3-й день осени

I

Джейм пропустила ланч, но Рута сунула ей кусок хлеба с сыром, который она поспешно проглотила, давясь и разбрасывая во все стороны крошки, по пути на первое послеобеденное занятие.

Оно было одним из тех, которыми Джейм обычно наслаждалась. Наполовину Сенетар, наполовину Сенета — то есть, наполовину бой, наполовину танец — занятия Сене проходили в одной из больших, внутренних комнат Старого Тентира. Единственный свет создавали свечи, они и их отражения, мерцающие на странных, бесформенных осколках зеркал и гладко кованого металла, что покрывали собой стены. Десятка Тиммона была уже здесь, в полном составе; это занятие Лордан Ардет решил не пропускать.

Он ждал, элегантно позируя в ореоле света, который озарял его золотистые локоны и тонко очерченные линии лица. Никаких сомнений: молодой наследник Ардет был статным и привлекательным, его красота граничила с вычурным великолепием. Джейм чувствовала, что в этом он оставил её далеко позади, но в общем-то не возражала. Она никогда не думала о себе как о привлекательной особе, за исключением, порой, своих длинных, чёрных волос. Другие описывали её как истощённого жеребёнка, и она всё ещё так о себе и думала, учитывая её склонность пропускать обеды и её обезображенное шрамом лицо. И всё же, Тиммон порой заставлял её в этом усомниться.

Вот и сейчас.

Под его восхищённым, пристальным взглядом, ей захотелось прихорошиться. Её мышцы ощущались расслабленными и податливыми, вся тяжесть и усталость от бега-наказания были забыты за время короткой полуденной передышки. Ей завладело ощущение идеального равновесия. Она жаждала танца и очень скоро её желание было удовлетворено.

Руководивший эти занятием рандон начал наигрывать на деревянной флейте, а кадеты плавно перетекать из одной кантиры Сенеты в другую. Они были счастливы иметь подобный аккомпанемент. Порой, классы были вынуждены слушать лишённого музыкального слуха сарганта, который мычал старые любовные песни или кадета, с энтузиазмом стучавшего стеком по измятым шлемам. Но правила всегда были одни и те же. Когда музыка останавливалась, начинался Сенетар.

Вот и пауза. Джейм крутанулась в позицию напротив кадета Ардета и ударила, стиль огонь-скачет. Он перешёл от вода-течёт Сенеты к вода-течёт Сенетару и скользнул мимо неё. Остальные занимались тем же самым.

Флейта заиграла снова. Теперь перед ней был Тиммон. Он находился в прекрасной форме, подумала она, и был очень этим доволен. Двигался Ардет просто великолепно, заставляя её чувствовать грациозной и саму себя. Его и её руки копировали одни и те же узоры, зеркально повторяя движения друг друга. Физические навыки давались ему так же легко, как и его отцу Передану, которого она видела в момент схватки с её братом в Сердце Леса.

— Я была с Южным Воинством, когда милорд Передан отправил его в Пустоши на встречу наступающей Орде, — Сказала Шиповник. — Три миллиона против наших пятидесяти тысяч. Наша центральная колонна столкнулась с ними лоб в лоб и была разорвана на части. Песок пил нашу кровь, а обитатели Пустоши ели нашу плоть. Я была там, когда Передан… — Она остановилась, подыскивая верное слово, и наконец сказала с необычной гримасой: — пал.

И снова Джейм воскресила в памяти то воспоминание, которое она нечаянно разделила со своим братом — ощущение, звук того, как шея Передана с треском ломается под его руками.

Если бы твой отец знал, что ты сделал…

Но Лорд Ардет не знает. Как не знают и сын Передана, и Джейм.

Неважно.

— Ты устала? — Шёпот Тиммона мимоходом всколыхнул пряди волос у её уха. Его тёплое дыхание заставило её задрожать. — Вся эта необязательная беготня по кругу. Так недостойно.

Джейм чуть не хихикнула, вспоминая Хигберта, мрачно шлёпающего вслед за Горбелом. По крайней мере, у него всё ещё оставались его вонючие сапоги, но практически ничего больше.

Музыка остановилась.

Она поймала руку Тиммона и бросила его через бедро. Одновременно он схватил её запястье и выкрутил его при падении. Она сделала кувырок, приземлилась на ноги и высвободилась из захвата, в то время, как он плавно перекатился в вертикальное положение. Они закружили друг вокруг друга в ещё одном раунде стиля земля-движется, каждый выискивал возможность для нового захвата. Он схватил её за куртку и выбил из под неё ногу. Оба упали, он сверху.

Время остановилось. Его вес на ней, их лица были достаточно близко, чтобы обмениваться вздохами, губы к губам, его скользящие руки…

… были не те, что она любила.

Рандон с флейтой наблюдал за ними. Он поднял к губам свой инструмент и выдал насмешливую ноту. Джейм вырвалась на свободу.

Это длилось всего одно мгновение, подумала она. Возможно, больше этого никто не заметил. Тиммон самодовольно ухмылялся. Ей следовало врезать ему. Однако, пока играет музыка, она должна танцевать.

Его руки были настолько мягкими и хорошо ухоженными, насколько позволяла жизнь кадета, в отличие от тех, других, с их проворной силой и элегантным кружевом шрамов, дорого оплаченных жуткой болью в дальних краях. Она услышала ворчание другого Ардета из десятки Тиммона насчёт их предыдущего урока, от которого их лидер увильнул, уже давно идущий ремонт самой дальней стены Тентира, повреждённой весенними землетрясениями.

— Ты мог бы помочь, — шепнула она, когда они скользнули друг мимо друга вода-течёт Сенетой. Вообще-то партнёры по Сене сменялись с каждым раундом, но никто не дерзнул прервать дуэт своих командиров.

— Со стеной?

Так их мысли всё ещё совпадают.

— Что за трата времени, — сказал он беспечно.

А, может, и нет.

— В конце концов, кто окажется столь глуп, чтобы напасть на училище офицеров рандонов?

Все по-прежнему продолжали это твердить. Такое высокомерие казалось открытым вызовом судьбе.

— Налёты на стада случаются каждую осень, — сказала Джейм, поворачиваясь вместе с ним, — с дальнего севера.

Она двинулась ещё быстрее, чтобы перехватить лидерство, ноты флейтиста неслись вслед за ней. Все, как один увеличили скорость. При таком темпе, скоро ни у кого не останется дыхания ни на что ещё, кроме танца.

— Мы не единственные… в Заречье… кто стоит лицом к лицу с голодной зимой.

— А простая стена… сможет удержать их снаружи?

— Если её построят кендары, то да.

— Вот видишь? Им не требуется какой-то хайборн… путающийся на дороге.

— Им нужны все руки… которые они могут получить.

Она думала не столько о мерикитах, сколько о племенах холмов с дальнего севера, некоторые из которых жили в тени великого Барьера между Ратиллиеном и Тёмным Порогом. Неудачная попытка Чингетая снова предъявить права на всё Заречье оставила его собственные границы незащищенными, а северный конец долины распахнутым во всех направлениях.

Музыка оборвалась.

Тиммон ударил огонь-скачет. Она парировала и контратаковала.

— Я родился не для того, чтобы таскать камни, — сказал он, теперь едва сдерживая голос. — Тебе не следует бежать вместе со всем стадом. Предоставь Горбелу рысить по кругу, подобно ослу, каковым он и является. Да он просто посмешище. Ты должна это знать.

— Он готов страдать ради своей цели. Так же, как и я. А ты?

Инстинкт заставил их отскочить в стороны, когда между ними ошеломленно пролетел Дар, который отскочил от стены и бросил себя обратно на своего противника Ардета.

— Стенам сегодня достаётся, — заметила Джейм.

Она скользнула мимо Тиммона, её защита вода-течёт против его нападения огонь-скачет. Он последовал вслед за ней, всё ещё пытаясь нанести удар, она — продолжая ускользать прочь. Его лицо залилось краской, и не от напряжения.

— Подумай о том, сколь многое я могу тебе предложить. — Вырвалось у него, тихо и настойчиво. — Положение. Власть. Подумай о том, как мало ты будешь иметь, когда Верховный Лорд призовет тебя к себе на службу. Он может делать всё, что пожелает. Он может отправить тебя в любую, выбранную им, постель, включая свою собственную. И для кого же тогда ты раздвинешь свои ножки, леди? Кого назовешь «хозяин»?

Джейм дала ему пощечину.

На мгновение они застыли камнем, уставившись друг на друга. Все остальные тоже остановились, как будто захваченные шоком этого момента.

Да, грустно подумалось Джейм, с деликатным ухаживанием покончено.

Он снова бросился на неё исступленным вихрем пинков и ударов, заставляя по диагонали пересекать комнату.

Кадеты поспешно убирались у них с пути. Хайборны, дерущиеся в полную силу, были серьёзной угрозой, даже если один из них только дразнил и увёртывался. На щеках Тиммона горела краска, оставляя оставшуюся часть его лица белой и напряжённой. Джейм понимала, что ей следовало бы тоже вступить в бой, просто чтобы дать Ардету спустить пар, но она тоже рассердилась.

— До сих пор я вёл себя слишком скромно, — сказал он, посылая финт ей в лицо, за которым последовал удар кулаком, который тяжело попал ей по рёбрам, прямо под левой грудью. Она отпрянула назад. Он последовал за ней. — Мне стоит больше походить на своего отца, который получал то, что желал, и заслуживал. И вообще, почему ты ведёшь себя так высокомерно? Мы оба лорданы, но мой дедушка готов поддержать меня гораздо сильнее, чем твой брат тебя. Всем прекрасно известно, что Торисен только и ждёт, когда ты провалишься.

Всё верно, но это удар мимо цели.

— Мы здесь, сейчас, пытаемся довести что-то до конца. Что может быть более важным?

Мгновение, Тиммон боролся сам с собой. — Порой, — сказал он полузадушено, — Мне хочется свернуть твою глупую, тонкую шейку.

Джейм вскинула бровь. — Я помещу тебя в конец списка, скажем, сразу после… хм, Хигберта.

— Тебе и в самом деле нравится Горбел, а? Вот почему ты проскользнула в его покои во время ленча, чтобы подержать его за руку?

Среди отражений в осколках зеркал Джейм видела, что рандон поднял свою флейту, но всё ещё медлил, то ли набирая в грудь побольше воздуха, то ли прислушиваясь. Голос Тиммона, внезапно перешедший в пронзительный крик, разрезал половину аудитории.

Она тоже приостановилась, встав вполоборота к Тиммону и ожидая первой ноты. Им обоим требовался танец, чтобы успокоиться и взять себя в руки. И всё же, она просто не смогла удержаться от заключительного залпа.

— Я думаю, — небрежно бросила она, когда музыка, наконец, началась, — что ты ревнуешь к Горбелу.

Её затылок, казалось, взорвался. На неё прыгнула стена, затем пол. Люди кричали, рандон громче всех: Чёрт тебя подери, я же играл!

— Прости. — Этим шёпотом был Тиммон, где-то далеко-далеко, удаляясь и затихая. — Прости, прости, прости…

За стеной кто-то тихонько захихикал. Серод. Опять наблюдает за ней через какую-то щёлку или потайной глазок.

— Ох, успокойся, — сказала она ему.

Её череп ощупывали пальцы, заставляя её морщиться и слегка вздрагивать.

— Я в порядке, — запротестовала она и оттолкнула Шиповник в сторону. Её желудок мутило. Внезапно, и её ленч, и то, что осталось от завтрака, чёрные кусочки и всё остальное, оказались извергнуты на пол. — Ну, в некотором роде. Лордан ошибся. И я атаковала ещё одну стену.

— Мы видели. Это была не ошибка, а почти смертельный удар.

— Что, для стены?

Используя Шиповник в качестве опоры и цепляясь когтями за стену, Джейм встала прямо, слишком поздно вспомнив о том, чтобы спрятать свои ногти в ножны. На мгновение, комната потемнела, затем в глазах прояснилось. Трое, но её голова и в самом деле болит. Как часто можно получать по черепу, прежде чем твои мозги выпадут наружу? Может, они уже и выпали, давным-давно.

— Я не заметила, чтобы ты поспешила мне на выручку, — сказала она, осторожно трогая пальцем растущую шишку.

— Дважды за день? Если он и потерял самообладание, леди, то старался сдержаться, а вы были небрежной и неосторожной.

— Всё верно. И поплатилась за это. А теперь забудьте об этом.

Но потребуется много времени, пока они и вправду забудут.

II

Последнее занятие этого длинного, длинного дня проходило в казармах Норфов, в общей комнате третьего этажа, выглядывающей на тренировочный квадрат. Оно предназначалось только для кадетов Норф, их учителем был Харн Удав, боевой лидер Торисена и, время от времени, комендант Тентира.

Он ждал, пока не прибудут Джейм и её десятка, его широкая фигура закрывала собой большую часть одного из окон. Он стоял повернувшись к ним спиной и глядя вниз на оживлённый квадрат. Ждали так же Ванта и его десятку-хвост.

Джейм, скрестив лодыжки, опустилась на пол, радуясь возможности расслабить ноги. Трое, но её голова просто раскалывается от боли, а щека, под мягким касанием кончиков пальцев, ощущалась горячей и вздувшейся.

— Глаз у меня чернеет? — спросила она Шиповник.

— Да.

С наступлением осени дни всё сокращались. Солнце скользнуло за западные вершины Снежных Пиков едва минула середина второй половины дня, и начались долгие, неторопливые сумерки. По углам общей комнаты уже сгущались омуты теней. Однако, пройдёт ещё несколько часов, прежде чем кто-нибудь признает, что уже смерклось, и зажжёт первую лучину или восковую свечу.

Когда Харн наконец повернулся, Джейм сначала подумала, что только угасающий свет придаёт его широкому, покрытому щетиной лицу такой серый цвет. Однако, когда он заговорил, она услышала всё тот же свинцовый оттенок и в его голосе. Он выглядел так, как будто не спал несколько дней, а одна его рука была на перевязи.

— Что с ним случилось?

Дар зашептал в ответ. — Он поскользнулся на лестнице своей башенки. Клянётся, что камни были смазаны жиром, но к тому времени, как до них добрались слуги, они были чисто вымыты. К счастью, это растяжение, а не перелом. Он также сказал, что над ним смеялись стены. О, здесь происходит масса странных вещей, по большей части, тупые, грубые шутки.

— Это было не так уж забавно, когда прямо в разгар охоты на вепря у Коменданта лопнула подпруга, — сказал Перо. — Её кто-то подрезал. Он вполне мог бы погибнуть, не будь он таким хорошим наездником.

— Затем был гравий в овсянке, — Пробормотала Рута. — Ну давайте: смейтесь. Я чуть не сломала себе зуб.

Харн начал рыскать среди кадетов, заставляя некоторых из них убираться у него с пути, пока он не запнулся о них.

Я снова что-то забыла, подумала Джейм. Что-то насчёт прыганья на тени…

Харн на мгновение приостановился, уставившись вниз на неё.

— Что случилось с твоим лицом?

— Я столкнулась с ногой. Затем со стеной.

— Ха.

С этим, урок начался.

— Вы все знаете, что рандоны каждого дома имеют свой особый боевой жаргон. Песни рассказывают нам, что эта практика восходит ко временам до основания Кенцирата, когда Девяти Домам приходилось сражаться в основном друг с другом.

— И мы всё ещё держимся за это, Ран? Разве не предполагается, что мы стоим выше политики домов?

Вант. Хороший вопрос, но на самом деле ответ его не интересовал, раздражённо подумала Джейм. Он только хотел выбить Харна из колеи и преуспел в этом.

— Мы должны. — Большой кендар потёр красные глаза. — Насчёт политики, я имею в виду. Как показывают последние события, порой мы не можем удержаться в стороне. Так что боевой жаргон всё ещё используется. Предположим, твой коллега Каинрон напортачил с боевым манёвром. Ты хочешь прямо в его присутствии сказать своему командиру всё как есть?

— Почему бы и нет, если это правда?

— Как рандон рандону, да, но что если хайборн нечаянно услышит…

Вант склонился вперёд, бросив косой взгляд на Джейм. Он выглядел так, как будто ему только что вручили неожиданный, но желанный подарок.

— Так это больше о том, чтобы сохранять вещи в секрете от своих лордов и хозяев, чем друг от друга, Ран? Вот теперь, это имеет смысл.

— Почему? — спросил Ёрим, полный озадаченной наивности. — Как мы можем им служить, если они не знают, как нас правильно использовать?

— «Использовать»! — Фыркнул Вант. — Что за подходящее слово.

— Ты что, думаешь, — спросил он однажды Джейм, — что Каинроны единственный дом, чьи хайборны развлекаются со своими кендарами?

Согласно Руте, некий неизвестный хайборн Норф развлёкся с бабушкой Ванта, а, вероятно, хайборн Ардет — с его матерью.

На что это похоже, когда одновременно ценишь и презираешь собственную кровь хайборна?

Ну, возможно, сама она знала ответ, но хайборны и кендары были множеством способов пойманы в похожую ловушку необходимости и чести.

— Как бы ты себя почувствовал, — спросила она, — если бы твой лорд решил не использовать тебя, или просто вообще забыл о твоём существовании? Такое случалось. И может повториться снова.

Против своего желания Вант вздрогнул. — Это угроза, Лордан?

Джейм вздохнула. — Нет, это парадокс и, учитывая то, как обстоят дела в Кенцирате сегодня, констатация факта. Моему брату лорду это нравится не больше, чем мне. Но это так. Ты хочешь сказать нашему богу, что это несправедливо? Давай. Пожалуйста.

— Это работа жрецов. Попроси своего драгоценного бастарда Норфа.

— Он не… достаточно обучен, чтобы ответить, даже меньше, чем я, а мне приходилось преодолевать вброд настолько глубокие выгребные ямы божественности, что ты себе даже не можешь представить.

Все кадеты уставились на неё. Они предпочитали прямолинейные мысли, проторенные пути. В Кенцирате стены служили для того, чтобы удерживать все вопросы снаружи, а не ради того, чтобы колотить по ним головой. Не спрашивай, учил Женский Мир, если только ты не одна из чудаковатых и потому обладающих отчасти дурной репутацией Яран.

Необходимость думать ранит их слабые мозги.

Джейм хотелось, чтобы её собственные не болели так сильно. По крайней мере, у неё было оправдание в виде пинка в голову, которым её наградил Тиммон, и который, в свою очередь, заставил её захотеть смутить ленивое самодовольство остальных.

— Что, собственно, наш трёхликий бог от нас хочет? В нынешнее время, как я погляжу, крайне мало. Прости меня, Вант, но мы все были отправлены сюда, чтобы быть использованными, вот если бы только кто-нибудь сказал нам, что нам полагается делать. Подобно тебе, я действительно, в самом деле, ненавижу незнание; и порой я опасаюсь того, что даже наш собственный бог уже не помнит, для какой цели мы были связаны вместе на заре Кенцирата.

Впервые за всё время Харн выглядел почти весёлым.

— Дитя, ты тревожишь своих товарищей по играм. Кстати говоря, ты начинаешь пугать и меня.

Вант сглотнул, собрался с силами, и заговорил, хотя его голос всё ещё дрожал.

— Леди, я не знаю, что вы имеете в виду. Может хайборны и не могут лгать, но напрямую они тоже не говорят. Было бы лучше, если бы Тентир ограничился кендарами. Хайборны лежат в основе каждой неприятности, которые происходили здесь на протяжении поколений. Посмотрите, что случилось в прошлый раз, когда здесь пребывал лордан Норф. Ран, если бы не Грешан, ваш отец всё ещё мог бы быть жив.

Лицо Харна пошло пятнами, красными и белыми.

— Халлик Беспощадный знал, в чём заключается его долг. Он выбрал Белый Нож, чтобы выполнить его, восстанавливая таким образом честь училища. Как ты смеешь так плохо говорить о нём или его выборе?

Джейм поспешно вскочила и встала между ними. Она ничего не говорила, а большой рандон даже не посмотрел вниз, на неё; однако, спустя мгновение, зарождающаяся вспышка берсерка умерла и Харн отвернулся прочь.

— Что? — Сказала Джейм Шиповник, снова опускаясь на своё место. — Мы, хайборны, хоть на что-то годны.

Перо размышлял.

— Всё может быть, Ран, но разве не важно для хайборнов, особенно лорданов, научиться дисциплине рандонов? Посмотрите, что случилось с Милордом Грешаном, который даже не пытался, или с Гантом Серым Лордом, который пытался, но потерпел неудачу. Простите, миледи.

Джейм отмахнулась от этого.

— Тентир испытывает тех, кто предполагает наличие власти и силы. Что касается Ганта, то он не полностью провалился, но и не остался здесь до конца. Мне бы тоже хотелось, чтобы он справился.

Харн сверлил её взглядом. В его налитых кровью глазах было что-то, почти похожее на боль.

— Если так, Лордан, то готова ли ты с охотой подчиниться подобным испытаниям?

Комендант однажды сказал, что в конце обучения она узнает, принадлежит ли она училищу, настолько, насколько про неё вообще можно было сказать, что она принадлежит хоть чему-то.

— Я готова. Я это и делаю.

Тяжелые плечи кендара резко опустились.

— Да будет так.

С этим он попытался подхватить нить испорченного урока, но половина его мыслей витала где-то ещё и класс совершенно его не понимал.

Громыхание его голоса обворачивалось вокруг Джейм покрывалом, притупляя её мысли. Её голова пульсировала как второе сердцебиение, вполне способное расколоть ей череп.

Рута тронула её за рукав.

— С вами всё в порядке?

Да. Нет. Прислушайся к шёпоту сливающихся в омуты теней: «Ран Харн видел вашего дядю Грешана, бродящего ночью по залам».

Так вот что она забыла: рюкзак, в котором лежал контракт, сотканный из нитей посмертных знамён, воняющий старой, холодной кровью — доказательство законнорожденности Киндри, но, одновременно, смертный приговор Тьери и разрешительная грамота Грешана, позволяющая ему расхаживать после смерти.

— Я должна найти его.

Она начала подниматься, но тяжело бухнулась обратно на пол, поскольку её голова грозила взорваться.

— Найти что, леди?

— В столовой, под скамейкой. Этим утром я просто убежала и оставила его там.

— А. Это. — Ну конечно, Шиповник заметила, как Джейм небрежно укладывает рюкзак. В отличие от некоторых, Южанка никогда ничего не забывала. — Жди здесь. Я его притащу.

Наблюдая, как она уходит, Харн в прямом и переносном смысле вскинул вверх свою здоровую руку.

— Чему бы я ни собирался вас научить, оно ушло. Вместо этого подумайте над тем, что вы узнали или, по крайней мере, услышали. Спокойной ночи и сладких снов.

III

Конечно, до времени отправляться в постель оставалось ещё много часов, а Джейм как раз очень хотелось, чтобы день поскорее закончился. Пусть так оно и будет, как только она заполучит обратно в свои руки рюкзак и его драгоценное содержимое.

Однако, как только она покинула общую комнату, направляясь на поиски Шиповник, её перехватили Рута и Мята.

— Иди, погляди!

Зажав её между собой, они потащили Джейм через холл туда, где раньше были личные покои её дядюшки.

Здесь была гостиная комната, с громадным, приподнятым камином, неожиданно чистым. Когда Джейм видела его в последний раз, он был весь завален воняющими, испорченными, заплесневелыми шмотками Грешана, остававшимися невостребованными почти пятьдесят лет со времени смерти их владельца. Она поискала глазами безвкусно цветастую Куртку Лордана, под которой она спала и видела столь мерзкие сны — неужто это было всего тринадцать дней тому назад? — но не увидела её. Рута, вероятно, права и её присвоил Серод, ну и скатертью дорожка…

И куртке и её новому владельцу? Нет, не думай так. Южанин был к ней привязан, пусть и создавал разнообразные неудобства, как выяснилось к этому времени. Она была обязана ему за службу… и, признай этот факт, ненавидела себя за это.

Два кадета потащили её направо, к двери, ведущей в помещения слуг и она вошла, остальная часть её десятки напряжённо следовала позади.

Внутри она остановилась и удивлённо огляделась.

— Ну, это определённо другое дело.

Когда она в последний раз видела северо-западное крыло анфилады комнат её дяди Грешана, это был длинный коридор, с маленькими комнатёнками по обе стороны, и небольшой, запущенной посудомоечной в конце — сумрак, пыль, клаустрофобия. Его закрыли сразу после смерти прежнего лордана, и с тех пор ни чья нога не ступала в эти унылые пределы. Однако за время её отсутствия кадеты Норф определенно много поработали над тем, чтобы превратить его в место, где их чудаковатый лордан мог бы провести зиму, вместо того, чтобы зазимовать в палатке на чердаке, прямо под дырой в крыше.

Помещения слуг сохранили две коморки у дальнего конца и теперь безукоризненно чистую посудомойку, но всё остальное превратилось в открытое пространство между рядами несущих колонн. Пол был выскоблен и отмыт до своего первоначального медового оттенка и усыпан луговыми цветами, которые пересекали светящиеся полоски позднего послеобеденного солнца. Бледные наброски на свежепобеленных стенах намекали на появление фресок. А самое главное, целые секции западной стены были выбиты, чтобы образовать ряд окон, обозревающих валуны и нижние склоны Снежных Пиков, острые вершины которых виднелись высоко над ними, чёрные на фоне золотого заката. Внутрь задувал прохладный ветер, несущий острый привкус снега.

Внизу мелькнула вспышка белого, или Бел или жеребёнок раторна. Ей следует предупредить мастера-лошадника, что если кто-нибудь из копытных рискнёт спуститься за нижнюю кромку нагромождения валунов, они станут видимы с этой новой обзорной площадки. Для Бел это едва ли имеет значение, но ей хотелось бы как можно дольше сохранять присутствие жеребёнка в секрете, чтобы не допустить новых охотничьих отрядов.

— Когда придёт зима, мы можем закрыть окна ставнями, — сказала Рута, всё ещё с беспокойством рассматривая лицо Джейм и неправильно истолковывая её внезапно нахмуренные брови. — Или экранами из промасленной парусины. И погляди: разве это не будет чудесно в Ночь Середины Зимы?

В конце длинной комнаты они установили огромный медный бассейн необычной формы, опирающийся на платформу из железного дерева, который можно было использовать в качестве отдельного камина. Потолок наверху разрезала дымовая дыра. Как помнила Джейм, в этом углу чердака пол и крыша почти смыкались. Она легонько постучала по бассейну пальцем и тот отозвался мягким, приятным звоном. По его краю бежал фриз из обнажённых мальчиков, некоторые занимались борьбой, другие чем-то ещё.

— Дайте догадаюсь. Ванна моего дядюшки?

Рута покраснела, а Мята хихикнула.

— Что-то вроде того, — сказала последняя. — Милорд Грешан обожал играть в «маленьких рыбок» с мальчиками из посудомойки, или так я слышала. Она была упакована в ящике в дальней комнате. Если мы разожжём огонь под ней, а не внутри, она сможет служить тебе купальней.

— Я подумаю над этим, — рассудительно сказала Джейм.

У двери возникло шевеление и через десятку протолкалась Шиповник, в её руке болтался рюкзак. Джейм приняла его со вздохом облегчения. Она была чертовски хороша в утере ценных вещей. А эту нужно будет припрятать где-нибудь понадёжней, пока ей не представится шанс передать её кузену Киндри, которому она на самом деле и принадлежала.

Серод мог бы убить за подобное доказательство законнорожденности. Если положение Ванта было сложным, то у Серода ещё хуже, его отцом был Лорд Каинрон, а матерью — какая-то посудомойка из Каркинарота.

Кто-то издал сдавленный вздох.

Джейм развернулась, и плоть подпрыгнула у неё на костях.

На том конце чисто выметенной комнаты-колоннады, через сумрачный пустой холл, дверь в апартаменты Грешана бесшумно отварилась. На пороге застыла освещённая сзади, странно низкорослая фигура. Изумрудный и аметистовый струились через одно плёчо, вермилион и оранжевый, подобно ослепительно ярким брызгам крови, через другое. Затем наблюдатель отступил назад и дверь закрылась, медленно, тихо, украдкой.

Так значит Рута и Мята были правы: её слуга полукровка всё ещё занимал личные покои Грешана и носил одежду её дяди. Это определённо была щедро украшенная вышивкой Куртка Лордана, подогнанная для более широких плеч, чем у Южанина, и насмехающаяся над его притязаниями, даже если он находил удовольствие в её богатой и подчас грязной истории.

Поначалу он регулярно ей отчитывался. И всё же прошли недели с тех пор, как она видела его в последний раз, хотя порой она слышала его насмешливый шёпот, обращённый к ней из потайных проходов то за одной, то за другой стеной, как это только что было, когда Тиммон заехал ей ногой в голову. Он, конечно, находил себе пропитание совершая налёты на кухню училища, и занимал свои пустые, длинные дни, шпионя за его обитателями, как это недавно было с ней.

Это больше того, что я ему обещала, когда принимала его службу, подумала она невольно оправдываясь.

Да, но это всё ещё меньше, чем он заслужил за свои страдания ради неё, понесённые от рук его отца Калдана.

… снова тот сон: изголодавшаяся дворняга у пустого очага…

И всё же, этот коротышка и в самом деле был таким раздражающим, с его маниакальным, никогда не кончающимся поиском чувства собственного достоинства, настолько завязанным на её собственном неопределённом статусе, что порой она боялась, что может просто убить его своим явным провалом.

Шарканье ног и кашель заставили её повернуться. Никто не желал встречаться с ней взглядом. Она осознала, что для других Норфов Серод едва существовал, за исключением Шиповник, которая сверлила закрытую дверь тяжёлыми, зелёными глазами; кем ещё мог быть для неё сын-бастард её бывшего лорда, кроме как врагом? Остальные стыдились того, что побоялись самостоятельно войти в покои Грешана, чтобы вернуть их своему нынешнему лордану. Призрак Грешана преследовал далеко не одного бедного Харна. Грубые стены Тентира могли не впускать внутрь многие опасности, но они всё ещё удерживали внутри свои секреты, а вместе с ними порчи и болезни, которые угрожали подточить сами кости училища.

Джейм встряхнулась. Хватит понапрасну биться головами об стены. Для одного дня этих ударов и так было вполне достаточно.

— Все на выход, — сказала она, швыряя рюкзак в угол и расстёгивая куртку. — Может, для вас ещё слишком рано, но мне просто необходимо немного сна двара и я собираюсь заполучить его, даже если это меня убьёт.

Они друг за другом вышли, за исключением необыкновенно тихой Руты, которая осталась в роли самоназначенной личной служанки, подбирая одежду Джейм, по мере того, как та раздевалась. Она была уже голой, когда увидела на подушке записку.

Помни про равноденствие, гласила она, и на этот раз с подписью: Индекс. Вероятно, какой-то кадет Яран проскользнул сюда, чтобы оставить её, как и первую записку, в обеденном зале.

Старый летописец подразумевал ещё один ритуал мерикитов, в котором Джейм, вероятно, полагалось принять участие в качестве Любимчика (Фаворита) Земляной Женщины, но о котором она совершенно ничего не знала. Кроме того, это будет только через полсезона.

— Да пошёл ты, — Пробурчала Джейм и бросилась на едва ли не слишком мягкий соломенный тюфяк в углу, только чтобы выругаться и смести прочь шипы роз, положенных с хорошими намерениями, но в неподходящем месте.

Комната погрузилась в тишину, за исключением приглушённого голоса училища, готовящегося к ночи. Снаружи подходили к концу длинные сумерки. Последним звуком, который услышала Джейм, прежде чем её поглотил сон, был стук запираемой Рутой двери.