Утро следующего дня началось с того, что Бориса и Эдуарда вызвал к себе генеральный директор. В Москве приглашение в кабинет высокопоставленного шефа именовалось на сленге как «вызов на ковёр». В Израиле в кабинетах руководителей ковров почему-то не было, поэтому проникновение в директорский офис не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Когда они вошли, Ицхак Пелед поднялся из-за массивного письменного стола, подбежал к ним и вместе с рукопожатием произнёс:

– Я благодарю вас, господа, за интересные и содержательные доклады на конференции. Это не только моё мнение, об этом говорят практически все, кто вас слушал.

Эдуард, выразив признательность генеральному директору, удивлённо сказал:

– Знаешь, Ицхак, на моей бывшей Родине ректор университета ни разу не вызвал меня, чтобы поблагодарить за выступление на совещании. Так что мы с Борисом очень растроганы.

– Ну, в самом деле, Эдуард, – улыбнулся Ицхак, – что ты сравниваешь громадный Советский Союз с маленьким Израилем. Там же совсем другие масштабы: у ректора большого университета гораздо больше дел, чем у директора такого небольшого, по российским понятиям, института, в котором мы находимся.

Пока Эдуард собирался с мыслями, что ответить Ицхаку, тот продолжил:

– Однако, честно говоря, я вас вызвал не для того, чтобы раздавать комплименты. Причина совсем другая: я поручаю вам, Эдуард и Борис, возглавить абсолютно новое направление работы нашего института, которое заключается в переходе с наземных методов измерений к спутниковым технологиям. Так что, господа, немедленно приступайте к новой работе. Удачи!

Когда они вышли из кабинета, Борис заметил, что у Эдуарда на лице выступили скупые мужские слезинки. Он, не глядя на Бориса, плаксиво пробормотал:

– Вот, Боренька, и закончилась наша астрономогеодезия. Мы с тобой читали курсы сферической и практической астрономии, а я ещё вдобавок и курс небесной механики, а теперь всё это кануло не то чтобы в Лету, а безвозвратно укатилось неизвестно куда.

– Да уж, – согласился с ним Борис, – взлетели мы с тобой с Земли, с поверхности которой производили высокоточные измерения астрономической широты и долготы, на самые что ни есть небеса, где 24 американских спутника системы GPS бороздят просторы Вселенной.

– Ладно, Боря, где наша не пропадала, – не без грусти резюмировал Эдуард, – изучать новые технологии измерений с помощью спутниковой системы это всё-таки лучше и намного интереснее, чем переквалифицироваться из дворников в управдомы.

Прежде чем начать переквалификацию, Борису и Эдуарду пришлось посетить общую службу безопасности Израиля «Шабак», куда их вызвали на так называемую «проверку на вшивость». «Шабак», по сути дела, относится к системам спецслужб Израиля и занимается контрразведывательной деятельностью и обеспечением внутренней безопасности. В сущности, организация «Шабак» по своему функционированию сопоставима с известными спецслужбами американской ФБР и советской КГБ. Поэтому Борис, несмотря на то, что шпионской деятельностью не занимался даже во сне, не без внутреннего содрогания переступал порог здания контрразведки Израиля.

В то же время Борис понимал, что когда в период с 1990 по 1993 год миллион евреев репатриировался в Израиль, славный комитет государственной безопасности (КГБ) не мог не воспользоваться возможностью заслать туда своих агентов. Да что греха таить, когда ещё в 1956 году советские спецслужбы внедрили в Израиль своего агента, бывшего рижанина, Вольфа Гольдштейна, которому удалось быть принятым на работу, немало немного, в Министерство иностранных дел Израиля, который передавал советской разведке важную информацию по внешнеэкономической политике Израиля. А уже в 1961 году был арестован и приговорён к 15 годам тюремного заключения за шпионаж в пользу СССР полковник израильской армии Исраэль Беер. Разведывательная деятельность полковника была более чем успешной. Достаточно сказать, что какое-то время он был даже военным советником самого премьер-министра Израиля Давида Бен-Гурион. Понятно, что Исраэль Беер имел доступ к любой сверхсекретной информации молодого еврейского государства, которую передавал компетентным структурам СССР, за что и был приговорён к 15 годам тюремного заключения. Такой же срок в израильской тюрьме отсидел бывший житель страны Советов, учёный эпидемиолог Маркус Клинберг, считавшийся самым опасным советским шпионом. Буквально за несколько лет до массовой репатриации советских евреев был арестован житель Израиля, агент КГБ, Шабтай Калманович, а ещё через год была раскрыта целая сеть первого главного управления того же КГБ в составе Романа Вайсфельда, Григория Лондина и Анатолия Гендлера. Получалось, что у израильской контрразведки имелись все основания проверить Бориса не столько на педикулёз, заболеванием, связанным с наличием вшей, сколько на чистоту его биографии с точки зрения контрразведки Израиля.

Опасения Бориса были напрасны. Следователь подчёркнуто доброжелательно говорил с ним на русском языке, предварительно подчеркнув, что он с Борисом беседует, а не допрашивает. С другой стороны, по форме на беседу это вовсе не походило, а по содержанию больше напоминало некое выведывание, если хотите, выспрашивание или даже докапывание. Диалог со следователем длился около трёх часов, причём ряд вопросов, которые были заданы в начале беседы, периодически повторялись в течение её продолжения вероятно с целью сличить впоследствии идентичность ответов. Разумеется, Борис не получил эстетического удовольствия от общения с сотрудником контрразведки. Тем не менее, уже через несколько дней получил официальное разрешение на право определения местоположения методами глобального спутникового позиционирования.

Рабочие будни пролетали, как одно мгновение, и всё это время Борис и Эдуард посвящали изучению спутниковых систем для измерений земной поверхности. Было непросто. Научной литературы на русском языке просто не существовало по причине отсутствия изучаемых систем в СССР. Да и квалифицированной помощи искать было негде по причине полного вакуума специалистов в области GPS-систем. Приходилось штудировать литературу на английском языке, в котором Борис испытывал огромные трудности. Было сложно, головоломно и вместе с тем невероятно интересно. Уже через несколько месяцев они с Эдуардом достаточно глубоко изучили эксплуатацию приёмников спутниковых сигналов и, главное, научились грамотно производить непростую математическую обработку спутниковых измерений. Уже через несколько месяцев они возглавили проверку всех геодезических работ в стране, выполняемых методами спутниковой геодезии.

Солнце в Израиле светит достаточно ярко во все времена года, возможно, поэтому будни здесь, в отличие от московского повседневья, не казались серыми и почти всегда отливали светлыми оттенками. Именно в такое солнечное утро к Борису и Эдуарду подошёл Алекс Зильберман и шутливо обвинил их в том, что они поднялись в заоблачные спутниковые выси, позабыв, что геодезия, как и другие науки с приставкой «гео», относятся к наукам о Земле.

– А если серьёзно, мои милые доктора, – перестал улыбаться Алекс, – то пришло время вам получить почётный для каждого геодезиста титул «модед мусмах», что в дословном переводе означает не что иное, как «специалист по геодезии, имеющий лицензию на право производства геодезических работ в стране».

– Да не нужны нам, Алекс, лишние сложности, – выкрикнул экспансивный Эдуард, – министерство образования Израиля утвердило нам третью докторскую степень, так что обойдёмся без вашей лицензии.

– Послушай, Эдуард, – возмутился Алекс, – при всём моём уважении к вашим докторским степеням, лицензия ни в коем разе не заменяет их. Если даже ты не будешь заниматься частной геодезической практикой, впрочем, работникам государственных предприятий она категорически запрещена, то наличие этой лицензии в обязательном порядке учитывается при продвижении на более высокую должность.

– Кроме того, – продолжил Алекс, – вы с Борисом проверяете и утверждаете работы частных геодезистов, которые имеют эти лицензии. Спрашивается, корректно ли, что лицо ведущее инспекцию за деятельностью лицензионных специалистов, этой лицензией не обладает?

Пока Эдуард переваривал сказанное его шефом, Алекс подробно втолковывал ему основополагающие принципы работы института. Из его объяснения выходило, что основным устоем деятельности их организации как раз и является государственный надзор за геодезическими работами в стране.

Борис понимал о чём говорит Алекс Зильберман и в то же время до него не доходило, как штат института, численностью более трёхсот человек, занимаются одним лишь надзирательством, не производя при этом никакой продукции. Да и контроль этот, как выяснилось позже, осуществлялся не над всем геодезическим сектором государства, а только над его небольшой частью, именуемой земельнокадастровой геодезией, составляющей в лучшем случае 30 % от всего сектора. Остальная же его часть, которая охватывает геодезическое обеспечение инженерного проектирования различных сооружений и промышленно-гражданское строительства, остаётся бесконтрольной. Поэтому Борис написал проект положения о государственном геодезическом контроле Израиля, положив в его основу концепцию Госгеонадзора СССР. Положение регламентировало процедуру всеобъемлющего геодезического контроля в стране. Написание этого документа заняло у Бориса почти месяц, немало усилий стоило перевести его на иврит. Когда он предоставил его на суд генеральному директору, тот, внимательно прочитав дюжину страниц этого текста и подняв большой палец вверх, одобрительно воскликнул:

– Молодец, Борис! Просто замечательно! Но есть одна неувязка. Скажи мне, пожалуйста, насколько надо расширить штат сотрудников, чтобы осуществить такой действенный надзор, который ты предлагаешь?

– Честно говоря, – растерялся Борис, – этот вопрос меня волновал меньше всего, поскольку он выходит за рамки моей компетенции.

– Зато, уважаемый доктор Буткевич, – перешёл на официоз Ицхак Пелед, – это входит в границы моих полномочий.

– Чтобы ответить на этот вопрос, – покраснел Борис, – я должен выполнить непростой расчёт затрат трудовых ресурсов. Но, так навскидку, понадобится не менее 10-15 человек.

– Всё, доктор Буткевич, фенита ля комедия, – отрывисто выкрикнул директор, опрокинув стул, с которого он привстал, – Управление государственной службы, которое возвышается над всеми правительственными организациями страны, не выделит мне даже одного работника сверх уже утверждённого штата.

– Но, Ицхак, – повысил голос Борис, – вы же понимаете, что мы делаем это не для личной корысти, а именно для государства, которое этой службой якобы управляет.

– Вот именно, что якобы, – сорвался на не присущий ему фальцет Ицхак, – ты, Борис, в отличие от меня, никогда не имел, да и дай тебе бог не иметь, с этим Управлением никаких отношений. Я заранее уверен, что у меня, как и других директоров, просто не хватит аргументов, чтобы доказать этой обюрокраченной структуре целесообразность того, что ты сконструировал в своём добротном и нужном для страны документе. Возможно, доводы и резоны всё-таки найдутся, но вероятность события, что они будут поняты, восприняты и утверждены, равна нулю.

– Но, Ицхак, – попытался возразить ему Борис, – наверное, всё-таки можно изыскать работников для комплектования новой службы из внутренних резервов. Мягко говоря, далеко не все наши работники загружены на полную катушку.

– Гляди, какой умник нашёлся, – не на шутку разозлился Ицхак, – я и сам об этом знаю, но на изменение структуры института опять-таки нужно разрешение Управления. Допустим даже, что мне с невероятными усилиями удастся решить этот вопрос. Но дело то всё в том, что эти люди, которые ты, Борис, называешь внутренним резервом, на самом деле никаким резервом не являются. Вряд ли они будут способны решать задачи, описанные в составленном тобой документе.

Борис молчал, потрясённый тем, что его детище призвано лететь по направлению к урне. Не менее уязвлённый от невозможности внедрить разработку своего подчинённого директор, успокаивал Бориса:

– Не огорчайся, доктор Буткевич. Может быть ещё что-нибудь придумаем, а пока лучше сосредоточься на подготовке к экзамену на лицензию, который начнётся через полгода. Это сейчас важнее и нужнее тебе.

Далее Ицхак Пелед почти слово в слово повторил, что говорил ранее его начальник Алекс Зильберман. Борис понял, что прежде чем покорять дальние подступы, нужно захватить ближние горизонты. Таким горизонтом являлся упомянутый экзамен на лицензию. В отличие от Эдуарда у Бориса не было никаких сомнений о целесообразности получения лицензии. Он ещё не полностью перечеркнул мысль об открытии своего бизнеса в области геодезии. Кроме того, в этой жизни всякое может случиться. Борис знал, что в Израиле ни одно предприятие не гарантировано от закрытия. Справедливости ради, у государственной фирмы таких шансов было несоизмеримо меньше, чем у частной. Но кто может дать гарантию? Надо было начинать готовиться к этим экзаменам.

Их было три, и они были не простые. Достаточно сказать, что первый из них, по геодезическим измерениям и их математической обработке для составления топографической карты, растягивался на три восьмичасовых дня, второй, по землеустройству, проходил в течение девяти часов и только третий, по земельному законодательству Израиля, занимал всего три часа. От первого экзамена освобождались геодезисты, имеющие стаж работы более пяти лет. Так что Борису оставалось пройти только два. Второй из них особых затруднений не вызывал, поскольку его основу составляли стандартные геодезические расчёты, а вот с третьим были проблемы. По сути дела, это был экзамен по юриспруденции применительно к земельному кодексу Израиля. Учебника никакого не было, да если бы даже он существовал в природе, то вряд ли бы Борис осилил иврит, на котором бы он был бы написан. Вместо учебника начальник кадастрового отдела, с плохо запрятанной ехидцей, вручил ему в качестве учебного пособия несколько толстенных фолиантов, которые иначе как гроссбухами не назовёшь. В них, опять-таки на иврите, содержалось земельное право государства Израиль с соответствующими статьями, параграфами и комментариями. Борису легче было подняться на неприступный ледоскальный Эверест, чем осилить этот законоведческий Олимп. Перед экзаменом возле аудитории столпилось полтора десятка экзаменующихся. Среди них были и коренные израильтяне. Они, откровенно посмеиваясь над Борисом, не без сарказма спрашивали у него:

– Ты случайно не заблудился, уважаемый, здесь не сдают экзамен по русскому языку, это Тель-Авив, а не Москва.

Борис стойко переносил насмешки, в душе соглашаясь с ними и волевым усилием сдерживая позывы сбежать отсюда восвояси. Возможно, он так бы и поступил, если б в этот момент не вышел экзаменатор, приглашая всех зайти в аудиторию. Через месяц объявили результаты экзамена. Оценка Бориса была просто ошеломляющей: он получил 92 из 100 возможных баллов. Эта был лучший результат, а вот некоторые из родившихся здесь еврейских аборигенов, подтрунивавших над ним, вообще провалили этот экзамен. Когда Бориса спрашивали, как ему удалось достичь такого результата, он коротко отвечал:

– Секрет более чем простой, любой экзамен требует выбора правильного метода подготовки к нему. Мне это удалось.

Борис помнил, как будучи ещё студентом на экзамене по небесной механике ему попался вопрос, квинтэссенцией которого был длиннющий вывод сложной интегральной формулы. Тогда, выписывая на листе бумаги последовательные цепочки сложных математических выражений, он умышленно пропускал некоторые из них, провоцируя тем самым экзаменатора задать вопрос, как он получил то или иное выражение. Таким образом, получалось, что он отвечал на заранее подготовленные вопросы, избавляя преподавателя от необходимости опрашивать его дальше.

Что касается сдачи экзаменов, то Борису удалось разработать в своё время ещё один трюк. Перед защитой диссертации ему предстояло пройти кандидатский экзамен по немецкому языку. Основным требованием этого испытания являлся перевод за 45 минут незнакомого текста по геодезии объёмом 1500 знаков (страница книжного текста). К этому времени родилась младшая доченька Наташа. В этот ответственный для защиты диссертации период Борис, как мог и сколько мог, помогал Татьяне по уходу за детьми. Заняться как следует немецким языком он просто физически не успевал. За неделю до экзамена удалось достать монографию на немецком языке, посвящённую математической обработке геодезических измерений. Единственное, что удалось успеть до экзамена, так это открыть эту книгу посредине и с помощью словаря перевести по пять страниц по обе стороны от середины монографии. Борис ещё не знал, что на уровне подсознания он нащупал правильную методику подготовки к непростому экзамену. Переведя за оставшуюся до экзамена неделю десять страниц, Борис изучил практически всю геодезическую терминологию на немецком языке. Надо ли говорить, что на 130 непереведенных страницах она всё время повторялась. Сам экзамен напоминал хорошо разыгранный водевиль. Повезло, что на консультации перед экзаменом каждого попросили принести свою книгу для перевода. В последний момент, на каком-то неосознанном экстрасенсорном уровне, как бы предвидя действия экзаменатора, Борис догадался перегнуть свою книгу, которая, к счастью, была выполнена в мягком переплёте, ровно посредине, откуда, собственно, и вёлся отсчёт переведенных им страниц. Дальнейшие события показали, что стратегия была выбрана правильно. Когда Борис протянул экзаменатору свою книгу, он, перелистывая её, под влиянием неминуемо действующей силы тяжести, открыл её точно посредине. Отсчитав на всякий случай три страницы назад, он указал Борису искомый лист. Понятно, что перевод знакомой страницы не вызвал у него особых затруднений и, как следствие этому, в экзаменационном формуляре засияла отличная оценка.

Вот и сейчас Борису удалось выбрать более чем правильную методику для подготовки к экзамену по земельному законодательству. К его счастью, вопросы экзаменов предыдущих лет были сгруппированы в брошюре, которая была в открытой продаже. Купив этот бесценный материал и бегло просмотрев его, он пришёл в дикий ужас, почувствовав как вздыбились волосы на голове. Из десяти слов текста Борис в лучшем случае понимал лишь одно. Ещё хуже он себя почувствовал, когда открыл многостраничный свод Законов о земле. Да оно и понятно: это был не уличный и даже не научный иврит, а специфический язык юриспруденции. Борис вдруг вспомнил, что когда ещё в Москве ему вручили на подпись договор о купле дачного участка, он несколько раз перечитывал одни и те же предложения, написанные заковыристым юридическим языком, чтобы понять, о чём идёт речь. А ведь документ был составлен на родном русском языке. Сегодня же речь идёт о многостраничном тексте на семитском языке, с всё ещё непривычными буквами, напечатанными справа налево. Может быть и прав Эдуард? К чёртовой матери это земельное законодательство, кому нужна эта дьявольская лицензия, добытой ценой издевательства над самим собой. Поборов минутное замешательство, Борис попытался найти в этих законодательных сборниках ответ на один из вопросов, вычитанных в купленной брошюре. Сначала ему это не удалось. Однако, чем больше он всматривался в ивритские слова, формирующие вопрос, чем чаще с помощью словаря вникал в смысл вопроса, тем легче и быстрее находил ответы в юридических первоисточниках. Уже через месяц он без особого напряжения ориентировался в этих юридических талмудах. Это отнюдь не означало, что он досконально понимал всё, что там написано. Зато это знаменовало факт того, что Борис знал где, в каком месте, в какой статье или параграфе следует искать ответ на искомый вопрос. Собственно это было всё, что и требовалось доказать. На экзамене разрешалось пользоваться книгами, в которых размещались различные законодательные акты и другие нормативные документы. На этом этапе всё искусство заключалось в поиске нужного параграфа в соответствующем юридическом сборнике с тем, чтобы из многословья, приведенного в нём, отсеять второстепенное и выбрать главное предложение, которое служило бы основой ответа на поставленный вопрос. С этой задачей Борис справился, и уже через несколько месяцев генеральный директор в торжественной обстановке вручал ему диплом лицензионного геодезиста, имеющего право подписи на всех документах и чертежах составленных им.