Когда машина Бориса въехала в Ашдод, его остановил полицейский. Он указал ему на шкалу радара, на которой зелёными цифрами высвечивалось число «63», указывающее скорость передвижения его автомобиля. Уловив в глазах Бориса немой вопрос, инспектор назидательно пояснил ему, что он движется по городу, где максимально разрешённая скорость 50 км/час. Борис хотел было возразить, что он ехал по улице, где только с одной стороны было три полосы движения, что даже на автостраде нет такого количества полос. Но Наташа успела шепнуть ему на ухо, что он не заметил дорожный знак «въезд в город» и спорить бесполезно. Полицейский уже начал выписывать Борису квитанцию о штрафе, как из-за поворота вынырнула быстро мчавшаяся жёлтого цвета «Хонда». Радар полицейского показывал скорость 87 км/час. Инспектор оторвался от квитанции Бориса и тут же своим чёрно-белым жезлом остановил яркую «Хонду». Она резко затормозила, чуть не врезавшись в машину Бориса. Из неё выпорхнула ярко крашеная расфуфыренная брюнетка, в которой Наташа опознала одну из самых популярных израильских певиц. Надо полагать, что инспектор тоже узнал её. Он долго расшаркивался перед ней, рассыпался в комплиментах и, в конце концов, отпустил, позабыв, разумеется, покарать штрафом. Борис, конечно, не сдержался и сказал полицейскому:

– Простите меня, господин инспектор! Вы справедливо наказали меня штрафом за превышение скорости. Но почему такая же участь не постигла эту дамочку, которая ехала с гораздо большей скоростью, чем я. Может быть, потому, что она известная певица. Но, мне кажется, что закон для всех один.

Полицейский внимательно взглянул на Бориса и, уловив решительный настрой в его глазах, разорвал недооформленную квитанцию, не преминув заметить при этом:

– Счастливого пути! Надеюсь, что это ваше последнее нарушение.

На это напутствие Борис возражать не стал. Он быстро сел в машину и поехал в сторону дома, который находился всего в километре от места благополучно закончившегося происшествия.

На поверку оказалось, что полицейский зря надеялся, что Борис нарушает правила последний раз. Правда, он как бы и не совсем их нарушил, но полицейский протокол зафиксировал обратное. Дело происходило почти на том же месте, что и в прошлый раз. При въезде в Ашдод надо было миновать железнодорожный переезд. Когда машина проезжала открытый автоматический шлагбаум, Борис взглянул в зеркало, чисто механически отметив, что вслед за ним промчались ещё, как минимум, 5-6 автомобилей. После спуска с моста машину остановил полицейский инспектор. Усатый, выходец из солнечного Марокко, полицейский тут же обвинил его в том, что он пересёк железнодорожные пути, когда шлагбаум уже закрывался. Борис, ни слова, ни говоря, указал инспектору на до сих пор открытый шлагбаум. Полицейский, не обращая внимания на реплику Бориса, спросил:

– Похоже, что вы приехали в Израиль с Украины?

– Вообще-то, я приехал из России, – отрывисто ответил Борис, – но какое это, в данном случае, имеет значение?

– Из России, говорите, – ухмыльнулся полицейский, – так это ещё хуже. Давайте ваши права.

Борис не стал выяснять, почему с России это ещё хуже, чем с Украины, а лишь потребовал объяснить, почему полицейский обвиняет его в нарушении, когда шлагбаум до сих пор открыт и никаким поездом даже не пахнет.

– Поезд уже прошёл, – отмахнулся от него инспектор, – вы просто не заметили, совершив грубейшее нарушение правил, и поэтому я забираю у вас права.

Что было делать Борису? Оспаривать свою правоту перед несправедливым полицейским, который в данном случае являлся представителем власти и, похоже, любил выходцев из России ничуть не больше, чем собаки обожают кошек. Свидетелей вопиющего пристрастия инспектора у него не было. Единственное, что догадался сделать Борис, незамедлительно сфотографировать камерой своего смартфона место, где его остановили. Понятно, что автоматически было зафиксировано и время. Впоследствии адвокат Бориса предъявит на суде фото с указанием времени пересечения переезда, после чего окажется, что в получасовом диапазоне поезда этот переезд вообще не пересекают. Суд будет выигран. Однако, до суда надо было ещё дожить, он должен был состояться чуть ли не через год. Для Бориса прожить год без машины было катастрофой. Надо было ездить на работу в Тель-Авив, на работе надо было разъезжать по весям Израиля с целью контроля своих работников, кроме того следовало добираться и до двух университетов и колледжа, где он преподавал. Совершать это всё на общественном транспорте было просто нереальным.

Оказалось, что возможен вариант возвращения прав до суда. Для этого надо было подать прошение, что Борис незамедлительно и сделал. Через неделю состоялся промежуточный суд, который рассматривал возможность вернуть проштрафившемуся права до основного суда. Когда Борис в назначенный день переступил зал правосудия, у него потемнело в глазах. Там сидели не менее пяти-шести десятков человек, и все они были вызваны по одному и тому же вопросу: возвращению прав до суда. Намётанным глазом Борис тут же определил, что практически все приглашённые в зал суда являлись выходцами из бывшего СССР. Практически у всех права были отобраны за вождение автотранспорта в нетрезвом состоянии и никому из них, судья, симпатичная женщина средних лет, права не вернула. Борис понял, что в ближайший год вероятность управлять своим автомобилем неуклонно приближается к нулю.

Рядом с ним сидел тучный лысый, с пивным брюшком, багровым лицом и красным носом, мужчина. От него и сейчас попахивало чем-то алкогольным. Когда судья спросила его, как он, будучи вдребезги пьяным, соизволил сеть за руль, он ответил:

– Госпожа судья! За свою 40-летнюю жизнь я ни разу не пробовал, ни водки, ни коньяка, ни даже пива.

Судья не без отвращения посмотрела на него (за километр было видно, с кем она имеет дело) и спросила:

– Как же так получилось, что экспертиза определила в вашем организме почти 100 % содержание алкоголя?

– Да очень просто, госпожа судья, – усмехнулся красномордый ответчик, – в ресторане, где отмечался мой день рождения, я налил себе в бокал, вы знаете, такой, прозрачного цвета, напиток под названием «Спрайт».

– И что из этого следует? – продолжила допрос судья.

– А то и следует, ваша честь, – невозмутимо воскликнул он, – что мне подменили бокал, подсунув посудину с налитой водкой.

– Я что-то не поняла, – удивилась судья, – вы, что не могли с первого глотка определить, что это не «Спрайт», а крепкий алкоголь.

– Да в том и дело, что нет, – деланно рассмеялся кандидат в общество анонимных алкоголиков, – я просто привык все напитки пить «залпом».

Огорошенная переводчица с трудом подобрала мало-мальски похожий синоним, чтобы правильно перевести на иврит слово «залпом». А обаятельная служительница Фемиды постановила:

– Что ж, молодой человек, продолжайте «пить залпом», только уже без водительских прав, которые я вам не возвращаю.

Когда очередь дошла до Бориса, в зале уже никого не осталось. Он был последний. Блюстительница правосудия так никому права и не вернула. То ли потому, что все они были мужчинами, которых она ненавидела, то ли потому, что все они были пришлыми «русскими» из СССР, которые по какой-то причине были ей несимпатичны. Она в упор глянула на Бориса уставшим взглядом и поспешно проговорила:

– Господин Буткевич, из всех здесь судимых, как следует из документов, вы, пожалуй, единственный были трезвый. Так за что, всё-таки, у вас забрали права? Ваша версия. Только кратко, можно сказать, залпом.

Борис ещё не успел собраться с мыслями, как со своего места вскочил представитель полиции и благим матом заорал:

– Госпожа судья! Прошу принять во внимание, что, несмотря на то, что он был трезвый, у него, из всех здесь собравшихся, самое злостное нарушение правил движения на дороге.

Борис понял, что его дело далеко не в шляпе и что, похоже, не видать ему своих прав в ближайшее время. Ещё он понял, что судья устала, и поэтому сократил свою домашнюю заготовку в два раза и буквально в нескольких словах изложил свой взгляд на случившееся. Судья внимательно посмотрела на него и спросила:

– Скажите, господин Буткевич, вы приехали из России?

– Ну вот, и она туда же, – подумал Борис, вспомнив усатого полицейского.

Вслух же он произнёс:

– Разве это имеет какое-то значение для вынесения вашего вердикта, ваша честь?

– Ещё как имеет, – подтвердила она, – вы знаете, господин Буткевич, я возвращаю вам права до следующего суда. А знаете, почему?..

– Я протестую, ваша честь, – перебил её представитель полиции.

Судья подняла руку вверх и, отчеканивая каждое своё слово, произнесла:

– Господин майор, я призываю вас к порядку и не перебивать меня. В этом зале приговор выносит правосудие, а не полиция.

Затем, обращаясь уже к Борису, она продолжила:

– Я возвращаю вам права, во-первых, потому, что вы единственный из ваших соплеменников пришли без адвоката и не так уж и плохо защищались сами, а во-вторых, единственный явились без переводчика и весьма прилично изъяснялись на иврите. Пожалуйста, решение суда получите в секретариате.

Обрадованный Борис, как пробка из-под шампанского, вылетел из зала суда, забыв даже от ликующего волнения поблагодарить судью. А через год заключительное судебное заседание, правда, уже не без помощи адвоката, окончательно оправдало его.