(Это была мимолетная фантазия, рассказанная одной из участниц групп секстерапии Энн.)

 

НА ВОЛНАХ

Линде представляется, что она плывет в прозрачной голубой воде — в море. «Рябь мелких волн пробегает по моим плечам, легкий бриз обдувает мне лицо, вода струится по моему телу с каждым гребком моих сильных рук. Чем дольше я плыву, тем сильнее течение воды под моим телом, по груди, между ног. Чем быстрее я плыву, тем больше дрожу от ощущения. Волна набегает и отступает, затем набегает снова. Я гадаю: если кончу, то утону?»

 

(Это вторая фантазия, первоначально опубликованная в книге Энн Хупер «Электрическое тело», «The body electric».)

 

КАСТИНГ

Ко мне на пробы мужчин присылают десятками. Я полулежу на диване и со скучающим видом наблюдаю за тем, как они стараются мне понравиться. Цель? Чтобы посмотреть, кому выпадет великое счастье делить со мной постель этой ночью. Мужчина–секретарь ожидает в дверях, чтобы ввести в комнату очередного кандидата, подобно мажордому у Екатерины Великой. Я отсылаю одного за другим, коротко бросая: «Следующий!»

Наконец порог переступает прелестное — и очень нервничающее — создание. Я заставляю его ждать, пока записываю свои впечатления. Этот великолепный экземпляр одет в туго обтягивающие синие джинсы «родео» и мягкую белую рубашку, расстегнутую на груди, так что мне видна гладкая нежная кожа. У него узкие бедра и чудесная попка, рельефно обтянутая джинсами. Я прошу его повернуться, любуюсь игрой мускулов на крепких бедрах, когда он медленно повинуется, а затем прошу сообщить мне его физические параметры, включая размер пениса.

От этого он краснеет, но я держусь строго делового тона. Я приказываю ему медленно раздеваться. К тому времени, как он доходит до миниатюрных черных плавок, я готова признать, что он совершенство. Когда он принимается стягивать их, я резко кричу ему: «Я хочу, чтобы ты снимал их очень медленно. Старайся возбудить меня — думай о том, что ты делаешь».

Он просовывает большие пальцы под резинку и немного смещает бедра, поводя ими легкими волнообразными движениями и миллиметр за миллиметром стягивая трусики.

Сперва мне видны только курчавые светлые волосы на его лобке, а затем открывается соблазнительное зрелище основания его дружка. Он скользит рукой вниз и принимается поглаживать сильными и изящными пальцами свои упругие бедра, подчеркивая красноречивыми жестами набухающую выпуклость спереди.

«Что ж, неплохо, — говорю я деловито. — Прежде чем показывать, что у тебя там, расскажи–ка мне, что ты станешь делать со мной, если будешь выбран».

Запинаясь, он говорит мне, как сильно он хочет заняться со мной любовью, вылизать меня с головы до кончиков пальцев ног.

Наконец он спускает плавки, и из них, как пружина, выскакивает его пенис, набухший и призывно тянущийся ко мне. Пока он так стоит передо мной, я вижу, как пульсирует артерия у него в паху; с его губ срывается легкий стон, и такое ощущение, что у него сейчас подкосятся ноги, если я срочно что–нибудь не предприму.

«Хорошо, — говорю я быстро. — Ты выбран. Приходи сегодня в девять вечера». После чего его уводят в другую комнату и приводят в чувство.

«Следующий», — кричу я небрежно.

 

(Этот рассказ был написан специально для данной книги. Эта и последующая история гораздо длиннее, а потому вам, возможно, не обязательно прочитывать весь эпизод за один вечер.)

 

СОБЛАЗН НОВИЗНЫ

Салли и Том были потрясающей парой. С этим соглашались все. Разумеется, и завидовали тоже. У Салли и Тома было все, что нужно для жизни, начиная от очаровательной квартирки, с белыми стенами, ультрасовременной мебелью и рыжим котом. Они зарабатывали, как гласила молва, немыслимые деньги, и при этом у них пока еще не было детей. Салли была холеной брюнеткой с нежной прозрачной кожей и короткой геометрической стрижкой. Она питала слабость к свободной одежде, которая элегантно смотрелась на ее стройной фигуре.

Том был не последним человеком в городе, «но не тем, кто не снимает костюма», как объясняла друзьям Салли. «Он слишком компанейский для этого. Вы посмотрите, сколько он играет в регби».

Это была правда. Одним из предварительных условий для работы в компании являлось то, что вы играете в регби. Возглавлял команду сам директор, и немало международных сделок было заключено у кромки поля — под проливным дождем и по колено в грязи. Каждый уикэнд, в солнце, снег или ураган, весь офис выходил сражаться с непогодой и другими брокерскими конторами. Том был невысокий, жилистый и, в сущности, очень походил на свою жену, с блестящими темными волосами, которые он носил не по моде длинными.

Образование у Салли было выше, чем у мужа, — она получила диплом преподавателя немецкого языка в университете Южного Нортумберленда. Но, работая менеджером по закупкам в английской компании, которая представляла сеть универмагов «Cart and Tumbrell», специализирующихся на все тех же костюмах (правда, на этот раз это были деловые костюмы для работающих женщин), зарабатывала меньше мужа. Но это было неважно. Получали они хорошо, немало откладывали и уже подумывали о том, чтобы реализовать остальную часть жизненного плана, а именно — обзавестись детьми.

«Сколько вы уже вместе?» — спрашивали Салли коллеги, глядя с восхищением на ее бриллиантовое кольцо, подарок мужа, и туристические проспекты, приобретенные по случаю предстоящего отпуска на юге Греции. Достаточно. На самом деле, уже 15 лет, и, сказать по правде, хотя ей и в голову не пришло бы «сказать по правде» своим коллегам, у нее было ощущение, что уже очень давно. Не то чтобы у них не ладилось с Томом. Вовсе нет. Они замечательно ладили, жили, что называется, душа в душу. Любили и ненавидели одно и то же и настолько хорошо понимали друг друга, что едва один успевал раскрыть рот, как другой уже знал, что он хочет сказать.

И в этом–то и была беда. Они знали друг друга вдоль и поперек, как свои пять пальцев. Не оставалось никаких сюрпризов и неожиданностей. И в особенности это было так, когда речь шла о сексе. Во всяком случае, они еще занимались сексом — довольно много, учитывая то, сколько лет они уже жили вместе. Но всегда было одно и то же. Салли могла рассчитать до секунды, сколько времени будет длиться сексуальная близость, что именно они будут делать, кто из них первым достигнет оргазма и кто будет стонать громче. Последнее относилось к разряду социологического феномена. Если команда Тома в тот день одерживала победу, он испытывал такой бурный оргазм, что Салли держала под рукой специальное полотенце и затыкала ему рот, дабы не пугать соседей.

В последнее время Салли с удивлением стала замечать, что на нее нашло какое–то беспокойство. Нельзя сказать, что секс с Томом ее не удовлетворял. Удовлетворял. И даже очень. За долгие годы пара превратила свои любовные занятия в искусство. Том даже как–то раз записал их любовные утехи на видео, и парочка самодовольно ахала от восторга, когда просматривала собственные балетные па на пленке. На самом деле просмотр той записи был на памяти Салли последним случаем, когда она испытывала настоящий интерес к сексу с мужем.

«Да нет, — размышляла она, устремив взгляд на каталог реализуемых «Cart and Tumbrell» костюмов, которые выглядели как точная копия костюмов от Армани. — Дело не в том, что мне не нравится наша совместная жизнь. Просто Том стал таким скучным».

Ей невольно припоминались еретические мысли, которые посетили ее в конце недели, когда она стояла у боковой кромки поля и прыгала в тщетных попытках согреться. Заново нахлынувшая на нее волна беспокойства, возможно, была как–то связана с тем, что, проходя мимо окна раздевалки и случайно заглянув в него, она увидела лощеного молодого мужчину, одного из тех, кто, по ее определению, «не снимает костюма», хотя сейчас он был как раз без костюма и вообще без одежды. Будучи регбистом, он выглядел невероятно атлетично, все мышцы на своем месте, тугие ягодицы с правильными выемками; быстро мелькнули спутанные волосы и мощная гроздь спереди, и вот он уже отвернулся к своему шкафчику.

«Я чувствую возбуждение», — удивленно пробормотала Салли. В последний раз она испытывала подобное невольное волнение — да когда же это было? Этого Салли не могла вспомнить. Она сердито задвинула мысль в самый дальний уголок ума. В ее жизни нет места для опрометчивых поступков. Она не намерена пускать свою жизнь под откос из–за интрижки; слишком много семей ее друзей распалось у нее на глазах из–за отсутствия самоконтроля. Слишком высоко Салли ставила умение владеть собой. Все в ее жизни было выверено до мелочей, всякой детали отведено точное место, в гардеробе условная цветовая гамма (она носила только кремовый и бледно–желтый с чуточкой янтарного), каждую субботу утром она холила свою кошку, каждое утро ровно в 8 часов опорожняла кишечник. Нет, в ее жизни определенно нет места еще одному члену регбийной команды. Нет, рисковать она не намерена.

Во всяком случае, она не стала бы рисковать со знакомым. На этом пути, несомненно, ожидал семейный крах. Ну а если бы это был незнакомый мужчина? Вот уже несколько недель Салли просматривала объявления на последних страницах воскресных газет — разумеется, просто из любопытства—и находилась в задумчивости.

«Одинокий холостой миллионер ищет сексуальную подругу для совместных кругосветных путешествий».

Это, наверное, было бы недурно, подумалось ей в тот момент. Хотя, пожалуй, холостой миллионер мог бы оказаться боссом Тома: богат, безусловно, но обременен женой, тремя детьми, пони, собакой и изрядным животом. И все же идея застряла в голове. Вряд ли, конечно, ей помогут воскресные газеты. Слишком уж велика возможность столкнуться с человеком, живущим за соседней дверью. Нет, нет, это ей точно не подходит. Взглянув на часы, Салли решила, что уже пришло время для перерыва на чай. Она вернулась в помещение клуба, чтобы достать сэндвичи из пленки и обрезать корочки.

Когда парни ушли на поле доигрывать матч, Салли вместе с женой другого регбиста прибрались на кухне. Проходя через раздевалку, чтобы выключить водонагреватель, она заметила беспорядок. «Видно, только время зря трачу», — недовольно пробормотала она, собирая пустые пивные банки и липкие обертки в мешок для мусора и выравнивая стопки журналов. Но потом отнесла журналы в дальний конец комнаты, где они не бросались бы так в глаза. По большей части все это были глянцевые журналы с красотками.

Она досадовала, что стопка не желала стоять ровно. Журналы не падали, но, не в силах смотреть на покосившуюся стопу, она сняла верхние журналы, чтобы выяснить, в чем дело. Внизу лежала подборка журналов гораздо меньшего размера, которые и заваливали все остальные. Она переложила их наверх и подровняла стопку так, чтобы края оказались на одной линии. Так–то лучше, подумала она, отступая на шаг.

Посмотрев на то, что творилось за окном раздевалки, она решила не возвращаться на поле. Погода для полярников, а в помещении клуба тепло. Она лениво взяла один из журналов, чтобы убить время. И обнаружила, что стоит как вкопанная. Страницы убористого шрифта, фотографии голых женщин, гинекологические рисунки и крупным планом (слишком крупным) гениталии. К тому времени, как она долистала журнал до конца, сущим облегчением было обнаружить страницы, которые не пестрели непристойными фотографиями и изображениями секс–игрушек. Поспешно ухватившись за это свободное пространство, она принялась читать рубрику объявлений. Слава богу, они выглядели вроде бы так же, как и объявления в воскресных газетах.

На первый взгляд они и в самом деле были, казалось, похожи. Были тут и предложения от холостых миллионеров, но попадались и иные, совсем другого содержания. «Вампир ищет подставку для кола», — гласило одно. «Рождественский пудинг ищет ложку и вилку», — было напечатано в другом. Салли, как зачарованная, читала дальше. Были здесь и литературные аллюзии. «Не найдется ли Абеляр для моей Элоизы?» — вопрошал кто–то с надеждой. «Двойник Леонардо ди Каприо для вашего собственного сценария», — предлагал другой, заставив ее остановиться и задуматься. Но нет, покачала она головой. Вероятно, слишком молод. От мелкого шрифта у нее рябило в глазах, и она уже собиралась положить журнал, когда увидела это.

«Ты, как и я, любишь, чтобы все было на своем месте?» — говорилось в объявлении. — Приходи, и мы вместе разложим все по полочкам». Она покачала головой. Написано словно специально для нее. В конце объявления был дан телефонный номер. «Я, конечно, не стану звонить», — сказала себе Салли. Но на всякий случай (какой именно — она была не вполне уверена) выдрала объявление и сунула его в карман пальто.

В тот день команда победила, и вечером Салли было не до того, чтобы подумать еще раз о происшедшем. Но в понедельник вечером, когда Том ушел на тренировку, она вспомнила о клочке бумаги и перенесла телефонный номер в укромный уголок своего компьютера. Возможно, из–за того, что она спрятала его, а возможно, просто из–за того, что неделя выдалась особенно скучной, но в следующие дни Салли несколько раз заглядывала в компьютер, что–бы посмотреть на номер. Позвонить она боялась и нервничала поэтому, но однажды утром, в офисе, ее страхи улетучились. Ведь позвонить на работе — все равно что сделать любой другой звонок по делу. Бог ты мой, да ведь она только выяснит, о чем объявление. Она набрала номер на мобильном телефоне собственной модели «Cart and Tumbrell» и застыла в ожидании. «Да все равно, наверное, автоответчик, — сказала она себе. — А в таком случае я просто отключусь».

Однако трубку взял настоящий живой человек. Довольно молодой мужчина с красивым голосом, звучащим вежливо, но нерешительно. Да, он давал объявление. Что он ищет? Ну… Последовала долгая тишина, и Салли стала подумывать о том, чтобы дать отбой.

Наконец он сказал:

— Понимаете, если говорить совершенно откровенно, то мне бы хотелось завязать знакомство с женщиной с возможностью близких отношений, если бы и она тоже этого хотела. Что вы на это скажете?

А что на это сказать? Салли призналась себе, что ей нравится его честность. И нравится его голос, нравится, как он держит себя. Но она все еще колебалась.

— Мне нужны кое–какие гарантии, — услышала она свой голос.

— Конечно, — согласился он. — Мне тоже. Какие именно?

— Я предпочитаю не афишировать свою личную жизнь, — сказала она. — И хотя, судя по вашему голосу, вам можно доверять, мне нужны уединенность и конфиденциальность. И мне не хотелось бы рассказывать о себе.

— Нет проблем, — ответил он. — Я согласен. Встречаемся только в назначенное время, а если не понравимся друг другу с первого взгляда, то давайте договоримся, что скажем честно: «Думаю, ничего не получится».

Салли с облегчением перевела дыхание. Кажется, с ним можно иметь дело.

— И где мы встретимся? — спросила она.

— Приходите ко мне, — предложил он.

— А вас не смущает, что я буду знать, где вы живете? — удивленно спросила она.

— Разумеется, нет, — он чуть не рассмеялся. — Более того, я был бы этому очень рад.

На той же неделе Салли сказала Тому, что собирается вечером по четвергам ходить на фитнес. «Ты в это время все равно на тренировке, — добавила она. — Домой мы будем возвращаться примерно в одно и то же время».

В семь тридцать на следующий четверг она стояла перед свежеокрашенной дверью за две мили от ее собственного дома. Аккуратные квадратные кадки с лаврами по обеим сторонам двери, в ящичках на окнах цветут ранние тюльпаны, каждая луковица посажена точно в пятнадцати сантиметрах от другой.

Дверь открыл мужчина среднего роста, примерно 35 лет, с волной довольно длинных темных волос и нежной смуглой кожей. У него было лицо, казавшееся встревоженным, пока не расцветало улыбкой, озарявшей все его черты. Так они озарились и сейчас. «Входите, — сказал он. — Я так рад вас видеть». И сжал в приветствии ее руку.

Она ступила в баюкающий белый интерьер, с мягким белым ковром, белыми стенами и мебелью с белой обивкой. Откуда–то издалека доносился мелодичный бой часов, воздух наполнял аромат кофе, и комната была… да, она была удивительно уютной. У Салли даже возникло ощущение, что эта комната давно ей знакома. Она невольно издала стон облегчения и уверенно пересекла комнату.

Скинув туфли, она опустилась на один из объемных диванов и, улыбаясь, посмотрела на него.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Можете называть меня Дэвидом, — предложил он. — А я, — продолжал он, — буду называть вас Хилари.

Чудесно, это ее вполне устраивало.

— Так каковы правила игры? — поинтересовалась она.

— Мы вместе пьем кофе, — ответил он, — а потом занимаемся любовью. Ведь вам бы хотелось именно этого, не так ли?

Этого, что и говорить. Салли с удивлением отметила, что ее нисколько не тяготит отсутствие со стороны Дэвида попыток поддерживать светскую беседу, то, что он не ходит вокруг да около. Его откровенность, прямота, с какой он говорил о сексе, подкупала, даже в общем–то соблазняла. Она взглянула на него и обнаружила, что пытается представить, как он выглядит без одежды. Ей нравилось то, что она видела. Ей нравилось, что не придется мучиться, стараясь поддерживать вежливый разговор. Ей нравились идеальная симметрия стен, углы мебели, тот факт, что и сам Дэвид был в мягкой белой футболке и хлопковых брюках, затягивавшихся на шнурок. По удивительному совпадению она и сама в этот день была в белом. У нее чесались руки, когда она смотрела на шнурок его брюк. Ей не удалось разглядеть под ними никаких заметных глазу очертаний нижнего белья. В голове у нее внезапно мелькнуло видение мягкого обнаженного тела Дэвида под мягким белым хлопком, и на какое–то безумное мгновение она представила, как ныряет в них очертя голову.

—Есть кое–что, о чем, мне кажется, вам лучше знать, — услышала она голос Дэвида. — Прежде чем мы приступим. Возможно, это заставит вас передумать.

Она с трудом оторвалась от своих видений и приготовилась слушать.

—Я бисексуал, — сообщил Дэвид. — У меня были и есть партнеры обоих полов. Я очень осторожен и тщательно соблюдаю меры безопасности. Я совершенно точно знаю, что не заражен СПИДом, и, если вас это беспокоит, в подтверждение своих слов могу показать вам заключение из клиники с результатами недавнего медицинского обследования.

Такого Салли не ожидала. Она не знала, что и думать.

Чувствуя ее колебания, он достал медицинское заключение и положил на стальной кофейный столик. Оно было выдано тремя днями ранее.

— Вам придется поверить мне на слово, — добавил он, — что с тех пор я ни с кем не спал. Но я действительно ни с кем не спал.

Она обнаружила, что верит ему. И улыбнулась. Все будет в порядке. И после этого все так и было.

Самое замечательное — он инстинктивно знал, что для нее нужно. Он раскрыл объятия и привлек ее к себе. Он стал нежно целовать ее в затылок и сразу же затронул какой–то таинственный нерв, от которого у нее по всему телу побежали сладостные мурашки. Уже через несколько секунд она тяжело дышала. А у него хватило ума продолжать свои поцелуи. И в тот самый момент, когда ей уже казалось, что она не выдержит от наслаждения, — а он еще даже не сдвинулся с волшебной точки, — ее внезапно осенила мысль — и далеко не из приятных.

—А как же насчет меня? — она резко отстранилась от него. — Вы же не спросили, сделала ли я тест на СПИД! Откуда вам знать, что у меня его нет? — Она была теперь расстроена.

Он ласково коснулся ее и погладил.

— Знаю, знаю, — ответил он. — Не волнуйся. Я собирался поговорить об этом. У нас не будет непосредственного контакта. Мы подождем с этим, пока ты не сделаешь анализ. Я собирался предложить это после того, как мы занялись бы любовью. Мне показалось, что тебе несколько не терпится.

Замечание было довольно верным. Она притихла. Но чувствовала себя выведенной из равновесия, странно расстроенной.

— Посмотри, — он показал ей причудливую механическую игрушку. Приложив глаз к отверстию в небольшом кубе, она повернула ручку сбоку. Внутри крупным планом появилась женщина. Еще один поворот ручки, и женщина ловко превратилась в цветок, затем распустилась лепестками, курьезным образом напоминавшими женские гениталии. Колесо вращалось, и женщина, цветок и гениталии беспрерывно сменяли друг друга. Возможно, тут был какой–то гипноз, возможно, это просто дало ей возможность отвлечься, но когда она оторвалась от куба, ей стало лучше. И она по–прежнему чувствовала возбуждение. Он замечательный. Дэвид замечательный. Наверное, она сумасшедшая, что доверяет ему. Но она доверяет.

— Иди сюда, на ковер.

Он провел ее через комнату к тому месту, где на приподнятом участке пола была разостлана большая овечья шкура. Здесь пол был мягким, вероятно, сделан из пеноматериала.

— Раздень меня.

Она помогла ему снять через голову белую футболку. Взявшись за завязки его брюк, она остановилась в нерешительности. Пожалуй, она не станет этого делать.

— Развяжи, — сказал Дэвид.

Внезапно она почувствовала, что совсем не желает это делать. Но мужчина сказал, что она должна. Медленно, чувствуя себя ребенком, которого попросили сделать что–то очень нехорошее, она потянула за завязку.

И была рада тому, что сделала это. Кожа Дэвида выглядела очень загорелой на фоне белой комнаты. Казалось, что он стоит, освещаемый прожекторами. Она аккуратно сложила его брюки и положила на пол.

Следующие полчаса были великолепны. Дэвид занимался любовью, точно священнодействовал. Он сделал волшебный массаж всего ее трепещущего тела: разминал ее руками и вычерчивал на ней фигуры кончиками пальцев, слегка царапал ее, затем сел на ее распростертое тело и скользил руками вниз и вверх по ее спине, вызывая ощущение набегающих морских волн. Коснулся ее груди, провел рукой по внутренней стороне бедер. Мимоходом, совершенно невзначай позволил своей руке «случайно» задеть ее половые губы. Просто удивительно, насколько «случайным» оказалось это прикосновение. И Салли с замиранием сердца уже ждала следующего «случайного» прикосновения, но его не последовало. Он вообще убрал руки от ее тела, сложил их на груди и сидел, ничего не делая.

Так прошло пять минут, он молчал, и она почувствовала себя не только лишенной его прикосновений, но и обиженной. Что за игры он ведет, черт возьми? Спустя еще пять минут полнейшей тишины, которые Дэвид просидел в молчаливом ожидании, Салли была уже не в силах сдерживаться. Она вся кипела, ее душил гнев.

— Ну, и что ты делаешь? — спросила она, стараясь казаться беззаботной.

— О, ничего, просто жду, — ответил он.

Он сидел со скрещенными руками на груди в позе лотоса.

— Чего ждешь?

Салли чуть ли не шипела от обиды, разочарования и подавляемого возбуждения.

Дальнейшие объяснения он дать отказался. Просто еще крепче обхватил себя руками и продолжал сидеть в своей выжидательной позе. Чуть погодя Салли мысленно выругалась, поднялась с ковра и принялась сердито бродить по квартире. По–прежнему ни слова. Салли стала хватать с подоконника предметы и с грохотом опускать их на место. Ничего. Дэвид напоминал человека, глубоко погруженного в медитацию. Она прошла обратно к кофейному столику и, взяв один журнал из безупречно сложенной стопки, нарочно уронила его на пол. То же проделала и со вторым. И с третьим. Ничего.

Разъяренная, не в силах вынести мысль, что ее каким–то образом одурачили, а теперь оставили, словно выброшенную на сушу рыбу, она принялась злобно пинать журналы по полу. Ничего. У нее вырвался хриплый, сдавленный возглас.

— Да как ты смеешь! — прорычала она. — Как ты смеешь выставлять меня такой идиоткой! Как ты смеешь водить меня за нос, заставив думать, будто хочешь заниматься со мной любовью! Как ты смеешь быть сначала таким приветливым, а потом делать вид, словно меня не существует, словно я ничего не значу!

Она остановилась на мгновение.

— И ты даже не считаешь нужным ответить!

Теперь она перешла на крик, низкий горловой крик, сотрясавший все ее существо и настолько переполнявший ее, что с силой вырывался у нее изо рта и вонзался в окружающее ее белое пространство. Она кричала и кричала, и белое пространство вокруг нее заполнилось стонами и судорогами ее подавленного, давно сдерживаемого физического желания, трансформировавшегося в ярость. Она кричала так долго и так громко, что удивлялась тому, что стены квартиры все так же стоят на своем месте. Она заходилась визгом, захлебывалась словами, принималась ругаться и сыпать проклятиями и роняла огромные горячие слезы, которые сердито смахивала стиснутым кулаком. А он все равно никак не реагировал.

Она рыдала и обливалась слезами, а потом бессильно опустилась на колени, чувствуя себя совершенно беспомощной, опустошенной, словно пробежала огромную дистанцию, напрягла все свои мышцы в последнем финальном рывке, но у самой финишной черты отдала победу более сильному бегуну. Содрогаясь всем телом и всхлипывая, она повалилась на пол. Только теперь, когда она затихла на полу, изредка сотрясаясь от приглушенных всхлипов, он шевельнулся и сдвинулся с места. Подойдя к ней, он взял ее за руку.

— Подойди к окну, Хилари, — сказал он. — Посмотри, что там.

Она посмотрела на открывавшийся вид. Очень красивая река, но какое это имеет значение! Она стояла и спрашивала себя, чего ради она пошла на все это, когда он начал ласково гладить ее по плечам. Его прикосновение странным образом успокаивало. Она невольно слегка расслабилась и прильнула к нему.

— Ну, ну, — сказал он умиротворяющим голосом и, притянув ее к себе, нежно обнял сзади. Она почувствовала себя маленьким ребенком, которого после ужасной истерики мама заключила в свои объятия. Приглушенно всхлипнув, она повернулась и уткнулась ему в грудь. Некоторое время они стояли так — он качал ее, поглаживал и успокаивал. Немного погодя он повернул ее лицо к себе и очень легко поцеловал ее. Она ответила — долгим, жадным поцелуем взасос. Ей стало так жарко, словно у нее была лихорадка. Когда он отнял свои губы, она не смогла стерпеть этого. Она нашла его губы и поцеловала снова, на этот раз настойчиво, нуждаясь в нем больше, чем когда–либо, отчаянно впиваясь в этого мужчину. Восхитительным, упоительным, ошеломляющим открытием стало то, что он отвечал на ее поцелуй. И она чувствовала, как растет его возбуждение. Очень медленно, словно каждое движение совпадало с нарастанием все более разгоравшейся между ними страсти, его пенис набухал и выпрямлялся. Вскоре оторваться не мог уже он. Вскоре, уже не помышляя о том, чтобы отнять свои губы, он кусал ее в неистовом желании добиться ее отклика, вскоре уже тянул ее на пол, боролся с ее сопротивлением, чтобы взобраться на нее, чтобы войти в нее…

Не успела Салли опомниться, как его рука скользнула по ее телу вниз и уже проникала в нее, словно то был его пенис. Он водил ею в том же ритме, в каком это делал бы его пенис, если бы это он двигался внутри нее. Он нежно скользил, и настойчиво надавливал, и задевал ее клитор, и оказывался сзади, и находил здесь такие места, прикосновения к которым — о чем она и не догадывалась! — были способны вызывать столь обжигающие ощущения, столь горячие приливы возбуждения. На нее вновь и вновь накатывали волны оргазма — одна, вторая, третья. В налетевшем вихре она чувствовала себя совершенно беспомощной. Это не было сексом — ее словно бы уносило целиком и полностью, у нее не оставалось ни собственной воли, ни выбора, ни направления, только поток ощущений, настолько острых, что на несколько секунд она забывала, где находится и что происходит, чувствуя лишь, что вся пылает и плавится. И сдается. Да, сдается. Пожелай он, и она сделала бы для этого мужчины все, что угодно, пошла бы куда угодно, стала бы вести себя самым непозволительным образом.

Позже, много позже, Салли с изумлением обнаружила, что прошел всего лишь час. А казалось, что это длилось целую жизнь.

— Ты придешь еще, Хилари? — спросил Дэвид, помогая ей одеться.

— А ты хочешь, чтобы я пришла? — спросила она в ответ, ощущая какую–то странную неуверенность в себе.

— Да, я бы очень этого хотел.

Салли вернулась домой.

— Видно, неплохо потренировалась, — заметил Том, взглянув на ее пылающее изможденное лицо.

—Да, — рассеянно сказала Салли.

Встречи с Дэвидом приняли регулярный характер. И весьма удовлетворительный. Дэвид умел вселять в ее голову идеи — идеи, менявшие ощущения и эмоции. Еще никогда Салли не чувствовала такой полноты жизни. Она обнаружила, что охотно принимает то, о чем раньше никогда бы и мысли не допустила. Дэвид открыл ей, к примеру, что встречается не только с ней, а еще и с другой Хилари, только та вторая — мужчина. Как ни странно, Салли не почувствовала никаких уколов ревности. Вместо этого мысль о Дэвиде и его двух Хилари наполнила ее эротическими фантазиями. И когда в конце концов Дэвид предложил ей заняться любовью вместе с ним и другой Хилари, она с готовностью согласилась.

В тот вечер она пришла первой. Она была взвинчена, сгорала от нетерпения, с упоением представляла себе, как эти двое бисексуальных мужчин будут заниматься с ней любовью, оба одновременно. Когда звонок раздался во второй раз, Дэвид пошел открывать дверь. Возвращаясь в просторную гостиную, он полностью заслонял собой следовавшего за ним худощавого мужчину.

— Хилари, — улыбаясь ей, сказал Дэвид, — познакомься с Хилари.

Он отошел в сторону, и две Хилари шагнули навстречу друг другу, протянув руки для пожатия. И остановились, как вкопанные.

— Том?

— Салли?

— О, — сказал изумленный Дэвид, — так вы знакомы?

 

(Этот рассказ был первоначально написан для сборника эротических вещей.)

 

ПРЕОБРАЖЕНИЕ АРНО

Предполагается, что именно мужчина должен быть тараном, агрессором, интервентом, словом, инициатором, который всегда дирижирует происходящим в постели. «Размазня» (который следует туда, куда ведет его женщина) уже по определению не «настоящий» мужчина. Он лишен мужественности, она улетучивается вместе с его статусом. В нашем обществе, основанном на следовании глубоко укоренившимся традициям, почти нет места для мужчин с пассивной натурой.

Но роли полов меняются, детка. Женщины закусили удила, и, боже мой, до чего же это здорово! К черту саблезубого самца — этот пережиток прошлого, эту ветошь истории. Чего ищем мы, женщины XXI века, так это образец магнетизма, женственного мужчину — сильного женственного мужчину. Все, кто застал андрогенный образ «Queen», особенно неподражаемого Фредди Меркьюри, когда он только начал обретать свое воплощение на обложках грампластинок 1970-х годов, знают, что я имею в виду. Так вот, я расскажу тебе о парне, который прокрался в мою жизнь и пристал как репей к платью. И когда ты услышишь об Арно, если я расскажу все правильно, а ты будешь слушать, раскрыв все свои поры, в тебя просочится наслаждение пассивностью.

Арно был приятелем друга — одним из тех друзей семьи, с которыми судьба легко сводит и нередко столь же легко снова разводит. У Арно было грубоватое лицо и темный загар обычного парня, и, по всем отзывам, он был нормальным мужиком, который имел семью и добывал для нее хлеб насущный. И вот мы сидим в дальнем конце комнаты, в которой толпятся друзья, и смотрим друг на друга, отделяемые персидским ковром.

На коленях у него пригрелась Дебора, его 11–летняя дочь. Он смотрит на меня и неторопливо поглаживает ее по затылку. Я ощущаю каждое из этих неспешных — легких как пух — прикосновений. Эти ласковые движения излучают и его глаза, которые, точно лазерным лучом, прожигают мне тело. От затылка растекается покалывающее тепло. Судя по эмоциям на его лице, какой–то ток чувственности бежит и к его гипофизу.

В этом радиоактивном мужчине ощущается больше чувственности, чем в любом из тех, кто находится в комнате. Этот мужчина возбуждает меня мыслью. И больше никто здесь ничего не знает о нем. Даже его красавица жена. Открыть Арно — все равно что найти великолепную жемчужину, выброшенную на берег вместе с кучей водорослей.

Всей нашей компании Арно был известен как сексуальный калека. Слабохарактерный мужчина, до странности неохотно отправлявшийся в постель, Арно был подкаблучником. Он женился на семнадцатилетней богине, однако так ни разу и не довел ее до оргазма. После нескольких лет разочарования богиня нашла себе другого любовника. Она не делала секрета из того, что вынуждена держать при себе двух мужей — одного для души, другого для тела.

Время от времени с его стороны доносился подземный гул протеста. Когда богиня укатила в отпуск со своим любовником и завтрак в постель Арно приносила няня детей, то вместе с молоком и хлопьями он лакомился и ею. Девушка запирала за собой дверь, чтобы дети не вошли в спальню, в то время как она его обслуживает. Отпуск получился для всех.

Но по возвращении богиня уволила девушку. Тогда альтернативой сексу стал гольф. Гольф устраивал их обоих. Ему он давал возможность чем–то занять себя, а ей время для отдохновений. Пока на сцене не появилась я. Трудные люди — моя специальность. Я была замужем за несколькими из них. Я вовсе не собиралась влюбляться в Арно: он совершенно не вписывался в мою ладно устроенную жизнь. Но, видно, мне нужен был друг, потому как с ним я проводила все больше и больше времени. Мы читали стихи, ходили в антикварные салоны, отправлялись на загородные прогулки по окрестностям. Таких красивых мест я больше не встречала.

В характере Арно было что–то такое, что взывало к игривости, возбуждало желание дать волю рукам. Мои руки распускались и вытворяли такое, что мне и в голову не пришло бы сделать сознательно. Вовсе того не желая, я целовала его, обнимала, ласкала, льнула к нему. Есть люди, которые ходят во время сна, а тут был секс во время ходьбы: я чувствовала себя лунатиком. С изумлением — и удовольствием — он отвечал на мои заигрывания.

Мои руки так и липли к нему, а поскольку он, казалось, не возражал, скоро они уже путешествовали везде и всюду — то есть, я хочу сказать, везде, кроме тех мест, что ниже пояса. «Прекрати, — приказывал он. — Я слишком чувствительный».

Чудесные руки, на которые я смотрю с таким вожделением сегодня, пока он гладит свою дочь, тогда ласкали меня. Но и тут его любовные прикосновения ограничивалась тем, что выше талии. Его пальцы и мои фантазии пребывали в такой гармонии, что ему достаточно было коснуться моих ушей или шеи, чтобы довести меня до оргазма. Для меня, подхватываемой вихрем моих эротических раковин, слова делались какими–то призрачно–далекими. Этот ушной экстаз вздымал сладостные волны, которые разбегались кругами по моему телу и воспламеняли мои нервы. Если бы меня подключили к электрокардиографу, штифт прибора вычертил бы кривую ядерного взрыва.

Настал день, которого я давно ждала и вместе с тем боялась. Он появился в маленькой квартирке, где я работала. Наши пальцы и губы сплелись, как морские водоросли, прежде чем он переступил порог. Мой мозг захлестывали пенистые волны Малибу. И однако он не делал ничего из того, чего не делал — уже сотню раз — прежде. И не подавал никаких при–знаков, что осмелится пойти дальше, чем всегда.

У меня же были другие намерения. Я быстро и проворно расстегнула молнию у него на брюках и раздела его. Пока он протестовал (не слишком убедительно), я стянула с себя одежду, бросив ее прямо на коврике у двери. На нем оставались только спортивного вида трусы. Я теперь вся пылала, распаляемая открывающимися возможностями. Целуя и кусая его шею, плечи, грудь, я дошла до его чувствительного живота. Обойдя эту запретную зону, я стала ласкать его бедра: я впивалась в них губами, поглаживала, проводила ногтями. Слабые протесты сменились удивленными вскриками удовольствия. Словно щупальца осьминога, мои пальцы поползли вверх по его трусам и спокойно, как бы мимоходом, стянули их вниз.

— Что ты делаешь? — Безвольный от наслаждения, он не ждал ответа. Впервые оказавшись, так сказать, лицом к лицу с пенисом моего любовника, я уразумела причины отнюдь не донжуанской репутации моего любовника, его скромного поведения, известной по слухам нехватки мужской удали. Весь фокус в том, что он был маленьким, то есть мало сказать — маленьким, он был просто микроскопическим. В неэрегированном состоянии он, должно быть, насчитывал менее 4 сантиметров в длину. И как раз сейчас он безвольно висел. Возможно, боялся утонуть.

Отогнав минутные сомнения, я применила рот для спасения утопающего. Мужской член в большинстве случаев слишком велик для розового бутончика моих губ и причиняет боль. Этот же словно специально был создан для меня. Несмотря на то, что он судорожно хватал ртом воздух, прикрывался руками и стыдливо отворачивал лицо, я действовала без колебаний. Никто бы не остановил меня. Никто и не останавливал. Ощущение собственной власти росло, мой мозг увеличивался в объеме, каждое вбирающее движение моего рта пьянило, неизъяснимо распаляло мои чувства. Каждый раз, когда мои губы скользили вверх, моя вагина обмирала от наслаждения. От каждого искристого касания и радужного извива моего языка по телу у меня пробегали электроны удовольствия, соскальзывая в воздух и проникая в его тело. Медленно, неохотно — его член рос.

Настал момент, когда я оторвалась от его гениталий и взглянула ему в лицо. Его глаза заволокла пелена наслаждения, его рот слепо искал моего, подобно тому, как новорожденный ищет сосок. Я осыпала поцелуями его щеки, виски, уголки рта, прежде чем позволила его губам поймать мои губы. С томной медлительностью я стала водить языком по мягким тканям его рта — и, пока он замирал от удовольствия, не способный ни на что иное, кроме как принимать мои ласки, скользнула на его эрегированный член и плотно обхватила его.

Я двигалась вверх и чувствовала, как его пенис влажно скользит у меня между губ. Затем я снова надвигалась на него, и мой клитор слегка терся о волосы на его лобке, и разливалось влажное и теплое ощущение. Каждое движение приводило за собой косяки вертких тропических рыбок, сновавших вокруг его пениса и терзавших его в тысяче микроскопических точек. «Не двигайся, — умолял он. — Не двигайся». Но я и слушать не хотела. Я гнала его дальше, крепко стискивая руль на скользкой дороге и подбрасывая камни под бешено вращающиеся колеса, пока — от предельных скоростей, от езды по ухабам, от лобового столкновения — он не сломался. И не осел подо мной на сдувшихся шинах, разбитый вдребезги ураганом секса.

А этого–то я как раз и хотела. Я облизывала губы с удовлетворением вампира, и во мне тихо гудела туго натянутая струна. Мы лежали рядышком, мы обнимались, мы любовно прижимались друг к другу. А струна все гудела. «Теперь ты должен кое–что сделать, Арно», — подумала я про себя и начала ерзать по нему. Он нежно поцеловал меня. Но остался неподвижен.

«Неужели я должна что–то говорить? — спросила я себя. — Неужели я должна разрушать волшебство и указывать, что у меня тоже есть потребности?» Наверное, богиня так и не научилась высказывать вслух свои желания, а потому он так и не узнал о ее неудовлетворенности, пока не стало слишком поздно.

Казалось, так просто сказать: «Арно, мне нужен оргазм». Но, боясь нарушить сказочную идиллию возникшей между нами близости, я с трудом выдавила из себя эти слова.

Он выглядел растерянным.

— Но как? — спросил он, показывая на свой поникший цветок.

— Есть много способов, Арно.

Ну уж нет, я не собиралась допустить того, чтобы этот свалившийся на меня нежданно–негаданно, выпадающий только раз в жизни роман обернулся ничем.

— Ты, конечно, права.

Он решился.

— Я ленивый.

— Нет, ты хороший, — внушала я ему, — ты так стойко терпел мое исступление. Даже очень хороший, ведь ты не стал доводить меня до беспамятства своими чудными ручками.

Он понял намек. И впервые в своей жизни осмелился пустить свои руки в путешествие по электрическому женскому телу. Было нетрудно возбудиться от его прикосновений, хотя он никогда и не делал этого раньше. Мне не пришлось ничего имитировать. Стоило ему только коснуться меня внизу, как там все обмерло и сладостно сжалось. Он ощупывал меня, поглаживал, легонько отбивал чечетку на маячке моей чувственности и жадно разглядывал.

Мое тело вело себя так, словно оно на сцене. Если бы я притворялась, меня сочли бы выдающейся актрисой. Но мои преувеличенные конвульсии были настоящими. И он мог видеть, что все по–настоящему, и мог впервые понять, какой это мощный афродизиак — ощущать любовную власть над женщиной.

Я стонала от каждого движения его пальцев, я выкрикивала его имя на языке страсти. Вдохновленный сознанием того, что впервые в жизни держит женщину в своих руках, он заменил свои пальцы ртом. На бумаге это выглядит ничтожным фактом, но в жизни моего жалкого, мизерного любовника это была веха. Он поступил так совершенно инстинктивно. Он сделал это, потому что к этому его принудили истошные вопли моей сексуальности, столь пронзительные, что выходили за порог нормального человеческого слуха, но при этом столь настойчивые, что проникали в его подкорку.

С каждым движением его языка меня все дальше уносило в царство научной фантастики, в межзвездное пространство оргазмических видений. Тут было пенящееся и бурлящее земное море, тут было багровое сияние покрытой лишайниками поверхности Марса, тут были бури Сириуса, и, в сладостной пытке ледяного пламени, тут мерцала я — в этом слиянии души и тела.

Это было началом нашего помешательства. Мы воспользовались свежим воздухом, здоровьем и энергией, и с нами произошла метаморфоза. На темных улицах ночного города мы сплетались в дверных проемах, и я торопливо седлала его пенис. Не беда, если я не испытывала оргазм, — я занималась восхитительной объездкой.

В парке, средь бела дня, я заставляла его ложиться в высокую траву, чуть поодаль от пешеходной дорожки, и мой рот принимался сновать по его пенису, а руки терзать его яички. «Нас могут увидеть, — кричал он в ужасе. — Ты должна остановиться». Но я и не думала этого делать. Я принуждала его кончить, прежде чем соглашалась продолжить прогулку. Ночью в парке мы миловались в машине. «Давай переберемся на заднее сиденье», — завлекала я. И, расстегнув его брюки, я задирала свою юбку и пускалась бешеным галопом. Однажды, разомкнув на секунду глаза, он увидел подсматривающего Тома, заглядывавшего в окно с ошалелым видом. «Мы должны остановиться», — тут же начал умолять Арно. Но я только еще более угрожающе стала поводить моими белыми ягодицами, отказываясь выпустить его, стыдя его за раболепство перед чужим мнением.

Кульминация наступила, когда, наплетя с короб небылиц, мы улизнули отдохнуть на неделю в Испанию. Днем он выигрывал чемпионаты по гольфу, а я лежала около бассейна. Ночью, пока тараканы спасались бегством в ванной, мы занимались любовью. На пятый день у меня начался жар. Есть я была не в состоянии, и он отправился ужинать без меня. Вместе с температурой росло и мое возбуждение. Я трижды облегчала свои страдания энергичными движениями пальцев, представляя вместо них у себя между ног его член.

Он вернулся ко мне в полночь.

— Полезай на кровать.

Это было впервые, чтобы он мне приказывал.

На кровати я села за руль и стала ездить на нем, чиркая днищем, нарочно провоцируя аварии, выпуская его и вновь больно и жестко беря его в коробочку. Пока он не кончил.

Я опустилась ему на грудь, выжидая, пока его съежившийся пенис не выпадет из меня. Он заставлял себя ждать. Наконец, вместо того чтобы выпасть наружу, он начал едва заметно двигаться и мягко тереться внутри меня. Не доверяя собственным ощущениям, я слегка испытала его, устроив пробный заезд. Он был по–прежнему твердым. С каждым движением он увеличивался, пока не сделался таким же, как у тантрического мастера.

— Перевернись, — скомандовал он.

Лежа на спине, в освященной временем позе женского подчинения, я ждала, что будет дальше. Нежно, но твердо он погрузился глубоко в меня. С каждой остановкой он оставлял огненный кровоподтек на моем клиторе. С каждым кровоподтеком чувствительная ткань разбухала, пока пылающая рана не прорвалась кровотечением оргазма. Струйки оргазменной крови сладко засочились сквозь мое лоно.

Выждав несколько секунд после моих сладострастных криков, он метнул на меня орлиный взор. Медленно, с оттяжкой въезжая в мои влажные недра, с закрытыми глазами он кончил в свою жертву. Мы, содрогаясь, ждали, когда кончится его оргазм. Но он тут же снова начал двигаться во мне.

— Разве ты не кончил только что? — спросила я озадаченно.

— Кончил, — кивнул он.

Его ясные зеленые глаза ответили на мое изумление горделивым удивлением. Он продолжал двигаться. На этот раз с его пенисом не произошло никаких изменений. Если только он не стал еще больше и крепче, чем до этого. И теперь он вбивал в меня так, словно хотел наказать за все предыдущие случаи, когда я пользовалась им и принуждала его к сексу.

— Сейчас я отдеру тебя так, — прорычал он мне в ухо, — что встать не сможешь.

И, вколачивая в меня с одного конца, он с другого схватил мое ухо и насиловал его своим языком. Он вгонял извивающийся мокрый кончик внутрь и водил им от мочки до барабанной перепонки. Его пальцы гладили и царапали мой затылок, а когда он не топил мой мозг в океане наплывающего шума, он кусал меня с такой силой в губы и шею, что вновь пускал кровь.

Не в состоянии контролировать рефлексы моих взбесившихся гениталий, проваливаясь в беспамятство, я впала в буйное состояние измененного сознания. Я уже не могла ничего поделать, он беспощадно гнал мою кобылку к заветной черте, и, беспомощная, истошно крича, содрогаясь от мучительного наслаждения, я рванулась в изнеможении. С победоносным криком он забился в третьем оргазме.

— И все–таки я тебя поимел, — ликующе возвестил он.

Он был жутко доволен. Но ведь и я тоже.