Тентир: седьмой – восьмой дни зимы

На рассвете Тагмет уже бурлил. Все слышали новость о приближении Роя. Люди паковали вещи и готовы были затушить костры, на которых готовили пищу. Торисен выслушал полный отчет гонца и отослал его вниз – вздремнуть хоть полчаса в уголке главного зала. Бринни распарывал запасную рубаху и нарезал ткань квадратиками, а Торисен тем временем закатал рукав, и Бур осторожно надсек ему кожу на руке. Морин подставил под струйку крови Верховного Лорда серебряную чашу. Видевший эту процедуру Донкерри позеленел, встал, стараясь казаться равнодушным, и чуть не шагнул прямо в очаг – Рион вовремя перехватил мальчика.

– Кровавая слепота, – презрительно бросил Морин и принялся окунать концы лоскутков в чашу.

Торисен наблюдал за Донкерри. Когда Каинрон говорил, что у него есть глаза и уши в Тагмете, не имел ли он в виду внука? С Калдана станется использовать кровную родню, да еще и ребенка, в качестве шпиона. Торисен решил, что не любит шпионов вне зависимости от их возраста.

Донкерри скорчился у огня, чувствуя себя больным и разбитым, – так было с ним всегда при виде крови. Он ощутил на себе холодный, оценивающий взгляд Лорда и побледнел еще больше.

Герольд Торисена вошла в комнату, он протянул ей обрывки ткани:

– Неси слово в каждый замок вниз по реке – Высший Совет должен собраться в Готрегоре на девятый день зимы, а Войско приведено в полную готовность не позднее десятого. Дай каждому лорду по лоскутку и скажи: «Кровь зовет. Ответь или нарушишь клятву».

Девушка поклонилась и вышла.

– Это должно встряхнуть их, – сказал Торисен Буру. – К завтрашней ночи каждый высокорожденный в долине будет желать, чтобы я никогда не появлялся на свет, если, конечно, они уже не жалеют об этом. Ну и на что ты так уставился? Я все еще грязный?

– Нет, лорд. – Бур оценивающе оглядел его. – Немного сна освежило тебя. Теперь ты выглядишь так, словно мертв не три дня, а всего один.

– Приятно знать о таком улучшении, – кисло ответил высокорожденный. – Эй, а это что такое?

С севера донесся отдаленный рокот. Черные тучи заклубились над заснеженными пиками, вздымаясь выше и выше.

– От Барьера идет гроза. – Бур глядел туда.

– Да, и с нашей-то удачей она настигнет нас как раз на пути в Готрегор. Мы не можем в один миг покинуть север.

Они выехали из Тагмета через час, когда вокруг уже сверкали молнии и не по сезону теплый ветер настойчиво подталкивал в спины. До Готрегора пятьдесят лиг мимо пяти пар замков. Лорд Каинрон с Нусаром присоединились к кавалькаде, когда та скакала мимо Рестомира, оставив Шета-Остряка, командира отделения, собирать войско. Калдан дружески поболтал с Торисеном об их счастливом бегстве прошлой ночью и поотстал, чтобы продолжить путь со своей свитой. Призыв, скрепленный кровью, держал его в рамках, и если у него и появилось что-то новое на уме, то с этим придется подождать до того, как соберется Совет.

У горы Албан, приюта летописцев, к всадникам примкнули оживленный историк и седовласая певица: первый – чтобы записывать все факты предстоящей кампании (если таковой суждено быть), а вторая – чтобы увековечить их в песне, используя заветное право певцов на Законную Ложь.

Весь день собирались грозовые облака, становясь все чернее и тяжелее, но до сумерек небеса не разверзлись. Ветер, бывший до сих пор попутным, обратился навстречу всадникам, хлеща их по лицам опавшими листьями. Гром ударил совсем рядом. Каинрон направил коня к Торисену.

– Не нравится мне все это, – сказал он, глядя в темноту, иногда прорезаемую вспышками молний. – Нам лучше повернуть назад.

– Тентир не дальше, чем гора Албан. И ты наверняка не боишься небольшого дождика, мой лорд.

– Нет, конечно, – ответил Каинрон с вежливой и самодовольной улыбкой, поднимая и застегивая ворот красного бархатного камзола. – Просто ни один уважающий себя высокорожденный не отправится в такую погоду в кожаной рубахе.

Торисен выдавил улыбку. На нем была ноская, удобная кожаная одежда, подогнанная под его худощавую фигуру, такая могла бы принадлежать любому из его слуг-кендаров.

– Как тебе будет угодно, милорд. Мы поскачем в Тентир, где нас уже дожидается ужин. А на обратном пути вы вернее промокнете.

Ураган рванулся вперед. Торисен услыхал, как один из мальчиков воскликнул что-то, и сдержал коня, пока Морин не поравнялся с ним. Бринни и остальные скакали неподалеку. Тогда лорд вновь позволил Урагану лететь во всю прыть. Черный жеребец набрал галоп, он мчался, слыша цокот копыт других лошадей позади. Молнии стегали дорогу вокруг, золотя голые ветви колышущихся на ветру деревьев и сверкая в неспокойной воде текущей рядом Серебряной. Мальчики кричали, и их голоса вливались в шум надвигающейся бури. Торисен рассмеялся. Никто не может нагнать такого полукровку, как Ураган. Еще одна слепящая вспышка, грохот, словно раскололся весь мир, и пятидесятифутовая сосна легла прямо поперек пути. Ураган сперва шарахнулся в сторону, но затем прыгнул, как взлетел – копыта едва коснулись хвои рухнувшего дерева. Кости в седельной сумке стукнулись, когда конь приземлился.

– Держитесь за мной! – прокричал через плечо Тори-сен.

На другом берегу реки уже показался Тентир, училище молодых воинов, черный замок на фоне гор. Из окон приветливо струился свет. Торисен проскакал по мосту, по дорожке между тренировочными полями – прямо в ворота. Холодные капли дождя ужалили лицо. Створки ворот раскрылись, и всадник на коне влетел в главный зал старого замка. Ураган заскользил по стертым от времени плитам пола. С грохотом ввалились и мальчики, перекидываясь дружескими колкостями. За ними въехали Бур и другие, свита Каинрона – последней. К этому времени снаружи уже неистовствовал проливной дождь. Нусар выглядел как мокрая кошка, а у Каинрона был такой же гордый вид, как и всегда, хотя розоватые струйки стекали с его сильно полинявшего бархатного камзола.

– Он придумает, как отплатить тебе за это, – вполголоса произнес Бур, когда слуги отвели лошадей по пандусу в подземную конюшню.

– Пусть попробует, – безмятежно ответил Торисен. – Даже если у него получится, это зрелище того стоило.

За ними охранники сражались с грозой, пытаясь закрыть тяжелые дубовые двери. Одному из них, взглянувшему вверх, в сторону гор, при вспышке молнии показалось, что он видит что-то большое и белое, парящее на ветру в сторону замка. Потом темнота поглотила картинку, прогремел гром – и новая молния озарила лишь пустоту.

Торисен и Бур поднялись на второй этаж старого замка, где комнаты всегда стояли наготове в ожидании нечастых визитов Верховного Лорда. За каминной решеткой гудел огонь, и трубы, тянущиеся через три этажа, согревали трехкомнатные покои. Торисен опустил переметную суму на огромную кровать и направился к очагу. Возможно, впервые с тех пор, как они прибыли на север, он по-настоящему согреется. Движение Бура отвлекло его.

– Чего ты там нашел?

Кендар распаковал свой мешок и сейчас осторожно разворачивал что-то темное и поблескивающее, серебром вспыхивали обшлага и ворот.

– Ты прихватил мой придворный мундир на охотничью прогулку?

– Ну, ты бы ведь не узнал, – сказал Бур полувоинственно-полувиновато. – А теперь вот он и пригодился.

– Бедный Бур, – улыбнулся высокорожденный. – Каинрон задел тебя за живое своими разговорами о наездниках в кожаных рубахах? Что ж, прекрасно. Можешь одеть меня с головы до пят, и посмотрим, смогу ли я ослепить его.

Бур держал бархатный камзол, помогая лорду облачаться в него.

– Было бы куда проще, если б ты не ходил всегда в черном и с оружием. – И он поместил два метательных ножа в специальные ножны за воротом.

В дверь постучали. Вошел кадет из Норфа.

– Мой лорд Каинрон приветствует тебя, – сказал он ломающимся от волнения голоском, но храбро продолжил послание: – Как только он узнал, что в Тентире лишь его и твои люди, то приказал подготовить все для трапезы в зале, и приглашает вас быть… быть его гостями.

Бур так сердито посмотрел на мальчика, что окончательно смутил его.

– Этот человек… разве он здесь хозяин?!

– Не имеет значения. Это просто его месть… А я уже сказал, что происшедшее того стоит. Готов?

Бур внимательно оглядел лорда и одобрительно кивнул. Они вышли из комнаты.

Высоко в небе над замком парило нечто – бледная кожа туго натянута между телом и размягченными конечностями. Оно было голым – за исключением шеи, вокруг которой обвилась серая колеблющаяся масса. Лицо существа было почти человеческим, съежившимся от холода и напряжения, белые космы развевались на ветру. Создание реяло в воздухе, потом резко нырнуло к открытому окну второго этажа северного крыла Тентира. В последний момент сильный порыв подхватил его, развернул, стукнул сперва о каменную стену, а потом о закрытый ставень окна этажом ниже. Ставень распахнулся, и кровать прервала падение, впрочем сама не выдержав и развалившись. Существо, запутавшись в одеялах, барахтаясь, покатилось по полу, проклиная все спальни на свете. Внезапно оно прекратило борьбу, одна рука с тонкими паучьими пальцами потянулась к обнажившемуся горлу.

– Красотка? – позвало оно сиплым, невнятным голосом. – Ты где?

Из-под ближайшей кровати выползла серая вирма, состоящая словно из отдельных кусочков, толщиной с руку. Ее щупальца скользили по полу, оставляя за собой слой слизи. Переврат подхватил червяка и погладил.

– С тобой все в порядке, девочка? А вот со мной не очень. Я не могу… не могу превратиться… обратно…

Его начало трясти от усилия. Перепончатая кожа на одной руке покрылась морщинами, словно смятая перчатка, но и только. Переврат остановился, задыхаясь и истекая потом.

– Не действует, девочка. Мне нужна кровь, много крови… Снаружи раздались приближающиеся голоса.

Торисен и Бур прошли за юным проводником на первый этаж, в другую часть Тентира. Старый замок был перестроен под казармы и тренировочные залы, так что вокруг внутреннего двора образовалось огромное пространство, в котором, как утверждали кадеты, всегда было полно засохшей грязи и ила. Хотя молодых кендаров, мальчиков и девочек, тренировали вместе, спали и ели они, собравшись группками, – как прибывали из родных замков. Зал Каинрона был в северном крыле. Идя к нему по длинным коридорам, Торисен услышал резкий скрип досок и удар ветра о стену. Пламя факела в руках проводника дрогнуло, и тени заплясали по полу.

– Итак, все остальные разъехались по домам, – сказал высокорожденный.

– Да, лорд, как только прибыло твое послание. Лорд, мы скоро будем драться, да?

Торисен улыбнулся пылу мальчика:

– Боюсь, что так. Тут должно быть сейчас около пятидесяти кадетов из Норфа. А сколько учащихся от лорда Каинрона?

– Сто тридцать пять, милорд.

Торисен запнулся на мгновение, но потом вспомнил, что своих ребят он снаряжал сам, тогда как большинство учеников из замка Каинрона фактически принадлежат семерым его сыновьям.

– А Харн? Он присоединится к нам?

– Нет, лорд. Старик Удав… Прошу прощения, сэр! Комендант замка Харн никогда не обедает прилюдно.

Бур и Торисен переглянулись.

– Ишь ты! – пробормотал лорд. – Это что-то новенькое. – Он внезапно остановился. – Кажется, ты сказал, что все разъехались. Тогда кто же это ломает мебель?

Кадет тоже замер и прислушался.

– Это спальня людей из Комана, лорд. Там никого не должно быть. Наверное, звуки доносятся из зала внизу.

Когда они подошли к комнате, внутри уже было тихо. Кадет толчком распахнул дверь.

– Вот, – сказал он, вытягивая вперед руку с факелом. – Это, должно быть, ветер хлопал ставнем и сорвал его. – Он вошел в дортуар и отдернул занавеску.

– Но не ветер же сломал койку? – пробормотал Бур.

Он вытащил свой короткий меч, вынул из руки удивленного мальчика факел и стал методично обыскивать комнату, остукивая углы и заглядывая под кровати.

Торисен стоял в дверном проеме. Он тоже ощущал присутствие чего-то, что заставляло Бура инстинктивно напрячься, но не мог определить, что именно это было. А кендар тем временем окончил поиски.

– Ничего. – Он выглядел разочарованным. Верховный Лорд встряхнулся. Они ведут себя, как парочка рыщущих шаниров.

– Тогда идем, – буркнул он, поманил своих спутников наружу и плотно затворил за ними дверь.

Когда шаги затихли, переврат с цепляющейся за шею вирмой шлепнулись с потолка.

– Двое – это для нас слишком, Красотка, но ты видела, кто был тот третий, что стоял у дверей? Мы близко, очень близко…

Он выскользнул из комнаты и безмолвно устремился за тремя кенцирами, в его мутных, полубезумных глазах мерцал жадный огонек.

Торисен, Бур и проводник наконец подошли к залу Каинрона – и наткнулись на запертую дверь.

– Полное соблюдение формальностей, как я вижу. – Торисена явно забавляла ситуация. – Это называется «поставить выскочку на место». Так что лучше тебе объявить мой приход.

Бур отодвинул мальчика в сторону и трижды полновесно ударил кулаком в дверь – так, что стены затряслись.

– Кто стучит? – требовательно спросили изнутри.

– Торисен, лорд Норф, Верховный Лорд Кенцирата, – проорал Бур закрытым створкам.

Они со скрипом раскрылись.

– Добро пожаловать, милорд, в зал моего лорда Каинрона, – сказал привратник, поклонился и отступил.

Кадеты и несколько оставшихся инструкторов учтиво поднялись. Калдан за верхним столом привстал куда медленнее, и отражение факелов искрами рассыпалось по узору его расшитого золотым и алым камзола.

– Все врата и объятия раскрыты для тебя, – произнес он условную формулу.

Торисен на пороге наклонил голову:

– Быть с тобой в твоем доме – честь для меня.

Свет свечей заливал правильные черты его лица и изящные руки, и выглядел он строгим, прямым и элегантным, как фамильный клинок в бархатном футляре. По сравнению с ним Каинрон казался разряженным толстым индюком.

Торисен направился к главному столу. Там были Нусар, двое кендаров-летописцев и Киндри. Верховный Лорд на миг запнулся, увидев шанира, но взял себя в руки и поднялся на возвышение. Они с Каинроном обменялись очередными ироничными полупоклонами и одновременно уселись. Кадеты тоже заняли свои места. Миски с жидким супом пошли по кругу на нижних столах, а девять мальчиков Торисена и двое гостей-кендаров ждали.

Суп кадета запорошила пыль, слетевшая сверху, она подняла голову и заметила что-то белое, скользящее среди потолочных балок, – оно промелькнуло и больше не показывалось. Девочка пожала плечами и принялась за еду, исподтишка поглядывая, как и все в зале, на верхний стол.

– Жаль, что наш военачальник не может присоединиться к нам, – сказал Каинрон. – Я слышал, что он стал эдаким затворником, но, принимая во внимание обстоятельства, при которых он год назад покинул Южное Войско, это неудивительно. Он… горячий человек, наш Харн, но весьма хорош при подготовке курсантов. Полагаю, он станет другом твоим мальчикам.

Торисен отхлебнул вина. Значит, вот оно как…

– Харн был моим заместителем, когда я возглавлял Южное Войско, – спокойно пояснил он. – А задолго до того он был моим непосредственным начальником, а я – одним из капитанов-сотников, брошенных в Уракарн. Твой старший сын Генжер был под его надзором.

Нусар встрепенулся. Он пил с тех пор, как прибыл в Тентир.

– Что ты сказал о Генжере, лорд?

– О, ничего. Такая неудача, что едва Каинрон возглавляет Южное Войско, его полномочия тут же заканчиваются вместе с полным поражением. Знаешь, были такие карниды, а они – религиозные фанатики. Тех из нас, кто попал в плен, они пытались подвергнуть пыткам – как будто наш проклятый бог оставил нам хоть какой-то выбор в вопросе веры.

– Это случилось с тобой, лорд? – спросил историк. Торисен опустил взгляд на руки, сжимающие кубок, на тонкие крестообразные шрамы, рассекающие их, и подумал о других рубцах, не таких заметных.

– Это было давно, – тихо сказал он, навалилась внезапная усталость. – И об этом лучше забыть.

– Как скажешь, милорд, – мягко ответил Каинрон, отмахиваясь от сына. – Кстати, почему ты не говоришь нам о всеобщем сборе? Все, что я слышал, – это что Рой пришел в движение, но не понимаю, почему это должно касаться нас. К тому же это почти две тысячи миль отсюда.

– Но, возможно, станет куда ближе. Рой не набрасывается на кого попало; наши шпионы доносят, что он направляется прямиком к Серебряной и в конечном счете придет к нашему порогу, сюда, в Заречье, если мы не остановим его.

– Но с чего бы ему кидаться на нас? – Историк был заинтересован. – Я не слышал о таких фактах, и нет песен, – добавил он, кивнув в сторону своей спутницы, – где упоминался бы хоть какой-то контакт с этим народом. Почему они вдруг захотели нашей крови?

– Может, потому, что их кровь этого потребовала. Вспомни, их бесконечный путь по кругу частично лежал за Южным Барьером и каждый из них кусок своей жизни провел за Темным Порогом. К этому времени большинство стало наполовину Темными. А Рой – это смесь различных племен, многие из которых – кровные враги. Теперь же что-то несомненно объединило их и направило – всех или хотя бы головной отряд – в сторону от веками протоптанного маршрута. Что это, если не влияние Тьмы, и куда им идти, если не на нас, величайших врагов Теней в Ратиллене?

– Да, от этого возникает некоторое ощущение беспокойства, но весьма поверхностное, – сказал Каинрон, поигрывая кубком. – Есть ли у тебя хоть какие-то доказательства?

Торисен разочарованно покачал головой. Как он может объяснить отчаянное чувство тревоги человеку, никогда не видевшему Рой? Инстинкт, не логика, расскажет все тому, кто когда-то послужил в Южном Войске рядом с опасностью, но не этому самодовольному лорду Заречья.

– Видишь ли, мой мальчик, недостаточно крикнуть «темный!», чтобы люди подпрыгнули, – продолжил Каинрон покровительственно. – Мы даже еще не определили, что точно означает это слово, – переходы из мира в мир внесли такую сумятицу в исторические записи и песни. Наиболее просвещенные люди полагают, что то, существование чего мы всегда принимали как неоспоримый факт – перевраты и тому подобное, – на самом деле не более чем причудливая выдумка какого-нибудь древнего певца. Что скажет на это наш ученый?

Молодой историк смутился, но певица Зола, бывшая когда-то таким же кадетом, как и сидящие внизу дети, подняла седую голову, и в глазах ее сверкнул огонек битвы.

– Милорд, это правда, что мы не знаем, являются ли некоторые старинные записи историей или вымыслом, но только глупец способен недооценивать Темный Порог.

Каинрон пристально поглядел на нее, потом повернулся к Торисену – словно женщина ничего и не говорила.

– Знаешь ли, мы слишком давно не соприкасались ни с чем, пришедшим из-за Барьера. Нас никто не тревожил вот уже три тысячи лет, с тех пор как мы пришли в Ратиллен. Нет, лорд, чьи-то капризы и гипотезы не заставят меня считать, что на нас вот-вот нападут, и ты должен помнить – я надеюсь, что помнишь, – что всего одного голоса против будет достаточно, чтобы Войско никуда не отправилось.

– И тогда ты будешь выглядеть круглым дураком, – пьяно хихикнул Нусар.

Торисен холодно посмотрел на него:

– Знаешь, Нусар, кажется, самое время привести в порядок наши с тобой дела. Генжер выкупил свою честь после Уракарна Белым Ножом. – Лорд на ощупь вытащил из кошелька монету, по весу выбрав золотой, и бросил ее через стол. – Купи то, что тебе нужно, и встреться со мной открыто. Я устал высматривать тебя за каждой дверью.

Нусар подобрал монету. Секунду он тупо смотрел на нее, а потом румянец ярости вытеснил пьяную красноту с его щек.

– Ты, ты… жулик, самозванец и выскочка! Явился к нам без Кольца и Меча, да еще клевещешь тут на настоящих лордов, таких, как мой брат!..

– Спокойнее, спокойнее, – сказал Торисен. – Ты пугаешь детей.

Нусар осекся, из него словно вышел весь воздух. Он почувствовал на себе тяжесть взглядов, обернулся и увидел, что все в зале смотрят на него. Он закашлялся и торопливо вышел.

Торисен отхлебнул еще глоток вина:

– Этого щенка надо дрессировать или держать на цепи. Самозванец и выскочка, а?

– Этот «щенок» старше тебя, – процедил Каинрон еще суше, чем обычно. – Ты должен простить его. Он испытывал очень нежные чувства к брату. Как и я.

Трапеза, ко всеобщему облегчению, вскоре окончилась.

Бур ел за одним из нижних столов. К тому времени, как он пробился в центр комнаты сквозь встречный поток выходящих кадетов, Торисен исчез. Кендара полоснула острая тревога. Думается, он знает, где сейчас его лорд, но этой ночью лучше никому не бродить в одиночестве. Несмотря на то что та спальня оказалась пустой, Бур чувствовал, что в воздухе Тентира витает что-то необычное и опасное. Он должен идти за Торисеном и… и что?

«Бедняга Бур, после всех этих лет слежки за мной никому не нужны твои отчеты».

Бур вздрогнул, вспомнив эти слова. Нет, он не станет разыскивать лорда. У Торисена есть право на уединение, и он вполне способен сам позаботиться о себе.

– Бур, – рядом неожиданно возник Киндри. – Пожалуйста, посвети мне до покоев моего лорда.

– Слушаюсь, высокорожденный.

«Зачем он понадобился одному из людей Каинрона», – удивлялся кендар, в тишине шагая обратно к Старому Тентиру. Он тайком поглядывал на молодого высокорожденного. Киндри был тонок, как и Торисен, но не было в нем силы и изящества лорда. Без одежды он, должно быть, одни кожа да кости и хрупок, как старик, – такое впечатление усиливалось и совершенно белыми волосами.

– Бур, – прервал он молчание уже у самых комнат Каинрона, – отчего Торисен так ненавидит шаниров?

Бур даже приостановился. Каинрон вполне способен подослать высокорожденного вынюхать информацию у кендара, но разве стал бы Киндри играть такую роль, даже по приказу? Почему-то Бур так не думал.

– Сэр, это, скорее, не ненависть, а… невольное отвращение. Он пытается его контролировать.

Не слишком-то успешно. Бур вспомнил, как Торисен однажды горько сказал, что это единственное наследство, оставленное ему отцом, – это и ночные кошмары.

Киндри минуту шел, ничего не отвечая.

– Норф был когда-то великим домом шаниров, – сказал он наконец, почти про себя. – Во многих из нас еще текут капли крови Норфов. Вот и у меня… И мне бы хотелось вернуться домой. Можешь как-нибудь сказать ему это, Бур, если он будет расположен слушать.

Не произнеся больше ни слова, шанир повернулся и вошел в покои Каинрона.

Когда кадеты стали расходиться по спальням, Торисен выскользнул из зала через боковой ход, который вел на галерею, окружающую грязный двор. Дождь вперемешку с градом барабанил по крыше, иногда проникая и под нее с резким порывом ветра. Насквозь промокший и окоченевший, лорд добрался до восточного конца галереи и радостно нырнул в тепло главного зала старого замка. Трое кадетов-охранников окружили маленькое пламя в огромном очаге. Торисен, незамеченный, прокрался мимо них, миновал свою комнату и пошел наверх. Он хорошо помнил Тентир со времен своего последнего визита сюда два года назад, но какими странными казались сейчас эти темные, гулкие, лишенные жизни залы. Не раз ему казалось, что за спиной слышатся чьи-то шаги, но никого не было видно. Потом впереди на стене замаячил огонек факела рядом с дверью в северную башню. Под ним на страже стояла кадет. Она нервно крутанулась, когда Торисен внезапно возник из тени, и чуть не проткнула Верховного Лорда Кенцирата своим коротким копьем.

– Тихо, тихо, – проговорил он, осторожно отводя острие. – Если порвешь этот камзол, то Бур никогда не простит нас с тобой.

– М-милорд! Прошу прощения. Это все проклятая гроза. – Град бился в закрытое окно поблизости со звуком камнепада. – Я из одного из твоих приграничных замков. Когда ветер вот так вот дует через Барьер… никто не может сказать, что он принесет.

– Кому ты это говоришь, – вздохнул Торисен. – Я сам жил около Барьера, а это хорошо излечивает скептицизм. Жаль, что лорд Каинрон не видел того, что пришлось повидать нам. Комендант Харн у себя?

– Да, Верховный Лорд. Объявить ли о твоем визите?

– Нет. Не будем пугать беднягу сверх необходимого. Он вошел и поднялся по винтовой лестнице на первый из двух этажей. Когда-то это была сторожевая башня, но Харн практически конфисковал ее, наверняка в очередной раз пытаясь отделиться от собственного гарнизона, словно общение с ним могло заразить кого-то из ребят. Меблировка здесь была так же бесхитростна, как и в апартаментах Торисена в Готрегоре, однако он не смог бы жить среди такой неразберихи разбросанного оружия, смятой одежды и бумаг. Но в камине весело гудел огонь, а на столе стояла нетронутая еда. Торисен присел, вдруг ощутив себя жутко голодным. Он почти ничего не ел там, внизу, а выпил слишком много для пустого желудка. Лорд оторвал крылышко цыпленка и принялся его грызть.

– Это мой ужин, – прорычал голос за спиной.

– Если ты намеревался съесть все это, – в тон ему ответил Торисен, – то наверняка лопнул бы, даже при твоем всегда отличном аппетите.

– Черныш! – Харн тяжело шлепнулся на стул напротив – громадный, лохматый кендар лет эдак под семьдесят, одетый в какие-то обноски. – А я подумал, что эта негодяйка-охранница опять пролезла сюда за кусочком. Эти оборванцы с границ все одинаковы: слишком уж независимы.

– Ты всегда это говорил, и обо мне тоже. Рад слышать, что кто-то еще заходит к тебе, даже если ты ее обычно и кусаешь. Почему ты не ел с нами?

– Хы, с Каинроном, что ли? К тому же, – добавил он, глядя в сторону, – я подумал, что ты предпочел бы не видеть меня.

– Что, и не поблагодарить тебя за курсантов этого года? Даже Каинрон сказал, что они хороши.

– Ну да, бойкий молодняк. Я был бы счастлив завершить начатое, это стоящая работа, но иногда я задыхаюсь здесь. Тентир – мир в самом себе… Маленький мирок. Я чувствую себя как… как в клетке.

И действительно, в этой запертой комнате, сгорбившись на стуле, он был похож на большую вольную птицу, втиснутую в слишком узкую клетку. Торисен с беспокойством оглядел его.

– Я же сказал, что взял на себя ответственность за все, что случилось. Цена заплачена, Харн. Ты свободен.

Кендар помотал головой, как затравленный медведь:

– Не от себя.

– Харн, это случается не так уж редко. Один из сотни кендаров отмечен печатью берсерка.

– Но они не высокопоставленные военачальники и не воспитатели детей; и на мне не просто лежит печать. Тебя здесь не было, когда я убил того мальчика. Я даже сам этого не помню; перёд глазами только он, лежащий на одном конце комнаты, и я, стою напротив, все еще сжимая его руку. Кузен Каинрона…

– Десятая вода на киселе. Радуйся, что это не был сынок этого идиота, а то бы нас и вправду раздели и разули.

– Цена крови все еще разорительна.

– Ну да, если бы я платил золотом… – Торисен резко остановился, оборвав себя на полуслове.

Харн вскинулся:

– Тогда чем?

– Возьми крылышко, – сказал высокорожденный, отрывая себе еще одно. – Ты заметил, что у этой птички их три?

– Чем, милорд?

– Я дал слово, что когда в следующий раз соберется Войско, то потребуется единодушное согласие Высшего Совета на то, чтобы выступить из Заречья.

– Ты что?! – Стул Харна отлетел в сторону, когда он вскочил на ноги. – Юный недоумок! – проревел он, угрожающе нависнув над Торисеном.

– Либо это, либо мне пришлось бы приказать тебе воспользоваться Белым Ножом.

– Именами бога, ты должен был мне позволить убить себя! Теперь смотри, во что ты влип. Думаешь, Каинрон хоть на секунду засомневается позволить ли тебе возглавить Войско? – орал Харн. – Как только ты получишь такую реальную власть, он может спокойно вырыть могилу своим амбициям и закопать их, пока они не начали вонять!

– А теперь, когда на нас движется Рой… Милостивые Трое, да это же конец всем нам!

– Я сделал выбор, и так тому и быть, – спокойно сказал Торисен, глядя на кендара снизу вверх. – Войско выступит, и когда это случится, пойдешь ли ты со мной, моим заместителем?

Харн уставился на него. В этот миг ветер сорвал ставень с окна и захлопал им. Кендар автоматически повернулся, потянулся к окну, но вместо того чтобы закрыть его, застыл, устремив невидящие глаза в грозу; струи дождя хлестали по его широким плечам, мгновенно расплываясь сплошным темным пятном на рубахе.

Калдан, лорд Каинрон, вернулся в свои покои после обеда и нашел там пришедшего раньше и продолжающего пить Нусара. Не обращая внимания на сына, он скинул алый камзол, а слуги осторожно облачили лорда в белый атлас, усеянный драгоценностями. Три зеркала в полный рост отразили его великолепие. Каинрон оглядел себя с меньшим удовольствием, чем обычно, отметив поредевшие волосы и располневшую фигуру, которую уже не могли скрыть никакие портняжные уловки. Как его выводит из себя этот Торисен с его утонченной, бессознательной элегантностью, словно он сошел с древнего знамени, тут не помогают даже распускаемые по приказу Каинрона слухи о том, что Верховный Лорд – в действительности плод незаконной связи лорда Ардета и одной из его женщин-кендаров.

В зеркале взгляд Каинрона пересекся с глазами Нусара.

– Вполне приемлемая еда, учитывая, откуда она взялась, – сказал он, жестом отпуская слуг. – Меня, однако, поражает, как это кое-кто может сглотнуть такое оскорбление и не подавиться.

Нусар вспыхнул:

– А разве у меня был выбор? Ты все равно не разрешишь дуэль…

– А ты, естественно, не можешь избавиться от врага менее публичным способом.

– Не я один, – угрюмо ответил Нусар, вновь наполняя чашу. – И ты тоже.

– Мой дорогой мальчик, когда я устраняю соперника, мне не нужно сбрасывать на него дома. Ах, что это такое у нас?

Маленькие светлые глазки блеснули из-под каминной полки. Каинрон собрал с рукава хлебные крошки, незамеченные слугой, и высыпал их на ладонь.

– До сих пор я просто играл с этим маленьким выскочкой лордом – а ты знаешь, что он выскочка, даже если он действительно Норф: сила этой ветви прервалась навсегда, когда мы изгнали Ганса.

Мышка робко вышла из укрытия, поводя носом. Голод сделал ее, полуприрученную каким-то кадетом, менее осторожной. Она застыла в дюйме от руки Каинрона.

– Его отец одурачил моего отца, и старый простофиля заплатил за это жизнью, сгинув в Белых Холмах. За это я уничтожил Серого Лорда Ганса. Мой сын, мой Генжер, погиб после Уракарна, и его имя очернено ложью Норфа. За это я сотру с земли сына Ганса.

Его пальцы сомкнулись. Раздались короткий писк и тихий хруст ломаемых маленьких косточек.

– Но я знаю свое время, милый мальчик; и я сделаю это так бережно, что ублюдок и не поймет, что он мертв, пока не начнет гнить. Сбить его на Совете слишком просто, слишком… грубо. Я предпочел бы более затяжной конец, но рок может вырвать шанс у меня из рук.

– Но ты уже ухватил его, – воскликнул Нусар. Каинрон стряхнул то, что осталось от мыши, в огонь и повернулся к сыну с вкрадчивой улыбкой.

– А ты думаешь, что это повысит твою цену? Дорогой мальчик, от тебя никогда не было пользы. У тебя нет задора для битвы и ума для интриг. С тех пор как мать Донкерри умерла при родах, опозорив тебя и его, ты даже не можешь прибавить мне внуков. Большее, что ты можешь сделать, если не убьешь Торисена, – это позволить ему убить тебя. О, вот это и впрямь пошло бы всем на пользу.

Нусар, побелев, отшвырнул бокал.

– Выбор, да, отец? Тогда я лучше затолкну эту чертову монету ему в глотку, это я должен, да? – Он схватил факел и выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Калдан подобрал кубок и язвительно приподнял его, словно произнося тост:

– Благословляю тебя, сын мой. На что угодно.

Комнаты Каинрона располагались на третьем этаже южной стороны старого замка. Нусар намеревался добраться до Норфа через пару минут, но каким-то образом заблудился. Хмель успел на треть испариться, пока он осознал это. Ему даже показалось, что он вовсе и не в Тентире. Поначалу он списал все на вино, но когда злость отступила и разум до некоторой степени очистился, он забеспокоился всерьез.

Потом за спиной раздались шаги. Нусар чуть не кинулся назад, надеясь на встречу с провожатым, но шарканье и скрежет заставили его приостановиться. Его будто преследовал тот, кто не мог идти ровно. И Нусар устремился вперед, все быстрее и быстрее. Шаги не отставали. Иногда одурманенному рассудку казалось, что звуки раздаются сзади, иногда – сбоку, так что он даже думал повернуть, иногда – со всех сторон сразу, но они неизменно становились ближе. «Меня преследуют», – в панике решил он. Нусар попытался определить, где находится, куда броситься, какой зал приведет его туда, где сидит отец, – в ненавистное, но безопасное помещение. Но мозг не работал. А, вот короткий коридор, и в конце его – дверь. Шарканье наполнило все пустое пространство за спиной и будто подтолкнуло его ко входу. Он открыл дверь и проскользнул внутрь, тихо затворив ее за собой. Засова не было. Шаги снаружи все приближались. Нусар попятился в глубь комнаты, спотыкаясь о пыльную мебель, пока нога неожиданно не наткнулась на что-то мягкое.

Оно двигалось.

Нусар отскочил с криком. Факел вылетел из его руки и, все еще горя, приземлился в углу. Высокорожденный попытался подняться, но не смог. Что-то серое и слизкое обвилось вокруг лодыжки. Оно ползло по нему, Нусара начало тошнить, и мир, казалось, раскололся на части. Он не мог вспомнить, где он и почему лежит на полу. Комната, заполненная прыгающими тенями, кружилась перед глазами.

Дверь медленно растворилась. На пороге возникло нечто белое. Нусар дико отшатнулся и постарался сконцентрироваться на видении, но смог вспомнить только атласную одежду Каинрона:

– Отец?

Фигура захромала вперед, вырастая на ходу. Нусара почти обволокло колышущимися складками и знакомой насмешливой улыбкой.

– Милый мальчик, – проговорило оно голосом, почти похожим на голос Каинрона. – Мне пришлось идти за тобой. Я внезапно осознал, насколько недооценивал тебя все эти годы. Из всех моих сыновей только ты достоин называться наследником. Я объявлю об этом по приезде в Готрегор, в чем клянусь на крови. Дорогой, дай мне твой нож.

Все было не так. Нусар понимал это на глубоком, подсознательном уровне, и не имеет значения, что твердят его отравленные чувства, но ему так отчаянно хотелось верить. После целой жизни в качестве отверженного, поносимого последними словами – услышать все-таки наивысшее признание!

– Да, – выдавил он, почти не дыша, вытаскивая нож и протягивая его рукояткой вперед. – О да.

Клинок приняли, а его руку сжали. Боль пронзила Нусара, но пришла она, как мороз по коже, слишком резко. Опустив глаза, он увидел не ладонь, а струю крови.

– М-моя кисть! – заикаясь, простонал он. – Ты отрезал мне кисть!

– Ничего, вреда не будет, – бледные глаза встретили его взгляд, забирая боль. – Ты все еще желаешь этой чести?

– Д-д-да…

Переврат нагнулся и стал жадно пить. Нусар чувствовал, как жизнь вытекает из его вен, и все было неправильно, неправильно…

– Нет! – прохрипел он, слабо попытавшись вырвать руку из железной хватки.

Тело переврата содрогнулось. Каждая косточка в нем трепетала, и мускулы наливались под заблестевшей от пота кожей. Он глубоко вдохнул, поднял голову – и Нусар заглянул в собственное лицо, обрамленное космами белых волос с мутными, торжествующими глазами.

– Слишком поздно, глупец. Ты добровольно отдал, а я взял то, что мне было нужно. Теперь я дам тебе то, что больше всего надо тебе, – шанс стать действительно полезным.

Он отпихнул Нусара и распахнул его камзол. Не обращая внимания на попытки сопротивления, переврат аккуратно приставил нож к груди юноши и воткнул его под ребра. Когда тело перестало дергаться, он снял с него одежды и натянул их на себя. В кармане обнаружилась монета Торисена. Переврат протиснул ее между зубов Нусара так, чтобы золотой краешек поблескивал у обескровленных губ.

– Вот тебе, маленький Верховный Лорд, – удовлетворенно сказал он. – Объясняйся теперь. Ладно, Красотка, пойдем вниз, и ты подождешь, пока я не приведу нашу подлинную, намеченную жертву.

Он покинул комнату легкой и быстрой походкой, наслаждаясь силой и гибкостью похищенной фигуры. За его спиной насмешливый огонь заставлял тени плясать вокруг неподвижного белого тела, распростершегося на полу.

Гроза продолжала неистовствовать. Порывы ветра и водопады дождя обрушивались на Тентир, трясли окна, колыхали пламя в каминах и тащили дым сквозь решетки в комнаты. Кадеты пытались уснуть. Каинрон мерил шагами свои покои, составляя речь, которую он изящно и грациозно произнесет перед Высшим Советом, и замышляя содрать с Верховного Лорда кожу живьем. А тем временем Торисен сидел у огня в северо-восточной башне, терпеливо дожидаясь ответа Харна.

Кто-то заколотил в дверь внизу. Харн оторвался от окна, капли дождя незамеченными стекали по его словно высеченному из камня лицу. Торопливые шаги прошуршали по лестнице, и страж влетела в комнату.

– Сэр! Один из кадетов-охранников из главного зала хочет видеть тебя!

– В такой час? Зачем?

– Я… я не знаю, сэр, я не смогла выяснить. Он почти в шоке. Пожалуйста, сэр…

Харн пронесся мимо нее и сбежал вниз, за ним по пятам Торисен и стражница. Кадет скорчился под факелом. При появлении коменданта он поднял искаженное лицо и вскинул руки. На них блестела свежая кровь.

– М-мертвые, – просипел он, – мертвые, мертвые, мертвые…

Харн потряс его. Кадет прикусил язык, заикал и разрыдался, хватаясь за большие руки наставника. Харн на секунду приобнял мальчика, потом мягко освободился от его хватки.

– Останься с ним, – кратко сказал он своей охраннице и побежал к залу. Для такого крупного мужчины он двигался очень быстро, Торисен едва поспевал за ним.

С лестницы, ведущей в главный зал, им открылась вся картина.

Двое кадетов лежали на каменных плитах пола перед затухающим огнем. На первый взгляд они тесно прижались друг к другу в крепком объятии, зашедшем слишком далеко. Но потом Торисен разглядел, что их так жестоко столкнули друг с другом, что кости сломались, переплелись и врезались в мягкие тела. Кровь широкой черной лужей разлилась по полу. Харн упал на колени, пытаясь расцепить мальчиков так, чтобы не причинить еще больше вреда мертвым. Он сознавал, что тут уже ничем не помочь, но остановиться не мог.

Торисен почувствовал, что кто-то стоит позади. Он обернулся – из темноты на него смотрел Нусар.

– Мы не завершили дело, лорд.

Высокорожденный услышал голоса. Тревога еще не поднялась, но остальные кадеты идут сюда, поднятые каким-то особым чувством, которое часто предупреждает об опасности. А еще он заметил, что Нусар натянул на себя шапочку одного из убитых мальчиков. По коже побежали мурашки.

– Здесь не место, – сказал он. Собеседник хихикнул:

– Это предусмотрительность или страх? Идем, проверим.

Лестница, ведущая на подземные этажи, была за его спиной. Он повернулся и начал спускаться, не оглядываясь. Обратная сторона шапочки лоснилась темно-красным так же, как и пол вокруг разбитых тел. Торисен пошел следом.

Донкерри видел, как они уходили, хотя глаза его застилал туман. Неужели отец действительно набрался смелости и бросил вызов Верховному Лорду? Хотя он все еще чувствует себя больным после мимолетного взгляда на то, что лежит у огня, он не должен терять. Торисена из виду, а то потом дед сделает так, что станет много хуже. Гораздо хуже. Беспредельно. Сглатывая, чтобы подавить тошноту, он поднялся и, пошатываясь, побрел за ушедшими.

А Каинрон тем временем окончил оттачивать фразы и намеревался прилечь отдохнуть, но внезапно заметил, что Нусар еще не вернулся. Жалкий мальчишка, нашел время теряться. Снаряжай теперь поиски! «Пусть бы и бродил до рассвета, ему только на пользу», – думал Каинрон, направляясь к постели, но что, если он просто упал пьяным и заснул в каком-нибудь углу? Приятное зрелище предстоит первому утреннему прохожему, а как это отразится на их семье? Нет, черт возьми, недоумка надо найти. И он позвал Киндри.

Вместо шанира вошел слуга-кендар.

– Милорд, в главном зале какие-то беспорядки. Высокорожденный спустился выяснить.

– Да неужто? – пробормотал Каинрон.

Пост Киндри – у дверей комнаты его лорда, и там он должен оставаться, что бы ни происходило. Этот шанир что-то слишком возомнил о себе. Каинрон даже подозревал, что он специально направил своего коня наперерез им в Киторне, чтобы позволить Торисену проскочить. Шанира надо заставить признаться, и Каинрон знает кое-какие действенные средства. Он плотоядно облизнул губы.

А кендар-то как нехорошо смотрит. Сглаживая впечатление, Каинрон отослал его на поиски сына. Тот вернулся почти немедленно, белый как мел:

– М-милорд, я н-нашел его…

Каинрон вскочил. Чуть только перешагнув порог спальни, он почувствовал запах дыма и гари и последовал за ним и за слугой за угол, к маленькой кладовке в конце короткого коридора. Пока кендар затаптывал огонь уроненного факела, Каинрон стоял и смотрел на сына. Торисен, должно быть, сошел с ума, так нахально выставляя напоказ убийство, и вообще оно какое-то странное. Зачем отрезать руку у живого и, во имя Порога, к чему раздевать мертвого? Но безумие у Норфов в крови. Это знают все. Самое время напомнить об этом Высшему Совету, пока Торисен не изложил свою версию, если допустить, что он еще достаточно разумен, чтобы сообразить, как оправдываться. Фактически все складывается весьма удачно – Верховному Лорду просто не остается ни малейшего шанса.

Каинрон был уже на полпути к дверям, когда вспомнил о теле сына.

– Сделайте с ним что-нибудь, – бросил он слуге и вышел, размышляя о том, как следует быть одетым, арестовывая человека, облеченного властью.

Конюшни располагались прямо под главным залом. За лабиринтом деревянных перегородок тяжело топталось всего несколько лошадей, да и те отступили, когда мимо прошли двое. Торисен никак не мог понять, за кем или чем он следует по пятам. Этот… человек… выглядел совсем как Нусар, но его поведение не укладывалось в знакомые рамки. Плюс окровавленная шапочка убитого мальчика на его голове и колышущаяся под светом настенных факелов тень – Торисен еще никогда не видел, чтобы огонь так искажал отражение. Если эта тень отброшена не телом, а душой, то за каким же ужасным созданием он идет. «Надо увести его как можно дальше от кадетов, – решил Торисен, – а там посмотрим, что можно сделать». И ни тот, ни другой не подозревали, что за ними крадется третий.

Еще одна лестница вывела на кирпичный пол подземного зала, хранящего огонь. В Тентире было пятнадцать колод железного дерева, и в большинстве из них пламя только-только разгоралось под непробиваемой корой. Из оставшихся стволов шесть были еще слишком зелены, чтобы заняться раньше следующего столетия, а два стояли и тлели здесь с момента основания замка, так что горячих угольков в глубине огненного ложа оставалось уже немного. Комнату заливал зловещий темно-оранжевый свет, плотный воздух колебался от удушающего жара. Провожатый обернулся лицом к Торисену над одной из мерцающих ям.

– Кто ты? – спросил высокорожденный. – Что ты?

Чужак хихикнул, и звук перешел в низкое, вязкое бульканье:

– Что такое, а кем я могу быть, если не дурачком-сыночком Каинрона?

– Не знаю, разве что… – Глаза лорда расширились – кусочки головоломки легли на места. – Ты Темный, переврат. Один из павших.

– Наиболее просвещенные из нас знают, что перевраты и все такое всего лишь выдумка древнего певца, – насмешливо повторило существо слова Каинрона и начало обходить яму.

Торисен держался напротив – лишь бы избежать страшного объятия.

– А я невежа с границы. Я верю во все, чего не может быть, – даже в тварь, выползшую из легенд. Но такие, как ты, давно уже оставили нас в покое. – Он все-таки пытался воздвигнуть последний барьер. – Зачем мастер опять послал тебя к нам?

– Мастер!

Существо сплюнуло на угли, и слюна взорвалась в огне. Переврат прыгнул через яму. Торисен скользнул в сторону неуловимым движением и метнул в спину чужака, не успевшего повернуться, нож. Рукоятка клацнула о камни пола – кровь существа мгновенно разъела стальное лезвие. Усмехаясь, переврат медленно развернулся и двинулся вперед. Торисен протиснулся в щель между колодами, держа второй нож наизготовку.

– Боишься, малыш?

– Тебя? Не особенно.

– Ох-хо-хо, что же может испугать тебя, а? Давай поищем вместе? Красотка, вперед!

Уголком глаза Торисен заметил, как что-то серое метнулось у ног. Рука с ножом резко опустилась. Клинок погрузился в голову вирмы, едва она успела прицепиться к ноге. Раздался крик. Скрючившийся переврат швырнул Торисена на пол. Успевший выплеснуться в кровь яд пропитал все чувства. В помутневшем сознании замелькали безумной каруселью кошмарные видения, крутясь все быстрее и быстрее. Он словно падал с крутого откоса, хватаясь, чтобы удержаться, за тошнотворные вещи, к которым и прикоснуться противно. Вдруг лорд почувствовал грубые кирпичи пола под руками и неистово вцепился в них.

Крик не умолкал. Торисен отстраненно подумал, а не его ли это голос, но сознание почти вернулось к нему, и он увидел неподалеку стоящего на коленях переврата, укачивающего скрученное тело вирмы. Шапочка свалилась, и дикие космы белых волос падали на глаза.

– Шанир! – тяжело выдохнул Торисен. – И ты связан с этой тварью…

Голова переврата вскинулась, лицо ужасающе перекосилось от горя и ярости. Он рванулся к Торисену. Лорд почувствовал, как руки существа сжали его плечи, ощутил всю их сокрушительную силу. Бархатный камзол лопнул на спине, а за ним сейчас разорвутся мышцы, начнут дробиться кости…

Боль дернула тело и неожиданно притупилась. Он вновь лежал на полу, и Бур склонялся над ним.

– Я порвал камзол, – прошептал он кендару.

– К демонам камзол!

Поодаль Харн и переврат, обхватив друг друга, в мертвой тишине кружили по краю ямы. Их тени слились в одну. Потом Харн сбросил руку чужака, перехватил ее и вывернул. Послышалось мокрое чмоканье, и сразу за ним – нечеловеческий вопль. Переврат отступил, шатаясь. Харн, побелев, застыл, держа его оторванную руку.

– О боже, только не то же самое, только не снова… Киндри поймал его руки и стер кровь переврата, пока она не въелась слишком глубоко. Да и пролилось всего несколько капель – жуткая рана зарубцевалась почти мгновенно. Но скорчившемуся под лестницей Донкерри казалось, что он видел куда больше – моря, океаны крови, ревущими волнами захлестывающие его. Мальчик осел на пол в глубоком обмороке. Над ним по лестнице прогромыхали шаги. Теперь в комнате была дюжина кендаров – кадеты, инструкторы, даже Зола, седовласая хромая певица – они загнали переврата в угол за ямой. Теперь он скорее напоминал дикого зверя, чем человека, исчезло всяческое сходство с Нусаром.

– Осторожно, – резко сказала певица. – Если это то, что я думаю, то сталь не поможет.

Бур все еще поддерживал Торисена. Он не знал, что случилось с Верховным Лордом, но едва ли одно лишь нападение переврата объясняет липкую кожу молодого человека или грохот его сердца, колотящегося так, что сотрясается все тело. Торисен с неожиданной силой сжал руку кендара.

– Ускользает, – пробормотал он. – Ускользает… Переврат услышал. Он оскалился, губы задрались, обнажив острые белые зубы и багровую пасть за ними.

– Лорд! – Голос его звучал теперь как гортанный лай. – Отр-р-родье! Кровь за кровь…

Он кинулся в атаку. Кадет, стоящий на самом его пути, воткнул в пол копье и принял удар на себя. От пики остался лишь расщепленный, дымящийся черенок, а переврат походя, одним махом вырвал половину лица мальчика. Но на него бросились остальные.

Торисен приподнялся на локте.

– Дитя Тьмы! – закричал он не своим, резким, неприятным голосом. – Где мой меч? Где мои… Отец! – И рухнул на пол.

Переврат рвался на свободу. Но за секунду до следующего броска покачивающийся посох певицы врезался ему в челюсть, отбросив назад. Женщина шагнула следом, хладнокровно нанося удар за ударом, держа тварь на расстоянии. Остальные отползали с пути пятившегося переврата – все, кроме одного кадета, то ли более медлительного, чем все, то ли самого сообразительного из них, – он все еще стоял на четвереньках у края ямы, когда переврат приблизился. Певица вновь размахнулась – и Темный, запнувшись о мальчика, перелетел через него и упал в яму с огнем. Потревоженные угли взметнули сноп искр, набились в похищенную одежду и подожгли ее. Переврат пытался выбраться, но кендары уже окружили яму. Его кожа начала обугливаться.

– Не думай, что победил! – провыл он из глубины. – Теперь мы знаем, чем напугать тебя, маленький лорд, зна-а-а-а….

Пламя высушило кровь существа и воспламенило ее – по его жилам теперь тек живой огонь. Переврат визжал, кидался на стены, бил себя в грудь, но языки жара струились уже из каждой его поры. Не прекращая кричать, он взорвался, обдав яму потоком горящей крови и кусками тлеющей плоти. К потолку взвился зловонный столб черного дыма, в котором еще мелькали красные прожилки.

Все в ужасе отпрянули. Одежда людей была в копоти, во рту остался мерзкий привкус – но и все. К кадетам даже начало местами возвращаться остроумие. Для большинства из них это была первая серьезная битва, крещение кровью, но не для того мальчугана, который принял на себя первую атаку переврата – и остановил ее. Кошмарная боль терзала его, от лица парнишки почти ничего не осталось, и все, чего он жаждал сейчас, – освобождения и Белого Ножа. Киндри встал рядом с ним на колени. Однако, вместо того чтобы вытащить клинок, он сложил руки и опустил их на изуродованную голову. Его бледные черты еще больше заострились от напряжения, и через несколько томительных секунд мальчик выскользнул из хватки боли и погрузился в целительный сон двар. А шанир повернулся к Верховному Лорду.

Торисен так и не двинулся. Даже при лихорадочном красно-оранжевом свете, заливавшем комнату, он выглядел серым и, казалось, не дышал. Бур накинул на лорда свою куртку. Киндри нерешительно потянулся к нему, чуть не прикоснулся к щеке, но резко остановился.

Каинрон и его охранники спускались по лестнице с оружием наголо.

Образы возникали и исчезали в сознании Торисена, кружась и сталкиваясь друг с другом:

Темница в Уракарне: «Ты отрекаешься?.. Ты веруешь?..» – Нет, нет, нет, мертвые, сгоревшие на кострах – не смотрите на меня» – «Тогда мы должны убедить тебя, для твоего же блага…» Перчатки из огня, жаркого, красного… О бог, мои руки! Горит, горит, башня Тай-Тестигона, «Рес-аб-Тирр»…

Что? Где?

…Они в западне, все в ловушке, все горят заживо… Мертвы. Южные Пустоши черны от тел… Приземистые фигуры движутся среди трупов, подбирая там ногу, а там – голову… Мясо, свежее мясо… Пятнадцать тысяч против трех миллионов? Ох, Переден, дурак ты, богом проклятый, завистливый идиот…

Бур, беспокойно нахмурившись, склонился над ним:

– Мой лорд? Тори? Ты держись за меня, только держись…

… спать…

Внутренняя дверь башни замка заскрипела и распахнулась, и зал заполонили безмолвные воины, одетые в черное, и не было у них теней. Защитники отступали перед молчаливой яростью нападавших. Столы перевернуты. Скамьи расколоты о стены. Капитан охранников хватает его за руки: «Милорд, мы не удержим нижние комнаты!» – «Предательство!» – Слово вырвалось хриплым криком, и стражники запнулись. – «Вы предаете меня снова и снова, и – ты сказал, не удержим?! Тогда убирайтесь, вы все, ну! Заставьте подонков заплатить за каждый шаг!»

И пришли Темные, и упала тишина, их глаза полны мертвенной тоской по сну. Но на место каждого павшего становятся двое, а обороняющихся остается все меньше. Вверх, по винтовой лестнице, через лабиринт покоев второго этажа, теряя товарищей в каждой комнате, вверх, к зубчатой стене.

Хрустальный купол сияет через бойницу на солнце, как вторая луна. Темные фигуры толпятся на крыше – и стекло не выдерживает. Он проносится через воротца северо-восточной башенки. Здесь погиб капитан, сражаясь за него, – и вдруг он один, окруженный немыми белыми лицами. «Вы все мертвецы, трухлявые пни! – кричит он им. – Дайте мне кого-нибудь живого – и я срублю его!» – «А я не подойду, Серый Лорд?» Человек выступил вперед – тоже в черном, но с перевязью и в броне высокорожденного. Он усмехнулся, и лицо его на миг превратилось в плотоядно оскалившуюся волчью маску. «Мразаль. О да, ты кстати». Разящий Меч со свистом опустился. Переврат попытался парировать удар, но не смог удержать клинок и пал на колени. Меч Ганса вошел, как в ножны, в тело переврата, но рана сомкнулась вокруг лезвия, а кровь сожгла сталь дотла. Мразаль, смеясь, поднялся: «Бедный Ганс. Ничему нельзя доверять, не так ли?»

Серый Лорд смотрел на то, что осталось от Разящего Меча. Потом, в порыве слепого гнева, занес над головой рукоять. Стрела вонзилась в его плечо, отбросив к двери башни.

«У Мастера есть к тебе вопрос, Серый Лорд. Ответишь – и он сохранит тебе жизнь, если не душу. Итак, где твоя дочь?» – «У меня нет никакой дочери!» Еще две стрелы пришпилили его к двери. «Ответ неверный. Мы сами поищем, если ты не хочешь нам помочь». Он насмешливо поклонился и ушел, остальные за ним.

Стрелы не давали Гансу упасть. Он был зажат в тиски агонии, каждый вздох причинял неимоверную, все нарастающую боль, – вот каким мучительным оказался конец жизни. Все предали его, снова, и снова, и снова – его люди, его жена, даже его сын. Боль и свет потухли одновременно, но в долгую тьму не преданной огню смерти он унес с собой ненависть, и последний вздох ушел на то, чтобы прошептать: «Будь проклят, мальчишка, за то, что бросил меня. Без веры, без чести… Проклинаю тебя и изгоняю. Кровь от плоти моей, но ты не сын мне больше…»

Нет!

Торисену показалось, что он закричал, но каменные стены не ответили эхом, и Бур, чутко дремавший в кресле рядом с кроватью, не услышал. Лорд лежал в собственных покоях, на постели, укрытый всеми одеялами, какие только смог раздобыть кендар. В камине гудел огонь, ветки потрескивали, черные линии на красном, скрещиваются, поворачиваются, исчезают…

Торисен поборол медленное соскальзывание в кошмар сна. Он слишком отчетливо помнил, что придет потом: бег по лабиринту, спящий город; грохот железных каблуков преследующего Ганса: «Дитя Тьмы! Где мой Меч? Где мои…»

Что?

Сердце гулко бухало при воспоминаниях о погоне во сне, но что же все это значит? Кошмары с отцовской смертью вынудили его бежать в Южные Пустоши три года назад и привели в тот разрушенный город. Эти сны есть – значит, они основываются на чем-то, что-то означают. Но другие, те, что впервые пришли почти через два года: дитя тьмы было шаниром, а что насчет Разящего Меча – он желал бы иметь его, но удача непостоянна – ему лишь казалось, что он несет меч. По правде, второй сон был будто и не его – куда больше, чем тот, в Тагмете. Но нет, он не хочет думать о них – и не будет. Решено, ни один сон ничего не значит – и точка.

Где-то в дальнем углу апартаментов камень заскрежетал о камень. Бур вздрогнул, проснулся и вскочил, привычно потянувшись к короткому мечу у пояса. Ножны были пусты. Он встал между источником шума и лордом, приготовившись сражаться, но внезапно его стойка переменилась.

– Сэр!

– Дай руку, – раздался странно приглушенный голос Харна.

Бур заслонил от Торисена происходящее. Он услышал бормотание военачальника и снова шорох о камни.

– Еще чуть-чуть, и застрял бы к дьяволу, – вновь проговорил Харн. – Черныш был прав – я слишком много ем. Ну как он?

Голоса затихли – двое перешептывались.

– Эй, если обсуждаете меня, – сварливо прохрипел Торисен, – то говорите погромче.

Харн и Бур бросились к кровати, а лорд уже откинул груду одеял и опустил ноги на пол. Комната качалась – головокружение и тошнота не отступали. Торисену с усилием удалось сфокусировать взгляд. Харн придерживал его за плечи – только это спасло лорда от падения вниз головой на каменный пол.

– … уверен, что с тобой все в порядке?

– Относительно. Все эта проклятая вирма.

– Вирма? Какая вирма? – переглянулись кендары.

– А вы разве не видели? – Торисена затрясло в ознобе. – Она, должно быть, уползла. Черт, я думал, что убил ее.

– Червяк Темного ползает по Тентиру? – напрягся Харн. – Мои кадеты…

– Они все завтра утром уедут, а сегодня ночью гаду будет явно не до нападений.

– Так вот что с тобой стряслось. А мы не были уверены…

– Милостивые Трое. Вы что, подумали, что я закатил истерику со скуки?

– Каинрон сказал, что ты сошел с ума.

Слово повисло в воздухе, будто кто-то сказал непристойность.

– И вы не были уверены, – мягко сказал Торисен. – Как отец, так и сын, да?

Бура передернуло.

– Не глупи, – нетерпеливо и довольно непоследовательно оборвал его Харн. – Ты и так немало натерпелся, не хватало только с нами поругаться. Нусар мертв, и его отец намерен обвинить тебя в убийстве. Это означает кровную вражду, ты против всего дома Каинрона, разве что Высший Совет не разжалобится и не объявит тебя ненормальным. Но в любом случае мы не сможет выступить против Роя, а это, без сомнения, означает конец всему.

– Но, сэр, разве Совет может поверить слову Каинрона, а не слову Верховного Лорда? – спросил Бур.

Торисен издал горький смешок:

– Многие из них сделали бы это с наслаждением. Когда они признали мое требование три года назад, то сказали, что им нужен лидер, беспристрастный судья, но каждый из них – да, даже Ардет, думали, что правосудие – это как удила коня: куда потянешь, туда и пойдет. Теперь Каинрон будет обещать им все, хотя бы для видимости. А каков выбор? Безумный лорд из безумной семьи, он всего лишь сохранил мир и никого не удовлетворил.

– Так что же нам делать?

– Если Каинрон первым изложит свою сказку, заперев меня здесь и не дав ничего опровергнуть, то власть уйдет от меня навсегда. И Каинрон это знает. Следовательно, я должен быть в Готрегоре раньше него.

– Скакать? Ночью? А у тебя хватит сил?

Торисен встал, медленно, осторожно, борясь с новым наплывом тошноты.

– Я могу все, что должен.

Харн тяжело посмотрел на него, потом кивнул.

– Да. Ты всегда мог.

Бур протянул своему лорду куртку для езды и седельную сумку с костями. В конце комнаты из стены выдвинулся камень. В образовавшийся узкий ход с большим трудом протиснулся Харн. Щель все еще оставалась открытой. Торисен приостановился, положив руку на стену. Где-то в переходах, за потайными дверьми, кто-то кричал от боли.

– Кто?

– Полагаю, Киндри, – ответил комендант, каменея. – В огненной комнате Каинрон сказал что-то насчет того, что сегодня отплатит ему.

– Он платит высокорожденному жалованье? – тупо спросил Бур – Да, за Киторн.

Крик раздался снова, еще отчаяннее, и прервался на середине.

Бур невольно шагнул к двери, но Харн удержал его:

– Сейчас мы ничем не можем ему помочь. Кроме того, он выигрывает для нас время и, думаю, знает об этом.

Старый Тентир был весь продырявлен секретными переходами. Шпионы Каинрона это так и не разнюхали, а Харн разведал все уже через неделю после своего прибытия. Каменные лестницы круто спускались между сырых стен и иногда были так узки, что едва можно было поставить ногу. Харн с факелом в руке шел первым, его грузная фигура заполняла почти все пространство впереди. Пройдя около тридцати футов вниз, он уперся плечом в стену, надавил, открывая еще одну замаскированную панель, и протиснулся внутрь. Идущие по пятам последовали его примеру – и оказались в подземной конюшне.

Зашуршала солома под ногами, и семеро слуг Каинрона с оружием наизготовку мгновенно окружили проникших.

– Прости, милорд, – сказал один из них извиняющимся тоном, – но наш господин предпочел бы, чтобы ты остался.

Тени зашевелились за его спиной. Кто-то зажал голову кендара и резко повернул ее. Тот без звука упал. Остальные, обескураженные, повернулись, и еще один, хрюкнув, опустился на землю, встретившись с железным посохом певицы.

– Зола! – воскликнул Харн и бросился на помощь.

И чуть не столкнулся с кадетом, выпрыгнувшим из одного из деревянных стойл. За ним вылетели еще четверо, все норфские, все выжившие в битве в огненной комнате. Торисен присел на копну сена и стал смотреть. Пусть другие сражаются за отход, тем более что он сейчас не в форме.

– Не позволяй мне мешать тебе, – любезно сказал он Буру.

Кендар только хмыкнул. Действительно, кадеты не нуждались в помощи старика ветерана. Харн и впрямь на славу натренировал их. Бой кончился еще до того, как кто-то из людей Каинрона успел поднять тревогу.

– Рада, что ты наконец вспомнил меня, – сказала певица Харну, когда они связали упавшего кендара и заткнули ему рот. – После того пустого взгляда, которым ты одарил меня в огненной комнате, я уж решила, что остатки разума совсем тебя покинули.

– Нет, они просто отправлялись в долгое путешествие. Зола и я были кадетами и командирами в Южном Войске задолго до того, как ты появился на свет, – обратился комендант к Торисену. – Она сложила с себя звание после того, как секира чуть не отсекла ей ногу, хотя я до сих пор твержу, что хороший лекарь может все исправить – ну или почти все. Ни один дурак ничего бы не заметил.

Лорд поднялся и отвесил летописице низкий, почтительный поклон:

– Дурак или нет, певица, но я в долгу у тебя. Чем я могу отплатить?

– Милорд, я не знаю, что происходит, но из этого когда-нибудь может сложиться песня. Я поеду с тобой, если ты не против.

– Можно и мы тоже, лорд? – умоляюще попросил кадет. Торисен бросил взгляд на связанного кендара:

– После случившегося так будет даже лучше.

– Правильно, – оживился Харн. – Седлаем лошадей, а двое пусть посмотрят, сможем ли мы выбраться за главные ворота прежде, чем поднимется шумиха.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, там, в замке, – напомнил ему Торисен.

– А? Ох… – Харн тяжело опустился на одно колено на ступеньку лестницы. – Я буду служить тебе, мой лорд, и исполнять все, что прикажешь. Сейчас и всегда. – Он взглянул из-под щетинистых бровей. – Кроме того, любой дурак, идущий на переврата с голыми руками, нуждается во всех друзьях, каких только сможет раздобыть.

– Я скрепляю наши узы и запечатываю их кровью, – произнес Торисен древнюю формулу и протянул воину руки. Во времена, когда Ратиллен был еще так далек, Верховный Лорд был не только шаниром, но и Связующим Кровью, и при проведении ритуала, прикрепляющего слугу телом и духом к хозяину до смерти – а возможно, и после, ладони лорда должны были быть рассечены. – Ну а теперь будь другом и сделай что-нибудь действительно полезное – например, оседлай мне коня.

Через пару минут все собрались, и две лошади ждали кадетов, посланных на разведку. Торисен запрыгнул на Урагана.

– Готовы? Тогда вперед!

Ураган простучал копытами по пандусу. Въехав в главный зал, Торисен первым делом увидел, что ворота плотно закрыты, а к ним бежит дюжина стражников – половина из них – кадеты.

Торисен резко натянул поводья, и остальные лошади чуть не врезались в Урагана. «Я не могу драться с детьми, – в отчаянии подумал он, – но смогут ли они?»

Он пришпорил Урагана, и лишь только жеребец рванулся вперед, издал пронзительный боевой клич. Эхо заметалось между каменными стенами. Кадеты и почтенные слуги заколебались. Их первейшая обязанность – быть преданными Каинрону, но они присягали и Верховному Лорду, Торисену. Старый клич напомнил им это. Замешательство длилось всего секунду, но и этого оказалось достаточно – лошади проскакали мимо.

У выхода задвигались тени. Двое норфских кадетов вылетели из укрытия, сбросили тяжелый засов и распахнули главные ворота. Ворвавшийся ветер закружил мокрые листья у их ног. А Торисен уже мчался прочь из этого страшного замка, растворяясь в слепящей пелене ночного дождя.