Прошло несколько лет. Младшая дочка Бориса вслед за сестрой отслужила армию, которая прошла без особых тягот и лишений, предписываемых Уставами Советской Армии. Службу в армии она, по примеру старшей сестры, успешно сочетала с работой официанткой в ресторане. Дочери Бориса категорически отказывались брать у него карманные деньги на развлечения, предпочитая зарабатывать их собственным, не таким уж и лёгким, трудом. Уволившись в запас, Наташа продолжала трудиться в приморском кафе. Возвращалась домой поздно, после полуночи. Татьяна и Борис постоянно твердили ей, что надо серьёзно готовиться к психометрическому тесту, чтобы поступить в университет. Но Наташка всё время отмахивалась, и как-то раз спросила:

– Папа, скажи, пожалуйста, сколько денег ты зарабатываешь в день у себя в институте?

Борис, разделив мысленно свой месячный оклад на количество рабочих дней, ответил:

– Примерно, 500 шекелей в день, нетто. А почему ты спрашиваешь?

– А потому, папочка, – весело прощебетала Наташа, – что я зарабатываю 600 шекелей в день, и это чистыми деньгами, которые я кладу себе в карман.

Борис присвистнул про себя, изумился и подумал, конечно, что его кровинушка, преувеличивает. А его милая Наташка тем временем продолжала:

– Видишь, папуля, ты окончил школу, университет, аспирантуру, вся эта, никому не нужная, трахамудия заняла у тебя около двадцати лет. В финале получил ты докторскую степень. Я всем подружкам хвастаюсь, вот у меня папа – профессор. А толку с этого? Его маленькая дочурка со школьным аттестатом, который вовсе не является здесь критерием, получает больше сверх образованного отца.

Эта броская тирада родной дочери сразила Бориса наповал. Он настолько был поражён её словами, настолько уязвлён, что в первый момент даже не знал, что ответить. Характерно, однако, и то, что второй и даже третий момент тоже не наступил. Момент истины наступил через несколько дней, когда в Тель-Авиве Борис случайно встретил там Анатолия, сына своего старого приятеля Александра. В Москве Наташа и Толик не только ходили в один детский сад, а и, до отъезда в Израиль, два года учились в одном классе. Толик, который сменил своё имя на израильский аналог – Таль, после службы в армии работал в полиции в отделе по борьбе с организованной преступностью. Неофициально это называлось «русским отделом». Во-первых, потому, что в нём, включая начальника, работали люди, говорящие на русском языке. А во-вторых, все понимали, что под организованной преступностью подразумевалась «русская мафия». Таль пригласил Бориса на чашку кофе в кафе на улице Дизенгоф, одной из центральных и самых длинных улиц Тель-Авива, которую когда-то называли даже израильскими Елисейскими Полями. Борис вспомнил, что в этой связи, как объясняла им учительница в ульпане, в иврите появился новый глагол «ледизангеф», который означал не что иное, как прогуляться. На этой прогулочной улице Борис и Таль сидели в уютном кафе. За беседой Таль случайно проговорился. Оказывается, Наташа под большим секретом рассказала ему, что работает официанткой в подпольном казино. Борис знал, что в Израиле запрещены азартные игры. Отчасти, наверное, это было связано с тем, что в Талмуде говорится, что само стремление выиграть деньги, то есть получить их не за свой труд, противоречит идее жизненного устройства на земле, противоречит задаче, которую ставит перед человеком Творец. Наташа понятия не имела о целях Всевышнего и не знала, что её детсадовский приятель работает как раз в том полицейском отделе, которого такая информация очень даже заинтересует. Буквально через несколько дней полицейская облава накрыло подпольное казино на одной из тихих тель-авивских улочек. Хозяев заведения арестовали, а Наташе погрозили пальчиком и отпустили, вырвав с неё обещание больше в подобных заведениях не появляться. Как потом удалось выяснить Борису, солидные и богатенькие завсегдатаи казино, действительно, оставляли официанткам далеко не десятипроцентные, как это принято, чаевые. Подношения клиентов иногда превышали даже стоимость заказа. Так что, похоже, Наташа не врала, когда говорила о 600-шекелевом заработке за вечер.

Однако всё хорошо, что хорошо кончается. Поскольку, у его Наташи не было сокровенного желания стать балериной, модельером или адвокатом, и сама она не знала, какая профессия ей по душе, Борис, не мудрствуя лукаво, чуть ли не силой, посадил её в новенькую «Мазду» и повёз в университет города Беер-Шевы. Там, не давая своей строптивой дочке опомниться, он, мгновенно проанализировав ситуацию, куда по своим школьным баллам она может пройти, тут же определил её на факультет управления бизнесом. Борис так стремительно проделал заранее продуманную операцию, что ошарашенная Наташа, придя в себя, едва нашла в себе силы пробормотать:

– Похоже, папочка, что история повторяется. Ты и со Светланой такой же трюк проделал.

Это была сущая правда, история, действительно, повторялась. Светланка тоже никак не могла определиться в выборе профессии. В то время в Израиле ситуация в науках нетехнического профиля складывалась таким образом, что название специальности имело второстепенное значение, значимо было получить первую академическую степень. По получению диплома перед соискателем открывался широкий спектр рабочих мест в различных областях. Закончив экономический факультет Тель-авивского университета, Светлана устроилась в крупную компанию по продаже израильских овощей и фруктов за границу. Поскольку она владела ивритом, английским, а, главное, русским языком, её назначали менеджером по странам Восточной Европы. Главными объектами деятельности Светланы стали Россия и Украина. В Москву она летала, по меньшей степени, 10 раз в год. При первом посещении города, в котором родилась, Светлана, успевшая уже посетить многие европейские столицы, сказала Борису:

– Папочка, ты не представляешь, какая стала наша Москва. Она похожа, по внешнему виду, на Париж и Лондон с той лишь разницей, что все говорят по-русски.

Борис взволнованно слушал свою дочку и не очень понимал, покоробило его или, наоборот, обрадовало, что Света сказала «наша Москва». Получалось, что для девочки, родившейся в русской столице и прожившей там всего до пятнадцати лет, которая затем успешно абсорбировалась в Израиле, отслужив там армию и получив высшее образование, сохранилась незримая связь с людьми, говорящими на русском языке. Получалось, что Светлана, говорившая на иврите с ярко выраженным русским акцентом, находясь в Москве, разговаривала на русском языке с небольшим акцентом, происхождение которого никто из московских собеседников определить не мог.

Но и это ещё не всё. Когда трудами Светланы и Владимира у Бориса родилась первая внучка Николь, то с первых дней родители говорили с ней только на русском языке, справедливо полагая, что иврит она выучит самостоятельно. Когда же Нике исполнилось семь лет, ей наняли частного репетитора по русскому языку. А уже в десятилетнем возрасте она едет в Международный детский центр «Артек», где все окружающие её дети и взрослые даже предположить не могут, что её родным языком является иврит и что, вообще, она родилась и живёт в Израиле. В этом плане, Борис очень гордится, что в двенадцать лет его любимая внучка участвует во Всеизраильской олимпиаде по русскому языку. Звучит как-то необычно и совсем неординарно. В этой олимпиаде Николь занимает первое место в возрастной группе 12-16 лет и награждается грамотой и медалью с изображением А.С. Пушкина. Для Бориса эта медаль значит даже больше, чем получение аттестата профессора, который он получил совсем не по протекции друзей из Московского или Львовского университетов, а университета города Хайфы. Этой медалью своей внучки Борис кичился ещё и потому, что большинство детей новых репатриантов из СНГ, рождённых в Израиле, или вообще не говорят по-русски, а если и разговаривают, то на таком невообразимом русско-ивритском сленге, что и вовсе трудно что либо разобрать.

Наташа, в свою очередь, через четыре года получила первую степень по менеджменту и не без труда, в конечном итоге, получила приглашение на работу в банк. Неизвестно, как в других странах, но в Израиле работа в банке считается престижной и хорошо оплачиваемой. Наташе пришлось пройти, по её метафорическому выражению, несколько «кругов ада», прежде получить эту работу. На самом деле, никакого ада не было, но было несколько туров квалификационных экзаменов. На десять банковских мест претендовали более тысячи соискателей. Получалось, что образовавшийся конкурс составлял ни мало, ни много – 100 человек на одно место. Наташе повезло, она выиграла этот конкурс. Выиграла не только потому, что была умной девушкой и обладала широким спектром необходимых знаний. Своей победой она была обязана хорошему знанию русского языка. Когда семейство Буткевичей проживало в Беер-Шеве и Натании, Наташе было девять лет, и она почти не говорила на русском языке: всё её окружение составляли школьные учителя и дети, говорящие только на иврите. Борису и Татьяне, чрезмерно перегруженными на работе, заниматься русским языком с Наташей было некогда. Но опять-таки повезло. В школах Израиля, как правило, изучаются два иностранных языка, из которых английский является обязательным. Вместе с тем, в качестве второго языка, репатрианты их СНГ, вместо французского, немецкого или арабского, зачастую выбирают русский язык. Именно так поступила и Наташа. Фортуна улыбнулась ей тем, что в качестве наставника ей попалась бывшая москвичка, заслуженная учительница СССР, Бэла Моисеевна Гринберг. Благодаря её усилиям, Наташа не только отлично говорит, но и читает, и пишет по-русски. Вот так и получилось в семье Буткевичей, что как Светлане, так и Наташе устроиться на работу помог всё тот же, ставший неотъемлемой частью израильского многоголосья, русский акцент.