111-й день лета
I
Где-то за час до рассвета, на тренировочном квадрате появился мастер-лошадник, вышедший из Старого Тентира. Там он приостановился, потирая друг о друга руки, чтобы согреться этим прохладным ранним утром, и отмечая необычное, но уже затихающее, шевеление в казармах. Некоторые кадеты всё ещё продолжали бодрствовать, возможно играя в ген, чтобы не заснуть. Другие, вероятно, дремали на скамейках или на полу, ожидая оглашения результатов отбора. Только самые флегматичные или самые утомленные пребывали в своих постелях.
А где был он сам этой ночью, примерно пятьдесят лет тому назад? Он вспомнил не сразу и ощутил лёгкое беспокойство. Неужели сильный удар Рандир по черепу перемешал все его остатки мозгов? В конце концов, у него уже совсем не осталось волос, чтобы смягчить случайный удар. Затем, к его облегчению, память вернулась: Он был в конюшне. С серовато-коричневой кобылой. Ожидая, когда она ожеребится. А она, конечно, дождалась, пока он не повернулся к ней спиной. С ними так всегда. Изящный это был жеребёнок — три белых носочка, мерцающих в сумерках, как будто они бегали сами по себе. Странно было думать, что и кобыла, и всё её потомство уже давно умерли, хотя их кровь всё ещё уверенно бежала в стаде. Дикий Имбирь и спокойный Домовой, глупый Никер, который всего пугается, и непослушная Марн с этим хитрым, косым взглядом, перед тем, как она лягнётся…
Наступал Канун Осени и он собирался пройтись между стойлами, вспоминая всех их обитателей, прошлых и нынешних, и, возможно, приостановиться у пустого загона, чтобы послушать, как кобыла кормит новорождённого жеребёнка, пятьдесят лет тому назад.
Вверху окна Комнаты Карт мягко светились. Совет всё ещё трудился. Мастер-лошадник предполагал, что их долгое заседание вызвано ни чем другим, кроме одного, особенного кадета. Будучи тем и чем, кем он был, он больше беспокоился о судьбе двух таких непохожих непарнокопытных. И всё же, как жалко, что Лордана Норф окутывал такой густой туман беспорядков и распрей. С любым другим кадетом… а, ладно, такие вот дела: она не просто кадет, но и лордан, и Норф, и женщина. Слишком много осложнений, достаточно много, чтобы сделать Совет нервным и раздражительным, особенно в эти дни. В конюшнях всё значительно проще — обычно.
Он приложил свой сплющенный нос к рукаву, принюхался, и скорчил рожу из-за приставшей к нему вони. Ты дожил до странных времён, старина.
Взвалив на плечо свою кожаную рабочую сумку, он покинул Тентир через самые маленькие северные ворота и направился на запад, мимо наружной стены, к лежащим над ней холмам.
Было ещё темно, над головой рассыпались веснушки звёзд, а убывающая горбатая луна уселась на западные пики, собираясь скатиться вниз на ту сторону. Воздух был неподвижным и хрустящим от холода. Мастер шёл сквозь туман, который сам и выдыхал. Он думал о зимнем корме и подстилках, и о конюшне, готовой взорваться от лошадей в самые холодные дни, когда всех их нужно завести в помещение, иначе возникнет риск воспаления лёгких. Комендант, вероятно, позволит ему использовать Большой Зал для размещения части лошадей или для карантина, если снова разразится эпидемия зимнего кашля. Некоторые хайборны могут начать возмущаться — что, куча навоза под нашими драгоценными знамёнами домов? — но Шет Острый Язык был слишком здравомыслящим, чтобы прислушиваться к подобной чепухе. Если бы он также не был таким капризным, из него могла бы получиться отличная лошадь. Для мастера это была высшая форма похвалы.
Он, наконец, добрался до мешанины массивных, бледных валунов, мерцающих в темноте. Среди них, он внезапно натолкнулся на Белую Леди, сидящую на скале у ручья. Со вспышкой белых конечностей, она вскочила на все четыре ноги, человеческий крик перешёл в испуганное тихое ржание кобылы.
— Ну, ну… — начал он, чтобы успокоить её, но тут сзади раздались стремительные шаги.
Мастер повернулся, его тяжёлый мешок качнулся и сильно стукнул раторна по носу.
— Веди себя хорошо, — сказал он жеребёнку, когда тот отступил назад, возмущенно фыркнув и тряся головой. — Простите, леди. Я не хотел вас пугать.
Затем пришёл его черёд вздрогнуть. С громким всплеском, задыхаясь и хватая ртом воздух, в ручье выпрямилась Норф Джеймс. Она принялась яростно очищать глаза от мокрых волос.
— Если ты надумала утопиться, — сказал он ей, — то здесь слишком мелко.
— У меня болит голова. Или, возможно, это похмелье.
— Ты не уверена?
— До этого я напивалась только один раз.
Она встала, пошатываясь в быстром потоке, когда обкатанные речные голыши смещались под ногами. Длинные, чёрные волосы облепили её как гладкая, блестящая шкура, оставив тонкие, белые руки и ноги неуместно голыми, не считая пупырышков гусиной кожи.
— Холодная вода всё-таки помогла. По крайней мере, я не чувствую себя так, как будто мой желудок вывернулся наизнанку.
Когда она подошла к берегу, он протянул ей кусок ткани. — Вот. Вытрись досуха.
Пока она выжимала волосы и поспешно одевалась, клацая зубами от холода, он размотал повязку на ноге кобылы и ощупал её. Жара нет. Сухожилье надёжно встало на место и опухоль, наконец, спала.
— Как новенькая, — довольно сказал он. — И всё же, мы подержим её в перевязке ещё несколько дней, чтобы быть уверенными.
— Мастер, что это за запах? Вы воняете как погребальный костёр.
Он примолк, вспоминая.
— Ну, знаешь, случилась странная вещь. Мы положили тело Искусительницы в пустое стойло, надеясь, что Комендант изменит своё решение о том, чтобы выставить его снаружи у стен Тентира. В конце концов, женщина была рандоном. Затем я услышал, как лошади закричали и учуял этот жирный дым. Никакой ошибки. Её тело самовоспламенилось, как будто кто-то произнёс над ним руну огня, но там никого не было. Оно сгорело дотла, кроме рук, ног и черепа, который раскололся от жара. Солома под ней была опалена, но не больше. Всё это очень странно.
— Да, — сказала Норф. — Очень странно.
По её тону он чуть не подумал, что она знает об этом больше, чем он, но это было просто глупо.
— Ранди…
Тут он остановил себя. Лучше будет не произносить это имя в открытую. Такими уж были времена, в которые они жили, когда невинные страдали сильнее виновных, а прошлое грозило затенить настоящее. Не задумываясь, он скользнул рукой вверх по ноге винохир, чтобы похлопать её по плечу. Грешан заплатил за то, что с ней сделал, но, по мнению мастера, недостаточно.
— То есть, Мер-Канти седлает Миру. Ха. На самом деле он провёл с ней в конюшне всю ночь, дежуря и играя в художника. Если ты собираешься отправиться вместе с ним и тем кадетом в Готрегор, тебе нужно идти.
— Я так понимаю, Гари прошёл отбор.
— Да. — Он успел услышал только это, пока не случился пожар. — Уже в первом раунде, без чёрных камней.
— Хорошо.
Теперь она стояла рядом с ним, рассеяно заплетая шелковистую белую чёлку и гриву кобылы так, чтобы скрыть изуродованную половину её лица. Винохир со вздохом склонилась к ней, щека к щеке, шрам к шраму. Сёстры по клейму.
— Мастер, вы уже давно в училище, не так ли?
Так долго, что он уже почти забыл своё собственное имя, свой собственный дом. Так долго, что вся семья, о которой он заботился, бегала на четырёх ногах.
— Вы были здесь, когда мой отец был кадетом?
— Да. — Что дальше?
— Он никогда, на самом деле, не имел шанса, не так ли?
— Нет.
— Я так не думаю. В конце он всё же нашёл в себе силу и дал отпор. За это, но только за это, я принимаю на себя все последствия. — Она издала странный смешок, как бы ловя себя на слове. — Однажды я назвала Тори «папенькин сынок», но в этом, я буду истинной дочерью отца и племянницей дяди. Кто бы мог подумать, что у меня так много общего с ними обоими? Тем не менее, Тентир дал мне шанс. Спасибо мастер.
За что? удивился он, слыша, как она поворачивается, чтобы уйти, и желая, чтобы он мог что-то сказать или сделать. Он знал, как обращаться с лошадьми. Однако с людьми, особенно молодыми девушками хайборнами…
Когда сомневаешься, займись чисткой.
Он поднял щётку, но кобыла отступила прочь. Она последовала за Норф.
Джейм повернулась, нахмурилась. За её спиной восточное небо окрашивалось рассветом.
— Бел, ты уверена? — Её глаза поискали его. — Мастер, вы уверены, что она в порядке?
Он сгрёб свои инструменты и затолкал их обратно в мешок. В его голове вспыхнула идея.
— Она способна нести твой вес, если ты об этом, при условии, что ты не будешь её перегружать. Девять дней, чтобы добраться до Готрегора, при скорости восемь или девять миль в день. Да. Такое упражнение будет для неё полезно.
Она всё ещё колебалась. — Ну, если вы так думаете…
— Да.
— Хорошо. Спасибо тебе Бел-Тайри. Я почту за честь ехать на тебе.
Жеребёнок с беспокойством последовал вслед за ними. У ворот, так же ясно, как человеческой речью, кобыла сказала ему ждать. Затем они вошли в тренировочный квадрат.
Мастер бросил свой мешок.
— Закончим с чисткой здесь, — сказал он оживленно. — Я найду подходящую сбрую и принесу её сюда.
Она бросила беспокойный взгляд на окружающие казармы, затем вверх, на балкон Комнаты Карт. — Мы у всех на глазах. Вы однажды сказали, что возвращение Бел может пробудить всякую древнюю вонь.
— Не хуже того, как мы уже провоняли этой ночью. Продолжай.
С этим он повернулся и порысил к Старому Тентиру и конюшням. Мы ещё посмотрим, ухмыляясь думал он. О да, мы ещё посмотрим!
II
Комендант стоял на балконе, наблюдая за тем, как западные пики, высящиеся над училищем, медленно возникают из тьмы, по мере того, как светлел восточный край неба. Это была длинная ночь. Его плёчо пульсировало при каждом ударе сердца, но он почти не обращал на это внимания. Жизнь рандона полна подобных мелких ран и боли. Хуже было ощущение неудачи. Он надеялся, что выполнение Советом своих обязанностей вернёт им чувство уверенности и чести, но разве это может случиться, если даже он чувствовал, что вынужден идти на компромисс?
Ох, я знал, что ты будешь проблемой, с кривой усмешкой думал он о последнем кадете, чья судьба была всё ещё не определена. С того самого момента, как ты въехала в Тентир и свалилась с лошади практически мне на ноги. Ты испытываешь нас гораздо больше, чем мы тебя. С твоим домом всегда так. Насчёт тебя слова звучат фальшиво, форма, но не дух чести. Чёрный камень, белый камень, пробный камень. [80]touchstone — пробный камень / базальт
За его спиной Совет, за исключением Норфа, смещался в сторону круга. Даже такие, как Ардет, кто не выказывал до этого никаких сомнений, теперь казались странно неохотными. Они, без сомнений, твердили себе, что этот вопрос просто легко решаемая мелочь — даже глупость. Банальность. Однако, он таковым не был.
О чём ты думал, Чёрный Лорд Торисен, когда навязал нам эту дилемму? И понимал ли ты её сам? Ты не один из нас, но это девушка может стать — если переживёт суд Тентира.
Тем временем Харн в буквальном смысле загнал себя в угол и стоял там, выкручивая своими толстыми руками разрезанный шарф, как будто пытаясь сообразить, как на нём повеситься. Комендант почти улыбнулся. Это было интересным вызовом, сохранять все эти годы своего старого одноклассника живым и более или менее нормальным. Он знал, насколько глубоко ущербным Харн себя ощущал, но он так же понимал и его ценность. В своём особом, грубом, роде Харн тоже был пробным камнем, испытанием. Одной из причин, по которым Комендант приостановил вынесение решения о Торисене как о верховном лорде, было то, что он с самого начала видел, как мальчик помогает Харну сохранять душевное равновесие.
Так же как и, неожиданно, девушка Джеймс.
Ардет похоже думал, что само её присутствие в училище однозначно погубит его.
Комендант поразмыслил над этим. Она может, если достаточно рассердится. К тому же, как она однажды сказала ему, с этим странным, почти смущённым, защищающимся видом:
— Некоторые вещи должны быть разбиты.
И в самом деле.
Мы по-прежнему играем с огнём, думал он. Огонь уничтожает, но он так же и очищает, а мы в этом тоже отчаянно нуждаемся. С годами здесь загноилось слишком много секретов. И теперь Харн и я собираемся пойти в своём решении на компромисс, потому что мы видели слишком много смертей Норфов. Потому что мы устали от смерти. Остальные не позволят ей пережить Тентир. Не осмелятся позволить. Последняя леди Норф, её брат — последний Верховный Лорд Норф. Наступают перемены, так или иначе. Это укрепит нас или уничтожит? На что же можно опереться в такие времена, если не на честь, но что если честь означает смерть ещё одного невиновного?
Снизу раздались удары копыт. Мастер-лошадник вошел в квадрат через северные ворота в сопровождении Лордана Норф и маленькой, кремовой кобылы с белой гривой, хвостом и чулочками, и белыми пятнами на крупе. Нет, не просто кобылой. Винохир. И не просто какой-нибудь винохир.
Мастер бросил свой мешок с инструментами и ринулся прочь. Норф снова нервно огляделась, не замечая наблюдателя наверху. А затем, озадаченно, но послушно, она вытащила из мешка щётку и начала упорно расчёсывать уже сияющую шерсть кобылы.
Шет медленно выпрямился.
— Ну? — нетерпеливо сказал за ним Ардет. — Давайте наконец закончим с этим.
— Я думаю, — ответил Комендант, — что прежде тебе стоит посмотреть на это.
Из казарм начали появляться кадеты, сначала струйками, а затем полноводным потоком, когда весть распространилась шире. Некоторые спотыкались в полусне; другие не понимали причин возбуждения.
— Ну и что? — проворчал хайборн из десятки Горбела, зевая и тря глаза. — Это урод Норф и белый пони.
— Заткнись, — сказал Горбел, его лягушачье лицо сморщилось в тяжёлую гримасу.
Мастер-лошадник вернулся со сбруей. Он положил на спину кобылы мягкую подкладку, затем набросил на неё седло. Джейм, тем временем, перебросила уздечку через голову Бел, отметив при этом, что с неё были сняты удила. Из казарм Норф выбежала Рута. Она несла упакованные седельные сумки, за ней по пятам рысил Жур. В толпе у перил Джейм заметила Тиммона. Увидев, что она на него смотрит, он с угрюмым видом двинулся к ней навстречу.
— Ты в порядке? — спросила она, понизив голос в присутствии такого множества заинтересованных зрителей.
Он потёр свой живот и скорчил гримасу.
— Я заполучил мерзкий, здоровенный синяк, если ты об этом.
— Прости. Каким-то образом, мой сон этой ночью обрывался, когда я сидела на трёх разных людях, и ни разу это не было хоть сколько-то забавно.
Уголок его рта дёрнулся вопреки его желанию.
— Значит ты делала это неправильно.
На балконе началось шевеление и его деревянные опоры застонали, когда члены Совета столпились на нём, пристально глядя вниз: «Это…?»
— Не может быть. Она мертва.
— Говорю тебе, это именно она.
— Бел-Тайри!
Кобыла недоверчиво их рассматривала, уши нервозно трепещут, одно копыто роет землю. Казалось, она на грани панического бегства. Положив руку ей на плечо, Джейм бросила злой взгляд вверх, на толпу изумлённо смотрящих лиц. Пусть это её дядя совершил первоначальный проступок против Бел, но будь они все прокляты, за попытку довести до конца его зло против истинно невиновной.
Трусы, думала она. Маловеры, подхалимы. Будьте прокляты… нет, не это. Отец Харна, Халлик Беспощадный, заплатил цену… но вот за что именно?
Под её прикосновением дрожь мускулов стихла. Подняв уши торчком и обнажив зубы, винохир издала вызывающий крик, который отдался в камнях Старого Тентира подобно рёву рога, способного пробудить мёртвых из пепла.
Да. Это я, казалось, говорил он. Я вернулась.
Изнутри Комнаты Карт раздалось что-то, похожее на ответный крик тревоги. Подобно высвобожденной пружине, чёрный камень Рандир раскрутился в массу обезумевших, разбегающихся во все стороны змеек. Шило придавила голову одной из них сапогом, в то время как хлыстообразное тело змейки неистово хлестало её ногу. Она на мгновение задумалась, а затем, с приглушенным хрустом, умышленно переместила свой вес на голову создания.
Казалось, в комнате треснуло само напряжение.
Сарганты ринулись за остальными тварями, которые заскользили в укрытие. К охоте радостно присоединились Эдирр и Даниор, за ними более степенно последовали Брендан и Коман, в то время, как Яран безуспешно пытался поймать одну живьём для изучения. Между тем Ардет, с видом крайнего отвращения, вскочил на стол, как будто предпочитая наблюдать свысока подобные неподобающие действия.
В неразберихе, случайно или умышленно, в круг вкатился белый камень, затем ещё и ещё.
Комендант вздохнул. Не обращаясь ни к кому конкретно, он сказал:
— Я сдаюсь. Будь, что будет, кто осмелится проголосовать против кадета, искупившего Стыд Тентира?
И он бросил два своих белых камня в круг, в придачу к остальным девяти. Только Харн не вспомнил про голосование: он был слишком занят, прыгая вверх и вниз на кровавом пятне, которое было змеёй Рандир, с таким усердием, что нависла опасность, что он проломит пол.
Комендант начал мягко хлопать в ладоши, в такт топоту сослуживца. Он вышел на балкон и посмотрел вниз, продолжая ударять здоровой рукой о раненую и игнорируя резкую боль в плече. Его примеру последовали кадеты Норф, возглавляемые Рутой, затем Яран, Брендан, Даниор и Эдирр. Неохотно присоединились Ардеты, затем Каинроны, следуя медлительному, тяжёлому примеру их лордана. Несколько кадетов Рандир тоже захлопало, но затем они смущённо затихли и стали хранить тишину, как их офицеры. Стоящая в переднем ряду, с золотой петлёй Эдди вокруг шеи, Тень барабанила по перилам кончиком пальца.
Вся эта суета напомнила кобыле, где она находится, что она окружена теми, кто однажды был её врагами. Джейм вскочила в седло, отчасти, чтобы успокоить Бел, отчасти, потому что не верила в то, что сумеет усесться на неё верхом, если винохир снова впадёт в панику. Трое, без удил она почти не могла ей управлять. Кроме того, совсем не было времени, чтобы затянуть подпругу или отрегулировать ремни стремян. Весь мир, казалось, затрясся. Вверху по шторам Комнаты Карт метались тени, как будто Совет Рандонов внезапно ударился в дикий, шумный танец.
— Что происходит? — спросила она Тиммона, хватаясь за гриву кобылы.
Он ей ухмыльнулся, синяк был забыт.
— Мои поздравления. Ты пережила отбор. Безопасного тебе путешествия и скорого возвращения.
С этим он шлёпнул винохир по крупу и она так скакнула вперёд, что Джейм чуть не вылетела из седла. Они пересекли большой зал Старого Тентира, присоединившись на пандусе конюшни к Гари на костлявом гнедом и золотисто-зелёной кобыле со всадником. Внешние двери, к счастью, были открыты. Они вырвались в утреннее солнце, спустились вниз к Новой Дороге, а затем поскакали на юг к Готрегору. Барс мчался за ними по пятам, а вверху, среди деревьев, от них не отставала бледная, рогатая тень.
Джейм удавалось цепляться за несущуюся кобылу, пока дорога не сделала петлю и Тентир не пропал из виду. Затем она свалилась.