить собственные мысли, ссылаясь на труды Маркса или марксистов послемарксового периода, или же по меньшей мере стараются связать свои работы с указанными трудами. В этом смысле преемственность марксизма намного теснее и очевиднее, нежели преемственность других действующих значительных учений, таких, как, например, дарвинизм. Нет ни одного ученого-эволюциониста, который не отдавал бы должного Дарвину, но если кто сегодня и читает «Происхождение видов», то лишь только из любви к истории, из почтения к автору или из личного интереса. Труды же Маркса, даже молодого, читаются и ценятся до сих пор как действенный вклад в дискуссии по самым животрепещущим вопросам, сохраняя свое значение для его последователей.

Во-вторых, нам не хотелось бы считать предметом этой «Истории» некий единственный в своем роде марксизм, не говоря уже об «истинном» марксизме, который противопоставляется каким-то иным, «неистинным» марксизмам или же отклонениям от него. В принципе в эту «Историю» вошли все концепции, которые объявляют себя исходящими от Маркса или находящимися под влиянием его работ, включая и более отдаленные влияния, уводящие далеко за пределы деятельности самих мыслителей, называющих себя марксистами, движений и институтов, провозглашающих себя марксистскими. Поскольку идеи, исходящие от Маркса, – так же, как, например, идеи Фрейда и Дарвина, – вошли составной частью в современное интеллектуальное наследие, а в ходе академических и политических дискуссий сознательно затрагиваются проблемы, поставленные марксистами – пусть даже чисто в академическом плане, – мы не можем не принимать этого во внимание, хотя в нашем труде этот вопрос должен отойти на второй план.

Всеобъемлющий характер данной программы не означает агностицизма в отношении того, что является и что не является марксизмом, и в еще меньшей степени того, что сам Маркс действительно хотел сказать, не говоря уже о более или менее верном истолковании его мысли его последователями. Однако и истолкования, в которых явно отсутствует ясность, тоже принадлежат истории марксизма. Марксизм обладает единством, объясняемым как целостностью теории, выработанной Марксом, спецификой практических вопросов, которые он надеялся разрешить с помощью этой теории, – таких, как проблемы революции и переходного к социализму периода, – так и исторической преемственностью, свойственной основным организованным группам марксистов, которые могут найти свое место, так сказать, на генеалогическом древе, чей ствол представляют социал-демократические организации, действовавшие в последние годы жизни Энгельса. Однако речь тут идет о «единстве в многообразии». Это единство основывается не на теоретико-политическом согласии, а на общих целях (таких, как социализм) и в особенности на общей принципиальной поддержке основных положений теоретического наследия Маркса и Энгельса независимо от последующих исправлений и дополнений. Из этого единства исключаются «легальные марксисты» царской России (в отличие, скажем, от Бунда), начиная с того момента, когда фактически и юридически они отошли от общей цели, хотя, по крайней мере поначалу, сохраняли верность теории. В равной степени исключаются отсюда и фабианцы (в отличие от Бернштейна, который политически был очень к ним близок и испытывал их непосредственное влияние), поскольку они полностью отвергали доктрину Маркса в то время, как, например, ревизионисты относились к ней несколько иначе.

Кроме того, мы полагаем, что, во всяком случае в настоящее время (как, впрочем, и ранее), не существует единого марксизма, а имеется много марксизмов, зачастую, как это прекрасно известно, остро полемизирующих друг с другом до такой степени, что они не признают друг за другом право называться марксизмом. Настоящая «История» не ставит своей задачей определить обоснованность их взаимных притязаний, разве что в чисто техническом и конкретном плане. Задача историка – показать, что Маркс, по крайней мере на одном из важнейших этапов разработки своей теории, верил в существование «азиатского способа производства»; проследить за политическими соображениями, которые наряду с другими привели к отказу от этой концепции почти во всем коммунистическом марксизме 30-х годов, и оценить попытки вновь ввести это понятие начиная с 50-х годов. В задачу исследователя-историка не входит определение того, являются ли противники «азиатского способа производства» «лучшими» или «худшими» марксистами. Задача историка – показать, что среди множества организаций большевистского типа коммунистические ортодоксальные партии (сталинисты), по крайней мере с начала 20-х и до конца 50-х годов, были сильнее и играли более важную роль, в то время как теоретики группы ленинистов-диссидентов, за некоторыми исключениями местного, а чаще всего регионального уровня, численно не представляли большой значимости. Однако констатация этого факта не дает оснований для каких-либо суждений в пользу соответствующего вклада различных крупных или мелких организаций в дело развития марксистского анализа. Историку следует воздерживаться от суждений подобного рода, если они не подкрепляются рациональными данными. Он может учесть лишь тот очевидный факт, что, в то время как коммунисты-ортодоксы практически не могли провести никакого анализа, например, политического и экономического развития СССР, по столь же очевидным причинам диссиденты-ленинцы именно такому анализу отдавали большую часть собственной энергии. Он ограничится тем, что отметит расхождения в этом анализе, скажем, по вопросу о том, считать ли СССР выродившимся пролетарским государством или формой государственного капитализма, не претендуя на то, чтобы закрыть пока что продолжающуюся дискуссию. Однако он может и должен сказать, что догматическая ортодоксальность, характерная для русского марксизма после смерти Ленина, насколько мы можем судить, вряд ли была бы одобрена Марксом. И все же вполне возможно, что, если бы даже Маркс лично с ней не соглашался, ему пришлось бы, во всяком случае, заняться ею и рассмотреть ее в качестве одного из аспектов внутреннего развития марксизма, наблюдая за ростом одной из ветвей генеалогического древа марксизма, которая с точки зрения практической политики много десятилетий действительно играла ведущую роль в росте этого древа.

Третье положение является следствием второго. Очевидно, что коллективный труд по истории марксизма может быть написан авторами различных убеждений, со своим пониманием как теоретических сторон марксистского анализа, так и того, что касается политических последствий подобного анализа. Но все же трудно предположить, что авторы, придерживающиеся двух резко противоположных точек зрения, могут участвовать в реализации такого проекта: невозможно, чтобы тот, кто отвергает как теорию, так и цели Маркса или не признает за ними никакого значения, мог внести полезный вклад в их историографию, равно как и тот, кто, считая абсолютно бесполезной и вредной Французскую революцию, с трудом может использовать тот минимум «Verstehen» (понимания), интеллектуальной и эмоциональной симпатии, без которого невозможно успешно написать ее историю. Однако, с другой стороны, те, кто рассматривает марксизм как догматическую теологию, – даже если они имеют поддержку официальных властей – окажутся перед большими трудностями, когда придется обсуждать позиции, которые они обязаны защищать. Во всяком случае, остается еще весьма широкое поле для различных толкований и мнений. Двадцать лет назад этот факт наверняка воспрепятствовал бы реализации коллективного проекта подобного рода, да и сегодня это дело не из легких. Однако опыт показал, что у исследователей марксизма, придерживающихся различных точек зрения, достаточно общих точек соприкосновения, что служит серьезным основанием для реализации подобного труда. Существует или может существовать согласие там, где речь идет о конкретно доказуемых фактах. В основном оно уже есть в отношении достоинств так называемой вторичной литературы. Каковы бы ни были политические или идеологические позиции, мало осталось серьезных ученых, которые не отдавали бы должное таким написанным с разных точек зрения трудам, как «История русской революции» Карра, биография Троцкого Исаака Дойчера, книга «Роза Люксембург» Дж.П. Неттля или «История германской социал-демократии 1905 – 1917 годов» Карла Шорске, пусть даже они и не разделяли бы многие из их положений. Возможно, 70-е годы – это именно тот начальный период, когда, как и за несколько лет до 1914 года, у марксистов различных убеждений и серьезных исследователей, не полностью отождествлявших себя с марксизмом, появилась возможность выработать коллективную историю марксизма, которая может стать чем-то большим, нежели простой список расхождений во мнениях. То есть в настоящий момент стоит уже признать значение вклада в эту область авторов различных направлений (хотя иногда и дискуссионных) и не клеймить их как неприемлемые.

В этом труде не будут делаться попытки достичь согласия там, где его не существует, и (в еще меньшей степени) навязывать соавторам точки зрения, которых они не разделяют. Тем не менее (поскольку, несомненно, в некоторых местах книги будут главы и параграфы, обнаруживающие открытые расхождения во мнениях, а иногда и вступающие в противоречие друг с другом) мы верим, что содержание труда может, в общем, привести к значительному согласию в области истории марксизма, хотя этого нельзя отнести к его развитию в будущем.

•

Вот и все о том, что касается предпосылок. В подходе же к теме мы старались придерживаться определенных принципов, которые стоит здесь изложить.

Творческая мысль и практическая деятельность Маркса и его последователей есть продукт соответствующей эпохи, и независимо от того, насколько постоянными могут считаться интеллектуальное значение и практические завоевания в данной области, необходимо их анализировать в свете тех исторических условий, какие существовали в то время, когда они были сформулированы, то есть принимая во внимание обстановку, в которой проходила деятельность марксистов, и возникавшие вследствие этого проблемы, а также особенности того интеллектуального материала, к которому они прибегали при формулировании своих идей. Короче говоря, Маркс вывел свой анализ «закона движения» капитализма из современной ему стадии развития общества, то есть в условиях середины XIX века, точнее, из английского варианта капитализма. И он это сделал как мыслитель своего времени, то есть как человек, получивший определенного рода образование, опирающийся на специфический свод информации и опыта, использующий присущие его времени понятия и так далее. То же самое можно сказать и о последователях Маркса, для идей и деятельности которых труды предшествовавших им марксистов, их опыт и традиции марксистского движения естественно служили определяющим и формирующим фактором. Поэтому в нашем труде мы попытаемся определить не только то, чем были различные школы марксизма в разные периоды – школы не только в переносном смысле, но и в буквальном, то есть организации, группы и т.д., в которых учились марксизму, – но и то, что представляли собой труды Маркса и других авторитетных марксистов, имевшиеся в наличии в различное время, и по возможности показать степень их распространенности.

•

Как продукт особой исторической обстановки, марксизм всегда развивался и видоизменялся в связи с ее изменениями, выступая, таким образом, как следствие более широких исторических перемен, новых обстоятельств, следствие открытия и появления новых данных, уроков, извлеченных из опыта, не говоря уже о тех изменениях, что произошли в интеллектуально пестрой окружающей среде. Все это в равной мере относится как к теории, так и к стратегии марксизма, но совсем не обязательно ведет к их изменению по существу, хотя были марксисты, такие, как ревизионисты-бернштейнианцы, по мнению которых нечто подобное должно было произойти. Сама Марксова мысль развивалась в этом направлении, например, с 1840 по 1860 год, и последующая эволюция марксизма в большой степени связана с попытками учитывать проблемы – как теоретические, так и практические, – которые постепенно порождала новая историческая обстановка или же конъюнктура, о чем в трудах Маркса и Энгельса не давалось никаких особых указаний или же говорилось в весьма общих чертах.

Помимо изменений, которые повлияли не столько на развитие общей теории марксистов, сколько на их стратегические и тактические соображения, самыми значительными являются следующие:

1) развитие мирового капитализма, который до такой степени модифицировал систему, что зачастую приходилось признавать его «новую стадию», как это было в конце XIX века с «империализмом»;

2) географическое распространение марксизма и марксистских движений в странах (типа, например, Китая), в корне отличавшихся от стран Центральной и Западной Европы, что в большой степени послужило материалом для конкретного анализа, проведенного Марксом и первыми рабочими марксистскими движениями;

3) победоносные революции, впервые поставившие перед марксистами вопросы организации государства и построения социализма, о чем предшествовавшая марксистская теория практически не давала никаких конкретных указаний (типичный пример – Россия после Октябрьской революции);

4) последующее развитие марксизма в той части мира, где марксистское движение или же марксистские партии взяли государственную власть в свои руки и для которых труды Маркса не содержали даже минимума конкретных практических указаний (например, отношения между социалистическими странами);

5) весьма неоднородная схема, отражающая расхождения (а возможно, и совпадения) в развитии марксизма в мировом масштабе, которая объединяет только что перечисленные изменения.

К счастью, бóльшая часть этих изменений связана хронологически, и, таким образом, соответствующая периодизация, хотя и с некоторыми оговорками, позволяет нам представить их не только четко, но и во взаимодействии.

Мы предлагаем следующую периодизацию:

1. До 1848 – 1850 годов – период возникновения теории социализма и формирования Марксовой мысли. Он совпадает с первым крупным кризисом в развитии молодого промышленного капитализма (30 – 40-е годы), который в некоторых странах одновременно стал кризисом переходного периода к промышленному капитализму и совпал с революционным кризисом, достигшим своего апогея в 1848 году. Хотя Маркс и Энгельс играли активную и значительную роль в политической жизни, никакого марксистского движения в это время практически еще не существовало.

2. 1850 – 1875 – 1883 годы [3] – классический период развития капитализма в XIX веке: быстрая эволюция мировой системы либерального капитализма с центром в Англии, первая фаза развития крупной промышленности в наиболее развитых странах Запада и одновременно образование международной системы капиталистических государств (США, Германия и т.д.); рождение рабочего движения на Европейском континенте (I Интернационал); первый «кризис слаборазвитых стран» (революционное движение в России); Парижская Коммуна – последняя из якобинских и одновременно первая пролетарская революция. Этот период совпадает со зрелостью Марксовой мысли и выделяется благодаря важному событию политической жизни (период деятельности I Интернационала). Однако, за частичным исключением Германии, нет еще сколько-нибудь значительного марксистского движения, и рост влияния Маркса невелик.

3. 1883 – 1914 годы – период в истории марксизма, когда он развивался в основном деятелями и партиями II Интернационала непосредственно на фоне второго кризиса мирового капитализма – экономического кризиса и напряженности, которые сохранялись с 1873 по 1896 год и породили новый этап капитализма (так называемый империализм) с новыми технологическими, экономическими, социальными и политическими характеристиками, а стало быть, и с новыми стратегическими перспективами, которые марксисты пытаются учесть уже начиная с конца 90-х годов (так называемый кризис марксизма). Но мы не стремимся вводить в нашу периодизацию все основные подпериоды. Массовые рабочие партии, все более определявшиеся гегемонией марксизма и направляемые им – в особенности в том виде, как его сформулировала Социал-демократическая партия Германии, – и революционные марксистские движения в аграрных, слаборазвитых странах Восточной и Южной Европы быстро приводят к развитию II Интернационала. Такой рост порождает важные расхождения, как, например:

а) между национальными движениями вообще (национальный вопрос);

б) между «развитыми» странами, где эти движения существуют в условиях стабильного капитализма и в политической обстановке буржуазной демократии – причем в одних из этих стран рабочее движение следует марксистской ориентации (континентальная часть Европы), а в других этого не происходит (Англия), – и

в) слаборазвитыми странами и регионами Европы, где переплетаются условия революционного кризиса (крестьянские восстания в Румынии, революция 1905 года в России) и революционное движение часто подвержено идеологическому влиянию пролетарского движения на Западе (русская социал-демократия), хотя перед ними стоят абсолютно разные проблемы;

г) первые этапы движения за национальное освобождение в колониальных и полуколониальных странах «третьего мира», которых – за некоторыми исключениями – до того времени едва коснулись теория и практика европейского социализма (Индонезия, влияние русских народников в Индии).

Революция 1905 года ставит одновременно целый ряд новых проблем: «модели» 1789 года (и даже 1848 года) уже не представляются ни соответствующими духу времени, ни приемлемыми, и дискуссия по этим вопросам предвосхищает последующие вопросы организации пролетарской власти.

4. 1914 – 1949 годы [4] . Должным образом учитывая один или два важных подпериода, отмеченных «великой депрессией» 1929 – 1933 годов и второй мировой войной, это время можно назвать периодом марксизма III Интернационала, который (весьма приблизительно) начинается с Октябрьской революции и продолжается вплоть до завершения китайской революции.

Это период общего кризиса капитализма (война, революции, экономический крах, упадок, фашизм, война), Октябрьской революции, создавшей первое социалистическое государство, и распространения марксистских движений в колониальных и полуколониальных странах в качестве революционного элемента «третьего мира».

Различие в развитии уже таково, что необходимо учитывать три основные отличные друг от друга составные части, хотя и взаимодействующие между собой. Это:

а) развитые страны, в которых после краха надежд 1918 – 1923 годов на мировую революцию революционный (как правило, коммунистический) сектор марксистского движения представляет меньшинство, по крайней мере до начала второй мировой войны, тогда как реформистские рабочие движения (включая и те, что постоянно питаются подслащенным марксизмом) превалируют до тех пор, пока существуют условия буржуазной демократии;

б) слаборазвитые страны Восточной и Южной Европы и «третьего мира»;

в) СССР, перед которым встают проблемы послереволюционного развития.

Эти три части вовлечены в общеглобальное развитие, которое одновременно втягивает их (война, послереволюционный военный кризис, депрессия, фашизм, война) в своего рода синхронность, точную природу которой исследовать пока что, пожалуй, не стоит (например, стабилизация капитализма и нэп или же индустриализация, коллективизация и кризис). Но они связаны также и всеобъемлющим превосходством надо всем Октябрьской революции и СССР в области революционных и марксистских движений и моноцентрической «международной партией», то есть Коминтерном, в котором все больше и больше доминируют русские марксисты.

5. С 1949 года и далее – фактически это период полицентрического марксизма – и именно так он и был впоследствии воспринят, – период первой общей и прочной стабилизации международного капитализма начиная с 1914 года. Это одновременно и период победы антиимпериалистической революции в «третьем мире», которая выражается в форме общей политической деколонизации, частичной победы социальной революции, основное достижение которой отмечено образованием различных коммунистических государств. Среди последних победа коммунизма в Китае представляет наиболее значительный интерес. В-третьих, это период, когда СССР распространяет собственную модель социалистической системы на многочисленные европейские страны и становится второй великой державой в международной системе, основанной на двустороннем соперничестве.

Разнообразие и сложность развития в этот период, а также распад сил марксизма, преобладавших в 1914 – 1949 годах (коммунизм с русским центром), таковы, что представляют исключительные трудности для его анализа. Возможно, лучше всего рассматривать его как период великой экспансии марксизма и в то же время как эпоху кризиса века, когда анализ и перспективы 1914 – 1949 годов были существенным образом модифицированы в свете изменений по всем трем вышеназванным направлениям.

В настоящий момент мы не предлагаем какой-либо хронологической границы для этого периода. Наша история закончится исследованием положения марксизма на новом плюралистском и полицентристском этапе, на котором мы попытаемся выяснить природу разного рода проблем, встающих перед марксистским анализом, а также охарактеризовать различные марксистские школы и течения на современном этапе.

•

Нам кажется, что в практических целях необходимо рассматривать последние два периода вместе, поскольку как с теоретической, так и с практической точек зрения мировой марксизм между 1917 и 1956 годами находился под гегемонией единого коммунистического движения, центр которого был в СССР, а во главе его стояла Коммунистическая партия Советского Союза. В четвертой и последней части этого труда будет рассмотрено состояние марксизма после 1956 года – года, который отмечен очень важной цезурой в истории международного коммунистического движения. Поэтому мы не хотели бы навязывать никакой заключительной даты нашему исследованию, поскольку оно само по себе носит открытый характер. Однако необходимо иметь в виду, что около 1975 года произошли важные изменения в международном капитализме, а именно: наступил конец длительного периода стабильности, невиданного процветания и начался длительный период кризиса.

Роль основных хронологических подразделов не сводится лишь к установлению границ изложения, «событийной» структуры, перечня исторических событий, но они определяют и его аналитическую схему. Ценность задуманного труда не вытекает из нагромождения или же синтеза информации, а состоит в формулировании и разрешении некоторых проблем. Там, где невозможно дать ответ на вопрос, или же когда несогласие между авторами ведет к различным альтернативным ответам, надеемся, что формулировка и способ подачи самих материалов объяснят читателю природу и характер рассматриваемых проблем.

Читатели этого труда, конечно же, будут задавать себе вопросы, которые, как нам кажется, можно сформулировать следующим образом:

а) Как марксизм истолковывал сложные изменения в мире?

б) Каким образом он развивал стратегию, организационные формы и т.д., позволявшие открыть путь к революционным изменениям, что являлось целью Маркса, или же вел к целям, к которым стремились последующие поколения марксистов?

в) Как там, где победил марксизм, революция строила новые общественные системы социалистического типа?

Можно каким-то образом переформулировать те же самые вопросы, не изменяя, однако, их исторической трактовки. (Например, в какой степени марксистское понимание мира соответствовало времени? В какой мере удалось марксистам построить социалистические системы и общества? и т.д.) Стало быть, аналитические и политические проблемы, которые марксисты ставили перед собой, вытекали исключительно из конкретной исторической обстановки, и если они не носили слишком общего и абстрактного характера, то и разрешались в этой обстановке. Опыт их постановки и разрешения при определенных условиях предыдущего периода остается основой для новых (возможно, видоизмененных) формулировок и новых способов (тоже, возможно, видоизмененных) их разрешения в новых условиях. Иными словами, новая конкретная обстановка дает марксистам возможность конкретизировать неясные очертания гипотетических решений, затененных специфическими элементами предыдущего общего анализа (Маркса или другого марксистского теоретика), которые прежде, однако, конкретно не обсуждались. Таким образом, марксистский анализ основывается на постоянной и взаимной связи между доктринами и опытом прошлого и новой обстановкой, где одно всегда влияет на другое.

Речь идет о весьма известном процессе, и все-таки необходимо пояснить это некоторыми примерами. Так, в настоящее время марксисты занимаются проблемами современной автоматизации, которые, естественно, вряд ли возникли бы ранее первой половины XX века, даже в свете пророческих указаний Маркса, сделанных в «Экономических рукописях 1857 – 1859 годов». Более того, в каком-то смысле значение этих высказываний было осознано благодаря появлению в нашу эпоху конкретной проблемы автоматизации. Вопрос о том, как понять характер послевоенного капитализма, практически возник только в 50-е годы и привел к пересмотру целого ряда предшествующих оценок его как такового, последующих этапов его развития, признанных марксистами («классического» – эпохи Маркса, империалистического монополистического капитализма, анализ которого был осуществлен между 1900 и 1929 годами, «всеобщего кризиса капитализма» и т.д.). В свою очередь это ведет к важным стратегическим и тактическим выводам. В какой мере справедливо то, что революционные профсоюзы приспосабливают собственную политику к условиям новой капиталистической экономической системы, в течение долгого периода остававшейся стабильной и процветающей; как де-юре или де-факто (хотя и с некоторым опозданием) ВКТ и ВИКТ после краха надежд на послевоенный кризис выработали собственную политику? В какой степени подобное приспособление к политике может (или могло) привести к неизбежному реформизму социал-демократического типа, как, начиная с 60-х годов и позднее, утверждают это крайние левые? Ответы на эти вопросы должны в свою очередь основываться на анализе той обстановки, которая их породила, а также на рассмотрении политических и социальных сил, определявших характер формулировок и ответов, и тех сил, которые следовали своей собственной стратегии и тактике.

Что же касается связи между новыми ответами и наследием предшествующей марксистской науки, то марксисты всегда разделялись на тех, кто считал, что они должны привести к открытой «ревизии» доктрины, и тех, кто не считал это необходимым. Первые в свою очередь делились на тех, кто готов был довести формальную «ревизию» до такой степени, чтобы вообще порвать с марксизмом, и тех, кто считал, что они останутся «марксистами». Все эти различия важны только для истории марксизма как доктрины. На практике каждый тип марксистского движения, имевший конкретное значение, и каждая версия марксистского анализа, имевшая определенное влияние по меньшей мере на некоторых этапах его развития, просто модифицировали доктрины прошлого в свете изменившихся условий. И задача, историка – учесть эти изменения и проанализировать их, независимо от того, заклеймили или не заклеймили их как ревизионистские.

Трактовка крупнейших проблем марксизма не может механически подгоняться под какую-то одну хронологическую схему и не может быть раздроблена согласно требованиям подобной схемы. Существуют четыре возможных решения, каждое из которых может быть использовано в зависимости от того, подходит ли оно и отвечает ли требованиям ясного, систематического и четкого изложения:

1. Определить тему и рассмотреть ее в ее целостности независимо от хронологической схемы. (Возможно, этот способ более всего подходит для вводной и заключительной частей книги.)

2. Ограничить рассмотрение предмета исключительно тем временем, когда он сформировался исторически. (Например, основополагающий Марксов анализ капитализма можно было бы ограничить периодом 1850 – 1883 годов.) В качестве литературного приема во избежание излишних трудностей можно было бы использовать «портреты» видных марксистов того времени, рассказывая о которых можно было бы обсуждать и теоретические проблемы, возникавшие в ходе деятельности их последователей. «Портрет» Розы Люксембург, например, можно было бы поместить в рамки 1883 – 1914 годов, предположительно в связи с тогдашней дискуссией о пролетарской стратегии и империализме. Однако по мере возможности в этом контексте может определяться и обсуждаться весь комплекс вопросов и освещаться полемика, связанная с этим периодом, а также с дальнейшими событиями. (По мере необходимости будут даваться соответствующие ссылки и отсылки на последующие или предшествующие события.)

3. Если какой-либо факт не вполне ясен из предшествующего материала, расширить дискуссию по определенным проблемам за пределы времени их постановки. Например, в разделе 1883 – 1914 годы нам казалось полезным не ограничивать дискуссию по марксистскому анализу империализма лишь его развитием до 1914 года (Каутский, влияние Гобсона, Гильфердинга, Люксембург), а, наоборот, расширить ее, затронув дальнейшее развитие (например, Ленин, Штернберг) и высказав некоторые предварительные соображения, касающиеся уже послевоенного периода, связанные с изменениями в развитии империализма и их анализом (Суизи, Баррат, Браун, Жале, Кидрон и т.д.).

4. Хронологически подразделить трактовку темы, возвращаясь к ней в каждый последующий период. (Например, вопросы о характере пролетарской революции или о перспективах ее завершения, о крахе или изменениях в развитии капитализма не могут не возникать в разное время в связи с изменившимися условиями определенного периода.)

Поскольку цель нашей книги – история марксизма и его развития, вопросы, непосредственно не касающиеся этой темы, будут рассмотрены лишь в той степени, в какой они относятся к нашему предмету, или в такой мере, чтобы дать минимум информации об исторической обстановке. Каким образом достичь здесь определенного равновесия, лучше всего показать на некоторых примерах. Например, мы не имеем в виду писать историю – пусть даже и краткую – Октябрьской революции или же рассказывать о роли Ленина в этой революции. Однако мы хотим оценить вклад Октябрьской революции в развитие марксизма и показать ее значение в рамках этого развития. Это значит, что в нашей «Истории» совсем не будут фигурировать ни Керенский, ни Корнилов, ни крейсер «Аврора», но, естественно, особое внимание будет уделено таким вопросам, как характер большевистской партии и ее революционная роль в перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую, прогнозы о характере, структуре и программе пролетарской власти («Государство и революция»), о захвате власти в стране, в которой не было некоторых необходимых условий для построения социализма («Москва или Берлин?»), об отношении различных марксистов к Октябрьской революции, о влиянии Октябрьской революции на те или иные рабочие и социалистические движения (сила притяжения большевизма и русской модели) и т.д.

•

История марксизма не может также не быть – хотя бы частично – историей критики марксизма, по крайней мере уже потому, что сами дискуссии в среде марксистов направлены на то, чтобы опровергнуть подобную критику или же прийти с подобными критиками к какому-то соглашению. (Например, в политэкономии такое произошло с тезисами Бём-Баверка.) Антимарксистская критика к тому же вполне заслуживает краткого рассмотрения, особенно когда попытка предложить альтернативу марксистскому анализу вносила существенный вклад в развитие (немарксистской) науки как таковой. Пример – Макс Вебер. Однако в целом мы не намерены заниматься систематическим разбором антимарксизма. Возможно, нам это и не понадобится.

•

Наконец, несколько замечаний о первом томе «Истории марксизма». Речь идет о книге, которая сама по себе отличается от последующих, поскольку в ней говорится о развитии учения еще при жизни Маркса и Энгельса и прежде всего о деятельности и трудах основоположников марксизма, то есть об отправной точке. Для последующих поколений марксистов Маркс и Энгельс были и остаются маяками, и со смертью Энгельса завершилось определенное собрание текстов и дат, к которому «классики» уже не могут ничего добавить. Самое большее, что здесь можно сделать, – это найти и опубликовать еще почему-то не изданные материалы или же осветить не совсем известные стороны деятельности Маркса и Энгельса. Все их труды, их деятельность могут быть – и были – проанализированы, объяснены и прокомментированы, более того (и это, несомненно, понравилось бы Марксу и Энгельсу больше всего), их образ мыслей и образ действий могут быть – и уже были – использованы для того, чтобы объяснить и изменить мир, который, естественно, во многом переменился по сравнению с эпохой основоположников марксизма. Первое поколение марксистов еще имело возможность иногда проконсультироваться с самим Марксом, чаще с Энгельсом, но ясно, что с 1895 года это стало невозможным. Поэтому неизбежно, что труды основоположников марксизма следует анализировать иначе, чем труды их последователей. Возьмем один пример. Мы знаем: сам Маркс считал, что с позиций левого младогегельянства он через Фейербаха перешел на позицию, которую (не будучи педантами) можно определить, как «Марксову», хотя и она в свою очередь была лишь отправной точкой для последующих разработок и теоретического развития. В какой же период своей жизни сам Маркс был «марксистом»? Этот вопрос вызывал яростные споры между марксистами и немарксистами, в особенности после публикации в 1932 году его «Экономическо-философских рукописей 1844 года». Переломный момент в этой дискуссии определен возможностью установить время, когда такой переход означал разрыв и отказ от предшествующих идей Маркса. Эта дискуссия повлекла за собой – во всяком случае, так считалось – множество осложнений политического порядка. Однако очевидно, что, по мысли самого Маркса, вопрос этот был совсем иного рода. Если даже он и думал о связи между «Рукописями» 1844 года и, скажем, «Капиталом», конечно же, он не выразил бы этого в терминологии, которой стали оперировать в дискуссиях после 1932 года. Следует предположить, что он, видимо, считал «Рукописи» одним из этапов своего развития как теоретика, которому присущи как точки зрения, от которых он уже отказался, так и другие, которых он продолжал придерживаться. Необходимо совершенно исключить предположение, будто он мог систематически сопоставлять Маркса 1844 года с Марксом 1867 года, поскольку он великолепно отдавал себе отчет в наличии или отсутствии преемственности между этими двумя позициями. Он мог самое большее чувствовать необходимость (как это сказано в послесловии ко второму изданию «Капитала») пояснить свою позицию, например, по отношению к Гегелю в свете развития критики и интеллектуальной мысли той эпохи. Его замечания по этому поводу не могут, однако, рассматриваться в свете последующих дискуссий о преемственности его мысли.

Возможно, следует привести еще пример. Сопоставление направлений мысли Маркса и мысли Энгельса также порождало широкие дискуссии еще при их жизни. Некоторые авторы договаривались даже не только до различия между двумя мыслителями, но и до несовместимости их образа мыслей или по меньшей мере до несовместимости вытекающих отсюда последствий. Совершенно ясно, что Маркс и Энгельс не были тождественны как мыслители, поскольку как личности они были разными. Энгельс прекрасно отдавал себе отчет в гениальности Маркса, хотя не сохранилось ни одного письменного документа Маркса, в котором был бы хоть малейший намек на меньшую гениальность Энгельса. К тому же между ними установилось своего рода разделение труда, в котором определенные темы были привилегией одного, а другие – второго. Военные вопросы, например, были привилегией Энгельса. Нет сомнения, что между ними иногда могло возникнуть несогласие, как нет сомнения и в том, что в определенных случаях каждый из них учитывал критику другого.

Кроме того, вполне очевидно, что их способ мышления и манера работы были разными. Маркс, за исключением тех случаев, когда истекали все возможные сроки, с огромным трудом мог (а в большинстве случаев даже совсем не мог) завершить проекты своих важнейших теоретических работ. Даже когда все, казалось, сделано хорошо, он не мог отказаться от соблазна изменить, переделать уже готовый текст. Свидетельством тому служат существенные изменения в первом томе «Капитала», внесенные в книгу, начиная от первого издания (1867) до посмертных, которые редактировал Энгельс (1884 и 1891). Энгельс, наоборот, писал очень быстро, очень ясно, возможно обращая большее внимание, в особенности после смерти Маркса, на систематичность и популярность изложения его и своих собственных идей, а не на развитие теории. Бесполезно, наконец, отрицать, что не всегда их мысли следовали в одном и том же направлении, однако вполне ясно, что книга, которую Маркс надеялся написать под влиянием работ Л.Г. Моргана и других этнологов своего времени, судя по его предварительным наметкам, отличалась бы от книги «Происхождение семьи, частной собственности и государства», написанной впоследствии Энгельсом, хотя тот и старался следовать намерениям друга.

Поэтому вполне уместно и необходимо прекратить смотреть на Маркса и Энгельса как на одного мыслителя о двух головах, а рассматривать их как двух различных мыслителей. И все же определяющим фактом остается сотрудничество, длившееся всю жизнь без каких-либо интеллектуальных разногласий. Это сотрудничество было столь тесным, что Маркс не только признавал вклад Энгельса в собственную теорию, но просто просил его писать некоторые статьи, которые должны были появиться под его именем (даже считаться его собственными). Нигде не сказано, что Маркс делал какие-то оговорки по поводу, например, «Анти-Дюринга», который в настоящее время считается самым характерным выражением именно позиций Энгельса. Короче, анализ возможных расхождений в области теории и практической деятельности Маркса и Энгельса – предмет дальнейшей истории марксизма, но не истории становления самих Маркса и Энгельса.

Этот первый том должен рассматривать как вопросы становления Маркса и Энгельса, так и те, которые могли возникнуть после того, как их жизнь и труды стали марксизмом. С точки зрения истории марксизма вторая группа вопросов имеет фундаментальное значение, и соавторы, работавшие над этой книгой, попытались учесть все, что происходило в ходе развития марксизма и последующих дискуссий, вызванных трудами классиков, и сосредоточить на этом свое внимание. Кроме того, следовало рассмотреть и вопрос, в каком смысле употреблялся сам термин «марксизм» в то время и как он применяется теперь. Об этом в основном говорится в статье Георга Гаупта, хотя по этому вопросу есть высказывания и в других статьях. Мы исходили из того, что после смерти Маркса Энгельс, систематически работая над публикацией полного собрания сочинений своих и Маркса, задался целью выявить комплекс непреходящих ценностей последовательного теоретического толкования и объяснения неясно поставленных проблем. Все это первый этап формирования основной традиции марксизма. Однако (и это неизбежно), хотя книга должна быть направлена в будущее, мы сознательно старались избегать написания истории классиков марксизма в свете последующего развития их теории. Мы рассмотрели в этом томе период до 1895 года, хотя в какой-то степени учитывали и события последующих лет. Единственная статья, которая прямо объединяет Маркса, Энгельса и нашу эпоху, – это небольшая статья о судьбе их трудов от первых изданий и до наших дней. Статья эта совершенно необходима, поскольку в ходе последующего развития марксизма, по крайней мере в том, что касается теории, все теоретики брали по большей части за основу собрание классических работ, имевшихся в наличии в определенное время, и их труд представлял в основном комментарии и критическое рассмотрение этих текстов. Статья, естественно, не претендует на то, чтобы стоять выше уже имеющихся капитальных исследований по библиографии Маркса и Энгельса.

Что же касается развития мысли Маркса и Энгельса (в одной из статей сделана попытка выявить особый вклад Энгельса), то литература по этому вопросу уже и сейчас достаточно велика. Мы не хотели бы – да и не пытались – соперничать в этой области с тем, что уже написано, но, как мы уже говорили, сделали попытку заложить основу для изучения последующих этапов развития марксизма. Нам хотелось взглянуть на Маркса и Энгельса в обстановке их времени, в особенности в свете социалистической традиции, которую они преобразовали. Статья о молодом Марксе, о первом и переходном периоде (середина – конец 40-х годов), здесь просто необходима. В остальном мы попытались рассмотреть три стороны деятельности Маркса – зрелого теоретика, те аспекты, которые всегда были предметом постоянных дискуссий после его смерти. Это экономика, философия и история. Заметим, что статья о Марксе-экономисте – последняя работа покойного Мориса Добба. В момент его смерти она даже не была перепечатана на машинке. Еще одна статья посвящена сложному вопросу, который в трудах Маркса и Энгельса можно в общих чертах определить как политику в ее основных аспектах: государство, революция и классовая борьба. Поскольку здесь трудно оторвать теорию от конкретной деятельности и политического анализа классиков, в ней пришлось придерживаться более строгого хронологического порядка.

Книга, естественно, не ставит своей целью начинать какую-то полемику, хотя невозможно писать о каких бы то ни было сторонах жизни и творчества Маркса и Энгельса без того, чтобы не оказаться в отношениях согласия или несогласия с позициями марксистской и антимарксистской литературы прошлого и нынешнего века. Подходы авторов носят сугубо личный характер, и мы ни в коей мере не пытались слить воедино разные, даже противоположные точки зрения. Мы даже не ставили целью добавить что-либо к тому, что уже известно о Марксе и Энгельсе и социалистическом движении их эпохи: огромный объем фактов и работ, посвященных этим вопросам учеными разных поколений, сделал бы эту задачу практически невыполнимой. Нам хотелось прежде всего заложить фундамент, на котором мы будем возводить здание следующих томов «Истории марксизма».

Лондон, лето 1978 года