Сара была младшей в семье и от серьёзной и немного замкнутой сестры отличалась весёлым, лёгким нравом. Синеглазая хохотушка, Сара ни на кого не держала зла, легко прощала любые обиды и в любой компании быстро становилась заводилой, вовлекая всех в бесчисленные игры и проказы. Именно это наивная бесшабашность и привлекала к ней друзей, что стайкой крутились вокруг Сары, совсем не замечая старшую сестру.

В ней было всё, чего не хватало самой Диане, невысокой, всегда серьёзной, без тени улыбки в светлых глазах. И если природа дала Саре многое: иссиня-черные шелковистые волосы, алые губы, нежный румянец на тонко очерченных скулах, грациозность и порывистость движений, то Диана не могла похвастаться даже этим. Совсем маленькую её искусала дворовая собака. На память остались несколько глубоких шрамов под коленкой и хромота.

Как уже говорилось, Сара была иной, готовой к переменам и приключениям Ей бы мальчишкой родиться, вот где пригодилась бы бездумная удаль проказницы и сорвиголовы. Но для юной и изящной девушки, в которую Сара превратилась в отрочестве, подобное могло навлечь только беду.

В семнадцать лет Сара сбежала из дома с каким-то заезжим актёришкой, с головой окунувшись в пучину первой любви. Это стало позором для родителей. А вести о том, что их дочь выступает на подмостках бродячего театра, и вовсе сделало имя непутёвой дочери табу для всей семьи.

В то время, пока родня пыталась оправиться от удара нанесённого младшей сестрой, Диана вздохнула свободнее.

В тени яркой и непосредственной сестры, хромоножка чувствовала себя неуютно. Она стеснялась увечья, и старалась отгородиться от людей сначала за учёбой, затем работой и неприязненным хмурым взглядом. Когда Сара исчезла, а Диану всем и во всём стали ставить в пример, как образец порядочности и благоразумия, девушка постепенно начала оттаивать. Мир, прежде недружелюбный, показался иным и, неожиданно для себя, Диана влюбилась. Случилось это так.

Однажды, возвращаясь из цветочного магазина, где девушка работала, Диана столкнулась с молодым человеком. Задумавшись, она просто не заметила его, сбив с ног. На её невнятные извинения юноша не ответил, больше беспокоясь о том, чтобы моросивший дождь и лужи на дороге не испортили те несколько тетрадей и книг, что он нёс. Ещё больше смутившись, Диана решила помочь и как можно проворнее потянулась к разбросанным предметам. Пальцы соприкоснулись, а взгляды встретились, и Диана робко улыбнулась в ответ на открытую искреннюю улыбку.

В тот вечер, юноша, представившийся Мартином, провёл её домой, а на следующий день поджидал возле дома с букетом цветов.

Диана, внезапно, обнаружила, что ей нравится встречать рассвет, разглядывать звёзды в ночном небе и заставлять комнату полевыми цветами, сорванными для неё. Мир повернулся к ней той стороной, которую она считала для себя недостижимой. Это было похоже на красивые истории о любви, которые Диана предпочитала любым другим книгам.

Да и Мартин Фраен, серьёзный молодой человек, подмастерье городского архитектора, казалось, был всецело увлечён миловидной сероглазой девушкой. Даже хромота нисколько его не смущала. Наоборот, он всячески уверял свою возлюбленную, что это не главное. Гораздо важнее быть нужным тому, кто нужен тебе. И Диана ему верила. Через три месяца, к осени, Мартин сделал девушке предложение.

Свадьбу решили сделать тихую. Сухая, быстрая церемония в городской ратуше, и скромный праздничный ужин вместе с родителями и несколькими друзьями и Сарой.

Сестра вернулась, точнее, свалилась как снег на голову вместе со своим ухажёром накануне знаменательного события. Она шутила, смеялась, целовала Диану в обе щёки и вела себя так, словно никогда не сбегала из дома. Её спутник радостно басил ей в аккомпанемент. Вежливость и внимание, с каким вёл себя кавалер Сары, и тоненький ободок обручального кольца на безымянном пальце дочери примирили родителей с тем фактом, что Сара вела тот образ жизни, который они считали не приемлемым для добропорядочных горожан.

То, что у Дианы есть сестра, стало для Мартина сюрпризом. Он разглядывал обеих девушек и пытался понять, не обманывают ли его. В них не было ничего общего. Рядом с взбалмошной сестрой Диана вновь сделалась молчаливой и угрюмой. Она неохотно отвечала на любые вопросы и всюду следила за женихом ревнивым взглядом. Даже в день свадьбы настроение новобрачной не улучшилось. Мартину стоило огромных усилий убедить возлюбленную, что все её страхи надуманны.

Вскоре Сара уехала. На память об её приезде у Дианы остался медальон на тонкой серебряной цепочке с выгравированной на нём розой. Если нажать на один из его лепестков, то медальон раскрывался и в одной его половинке был портрет Сары, а в другой — локон ее волос. В их последнюю встречу, через месяц после свадьбы, Сара сняла его с шеи и вручила сестре:

— Я знаю, что я не оправдала надежд родителей и что ты считаешь, будто я поступаю глупо. Я не могу остаться. Мне кажется, если я не уеду, то случится что-то нехорошее. Или я растворюсь в этом сером городе, и сама стану такой же серой, безликой, — она пожала плечами. — А ты нет, ты другая. И я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты же моя сестра.

Так началась спокойная семейная жизнь Дианы Фраен и закончилась она внезапно, в ночь под Рождество, когда в дверях дома, где прежде они проживали детьми, а теперь после смерти родителей, только она с мужем, снова появилась Сара и, к тому же, с сыном.

Между этими событиями прошло более десяти лет и ни разу за это время Диана не получала весточки от сестры. Да и сама о ней не вспоминала. Вела с мужем тихую размеренную жизнь, довольствуясь тем, что имела. Казалось, если и может у четы Фраен что-то измениться, так это разве цвет штор на окнах небольшого, уютного жилища, и больше ничего.

Возвращение сестры доказало, что Диана ошибалась.

Сара была почти раздета. Тёплый шерстяной плащ она отдала ребёнку, сама осталась в грубом домотканом платье и накинутой на плечи пуховой шали. Она вскинула низко опущенную голову на звук открываемой двери и слабо улыбнулась:

— Здравствуй, Диана, ты разрешишь нам войти?

Заслышав незнакомый голос, Мартин выглянул из-за плеча жены в коридор. Едва заметив гостей, он улыбнулся:

— Сара! Какими ветрами тебя занесло в наши края? — Мартин протиснулся вперёд и тут заметил мальчишку. — Сын? Что же вы стоите на пороге? Холод собачий на улице. Давайте, проходите.

Он выпалил всё это на одном дыхании, втаскивая гостью внутрь помещения. Диана посторонилась, не совсем понимая, как ей реагировать на неожиданное появление сестры. Столько лет ни слуху, ни духу, и теперь свалилась, как снег на голову. Она вздохнула и заперла дверь. Не чужой человек, всё же. Мартин прав, любого грешно в такую погоду держать на пороге.

Пока жена приходила в себя, Мартин уже усадил незваных гостей возле очага и протягивал кружки с горячим чаем. Сара сразу же повернулась к ребёнку, сняла с него плащ и принялась растирать тонкие, совсем посиневшие от холода ладошки.

— Сейчас, мой родной, сейчас станет легче. Ты согреешься, и всё будет хорошо.

Диана с Мартином переглянулись. Она никогда бы не подумала, что увидит на лице сестры подобное выражение восторга и обожания, но взгляд, которым окинула мать ребёнка не оставлял сомнений: для Сары её сын — значит всё.

В мальчике мало что было от самой Сары, разве, что движения, та неуловимая грациозность, которую, не скрыло даже то, что ребёнок замёрз. Копна каштановых с медным отливом волос, спускавшихся на плечи, не давала разглядеть лицо. Когда он поднял голову, чтобы осмотреться, Диана отметила, что глаза у него всё же материны. Синие.

— Ну, а теперь рассказывай, — потребовала Диана, как только Сара уложила сына спать в отведённой им комнате и вернулась к сестре.

— Рассказывать особенно нечего. Вальди, ну мой… муж, он выгнал меня вместе с ребёнком. Мы для него обуза. У него теперь слава, столичные подмостки и признание публики. В его жизни нет места для меня. — Сара бросилась к сестре, схватила ладони Дианы и сжала их, — прошу тебя, не прогоняй меня, мне некуда больше идти. Я всё потеряла и никому не нужна. Я не займу много места, вот увидишь, всего лишь уголок для меня и сына. Я буду делать всё, что ты захочешь, выполнять любое твоё пожелание! Прошу тебя, Диана! Буду готовить, убирать, всё, что ты скажешь!

Голос несчастной женщины прервался, и она заплакала.

Диана попыталась отнять руки. Сбивчивый монолог сестры ничего не объяснил, кроме того, что Сара осталась выброшенной на улицу. А как же богатый жених, свадьба и счастливая семейная жизнь? И на что собственно она рассчитывает? Столько лет пропадала неизвестно где, не вспоминая о них, даже письма не прислала. И тут на тебе, свалилась, как снег на голову.

Мартин, видя её растерянность, подошёл ближе и обнял жену. Он искренне сопереживал Саре и её сыну.

— Правда, дорогая, пусть остаются, Сестра как ни как.

Диана посмотрела на мужа, перевела взгляд на сестру, бедно одетую и уже много дней голодающую, и устыдилась собственных неприязненных мыслей.

— Мой дом — твой дом, Сара.

Диана высвободила ладони и прошла к себе в комнату. Мартин принялся успокаивать разрыдавшуюся от облегчения и счастья Сару. Подозревала ли та, что Диана, как и в детстве, недолюбливает её и в неожиданном возвращении видит только угрозу тихой семейной жизни? Вряд ли. Но даже если бы это было так, нынешняя Сара ничем не походила на предмет былой сестринской зависти. Скорее, наоборот. Теперь уже младшей впору было завидовать старшей.

Со временем Диана привыкла к тому, что их семья значительно расширилась. Саре с сыном отвели их прежнюю детскую комнату. И, как она пообещала, сестра взяла все хлопоты по хозяйству на себя.

Рано утром Мартин уезжал на службу, теперь он был Старшим Архитектором при Гильдии Зодчих. Диана отправлялась в архив при Ратуше. Благодаря помощи мужа она работала архивариусом в городской ратуше. Это было то, что Диана любила — проводить время в тишине и спокойствии, вдали от людей. А то, что при этом приходилось перебирать груду запылившихся книг и замшелых свитков, было не так уж и тяжело.

Вечером они возвращались, и их ждал накрытый стол, чисто прибранный дом и Сара. Но это была уже не та весёлая хохотушка, которую знала Диана.

Всеобъемлющая любовь к сыну делала её если не безумной, то уж странной наверняка. Куда бы она ни пошла, что бы ни делала, Сара требовала, чтобы Ричард следовал за ней. Даже азам письма учила сама и очень неохотно согласилась отдать ребёнка в школу. Мартин и Диана не раз говорили ей, что к добру это не приведёт. Что над мальчиком смеются сверстники, видя, что мать приводит и забирает его с занятий. Но Сара не желала ничего слышать. Бесполезно было спорить или объяснять. Бедная женщина была глуха и слепа в своей безграничной любви к сыну, но только он смог повлиять на неё.

Ричард рос. Мальчику едва исполнилось восемь, когда он впервые увидел тётю и дядю Фраен и быть рядом с матерью не казалось ему странным. В пятнадцать лет подобная — это не то, что нужно юноше. Настал момент, когда между матерью и сыном произошла их первая ссора.

Поводом послужили занятия музыкой.

По соседству от них жил некогда известный музыкант, а ныне никому не нужный, забытый и людьми, и фортуной, одинокий пьянчужка по имени Гюстав. А фамилия… Её уже и не помнил никто.

Раз в неделю Сара убирала у него за пару монет в месяц. Конечно же, мать настаивала, что бы сын сопровождал её в эти дни.

Как-то раз скрипач обратил внимание на то, с каким восторгом Ричард рассматривает его скрипку и перебирает стопку пожелтевших нотных тетрадей. Может, старику захотелось прихвастнуть перед мальчишкой, а может то была рука провидения, но он взял в руки давно забытый им инструмент и наиграл несложную мелодию. Ричард без труда напел её, тем самым, удивив старого мастера. Гюстав, в порыве великодушия и, быть может, желая на старости лет хоть кому-то передать своё умение, тут же предложил взять одарённого мальчишку в ученики. Причём безвозмездно.

Сара воспротивилась. Она даже подумать не могла о том, чтобы Ричард проводил своё время не рядом с ней, а в чужом доме, пусть и по соседству. Только долгие и слёзные мольбы Ричарда, да разумные доводы Мартина смогли заставить её передумать. Диане было всё равно. Если хочет племянник пиликать на скрипке, пусть учится.

И всё же при каждом удобном случае мать старалась посещать эти уроки. Она брала с собой шитьё или вязание, садилась в самом дальнем углу комнаты и так сидела до конца урока. К слову сказать, скрипач, хоть и казался выжившим из ума стариком, с Ричардом занимался так, будто это было делом его чести, скрупулёзно передавая каждую крупицу своих знаний. Он радовался своему ученику и одновременно огорчался.

Радовался таланту и смекалке. Жалел о том, что очень поздно их свела судьба. Ведь заниматься игрой на скрипке лучше начинать с раннего детства. А теперь даже время торопит их: быстрее да скорее.

К урокам старый скрипач обязательно добавлял одну две истории из своей жизни. Рассказывал где бывал, что интересного повидал, как его встречали. Эти рассказы падали в благодатную почву. Мальчишка был мечтательным. Дали, о которых ведал учитель, манили его за собой, пусть Ричард и не понимал этого. Пока.

Время шло и маленький измождённый ребёнок, который вместе с матерью ступил на порог супругов Фраен, стал пятнадцатилетним красавцем. Синие, выразительные глаза, чётко очерченные скулы и подбородок, прямой нос. Всё как у всех. Тем не мене, Ричард нравился девушкам. Вот только их заботливые родители предпочитали держать своих дочерей подальше от безродного и нищего мальчишки. Который, к тому же только и знает, что пиликать на скрипке.

Да, о Ричарде в городе знали. Любая свадьба и торжество не обходились без скрипача. Вечера он проводил то в одном, то в другом кабаке, развлекая народ. И опять только Сара была против того, что юноша использует свой талант, пытается заработать достаточно денег, чтобы стать самостоятельным. Никакие увещевания, мольбы и слёзы матери, не смогли отговорить Ричарда от такого шага. Да, он понимал её страхи, знал, что стезя уличного музыканта — это не то, что мать для него желает. Он и сам жаждал иной судьбы. Но какой? Он сам не знал.

В одном Ричард был уверен точно — в этом городе ему делать нечего. Постоянная опека матери душила. Зависимое положение от тёти заставляло стыдиться самого себя, заставляло скрытничать, заставляло мечтать. Ричард почти не имел друзей, хотя и слыл среди знавших его добрым парнем. Несомненно, он таким и был и при этом очень гордым, остро переживающим то, что отец отказался от него, а мать живёт приживалкой. Он с нетерпением ждал совершеннолетия, чтобы отправиться в столицу, разыскать отца, доказать ему, что способен на большее.

Узнай об этом Сара, она ни за что не подпустила бы сына к скрипке и навсегда бы прокляла тот день, когда поддалась уговорам. Или, даже, ту ночь, когда ступила на порог сестриного дома.

А ведь с тех пор прошло десять лет. Счастливое время, которое никто не ценил. В один из дней случилось именно то, чего следовало ожидать. Ричард исчез. Так же, как и его мать в юности, собрал вещи и не сказав никому ни слова ушёл в поисках лучшей доли. Поговаривали, что отправился в столицу, а некоторые уверяли, что видели статного и красивого скрипача вместе с бродячей труппой, покинувшей город совсем недавно.

Горе и боль, причинённые Сарой родителям, вернулись к ней в полной мере. Бедная женщина слегла и несколько недель провела в горячке. А когда пришла в себя, это была новая Сара, безразличная к окружающему миру.

Почти полгода она провела в странном полусне, то вялая и апатичная, то мечущаяся и беспокойная, словно в бреду. Она перестала узнавать родных, всё время звала сына или вспоминала детали прошлой жизни. К Диане она теперь обращалась не иначе, как к «мадам Роза». Сестре удалось понять, что так звали домработницу Сары. К Мартину прикрепилось имя «Вальди». Таково было имя жениха Сары, которого они видели на свадьбе.

В периоды спокойствия Сара долго сидела у окна, не обращая ни на что внимания. Она смотрела вдаль и негромко напевала одну из мелодий, разучиваемых Ричардом на уроках.

Иногда апатия проходила и тогда Сара долго бродила по улицам города и звала сына, затем возвращалась домой, вяло принималась за привычные дела, но через время снова замирала в своём странном оцепенении.

Временами отчаяние толкало её на безумства. Тогда Мартину приходилось снимать свояченицу с подоконника, не давая сделать последний, отчаянный шаг в пустоту. Или же Диана отбирала склянку с крысиным ядом или острый нож из судорожно сжатых пальцев.

Всё это происходило под плач и причитания Сары. Она умоляла, просила отпустить её, уверяла, что жизнь без сына потеряла всякий смысл. Диана злилась, ругала сестру, пытаясь ей втолковать, что жизнь не закончилась и много можно добиться, было бы желание. Всё произошедшее с Сарой ей казалось расплатой за неправильное поведение и проступки. Тут не убиваться надо, а вымаливать прощение перед Богом и теми, кого обидел. Раз Всевышний так распорядился, значит так и должно быть.

Смогла же она принять тот факт, что у них с Мартином нет детей. Это было их недостижимой мечтой, спрятанной глубоко в сердце. Чтобы они не делали, сколько ни ходили по знахарям, да врачам, всё было бесполезно.

Именно Мартин помогал Саре организовывать поиски, развешивал объявления и всячески подбадривал убитую горем мать. Равнодушие Дианы и то, что она более спокойно отнеслась к горю сестры, его раздражало. Племянник был им как сын и боль убитой горем матери для Мартина была понятной. Но вот Диана… Когда она успела стать такой чёрствой? Сможет ли он жить под одной крышей с такой эгоисткой?

Как-то, вернувшись поздно вечером домой, ожидая увидеть тёмные пустые комнаты, сестру, не обращающую на неё внимания, мужа уткнувшегося в свои бумаги, забывшего о ней, Диана обнаружила совсем иную картину. Повсюду горели свечи. Стол был накрыт к ужину. У порога встретила улыбающаяся сестра. Будто и не было этих долгих месяцев безумия.

На удивлённый взгляд, брошенный Дианой на мужа, Мартин только пожал плечами и отвернулся к окну, словно был чем-то недоволен. Что ж, лучше так, чем склеп, в который превратился дом после исчезновения Ричарда.

За ужином, едва пригубив бокал яблочного вина, Сара внимательно посмотрела на сестру:

— Диана, я знаю, мне нет прощения за все беды и хлопоты, что я тебе принесла, но, умоляю, не держи на меня зла Сын — это всё, что у меня осталось от прежней жизни и от того, кем я была. Теперь и его нет. Наверное, наверное, это расплата за моё бессердечие и безразличие к тебе, отцу, матери. В юности я считала, что вы недостойны меня. Мне хотелось яркой жизни, богатства, славы, вот и получила по заслугам. Мне нужно смириться с этим. И я постараюсь это сделать. А теперь скажи, ты простишь меня? Простишь?

Она протянула руку и коснулась руки сестры в тёплом дружеском жесте, посмотрела в глаза.

Диана смутилась и неуверенно улыбнулась, не зная, как реагировать на перемены.

— Конечно, я прощу тебя, ведь мы же сестры.

Спустя год она снова держала руку Сары в своих ладонях, но уже по другому поводу. Сара умирала. Отдав все силы едва родившемуся ребёнку, она не смогла оправиться.

Диана сидела подле неё, как никогда остро чувствуя, что кроме сестры, её дитя у неё больше нет родственников. От этого внутри становилось пусто и хотелось плакать, но как Диана ни старалась, она не могла выдавить ни слезинки. Так глубоко въелась привычка всегда держать себя в руках.

Внезапно Сара вздрогнула, открыла глаза и посмотрела на сидящую рядом сестру. Тонкие пальцы с неожиданной силой сжали руку.

— Диана, — голос был настолько тих, что женщине пришлось наклониться ближе, чтобы разобрать слова. — Пообещай мне одну вещь.

— Всё, что угодно, Сара, ты только поправляйся! Всё будет хорошо, вот увидишь! — Диана быстро выдавила из себя заготовленные слова утешения.

— Не перебивай, выслушай. У меня мало времени. Пообещай мне, что ты всегда будешь заботиться о малышке, что не оставишь её, несмотря ни на что.

Диана взглянула в сторону колыбели, рядом с кроватью. Девочка появилась на свет всего три дня назад и отличалась спокойным тихим нравом. Она почти всё время спала, иногда просыпаясь, чтобы потребовать свою порцию молока. Диана сама кормила её из специального рожка. Сестра всё это время лежала, прикованная горячкой к постели и постепенно угасала. Болезнь выжигала её, не оставляя никакой надежды на выздоровление.

Кто отец ребёнка, Сара не признавалась. Даже сейчас, в бреду, она не назвала ни одного мужского имени, и не просила никого известить о рождении дочери. Это до сих пор оставалось для Дианы загадкой. Как же так получилось, что, едва оправившись от потери сына, её сестра решила дать жизнь другому ребёнку? И кто его отец? Ни один мужчина не постучался в их двери, чтобы назначить Саре свидание, да и она ничем не показывала того, что влюблена или встречается с кем-то. Беременность Сары стала полной неожиданностью для всех. Как для Дианы, так и для их знакомых.

— Обещаю, — пробормотала Диана.

— Мне не дано увидеть её взрослой. — Продолжила Сара. Позаботься о ней. И…. назови ее Бейрис.

— Да, конечно сестра. Я позабочусь о ней. Клянусь.

— Клянёшься — это хорошо. Теперь я могу спокойно уйти к моему мальчику.

Сара закрыла глаза и вздохнула. Больше её ничего не держало. Спокойный сон смежил алебастровые веки, и в комнате воцарилась тишина. Диана высвободила руку и прошла к окну. Уже стемнело, а Мартина до сих пор не было. Наверное, задержался на работе.

Ребёнок в колыбели заворочался, и Диана подошла к нему, решив, что девочка проснулась и сейчас начнёт плакать, требуя, чтобы её покормили. Но нет, малышка спала. Из-под белого, сшитого Сарой чепчика, выбивалась прядка смоляных волос. Повитуха, принимавшая роды, удивлённо заявила, что в первые видит дитя с такими длинными волосами, что судьба у ребёнка будет яркой и необычной.

Диана усмехнулась, припомнив это и, потянувшись, осторожно коснулась их. Такие шелковистые и мягкие, как пух.

«Бейрис, — мысленно произнесла она, — Бейрис. Какое необычное имя для девочки».

Внезапно Сара застонала сквозь сон, и Диана снова бросилась к кровати, желая успокоить заметавшуюся в бреду сестру.

— Мальчик мой, мальчик, — заплакала Сара, как только Диана коснулась её. Она ещё раз негромко всхлипнула и замерла.

В комнате стало тихо, а через мгновение заплакал проснувшийся ребёнок. Он был голоден.