Борис тоже не стал задерживаться в больнице, ему предстояло заняться более приятными делами. Через полчаса он должен был быть в зале торжеств, где повара устроили для семьи Буткевичей так называемый «пробный стол». Этот, уже далеко не медицинский, термин подразумевал следующее. Для тех, кто устраивал торжество, хозяева ресторана накрывали стол, на котором размещались все яства, которые предлагают для гостей с тем, чтобы заказчики могли внести критические замечания по качеству и количеству блюд, включённых в меню. Что же касается самого торжества, то оно означало не что иное, как свадьбу младшей дочери Бориса.

Избранником Наташи оказался молодой человек, которого звали Виталий. Первые 12 лет своей жизни он прожил в белорусской столице в городе Минске, а следующие 16 лет – уже на исторической родине своих предков, в Израиле. За эти годы он успел отслужить армию в элитной бригаде «Голани», получить первую академическую степень Тель-авивского университета по специальности «юриспруденция», начать проходить стажировку в престижной адвокатской фирме и стать кандидатом в мужья дочери Бориса. Правда, соискателем он был совсем недолго. В отличие от Светланиного люберецкого жениха Владимира, Виталий, как и подобает будущему адвокату, оказался более дипломатичным и обходительным. В один из знойных летних вечеров он в сопровождении Наташи переступил порог квартиры Буткевичей, не забыв поцеловать Татьяне руку и вручить её букет из экзотических орхидей. Борис тоже не остался без внимания, получив от претендента на статус будущего члена семьи Буткевичей, наверное, по навязчивой подсказке Наташки, бутылку марочного французского коньяка. Изумлённый Борис спросил Виталия:

– Чем обязаны столь неожиданному визиту? Неужели я что-то пропустил и запамятовал, какой сегодня праздник?

– Во-первых, это не вы обязаны, а я, – робко ответил Виталий, – а во-вторых, у меня сегодня, действительно, праздник.

Борис посмотрел на настенный календарь и сказал:

– В данный момент мы находимся в середине июля, вроде бы в этот день нет ни революционных, ни религиозных праздников.

– Нет, Борис Абрамович, – взволнованно произнёс Виталий, – это мой личный праздник. Сегодня я сделал Наташе предложение стать моей женой, а сейчас я прошу у вас руки вашей дочери, которую очень люблю.

У Бориса перехватило дыхание, он хотел было сказать Виталию:

– Подожди, дорогой, не так быстро, надо обсудить, зачем спешить, – как вдруг послышался звон разбитого стекла. Оказалось, что это Татьяна от избытка нахлынувших чувств выпустила из рук хрустальную вазу, в которую хотела вставить подаренные орхидеи.

– Мамочка, милая, – воскликнула Наташа, – не переживай, это на счастье.

Ошеломлённый Борис, придя в себя и глядя в упор на взволнованную Татьяну, тихо проговорил Виталию:

– Ну, если это, действительно, на счастье, если Наташа также крепко любит тебя, как ты её, то, наверное, стоило разбить эту вазу.

С подкрашенных глаз Татьяны катились крупные слезинки, она, переводя взгляд с хрустальных обломков на полу на дочку и будущего зятя, едва слышно промолвила:

– Совет вам и любовь, мои дорогие!

Радостный Виталий, говоривший на иврите гораздо лучше, чем на русском языке и поэтому, не зная его фразеологических тонкостей, разрядил обстановку вопросом:

– Почему любовь? Понятно! Но причём здесь совет? Может быть, дорогая тёща будет нам что-нибудь советовать всю жизнь?

От этой фразы своего жениха Наташа просто покатилась со смеху, а Татьяна на полном серьёзе пояснила Виталию, что в данном случае русское слово совет означает не что иное, как жить в согласии и взаимопонимании. Пока Татьяна объясняла им филигранность русской лингвистики, Борис, чтобы не утратить торжественность момента, быстро раскупорил подаренный коньяк, разлил его по рюмкам и провозгласил:

– Смотри, Виталий! Раньше родители невесты давали приданое, некое имущество, выделяемое родителями невесты.

Виталий с удивлением уставился на Бориса, глаза его расширились, и он еле выдавил из себя:

– Оставьте, Борис Абрамович! Об этом не может быть и речи, я сам заработаю на…

– Вот и я об этом, – оборвал Борис жениха на полуслове, – но приданое, Виталий, ты всё-таки получишь. Им является красота, доброта, ум, воспитание и верность моей дочери. Прошу тебя, только об одном, береги это приданое, как зеницу ока. Ещё раз: совет вам и любовь!

В отличие от свадьбы старшей дочери это торжество проводилось уже не в русском ресторане, а по еврейским канонам брачной церемонии. Главным её символом являлся белый, под цвет подвенечного платья, балдахин, который назывался «Хупа». Перед тем как встать под хупу, невеста должна пройти процесс омовения, которое в данном случае означает очищение. За день до свадьбы, как и предписывается каноном, Наташа под руководством жены раввина окунулась в специальный ритуальный бассейн, называемый «миквой», где, надо полагать, стала стерильно чистой не только в телесном, а и в духовном плане.

Возможно, что не израильская школа и даже не израильская армия, а, именно, эта самая «миква» и сделала Наташу настоящей израильтянкой. Когда через несколько лет на Ашдод, в период террористических атак из сектора Газа, летели десятки ракет, и одна из них разорвалась в нескольких метрах от дома, где жили Наташа с Виталием, взволнованный Борис не выдержал и сказал своему зятю:

– Знаешь, Виталий, может вам стоит подумать о переезде в другую, более спокойную страну, где живут на земле, а не на пороховой бочке.

Ненавязчивый совет тестя суперактивный Виталий принял как руководство к действию. Он, дипломированный юрист, тут же связался с адвокатами, которые в течение года за немалый гонорар, составляющий 25 тысяч шекелей, сделали ему, Наташе и их дочке Даниэль официальную въездную визу в Канаду. В последний момент, когда уже надо было паковать чемоданы, заплаканная Наташа заявила своему мужу:

– Всё, фенита ля комедия, я никуда не еду. Несмотря на то, что я родилась в Москве, я – израильтянка, я ем на завтрак питу с хумусом и тхиной, я соблюдаю пост в Судный день. Я – израильтянка, я прихожу в театр не в вечернем платье, а в обтягивающих джинсах и адидасовской футболке, я кайфую от лунного пейзажа пустыни Негев, дымчатой пелены Мёртвого моря и затягивающих в свою зелёную бездну шипучих волн Средиземного моря. Я – израильтянка, я стреляла из автомата «Узи» и, как огня, боюсь заблудившегося таракана на кухне. Я – израильтянка, я стою по стойке «смирно», когда звучит сирена в день поминовения павших в Холокосте, а буквально через день радуюсь той же сирене в День Независимости. Я – израильтянка, я никуда не еду. Я не оставлю свою страну, как и не оставлю своих родителей.

Это был не показной фарс или пафос, это был крик души его любимой дочки. Всё это было уже после свадьбы, а пока предстояло окунуться в свадебный ритуал.

Он начался с подписания «ктубы», документа, в котором излагаются обязательства супругов. Этот религиозный трактат не столько по форме, сколько по содержанию напоминает современный брачный контракт. Главным условием «ктубы» является то, что в браке муж получает право на супружеские обязанности жены, а не на её личность и обязуется заботиться о ней, уважать её, кормить и одевать и т. д. и т. п. Здесь же описывается, что получит жена в случае развода. В этом месте начался как бы в шутку совсем нешуточный торг между женихом и невестой. Наташа требовала десять миллионов шекелей, жених настаивал на 500 000 шекелей. В конце концов, остановились на сумме в один миллион, что и было скреплено подписями брачующихся и их свидетелей. Какую юридическую силу имеет «ктуба» не смог объяснить даже седобородый раввин, присутствующий при её подписании.

Свадебная церемония продолжилась с шествия жениха и невесты под хупу. Это был волнующий момент, когда сквозь живой коридор, образуемый тремя сотнями гостей, Борис и Татьяна ввели свою младшую доченьку под хупу, где её уже ждал жених. Шлейф подвенечного платья Наташи правой рукой поддерживала трёхлетняя дочка Светланы Ника, которая свободной левой рукой доставала из корзиночки лепестки розы и осыпала ими путь к белому святому пологу. Там их уже ждал раввин, тёмная одежда которого резко контрастировала с белым цветом хупы и подвенечным платьем невесты. Его чёрная шляпа, чёрный костюм, чёрный галстук и чёрные туфли в сочетании с чёрной бородой и усами создавали величие и неординарность сегодняшнего события. Порукой тому было его благословление над бокалом вина:

– Благословен Ты, Господь, Владыка мира, создавший плод виноградной лозы. Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, освятивший нас своими заповедями и предостерегший нас от кровосмешения, запретивший нам невест и разрешивший их нам лишь после того, как они станут нашими жёнами посредством хупы и кидушин (церемонии бракосочетания под хупой). Благословен Ты, Господь, освящающий народ Свой, Израиль, с помощью хупы и кидушин!

По окончанию благословления Виталий и Наташа отпили из бокала вино, причём Наташа от волнения чуть не осушила бокал залпом до конца. Татьяна, обратив внимания, что её супруг находится в каком-то оцепенении, слегка подтолкнула его плечо и прошептала ему на ухо:

– Боря! Ты где? Опустись на землю. Посмотри на свою дочку.

Борис встрепенулся и увидел, как Виталий надевает на указательный палец его дочери обручальное кольцо, произнося при этом:

– Этим кольцом по закону Моше и Израиля ты посвящаешься мне в жёны.

– Танюша, милая, – спросил Борис у жены, – Виталий, похоже, надевает кольцо не на тот палец, перепутав указательный с безымянным.

– Боря, всё в порядке, – успокоила его Татьяна, – пора бы уже и знать, что по еврейской религии в соответствии с Талмудом кольцо надевается на указательный палец. Потом, после кидушин его можно переместить на другой палец.

В завершение церемонии под хупой, жених должен разбить ногой стеклянный бокал, из которого пили вино. Этот обычай призван напомнить каждому о разрушенном Храме. В Талмуде рассказывается, что когда один мудрец в разгар свадьбы сына увидел, что его гости развеселились сверх всякой меры, принёс баснословно дорогой кубок и, разбив его на глазах у всех, приостановил разбушевавшееся веселье. Такова традиция. Следуя ей, дома Виталий, в качестве тренировки, разбил не один бокал. Считалось, что, если жених не разобьёт посудину, то это как бы может привести к неудаче. Под хупой Виталий не опозорился, с первой же попытки он лакированным штиблетом вдребезги разбил бокал, завёрнутый для безопасности в золотистую фольгу. Со всех сторон послышались возгласы «Мазл тов! Мазл тов!» С этого момента Виталий и Наташа стали законными мужем и женой.

После этого религиозный ритуал мгновенно трансформировался в светское веселье. Был первый танец жениха и невесты, который Наташа и Виталий репетировали в течение месяца под руководством профессионального хореографа. В зале были установлены экраны, на них гости смотрели фильм, сценаристом, режиссёром и исполнительницей главной роли в котором была Наташа. Фильм снимался в приморских дюнах Ашдода. По её замыслу в этих песчаных барханах обитали древние племена, к одному из которых принадлежал жених, а к другому – невеста. Чтобы заполучить в жёны невесту, Виталий, без участия и подстраховки каких-либо каскадёров, прыгал с высокого утёса в Средиземное море, сражался в нём с надувной серебристой акулой, рубился на шпаге с богатырями соседнего племени и всё ради того, чтобы тёмной ночью выкрасть свою любимую. В заключительных кадрах фильма показывается, как мужественный и облачённый в набедренную повязку Виталий шагает по лунной дорожке в бурлящих морских волнах и несёт на руках, ряженую в цветастые лохмотья Наташу. Тут же этот кадр меняет другой, где Виталий в парадном фраке и с чёрной бабочкой на голубой рубашке вместе с Наташей в белоснежном платье и в фате стоят у штурвала эксклюзивной яхты, которая пришвартовывается в старом порту Яффо. Когда фильм заканчивается, на экране появляются фотосессии жениха и невесты с их младенческого возраста и до сегодняшнего дня.

Борис иногда баловался сочинением «виршей», так он называл свои стихотворения, которые иногда посвящал в памятные даты жене, дочерям, а потом и внукам. Старшей дочери на свадьбу он разработал сценарий, большая часть которого была составлена в стихотворной форме. Наташиной же свадьбой руководил штатный тамада. Поэтому Борис решил написать ей не сценарий, а проникновенное стихотворение. Но Муза почему-то покинула его. В это время по телевизору звучала давно забытая мелодия «Green Fields» (Зелёные поля). Это, в сущности, песня-ностальгия об ушедших временах, когда поля были зелёными, небо синее, а солнце ласковое. Видимо, задушевная музыка коснулась глубоко запрятанных чувственных струн Бориса таким образом, что он буквально за четверть часа написал пять куплетов. Чуть позже он обнаружит, что написанные им строки чётко ложатся на мелодию «Зелёных полей». Тогда Борис решил, что на свадьбе написанную им песню споёт солист или солистка оркестра. Но тут его постигло нежданное разочарование. За неделю до свадьбы оказалось, что никакого оркестра не будет. Наташа сказала, что это не современно, и они с Виталием пригласили ди-джея. По правде говоря, это слово совсем не было знакомо Борису. Пришлось Наташе популярно объяснить любимому папочке, что ди-джей – это в сущности человек, который манипулирует разнородными музыкальными фрагментами для создания единой целостной композиции. Борис жутко расстроился, заготовленный для дочки сюрприз проваливался. Реализацию написанного мужем воплотила в жизнь Татьяна. Она обняла супруга за плечи и ласково проворковала:

– Не переживай, Боренька! Где наша не пропадала? Споёшь своё произведение самостоятельно. У тебя обязательно получится.

– Танюша! Ты издеваешься надо мной? – замахал руками Борис, – с моими вокальными данными знаешь только где можно петь?

– Конечно, знаю, – не моргнув глазом, ответила Татьяна, – на свадьбе у своей любимой дочки.

– Послушай, женщина, – не своим голосом заорал Борис, – если бы я даже решился петь перед аудиторией в три сотни человек, так там же всё равно нет оркестра, нет аккомпанемента.

– Минуточку, Боря, всё это поправимо, – заговорщически усмехнулась Татьяна, – ты забыл, что живёшь в 21 веке. Я тебя отведу в такое место, где даже из немого сделают вокалиста.

Сказано – сделано, не прошло и четверти часа, как Татьяна посадила Бориса в машину и повезла в центр города. Там она завела его в современный офис, где в одном из кабинетов располагалась студия звукозаписи. Стены кабинета были задрапированы тёмно-красным, вероятно, звукопоглощающим материалом, в его центре размещались непонятные компьютерные и акустические устройства, сигнальные процессоры которые призывно мигали разноцветными лампочками. Бориса завели в специальную кабину, вручили микрофон, надели на него наушники и предложили петь. С одной стороны он ощущал себя космонавтом, парящем в замкнутом пространстве, а с другой, знаменитым певцом, то ли Иосифом Кобзоном, то ли Львом Лещенко, записывающих свой очередной диск. Несколько раз звукооператор давал ему соответствующие указания по изменению тональности и тембра голоса. Остальное волшебство совершала высокочувствительная аппаратура, которая сглаживала, поправляла или вообще исправляла места, где Борис ошибался в нотном воспроизведении своей песни. Не прошло и получаса, как ему вручили диск с записанным ремиксом. Когда они с Татьяной покинули студию, потрясённый Борис, сжимая в руке кругляшек полученного диска, озадаченно спросил:

– И что же, Танюша, прикажешь мне со всем этим делать?

На что улыбающаяся Татьяна буквально протараторила:

– Не волнуйся, Боренька, всё под контролем. Я договорилась с ди-джеем, он вставит диск в аппаратуру и ты будешь петь.

– Не понял, – взорвался Борис, – кто будет петь, мой голос, записанный на диске или мой голос живьём.

– Я не понимаю, Боря, кто присудил тебе докторскую степень, – разозлилась Татьяна, – разве ты никогда не слышал, что такое фонограмма?

– Постой, постой, Танюша, – вдруг осенило Бориса, – ты хочешь сказать, что я должен буду только делать вид, что пою, т. е. каким-то образом синхронизировать свои движения и мимику в соответствии с тем, что записано на диске.

– Ну вот, наконец-то, умненький ты мой, – похвалила его Татьяна, – будешь, как настоящий современный артист, петь под свою же «фанеру».

Борис хотел было что-то возразить, но осознав, что дело уже сделано, неопределённо взмахнул рукой и пошёл к машине.

Когда на свадьбе гости приступили к банкетной части, тамада объявил:

– Уважаемые гости! На израильской свадьбе не принято произносить торжественных тостов. Во время нашей танцевальной программы все желающие получат микрофон для кратких пожеланий в адрес молодожёнов. Единственное исключение я делаю для отца невесты, который хочет исполнить вокальное посвящение своей дочери Наташе. Борис Абрамович, пожалуйста, мы ждём вас у микрофона.

Борис, облачённый в белый костюм, который Наташа чуть ли не силой заставила его приобрести, поднялся на сцену. Ему казалось, что во время защиты диссертации он волновался меньше, чем сейчас. Когда ди-джей вставил диск и полился проигрыш романтической мелодии, гости, сидящие за столами, перестали есть, пить и разговаривать. В зале, где присутствовали три сотни гостей, установилась полная тишина. Фонограмма сработала, и голос Бориса буквально окутал всё помещение. Он вдохновенно пел, вернее, артистически имитировал свою запись в студии. Но никто не замечал этого, все вслушивались в проникновенные, идущие от самого сердца, слова, сочинённые Борисом:

Жёлтые листья в саду шелестят, Детство уходит в ночной звездопад, Ты повзрослела осенней порой, Ты в белом платье стоишь под хупой, Ты в белом платье стоишь под хупой. Небо пронзила ночная заря, Замуж выходит дочка моя, Сердце трепещет под белой фатой Была невеста, а стала женой, Была невеста, а стала женой. Над синим морем чайки летят, Падают звёзды на белый наряд, Звёзды шальные падают вновь, Так, моя дочка, приходит любовь, Так, моя дочка, приходит любовь. Искры играют ночного костра, Ласковым светом сияет луна, Утро вбивает серебряный гвоздь, Пусть же хранит твоё счастье господь, Пусть же хранит твоё счастье господь. Блеск обручальных семейных колец, Любит Наташу счастливый отец, Жёлтые листья осенней порой, Дочка родная, горжусь я тобой, Дочка родная, горжусь я тобой.

Когда затих последний аккорд студийной аранжировки этой волнующей мелодии, зал обуяло странное безмолвие, которое буквально через минуту взорвалось шквалом аплодисментов. Все привстали со своих мест и рукоплескали Борису, который обнимал прильнувшую к нему Наташу. Рядом с ним стояли счастливые Татьяна, Светлана и маленькая внученька Николь. Чуть позже к Борису подошли заплаканные подруги Наташи, которые сказали ему:

– Ой, дядя Боря, это было так трогательно, волнительно и романтично, что слёзы выступили у нас из глаз. Спасибо.

Но самый приятный комплимент Борис получил от своего директора. Ури Векслер, обняв его за плечи, торжественно промолвил:

– Смотри, Борис! В песне, которую ты пел на русском языке я не понял ни одного слова. Но, то ли, хватающая за душу, мелодия, то ли интонации твоего голоса позволили мне догадаться, что речь идёт о твоей любви к дочке. Браво, Борис! Это было очень сентиментально.

Может быть потому, что в отличие от свадьбы Светланы, у Наташи венчание осуществлялось под хупой, обошлось без традиционной драки, которые бывают на русских свадьбах. Господь распорядился, чтобы всё завершилось тихо и мирно. В три часа ночи умиротворённые Татьяна и Борис легли спать, а уже в восемь часов утра их разбудил телефонный звонок. Звонила Наташа, её счастливый нежный голосок вещал в телефонную трубку:

– Папочка, привет! Ты можешь нас забрать с нашего бунгало? Мы уже выспались и хотим домой переодеться. Уже через несколько часов нам надо быть в аэропорту.

Борис совсем забыл, что они с Татьяной купили жениху и невесте в свадебное путешествие недельный круиз по Средиземному морю, который начинался в Барселоне. А ещё он вспомнил, что хотел снять номер в пятизвёздочном отеле в Тель-Авиве, где Наташа и Виталий проведут свою первую ночь после свадьбы. Однако молодожёны категорически отказались, ссылаясь на то, что сами устроят себе послесвадебный ночлег. И вот сейчас, стряхивая остатки сна, Борис тихо спросил:

– Наташенька, а можно поинтересоваться, где находится ваше это самое бунгало?

– Ты, папочка, подъезжай, пожалуйста, к кибуцу, где была свадьба, а там, где заканчивается асфальт, идёт грунтовая дорожка, она и приведёт тебя к нашему бунгало.

Через час Борис уже ехал по указанной грунтовой дорожке, по обе стороны которой тянулись оливковые деревья. Проехав по ней около двух километров, дорога уткнулась в едва видимый зелёный, под цвет деревьев, забор. Борис притормозил, обводя взглядом окружающую местность, но никакого строения так и не обнаружил. Он набрал Наташкин номер по мобильному телефону. Она сразу же откликнулась вопросом:

– Папочка, где ты, ты случайно не заблудился?

– Послушай, родная, – ответил Борис, – я доехал до какого-то странного, стоящего посреди леса, забора, не обнаружив при этом никакого бунгало.

– А ты, папочка, – пропела Наташа, – возле дерева, прислонившегося к забору, отыщи маленькую красную кнопку и нажми на неё.

Когда Борис надавил на найденную кнопку, в заборе вдруг обнаружились створки ворот, которые немедленно открылись, как бы приглашая его проехать через них. Борис так и сделал, паркуя машину под какой-то навес. Выйдя из машины, Борис услышал странный звук. Оказалось, что на номер его машины упала полиэтиленовая плёнка. Только чуть позже он поймёт, что это означало. Отойдя от машины, Борис увидел двухэтажный белый коттедж. Подняв голову вверх, он заметил на балкончике Наташу, которая крикнула ему:

– Папочка! Доброе утро! Поднимайся на второй этаж, вторая дверь налево.

Когда Борис приоткрыл указанную дверь, его взору представилась весьма эксклюзивная картина. Посреди довольно просторного будуара громоздилась огромная кровать, которую иначе, как «ложе» назвать было трудно. Возле неё алело, обложенное красной керамикой, овальное джакузи. С другой стороны кровати стоял стеклянный журнальный столик, на котором хрусталились фужеры, а из посеребренного ведёрка со льдом выглядывало золотистое горлышко бутылки шампанского. И постель, и гидромассажная ванна были обсыпаны лепестками чайной розы. По всей комнате были разбросаны охапки свежих цветов. Эту будуарную диораму дополняли, валявшиеся по всему периметру комнаты, сотни разорванных конвертов и денежные ассигнации, хаотично покрывшие постель. Борис хотел было сказать молодожёнам:

– С первым супружеским утром, дорогие дети!

Но Наташа перебила его:

– Вот, папочка, считаем наш свадебный приход.

– Разве с этого следует начинать ваш первый послесвадебный день, – удивился озадаченный Борис.

– С этого, с этого, Борис Абрамович, – пробасил Виталий, – шампанское мы с Наташенькой уже вкусили, а теперь занимаемся материальным. Вы же знаете, первично не сознание, а материя.

Борис меньше всего хотел пускаться в пререкания с зятем, поэтому не нашёл ничего лучшего, как сказать:

– Ладно, заканчивайте быстрее свою инвентаризацию, а я выйду покурить и буду ждать вас в машине.

Выйдя на зелёную лужайку перед коттеджем, Борис жадно затянулся зажжённой сигаретой и задумался. Ему было явно не по себе. Понятие любви у него никоим образом не ассоциировались с материей. Здесь превалирующим всегда являлось сознание. Борис вспомнил вдруг свою скромную, чуть ли не комсомольскую, свадьбу, которая проводилась в тесной столовой общежития медицинского института, где училась Татьяна. Вместо хупы и раввина было районное управление ЗАГС (запись актов гражданского состояния), где чиновница именем Закона Российской Советской Федеративной Социалистической Республики объявила их мужем и женой. Не было фейерверков и ди-джеев, огромного ресторанного зала, видеосъемки и такого огромного количества гостей, роскоши и шика. Зато были искренность и обилие чувств, была любовь и верность, которая, наверное, именем того же закона РСФСР, теплится уже 40 лет.

Размышления Бориса прервал мелодичный женский голос, который проговорил:

– Извините, господин, здесь курить строго запрещается.

Уловив в голосе молодой женщины, которая занималась уборкой веранды, русский акцент, Борис, уже на её родном языке, примирительно сказал:

– Слушаюсь, девушка, я немедленно покидаю это место, а куда можно пойти докурить?

– А здесь и ходить нигде нельзя, можно только находиться в своей комнате.

– Я что-то не понял, – не поверил своим ушам Борис, – курить нельзя, ходить нельзя, я, что в тюрьме нахожусь?

Девушка как-то подозрительно взглянула на Бориса и спросила:

– Вы что, в самом деле, не знаете, где находитесь?

– Да я приехал забрать своих молодожёнов после свадьбы, – в сердцах воскликнул Борис.

– Вот как, – расхохоталась девушка, – после свадьбы значит. В первый раз слышу про такое в нашем заведении.

– Да скажите же мне, наконец, – чуть ли не выругался Борис, – что это, чёрт побери, у вас за контора такая?

– Ну, уж точно совсем не шарашкина, – продолжала смеяться девушка, – а если называть вещи своими именами, то эти коттеджи именуются местом для дискретных или, если по-простому, то для интимных встреч.

С третьей попытки объяснений симпатичной уборщицы до Бориса дошло, что он попал в своего рода вертеп, где желающим, невидимого для постороннего глаза, интима за умеренную плату сдаются шикарные комнаты. Сдаются по желанию клиентов на час, на два или на ночь с тем, чтобы провести время в статусе инкогнито с любимой женщиной или мужчиной втайне от мужа или жены. Именно по этой причине при парковке машины её номер закрыла специальная плёнка. Даже такая мелочь была предусмотрена. Девушка, глядя в расширенные от услышанного зрачки глаз Бориса, протянула ему визитную карточку и проворковала:

– Ну, теперь вы адрес знаете, милости просим, приезжайте!

Борис хотел было сказать:

– Нет, уж лучше вы к нам приезжайте, – но тут же осёкся, подумав, что девушка ещё и, в самом деле, приедет, произнёс:

– Спасибо, конечно, но я уверен, что в этом месте я нахожусь в первый и последний раз.