53-й день лета

I

Её кто-то звал.

— Джейм. — И снова, — Джейм.

Она знала этот голос, хотя, казалось, прошла целая жизнь с тех пор, когда она слышала его в последний раз.

— Джейм. Ну давай же, девочка. Очнись.

Часть её всё ещё бежала, потерявшись среди холмов, убегающих в бесконечность, но другая часть скорее бы умерла, чем не ответила бы на этот призыв. Её глаза с трепетом открылись. Луна светила через высокие окна, бросая безмятежные полосы света на пол, на ряды застеленных коек, пустых, за исключением той, на которой лежала она, но не одна. Её держала сильная рука. Она знала это прикосновение, сам этот запах, такой же чистый и честный, как и сам человек.

— Ох, Марк, — сказала она. — У меня был такой жуткий сон.

Но затем, когда она подняла руку, чтобы коснуться его и убедиться, что он действительно здесь, она увидела, что та плотно перебинтована от запястья до локтя. Нет, не всё это было сном. Худшая его часть оказалась правдой.

— Марк, я сделала ужасную вещь.

— Неужели. — Его большая, грубая рука нежно погладила её волосы. — Тогда тебе лучше рассказать мне об этом.

Тем не менее, довольно долго ни один из них не решался заговорить. Они не виделись около года, почти со времени битвы у Водопадов. Больше похоже, что это было целую жизнь назад, думала Джейм, сидя спиной к широкой груди кендара, ощущая его дыхание и слушая стук его сердца, спокойный и сильный.

Она вспомнила, как они впервые встретились. Стремительно вывернув из-за угла в Тай-Тестигоне, с украденными Павлиньими Перчатками, спрятанными в сумке, и городской стражей на пятках, она со всего разбега врезалась во что-то, что сначала приняла за стену. А затем стена отрастила большие руки, чтобы поймать её при отскоке.

Он прошёл весь долгий путь из Восточного Кеншолда — большой кендар в позднем среднем возрасте, выгнанный новым лордом маленького дома за то, что защищал кобылу винохир старого лорда от езды на ней против её воли. До этого, он был угоном Каинрон в Южном Воинстве; а до этого, последним выжившим из другого маленького дома, который держал крепость Киторн, пока мерикиты не вырезали там всех, кроме Марка, который был в то время на охоте и вернулся уже к краснеющим руинам. Когда он достиг Тай-Тестигона где-то семьюдесятью годами позже, он был до смерти усталым и готовым умереть, поскольку был уверен, что в его возрасте ни один кенцирский дом не примет его снова.

Тем не менее, он очнулся как раз вовремя, чтобы спасти её от бандитского нападения, случившегося в аллеи внизу, под его окном — спустившись при этом на два этажа с чердака гостиницы — а потом, чтобы сэкономить время, пролетев оставшуюся часть пути, — как он изложил позднее.

Он был самым порядочным человеком, которого Джейм знала, и она доверяла его чувству морали много больше, чем своему собственному.

Однако, в то время он предполагал, что она кендар, пусть и с приличной примесью крови хайборна, учитывая её разные странные особенности. В конце концов, кенцирских леди разводят отдельно, их нечасто видят за пределами их собственных залов, и только плотно укутанными. Мысль о том, что одна из них может быть печально известной Талисман, ученицей величайшего вора Тай-Тестигона, никогда не мелькала в его голове. В то время и сама Джейм не была уверена насчёт того, кто она такая, и, несомненно, даже не догадывалась о том, что Верховный Лорд Кенцирата был её давно потерянным братом-близнецом Тори.

Потом она выяснила правду, также как и Марк.

Будет ли между ними снова непринуждённая дружба и равенство? Могут ли они вообще быть между кендаром и хайборном? Пока он был здесь, они всё ещё не перешли этот мост. Застряли на нём.

И тут в комнату прорысил Жур и запрыгнул на койку. Джейм взвизгнула, когда он всем весом приземлился на её перевязанную руку. Марк сгрёб барса в охапку и положил его между ними, вверх тормашками.

— Привет, котенок, — сказал он, почёсывая незащищённое мохнатое брюхо. Жур потянулся, выгнул спину дугой, лапы в воздухе, и замурлыкал.

— Откуда ты выпрыгнул? — спросила Джейм кендара под урчание кота.

— Ох, Готрегор. Вернулись все, кроме тех, кто всё ещё закреплён за Южным Воинством или где-то ещё. Твоему лорду брату требуется каждая рука, которую он может добыть для покоса, приближается середина лета.

Джейм попыталась представить себе семифутового кендара, машущего косой вместо своего обычного обоюдоострого боевого топора. — Он послал тебя резать траву?

— Нет ничего плохого в том, чтобы работать на земле, девушка. Я в любой момент займусь этим на поле битвы, где ничего не растет, кроме костей из земли после первого мороза. Имей в виду, говорят, что кровь это хорошее удобрение, но я бы не стал его использовать, если бы мог выбирать.

К тому же, Марк никогда не усердствовал в драках. В битве он обычно изображал припадок берсерка и пугал врагов настолько, что те бежали сломя голову. Однажды она видела, как он подобным образом опустошил враждебную таверну с разбойниками, вылетавшими наружу через дверь, через окна и даже вверх по дымоходу.

— Хотя, главным образом, — сказал он, — я был занят тем, что размышлял, как можно сложить это большое витражное окно опять в единое целое. Ну, ты знаешь, то, что в старом замке, лицом к востоку, карта Ратиллиена. Замечательная вещь. Тем не менее, каким-то образом оно было разбито вдребезги.

— Ээр… Боюсь, что это была я. В тот момент за мной гналась стая призрачных убийц и я использовала руну, чтобы сдуть прочь их души. К несчастью, окно тоже вылетело наружу. Так же как и множество посмертных знамён из нижнего зала. Прости.

Последовала короткая пауза, сопровождаемая покорным вздохом. — Вот как. Мне определённо следовало догадаться. Тогда всё в порядке, пока подобное случается по важной причине.

Она начала оборачиваться, чтобы посмотреть на него, но остановилась, испугавшись, что его там всё-таки нет. Если это был сон, то она не желала пробуждаться.

— Ты меня дразнишь?

— Вовсе нет. Окно можно восстановить. Я надеюсь. Тебя нет. Кроме того, я наслаждаюсь работой.

У него может получиться, подумала Джейм, немного завидуя, из-за собственной бесталанности. Марк всегда имел склонность к художественному творчеству, но у него было крайне мало возможностей развивать эти способности.

— Вот.

Он уронил ей в ладонь что-то гладкое и холодное.

— Мы расплавляли часть спасённых осколков красного стекла — ты знаешь, что его цвет создавался в том числе и настоящим золотом? — когда твой лорд брат порезал палец и капелька его крови угодила в смесь. Результат был… интересным.

Джейм подняла обломок вверх, к луне. Даже такой слабый, серебряный свет будил рубиновое свечение в сердце стекла. Ей показалось, что она держит что-то живое, но этот вид жизни лежит за пределами её опыта и понимания.

— Я хотел бы поэкспериментировать с другими цветами, — с тоской в голосе сказал кендар. — Хотя это всё-таки неловко, просить Верховного Лорда Кенцирата лить кровь по моей команде.

Джейм собралась с духом. Она должна знать. — Я полагаю, — сказала она осторожно, — что Тори предложил тебе место в своём — то есть, в нашем доме.

Он поёрзал, вызвав протесты и койки и кота. — Он предложил, да. Я отклонил эту честь.

— Но… почему? Предки знают, ты это заслужил.

— Ох, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал легкомысленно, — Я решил немножко подождать, просто, чтобы посмотреть не подвернётся ли что-то ещё.

Джейм почти выпрямилась, но усилие заставило её голову закружиться.

— Марк, — настойчиво сказала она, ухватившись за его куртку, — ты не можешь рассчитывать, что мне когда-нибудь позволят основать свой собственный дом, и ещё меньше на то, что официально позволят привязывать к себе кендар. Подумай! Разве Тори может дать мне подобную власть?

— Он сделал тебя своим лорданом, девочка.

— Да, но только чтобы купить себе время. В любой момент, когда захочет, он может отправить меня обратно в Женские Залы, при условии, что матроны не выгонят меня снова. Он даже не пришёл проверить, жива ли я ещё.

— Ох, он пришёл. — Марк хихикнул. — Ты назвала его «Папенькин сынок» и велела ему убираться.

— О, — безучастно сказала Джейм. — О Боже мой. Подожди секунду. Как долго я была без сознания?

— Больше недели. Твой кузен Киндри вошёл в твою сферу души, чтобы посмотреть, что тебя там держит, и вернулся с подбитыми глазами. Он сказал что-то вроде того, что был растоптан яростью раторнов.

Впервые со времени пробуждения, Джейм вспомнила о жеребёнке раторне. Трое, где же он? До неё дошло, что она не чувствовала его присутствия с тех пор, как они разбежались в разные стороны, спасаясь от жеребца призрака. Конечно, она бы узнала, если бы он умер… или нет? Что если она оставила его пойманным в ловушку в сфере души?

— Я должна вернуться, — сказала она, пытаясь вырваться из рук Марка. — Он не знает, как выбраться. Он будет бродить там, пока не умрёт.

— Тише, тише. Кто может умереть?

— Жеребёнок. Марк, я сказала, что сделала что-то ужасное и так оно и есть. Я связана кровью с молодым раторном.

Он не оттолкнул её прочь, но она почувствовала, что его дыхание сбилось. — Я не знал, что ты связующая кровью, — сказал он, тщательно избегая всякого выражения. — Однако, я полагаю, что этому ты никак не сможешь помочь. И все-таки, почему, из всех созданий, именно раторн?

— Это было не преднамеренно. Он меня укусил.

— Ах. Действительно, что за странный вкус.

Джейм ощутила прилив облегчения. — Ты надо мной смеешься. — Если он смог принять это, худшую вещь, которую она о себе знала, возможно, их дружба сможет, несмотря ни на что, выжить.

Но это не поможет жеребёнку.

— Я принёс кое-кого, чтобы познакомить с тобой, — сказал Марк, сознательно меняя тему.

Она почувствовала его движение, затем услышала скрежет кремня. Внезапная вспышка света на мгновение ослепила её. Когда глаза пришли в норму, она увидела след детской тени, отбрасываемой на дальнюю стену. Марк поставил горящую свечу за бугристой седельной сумкой, лежащей на столе.

— Это моя сестра, Ива. Ива, познакомься с Леди Джеймсиль. Если будешь хорошо себя вести, она может позволить называть себя Джейм.

— Я польщена, — сказала Джейм, слегка вздрогнув, когда тень изобразила осторожное приветствие.

Она, конечно, знала, что её брат нашёл детские кости в Киторне прошлой осенью и по каким-то причинам носил их с собой весь путь на юг на битву у Водопадов. Маленькая девочка, пойманная смертью на десятилетия, под руинами её собственного дома… где она пряталась, когда вся её семья, кроме неё, была жестоко убита, и где она голодала, пока не умерла. Но кровь и кость поймали её душу в ловушку и, пока огонь не освободит её, она всё ещё оставалась здесь.

Голова Жура внезапно поднялась. Он вывернулся на свободу, соскочил вниз и прыгнул на тень, которая отскочила прочь.

— Он пугает её, — резко сказала Джейм.

— Дай им минутку. А вот и моя девочка.

Кот и тень начали гоняться друг за другом, вперёд и назад, вверх и вниз по стене, пока Марк двигал свечу, давая игре больше места.

— Я продолжаю размышлять о том, чтобы зажечь для неё погребальный костёр. — Он вздохнул. — Потеряв её однажды, всё-таки так трудно снова её отпустить.

В его тоне Джейм слышала мальчика, которым он был когда-то, который потерял всё, что он когда-либо любил. Старая боль никогда по-настоящему не проходила, а одиночество не исчезало, кроме, возможно, того времени, когда два невероятных друга делили между собой чердак в Тай-Тестигоне.

— Как ты полагаешь, — спросил он, — ей мучительно оставаться в таком виде?

— Я так не думаю, — сказала Джейм, наблюдая за игрой барса и детской тени, — но что я об этом знаю? Тебе следует спросить Золу.

Он сделал глубокий вздох. — Так я и сделаю. А до тех пор, я побуду с ней немножко подольше, просто чтобы посмотреть, что ещё может случиться.

После этого они молчали. Джейм прислонилась к его плечу и закрыла глаза.

II

Некоторое время спустя, она проснулась, или только так подумала.

Комната тускло освещалась тем типом неясного полусвета, который не принадлежал ни дню ни ночи и не создавал теней, за исключением двух. Одна была её собственная. Другая сидела, скрестив ноги, на одеяле, наблюдая за ней, или что-то вроде того, предположила Джейм. Она имела форму ребёнка и некоторые намёки на свойства тени, но Джейм могла рассмотреть сквозь неё стену за ней и полки с толстым слоем пыли, заставленные разбитыми банками.

— Это ведь сон, не так ли? — Спросила она молчаливого наблюдателя. — Ты Ива, а это то место, где тебя нашёл мой брат, в кладовой Киторна, под обугленным залом.

Нет ответа. Джейм собралась с силами, чтобы встать, но приостановилась, поскольку тень отшатнулась. — Ты боишься меня. Почему?

Затем она увидела, что её руки оканчиваются когтями слоновой кости шести дюймов длины, которые скребли по полу и не могли втягиваться. Её одежда также изменилась на плотно облегающий костюм танцора Сенеты с его произвольными разрезами в ткани. Их было больше, чем она помнила. Жнец душ. Кто же её так назвал? Дочь Танцующей. Она почувствовала, как шевельнулась её природа шанира, тёмная, опасная и притягательная.

— Это то, что ты во мне видишь? То, что заставляет тебя бояться… за саму себя? Нет. За твоего брата.

Она осторожно уселась у стенки.

— Прости меня. Я не собиралась занимать твоё место в его жизни. Когда Марк и я впервые встретились, я тоже потеряла всю семью. Я была… почти одичавшей. Ты знаешь, — добавила она, напоминая себе, что это, в конце концов, только ребёнок, — как котёнок, который вырос диким и никогда не научился мурлыкать.

Она, нахмурившись, посмотрела на свои переросшие когти и со щелчком раздражённо сложила их вместе. — Даже для сна, это нелепо. Может мне стоит заняться вязанием. Сначала узелок, потом бахрома… но я только-только перестала делать кошачьи колыбельки и связывать свои руки вместе. С этими штуками я даже не могу поковыряться в носу без того, чтобы не проткнуть себе мозг, и это слишком мало, даже для начала.

Детская тень не издала ни звука, но что-то в ней навело на мысль о сдерживаемом хихиканье.

Хорошо, подумала Джейм, слегка расслабилась, и продолжила, больше для себя, чем для ребёнка.

— Тяжело быть кенциром, ещё тяжелее хайборном шаниром. Честь, которой мы следуем, это холодная, жёсткая вещь. Некоторых она сломала. Других превратила в монстров. Я легко могла стать такой плохой, какой, как ты боишься, я являюсь… нет, много хуже… если бы мне не показали доброту. Сначала это был кендар в моём родном замке, затем Тирандис, потом Марк, и я люблю их всех за это. Я особенно люблю твоего брата за то, что он напомнил мне, что такое порядочность, просто будучи самим собой. Я скорее умру, чем причиню ему вред. Даю слово.

Маленькая тёмная фигурка несколько расслабилась, но её вопрос не исчез полностью.

— Почему я не могу дать ему то, что ему больше всего нужно, дом? Потому что его нет у меня самой, и возможно никогда не будет. — Джейм пропустила пальцы через свои распущенные волосы с досадой и раздражением, которые только усилились, когда её когти безнадёжно запутались. Она дёрнула, чуть не попав себе в глаз, и выругалась на языке, который, к счастью, был неизвестен ребёнку из отдалённого Киторна.

— К настоящему времени, я, по случайности, связана с полукровкой южанином и с жеребёнком раторном, который жаждет моей крови (и которую он попробовал, помоги ему предки). Ох, и не стоит забывать моего наполовину брата Отраву, который сдирает кожу с маленьких мальчиков забавы ради, или делал так раньше. Возможно, я и не заслуживаю никого лучше. Однако, дело в том, что не они обязаны мне, а я обязана им, и поскольку я связующий хайборн, то, как не посмотри, я ужасно справляюсь со своими обязанностями. Я не собираюсь обещать Марку что-то, что не могу ему дать. Он заслуживает лучшего.

Теперь, подумала Джейм, настало время самой трудной части. Она подалась вперёд, глядя так серьезно, как только могла с обеими руками всё ещё запутанными в волосах, как будто она пыталась вырвать их с корнем.

— Ива, мне нужна твоя помощь. Это сон, часть сферы сна. Мне нужно спуститься глубже, в сферу души. Раньше я оказывалась там случайно (и теперь ты вероятно думаешь, что «Случайность» это моё второе имя), но я не знаю, как попасть туда преднамеренно. Прошлой зимой, во время марша на юг, ты помогла Киндри войти в образ души моего брата, когда он заснул и не мог пробудиться. Ты поможешь мне сейчас? Пожалуйста. Жеребёнок всё ещё в ловушке. Он привязан ко мне, однако против своей воли, так что самое меньшее, что я могу для него сделать, это спасти, если сумею. Тирандис и кендары научили меня этому.

Она не знала, как Ива сможет ей ответить, или поняла ли она её вообще. В конце концов, она была только ребёнком, и притом давно умершим.

Время всё тянулось и тянулось в тишине, пока не потеряло всякое значение. Медленно оседала пыль. Плоть начала плавиться. Танцевальный костюм теперь свободно висел на иссушённых конечностях, а её руки упали на колено, всё ещё свободно обмотаны густой массой чёрных волос, к которым присохли кусочки высохшего скальпа. Джейм чувствовала, смутно, что происходящее должно её беспокоить, и ещё было надоедливое ощущение чего-то важного, забытого; но было и так слишком много тревог, чтобы вспоминать. Всё, чего она хотела, это лежать и спать вечно, но ей было холодно, так холодно. Она поползла по полу, через толстый слой пыли, приподняла край одеяла… но там уже кто-то был, ожидая, его глазные впадины были полны одинокой тени.

Тот, кто отвечает добром на полученную доброту.

Джейм заползла под одеяло и взяла маленькие косточки в свои руки, едва ли не ещё меньше покрытые плотью. Падала пыль. И тишина. И долгая ночь мертвых, не имеющая рассвета.

III

Затем кто-то произнёс её имя, или, скорее, этот его ненавистный искажённый вариант: — Джеймс. — И снова, — Джеймс.

Голос был приглушённым, но определённо сердитым.

Джейм беспокойно зашевелилась. Ей больше хотелось всё спать и спать, без всяких волнений, разве что, возможно, её зубы со временем выпадут, как сделали её волосы.

Погодите минутку. Это ведь был сон, не так ли? Трое, она надеялась, что так. Да, у неё все ещё было полно спутанных волос на голове, и никакой одежды на теле.

Хотя последнее тут же изменилось. Она почувствовала, как её имя одевает её в паутину невидимых нитей. Грубые пряди касались её, сначала легонько, затем более настойчиво, ловя в ловушку, стягиваясь и оплетая. И они воняли. Это походило на то, как ткнуться лицом во влажную заплесневелую ткань. Когда она уже начинала паниковать, Джейм обнаружила себя в другом месте, в круглой комнате. Как и зал посмертных знамён Готрегора, она была тёмной и безоконной, с угнетающе низким потолком. Вдоль каменных стен горели фонари. Между ними висели тёмные гобелены, полные скрывающихся теней, которые, похоже, крадучись перемещались, как будто зная о её присутствии. Тем не менее, напротив неё свет пламени мерцал на знакомом, мягком лице.

На самом деле Джейм никогда не встречалась со своей кузиной Эрулан. В конце концов, прошло больше сорока лет с тех пор, как массовая резня забрала всех леди Норф, кроме одной, девочки Тьери, защищая которую Эрулан и погибла. Тем не менее, всю прошлую, унылую зиму, проведённую взаперти в Женских Залах Готрегора, нося одежду мёртвой кузины, поскольку Тори не подумал обеспечить её чем-то более подходящим, она часто навещала знамя Эрулан, которое висело среди рядов знамён мёртвых членов её семьи — то есть висело до той последней ночи, когда Тишшу выдул их все в окно.

Теперь они обе снова оказались вместе, вот только… вот только здесь появилась сама Эрулан, стоящая и улыбающаяся ей.

Закрыть глаза. Посмотреть снова.

Хотя лицо перед ней создавало видимость полноты жизни, оно было отмечено тонким узором смерти и его улыбка была всего лишь натяжением стежков. Тем не менее, душа Эрулан пристально смотрела наружу через основу и уток ткани, проницательно и криво улыбаясь.

Вот мы и снова вместе, кузина.

Был ли это другой сон, или она действительно достигла сферы души? Если последнее, то чей голос притащил её сюда и где она теперь оказалась?

Ответ пришёл вместе со щёлканьем каблуков сапог и бряцаньем тяжёлых шпор, и то и другое приглушалось камнем и толстой тканью, закрывающей стены.

Бренвир размашисто прошагала мимо в вихре своей разрезанной юбки для верховой езды, руки плотно обхватили грудь, как будто удерживая её от взрыва. Больше не улыбаясь, Эрулан наблюдала за тем, как она проходит. Когда мёртвая девушка повернула голову, Джейм увидела, что у той не было затылка, только вогнутый реверс лица, грубый и покрытый узелками нитей.

Матрона Брендан, похоже, не замечала их обоих. Что за радость она могла находить в том, через что не могла видеть, и кто мог вообще что-то увидеть через безглазую маску ищущего? В Женских Залах Джейм иногда была вынуждена носить такую сама, в качестве наказания за свои неугомонные блуждания. Хотя, как правило, маску использовали в детских играх. Девушка, носящая её, теряла не только зрение, но и свою личность, пока ей не удавалось поймать другого игрока. Тогда она передавала ей маску и присваивала имя нового искателя. В конце игры все становились кем-то другим, кроме девушки, оставшейся в маске, которая становилась никем, безымянной и потерянной. Иногда она носила маску по несколько дней, пока старшая девушка не сжаливалась и не снимала её.

Но кто мог освободить матрону, ослеплённую её собственным отчаяньем?

— Что я могу сделать? Что я могу сделать? — Зло бормотала Бренвир сама себе, так же навязчиво и зациклено, как и металась по комнате. — У нас был контракт, чёрт возьми! Ты должна была стать моей навеки. Но затем ты умерла, а Серый Лорд отправился в изгнание, а теперь его сын говорит моему брату забыть о цене. Адирайна сказала, что он только мужчина, что он не понимает, что он хочет быть добрым и любезным. Ха! Как я могу держать тебя у себя и, тем более, если снова тебя потеряю, как я смогу вынести это? Это уничтожит меня. Хуже, что если это заставит меня уничтожить других?

По мере того, как она проходила, на гобеленах шевелились тени, выползали вперёд, приобретали отчетливость. Её демоны. Её воспоминания.

Тут стояла девочка, нелепо выглядящая в слишком большой для неё одежде брата, нож в одной руке, отрезанный моток длинных чёрных волос свисал из другой. Каждая линия её несчастного лица говорила, Это не сработало. Я всё ещё себя ненавижу.

На следующем гобелене, та же девочка стояла на коленях у тела женщины, которая, руки полны мальчишеской одежды, упала вниз с пролёта лестницы и сломала себе шею.

Бренвир ударила себя по слепому лицу сжатыми кулаками. — Ох, мама, я вовсе не хотела проклинать тебя. Нет. Нет. Но я — шанир проклинающая, монстр. Что я могу принести, кроме вреда. Адирайна, родич бабушки, ты сказала мне быть стойкой и такой я и была. Они прозвали меня Железной Матроной, но они не знают. Они не знают. Эрулан, сестрица, ты дала мне силу, ты дала мне любовь, а потом умерла. О, я прокляла твоего убийцу и кара пала на него, но ты по-прежнему мертва. А теперь я должна потерять и твоё знамя тоже? Он кинул мне тебя, прокляни его предки, как кость собаке! Оскорбление, позор. Мне следует проклясть его. Нет, нет, я уже прокляла его сестру. «Безродная и бездомная»… Чёрт бы тебя побрал, Джеймс!

Джейм вздрогнула. Это и был тот резкий, разрывающий сердце крик, который затянул её сюда.

Затем она изо всех сил стала пытаться сохранить равновесие. Только сейчас она осознала, что снова носит одежду Эрулан, включая узкую нижнюю юбку, которая практически связала её ноги вместе. Упасть под ноги Бренвир будет, мягко говоря, неловко. Мимоходом, она задумалась можно ли — чёрт бы тебя побрал — считать проклятием шанира проклинающего.

Бренвир заговорила снова, ломающимся голосом. — Ты украла её, пленила этим проклятым обаянием Норф. Ох, как хорошо я его помню. Как я его чувствую, даже с тобой. В пути. На морозе. Ты с ней спала?

Это, подумала Джейм, всё ещё пошатываясь, было не совсем верно. Она сняла знамя с дерева, куда его забросил Тишшу и взяла с собой на север. Да, ночи были холодными. Да, она использовала знамя как одеяло, чтобы согреться, и иногда, просыпаясь, чувствовала успокаивающие руки кузины, обнявшие её. Ива была не первым духом, с которым она разделила отдых. Но вряд ли бы это помогло, если бы она сказала, что спала не только с возлюбленной Бренвир, но и под ней.

По мере того, как матрона шла и шла, тени сопровождали её, переходя с гобелена на гобелен, зеркально отражая её мысли, высмеивая их.

Ты уродлива, опасна, ты убийца, говорили они. Кто может любить тебя, кроме безумной Норф, а она нынче мертва. Проклинающая, монстр. Прокляни сама себя и умри.

Джейм наблюдала за тем как волнуются тёмные стежки и размышляла. Без сомнения, Матрона Брендан имела ужасное мнение о себе и возможная потеря Эрулан расшевелила всю её саморазрушительную ненависть к самой себе, скрывающуюся в глубине её души, но всё это казалось слишком чрезмерным. Более того, она почувствовала присутствие в комнате кого-то ещё, ловко спрятавшегося. Если она, Джейм, была здесь, то почему бы не быть и ещё кому-нибудь? Как бы в ответ, стежки на ближайшем гобелене забурлили, напомнив собой груду личинок, и сложились в подобие закрытого маской лица, которое повернулось, чтобы косо на неё посмотреть. Оно улыбалось.

Я говорила тебе. Имя мне легион, как и моим формам и глазам, через которые я смотрю. Жалкая сирота погибшего дома, теперь ты меня узнаёшь?

— О да, — выдохнула Джейм, её кулаки сжались и ногти укусили ладони. — Мы встречались в глазах твоей искусительницы, и ещё раз, когда ты говорила через того несчастного мальчика, которого заездила до смерти. Червь в ткани, назову я тебя, и ведьма в башне. Ранет, великая сука Глуши.

Та начала смеяться и Джейм двинулась к ней, выставив вперёд когти. Лицо исказилось в беззвучном крике, когда её ногти вцепились в него и рванули ткань гобелена. Материя распалась на полоски подёргивающихся нитей и вязкие комки, которые растеклись по полу, воняя как содержимое засорившейся канализации.

— Фу, — сказала Джейм, рассматривая свои перепачканные ногти и раздумывая, будут ли они когда-нибудь снова чистыми.

Бренвир закрутилась по сторонам. — Кто здесь? — резко потребовала она. — Назови себя, чтобы я знала кого проклясть.

Джейм задёргалась, пытаясь удержаться на ногах, сражаясь не только с тесным нижним бельём, но и с широкой верхней юбкой. Трое, здесь с этим не лучше, чем в реальном мире. В этой одежде она могла разве что прыгать или катиться, но мало что ещё. Матрона Брендан двигалась на неё, руки слепо шарят по сторонам. Её рукава, сами её руки оставляли за собой отдельные нити, по мере того, как весь образ души начал распадаться. Над её плечом она увидела Эрулан.

Иди, сказала кузина, так настойчиво, что стяжки, соединяющие её сотканные губы, лопнули и закровоточили.

Джейм нырнула в сторону, снова потеряла равновесие и, под резкий звук рвущегося нижнего белья, провалилась головой вниз в дыру, оставленную распадающимся гобеленом. Падая во внешний мрак сферы души, она видела удаляющийся образ Бренвир. Матрона остановилась, её плечи поникли. Затем она собралась с силами и начала медленно и непреклонно стягивать вместе потрепанные нити её бытия.

IV

Сфера души похоже соединяла собой все индивидуальные образы души, но Джейм было не совсем ясно, как именно. Здесь можно было потеряться навечно или наткнуться на что-нибудь действительно мерзкое, как это только что случилось.

Трое, могла ли Ранет свободно бродить здесь как пожелает, или она сумела влезть только в образ души Бренвир? Там, она определённо нашла трещинку в броне Железной Матроны, а Бренвир была слишком ослеплена яростью и горем, чтобы защитить себя. Джейм чувствовала, что она изгнала Ведьму, по крайней мере на время. Но в образе души Бренвир были и другие знамёна, другие глаза, через которые это злобное создание могло заглядывать внутрь. Так или иначе, матрона просто обязана избавиться от этой проклятой маски искателя. Эрулан, а точнее её знамя, была ключом к этому, но, только одна проблема за раз.

И всё же, было трудно не думать о том, какую власть давала возможность свободно перемещаться по сфере души. Трое, это позволяло разузнать массу вещей, если не уничтожить своих врагов целиком и полностью. Она представила саму себя, смертоносную и вооруженную, прорезающую себе путь через прогнившие участки сферы, прямо к самой двери Мастера. Но зачем останавливаться на этом? Почему бы не выследить монстра в его лабиринте и не уничтожить раз и навсегда? Как можно иметь подобную власть и не использовать её?

Немезида.

Слово возникло из темноты как резкий кашель, как будто кто-то пытался избавиться от затычки в горле. Вместе с ним пришёл смрад горелого меха.

Что ты сейчас делаешь?

Имя потянуло её к себе, но не так сильно, как это сделало слово Джеймс. В конце концов, хотя она определённо была шаниром возмездия, немезидой, связанной с Тем-Кто-Разрушает, она всё ещё не была самой Немезидой, воплощением Третьего Лица Бога. Чёрт побери, что она до сих пор такого сделала, кроме того, что защищала себя… и выпотрошила прогнившее знамя в чужом образе души… и привязала своей кровью раторна.

Где же жеребёнок? Что, если она действительно убила его… но если бы это случилось, она бы узнала или нет? Она стала погружаться глубже, в свою собственную душу, в ту её часть, которая болела как перенапряжённые мышцы. Его слабость послала дрожь через её руки и ноги. У него не хватит выдержки и выносливости на всё это. Она чувствовала его изнеможение, угрожающее навредить им обоим.

Нет, сказала она самой себе. Будь сильной. Будь гневной.

Эта чёртова кошка, проклятый аррин-кен. Если он тоже должен красться по сфере души, почему бы ему не отправился за Ведьмой, мучающей Бренвир? Так многое прогнило в Кенцирате, и на виду и скрытно. Честь извращалась и изгибалась, пока не стала для некоторых хайборнов ничем, кроме Законной Лжи, и нарушить её почти ничего не значило. И где же судьи, которые должны призвать таких клятвопреступников к ответу? Что за черви прежде и сейчас подкапывают изнутри ткань Трёх Народов, так, что всё, в результате, готово обратиться в руины?

Её горло болело. Она выкрикивала свои вопросы в темноту. Теперь она ждала ответа.

Ничего.

Затем, очень слабо, она услышала, что её кто-то завёт: «Родич Кинци. Приди. Прошу».

Когда она повернулась в сторону голоса, перед ней висел ещё один гобелен. Он изображал сад в разгар цветения и всё цветки были белыми. Оттолкнув его в сторону, она вступила в Лунный Сад.

V

На мгновение Джейм подумала, что находится в настоящем саду в Готрегоре, который она обнаружила прошлой зимой, во время своих беспрерывных блужданий по пустым восточным залам. Он занимал потайной внутренний дворик, примыкающий к Тропам Призраков, где до резни жили женщины её дома, и в ту раннюю весну, когда она в последний раз его видела, он был заполнен буйством подснежников.

Таким он и остался, хотя год давно перешёл в лето. Больше того, в полумраке мягко светились высокий окопник, кружевной тысячелистник, фиалки и черноголовка, в то время как пыльца плавала, мерцая, в неподвижном воздухе. У северной стены росла цветущая яблоня, которой здесь прежде не было. Под ней сидела бледная леди, положив к себе на колени голову раторна.

«Баю-баюшки-баю [37]Lully lully lullaby
, напевала она тихим голосом, поглаживая его белую шею и гриву. Спят луга, пропали мухи…» [38]Dream of meadows, free of flies

— Образ души Киндри?! — озадаченно спросила Джейм. — Как ты сюда попала?

Леди сделала паузу и подняла голову, правая половина лица отвёрнута в сторону. Кто такой Киндри?

Её губы не двигались. Они никогда не двигались, осознала Джейм, когда она говорила, и так было только тогда, когда она носила облик женщины.

— Правнук Кинци. Он родился в этом саду — в реальном саду, я имею в виду. Его мать, Тьери, внучка Кинци, умерла здесь.

Она бросила взгляд на южную стену, где должно было висеть посмертное знамя Тьери. Мох и тени создавали намёк на мягкое, печальное лицо на камнях, но ничего больше там не было. Касаясь этого момента, она предполагала, что, хотя все образы души уникальны, люди должны были создавать их на основе чего-то им знакомого. Ей бы понравился сад в качестве её собственного прибежища души, хотя в её варианте он бы, вероятно, был полон зарослей плотоядных маргариток и порхания блестяще-крылых бабочек падальщиц драгоценная челюсть.

Белая Леди покачивала головой. Имена, имена, имена. Никогда не рождённые, не жившие, не умиравшие. Её рука постепенно поднялась к спрятанной щеке, коснулась её и отдёрнулась прочь. Кто-то ранил меня. Кто? А моя леди мертва? Нет, нет, нет. Это всё плохой сон, как и ты. Уходи прочь.

Она снова согнулась над жеребёнком, вполголоса напевая,

Весь сад имел странную структуру, лучше всего видимую уголком глаза, своего рода перекрёстную штриховку.

У Котла Тёмного Порога, винохир, говоря о Кинци, сказала, что кровь матроны поймала её душу в ловушку, пролившись на ткань одежды, в которой та умерла.

Джейм коснулась ближайшей лилии. Её белые лепестки выглядели как прохладный живой бархат, но ощущались как грубая, влажная ткань. — Я думаю, — сказала она, — что мы находимся на обратной стороне посмертного знамени Леди Кинци.

Однако, если это был остаток образа души её прабабушки, не могла ли какая-то её часть всё ещё обитать здесь?

В саду замерцал квадрат света свечи, серебря траву и цветы, предавая теням оловянный блеск. Он падал из открытого окна, расположенного высоко в северной, внешней стене, где начинались Тропы Призраков. Во время своих визитов сюда во плоти, Джейм обратила внимание на это замурованное отверстие, но так и не узнала, кому принадлежал этот чудесный вид на сад внизу, и уж тем более, почему его заложили кирпичом. Теперь, в открытом окне стояла фигура, тёмный силуэт на фоне мерцающего света. Она слышала, что Кинци была маленькой изящной женщиной, и такой же была эта безмолвная наблюдательница, хотя на её лице ничего нельзя было разглядеть. Но что за длинную тень отбрасывала эта крошечная фигурка, пока убийцы не укоротили её.

Джейм внезапно почувствовала себя крайне неловко. Она всё ещё носила остатки одежды Эрулан, выглядящие немногим лучше лохмотьев, и у неё не было маски на лице. Кроме того, тряпки воняли остаточными миазмами разорванного гобелена. В этот раз она не только прибыла неподходяще одетой, но и воняла как открытая сливная труба. Она поприветствовала фигуру в окне со всем достоинством, которое смогла в себе собрать. Возможно, тень слегка кивнула в ответ, возможно нет. Жизнь, смерть и бездна времени лежали между ними.

Баю-баюшки-баю …

Снова раздалась коротенькая грустная песенка, горестно оплакивая всё, что было потеряно. Жизни, надежда, честь, всё ушло и только жертвы остались, чтобы платит, и платить, и платить. Дом превращён в руины. Её дом. Семья погибла от ножа, и тоже её. Месть станет проклятием. Где же справедливость?

Будь сильной. Будь гневной.

Теперь Джейм расхаживала туда и сюда, нетерпеливо срывая влажные тряпки. Она чувствовала себя опасной. Она чувствовала себя смертоносной. Всё, что она выкрикнула в темноту, эхом кружилось в голове, вызов остался без ответа. Её бог не оказывал помощи — эти три лица данным давно отвернулись прочь — а его судьи шли своим собственным, непостижимым путём, далёким от путей тех, кому они должны были служить.

Сад постепенно погружался в тень, внутренний свет его цветов тихонько угасал, один за другим.

— Ты бросил нас во тьме и проклинаешь, когда мы спотыкаемся.

Её рассерженный голос возвращался обратно плоским и приглушённым о каменные стены, которые фактически были тканью, потёртыми обносками мертвеца.

— Ты позволил чести погибнуть, а тем, кто щеголяет этим — преуспевать.

— Ты требуешь, чтобы мы сражались в твоих битвах, однако оружие, которое ты дал, рассыпается в наших руках.

С кем она говорила? Так ли уж это важно? Она метала слова как ножи, не заботясь о том, в кого они попадают.

— И после всего этого, мы обязаны сохранять веру?

— Смотри, куда ступаешь.

Голос прогрохотал, могучий, как гром в горах. В этот раз эхо было. Джейм резко остановилась. За время её яростной тирады пространство вокруг изменилось. Она всё ещё могла видеть освещённое окно, но оно казалось ниже, чем раньше, огонь в нём погасал на решётке из кованого железа. Не было никаких признаков Кинци, если это действительно была она. Вместо этого, винохир и жеребёнок раторн жались друг к другу в красноватых отблесках тлеющих угольков. Их всё ещё окружали стены, и барабанная башня Троп Призраков всё ещё виднелась над головой, но затем она сдвинулись на своём основании. Камни молотили о камни. Вниз сыпался гравий. Она собиралась упасть? Нет. Медленно, тяжеловесно она начала раскачиваться. Взад и вперёд. Взад и вперёд. И это происходило неравномерно, больше вниз, чем вверх, в результате чего тусклая полная луна, казалось, восходила на небо.

… щёлк, щёлк, щёлк…

Спицы, звуки вязания — чего именно, Джейм не могла видеть, но вот насчёт того, кто… Она сглотнула.

— Матушка Рвагга, как я… то есть, как мы попали в твой домик?

Досадливое ворчание сотрясло воздух, как будто упало что-то массивное. То, что Джейм приняла за луну, склонилось к ней, сердито на неё глядя. Лицо Матушки Рвагги было неотличимо от чудовищного, запечённого в тесте, яблока, порядком попорченного, дряблого здесь, вздутого там, и светящегося пятнами негодования.

— Это то, что мерикиты называют сакральным пространством — сфера души Ратиллиена, вот что это такое. Ты всё время заползала внутрь, девчонка, как только находила трещинку. С тех пор, как те идиоты пригласили тебя через главную дверь в качестве моего Любимчика, хотя, похоже, там тебя не пропустили, чуть не убив. Я ещё подумаю над таким вариантом.

— Что? Но почему?

— Посмотри, куда ты наступила.

Верхнее пространство комнаты могло принадлежать домику, выросшему достаточно большим, чтобы поглотить целую армию, но земляной пол, на котором Рвагга держала свою земляную карту, всё ещё принадлежал Лунному Саду, или тому, что от него осталось. Джейм со смятением увидела, что яростно метаясь туда и обратно, она вытоптала в нём широкую полосу. Окопник, тысячелистник и фиалки лежали не просто сломанными её ногами, а сгнившими, между ними, подобно обнаженным сухожилиям, проглядывали нити посмертного знамени Кинци. Джейм изогнула руки, пристально изучая одетые на них рукавицы из слоновой кости. Она носила броню от горла до поясницы, но, подобно раторну, только спереди. Вид сзади смущал и беспокоил её.

Она мечтала прорубиться через сферу души, воин закованный в сияющую броню слоновой кости, уничтожая всё, что там прогнило. Однако, что если, подобно Ножу с Белой Рукоятью, всё, чего она коснётся, умрёт, чистое вместе с порченным? Что это значит, быть Третьим Лицом Бога?

— Ты спрашиваешь почему, — прогрохотал этот чудовищный голос. — Ты много что спрашиваешь. Но заслуживаешь ли ты ответов? Роль Любимчика не спрашивать, а действовать, пока не стало ещё хуже. Что насчёт летнего солнцестояния, а?

Джейм почти про него забыла, а оно наступит уже довольно скоро.

— Разве мы не позаботились о моей части ритуала в этот Канун Лета? — Беспокойно спросила она. — В конце концов, я уже сразилась с прошлогодним Любимчиком — в некотором-то роде. Это не было моей идеей, соединить тот обряд с обрядом установления границ, или, тем более, влезть в один из них.

— Ух. Ну хорошо, я это знаю, и это мало что меняет. Есть правила. Помни, Любимчик не только соединяется с Земляной Женщиной для обеспечения плодородия земли, но затем она отправляет своего любовника к своему консорту Сгоревшему Человеку в качестве их сына. Это зовётся «одурачивание смерти.»

— Кто всё-таки выдумал все эти игры? — спросила Джейм.

Покачивание на мгновение прекратилось. — Не знаю. Это не имеет значения. Они просто есть. Я могу закрыть глаза на некоторые из них, но не Сгоревший Человек. Не сейчас, по крайней мере. С тех пор, как ты была вовлечена во всё это, он каким-то образом смешался с этим вашим слепым судьёй. Плохое дыхание, осанка ещё хуже, и он лишился последнего малюсенького уголька мозгов. А потом, есть ты, ещё одна беда, готовая разразиться в любой момент. Ох, ты можешь потом сожалеть и пытаться всё исправить, но некоторые вещи, однажды сломанные, починить уже невозможно.

И они будут охотиться на тебя до твоей смерти [43]And they will hunt you till you die
, пела винохир Бел-Тайри у очага Земляной Женщины, покачивая беловолосого мальчика, который был жеребёнком раторном.

Лицо Земляной Женщины заполнило собой полнеба и её гнев давил вниз как давит вес горы на обитателя пещеры в её основании или валун, готовый в любой момент сорваться.

— Ты слышишь это, жалкая девчонка? Видишь, что твой народ сотворил с этим бедным созданием? Она пришла ко мне израненная и телом, и душой. Я укрывала её в своём домике — дни, годы, какое это имеет значение? Затем её леди позвала её наружу. Неужто все её мучения вновь начались с начала? Я говорю тебе прямо, я скорее уничтожу множество таких, как ты, чем пройду через подобное снова. Не думай, что я не смогу! И что там с этим жеребёнком?

Пока Джейм мялась с ответом, который бы её, хотя бы, не убил, винохир заговорила снова: «Моя леди приказала мне найти тебя».

Они как будто вернулись назад, к Котлу Тёмного Порога, но шок от первой встречи сменился ощущением чего-то наподобие сна.

Моя леди приказала предупредить тебя. Из хайборнов Норф, вас осталось только трое.

Джейм моргнула. Трое?

— Леди, кто…?

Один всё ещё слишком изранен, чтобы осознать, кто он такой, а разум другого отравлен ненавистью против своей собственной природы. Из этих трёх ты ближе всего к тому, чтобы осознать кто ты и что ты, но в тебе также есть тёмные чары, въевшиеся в сами твои кости. Мёртвая певица мерлонг Зола предупредила мою леди, а моя леди предупредила меня.

— Подожди минутку. Как Кинци узнала — я имею в виду, о третьем? На этой стороне теней, кроме меня и Тори, есть только наш кузен Киндри, а он родился гораздо позже резни.

Мёртвые знают всё, что касается мёртвых. Моя несчастная внучка Тьери мертва, также как и я. И пока наша кровь держит нас в ловушке, мы идём через Серую Землю вместе, двое из молчаливой толпы.

Голос винохир изменился. Её тень от огня удлинилась и истончилась, как будто её отбрасывал кто-то меньше и изящнее, чем она.

Джейм сглотнула. Серая Земля? Одно к одному, всё, что она, как она думала, знала о смерти, оказывалось не верным, но она должна придерживаться темы разговора.

— Леди, Киндри незаконнорожденный, или законность в итоге не учитывается?

Учитывается. Кровь от моей крови, некоторые очень важные вещи бывают несправедливыми, но правдивыми. Также правда и то, что я сказала твоему отцу превратить свой гнев в силу, но у него не достало дисциплины, чтобы управлять тем, что он вызвал. Да и как бы он смог, когда он отверг то, чем являлся?

Будь сильной, сказала Джейм сама себе. Будь гневной.

— Прабабушка, я знаю, кто я есть и кем я могу стать.

Ох, но что если ты в самом деле одинока, и нет ни Того-Кто-Создаёт, ни Того-Кто-Охраняет, чтобы уравновесить тебя? У тебя хватит сил, чтобы в одиночку уравновесить саму себя?

— Ха. — Земляная Женщина откинулась назад, её лицо в виде изъеденной оспинами луны поднялось вверх, а башня застонала, продолжив своё медленное покачивание. — Это как ядрышко ореха. Равновесие. Мы четверо сохраняем его — большую часть времени; вы трое — нет. Камни и стволы, вы, похоже, даже не знаете, кто вы такие. Как я поняла, ваш народ разрушал мир за миром. Ратиллиен тоже может пасть из-за ваших ошибок?

— Я думаю, — осторожно сказала Джейм, — что без нас этот мир обречён. Матушка Рвагга, ты смотрела в лицо теней, что виднеются за тобой? Я смотрела. Как все не устают мне напоминать, я выросла среди них. Если бы я вспомнила больше об этих потерянных годах, возможно мне бы меньше пришлось наверстывать.

Она замолчала, удивлённая своими собственными словами. Конечно, потерянное детство всё ещё беспокоило её (Покайся.) Что она делала под сводами теней и что делали с ней? (Ты знаешь свои грехи.) Возможно, в конце концов, она заслужила наказание, и гораздо больше, чем думает.

Ух. Я знаю, кто я есть, сказала она только что, и вот в чём она точно уверена:

— Спасибо моему Сенетари Тирандису… и Бренди, его брату… моя честь уцелела.

— Пока что, — проворчала Земляная Женщина.

— Положим, да, но кто может сказать больше, чем это?

Хватит. Прости меня, дитя, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Зола права: Тентир испытает тебя, как испытывал всех лорданов Норф. Добейся успеха или провались. Выживи или умри. А теперь верни обратно броню этого бедного мальчика, пока не заслужишь права носить её. К тому же, ему холодно.

Так же как и Джейм, всей её голой спине. Быть наполовину одетой гораздо хуже, чем полностью обнажённой, но неужели она должна встретиться лицом к лицу с внешней тьмой одетой только в свою кожу? Что если там её подкарауливает слепой аррин-кен? С другой стороны, она действительно хочет отказаться от покровительства Земляной Женщины или, хуже того, повернуться голым задом к своей прабабушке? Ну ладно.

При этой мысли она внезапно почувствовала себя легче, и не без причины: броня исчезла, или, точнее, вернулась на своё законное место.

— Я позабочусь о кобыле, — проворчал раскатистый голос, уходящий громовой раскат. — Я также присмотрю, насколько смогу, за её приёмышем, пока (и вообще если) ты не примешь на себя всю ответственность за него. Вот.

Что-то шершавое и колючее упало на её голые плечи — нечто вроде одеяла, связанного изо мха и лишайника.

— Теперь спи.

И, вопреки своему желанию, она заснула.