К четырем часам, когда отбили восемь склянок и вторая смена вышла на палубу сменить нас, уже совсем рассвело. Перед тем как уйти на отдых, мы по приказу второго помощника закрепили все распустившиеся паруса; и теперь, при дневном свете, всех так и тянуло взглянуть на брам-стеньги и реи. Том, который лазил на фок-мачту для осмотра оснастки, поведал, отвечая на многочисленные вопросы матросов, что там наверху ему на глаза не попалось ничего необычного.

В восемь часов, когда мы вышли на дневную вахту, я увидел парусного мастера – он возвращался на бак из запасной каюты второго помощника. В руке у него был складной метр, и я понял, что там в каюте он снимал мерку с трех бедолаг, чтобы снарядить их в последний путь. После завтрака он почти до полудня работал, выкраивая три савана из старых парусов. Затем с помощью второго помощника и одного из вахтенных он вынес тела трех мертвых матросов на шканцы и зашил их в парусину, положив каждому в ногах по несколько кусков пемзы. Он заканчивал свою работу, и я услышал, как Старик приказывает второму помощнику свистать всех на ют на панихиду. Что и было исполнено.

Ветер утих; на море был почти полный штиль – корабль лишь чуть покачивало на зеркальной, едва вздымающейся глади моря. Единственными звуками, которые улавливало ухо, были мирный, ленивый шелест парусов да монотонное поскрипывание рей и оснастки от легкого движения судна. И в этой торжественной тишине капитан отслужил прощальный молебен.

Большой и штормовой доски не нашлось, поэтому пришлось снять с одного из люков решетчатую крышку. Первым на нее положили голландца (я догадался, что это он, по его коренастой фигуре), и когда капитан закончил отпевание, второй помощник приподнял конец решетки – тело соскользнуло за борт и погрузилось в глубину.

– Бедняга! – сказал кто-то из матросов, и думаю, что не у меня одного сжалось от горести сердце.

Затем на решетку был уложен Джейкобс, а после него наступила очередь Джека. Когда поднимали тело Джока, точно озноб пробежал по толпе. Многие искренне любили его. Я стоял у планшира на кормовом кнехте, рядом со мной был Тамми, а чуть позади – Пламмер. Когда второй помощник наклонил крышку люка в последний раз, из толпы моряков донесся нестройный хор хриплых голосов:

– Прощай, Джок! Прощай, Джок!

А затем, услышав падение тела и всплеск, они бросились к борту, чтобы сказать ему последнее «прощай». Даже второй помощник, не удержавшись, поддался общему порыву и перегнулся через планширь. С того места, где я стоял, мне было хорошо видно, как тело ушло в воду, и теперь в течение нескольких мгновений я наблюдал за тем, как белое пятно парусинового мешка все сильнее закрашивается синью морской глади. Скоро оно совсем исчезло из виду – мне показалось, что это произошло както уж очень резко.

– Все! – произнесло сразу несколько голосов, и наша вахта медленно потянулась на бак. Пара матросов из второй смены остались, чтобы установить на место крышку люка.

Неожиданно шедший сразу за мной Тамми толкнул меня в спину.

– Смотри, Джессоп. Что это такое? – сказал он, показывая на воду рукой.

– Где? – спросил я.

– Да вон! Какая-то странная тень.

И тут я понял, о чем он говорит. Это было что-то большое и темное. Оно виднелось точно в том месте – так мне показалось, – где исчез Джок. – Смотри! – повторил Тамми. – Тень становится все больше и больше!

Он был изрядно взволнован. То же могу сказать и о тебе.

Я вглядывался в простирающуюся перед нами водную гладь. Тень как будто поднималась из морских глубин. Она обретала вполне определенные очертания. И когда эти очертания стали совсем узнаваемыми, я буквально похолодел от ужаса.

– Видишь? – спросил Тамми. – Это ведь тень корабля!

Так оно и было. Тень корабля поднималась из непроницаемой для глаза океанской пучины под нашим килем. "Пламмер, который оказался поблизости, услышал последнее замечание Тамми и посмотрел за борт.

– О чем ты? – спросил он.

– Вот об этом! – ответил Тамми, показывая пальцем.

Я пихнул его локтем под ребро, но было уже поздно. Пламмер увидел тень. Как ни странно, он как будто не придал этому особого значения.

– Ну и что тут такого? – спокойно сказал он. – Подумаешь, тень от корабля. Эка невидаль.

Тамми, понявший мой намек, не стал продолжать эту тему. Но когда Пламмер отправился на нос вместе с остальными, я сказал Тамми, чтобы он больше не трепался об этом среди матросов. – Тут может черт знает что начаться, если мы не будем осторожны, заметил я. – Разве не помнишь, о чем говорил капитан вчера ночью?

– Помню, – сказал Тамми. – Само собой вырвалось; в следующий раз буду осторожнее.

Здесь я вынужден сделать совсем небольшое отступление, поскольку совершенно забыл упомянуть в своем рассказе о том, что в ту самую ночь, когда мы искали Стаббинса, у меня все-таки состоялся разговор с капитаном и вторым помощником. Решился я на него, конечно, не сразу и под большим нажимом со стороны Тамми. Ему удалось убедить меня в том, что после произошедшего ночью они постараются понять меня. Так оно и случилось. Столь внимательных слушателей еще нужно было поискать – они буквально впитывали каждое слово, и я поведал им все: и о зловещих фигурах, появляющихся из моря, и о корабельных огнях, и о таинственной оболочке, накрывшей нашу посудину. Какие уж они выводы для себя сделали – не знаю, но капитан попросил нас с Тамми во избежание возникновения паники никому больше ничего не рассказывать. На том и порешили.

Так вот. Я заметил, что второй помощник стоит сейчас недалеко от нас и оцепенело смотрит на воду. Я повернулся и заговорил с ним:

– На ваш взгляд, сэр, что это может быть?

– Бог его знает! – сказал он, оглядываясь, чтобы проверить, нет ли рядом кого из матросов. Он отошел от борта и повернул на ют. Поднявшись по трапу, он обернулся к нам и сказал:

– Парни, поставьте на место сходню. И напоминаю. Джессоп, никому и ничего!

– Слушаюсь, сэр! – ответил я.

– Тебя это тоже касается, паренек! – добавил он, обращаясь к Тамми и двинулся на корму.

Тамми и я еще возились со сходней, когда второй помощник вернулся. Он привел с собой капитана.

– Прямо под сходней, сэр, – донеслись до моего слуха слова помощника.

Некоторое время капитан смотрел на воду. Затем произнес:

– Ничего не вижу.

Тогда второй помощник тоже перегнулся через борт, вглядываясь в морскую глубину. Я последовал его примеру, но странное видение, чем бы оно ни было, исчезло.

– Его больше нет, – сказал второй помощник. – Но он там был, никаких сомнений, когда я пошел за вами.

Через минуту, закрепив как следует сходню, я отправился на бак, но второй помощник окликнул меня и тихим голосом попросил рассказать капитану то, что я видел.

Я ответил:

– Не берусь утверждать наверняка, сэр, но мне показалось, что это была поднимающаяся из моря тень корабля.

– Слышите, сэр? – обратился второй помощник к капитану. – То, что я вам и говорил.

Капитан пристально посмотрел на меня и спросил:

– Ты абсолютно уверен?

– Да, сэр, – ответил я. – И Тамми видел его.

На этом разговор закончился. Они двинулись на ют. Второй помощник что-то говорил капитану. Догнав их, я спросил:

– Мне можно идти, сэр?

– Да, ты свободен, Джессоп, – бросил он через плечо и чуть позже, обернувшись, добавил: – И ни слова об этом в кубрике!

– Слушаюсь, сэр, – ответил я и отправился на нос, где в кубрике меня ждал обед.

– Твоя порция в бачке. Джессоп, – сказал Том, когда я переступил порог. Расправляясь со своим пайком, я не обращал внимания на болтовню других матросов. Тревожные мысли одолевали меня. Эта тень, этот корабль, поднимающийся из океанской бездны, – все это произвело на меня неизгладимое впечатление. И это не померещилось мне; кроме меня, еще двое или даже трое, если считать Пламмера, видели корабль.

Сами понимаете, я не мог не думать обо всем этом. Признаюсь, какое-то время мои мысли двигались по совершенно замкнутому кругу. Затем мне в голову пришло нечто, что заставило мое воображение заработать в другом направлении. Если помните, в том самом первом случае фигура ступила на борт, выйдя из моря. Туда же она вернулась потом. А теперь появляется этот корабль-тень или корабль-призрак, как я назвал его для себя. Должен сказать, ему весьма подходило подобное определение. Я надолго задумался и, забывшись на какое-то мгновение, сам себя вслух спросил:

– Так, может, это экипаж?

– Что? – поинтересовался Джаскетт, который сидел на соседнем сундучке.

Я взял себя в руки, насколько это было возможно, и, повернувшись к нему, с наигранной беспечностью спросил:

– Я что-то сказал?

– Да, приятель, – ответил он, пялясь на меня с любопытством. – Ты сказал что-то о каком-то экипажи.

– Наверно, задремал и что-то приснилось, – сказал я, вставая с пустой миской.