5-й день лета

I

Джейм пришла в себя по-прежнему в темноте, с дикой головной болью. Сначала она ошеломлённо подумала, что лишилась зрения, но потом осознала, что у неё просто завязаны глаза. И кляп во рту. И связаны руки и ноги. Всё это было совсем не хорошо. Но где она, кроме того, что лежит на полу?

Её другие чувства начали с неохотой оживать.

Она почувствовала грубые волокна древесины под своей щекой. Они были влажными от чего-то с необычным и острым пьянящим запахом. За этим запахом скрывались другие, менее привлекательные: немытой кожи, гниющего мяса и человеческих мочи и испражнений. В отличие от древних миазмов покоев лордана это была свежая живая вонь. Она уловила слабые дуновения всего этого через чувства Жура, когда они бродили по Старому Тентиру в поисках гостевых покоев Норф.

Трое. Жур. Где он? Если они ранили её кота, она их всех убьёт.

Прямо за ней что-то большое зашевелилось и застонало. Заскрипела кожа. Этот кто-то что-то забормотал, потом снова начал дышать глубоко, с намёком на храп.

Так. Она, предположительно, находилась в берлоге таинственного монстра, который ел маленьких детей на ленч и куски сырого мяса на обед.

И кроме того, он пил крепкое вино, поскольку она лежала в разлитой луже вина. Возможно его сторожа время от времени опаивали его им, когда хотели войти и вычистить от мусора берлогу — а они это точно делали, иначе смрад был бы гораздо сильнее. Её похитители очевидно получили какую-то выгоду, бросив её сюда.

— Кровь за кровь, — сказала Рандир, но не на её руках.

Возможно они ожидали, что зверь разорвет её на части. И есть ещё одна причина, чтобы не быть здесь, когда он проснётся. Потому что, если его голова будет болеть хотя бы в половину так же сильно, как у неё, он будет в поистине мерзком настроении.

Её руки были связаны сзади. Она свернулась в тугой шар и попыталась сместить их вниз по спине. Сведенные мышцы угрожали бунтом в виде спазма. На полпути она застряла и выпустила вокруг кляпа тяжёлый вздох, пытаясь не паниковать.

Это было плохо. Новая попытка.

Внезапно ладони пролетели над согнутыми коленями и ударили её по носу. Пальцами, онемевшими от отсутствия крови, она нащупала повязку на глазах, затем кляп. Первая, как она увидела, была её собственным опознавательным шарфом. Второй оказался шарфом Руты. Всё это было хорошо спланировано заранее. Рандиры, должно быть, ожидали, когда она ошибётся и попадёт в их руки, и так и случилось. Никто бы не обвинил бедную Руту в планировании её смерти, но присутствие двух шарфов Норф внушило бы, что это внутреннее дело Норф и наилучшим будет расследование внутри дома его лордом. Только предки знали, как бы Тори выпутался из такой истории.

Теперь её глаза привыкли к слабому свету, большая часть которого исходила из камина, где угольки мерцали и потрескивали на решетке. Он был очень жарким. Напротив очага была тяжёлая дверь, несомненно запертая, с узкой шарнирной панелью у основания. Окон в помещении не было и она не могла определить, как долго была без сознания. Проклятье. Если они превратили её возможное отсутствие на вечерней церемонии в ещё одно последнее испытание… однако, это так похоже на стиль Рандир: ловушки внутри ловушек внутри ловушек.

За ней раздался ещё один глубокий вздох. Болезненно изогнувшись, чтобы глянуть через плёчо, она увидела низкую постель с развалившейся на ней большой фигурой. Дыхание опять изменилось. Он скоро очнётся. А её пальцы слишком онемели, чтобы развязать лодыжки, а тем более руки.

Остальная часть помещения была комфортабельно обставлена, но прибывала в беспорядке. Перед камином валялось кресло, с его ручек и спинки свисали ободранные полосы. В углу выпотрошенный книжный шкаф разбросал своё содержимое по ковру. Пол покрывали мелко разорванные клочки книг и свитков.

И были маленькие, умело вырезанные, деревянные фигурки.

Монстр, играющий в игрушечных солдатиков?

Один из них, как меч, держал маленький нож, лезвие которого мерцало от света огня. Она, извиваясь, поползла по полу, так тихо, как могла, подняла нож и стала неуклюже резать верёвки, связывающие ей ноги. Она почти перепилила их, когда фигура в кровати зевнула и потянулась.

Джейм перекатилась под кровать. Её ноги освободились при движении, но она потеряла маленький нож и руки были всё так же связаны. Сетка кожаных полос над её головой застонала и провисла. Большая голая нога ударилась об пол прямо перед её лицом. Переросшие ногти ноги, длинные и загнутые, заскрипели о дерево. Трое, что теперь? Сможет ли она прятаться здесь до тех пор, пока кто-нибудь не придёт покормить это полуживотное?

Сейчас это… нет, он мочился в соседнем углу. Джейм отодвинулась прочь от растекающейся лужи. Может ли у человека быть мочевой пузырь размером с винный чан?

Наконец, водопад прекратился.

— Хммм? — произнёс низкий голос, хриплый от редкого использования. Он понюхал воздух. Конечно, он не мог учуять её запах среди другой смешанной вони в комнате.

— Хух!

Кровать с треском перевернулась и отлетела к стене. Джейм перекатилась на ноги и прыгнула к панели у основания двери. Она легко распахнулась под её прикосновением, но создание поймало её за волосы и дёрнуло назад. Она пнула его по лицу, но он легко отбросил её ногу, схватил за рубашку, разрывая её при этом, и бросил об стену.

Притвориться мёртвой, подумала она, сползая вниз по стене и продолжая лежать. На самом деле она была слишком оглушена, чтобы сделать что-нибудь ещё.

Большие руки подняли её и бросили в кресло перед умирающим огнём. Оно прогнулось, выдохнув облако острого запаха с примесью аромата дохлых мышей. Джейм свернулась в его полости, колени к подбородку, скрытая вуалью своих длинных чёрных волос. Он наклонился и начал всю её обнюхивать, глубоко в его горле клокотало ворчание. Она инстинктивно подняла руки, защищая лицо.

Это был момент тишины.

Она почувствовала его горячее дыхание и сопение на своих запястьях, а затем его зубы сомкнулись на шнурах, которыми они были связаны.

Джейм открыла глаза.

Он стоял перед ней на коленях, взяв её освобождённые руки в свои собственные. Его ногти-когти были такими же могучими как у пещерного медведя, по крайней мере три дюйма в длину и слишком большие, чтобы втягиваться. Её собственные выпущенные коготки, цвета слоновой кости, были, в сравнении с его, хрупкими и изящными. В тени, она могла различить только малую часть его лица, скрытого маской буйной бороды. Он посопел на кончики её пальцев, затем положил их на свои пальцы, так, что её коготки оказались спрятанными внутри его огромных чашеобразных когтей как в клетке из полированной кости.

Его прикосновение было удивительно мягким, почти защищающим.

— Н-н-н…

— Не? Не что?

— Г-г-г…

— Говори? Не говори?

Дверь резко распахнулась. В свете пламени факела Джейм увидела человеческое лицо, с жуткой трещиной в черепе, которую прикрывали буйные седеющие волосы. В далёком прошлом что-то наполовину рассекло ему голову, дойдя до бровей. Никто не смог бы выжить после такого удара, но этот человек сумел. Он отпрянул назад, когда брошенный фонарь пролетел у его лица, над головой Джейм. Его борода заискрилась, как будто полная светлячков и комнату заполнила вонь горящих волос. Когда он отступил прочь, хлопая себя по лицу, большая рука, протянувшаяся через спинку кресла, схватила Джейм за руку и дёрнула вверх. Комната, казалось, была полна гигантов, хотя их здесь было только двое. Тот, что с факелом, вытолкнул её через дверь в зал и захлопнул за ними дверь. Что-то очень большое ударило по ней с той стороны. Доски затряслись, но выдержали.

Харн Удав отступил назад. Факел, на который он не обращал внимания, всё ещё горел в его руке ярким неровным пламенем. Его трясло, широкое лицо побелело под многодневной щетиной. Из закрытой комнаты раздались странные звуки. Пленник плакал. Харн выбросил факел и спотыкаясь побрёл прочь. Джейм подобрала факел, прежде чем он что-нибудь поджёг, заметив, что он мокрый от крови там, где Харн держал его. Бросив последний взгляд на дверь она последовала за ним.

Кто-то вывернул из-за угла, так быстро, что почти сбил её с ног.

— Где ты была? — яростно потребовал ответа Серод, схватив её за плечи. Она заметила, что он щедро увешан паутиной. Кроме того, он выглядел достаточно рассерженным, чтобы убить её, вероятно за то, что она ещё жива. — Тебя все ищут!

— Позже расскажу. Чёрт. Куда он пошёл?

Они последовали за Харном, ориентируясь по каплям крови на полу, Серод шипел вопросы, на которые Джейм не отвечала. Она была тронута тем, что её необычный слуга действительно о ней беспокоился, хоть и умело скрывал это за возмущённым выражением лица: Как она осмелилась так его расстроить? Она не имела ни малейшего понятия, где они находились, внутренние залы Старого Тентира были довольно тёмными, так что даже днём нужно было использовать свечи.

— Сколько сейчас времени? — внезапно спросила она Серода.

— Конец второй половины дня.

— Хорошо. Какой сейчас день?

Он удивлённо уставился на неё, а затем быстро отвёл глаза. При этом она осознала, что её рубашка клочьями свисает над голой кожей.

— Тот же, — не очень внятно ответил он, но она поняла.

— Очень хорошо.

Наконец они оказались в зале, с одной стороны которого были узкие окна-щели. Они очутились в северо-восточном углу на третьем этаже, около двери, которая открывалась в одну из четырёх сторожевых башен Тентира. Джейм припомнила, что слышала о том, что во время своего пребывания на посту коменданта, Харн устроил свои покои в этом удаленном от всех месте. Она воткнула факел в настенный канделябр.

— Мне нужна одежда, — сказала она Сероду. — Возвращайся в казарму и скажи Руте. Она найдет мне что-нибудь, а ты принесёшь.

Когда он ушёл, излучая негодование, что его хозяйке потребовалась помощь кого-то, кроме него, Джейм поднялась наверх, к потоку свежего воздуха.

На первом из двух уровней башни, окна открывались на север и юг, на просторы Заречья. Внизу, нитка Серебряной тянулась через собирающиеся тени под, пока ещё увенчанными солнцем, вершинами. Джейм понадобилась некоторое время, чтобы привыкнуть к бьющему в глаза свету, и разглядеть два больших кресла, стоящих перед холодным камином. Кто-то внезапно рухнул в одно из них, спиной к ней.

— Ты воняешь, — раздражённо проворчал невидимый захватчик кресла, — как туалет кабака. Вымойся. Там. — Большая рука махнула в сторону северного окна, под которым Джейм теперь заметила большую бочку с быстро остывающей водой, несомненно принесённую сюда для уединенного мытья рандона.

Она колебалась не дольше одного вздоха, а затем сбросила с себя то, что сталось от её, теперь определённо вонючей, одежды.

Он бросил на неё внимательный взгляд, как будто до сих пор не был уверен в том, что она не замаскированный Черныш.

Джейм мрачно подумала, что выглядит скорее чёрно-синей, но синяки только немного болят, переливаются интересными цветами, а потом проходят. Она к ним привыкла.

— Как вы узнали, где я очутилась, ран? — спросила она, с радостью погружаясь в ванну. Харн, должно быть, помещался в ней только частично и выпирал во все стороны, но для её тонких рук и ног она была в самый раз.

Он хмыкнул. — До меня дошли слухи, что у тебя хватило здравого смысла покинуть Тентир и я решил узнать об этом побольше. Как бы то ни было, я стал проверять.

По дороге он столкнулся с Рандир Искусительницей, которая помогала своему товарищу вернуться в их казармы.

— На его ногах были специфические порезы. Когда я их увидел, то сразу узнал работу твоего кота.

Харн обнаружил барса, бегающим вокруг казарм Норф, бросающегося на стены и царапающего любого, кто пытался его остановить. Вант кричат, что кошка сошла с ума и звал лучников. Когда никто не двинулся (за исключением движений, чтобы убраться у Жура с дороги), он схватил лук, но по необъяснимой причине споткнулся, чуть не нанизав сам себя на стрелу. Затем появилась Капитан Боярышник, ищущая Джейм. Она и Шиповник набросили на барса одеяло, когда он пробегал мимо и завязали в узел вместе со всеми его когтями и зубами, а затем бросили в свободную комнату. Там они его и оставили, и от его воплей тряслись стены, пол и потолок.

Харн сложил вместе окровавленные ноги, кота в истерике и пропавшую Норф. Затем он отправился штурмовать помещения Рандир.

На этом месте он замолчал.

Джейм окунула голову в воду, чтобы смыть мыло с волос, затем встала и скользнула, роняя капли, в окутывающие просторные складки серого парадного мундира Харна. Она взяла его рубашку, чтобы высушить волосы, запоздало понадеявшись, что Харн не собирался одеть её этим вечером, свернулась в кресле напротив него и стала ждать.

Рослый офицер развалился в своём крупногабаритном кресле, безучастно вглядываясь в пепел, оставшийся с прошлой зимы, его руки покоились на подлокотниках. Костяшки пальцев на левой руке были разбиты и покрыты коркой запёкшейся крови. Наконец он заговорил тихим охрипшим голосом, как будто сам с собой.

— Итак, я направился к Рандирам. Вполне очевидно, они знали, что я иду, поскольку дверь была заперта. Я постучал. Внутри, я думаю, кто-то хихикнул. Затем они начали напевать, ох, так нежно, «Зверь, зверь, зверь,» и я ударил громче, чтобы заглушить их.

Пока он говорил, он начал бессознательно стучать по деревянному подлокотнику кресла сжатым кулаком, всё сильнее и сильнее, вновь открывая порезы на своих разбитых костяшках.

Джейм выскользнула из кресла, встала рядом с ним на колени и сжала свои ладони вокруг его кулака, когда тот опустился. Она размышляла, покусывая губу, не добавятся ли и сломанные кости к другим сувенирам этого дня. Харн, похоже, не заметил её хватки, но его удары дрогнули и прекратились. Пальцы разжались и большая рука, расслабившись, повисла на подлокотнике. На пол с неё закапала кровь. Джейм очистила порезы рубашкой, всё ещё влажной от её волос.

— Я думаю, я, по-видимому, выбил дверь, — медленно сказал он, — потому что следующее, что я помню: я внутри, окружённый кольцом копий. Больше никто не смеялся.

— Они сказали, — «Уходи, или мы убьём тебя.»

— Я сказал, — «Приведите мне вашу тварь искусительницу или вам придётся это сделать.»

— Наконец она появилась, и я спросил её где сестра Верховного Лорда. Она сказала… сказала, — «Посмотри в своей будущей камере.» — И улыбнулась.

Джейм выслушала это, разрывая ткать на полоски и перевязывая его раны. Когда с этим было покончено, она скрутила в комок порванную и окровавленную рубашку и бросила её в дальний конец холодной решетки камина. После этого она вернулась на своё место перед ним. Погрузившийся в глубину своего кресла, Харн напоминал ей большого дикого зверя, отступающего от света, движущегося назад, в самонавязанную саморазрушающую изоляцию.

— Станьте зверем, которым, как вы знаете, вы и являетесь…

— Человек в запертой комнате определённо шанир, — сказала она, — но я не думаю, что он берсерк. С вами бы такое не случилось. Кто он, ран? Что с ним случилось? — Её поразила внезапная мысль. — Только не говорите мне, что я наткнулась на давно потерянного Наследника Рандир!

— Я и не буду, потому что это не так, — провозгласил Харн, пробуждаясь. — Кроме того, Рандирок не пропал. Он просто не хочет быть найденным. И ты бы не захотела, если бы на тебя охотились Ведьма Глуши и убийцы Призрачной Гильдии.

Фактически, так оно и было, но она не пряталась. Да, ну и посмотрите, к чему это до сих пор приводило.

Харн поднял руку, чтобы протереть глаза и нахмурился при виде перевязок, явно удивившись их появлению. — Мы звали его Медведь, — сказал он.

— «Мы»?

— Каждый комендант знал о нём и заботился о его нуждах. Поскольку мы командовали Тентиром по очереди, это означает всех старших офицеров, не говоря уж о саргантах и слугах. Он был одним из нас. Лучшим. До Белых Холмов, когда боевой топор сделал… это.

Тридцать четыре года назад, подумала Джейм, сразу после резни женщин Норф, когда ошибочная месть её отца против Семи Королей Центральных Земель привела к такому кровавому побоищу и его изгнанию. Так много боли протянулось от тех событий в настоящее время.

— Это наверно была ужасная рана, — сказала она, невольно представляя себе кровь, белые осколки черепа и серый, забрызганный кровью мозг. — Почему ему не предложили Белый Нож?

— Его лорд лежал мёртвым в поле, а его наследники уже пререкались из-за добычи. Никому не было дела и времени до умирающих.

Джейм припомнила Тори прошлой осенью, в одиночку бредущего через кровавую бойню у Водопадов, с помощью своей силы шанира (если только он осознавал это) находящего тех, из связанных с ним, кто был смертельно ранен, и приносящего им почётное освобождение ножом самоубийства с белой рукоятью. Истинный лорд заботится о своих людях — и в жизни и в смерти.

— Было так много потерь, и неразберихи, и боли. — Харн сгорбился, локти на коленях, большие руки сцепились в замок, свежие раны были забыты при воспоминании о старых. Он разговаривал с пеплом в камине как с теми далёкими мертвецами, как будто всё ещё пытаясь понять. — Я там был. Я всё это видел, пока безумие Верховного Лорда не охватило меня, и тогда — предки знают, что я творил и с кем. Мы дрались со своими же родичами, ты знаешь, кенцир против кенцира, Воинство против своих собственных родственников, нанятых как наёмники Семью Королями. Это было… ужасно.

— А Медведь?

— Его младший брат нашел его на третий день, под грудой убитых. О, он был силён, он был медведем, сумевшим прожить так долго, когда его кровь и мозги стекали на землю, уже слишком промокшую, чтобы впитать ещё больше. Сначала мы решили, что он мёртв и положили на погребальный костёр, но затем он стал шевелиться в огне и мы вытащили его наружу. Лучше бы мы оставили его гореть заживо. Однако, его брат не захотел его отпустить. В конце концов, наш вид восстанавливается и после худших ран и так оно и произошло — по крайней мере в теле. В разуме — ну, ты видела. Новый лорд его дома не захотел, чтобы он бродил вокруг его драгоценного замка, так что его приняло училище. В конце концов, он был… есть… один из нас. Он даже выучил Аррин-Тар.

— Что это?

— Редкая дисциплина вооружённого боя, основанная на перчатках с когтями. Сначала только шаниры, вроде Медведя, могли практиковать её. Ты видела его руки.

Джейм спрятала свои собственные в мундир Харна. Она о них совсем забыла, заботясь о его ранах, а её перчатки валялись вместе с остальной одеждой рядом с ванной.

— Здесь много шаниров, — сказала Рандир.

Шаниров хайборнов, наподобие её кузена Киндри, часто отправляли в Училище Жрецов в Глуши — в некотором смысле, просто изгоняли. До неё только сейчас дошло, что логичным местом сбора для шаниров кендаров был Тентир.

— А есть другие боевые искусства, основанные на способностях шаниров, ран?

— Множество, но они редко практикуются. Большинство хайборнов их не одобряют.

Это имело смысл. Из-за бедствий Падения и роли в нём шаниров, едва ли Тори был одинок в своей ненависти к старой крови. Большинство лордов даже не подозревали, что они шаниры. И тем не менее, они должны были быть ими, чтобы привязывать к себе кендар. Чем больше их сила, тем крупнее дом, за исключением некоторых, вроде Калдана, привязывавшего кендаров к своим наиболее самостоятельным сыновьям. В старые дни, эти новые лорды должны были отделиться и основать свои собственные небольшие дома, как сделал Мин-Дреар, часто около Барьера. Однако теперь, все девять основных домов держали своих людей вместе, обычно посылая их служить наёмниками, чтобы они поддерживали свои дома здесь, в бесплодном Заречье.

— Но почему Медведь сидит в клетке, ран? Насильно заставлять его так жить, даже распускать слухи о монстре, чтобы отпугивать кадетов… Это жестоко. И недопустимо.

Харн глянул на неё так свирепо, что она вжалась в кресло. — Ты думаешь, мы сами этого не понимаем? Он был заперт, потому что искалечил кадета до смерти. И неважно, что этот дурак насмехался над ним всю зиму, как мы потом выяснили.

Он сделал паузу и сглотнул. — Я… сам кое-кому оторвал руку. Родственнику Калдана. Это был припадок берсерка. Потому что он изводил меня насмешками. Черныш к тому времени отбыл на север, на место Верховного Лорда. С ним по близости я себя контролировал. Без него… Я должен был использовать Белый Нож, но Черныш запретил мне это и взамен послал в Тентир в качестве Коменданта. Вот почему я обустроил свои покои здесь, чтобы защитить остальную часть училища.

Он встряхнулся. — Как бы то ни было, изоляция сделала Медведя ещё более диким. Где-то в этой разбитой голове он знает кто он такой и какова его честь. Мы все это знаем. Но что мы можем поделать? Ему нельзя позволить свободно бродить, он слишком дикий для следующего кадета, достаточно тупого, чтобы смеяться над ним. Мы дали ему Белый Нож. Он обрезает им свои ногти на ногах. Некоторые предлагают добавить ему яду в еду или наброситься на него с копьями, как на загнанного кабана, но Бог проклянёт любого, кто отнимет жизнь такого воина без честного поединка.

Он застучал по ручке кресла в такт словам, заставляя Джейм вздрагивать: — Мы не знаем, что делать.

У Джейм тоже не было не малейшей идеи, но она собиралась над этим подумать.

— Расскажите мне, почему Рандиры ненавидят Норф.

Вопрос вырвал его из его личного кошмара и напомнил, с кем он говорит. — Это дело Тентира.

— Как, по-видимому, и Медведь. Но это не остановило Рандиров от попытки скормить меня ему.

Он тяжело на неё посмотрел. — Ты не собираешься убраться отсюда, да? А стоило бы. Сделать тебя лорданом было безумием. Черныш не справится со всем этим. Не сможет. Тем или иным способом, это его погубит.

Джейм обдумала это. — Возможно. Я не столь глупа и не столь упряма, как испорченный оболтус, одержимый игрой в солдата. Вы это знаете. Вы видели, как я дралась. Я была запятнана кровью гораздо раньше, чем Шиповник Железный Шип сделала мне подарок в виде моего собственного переднего зуба или миледи Каллистина оставила мне это. — Она чуть не коснулась шрама на своей щеке, но вовремя вспомнила, что прячет свои руки.

Рослый рандон рассматривал её почти с изумлением. — Тогда, как давно, дитя?

Джейм задумчиво нахмурилась. — Если честно, я не помню. Такое чувство, что я родилась окровавленной, но так рождаются все люди. Важно то, что я не знаю, и я буду учиться, чего бы это ни стоило. Единственная вещь, которую я не могу себе позволить — это невежество. Так что, сегодня вечером я стану кадетом. Расскажите мне всё, что нужно, чтобы выжить до тех пор.

Он коротко хохотнул. — Я думаю, ты ещё переживешь нас всех. Переживём ли мы тебя, это другое дело. Ну ладно. Когда твой отец Гант был здесь кадетом, он присутствовал при смерти Рандира по имени Роан — как оказалась, родича и любимчика Ведьмы Глуши.

Джейм припомнила пятно на полу апартаментов Норф. — Это случилось в покоях Грешана?

— Это так. — Харн посмотрел на неё из-под опущенных кустистых бровей. — Что ты слышала?

— Ничего. — По сути дела, она была удивлена. Как это связано с тем, что случилось с тех пор?

— Имей в виду, что твой отец и я были почти ровесниками, но я пришёл в Тентир через год после того, как он его покинул, одновременно с Шетом Острым Языком. Тем не менее, из того, что я слышал, следует, что Грешан вызвал Ганта в свои покои в середине ночи. Роан тоже там был. Он и лордан пьянствовали. Грешан был отцовским любимчиком, но… понятно, что как Верховный Лорд он стал бы бедствием.

— Хуже, чем Серый Лорд Гант?

Она услышала в своём голосе горечь. В конце концов, они обсуждали человека, который привёл своих людей к трагедии в Белых Холмах и, позже, выгнал свою единственную дочь в Призрачные Земли, где ей пришлось искать любую возможную помощь и защиту, даже в Тёмным Порогом, даже в самом Доме Мастера.

Но Харн затряс своей массивной головой. — Всё не так просто. Кто знает, что действительно важно. Родители, дети, семья… и мы сейчас говорим о мальчике, младше, чем ты сейчас. Однажды я встретил Ганта Серлинга в Готрегоре, до его короткой карьеры в Тентире. Его лорд отец Геррант обращался с ним как с дерьмом. Назвал его при всех нас лжецом, хотя мы никогда не узнали почему, пока этот проклятый Грешан стоял и самодовольно ухмылялся. Гант уполз прочь, как выпоротый щенок.

Джейм поражённо на него посмотрела. Для неё Серый Лорд Гант всегда был чудовищем. Она с трудом могла представить его беспомощным мальчиком, младше её, презираемым своим собственным отцом.

— Что же случилось в покоях лордана?

— Никто точно не знает. Когда рандоны вломились внутрь, Роан был мёртв, Грешана выворачивало в углу, а слуга Роана бегал вокруг, объятый огнём. Кроме того, по какой-то причине, Гант был полностью голым.

У Джейм перехватило дыхание, когда она вспомнила свой мерзкий сон, в первую ночь в Тентире, в котором лордан Норф предложил позвать Дорогого маленького Гангрену наверх в его покои для неких полночных забав, чтобы произвести впечатление на своего дружка Рандира. Только это она была лорданом, внутри грязной куртки Грешана, внутри его вонючей кожи. Эта мысль заставила её захотеть заползти обратно в ванну и скрести себя до голого мяса, чтобы удалить даже воспоминание об этих порочных прикосновениях.

— Как бы то ни было, — сказал Харн, — Гант одел какую-то одежду и покинул Тентир, не сказав ни кому ни слова. Это был его конец в качестве рандона. Спустя год, Геррант и Грешан были оба мертвы, а Гант стал Верховным Лордом.

— Трое. Тори всё это известно?

— Не о Роане. Этот секрет принадлежит Тентиру и Черныш его не знает. Ардет оказал ему плохую услугу, запретив здесь тренироваться.

— Но рандоны его уважают и он их любит. Он однажды сказал, что Южное Воинство было его настоящей семьёй.

— Да. В некотором смысле мы подняли его наверх и мы гордимся им. У нас так долго не было такого порядочного и компетентного Верховного Лорда — но это не те качества, которые необходимы нам прямо сейчас. Нынче опасные времена. Чтобы выжить, должны ли мы встать на сторону справедливого или на сторону сильного? Что ж, я сделал свой выбор, когда в этой самой комнате вложил свои ладони между его, и поклялся следовать за ним до смерти. Не смерть, а жизнь, вот что меня пугает. Мы скользим по острию ножа. В эти вероломные времена, где лежит честь?

Джейм слушала и дрожь поднималось по её позвоночнику. Она думала, что это только её слабость, заставляющая её колебаться, но вот перед ней один из выдающихся рандонов своего поколения, задающий всё те же вопросы.

— Вы поклялись в верности Чёрному Лорду Торисену. И вы не верите, что он распознает честь, когда увидит её?

— Да, поклялся. Но он всё ещё не один из нас.

Бедный Тори, подумала Джейм.

Ей и раньше приходило в голову, что её брат должен чувствовать себя почти также одиноко в Заречье, как и она. В этом сердце Кенцирата ни один из них не имел старших родичей. Тем не менее, она завидовала его связи с рандонами Южного Воинства. Теперь представлялось, что та была совсем не такой прочной, как она полагала, отсутствовала связь Тентира, и Тори дал ей этот драгоценный шанс, которого сам был лишен… если она сможет выжить, чтобы воспользоваться его выгодами.

— Рандиры будут и дальше продолжать нападать на меня?

— Они полагают всех Норфов злом. Никогда не забывай об этом. — Он с различимым скрежетом задумчиво поскрёб свой покрытый щетиной подбородок. — Странный это дом, Рандиры. Секреты внутри секретов. Конечно, это не было благом, когда Ведьма выгнала их настоящего лорда и посадила на его место своего сына, что само по себе достаточно, чтобы создать несколько свирепых встречных течений.

— А как это произошло?

— Я точно не знаю. Старый лорд Рандир умер и Ранет заключила контракт с Призрачными Убийцами на его наследника Рандирока. Твой отец Гант начал улаживать эту проблему, но затем случилась резня леди Норф и Белые Холмы. В отсутствии Верховного Лорда достаточно сильного, чтобы её остановить, Ранет творила, что хотела.

Ещё один кусочек загадки, подумала Джейм, вот только знать бы, куда его пристроить.

— Этот дом и тогда был странным, — говорил Харн, — а после этого он стал ещё страннее. Некоторые Рандиры никогда не используют свои настоящие имена, кроме как среди своих. А некоторые, кажется, вообще не имеют имён за пределами своего дома.

— Вроде Рандир Искусительницы?

— Та самая. — Он зарычал, почти как Медведь. Если бы у него были когти, то он бы их выпустил. — Точно.

— В зале, перед испытанием верёвкой, она сказала, что я ранила её кузена или кузину. Я не знаю, кого она имеет в виду.

— Ха. Возможно Роана, если она говорила с тобой как с Норфом. С другой стороны, Рандиры обычно называют «кузеном» всех своих кровных родичей. — Он встряхнулся. — Во всяком случае, местные Рандиры не поднимут на тебя руку так легко, когда ты официально станешь общепризнанным кадетом. Кодекс поведения рандонов пытается превзойти политику домов, но это становится всё труднее и труднее с лордами вроде Калдана, которые мутят воду в горшке. Так что тебе следует остерегаться и Горбела тоже.

— Это ещё один вопрос, ран. Почему лорданом стал Горбел? Он не один из наиболее самостоятельных и известных сыновей Калдана, так ведь?

Харн со смехом фыркнул. — Хотел бы я посмотреть, как кто-нибудь из них попытался бы соответствовать здешним требованиям. Я слышал, что Грондин так толст, что вынужден перемещаться вокруг своего дома на тачке, а остальные слишком стары. Я не знаю этого Горбела, но он, вероятно, самый близкий к понятию кадета сын, которого, с большим трудом, Калдан сумел раскопать; он поспешно нашлёпнул на него титул «лордан», но вряд ли тот сможет сохранить его надолго. Он здесь только потому что здесь ты и не дольше. Я не говорю, что парень достаточно умный, чтобы причинить серьёзный вред, но он просто обязан пытаться это сделать.

— Я буду осторожной, ран. По крайней мере, это только на год.

Он снова фыркнул. — Один год? А как насчёт трёх, если будешь хорошо справляться, и не всё это время ты проведёшь здесь, под защитой училища. Ты действительно не знаешь, во что ввязываешься, не так ли?

— Ээ… очевидно, нет. Я редко это понимаю. А у Тори не было времени, чтобы всё объяснить. Что случится после окончания Тентира?

— Это будет зависеть от твоего окончательного счёта, при условии, что ты переживёшь осенний и весенний отсевы. Некоторые повторят обучение в Тентире как кадеты-новички, которым ты станешь этим вечером. У тебя есть две попытки. Заверши училище с хорошим счётом и они отправят тебя в поле — в Южное Воинство в Котифире, если тебе повезёт, или как почётный караул в Женские Залы Готрегора. На третий год некоторые лучшие кадеты возвращаются обратно сюда, чтобы обучаться передовым методикам и приёмам. Другие завершают обучение с рандонами своего дома, куда бы их лорд ни послал их. Так или иначе, все должны подтвердить свои способности перед Советом Рандонов. В итоге, быть может только один из десятка выигрывает своё личное ожерелье.

За беседой они не заметили, что комната погрузилась в тени. Затем, откуда-то издалека снизу, пришёл властный зов рога.

Харн подскочил, ошеломлённый как припоздавший школьник. — Начинается, а я даже не одет!

На самом деле, он был одет в гораздо большей степени, чем Джейм. Она сорвала с себя его мундир, мимоходом набросив его на него, как на обезумевшего быка, и стремительно побежала вниз по лестнице в мерцании бледных рук и ног и чёрных распущенных волос, да свёртком того, что осталось от её одежды, в руках. Сразу же за первым поворотом она со всего разбега врезалась в Серода и остаток пути они пролетели вмести. Внизу Джейм исхитрилась приземлиться на него сверху.

— Я умер, — простонал Серод.

— Нет. — Она скатилась с него, сразу встав на ноги, и стала поспешно сортировать свою спасённую одежду, отвергая большую её часть. — Если повезло, я только сломала тебе спину. Ты это заслужил. Шпионь за кем угодно Серый, но только не за мной.

— Этто не справедливо. Ты мне никогда ничего не рассказываешь. Смотри, — сказал он, изо всех сил пытаясь сесть. — Они уже начали. Уже слишком поздно. Откажись от этого безумия, смирись с тем, что ты леди, и ради Бога, надень что-нибудь!

— Я пытаюсь, — ответила Джейм, прыгая на одной ноге, чтобы натянуть сапог. — Может я и хайборн, к несчастью. Однако, я не была — прыг — и никогда не буду — прыг — леди. Чёрт. Не та нога или не тот сапог. Но я клянусь честью, что сегодня вечером я буду посвящена в кадеты, даже если при этом я буду одета только в перчатки и мрачную гримасу.

Тут появилась запыхавшаяся Рута с охапкой одежды. — Почему ты попытался отделаться от меня? — набросилась она на Серода. — Вот. Поторопись. — Она сунула всё ещё влажную, но благословенно чистую одежду в руки Джейм. Рубашка, куртка, штаны — без сомнения Грешана — были по-прежнему очень велики, но по крайней мере манжеты были грубо подшиты. Вспомнив, Джейм порылась в кармане своей прежней куртки и выудила оттуда два шарфа, бросив один из них Руте.

Рута поймала его и удивлённо уставилась на мокрую чёрную ткань с тонко вышитой ею самой головой раторна. — Где ты его нашла?

— Засунутым до середины моего горла. — Джейм кое-как завязала свой шарф вокруг шеи. — Я потом объясню. Чёрт. Где моя кепка?

Слышно было, как наверху, Харн мечется в своих покоях. Вниз по ступенькам скатился страдальческий крик: — Где моя чёртова рубашка?

Рута настойчиво потянула Джейм за рукав. — Когти бога, он идёт. Бежим!

Слишком поздно. Они отпрянули назад, когда рослый рандон, спотыкаясь, миновал их, пытаясь взять себя в руки.

Джейм хотела последовать за ним, но Рута её остановила.

— Он собирается присоединиться к офицерам у главного входа. Нам же нужно войти вместе с нашим домом через задний. — Она яростно оглядывалась по сторонам. — Триединый, не дай нам заблудиться именно сейчас!

Джейм обратилась к своему слуге. — Серод…

— Ох, ну хорошо.

С мрачной любезностью он провёл их через мешанину залов к тёмной узкой лестнице, которая ныряла прямо вниз на пёрвый этаж, возникая в коротком слепом коридорчике между Старым Тентиром и казармами Рандир. Нарядные и серьёзные, проникнувшиеся торжественностью момента, отвечая властным призывам барабана и рога, кадеты стучали по дощатому покрытию проходя мимо открытого конца коридора, поворачивая сначала направо, а потом налево, в большой зал, гордо шагая к своему будущему.

— Коман, — С облегчением выдохнула Рута. — За ним Каинрон, Яран, а затем, Норф. Другие дома войдут через южную дверь. Мы вовремя.

Джейм ждала, недовольно возясь со своими свободными, влажными волосами, которые ниспадали гораздо ниже талии, подобно дождю чёрного, с проблесками синего, шёлка. Они были предметом её гордости, но что бы они не мешались, она обычно держала их под кепкой. То, что сейчас они были распущены и свободно свисали, заставляло её чувствовать себя растрёпанной и уязвимой.

— Позволь мне, — с раздражением сказал Серод, начиная расчёсывать этот могучий водопад своими ловкими пальцами. Затем он скрутил волосы в узел и скрепил ножом с тонким лезвием, почти шилом, извлечённым откуда-то из его одежды. — Честно, неужели ты не знаешь ни одного женского умения?

— Каинрон… Яран… — Отсчитывала Рута. — Вот и мы.

Появился Вант, выступая, почти с напыщенным видом, во главе кадетов Норф. Он яростно сверкнул глазами, когда Джейм в сопровождении Руты проскользнула на место перед ним. Его десятка нерешительно заколебалась и отступила назад, в то время как Шиповник вывела свой ухмыляющийся отряд вперёд. Если бы здесь были подходящие время и место, то возможно произошла бы серьёзная стычка, но они находились уже почти в дверях и барабанный бой настойчиво звал их внутрь.

Внутри, свет многочисленных факелов почти ослеплял. Джейм резко остановилась на пороге, на мгновение поверив, что зал горит, и чуть не опрокинув всех кто шёл за ней. Она продолжила движение, хотя её глаза ещё не привыкли к свету, и натолкнулась на заднюю шеренгу Яран, по которой пробежала рябь нервного смеха и она отбросила её назад. Вот наконец и её место, перед ярко горящим западным камином и под знаменем раторна, на одной линии с Тиммоном справа и главным десятником Яран слева. Весь её дом выстроился за ней. Барабаны на верхний галерее закончили своё выступление громовым салютом и на зал упала тишина.

В этой тишине был слышен только треск огня, унылый свист ветра через верхние окна и дыхание девяти с лишним сотен молодых новичков.

Напротив, у главного входа, тёмной массой стояли старшие рандоны. Свет огня мерцал на их серебряных воротниках и выхватывал обветренные, иногда перерезанные шрамами, линии их лиц. Несколько явно были хайборнами, меньше и тоньше сложенные, чем кендары, но они не требовали себе никаких привилегий. Здесь, как и в Общине Летописцев на Горе Албан, способности были важнее и крови и происхождения: по крайней мере треть из них была женщинами, больше, чем Джейм до сих пор видела в Тентире. Однако среди женщин не было ни одной хайборн.

Я первая, кто когда-либо пришла сюда? — удивилась она, вдруг глубоко благодарная, что не появилась здесь в вонючих тряпках своего дяди.

Вперёд выступил Комендант, смешение крови в нём было заметно сейчас лучше, чем когда-либо, оно проступало в его острых линиях лица и высокой стройной фигуре. Он пошёл через зал, его сапоги отстукивали по плитам пола размеренные шаги. Вокруг глухого воротника его строгого парадного мундира он носил серебреную цепочку с пластинками, которые нежно позвякивали при движении. Так много битв. Так много славы.

— Четыре долгих дня назад, — сказал он, — Я приветствовал вас в Тентире как кандидатов. Теперь я приветствую вас снова, но уже как кадетов-новобранцев. Этим вечером вы присоединитесь к нашим рядам и получите свои шарфы как символ цепочек рандонов, которые вы можете когда-нибудь заслужить. Вы преодолели испытание, первое из многих. С этих пор каждый день будет приносить вам вызовы, которые вы можете преодолеть или провалиться. Через год от этого дня, здесь останутся только лучшие.

Он рассматривал кадетов, мимо которых проходил, как будто уже сокращая их ряды. Они изо всех сил старались не съёживаться под этим безжалостным отсеивающим пристальным взглядом.

— В будущем, тщательно взвесьте ваши цели. Нет лёгкого пути к славе. И никогда не было. Мы покупаем нашу славу кровью, шрамами и болью.

Их глаза потянулись, вслед за его, к верхним стенам, где висели цепочки мёртвых, мерцая вниз, на этот смотр новых необученных детей, многие из которых никогда не видели смерти, а тем более ужасов битвы.

— Внутри наших рядов, все вы потеряли ваших друзей, семью, возлюбленных. Некоторых из нас мы преднамеренно послали на смерть и они с готовностью шли на неё, поскольку это было необходимо. Мы всегда помним и чтим их имена. Смерть порой легче вынести, чем жизнь. Но иногда это трудно. Очень трудно. Не ожидайте здесь простого выбора.

Горбел зевнул. Возможно с его стороны это было простой нервозностью, но это заставило челюсть Джейм страстно захотеть последовать его примеру. Предки, прошу, только не сейчас! — дико подумала она, когда Комендант остановился на равном расстоянии от трёх кадетов хайборнов. Похоже теперь он собирался говорить непосредственно с ними.

— Мы, рандоны, думаем о себе как об отдельной породе, расе вобравшей в себя всё лучшее в Кенцирате. Связь наших рядов превосходит политику или должна превосходить. Да, мы верны своим домам. И верны неистово. Но и друг другу, тоже. Запомните это и запомните хорошо: Пока вы посещаете училище, это ваш дом и все в нём являются вашей семьёй, откуда бы вы ни были родом, кого бы вы ни называли «враг» за пределами этих стен. Здесь вы все кровные родичи. Дом и училище, кадет и рандон, хайборн и кендар. Честь удерживает нас в равновесии, но что такое честь? В будущем, обдумайте это тоже, и помните, что вы связаны каждым словом клятвы, произнесённой в этом священном зале, пред знамёнами ваших домов и под символами наших мёртвых и, в конце концов, вы рискуете своими душами, клянясь искренне или лукавя. — Он повернулся, широко взмахнув краем мундира. — Офицеры, приведите их к присяге.

Вперёд выступили девять старших рандонов, по одному от каждого дома, и направились к соответствующим группам кадетов.

Харн Удав тяжело протопал через зал к Норфам. Он выглядел так, как будто одевал свою парадную форму в темноте и так и не привёл её в порядок, что, возможно, было правдой. Нижняя рубашка была той же, что он носил до этого, щедро забрызганная жиром. Тем не менее, пластинки славы, которые позвякивая свисали с его массивной цепочки, превосходили числом даже Комендантские. Он остановился напротив Джейм.

— Последний шанс спасти себя, девочка.

— Нет, ран, когда это Норфы демонстрировали подобное здравомыслие?

Он издал приглушенный смешок. — Ни во время моей жизни, ни жизни моего отца, до меня. Дай мне свой шарф.

Она ослабила неуклюжий узел и передала ему шарф. Он рассмотрел её опыты в шитье с поднятыми бровями. — В конце концов, возможно, лучше уж сюда, чем в Женские Залы. Теперь это. Клянешься ли ты подчиняться правилам Тентира? Охранять его честь также тщательно, как свою собственную? Выйти и войти, жить или умереть, в соответствии с приказом? Защищать его секреты сейчас и всегда, от всех и каждого, что бы ни произошло?

Пока он говорил, она слышала вокруг себя неясный рокот клятв и ответов, вплетающий их в ткань Тентира, каждый дом образовывал свой узор, мрачный Брендан и радостный Эдирр, утончённый Ардет и цветастый Каинрон, грубо сложенные кендары и изящные хайборны, клятвы подобно сухожилиям связывали их вместе.

Теперь я присоединилась к этому узору, думала она, этому бесконечно обновляемому гобелену. Наконец-то, нить моей жизни попадёт на место, пересекающая и пересекаемая линиями жизни других людей. Наконец-то, я буду частью чего-то.

Но затем она заколебалась, нахмурившись. В тексте даваемых и принимаемых клятв был какой-то изъян. Насмешка. Кто-то клялся притворно. Как они могли, в такой момент, когда это ослабляло всю ткань, или это и было целью? Это было плохо, как предательство, как надрезанная верёвка, ждущая первого же рывка, чтобы оборваться. Она начала всерьёз охотиться за этим смертельно опасным изъяном, исследуя разные текстуры ткани всеми своими способностями шанира. Она инстинктивно знала, что если бы она смогла найти источник, то сумела бы уничтожить его.

Но что, если, поступив так, она только увеличит эту брешь?

Она осознала, что Харн ждёт её ответа. Возможно он подумал, что она лишилась своей силы духа. За ней, кадеты Норф беспокойно шевелились, ожидая момента, когда они вслед за ней принесут свои клятвы. Все остальные уже закончили.

Джейм сделала глубокий вдох и поклялась самой сильной клятвой, которую знала:

— Уничтожь меня честь, забери меня тьма, сейчас и всегда, так клянусь я.

Первую часть она говорила в изумлённую тишину. Затем пришло неровное эхо, не только из-за неё, но также и со всего зала, с обеих его сторон, и каждое массивное знамя содрогнулось на своей подвеске:

— Так клянусь я… Так клянусь я… Так клянусь я…

Джейм знала, что нанесла сильный удар по кому-то, но вот кому?

Горбел уставился на неё открыв рот, и в этот раз не для зевка. Затем он резко засмеялся и сказал что-то, заставив своих дружков захихикать.

В дальнем конце зала произошло внезапное испуганное шевеление среди Рандир.

— В самом деле, — мягко сказал Шет, глядя на неё. — Так клянёмся мы все.

Харн сморгнул. — Это, — сказал он, — было замечательно.

Пока он снова завязывал на ней шарф, на этот раз правильно, она воспользовалась моментом, чтобы рывком поправить его мундир и закрыть особенно большое пятно жира. По крайней мере, перевязки, всё ещё стягивающие его костяшки, были чистыми.

— Ура! — раздался общий рёв саргантов.

Все как один, за исключением Джейм, кадеты повернулись, чтобы посмотреть на знамёна своих домов.

Что теперь? думала она, запоздало поворачиваясь и вздрагивая, когда боевой клич Рандир прорвался через зал, нестройный и дрожащий; но, возможно предполагалось, что он и должен был так звучать.

Глубокая уверенная нота Брендан ответила ему через зал. Затем Коман, слабый и пронзительный, как и их дом; насмешливый резкий крик сокола Эдирр; ликующие завывания Даниор; Яран прокричали фразу на Высоком Кене: Да сгорят тени!; Ардет, не громко, но с поднимающейся скрытой волной силы шаниров.

А теперь мы, подумала Джейм.

Она сделала глубокий вздох, прямо до основания души, и выпустила его вместе с боевым рёвом раторна.

Он начинался как крик, высокий и дикий. Она могла слышать голос каждого кадета, раздающийся в гармонии с её собственным, и разрывающий воздух. Раторнов называли зверями безумия из-за его воздействия на их добычу. Их крик был по сути способом нападения, наводящим панику. Затем он перешёл в сотрясающий кости рёв.

Его прервали крики ужаса и возмущения, раздался короткий треск, похожий на щелканье зубов. Джейм повернулась и увидела, что все знамёна в зале, кроме её собственного, упали, половина — на макушки построения их же людей. Тяжёлые гобелены волновались и вздымались, когда возмущённые кадеты искали себе путь наружу. Сердитые офицеры сгрудились вокруг Коменданта, размахивая кусками подвесных шнуров знамён и обвиняюще крича, хотя было ясно, что они порвались сами собой, без внешнего вмешательства.

И всё это время всё нарастал и нарастал дикий крик, идущий из-под пола, из-под его плит. В подземной конюшне кричала каждая лошадь.

— Действительно, — сказал Шет, внимательно рассматривая Джейм через головы своих взбешенных офицеров, — мы живём в интересные времена. — Он хлопнул в ладоши. — А теперь, мы отпразднуем.

Двери в Новый Тентир распахнулись. За ними тренировочный квадрат сверкал ярким светом, падающим на длинные столы, заполненные едой и питьём. Зажаренные быки и олени, фаршированные аисты и поджаренные до хрустящей корочки карпы; наполненные мясом и овощами желудки, сваренные в вине и украшенные миндалём; печёные груши и яблоки, плавающие в карамельном соусе. Кадеты зааплодировали, скорее от облегчения, чем от радости, и рванулись наружу, чтобы утопить свой страх в эле. Джейм и Шет остались, глядя друг на друга.

— Я думаю, — сказал Комендант, — что ты можешь сломать Искусительницу Рандир. По крайней мере, они вынесли её прочь, с кляпом во рту, чтобы остановить её бред. К сожалению. Мне было бы интересно услышать, что она говорит. Тем не менее, будь любезна, не заводи привычку сводить своих инструкторов с ума.

— Н-нет, ран. Я сожалею — Я думаю.

— На данный момент, это всё, что я от тебя требую: думай. Теперь иди.

Но на пороге, где она заколебалась, остановившись между прошлым и будущём, она внезапно вспомнила что-то, что она только что услышала, но сразу не распознала. Среди криков кадетов и лошадей, снаружи, в темноте, в ночи, ей ответил раторн.