Алджернон Чарльз Суинбёрн

Из «Стихотворений и Баллад», 1866.

I Кто времени пути познал? Кто ног его шаги слыхал? Такого человека не бывает. Случайностью он побежден Иль преступленьем изменен. Воск времени все в горечь превращает.  Кто дал печали мне прекрасной, Из-за кого я слезы лью? Глаза полны любовью страстной И меч проткнул главу мою. И звук, как пламенная сталь, Желанье дарит и печаль; Кто скажет мне, что вплоть до гроба Наполнит ужас жизнь сию? Кто ярость и пути познал Цветка и корня воли злой? Бессонный призрак, ты прибор И божий злобный инструмент. Кто видеть бы его желал? Пророк-язычник стал немой, И смолк веселый разговор, Застыли ноги на момент. Никто свой путь не измерял. Судьба — кровавый фрукт гнилой, Выносят боги приговор, И ты пред ними импотент. Силен ты был как зверь лесной, Колол копьем, как смерть сама. Но хлад всегда сменяет зной, За летом вслед идет зима. Твой жалкий прах сметут ветра, Вода остатки унесет. Сегодня плачет, не поет Цветок, что цвел еще вчера. И страх растет в мозгу моем, Как если б зло идет на свет, Новорожденное, с копьём, Грех за грехом идут вослед. И слезы рвутся из груди, Известно с древности седой: Для тех, кто жив — закон один, Для тех, кто мертв — закон другой. Страх и печаль он нам принёс, Тщету, и неживой предмет. Живой, он счастье людям нёс; Но после смерти счастья нет. II Кто старой суши боль познал, И моря древнего тревоги? Пути и волны кто видал, Хотя плоды их так убоги? Кто видел, знает? Только Боги! Не должен говорить слепой, Что он видал и знает дело, Пусть он кричит: О Боже мой! Я сеял там и жал умело; Я видел то, чего искал, Любовь свела сердца,  Я целовал там и вздыхал, До самого конца. Туда я знаю путь морской, Опасен он и дик. И ветер говорил со мной, Но странен был язык. Срубил сосну для корабля; Шестерка лошадей, И пена, словно снег бела Текла из губ коней. Но с треском лопнула сосна И весла напряглись, Я греб, и цель была видна, Но волны вскачь неслись. Стрела, попавшая в наруч, Щель образует в нем. Я был в щели меж водных круч  И океан кругом. Раздался воздух; свою суть Открыло небо мне: Я видел звезд и грома путь В далекой вышине. Когда приносит темнота Свет, как цветок из глаз, Нас время в плен берет тогда, И вечно длится час.  Что знаем мы, что видим мы На суше и воде? Покрыто все покровом тьмы, Нет истины нигде. Родились звезды до миров земных, Родилась ночь, космический портал, Богов всех мать, бесформенная тьма. И свет родился, сын богов ночных,  И день, что дня другого не встречал. Но ночь одна, равна себе сама. Но молча адские богини ждут, И их шаги нам слышать не дано. Пронзает ночь бесшумный их полёт. Их крылья людям бедствия несут; Они людские души, как зерно, На гумне веют: многих горе ждёт. III Печаль огромна, ибо наши боги, Давно стремятся, с скрежетом зубным, Людей сломать, всех, что ни есть на свете; Но после бесконечных лет тревоги, Зеленых горьких весн, и снежных зим Все ж солнца диск заблещет на рассвете, И поднимаются цветы посредь дороги. Пусть каждый год в землю ложиться им, Они опять восстанут, лета дети. А эти люди спят, последним сном, Во времени пропавшие герои. У них нет снов, земное их не тронет. И слёзы льются горестным ручьём Из глаз святых, отринувших земное: То Боги видят, как Фетида стонет.  Небесные власы лежат комком, Небесных рук объятье неземное Лишь воздух чувствует, а тело не затронет. Ни ночь, ни день нельзя остановить; Хоть невесомы те, кто бури сеет; Но белый прах, он легче, чем они. А эта урна, может ли хранить Она Геракла прах, что хладом веет? Для всех рожденных есть врата одни Открытые; но смертным не открыть Златы врата; никто из них не смеет Богов и рок увидеть, искони.