Полоса удач, в которой размещалась производственная карьера Бориса, продолжала расширяться и в научном аспекте. Его приглашают преподавать сразу в два университета городов Хайфа и Ариэль. Причём в первом из них он читал курс лекций «Основы геодезии и картографии» для соискателей второй академической степени магистра по специальности «Оценка земельной недвижимости». Это уже бы совсем другой уровень и существенный скачок от техникумов и колледжей к университетской кафедре. Борис не только получил ступенчатую аудиторию, места которой устремлялись так далеко вверх, что он едва различал лица студентов, сидевших на задних рядах. Борис начал работать со студентами, которые были заряжены большим потенциалом накопленных ранее знаний и мотивацией получить новый багаж информации по изучаемым дисциплинам. Если в колледже он входил в аудиторию и без всякой подготовки начинал занятия, то здесь каждой лекции, которую он читал, предшествовала домашняя репетиция. Да и вообще, совмещать руководящую работу в институте с преподаванием в университетах было совсем нелегко. Однако Борис был счастлив, что рабочие дни, несмотря на полную загрузку, пролетают мгновенно, лишний раз, подтверждая справедливость грибоедовской фразы «счастливые часов не наблюдают».

Время же, как обычно, имело тенденцию двигаться только вперёд. Вот уже два десятка лет пролетело с тех пор, как он на лайнере «Аэрофлота» взлетел с московского аэропорта Шереметьево, который благополучно приземлился в тель-авивской воздушной гавани «Бен Гурион». Два десятка лет пробежало, как он обменял серпастый и молоткастый советский паспорт на израильское гражданство. Почти четверть века минуло, как в графе «инициалы», вместо, выписанного кириллицей «Буткевич Борис Абрамович», ему вставили в израильское удостоверение личности, его же имя, но начертанное семитским шрифтом. Несмотря на то, что израильское гражданство, которое Борис получил буквально через считанные минуты по прилёту в страну, давало ему право быть избранным в высшие органы власти, он не стал ни премьер министром, ни президентом, ни членом парламента. Однако за время пребывания в Израиле Борис сделал, если и не головокружительную карьеру, то вполне достойный подъём по иерархической карьерной лестнице. Но главным достижением он считал не успехи в профессиональной сфере, первостепенным и определяющим являлся факт комфортного ощущения «своим среди своих» в свободной стране.

Несмотря на добротное образование Бориса, обширные знания в своей специальности, деловые качества, настойчивость и целеустремленность, без всякого преувеличения, можно предположить, что ему сопутствовало немало везения в карьерном росте. Ведь по статистическим данным, полученным рядом израильских институтов, треть новых репатриантов из стран бывшего СССР с третьей академической степенью заняты работой, не имеющей никакого отношения к их специальности, а 50 % русских репатриантов с высшим образованием вообще не работают по специальности. Несмотря на то, что носители русского языка составляют, чуть ли не четверть населения Израиля, всего лишь 2 % из них работают в государственной службе. Похоже на то, что львиная доля из этих двух процентов прописалась в учреждении, где работал Борис. Когда в 1991 году он переступил порог института, русскоязычных работников там можно было пересчитать по пальцам. Уже через восемь лет на одном из совещаний заместитель генерального директора по кадрам привёл ошеломляющие цифры: он доложил, что из 400 работников института 210 являются выходцами из бывшего СССР. Руководство института вполне могло гордиться такой статистикой, противоречащей средней по стране, и, конечно же, могло доложить правительству, что сумело успешно интегрировать русских репатриантов в производственную и научную сферы.

В противовес статистическим показателям можно сказать, что более десятка русских репатриантов сумели стать членами израильского парламента, а Натан Ширанский, Софья Ландвер, Авигдор Либерман и Стас Мисежников даже выбились в министры израильского правительства. К этому можно было добавить, что Марк Басин третью каденцию занимает пост мэра израильского города Бней-Аиш, Эли Бронштейн исполняет обязанности мэра города Димоны, Маша Новикова избрана заместителем мэра Иерусалима, Борис Гитерман – заместителем мэра Ашдода, Юлия Штрайм – заместителем мэра Хайфы. Таких русскоязычных заместителей мэров израильских городов можно насчитать ещё не менее двух десятков. По незлой иронии судьбы, если в СССР заместителями, русских по национальности, директоров серьёзных предприятий и организаций зачастую были евреи, то в Израиле у еврейских руководителей заместителями стали русские, правда, тоже евреи по национальности. Чтобы ещё раз нарушить всезнающую статистику можно упомянуть и от том, что бывший житель Киева Алекс Вижницер возглавлял Управление по водоснабжению и канализации Израиля, был генеральным директором национального дорожного управления Израиля и сегодня является председателем совета директоров национальной водной компании. Нельзя не упомянуть и об уроженце Свердловска профессоре Михаиле Зиниград, который стал ректором Ариэльского университета. Надо сказать, что и у себя в институте Борис не был единственным русским начальником отдела, кроме него различные службы и структурные подразделения возглавляли ещё не менее десяти человек, приехавших из Донецка, Ленинграда, Львова, Минска и других весей необъятной одной шестой части суши.

Однако противовес противовесом, а реальность, отражаемая социологическим опросом, остаётся реальностью. Всё-таки де факто в Израиле имела место быть преграда, называемая русскими израильтянами «стеклянным потолком». Израильский журналист Александр Грайцер дал образное объяснение этому явлению. Он писал, что «потолок потому и стеклянный, что он неразличим, ни если смотреть на него снизу – он сливается с небом, ни если смотреть на него сверху (со стороны высокого начальства) – он сливается с землёй. И только, когда ты лично утыкаешься в него, и он не пускает тебя дальше, ты можешь узнать, что он действительно существует». Как бы там ни было, подавляющее большинство русских репатриантов может подтвердить, что этот пресловутый потолок существует не только де факто, а и де юро. Похоже на то, что кто-то вверху, издал негласный указ не пускать русских «на верх». Разумеется, это ни в коем случае не присутствует в законодательной форме, равно, как и в Конституции СССР не было записано, что запрещается принимать евреев на учёбу в элитные вузы и на работу в престижные организации. А ведь не принимали, не допускали и не разрешали, вопреки той самой Конституции. В Израиле нет Конституции, в Израиле 75 % евреев, а всё равно не принимают и не допускают, правда, только русских евреев. Несомненно, в самое ближайшее время этот «стеклянный потолок» будет пробит мощным ударом, если и не самих русских репатриантов, то уже подросшим поколением их детей, которые уже говорят на иврите гораздо лучше, чем на русском языке.

Но спасение утопающих – дело рук самих утопающих. В этом плане Борис, сам того не сознавая, стал своего рода спасателем для русских репатриантов, которые безуспешно искали работу. Конечно, это касалось тех, кто обладал инженерным дипломом геодезиста. Борис никогда не подсчитывал, скольким людям он помог трудоустроиться. Однако, без всякого сомнение их число составляло не менее пяти десятков. Дошло до того, что весть о его благородных деяниях долетела до Министерства абсорбции, правительственного учреждения, которое как раз и призвано оказывать всестороннюю помощь репатриантам. Надо же так случиться, что именно из этого ведомства позвонили на рабочий телефон Бориса. Когда он поднял трубку, в ней послышался мелодичный женский голос, который спросил:

– Это служба трудоустройства?

Получив отрицательный ответ, тот же приятный голос продолжил:

– Но я говорю, с доктором Борисом Буткевичем?

– Совершенно верно, девушка, – подтвердил он, – но я не имею никакого отношения к службе трудоустройства.

– Как же так, – разочаровалась телефонная собеседница, – нам сказали, что вы всех устраиваете на работу.

– Ну, во-первых, не всех, а кого могу, – согласился Борис, – а во-вторых, только геодезистов.

– Вот здорово, – обрадовалась собеседница, – передо мной как раз сидит молодая женщина с геодезическим образованием, можно я передам ей трубку, она сама всё расскажет о себе.

В результате разговора выяснилось, что она выпускница Московского института инженеров геодезии и что хорошо помнит, как Борис читал им лекции по космической геодезии. К его разговору со своей бывшей студенткой внимательно прислушивался начальник отдела земельного кадастра, который как раз по каким-то делам зашёл в кабинет. Родители привезли его маленьким ребёнком из Украины, и он немного понимал по-русски. Поняв, что кто-то из знакомых Бориса ищет работу, он, вклиниваясь в их телефонную беседу, поспешно проговорил:

– У меня в отделе есть свободная вакансия инженера, пусть завтра приходит с документами на собеседование.

Что сказать, уже через две недели Света Глузман начала работать в государственной фирме, вход в которую для русских репатриантов якобы ограничивался всё тем же «стеклянным потолком».

Похожая ситуация сложилась с ещё с одной бывшей студенткой Бориса Инной Альтерман. Гуляя как-то с Татьяной по средиземноморской набережной Ашдода, он услышал, как кто-то окликнул его:

– Борис Абрамович! Неужели это вы. Рада вас видеть на святой земле!

Борис от неожиданности вздрогнул: он уже отвык, чтобы его называли по имени отчеству. В Израиле, как и во многих других странах, принято называть только по имени. Перед ним стояла черноволосая красивая женщина. Татьяна подозрительно смотрела на своего мужа, а он, пристально вглядываясь в, не лишённый женственной пышности, силуэт, старался угадать, кто стоит перед ним, пока этот самый силуэт весело не прощебетал:

– Борис Абрамович! Неужели не узнаёте. Я – ваша студентка, Инна Альтерман, по сей день благодарна вам за то, что спасли меня от неудовлетворительной оценки по физкультуре.

И тут Борис вспомнил, где он видел эти пышные формы. Оборачиваясь к жене, он обрадовано воскликнул:

– Представляешь, Танюша, более десяти лет назад подходит ко мне вот эта Инна и с лицом, будто у неё кто-то умер, просит меня:

– Борис Абрамович! Выручайте! По окончанию семестра мне грозит двойка по физкультуре.

Здесь следует упомянуть, что Инна Альтерман была совсем не рядовой студенткой, отличница учёбы, ленинская стипендиатка, секретарь комсомольского бюро факультета. Но вот с физкультурой у неё получился прокол. Неизвестно по какому такому высокому распоряжению, но студентки на урок физкультуры должны были являться в купальниках. Инна Альтерман, как и полагалось еврейской девочке из интеллигентной семьи, была далеко не худенькой комплекции. Больше того, фигура её была бесконечна удалена от размеров 90*60*90 и, можно даже сказать, многократно превышала указанные габариты. Этот, неутешительный для неё, факт, являлся, по её мнению, достаточным, чтобы стесняться появляться на занятиях по физической культуре. По этой, отнюдь не уважительной, причине неявки на уроки ей и была выставлена вполне заслуженная «двойка».

– Представляешь, Таня, – вспоминал Борис, – стоит передо мной пышная красивая девушка и заливается горькими слезами.

– Ну что было делать, – продолжил Борис, – надо было спасать отличницу учёбы да и стипендия горела.

Он обратился к преподавательнице физкультуры, мастеру спорта по спортивной гимнастике, Раисе Петровне со словами:

– Раечка! Сделай одолжение. Надо одной моей студентке поставить зачёт по физкультуре.

– Без проблем, – ответила Раиса Петровна, – для тебя, Боря, всегда готова. Сделаем! Как фамилия твоей возлюбленной?

– Побойся бога, Раечка, – смутился Борис, – какая возлюбленная, просто жалко портить оценочную ведомость отличнице учёбы незачётом по физкультуре.

Когда же Борис назвал фамилию Альтерман, благожелательная Раиса Петровна неожиданно нахмурилась и процедила сквозь зубы:

– Альтерман! Этой жирной корове! Никогда!

Борис скорее догадался, чем понял, что Раису Петровну больше смутила неформатная для России фамилия, чем неспортивная фигура носительницы этой фамилии. В этой ситуации ему меньше всего хотелось унижаться перед преподавательницей с антисемитским душком, тем более, что формально она была права. Но тут, как всегда бывало в таких случаях, Бориса обуяли гнев и возмущение. Поэтому, он не сдержался и озлоблённо воскликнул:

– Послушай, Раиса Петровна, разве я тебе когда-нибудь отказывал, когда ты просила поставить своим баскетболистам, гимнастам и другим архаровцам зачёт. Так выполни, хоть раз в жизни, мою просьбу.

Понятно, что десять или больше лет назад в Москве Инна Альтерман по ходатайству Бориса получила не очень заслуженный зачёт по физкультуре, а сегодня, благодаря усилиям того же преподавателя, была устроена в израильскую государственную фирму, в институт геодезии в отдел фотограмметрии.

В целом Борис, в большинстве случаев, не помнил даже лиц тех, кого он устроил на работу. Но один из этих случаев всё-таки врезался в память. Как-то поздно вечером, когда Борис уже лежал в постели, готовясь отойти в царство сонных грёз, раздалась трель телефонного звонка. Часы показывали полночь: так поздно никто из родственников и знакомых никогда не звонил.

– Не иначе случилось что-то из ряда вон выходящее, – не без тревоги подумал Борис.

Когда он снял трубку, в ней послышался жизнерадостный мужской голос, который раскатисто воскликнул:

– Борис Абрамович! Добрый вечер! Извините за поздний звонок, но у меня к вам срочное дело.

– Простите, – возмутился Борис, – но какое может быть срочное дело в полночь, для этого, бог даст, наступит завтрашнее утро. Я надеюсь, что у вас никто не умер, все живы здоровы?

– Дело, действительно, не требует отлагательства, – не согласился с Борисом телефонный оппонент, – мне надо, чтобы вы срочно устроили меня на работу геодезистом.

– Послушайте, господин геодезист, – оторопел от такой наглости Борис, – кто вы такой вообще, вы даже не соизволили представиться.

– Ой, простите, Борис Абрамович, – заволновался неизвестный абонент, – меня зовут Юрий, фамилия Левин, мне, действительно, срочно нужна работа. Я приехал в Израиль с женой, с двумя маленькими детьми и с больными стариками-родителями. Вы же понимаете, что их надо поить, кормить и обеспечивать всем необходимым.

– Сколько месяцев вы находитесь в Израиле? – спросил его торопливо Борис.

– Каких месяцев? – громогласно отозвался Юрий, – я три часа назад прилетел сюда из Москвы, в данный момент ещё нахожусь в аэропорту.

– Ничего себе, пострел, – подумал про себя Борис, – самолёт едва успел выпустить шасси для посадки, а ему уже работу подавай на блюдечке с голубой каёмочкой.

Вслух же он произнёс клише, которым все старожилы напутствуют новоприбывших:

– Послушай, меня внимательно, Юрий. Прежде всего, подыщи своей семье жильё, потом запишись в ульпан, выучи хотя бы азы разговорного иврита. На это уйдёт, примерно, полгода. А уже потом позвони по этому телефону, постараемся тебе подыскать что-то приемлемое.

– Борис Абрамович! – чуть ли не заплакал Юрий, – Христом Богом молю, сжальтесь надо мной, у меня, кроме вас, здесь никого нет. Найдите мне работу.

– Молиться, Юрий, будете у Стены Плача, – философски заметил Борис, а пока, возьмите себя в руки, и постарайтесь сделать то, что я сказал.

– Я буду жить в Иерусалиме, мне там обещали снять квартиру – плаксиво протянул Юрий, – и там уже обязательно пойду к Стене плача, только устройте меня на работу.

Неизвестно чем закончился бы этот ночной разговор, если бы на финише своей горестной тирады Юрий не заключил:

– Ой, Борис Абрамович, совсем забыл вам сказать, что у меня есть к вам рекомендательное письмо.

– И кем же оно подписано? – удивился Борис.

– Рекомендацию мне дал профессор Виктор Александрович Ярмоленко, – тут же отреагировал Юрий, – он очень просит вас помочь мне.

– Это несколько меняет дело, Юрий, – осторожно заметил Борис, – попробуем что-нибудь предпринять, позвоните мне через неделю.

С Витей Ярмоленко Борис познакомился много лет назад на конференции в городе Вильнюсе. Они оба были аспирантами, темы их диссертаций были схожи, поэтому им было о чём поговорить. Жили они в одной комнате в маленькой уютной гостинице в центре литовской столицы. Поскольку оба были молоды, темы их разговоров не ограничивались только научной стезёй. Несмотря на то, что Борис относился к иудейскому племени, а Виктор, родившийся в прикарпатском селе на Западной Украине, был чистокровным украинцем, которых даже в те времена уже называли «бандеровцами», между ними возникло то, что на современном сленге называется «химией». Борис с удовольствием смаковал «Украiнську горiлку», привезенную Виктором, не забывая закусывать её тонкими ломтиками бледно-розового сала. Виктор же, усилиями Бориса, учился пить марочный коньяк с слегка засахарёнными дольками лимона вприкуску.

Борис даже был на свадьбе у Виктора. Он до сих пор помнит, почти, как у Тараса Шевченко, «садок вишневий коло хаты», а в нём – длинные деревянные столы с бревенчатыми скамьями возле них. На столе – различные разносолы с запотевшими бутылями традиционного самогона. А ещё Борис запомнил, как один из выпивших гостей, услышав, что он говорит на русском языке, злобно выкрикнул:

– Я чую, що хтось тут говорыть на москальскiй мовi, гнаты iх потрiбно поганою палкою.

Когда мать Виктора, которая была титулованной колхозной дояркой, Героем Социалистического Труда, случайно услышала эти слова, она, приказав на несколько минут замолчать, состоящему из нескольких скрипок и гармошек, самодеятельному оркестру, сказала:

– Всем, чего я достигла, я обязана Советской власти. Высшее образование и учёную степень кандидата наук моему сыну дала та же самая власть, которую только что назвали «москальской». Поэтому, на этой свадьбе русский язык не запрещается. Кому не нравится, может уходить, а мы продолжим веселье.

Свадьба переводится с украинского как «веселье», которое продолжалось до самого утра, и больше никто не посмел упрекнуть Бориса, что он, единственный из гостей, говорил на русском языке. Тогда ещё Борис подумал про себя, интересно, что сказала бы мать Виктора, если бы знала тогда, что он является ещё и лицом еврейской национальности.

Виктор, как и когда-то Борис, работал доцентом кафедры космической геодезии, только еврей Буткевич в Москве, а украинец Виктор на геодезическом факультете Львовского политехнического института на уже независимой Украине. Надо же так случиться, что прошло более двадцати лет, и вот Виктор подал весточку о себе через такого напористого репатрианта. Только оказалось, что сегодня Виктор никакой уже не доцент, а доктор наук, профессор. Больше того, он занимает сейчас, ни мало, ни много, должность ректора института. К рекомендации ректора, к тому же и старого доброго приятеля, как представлялось Борису, надо было прислушаться.

Так в этой жизни иногда получается, что на гонца и зверь бежит. В роли зверя оказался руководитель одной из крупных израильских геодезических компаний Шимон Рубинштейн, который на следующее утро пришёл Борису сдавать завершённую работу на юге страны. Памятуя о том, что Юрий, вчерашний ходатай из Львова, остановился в Иерусалиме, а компания Рубинштейна также располагается в святой столице Израиля, Борис незамедлительно спросил его:

– Скажи, пожалуйста, Шимон, тебе случайно не нужны на работу инженеры-геодезисты.

– Ещё и как нужны, – мгновенно отреагировал Шимон, – и совсем не случайно, а даже срочно. А что, Борис, ты можешь кого-то предложить? У тебя есть кто-то на примете?

– В общем-то, есть один молодой человек, – замялся Борис, – только есть одна проблема.

Борис с некоторых пор стал бояться рекомендовать на работу людей, которых не знал. А так как он лично не знал практически никого из своих многочисленных протеже, то, как мог, старался, хоть как-то, проверить тех, за кого просит. Обжёгся он несколько лет назад, когда нашёл его бывший студент, которого Борис не помнил в лицо, заявивший, что является обладателем красного диплома. Диплом революционного цвета, как правило, говорил сам за себя, говорил о том, что его предъявитель является грамотным специалистом. Порекомендовав этого молодого человека в одну из геодезических компаний, Борис уже через неделю выслушивал претензии возмущённого хозяина:

– Кого ты ко мне посылаешь? Извини меня, но эти геодезисты из России ни черта не умеют.

После таких, совсем не восторженных, слов в адрес своего протеже, Бориса буквально передёрнуло. Он терпеть не мог, когда на примере небольшой выборки делают глобальные выводы, как в научном плане, так и в человеческом аспекте. Сдержав нахлынувшее беспокойство, он тихо спросил, чем не угодил израильскому боссу русский геодезист. Тот, размахивая руками, продолжал орать:

– Этот ваш ставленник даже не знает с какой стороны к теодолиту подойти. Такое впечатление, что он никогда в поле не работал.

К большому сожалению Бориса, израильтянин оказался прав. Его бывший студент, действительно, окончил институт с красным дипломом, после чего попал на работу в доблестную советскую милицию, где и проработал следователем до выезда в Израиль. В области геодезии он не проработал ни одного дня. Внятно объяснить это жалующемуся было просто нереально.

Именно из-за этого он и сказал Шимону Рубинштейну, что есть проблема. Когда Шимон, едва ли не словами «вождя всех народов» И. Сталина, сказал:

– Проблем нет только тогда, когда нет человека. В чём, всё-таки загвоздка, Борис?

– Понимаете, Шимон, – возразил ему Борис, – затруднение всё же есть. Человек прилетел в Израиль только вчера и знает на иврите только слово «шалом», это, во-первых. Во-вторых, я совсем не знаком с ним. Знаю только, что он заканчивал тот же институт, что и я.

Тут Борис немного покривил душой, просто не хотелось объяснять Шимону ненужные детали, что, мол, в СССР геодезические институты были в Москве, Новосибирске и в Львове. Да и, вряд ли, ему необходимо было принимать к сведению лишнюю информацию. Однако он совсем не ожидал, что в ответ на это получит от Шимона нежданный дифирамб. Он улыбнулся, обнял Бориса за плечи и мягко промолвил:

– Знаешь, если этот парень окончил тот же институт, что и ты, то я беру его на работу, а там посмотрим.

Так получилось, что Борис снова встретился с Шимоном на Всеизраильской конференции геодезистов только через год. Он, пожав Борису руку, быстро проронил:

– Борис, ты даже не представляешь, какого работника ты мне дал.

Надо сказать, что Борис, с большим трудом вспомнив, кого он ему дал, побледнел, подумав про себя:

– Ну вот, начинается, сейчас снова начнутся нарекания, что подсунул ему безграмотного бездельника.

Шимон, не обращая внимания на озабоченное выражение лица Бориса, продолжал:

– Лишний раз убедился, что русские готовят отличных специалистов. Этот твой Юрий, без всякого преувеличения, знает всё. Полевые измерения – пожалуйста, современные приборы – нет лучше специалиста, вычислительную обработку никто у меня в фирме не знает лучше его, даже компьютерная подготовка у него на уровне. Через несколько месяцев я назначу его главным инженером своей компании. Спасибо тебе, Борис!