Старик замолчал, и тишина окутала таверну. Каждый из присутствующих словно замер, мысленно находясь далеко-далеко, в царстве вечной зимы и вечного холода. За окном завывала метель, трещали поленья в очаге, но никто этого не замечал. Все видели только её, Северную деву, черноволосую, синеглазую, с белым, словно мраморным лицом и алыми лепестками губ. Они слышали её голос, чистый и холодный, она обращалась к тому, кто стал ей дорог.
— Уходи. Ты не нужен мне. Ты — моя игрушка. Сейчас я отпускаю тебя, Бран, но придёт время, и я вернусь за тобой. Помни об этом. Однажды, я вернусь за тобой.
Первым очнулся хозяин таверны. Он приподнялся со своего стула, оглядел всех недоуменным взглядом, задумчиво пожевал ус и, лишь затем, произнёс:
— Хороша сказка, ничего не скажешь. Умеешь ты, старик, байки рассказывать.
Тяжело ступая, он подошёл к бочонку, стоявшему невдалеке, нацедил вина и одним большим глотком осушил половину чаши. Только тогда он налил ещё один кубок и протянул его Брану.
— Пей, старик, ты заслужил его.
Тут, словно очнувшись, загалдели и остальные. Кто-то засмеялся, кто-то шлёпнул старика по плечу, один ворчливо заметил, что старик совсем из ума выжил. Промолчал только тот самый белобрысый юноша. Он задумчиво уставился на огонь и лишь затем произнёс, словно бы думал вслух.
— Эх, старик, если это действительно правда, то любовь Северной Леди — хмельнее красного вина, а сама она, наверное, слаще мёда. Хотел бы я познать ее любовь.
Бран рассердился и подскочил со своего стула. Руки его дрожали, глаза с неожиданной злостью осматривали присутствующих и остановились на юноше.
— Глупец, — прохрипел он, — Вы все глупцы! Её любовь горька, как полынь на наших склонах, а поцелуи дурманят, как черёмуховый цвет. А вы…
Старик не договорил, отчаянно махнул рукой, ушёл.
— Глупцы, снова пробормотал он, очутившись на улице, и шагнул в ночь.
Ветер швырнул в лицо пригоршню снега и рванул полы одежды. В этом вое чудилось далёкое, смутно знакомое, словно неведомый голос окликнул его. Бран сделал несколько шагов и остановился, всматриваясь в темноту. Нет, не почудилось, он действительно что-то услышал. Сквозь завывания метели нежный женский голос звал его:
— Бран! Бра-а-а-н!
Она зовёт его. Сердце старика сжалось и неровно забилось.
— Я иду, моя госпожа! Я иду!
Он заторопился вперёд, каждое движение сквозь ветер и пургу давалось с трудом. Метель разыгралась не на шутку, снег слепил глаза, ветер пробирался холодными пальцами под одежду, вызывая дрожь и в его завывании чудился плач.
Бран не обращал на это внимания, он упрямо шёл вперёд, прикрываясь от ветра, запахивал поплотнее куцую тужурку и надвигал шапку на глаза, но всё равно шёл.
Позади хлопнула дверь, на миг осветив улицу. Грубый голос трактирщика долетел до него.
— Эй, старик! Ты куда? Вернись!
Но ему ответил лишь ветер.
Трактирщик покричал ещё немного и вернулся в тепло, проклиная вино и выжившего из ума старика.
А Бран шёл, не замечая ничего, лишь голос, далёкий и тоскующий звал его:
— Бран!
В стороне завыли собаки, громко, отрывисто, и снова всё смолкло. Улеглась и метель. Серебристая луна пробралась сквозь тучи, освещая холодную землю и тёмные дома, неясные тени деревьев и одинокого путника, бредущего по дороге. Внезапно тот остановился.
— Моя госпожа, — позвал он. — Ты пришла за мной. Я здесь, моя госпожа! Я здесь!
Наступившее утро разогнало последние ошмётки облаков. Солнце заискрилось на холодном снегу, отражаясь в окнах домов яркими бликами, Воздух был обжигающе холоден. От трескучего мороза перехватывало дыхание и коченели пальцы, если случалось выйти на улицу без рукавиц. Старики говорили, что столь суровой зимы они ещё не знали. А в трактире «Драчливый петух» было все так же тепло, шумно и людно, как и всегда.
Постояльцы просыпались, стекались, зевающим, почёсывающимся и потягивающимся потоком вниз, в просторный зал, поближе к камину, вину и горячей еде.
Внезапный стук двери заставил многих обернуться. В помещение вбежал рыжеволосый мальчишка.
— Отец, — обратился он к трактирщику, — там старик тот, Бран. Он замёрз.
Когда его нашли, Бран лежал в сугробе. Окоченевшее, без единой кровинки, лицо напоминало маску. Но даже смерть и холод не смогли стереть выражение любви восторга. Скрюченные от мороза пальцы что-то прижимали к груди.
Трактирщик наклонился, чтобы посмотреть, что это. Ему не сразу удалось разжать ладонь, но после нескольких бесплодных попыток, он смог это сделать.
Взвесив находку в руке, мужчина присвистнул.
— Ничего себе, увесистая штучка. Целое сокровище.
Он всмотрелся в медальон. На одной стороне была выгравирована восьмиконечная звезда, а на другой портрет девушки. И то ли рука мастера была столь искусной, то ли это действительно было так, но прекрасней лица ещё никто не видел.
Все, кто пришёл вместе с трактирщиком, изумлённо вздохнули.
— Выходит… старик был прав.
— Да, она забрала его к себе.
Мужчина снова подкинул медальон в руке и взглянул в сторону севера. Возможно, там, в Северных Чертогах действительно живёт та, о ком рассказывал старик, по имени Бран.