57-58-й день весны

I

Дни до Кануна Лета таяли один за другим.

Уже вовсю бушевала весна, причёсанная ветром трава на холмах горела живительно зелёным, испещренная пятнышками колокольчиков и танцующих золотистых лихнисов, яблочный сад вступал в пору душистого цветения. Вовсю пели птицы, а пчёлы пьяно пульсировали сквозь воздух, порой рикошетом отскакивая от неудобно расставленных древесных стволов. Уже после занятий, во второй половине дня пятьдесят седьмого числа весны, Джейм шагала по верхнему лугу за северной стеной, лениво собирая дикие цветы и высматривая Журу бабочек для погони.

С тремя чёрными знаками и двумя белыми, Тентир она проваливала. У неё оставался только один день возможных камней — завтра — если она действительно собирается отправиться на север в холмы на пятьдесят девятое число весны — Канун Лета.

Больше того, она так не прошла испытаний ни в Сене, ни в Сенете, двух родственных дисциплинах, в которых, кроме Сенетара, она могла рассчитывать превзойти остальных. Что, если они тоже придутся на последний день, самый важный для её кадетской карьеры, когда её как раз не будет на месте?

И вообще, насколько нужно ей туда идти? Где лежат её обязанности, в холмах или залах?

На первый взгляд, всё было просто. Тори послал её сюда наперекор всем советам, наперекор даже своему собственному здравому смыслу, с одним единственным условием, не выставлять их обоих дураками. Если она провалится, то разве кто-нибудь будет думать о причинах? Пойдут разговоры, что она всегда была непригодной для училища, а Торисен с самого начала был дураком, когда предложил такое. Если грядёт схватка с Рандирами, может, даже гражданская война, имеет ли она право рисковать хоть как-то ослабить его позицию? Кроме того, как однажды отметила Зола, она не какая-то рядовая кенцирка, а потенциальная Немезида. Когда-нибудь от неё будет зависеть треть судьбы Кенцирата.

Она подумала, что может случиться, если она и в самом деле провалит Тентир.

Женский Мир определённо не возьмёт её обратно, да она этого и не желала.

Тем не менее, лорды начнут биться за её контракт, Ардеты и Каинроны в первых рядах. Дари с его гнилыми зубами и дыханием тухлого угря, возможно, сам Калдан.

Г'ха, подумай о чём-нибудь ещё.

Прохладный ветерок, жар солнца на лице, белая пена колокольчиков у ног, и Жур, скорчившийся за пучком травы, слишком маленьким, чтобы скрыть его всего целиком, столбики ушей следят за усыпляющим гудением шмеля. Его задняя часть возбуждённо подёргивалась, передняя лапа поднялась в воздух и он внезапно ринулся вперёд, лишь чуть-чуть промахнувшись.

— Тебе бы всё равно не понравился вкус, — сказала она барсу, когда тот шлёпнулся на бок и принялся как ни в чём не бывало вылизываться.

Тори всё ещё мог взять её своим консортом. А как тебе на вкус такое?

Джейм почувствовала, что у неё вспыхнули щёки.

Да, она любила своего брата, но таким образом? Её наполнили обрывки снов, того сорта, что так любил Тиммон, хотя так никогда и не сумел контролировать, того сорта, что оставляли её смущённой, но трепещущей.

В конце концов, разве так плохо быть женщиной?

Возможно, и нет, но в качестве чей-то собственности? Для леди хайборн не было иного выбора.

Кроме того, оставался Ратиллиен.

В конечном счёте, судьба Кенцирата могла столь же сильно зависеть от взаимоотношений с этим миром, как и от пришествия Тир-Ридана. Четверо поначалу были враждебны её народу, и не без причины, поскольку видели в Кенцирате только лишь захватчиков. Съеденная Когда-то, может и могла удовлетвориться кенцирским консортом на сезон, но Сгоревший Человек не благоволил никому, кроме, возможно, Тёмного Судьи, а Матушка Рвагга всё ещё сомневалась. Ничто не повернёт её против Трёх Народов быстрее, чем отказ Джейм посетить Канун Лета, не говоря уж о возможных последствиях, если Чингетай снова не сможет закрыть свои границы от ноятов и других плёмен, что обитали дальше на север под сенью Теней.

Быть может, у Джейм и был какой-то способ избегнуть северных хитросплетений, но если и так, то она его так и не нашла.

Прими это, мрачно сказала она самой себе. Твои обязанности разделены на части и тебе некого в этом винить, кроме самой себя.

Ну и самое главное, она должна встретить вызов Горбела в День Лета. Этим утром, на построении, Лордан Каинрон официально его объявил, перед лицом всего кадетского сообщества, пока Комендант безучастно взирал на них со своего балкона.

— Убегай, — с усмешкой посоветовал ей Досада, под хихиканье Хигберта за его спиной. — И поживее. — Они оба определённо ждали лёгкого боя. — Неужели ты думаешь, что у тебя есть хоть какой-то шанс выстоять даже против одного из нас верхом, не говоря уж о восьми?

Джейм его проигнорировала.

Осадить свой собственный дом оказалось сложнее. Реакции там разнились от потрясённого ужаса до галантной, хотя и несколько отчаянной, защиты от её собственной десятки: лордан уже и раньше выкидывала разные чудеса, справляясь с проблемами; и теперь она — каким-то образом — должна была сделать то же самое.

Шиповник прошлась по ней оценивающим взглядом. — Это будет бой до смерти?

— Насколько я знаю, так далеко дело обычно не заходит, — у неё в голове пронеслись мысли о судьбе её дяди Грешана. — Скорее, до позора, чего и так вполне достаточно.

В конце концов их беспокойная трескотня загнала её на верхние луга, чтобы побыть в одиночестве и пораскинуть мозгами, впрочем, пока без всякого успеха.

. убегай.

Что, если она отправится в холмы и не успеет вернуться вовремя, чтобы встретить вызов Горбела?

Досада будет смеяться, а Горбел в ней разочаруется. Как и её собственные кадеты и все условные друзья, что она приобрела за время своего пребывания в Тентире, не в последнюю очередь Комендант. Сможет ли вообще честь её брата пережить такой удар? Всё это время он её молчаливо поддерживал, позволяя оставаться в Тентире весь прошедший год. Она ему обязана.

И она может сильно его подвести, если не заработает по крайней мере ещё один белый камень. Если, несмотря на все усилия, она не выиграет его завтра, быть может, ей стоит попытаться снова, на следующий день, и оставить Чингетая наслаждаться тем беспорядком, что он, без сомнения, устроит из ритуала.

Ей очень хотелось, чтобы она могла спросить совета у Коменданта. Однажды, он уже дал ей понять, что её обязанности лежат вместе с мерикитами, но в этот раз он не говорил ничего, а сейчас на волоске висело нечто гораздо большее.

Её поразила новая мысль: что, если это её личный Парадокс Чести? Конечно, Торисен не приказывал ей сделать ничего бесчестного, да он и не сделает такое, разве только по незнанию её реального положения. Тем не менее, она была призвана развивать свою личную ответственность, а что такое парадокс, если не испытание личной чести?

Так и катились её мысли, взад и вперед, между холмами и залами, чередуясь между тем и другим.

— Ха, — сказала Джейм, прикрывая глаза ладонью и щурясь на уже заходящее солнце. Её лицо сморщилось и горело после столь долгого пребывания в его лучах. Будучи прежде всего исключительно ночным созданием, ей стоило помнить, как легко она обгорала за день, особенно на такой высоте.

Она высвистела развеселившегося Жура, который увлечённо разносил на куски муравейник, и они спустились в училище на ужин. По пути Джейм сделала крюк через Старый Тентир и оставила свой букет полевых цветов у двери Медведя. Уходя, она могла слышать, как он принюхивается к ним через прутья решётки.

II

На следующее утро Джейм проснулась раньше обычного, разбуженная беспокойным шевелением училища.

— Что стряслось? — спросила она Руту, которая принесла ей кружку имбирной воды и которую просто трясло от возбуждения.

— Говорят, что Медведь сбежал. Организуются поисковые отряды.

Все до единого поспешили натянуть одежду и спуститься в квадрат, где восточная часть неба пламенела от рассвета, а дыхание паром поднималось в свежем, бодрящем воздухе.

Перед ними расхаживал Комендант, его длинная куртка свистела у его каблуков, его руки были плотно стиснуты за спиной.

— Вы все слышали новости. Это наше дело, ибо мы из Тентира. Здесь это началось, здесь и закончится. Один из нас пропал. Он должен быть найден.

Отряды кадетов послали обыскивать училище, наказав уделить особое внимание Старому Тентиру. Десятки осторожно пробирались сквозь лабиринт с факелами в руках, держа друг друга в поле видимости. Некоторые обвязались друг с другом верёвками, которые слишком часто дёргались и обрывались. Другие оставляли на стенах пометки мелом. Очень скоро жалобные крики потерявшихся принялись гулять по залам долгим эхом.

— Что если он превратился в кровожадного дикаря? — прошипела Рута, крадясь следом за Джейм и почти наступая ей на пятки, стараясь не выдать голосом тот страх, что мучил их всех. — Я хочу сказать, разве кто-то станет его винить? Но мы же первые люди, на которых он, вероятно, нарвётся.

Джейм ничего не ответила. Ей тоже казалось, что Рута вполне могла быть права, что рандон превратился в монстра, но, боже мой, что же тогда?

Её десятке назначили участок недалеко от помещений Медведя, глубоко внутри старого училища. Они прошли мимо его двери; её разнесли мощным ударом изнутри, разбитые вдребезги доски покрывали пятнышки крови из ободранных костяшек. Порог устилали разодранные в клочья цветы.

Дальше стены смыкались, образуя мрачный коридор, пустынный, но с рядами дверей. Большинство из них были незапертыми, легко поддаваясь в комнаты, свободные ото всех, кроме мёртвых пауков, запутавшихся в своей собственной паутине и белёсых, быстро снующих созданий, что избегали лучей света.

— Следите за полом, — сказала Джейм.

Они углубились в лабиринт туннелей дальше всех остальных и доски под их ногами покрылись мехом из пыли.

— Сюда, — сказала Шиповник.

Они увидели следы больших босых ступней и упавшие лепестки, ведущие к стене, а затем исчезающие в ней.

— И что теперь? — сказала Шиповник.

Джейм потыкалась вокруг плинтуса, высматривая, за что бы зацепиться. Одна из панелей подалась, потайная дверь открылась.

Серод выдал ей всего несколько потайных путей Тентира, и этот был одним из них. Медведь, вероятно, знал их все, ещё с той поры, как был комендантом, как же давно это было. Кадеты осторожно спустились по узкой, тёмной лестнице, отбиваясь от густой паутины, и оказались в общем коридоре, что извивался между Старым и Новом Тентиром в направлении северных ворот. Здесь следы исчезали, но, несомненно, существовало только одно направление, в котором они могли идти.

— А теперь вы можете вернуться в свои покои и перехватить немного завтрака, — сказала Джейм своей команде. — И никому ни слова.

Над ней, нахмурившись, нависла Шиповник.

— Вы в этом уверены?

— Я же хочу как лучше, верно? Медведь — шанир, связанный с Тем-Кто-Разрушает. Как и я. Уж если мы не сможем договориться, то кто же сможет? Кроме того, он мой Сенетари.

Шиповник хмыкнула. — Да будет так. Удачи. — Она увела прочь остальную часть её озадаченного отряда.

Джейм выскользнула через боковую дверь и пересекла тренировочные поля. За ними простиралась стена и яблоневый сад, тонущий в белых цветках. Выше лежал луг, где она собирала дикие цветы.

Поначалу Медведя нигде не было видно, потому что он стоял на коленях в глубокой траве, но потом её внимание привлёк пучок серебряно-серого, а под ним она разглядела его грубоватый профиль. Когда она осторожно приблизилась, то увидела, что его колени завалены ранними маргаритками. Своими неуклюжими пальцами, с покрытыми засохшей кровью костяшками и громадными когтями, щелкающими в считанных дюймах от его кончиков пальцев, он пытался сплести венок из ромашек. Она встала рядом с ним на колени.

— Ну-ка, дай-ка я попробую.

Джейм ещё никогда прежде не приходилось плести венки, но она быстро приноровилась. Сначала сплетаешь первую порцию стебельков, так, чтобы личики в кайме лепестков смотрели наружу, затем добавляешь ещё и ещё. Когда цепочка стала достаточно длинной, она сплела её концы вместе и увенчала этой хрупкой короной голову Медведя. Он с фырканьем откинулся назад. Она никогда прежде не видела его столь безмятежным и почти величественным, расселина в черепе прикрыта, седые волосы и белые лепестки вместе колышутся над бровью, волнуемые тёплым ветерком.

Затем он поднял голову и принюхался. Проследив за его взглядом, Джейм увидела Коменданта, неподвижно сидящего на своём могучем боевом жеребце Облако у нижней кромки луга. Он был одет в сероватый кожаный охотничий костюм. Солнечный свет мерцал на острие длинного копья на вепря.

Его лорд оставил ему только два варианта: посадить своёго брата в клетку или убить его. Это был Парадокс Чести в самой грубейшей его форме.

Медведь поднялся на ноги. Два рандона рассматривали друг друга через море волнующейся травы. Задувал ветер. Колокольчики кивали. Джейм затаила дыхание.

Шет склонил голову в салюте. Через мгновение, Медведь ответил тем же, как будто этот жест расшевелил его давно похороненную память. Гирлянда из маргариток соскользнула и лихо свесилась через глаз. Он снял её и рассеянно уронил Джейм на голову, где она сначала зацепилась за ухо, а затем свалилась ей на плечи. Он повернулся, чтобы уйти, но затем приостановился и качнулся назад. В его ладони было что-то маленькое, что-то, что он вручил ей, сжав её ладонями. Затем он снова повернулся и неуклюже побрёл к отдалённой линии деревьев.

Джейм наблюдала, как он уходит.

Затем она посмотрела, что же он такое ей дал. Это была резная деревянная кошка, подправленная таким образом, чтобы её отломанные задние ноги свернулись под ней, как будто она припала к земле. Она могла отследить следы когтей, похожие на удары долота, неуклюжие, но всё же осмысленные.

Комендант наблюдал за отбытием своего брата не двигаясь с места, пока Медведь не скрылся за деревьями. Затем он подъёхал к ней и подцепил гирлянду кончиком копья, как будто, чтобы получше рассмотреть, мимоходом приставив лезвие к горлу Джейм.

— Ха, — сказал он, смахнул прочь венок из маргариток, сунул своё копьё в ножны и предложил Джейм руку. Та её приняла и вскочила на Облако позади него. Они поехали обратно в Тентир, так и не сказав друг другу ни единого слова.

III

Наконец-то наступил вечер, окончание долгого дня. Благодаря охоте на Медведя все пропустили свои первые два урока. А затем Джеймс заработала ещё один чёрный в письме.

По мнению Руты, последнее было крайне несправедливым. Никто не писал лучше или быстрее её леди, да ещё столь изящно, однако в данном случае инструктором был Рандир, а Норфы едва ли могли рассчитывать на особую справедливость от этого дома.

Подогревая для своей хозяйки бокал приправленного пряностями сидра, Рута бросила на неё быстрый взгляд через плечо.

Джеймс, скрестив ноги, сидела на спальной подушке, локти покоятся на коленях, а подбородок на сцепленных руках, и, нахмурившись, вглядывалась в огонь под бронзовым бассейном. Уже в который раз убедившись в том, что он не может вместиться к ней на колени, барс Жур свернулся вокруг неё, примостив подбородок на её бедро. Мерцающий свет выхватывал из теней черты ее изящного лица и контуры тела. Она распустила свои длинные волосы, но отложила гребень в сторону уже после нескольких рассеянных заходов. Рута подала ей кубок, подобрала гребень и встала за ней на колени.

За прошедший год Джеймс, несомненно, неоднократно проявляла себя способной ученицей, думала кадетка, продираясь зубцами сквозь прочную пелену густого, иссиня-чёрного шёлка. Уже давно минули те времена, когда Рута видела что-то странное в присутствии леди хайборн в Тентире. Остальные кадеты, по большей части, чувствовали то же самое. Но были рандоны — по крайней мере, некоторые из них — кто так и не смог разглядеть за родословной подлинных, хотя и довольно странных, способностей. Конечно, оставался ещё один день испытаний, но Джеймс нужно было заполучить по меньшей мере два белых, просто, чтобы выйти на безубыточный уровень, а какая на это надежда? Сама Рута не заслужила пока что ни чёрного, ни белого, но это было вполне обычным для большинства кендар. Когда ей приходило на ум, что будущее её десятки могло сильно зависеть от судьбы их командира, она выталкивала эти мысли на задворки сознания.

Джеймс напряглась.

— Простите, — пробормотала Рута, расправляясь с клубком волос.

— Там, в огне. Рута, выуди мне эту головёшку. Нет, вон ту.

Было трудно понять, что именно она имеет в виду, так что Рута выгребла из очага не меньше половины всех головней. Джеймс подобрала одну из них.

— Чёрт, — сказала она. — Матушка Рвагга просто не даёт мне забыть.

Рута уставилась на маленький, чёрный сучок, испещренный красными прожилками, который Джеймс перебрасывала в своих закрытых перчатками руках.

— Что это, леди?

Улыбка Джеймс искривилась. — На этот раз, не просто костяшка. Это сустав пальца Сгоревшего Человека. Это всё решает.

— Что, леди? — спросила Рута, но так и не получила никакого ответа.

Довольно скоро, они завернулись в одеяла и уснули. Когда Рута проснулась следующим утром, с Журом, свернувшимся рядом с ней, Джеймс уже ушла.