66-й день лета

I

Джейм проснулась на следующее утро, дезориентированная.

Всё это, без сомнений, было сном, и к тому же не особо хорошим. Сгоревший Человек и Тёмный Судья, Земляная Женщина и подкрадывающаяся гора, зелёная кобыла и полусвязанный лискин…

— … квип… — сказало что-то мохнатое под её подбородком, и снова уютно свернулось калачиком, сонно скребя коготками.

Всё верно. Ей придётся куда-то деть лискина.

И гора. Крайне трудно было не замечать что-то, что теперь виднеется над головой, занимая большую часть северного неба. Если она приблизится ещё чуть ближе, Джейм может оказаться прямо под ней. Вокруг этой нелепой колючки на её вершине, дым валил как из трубы, как будто кому-то захочется жечь серу и тухлые яйца. Земля под её головой непрерывно сотрясалась — горный эквивалент предупреждающего рычания: Ну погоди у меня.

Затем она вспомнила. Ожидание почти завершено. Это был день летнего солнцестояния. Сие тоже потрясло её, он наступил на день раньше, чем она ожидала, как новый дурной сон.

Но я не готова.

Приглушённый рёв рогов заставил её вскочить, а лискин вонзил в неё свои коготки. Искажённый холмами и горами, гул, по-видимому, исходил из деревни мерикит, скрытой за поворотом выше по Серебряной. Облако смешанного с пеплом пара плыло на восток от пика вулкана, где-то опускаясь к земле, чтобы затемнить лежащий на вершинах снег, а где-то поднимаясь обратно в воздух, чтобы исказить и замутнить рассвет, пока преобладающий северный ветер не поймал его и не погнал на юг. Между двумя восточными пиками только что возникла кромка солнца, похожая на дугу неправдоподобно чистого голубого цвета, усеянную бирюзовыми лучами, которые, в свою очередь, окрашивались на кромках в мерцающий зелёный. Так начался самый долгий день лета, в туманной дымке, искажённом вое рогов и смраде серы.

На мгновение Джейм захотелось, чтобы она уступила требованиям Индекса и привела старого летописца с собой. У него могли быть некоторые идеи о том, что ей следовало ждать, по крайней мере, со стороны мерикит. Она чувствовала себя как бы с краю грандиозного шествия, знающая, что у неё в нём важная роль, и беспокоящаяся, что находится не там где надо. В тоже время, никто не поблагодарит её, если она выступит вперёд и займёт своё место. Земляная Женщина дала ей хороший совет, сказав уйти. Если бы у неё была хоть капля здравого смысла, ей следовало ещё прошлой ночью оседлать Дружка и мчаться прочь так быстро, как только могли её нести его могучие, радостно скачущие копыта.

Она встала и принялась рассеяно собирать лагерь, пока лискин, чирикая, рылся в седельных сумках в поисках завтрака. За прошедшие несколько дней, Джейм насильно заставляла себя съедать по чуть-чуть того или этого — жёсткий хлеб, корка сыра, несколько сморщенных яблок, даже немножко головок ненавистной брюссельской капусты, хотя они вернулись обратно даже быстрее, чем ушли внутрь. Осталось не так много. Тем не менее, деятельный поиск лискина напомнил ей о другой сумке с провизией, всё ещё погружённой в ледяную воду. Она отправилась вброд, чтобы вытащить её.

Содержимое было конечно мокрым и холодным, но зато и хорошо сохранившимся. Джейм извлекла жареного цыплёнка и подозрительно его понюхала. К её удивлению он пах вполне хорошо. С каких пор хоть что-то так пахло? Она оторвала ножку и как раз собиралась осторожно её попробовать, когда через её плечо изогнулась голова раторна и выхватила её из рук.

Джейм вскочила на ноги, ошеломлённая. Она попыталась вырвать её обратно, прежде чем он проглотит какой-нибудь осколок кости, но жеребёнок отпрянул назад, подняв голову за пределы досягаемости, как лошадь, отбивающаяся от удил. Затем он выплюнул полный рот неповреждённых костей, быстро проглотил мясо, и сделал новый стремительный рывок за тушкой. Охваченные внезапным приступом голода, они некоторое время боролись за неё, пока не разорвали на части. Джейм полетела спиной назад, сжимая в руках пару крыльев. Жеребёнок, фыркая, отступил, завладев остальным.

Обгладывая свой трофей, она наблюдала, как он шпорами пригвоздил к земле свой и неистово соскабливал плоть с костей своим языком. Тот, должно быть, имел шипы, как у некоторых крупных кошачьих. Всё это время, всё, что ей было нужно, чтобы сломать его упорное сопротивление, это верное угощение, но кто мог подумать, что он питает такую страсть к жареному мясу? В самом деле, он, похоже, был удивлён этим не меньше её; в конце концов, не так уж много жареных цыплят свободно бегают по диким просторам.

Проглотив последний кусочек, он сунул свой нос в мокрые седельные сумки, разыскивая что-нибудь ещё, а затем резко выдернул его обратно, с лискином, уцепившимся за его носовой рог. В то время, как он описывал круг, пытаясь стряхнуть создание прочь, Джейм собрала кости цыплёнка, пока на них случайно не наткнулся Жур, и выбросила их все в ручей. Он тоже начинал парить и вонять; этому способствовали подземные и талые воды. Она, наконец сумела вернуть обратно свои седельные сумки. Тем временем Дружок, раскрашенная кобыла (откуда она взялась?), Бел и Жур выстроились в линию, по случайности строго по росту и с осторожным интересом наблюдали за дикой беготней раторна по кругу.

Когда лискин удрал с рога на его костяную маску, красные глаза жеребенка сошлись вместе, пытаясь уследить за ним.

— Квип! — сказало создание, неожиданно выскочив между его ушами и ткнув свой острый, любопытный нос в одно из них.

Жеребёнок взвизгнул, встал на дыбы и пошёл задом, разогнав свою аудиторию, но не стряхнув своего мучителя. Он качнулся обратно на ноги и, брыкаясь, поскакал по лугу.

Тем временем, Джейм вывалила содержимое мешка на землю. Есть тут что-нибудь, способное соблазнить жеребёнка или, в каком-то смысле, её саму? Ох. Немного вяленой говядины и несколько кусков копчёной ветчины, прекрасно подходят для пикника в тени действующего вулкана.

Прежде, чем она смогла решить что съесть, а что предложить, солнце полностью встало над горами и барабаны в деревне мерикит поприветствовали его появление.

— БУУМ-Вах-вах… БУУМ-Вах-вах …

Звук приближался, приобретал отчетливость, по мере того, как процессия проходила разделяющие их холмы, но с луга она не могла её видеть. И не было никакой причины, почему она должна была видеть, твердила себе Джейм. Она не могла сделать что-нибудь хорошее, но, в силу своей природы, вполне была способна нечаянно навредить. И всё же, барабаны звали.

— БУУМ-Вах-вах-БУУМ!

Она затолкала жирный кусок мяса в карман и рысью направилась вниз по лугу. К тому времени, когда она достигла его нижней части и погрузилась в заросли папоротника в тени свисающих сучьев, она уже бежала. Перед ней ручей прыгал через обрыв в стремительный поток внизу. На другой стороне расселины Серебряной поднимались почти вертикальные утёсы песчаника, всё ещё глубоко скрытые тенью, с руинами Киторна наверху. Не сможет ли она зацепить свою кошку за вершины напротив и подняться туда? Нет. Слишком далеко. Тогда, придётся лезть.

Из доступных ей деревьев достаточно высоким выглядел чёрный орех, росший где-то в двух сотнях футов вниз по течению. Она сняла перчатки и засунула их за пояс, впервые пожалев, что пальцы её ног не имеют таких же когтей, что на руках. Морщинистая кора давала хорошую опору для рук, так же как и прочные сучья. Её ладони скоро завоняли характерным, вязким ароматом повреждённых тёмных листьев. Главный ствол раздваивался, раз, второй, и ещё раз, наконец в ветвь, тянущуюся над Серебряной. Джейм переползла на неё.

Как хорошо, что я не боюсь высоты, подумала она, а затем застыла камнем, когда ветка со стоном подалась вниз под её весом. Снизу поднимался грохот воды и туман, который окутал дерево во влажный, скользкий мох. Она была ещё очень и очень далека от вершины.

Но по крайней мере отсюда она могла смотреть через разрушенную стену и башню, которую её брат случайно сжёг дотла прошлой осенью. Как это странно, быть здесь, заглядывая в прошлое Марка. В конце концов, он вырос в этом разрушенном замке, который сейчас простирался под ней. Подобно множеству других почти забытых маленьких крепостей, усеивающих края Ратиллиена, Киторн нёс дозор у Барьера с Тёмным Порогом, согласно древнему долгу Кенцирата. Да, она была здесь прежде, но слишком близко, чтобы реально увидеть, каким маленьким это место было, каким отчаянным и безнадёжным его сопротивление тьме должно было быть.

В центре его внутреннего двора был широкий зев колодца, обрамлённый змееподобными мраморными фигурами, реликт времён задолго до того, как Хатир и Башти предъявили свои самоуверенные претензии на эту древнюю землю. Все замки Заречья были построены на месте баштирских или хатирских крепостей, но и они, в свою очередь, возводились на руинах ещё более древних фортов обитателей холмов. Тем не менее, не один из них не был столь могущественным и важным, чем этот.

Со своего насеста, Джейм не могла полностью заглянуть за губу колодца, чтобы увидать кольцо зубов или мускулистое красное горло за ними, но она знала точно, что они там были. В конце концов, в Канун Лета она свалилась вниз и ей пришлось выкарабкиваться наружу, и очень быстро, поскольку это был рот Речной Змеи, чьё могучее тело бежало под Серебряной от одного конца к другому и чьи беспокойные шевеления могли заставить землю содрогаться в конвульсиях.

Хотя лорд Марка предоставил мерикитам прямой доступ в замок для проведения их ритуалов, он не знал, что именно они делали, пока случайно не услышал, в год сильных землетрясений, что они собираются бросить вниз героя для сражения со змеёй. Подобное он запретил. Испуганные, что их мир рассыплется от тряски на части, мерикиты попыталась взять гарнизон в заложники, чтобы предотвратить вмешательство, но кто-то запаниковал и всё окончилось резнёй, в которой погибли все кенциры, кроме Марка, у которого был свободный день, и он охотился. И таким образом, холмы были закрыты.

Если Земляная Женщина говорила правду, ужасная ирония заключалась в том, что кенциры и мерикиты совместно несли обязанности по удерживанию Барьера против Тёмного Порога здесь, у северного конца Заречья. А вместо этого мерикиты резали глотки кенцир, а кенциры — по крайней мере в случае Лорда Каинрона — расстилали по полу содранную кожу мерекит в качестве охотничьих трофеев. Что за бессмысленные потери с обеих сторон, думала Джейм и, что за потенциально смертоносная ошибка.

Барабаны смолкли. Во внутреннем дворе уже собралось множество мерикит, столпившихся по его краям, но всё внимание было сосредоточено на четырёх причудливых, искривлённых фигурах, которые сейчас входили внутрь. Вымазанные пеплом, у каждого на груди козье вымя, покачивающееся под длинными, распущенными волосами, шаманы прорысили вокруг квадрата, нарисованного углём на плитах пола, в центре которого был рот-колодец. Джейм не могла слышать их через шум воды, но она знала, что колокольчики, привязанные к их щиколотками, звякали в унисон звяк-звяк-звяк при каждом шаге. Между ними вклинились ещё три мерикита, которые должны были изображать Земляную Женщину, Падающего Человека и Съеденную Когда-то — земля, воздух и вода. Последним из них появился огонь, Сожжённый Человек, закутанный в плащ. Это, без сомнения, был вождь, Чингетай, притворяющийся невидимкой, пока не придёт его время занять центр сцены.

Он вошёл в квадрат вместе с остальными Четырьмя, каждый занял свой угол, и шаманы приготовились магически закрыть сакральный рисунок. Осталось только двое, Любимчик и Претендент, первый в красных бриджах, второй в зелёных.

Похоже было, что в день летнего солнцестояния Чингетай собирался провести полный ритуал плодородия, как будто его уже не выполнили, преждевременно, в Канун Лета, когда вождю была навязана Джейм, в качестве текущего Любимчика Земляной Женщины и его предполагаемого наследника. Джейм узнала в Любимчике-подменыше прежнего Претендента — того самого, кто нахлобучил ей на голову корону победителя, свитую из плюща, и вытолкнул в квадрат вместо себя. В красном он выглядел не более счастливым, чем был в зелёном. Его оппонент, похоже, тоже совсем не жаждал входить в квадрат, сделав шаг только после того, как его укололи в спину копьем.

Треклятый, тупой мерикит, сказал Тёмный Судья. Думают, что они смогли одурачить нас, не так ли? Не снова. Никогда больше.

Жители холмов имели все основания нервничать. Пытаясь изменить правила, Чингетай в прямом смысле играл с огнём, и с их жизнями.

К двери кузницы был привязан козёл, который едва ли выглядел бы таким скучающим, если бы знал, какую роль ему предстоит сыграть. По крайней мере, проигравший не разделит участь Сынка, которая чуть не стала её собственной.

Теперь должно было произойти закрытие квадрата и появление сакрального пространства, но ничего не случилось.

Ну конечно, подумала Джейм. Они уже находятся в сакральном пространстве, или что там в этот раз вокруг них было.

Шаман в углу Чингетая — вероятно Маслол, старый друг Индекса — пытался сложить шалашиком костёр из костей, но тот продолжал разваливаться на части. Он поспешно заговорил через плечо с вождём, но резкий жест заставил его умолкнуть. Джейм внезапно задумалась, что если, как и его мёртвый сын, Чингетай просто не мог видеть изменившегося ландшафта, который был вокруг него. Некоторые люди были психически слепы. Возможно, для него курящаяся гора по-прежнему была только шишкой на горизонте. Возможно, это даже спасёт его, если она взорвется. Тем не менее, Джейм предположила, что и Маслол, и Любимчик могли даже слишком ясно видеть то, что виднелось над ними, и это делало их очень, очень нервозными.

Когда Претендент на мгновение отвернулся, Любимчик стащил свою корону из плюща, накинул её на голову соперника и бросился на землю. Он сознательно сдался без боя. Опять.

Мгновение ошеломлённого молчания, а затем Чингетай вылетел из своего угла, ревя от ярости. За ним костер из костей Сгоревшего Человека рассыпался на части.

ВХУУП.

Земля подпрыгнула, сбив всех с ног.

Дерево с Джейм затряслось так, как будто в ствол врезалось что-то массивное. Она задёргалась, пытаясь удержаться на ветке под градом падающих листьев и незрелых орехов, соскользнула, и обнаружила себя висящей вниз головой на согнутых в коленях ногах, кепка пропала, волосы свободно свисают. Через трепещущий полог над головой, она увидела очертания верхушки горы, которая взорвалась. Шип превратился в чёрное, вздымающееся облако, из которого выстреливали осколки раскалённых докрасна скал, оставляющие за собой полоски огня.

Порыв ветра принёс со стороны Киторна грохот и вопли ужаса. Обернувшись, всё ещё вверх ногами, Джейм увидела, как валун размером с пол кузницы рухнул в квадрат недалеко от стены. Вон Красные Бриджи, всё ещё скрючены подобно ежу, и Чингетай, и Маслол, но где же Синие Бриджи, новый Любимчик? Глупый вопрос. Размазан в кровавое пятно под валуном, разумеется. Что за жуткое невезение, или что за отличный прицел.

Свистящий звук заставил её поднять глаза.

— Ох, сланец (твою мать) — сказала она, пока ещё одна пылающая скала пробивала себе дорогу через верхние ветви.

Она ударила по ветке, на которой раскачивалась Джейм, и обломила её. Джейм полетела вниз, хватаясь за листья и стебельки, веточки и ветки, пока ей не попался крепкий сук, который, казалось, выпрыгнул ей на встречу. Он ударил её в бок, или, скорее, это она ударила его, и на мгновение повисла на нём, оглушённая и неспособная вдохнуть. Мощный всплеск и струя пара через листья отметили то место, где огненный шар нырнул в реку. Стоит ли ей последовать за ним? Река или земля, сломанная шея или спина?

Ни то, ни другое.

Она соскользнула с сука и снова упала, на этот раз в чьи-то руки. Мгновение, ошеломлённая, она смотрела вверх, в бледное, прикрытое капюшоном лицо человека, которого мерикиты называют Мер-Канти.

— Беги, — сказал он, хриплым от долгого молчания голосом, и уронил её.

Упало ещё несколько раскалённых камней, ярко светящихся на фоне лимонно-зелёного дождя из листьев и незрелых орехов. Джейм, шатаясь, поднялась на ноги, пытаясь собрать в кучку мозги; даже для неё, это было ошеломляющее падение — фактически, сразу три подряд. Она захромала назад к лугу, по пути встретив Жура, который скакал к ней через папоротники, тревожно чирикая.

Они перебрались через ручей и очутились в нижней части луга, когда открывшаяся картина заставила её остановиться на полушаге. Огромное, чёрное облако башней вздымалось над уничтоженной верхушкой горы. Внутри него щёлкнула яркая розовая молния, её треск был почти заглушен рёвом вулкана. По мере того, как облако поднималось, разравниваясь и расползаясь, утренний свет бледнел, приобретая темно-желтый оттенок. Земля под ногами непрерывно сотрясалась.

Жур прижался к её ногам, его ужас выражал его мысли не хуже слов. Пришло время убираться отсюда. Прямо сейчас.

— Ещё нет, — сказала она.

Она пошла наискосок через поле, так быстро, как только могла, с рукой прижатой к боку, в котором прорезалась внезапная острая боль. Трое, прошу, только бы она не сломала ребро. Или два. Или три. Её внимание привлекло что-то белое. Там стояла винохир Бел-Тайри, дрожащая, одна нога едва касается земли. Она, должно быть, попыталась бежать на своих переросших копытах и в результате подвернула ногу. Так и есть, чёрт возьми. Подойдя ближе, Джейм увидела между коленом и бабкой вздутие перекрученных сухожилий.

Беловолосый мальчик, стоявший у её головы, уговаривал её двигаться дальше. Когда Джейм приблизилась, он повернул к ней поражённое горем и отчаяньем лицо и высказал просьбу о помощи, которая прозвучала как полузадушенное блеянье.

Джейм встала на колени и провела рукой по ноге кобылы. Она уже была горячей и распухшей, непригодной для работы без риска серьёзного повреждения. И что теперь?

Она бросила быстрый взгляд через плечо на гору. Возможно, худшее уже миновало. Тем не менее, черные облака всё ещё вздымались ввысь с зазубренных высот и целые участки верхних склонов оседали вниз могучими оползнями растаявшего снега и грязи. Трое, подумала Джейм, наблюдая за тем, как железные деревья, под двести футов высотой, валило на землю подобно шпилькам. Каким близким и чётким всё это казалось. Если деревня мерикит была где-то у подножия этого монстра, её поглотит всю целиком, хотя Земляная Женщина и сказала, что сможет защитить её. Как?

Ответ пришёл от гор, с юго-западной стороны вулкана. Там вздулся вверх целый участок склона, затем этот пузырь треснул и раскололся, со взрывом, который превзошёл даже первый. На мгновение Джейм увидела лицо Земляной Женщины, возникшее в этом переменчивом хаосе, рот широко распахнут, извергая огонь. Десять секунд, пятнадцать…

БУУМ!

Удар заставил её пошатнуться, а Жур понесся куда-то в сторону, его лапы едва касались земли, в то время как кобыла и жеребенок как одним голосом в ужасе завопили в унисон.

Серые и белые осколки полетели, как из кипящего котла, из трещины в конусе вулкана и покатились вниз по склону, противоположному деревне мерикит, с сотрясающим землю грохотом. В отличие от грозового облака первого извержения, это была грязная, расползающаяся во все стороны лавина. Тем не менее, они обе, казалось, двигались довольно медленно — возможно, это был фокус расстояния. В конце концов, какой бы близкой гора не казалась, этому могучему толчку потребовалось некоторое время, чтобы добраться до Джейм. Матушка Рвагга повернула основное извержение прочь от мерикит. Вполне возможно, что находившиеся на лугу тоже были в безопасности, но Джейм почему-то в этом сомневалась. Сгоревшего Человека уже один раз обвели вокруг пальца. Он не собирался допускать подобного снова, тем более с Тёмным Судьёй, бормочущим о мести в обугленный пенёк его уха.

— Бел не может бежать, — сказала она мальчику, — но возможно она сможет ехать верхом.

Понимание озарило его лицо. В одно мгновение он вернулся в лошадиную форму — если конечно, его квази-человеческий облик в самом деле был полностью реален — а Бел осела на траву с криком боли. Джейм сжала её холодные, белые ладони.

— Леди, прошу. Ты должна.

Она помогла ей встать, и с большим облегчением обнаружила, что в образе женщины она такая же лёгкая, как и в виде лошади. И всё-таки ей потребовалось некоторое усилие, чтобы поднять её на спину раторна, борясь с дикой пульсацией в боку.

Жеребёнок ринулся прочь, как только почувствовал вес всадника, но затем свернул и закружил вокруг Джейм. Она ощутила его смятение, когда он галопом пронёсся мимо, только вне пределов досягаемости. Все его инстинкты кричали ему бежать, удирать прочь, спасая то, что было для него дороже всего. Под этим, как желчь, скрывалась так долго вынашиваемая ненависть. Если он не мог напрямую убить убийцу своей матери, он мог предоставить её её судьбе, вот только связь между ними держала его так же прочно, как цепь, которая поймала его в ловушку в русле реки. Под этим, в свою очередь, было что-то ещё, что-то новое, яростно отринутое, но по-прежнему оставшееся тут.

Нет времени выяснять, что это.

— Вперёд, — сказала она ему. — Унеси миледи прочь отсюда, так далеко, как только сможешь. — Когда он заколебался, она повторила это снова, ей не хотелось насильно заставлять его подчиниться приказу, но она была готова пойти и на это, если придётся. — Я найду другой путь. Вперёд!

Он вскинул голову — Ха. Если ты настаиваешь — и пропал, стремительная, бледная тень на фоне темнеющей травы.

Джейм отвернулась к ручью. Её удивило то, как сильно ей захотелось отправиться вместе с Бел — не только, чтобы просто сбежать отсюда, но и чтобы посостязаться с ветром, сидя верхом на этом великолепном создании. Ехать верхом на раторне означало быть безумцем, но эта опасная причуда стоила любой цены. Ну, не совсем. Она побоялась, что ноги жеребёнка ещё не достаточно окрепли, чтобы снести двоих, по крайней мере, так далеко и быстро, как это сейчас требовалось. Кроме того, у воды стоял Дружок, чьи больше копыта могли так же уверенно доставить её к безопасности.

Обломки скал продолжали падать, оставляя за собой следы дыма и огня. Большинство не больше сжатого кулака, но некоторые из ревущих над головой осколков были огромными, они разбивались при ударе вдребезги, оставляя громадные воронки в мягкой земле. Но их падение теперь казалось хаотичным и от них было легко увернуться, если не забывать одним глазом приглядывать за их полётом.

Оказавшись на берегу реки, Джейм увидела, что Дружок наполовину скрыт не травой, как она поначалу подумала, а раскрашенной кобылой. Мер-Канти стоял между лошадями, положив на каждую руку и удерживая их на месте. В нескольких шагах перед ним лежал большой, дымящийся валун, наполовину зарывшийся в гальку на берегу ручья. Джейм приостановилась, внимательно осмотрелась, затем осторожно приблизилась. Наружная корка скалы была покрыта узором пламенеющих трещин и отдельные кусочки откалывались от неё подобно необыкновенно толстым осколкам скорлупы гигантского варёного яйца. Из одной из трещин наружу высовывался клок чего-то обгоревшего. В хорошо сохранившихся узорах пепла были видны петли и завитки вязания.

Джейм встала на колени рядом с валуном, достаточно близко, чтобы ощутить исходящие от него волны жара.

— Матушка Рвагга? Земляная Женщина? Ты там?

Ещё один кусочек лавовой скорлупы упал, шипя, на мокрую гальку реки. Эта штука была полой. Внутри что-то двигалось и кашляло.

— Ну, и чего ты ждёшь? — сказал тонкий, сварливый голос. — Вытащи меня отсюда.

Джейм опрометчиво схватилась за кусок скорлупы, чтобы оторвать его, и её перчатки сразу же вспыхнули. Она сунула их в парящий поток, а затем внезапно уселась на каменистый берег, зажав подмышками свои обожженные ладони, и принялась ругаться, пока Жур метался вокруг неё, настойчиво чирикая. Чёрт возьми, это была её последняя пара перчаток.

— И чего ты уставился? — потребовала она через плечо. — Может, поможешь?

Скрытый капюшоном человек поднял руку с плеча Дружка, а затем быстро опустил её обратно, чтобы не дать громадной лошади ринуться прочь. Намёк был понятен: если он утратит физический контакт с одним из животных, инстинкт обратит того в паническое слепое бегство. И, по-видимому, им были нужны обе лошади, если он, Джейм и Земляная Женщина собирались удирать все вместе.

… вода… водааа…

Странный, булькающий звук исходил из потока. Там, серебряным брюхом вверх, мимо них проплывала мёртвая форель, но одна особенно крупная рыба застряла в скалах на границе быстрого течения. Её спина была стального синего цвета с чёрными крапинками, глаза уже остекленели и стали белыми, поскольку вода сварила её живьём. Из разинутого рта снова раздался этот отчаянный призыв:

… водаааа…!

Отлично. Говорящая рыба. В самом деле, они по-прежнему пребывали в сакральном пространстве, доме и для Съеденной Когда-то.

— Я не могу сделать поток снова чистым или охладить его, — раздражённо сказала Джейм. — Я не могу тебя спасти. Боже мой, за кого ты меня принимаешь?

— Вода. — В этот раз хриплое, квакающее слово исходило от Мер-Канти и он кивал в сторону лавовой скорлупы.

— Ох, — сказала Джейм.

Она схватила пустую седельную сумку, погрузила её в воду и вылила содержимое на горячую скорлупу, которая взорвалась, отбросив её назад. Она услышала крик Дружка и через пар увидела, как он встал перед ней на дыбы; он казался выше горы, все эти раздутые ноздри, оскаленные жёлтые зубы и закатившиеся от ужаса глаза. Тонкая, сильная рука Мер-Канти скользнула вверх по каштановой шее так высоко, как могла дотянуться, и мерин с фырканьем снова опустился вниз, могучие копыта с грохотом стукнулись о землю по обе стороны от головы Джейм. Она запоздало взвизгнула и отползла в сторону.

Верхушку пустотелой скалы сдуло прочь и она превратилась в грубую чащу, полную чего-то, что сначала было невозможно опознать. Затем из бледной мешанины плоти поднялась костлявая ладонь, ухватилась за край чаши и потянула за собой тонкую руку, покрытую свободно свисающей кожей. Вверх поднялось лицо, и что это было за лицо. С черепа повсюду свисала обвисшая плоть, кроме тех мест, где были проколоты глаза, нос и рот. Только по этим древним, смолистым глазам Джейм сумела опознать прежде пухлые черты Земляной Женщины. Жар лавы вынудил её жир бежать, подобно расплавленному воску, под кожей, заставляя опухать нижнюю часть её тела. Она уставилась на свою усохшую руку, украшенную гирляндами свисающей кожи и её беззубый рот распахнулся в горестном вопле.

— Только посмотрите на меня! Чёрт бы тебя побрал, Горелый, это что, честно? Это что, правильно? Ох, похороните меня побыстрее! Я хочу умереть!

Она уронила лицо обратно в складки своей плоти. Набравшись храбрости, Джейм заглянула внутрь, внимательно всё изучила, и снова вытащила голову Земляной Женщины наружу, ухватившись за её тонкую, седую косу.

— Ты не можешь умереть, — сказала она. — Ты — это Ратиллиен, или, по крайней мере, одна его четверть. Возьми себя в руки!

— Я ослепла! — взвыла Матушка Рвагга, и в самом деле, сейчас так оно и было: натяжение волос заставило её череп погрузиться в его мешок плоти и её глаза, утонувшие вместе с ним, оказались на дне глубоких, замкнутых скважин.

Джейм хотела встряхнуть её, но испугалась, что та может расплескаться.

Горячий пепел жалил ей лицо. Он начал незаметно оседать вниз, похожий на быстро растущий слой мелкой пыли. Это, должно быть, осадки первого извержения. Вздымающиеся облака второго всё ещё клубились на склоне горы — кажется, уже ближе, и они набирали скорость.

— Послушай, — отчаянно сказала она. — Тебе понравилась моя лошадь, не так ли? Я её тебе отдаю.

— Подарок? — спросил утонувший рот, неожиданно многообещающе. Похоже, ничто не могло подавить жадность Земляной Женщины к подношениям.

— Да, но ты должна принять его немедленно. Ну давай. Ты же не хочешь, чтобы… ээ… Горелый победил?

Джейм отпустила косу и череп Матушки Рвагги поднялся навстречу своему лицу. Она жадно уставилась на Дружка, который смотрел на неё в ответ, уши торчком, загипнотизированный этим странным существом с лицом в виде дырок.

— Милая лошадь, — загудела она. — Большая лошадь. Моя лошадь.

Рука Мер-Канти скользнула на холку мерина и нажала вниз. Дружок тяжело опустился на колени. Когда Земляная Женщина встала и жадно к нему потянулась, она выглядела как скелет, одетый в наполовину сложившуюся палатку из кожи, и при том, скелет маленький, едва достающий Джейм до подбородка. Он мог принадлежать ребёнку, отягощенному бременем смертности старой женщины, и, к тому же, посаженному этим грузом на якорь: жидкий жир скопился в её ногах и ступнях, раздув их до абсурдных пропорций. Джейм попыталась вытащить одну из её ног наружу из лавовой скорлупы. Та захлюпала в её хватке как тонкий сапог, наполненный грязью. Поднимать Белую Леди было тяжело. Но это походило на попытку сдвинуть основание самой земли.

Она потянула, скорлупа опрокинулась и Матушка Рвагга пролилась прямо на неё. Джейм обнаружила себя погребённой под складками горячей, потной кожи, внутри которой булькали и перекатывались неизвестные органы. Г'ах, что за вонь, как будто всех старух мира испекли в пироге. Она с трудом встала на колени. Острые кости вонзались ей в спину. Спустя мучительное, жуткое мгновение давившая на неё масса поднялась и она снова смогла дышать.

— В следующий раз… — задыхаясь выдавила она, пошатываясь поднимаясь на ноги, — принеси свою собственную… чёртову подставку для залезания на лошадь.

Матушка Рвагга и в самом деле перекинула ногу через широкую спину Дружка. Теперь она медленно переваливалась на другую сторону. Вот вверх поехала ближайшая нога, раздутый мешок кожи с толстыми, жёлтыми ногтями, с одного конца наполовину утонувшими в плоти. Джейм схватила её и дёрнула вниз, чтобы выровнять неуклюжего всадника. При этом в её повреждённых рёбрах вспыхнула внезапная острая боль, которая пронзила её бок как удар кинжала.

Она пришла в себя, стоя на коленях, и пытаясь сделать вдох. На это мгновение, а скорее даже на несколько, мир сделался серым. Она решила, что всё-таки помнит, как Дружок с криком, пошатываясь, ринулся прочь и как пронзительные вопли Земляной Женщины затихали вдали. Да, они пропали. Её когти были выпущены и окровавлены. Не понимая, что делает, она вцепилась в бок мерина, пытаясь не дать себе упасть. Не удивительно, что он понёс.

Итак, осталась раскрашенная кобыла.

Джейм оглянулась по сторонам как раз вовремя, чтобы увидеть, как та несется прочь через луг, рядом с ней бежал Мер-Канти, схватившись за её гриву. Как красиво он двигался, едва касаясь травы, ветер-дует Сенетари в самом изящном исполнении. Прямо перед тем, как они растворились в сгущающемся полумраке, он плавно скользнул на спину кобылы.

Джейм стряхнула своё ошеломлённое удивление. — Подожди! — закричала она, с трудом вскакивая на ноги. — Вернись!

Но он тоже исчез.

Мир по-прежнему был серым и, к тому же, продолжал темнеть. Теперь пепел падал очень густо, подобно горячей, грязной метели, воняющей серой. Джейм стащила с себя куртку и накинула её на голову. Импровизированный капюшон вместе с её распущенными волосами защищал глаза, но теперь видимость была ограничена несколькими футами спереди. Затем на ослепительное мгновение небо расколола молния в сопровождении треска грома. В последовавшей за этим оглушающей темноте, её настигла паника, пришедшая не через её собственные чувства.

— Жур! — закричала она и, не подумав, сделала глубокий вдох наполненного пеплом воздуха, чтобы позвать снова. Когда её судорожный кашель прекратился, она попыталась дотянуться до барса своим восприятием шанира, но ответа не было.

Пропал. Ушёл.

Это ничего не значит, твердила она самой себе. Связь между ними частенько распадалась как раз в самые неподходящие моменты. Но что он сейчас делает в этом сгущающемся кошмаре? Свернулся в клубок на покрытом пеплом берегу и ждёт пока она не найдёт его или пока шторм не утихнет? Шанс на первое крайне мал, разве что она об него споткнётся. Если второе, он может погибнуть. Дальше будет только хуже. Она это знала.

Это всё твоя вина.

Коварный шепот, принесённый беспокойным, переменчивым ветром. Кто или что говорил с ней, если не её собственное чувство вины?

Ты уничтожаешь всех, кто верит тебе, всех, кого любишь.

— Нет, — сказала она, не обращая внимания на горький пепел во рту, иссушающий ей горло.

Но, что если это правда?

Как будто на зов, в вихре дыхания отдалённого огня к ней явились мёртвые: Санни, волочащий за собой свою содранную кожу; Принц Одаллин, безвинно расплавляющийся в лужу искаженной плоти; Тирандис, улыбающийся на своём погребальном костре. Из-за неё они все стали пеплом. И, как пепел, они вернулись.

— Если я должна стать Разрушающим, воплощением Белого Ножа, — сказала она Земляной Женщине, — Я сделаю то, ради чего была рождена, разрушая то, что должно разрушить, а потом сломаю саму себя.

Тогда сломайся и умри.

— Нет, — повторила она снова. Помигай посильнее, и они исчезнут. Это всё трюки разума. Кроме того, как бы она ни сожалела об их смерти, это была не её вина.

Или была? Подумай.

Между ударами и треском молний серый мир был беспокояще тихим, одеяло пепла заглушало все чувства. В этой мёртвой тишине было слишком много времени для размышлений.

Это правда. Несмотря на всё её хорошие намеренья, вокруг неё всякое случалось. Даже самое её невинное действие могло стать камушком, брошенным в омут событий, круги от которого расходились далеко за пределы её контроля. Кроме того, далеко не все её действия были такими уж мелкими и непоследовательными, о чём свидетельствовала цепь руин, которую она оставляла на своём пути.

И всё же, здания вовсе не обязательно рушились или сгорали всякий раз, когда она в них входила, о чём она и сказала Тиммону.

Нет, но только по большей части. И насколько хуже всё, без сомнения, станет, когда её проклятая богом природа проложит себе путь на поверхность, подобно гноящейся ране.

Тогда вскрой её и умри. Ты знаешь, ты ядовита.

Почему все её бросили, и не один раз, а снова и снова? Почему они должны остаться, чувствуя, что она такое?

Г'ах, подумала она, наполовину встряхнувшись, наполовину задрожав. Бывает, лошади несут и смерть уносит людей, хотят они того или нет. Разве я в этом повинна?

Во всём, выдохнул серый ветер. Кто-то же должен быть.

Это быстро привело её в чувства. — Подожди-ка минутку.

Нет. Узри тех, кто будет судить тебя.

Через небо мерцали молнии, освещая его короткими вспышками, которые делали интервалы темноты между ними ещё более глубокими и мрачными. Фигура, возникшая в танце пепла, приобретала отчетливость с каждой вспышкой и придвигалась всё ближе, хотя, казалось, не двигалась. Она была стройной и элегантной, с бледным лицом под буйной копной чёрных волос, отмеченных белыми прядями. Серебряно-серые глаза ловили каждую вспышку молний и сохраняли её отблеск в следующей за тем темноте. Джейм не могла чётко разглядеть его руки, но она знала, что они будут такими же изящными, как и его лицо, и одетыми в перчатки из узоров шрамов. Её внезапное желание ощутить их прикосновение было таким острым, что причиняло боль. Вот наконец, кто-то, кто, без сомнения, не бросит её.

Затем он увидел её и повернул прочь.

Это только трюк, настаивала часть её разума, но боль была слишком сильной, чтобы её игнорировать.

— Торисен! — закричала она ему вслед. — Брат, не покидай меня!

— Почему нет? — Он приостановился, чтобы ответить, но смотрел искоса, не встречаясь с ней взглядом. — Чем ты можешь быть для меня, кроме как погибелью?

— Но я люблю тебя!

— Разрушение начинается с любви. Так нас учил наш отец. Так его учила наша мать. И вот, он обречён на пыль и горькую смерть, вся честь истрачена. Ты желаешь той же участи и мне?

— Нет! Никогда! Как ты можешь так говорить?

— Потому что я знаю, кто ты такая.

Его черты стали меняться, так же, как и голос, становившийся грубым, полным гнева и сбивающей с толку боли.

— Мерзкий шанир. — Её отец повернулся и злобно уставился на неё, такой же серый от пепла, каким было и его имя. Смерть сожрала его лицо, оставив только сухие кусочки кожи, прилипшие к черепу, но его серебряные глаза сверкали. — Как ты смеешь выглядеть так похоже на свою мать и не быть ею? Предан. Обманут. Ядовитый плод порченого дерева, где мой меч, моё кольцо, моя жизнь?

Под этим криком боли Джейм отскочила на шаг, но только на один. Когда-то, его ярость обратила её в паническое бегство. Она всё ещё заставляла её вздрагивать. Но она вспомнила то, что слышала в Тентире, о кадете, которого унижал собственный лорд отец и мучил брат лордан, ввергавший свою жертву в муки, о которых она могла только догадываться.

В этом и была вся суть. Она всё ещё не знала, что случилось с отцом в ту ночь, в покоях лордана. Возможно, этого не знал и тот или те, кто бросили ей сейчас вызов.

— Отец, — сказала она, — если это действительно ты, скажи мне: той ночью, в той жаркой, вонючей комнате, что сломало тебя? Я хочу понять. Прошу, расскажи мне.

Он уставился на неё. Что мелькнуло в этих мёртвых глазах — удивление, досада, гнев? Затем он откинул назад голову и завыл. Он не хотел, чтобы его понимали, и уж тем более, чтобы его жалели. В самом деле, чем бы он был, без своей мантии ярости? Он уже изменялся. Пропала заплатанная, серая куртка, протёртая до дыр за время горького изгнания и преждевременно поседевшие волосы; исчезло это заостренное, призрачное лицо.

Откормленный и самодовольный, ей улыбался Грешан, рывком оправивший свою изысканно вышитую куртку грубой рукой.

Кулаки Джейм сжались, ногти вонзились в ладони. Так вот как её отец научился жить в мире с самим собой, став тем, что изранило его?

— Нет, — сказала она самодовольно ухмыляющемуся лицу. — Он совершал ошибки. Он причинил вред многим людям, включая меня. Но он никогда не совал горячее железо в лицо невиновному и не мучил маленьких мальчиков ради забавы. Он не стал тобой.

Улыбка стоящего перед ней создания искривилась и соскользнула прочь. Ей захотелось содрать с него и его лицо, и эту вонючую куртку.

— Что случилось в твоих покоях, дядя? — потребовала она, одновременно обрадованная и раздражённая тем, что он, похоже, уплывал назад, всякий раз когда она к нему приближалась. Вспышки молний и мрак чередовались друг с другом под приглушенные возгласы грома. — Что такое ты сделал, или попытался сделать, в результате чего твой дружок Рандир был пригвождён к полу с ножом в кишках, его слуга метался, охваченный огнём, а тебя самого выворачивало в углу? Смелый мужчина. Великий воин. Папенькин сынок. Как ты умер и почему из-за твоей смерти человек вроде Халлика Беспощадного применил к себе Белый Нож? Отвечай, чёрт побери!

Она пыталась загнать его в угол своей яростью, но он выскользнул прочь, растворившись в темноте.

И снова тень сомнений. Так что же всё было — вина, галлюцинация или что-то совершенно другое? Кто просто не мог не обвинять кого-нибудь, кто продолжал пытаться толкать её в направлении, куда она совсем не желала двигаться? Такое уже случалось прежде, по крайней мере дважды.

Затем она поняла.

— Ну ладно, — сказала она бурлящему вокруг неё хаосу. — Хватит развлекаться и играть. Покажись.

Аххххххх… выдохнула буря, и воздух угрожающе застыл. Сверху просачивался мрачный, желтоватый свет, в котором плавали серые пылинки. Пепел больше не падал на Джейм, а закручивался в стену тёмного урагана, в котором она была глазом. Хотя было по-прежнему удушающее жарко, она одела обратно свою куртку и вызывающе встряхнула волосами, готовая встретиться с врагом лицом к лицу, что бы ни вышло ей навстречу.

В переменчивой темноте двигалась огромная фигура, неясно очерченная сгустками и полосками плавающего в воздухе пепла. Здесь — выступ громадного плеча; там — пещерообразная впадина глаза; и всё это время, гигантские лапы наравне с вулканом беззвучно сотрясали землю.

Джейм всё время поворачивалась к нему лицом. Это был третий раз, за последние несколько дней, когда она и слепой аррин-кен танцевали друг вокруг друга, если считать за первый тот, когда она валялась плашмя на спине, наполовину мёртвая от потери крови и наполовину выскочившая из своего тела от страха. В какой-то степени она была по-прежнему напугана — а как иначе, столкнувшись лицом к лицу с подобным созданием? — но кроме того, она была разгневана.

Будь гневной, нашептывала её кровь шанира. Будь сильной. Будь, как твой отец.

— Теперь, когда я привлекла твоё внимание, — сказала она, не зная точно, от ярости или страха дрожит её голос, — У меня есть вопрос. Ты — судья. Трое знают, Кенцирату необходимо правосудие. Так почему ты не приходишь к ублюдкам вроде Лорда Каинрона, который извращает всё, чем мы являемся, или к этому лживому жрецу Иштару? Где ты был, когда Ведьма Глуши заключала свой контракт с Призрачной Гильдией на уничтожение моей семьи или когда мой дорогой дядюшка Грешан играл в свои мерзкие игры с Бел?

К ней повернулось скалящее клыки, грубое огненное лицо.

Невиновность — это не моя забота. Она невольно вздрогнула, когда его голос зарычал в её голове, как будто зубы скобили череп изнутри. Я сужу только тех из Старой Крови, в чьих венах течёт разрушение, и только если их собственный род оказывается слишком труслив, чтобы судить их сам. Таких, как ты. Ты осмелишься назвать себя невиновной? Дочь Танцующей, ты родилась виноватой.

— Это я отвергаю, как и то, что всё ещё проклята.

Лгунья!

Его жуткое лицо внезапно ринулось на неё из переменчивых теней, и само — тень, но с печатью такого голода, что оно, казалось, было готово поглотить само себя, за неимением другой пищи.

Всплеск почти берсерковской ярости заставил Джейм споткнуться. Осторожней, подумала она, прикладывая все силы, чтобы восстановить и контроль, и равновесие. Оступишься сейчас — и падёшь навечно… как твой отец. Но ты знаешь, кто ты такая и кем можешь стать.

— Лгунья? — повторила она так ровно, как только смогла, чувствуя как её голос дрожит от усилий. Не раздумывая, она начала двигаться танцевальными па Сенетара, ветер-дует с добавкой вода-течёт, плавно скользя вокруг диких вихрей своего гнева. — Это я тоже отвергаю.

Танец навязывал свою собственную дисциплину. Точным движением руки поймай в ладони ветер. Ныряй и кружись вокруг блуждающих витков пепла, таких же горячих как упрямая месть, таких же холодных, как потерянная надежда. Такой самопоглощающий гнев! Такое отчаянье! Вот пожары, способные поглотить весь мир, а жаждут они ещё большего. Ох, мягче, мягче. Почувствуй течение прохладной воды по опалённой коже. Пропусти ветер через растопыренные пальцы и причёсывай ими тяжёлый шёлк чёрных волос, пока они не потекут гладким потоком. Ну вот. Теперь отпусти их.

— Я не такая как ты, горелый кот, слепой судья. Я пришла из тьмы, но не принесла её с собой. Что осталось в Доме Мастера, кроме пыли и пепла? Ты сгорел там, так ты превратил себя в огонь, чтобы жечь других. Их боль облегчает твою?

Да!

Такая смертоносная страстность, заставившая даже пепел вспыхнуть и превратиться в огненные пылинки, но танец проскользнул через них, застав его врасплох. Когти бога, это было опасно. Не думай об этом. Танцуй.

Полуразличимая громадная голова закачалась… в согласии, замешательстве, отрицании?

Нет. Если я раню, если я жгу, всё это, чтобы я был тем, кто я есть, делал то, что должен делать. Разве может быть другая причина?

— Неужели у всего должна быть причина?

ДАА! Как же иначе мы сможем сносить такие несчастья, если в итоге никто ни несёт за них наказания?

Что можно было на это сказать? Если не можешь смириться с полосой неудач, перестань скулить и умри? Или он был прав? Причина и следствие. Это понятно. Но следствие без причины? Что если, в итоге, весь мир это только беспорядочный набор случайностей, без смысла и справедливости? Лучше безумие, чем поверить в такое.

Неважно. Он отвечал на вопросы вопреки собственному желанию. Спрашивай ещё.

— Ты говоришь, что судишь шаниров, связанных с Третьем Лицом Бога, Тем-Кто-Разрушает. И кто тебе подсуден?

Арррр… не Грешан. Он мог стать моим мясом, спелым и сочным, но его прежде осудил его собственный род.

Джейм моргнула. Что?

Матрона Брендан, Бренвир, шанир-проклинающая и матереубийца. Тем не менее, несмотря на это, она всё ещё невиновна. Скоро, скоро она может пасть. Ты сильно надавила на неё, маленькая немезида. Она уже шатается на краю своей гибели. Ведьма, ах, Ведьма. Я заполучу её в конце концов, когда с неё сорвут маску и все её защиты наконец падут. Но они ничто, ничто, пока продолжает жить Мастер и его слуга Мразиль, который выжег мне глаза.

— Вот ты и назвал истинное зло, — сказала Джейм и услышала, что её голос начал мурлыкать с притягательной силой танца.

Ах. Так лучше. Её рёбра больше не ныли и она не чувствовала веса собственного тела. Сомнения тоже начали уплывать прочь. Зачем нужна такая власть, если не использовать её?

— Ты назвал свои неудачи, Лорд Кот. Чего же ты хочешь добиться своим великим крестовым походом? Что ты такое, кроме мерзкой тени, годной только пугать детей, если не можешь нанести удар по корню зла, скрытому там, под сводами теней?

Он заревел и царапнул собственную плоть, как будто наказывая её. Воздух наполнился хлопьями обугленной кожи.

Ты думаешь, я не пытался? Год за горьким годом, я бродил у Барьера, разыскивая путь внутрь, но ни один аррин-кен не сможет войти в Тёмный Порог, пока не придёт Тир-Ридан, а этого не будет никогда, ибо наш бог покинул нас.

Если он и Кенцират умудрялись убивать каждого разрушающего шанира, они сумели гарантировать это. Джейм подозревала, что она далеко не первая возможная Немезида, но вполне вероятно, последняя. Она хотела ещё многое сказать, но большая кошка всё ещё говорила, как под принуждением, и её слова ошеломили Джейм.

Один лишь раз, только один раз, он оказался в пределах досягаемости. Я почувствовал, как он вошёл в этот мир, в сад белых цветов, но ко времени моего прибытия он уже ушёл, оставив за собой ещё одну осквернённую невиновную. Я хотел судить её, показать её, но у неё был контракт, которому она следовала. Она показала мне. Тот, кого мне следовало судить, тот, кто обрёк её на это, был к тому времени давно мёртв, и это был её собственный отец! Всё заканчивается, свет, надежда и жизнь. Всё приходит к судье — всё, кроме вины.

Трое.

Танец выскочил у Джейм из головы и его сила спиралью разлетелась прочь. До этого момента она не осознавала, что неслась по воздуху на его крыльях.

Чёрт побери, думала она, выплёвывая траву и пытаясь восстановить дыхание, которое удивление и земля вышибли из неё прочь.

Мне порапрекратить падать с больших высот. Это не безопасно. Но чтоон такое сказал?

Огонь и пепел с рёвом сложились в возвышающуюся над ней фигуру, пробудившийся разрушитель, огонь неистово пылал на его челюстях и в глубоких провалах глаз.

Дитя тьмы, дочь Танцующей, как ты осмелилась играть в свои грязные игры со МНОЙ?

Без сомнений, танец выпустил из своих объятий и его. Как бы то ни было, что она пыталась сделать? Не пожать его душу. Не совсем это. Но она всё ещё пребывала в тёмном возбуждении, оставленном поисками уязвимых мест аррин-кена, горько-медовых трещин в его душе, чем занималась и Ранет в образе души Бренвир.

Я могла сломать его, подумала она, изумляясь и ужасаясь. Он почти пал прямо мне в руки.

Сделает ли это её, наконец, виновной и, таким образом, подлежащей его суду? Но он не сломался, так же как и она.

Буря пепла превратилась в ураган огня, который окружил её, рёвя его голосом. Зелёная трава сморщивалась и вспыхивала; её пряди волос, взвившиеся в воздух, зашипели и завоняли палёным. Ей жгло лицо. Он собирался сжечь её живьём своей всепоглощающей, бессмысленной яростью, правосудие будет проклято, и поступая так, он должен будет проклясть самого себя.

— Лорд! — закричала она. Жар почти перекрыл ей горло. Неужто это невнятное кваканье — это её голос? — Правосудия! Я пала? Если нет, то теперь твоё мясо — невиновные?

Большая кошка прыгнула на неё и вместе с ней взвилось пламя.

Это мой погребальный костёр, подумала она, спокойно глядя вверх, на вздымающиеся над ней гребешки огненных волн. Раскаленно-оранжевый и пылающий красный, окаймлённые золотым и глубоким, светящимся голубым… Как красиво.

В верхней точке прыжка его поймал сильный порыв обжигающего ветра. Он с рёвом начал бороться с ним, но тот разорвал его в клочья. Джейм ничком упала на землю и вцепилась в неё когтями, борясь с порывами бури. Что это, во имя Темного Порога…? Когда наступило затишье, она подняла голову и увидела, что аррин-кен бесследно исчез, но что же его сменило?

Ветер сдул прочь большую часть спустившегося к земле пепла, оставив на небе бледное пятно только что взошедшего солнца. На севере, глаз Джейм уловил движение. Очень и очень близко кипящие облака второго извержения поднимались из долины, которая чуть ниже Киторна соединялась с Серебряной. Голова лавины на минуту скрылась за высоким утёсом, но сейчас она выкатывалась обратно в поле зрения, у северного конца луга. Её авангард оказался не облаками, а огромными, ковыляющими фигурами, серыми, чёрно-белыми, покрытыми прожилками огня. Поднятая угрожающая голова, обрубок ноги, рука с обугленными пеньками вместо пальцев, тянулись вперед, сменяя друг друга в этом кипящем, яростном месиве.

— Ва [59]Wha(t) — что
, ва, ва, что, что, что?  — донёсся их вопрошающий крик.

Затем они увидели её.

— ХА!

Джейм вскочила. Их громкий, победоносный крик и второй порыв бури настигли её почти одновременно, сбив как кеглю в тире. Она перекатилась на ноги и ринулась бежать, почти обгоняя ветер, с Сожжёнными Однажды, жарящими ей пятки.

Не было никакого способа от них оторваться. С запозданием она вспомнила обрыв над водопадом, возможно, достаточно высокий, чтобы оказаться вне приделов их досягаемости, но он уже лежал позади. Когда она повернула голову, чтобы оценить как далеко, ветер сильно хлестнул её по лицу. Сквозь муть жалящих слёз она увидела как воинство Сожжённого Человека с рёвом переправляется через ручей, который взрывался в пар под их прикосновениями.

Бежать, бежать, бежать…

Вдруг прямо перед ней, посреди опаленного луга, появилась дверь, наполовину вросшая в почву. Её деревянные косяки и перемычку в изобилии покрывали змеевидные фигуры и иму с распахнутыми ртами. Прежде её здесь не было.

Джейм не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Она врезалась в дверь, влетела внутрь и растянулась у порога, на грязном полу домика Земляной Женщины. Один конец комнаты целиком занимала громадная фигура — Дружок, тревожно заржавший и стукнувшийся головой о низкий потолок. Комната была полна зверей, которые сонно рычали, пищали и кричали, протестуя против её внезапного появления. Обуреваемый восторгом Жур набросился на неё, ещё когда она не перестала катиться по полу. У дальнего конца дымящего очага сидела сама Матушка Рвагга, комком сгорбившаяся в кресле, с полусвязанным лискином на плече. Его блестящие глаза отражали свет огня.

— Ну? — с оттенком нетерпения в голосе сказала она. — Если ты остаешься, закрой за собой дверь.

Джейм так и сделала.