Я машинально опустилась на чемодан и отдалась во власть одолевавших меня мыслей. Потом, когда они постепенно замедлили свой бег и стали выстраиваться в определенную последовательность, неописуемый ужас объял меня. Я не могла, не хотела в это верить. Я отчаянно пыталась избавиться от подозрений, которые плотной пеленой начали окутывать меня, но у меня ничего не вышло. Наконец мой неосознанный страх стал принимать четкие очертания. Он явился ко мне в образе моей собственной матери!

Наверное, после того как я рассказала ей, что видела человека в пальто с капюшоном и узнала в этом человеке Рейчел, она от греха подальше спрятала пальто на чердак… В принципе у нее был повод бросить меня тогда на берегу и обречь на гибель. Кевин наверняка все рассказал ей о моем завещании. Неужели она, не удовлетворившись тридцатью тысячами, бросила меня тогда на берегу, надеясь на то, что я погибну и она получит все?..

Нет! Нет! Нет! В моей душе поднялся истеричный крик. Только не Сара! Только не моя мать! Это была Рейчел, Рейчел.

Это могла быть только Рейчел… Я изо всех сил пыталась выкинуть подозрения относительно Сары и ее пальто, но безуспешно. Подозрения громоздились одно на другое и все казались обоснованными!

С одной стороны, она знала, что я подозреваю Рейчел, но ее беспокоило, что, наткнувшись на ее собственное пальто, я поменяю первоначальную точку зрения. Мои мысли примут новый оборот, и я уже буду не так уверена в первой своей версии.

Мне вспомнились рассказы о шоке, который испытала Сара, когда меня принесли домой. В чем была причина? Страх? Она боялась, что я узнала ее в сумерках и, очнувшись, укажу на нее пальцем? Я вспомнила, какой дикий ужас сверкнул в ее глазах, когда я сказала ей, что рассмотрела силуэт в пальто с капюшоном. И я вспомнила, как настойчиво она уговаривала меня поверить в то, что мне все померещилось. Зачем? Умоляла меня никому не рассказывать. Зачем? Может, она боялась, что кто-нибудь вспомнит, что у нее тоже есть пальто с капюшоном, как у Рейчел? И если мне кто-нибудь намекнет на это, я докопаюсь до правды?

Кевин был испуган. Неподдельно испуган. В этом я была уверена. Это был единственный человек, который поверил мне. Он стал умолять меня уехать. Если не из Ирландии, то по крайней мере с фермы О'Мара. Он хотел, чтобы я вернулась в «Юную русалку». Почему он на этом так настаивал? Может, потому, что знал, что на самом деле я видела на берегу не Рейчел, а Сару? И если я останусь на ферме, она может предпринять новую попытку убрать меня, раз уж твердо решила завладеть моим состоянием? Он еще сказал мне, что в следующий раз это будет тщательно продуманное и хладнокровно выполненное убийство.

Но Сара ведь тоже хотела, чтобы я уехала домой. Почему? Может, она боялась, что, оставшись, я узнаю всю правду?

Сегодня вечером кто-то решил убить меня и атаковал дважды с мрачной решимостью. Я еле-еле избежала смерти.

У Сары был еще один мотив к совершению убийства «со второго захода». Она знала, что я видела у нее на чердаке пальто с капюшоном, и чувствовала, что это наведет меня кое на какие неприятные для нее мысли. Она чувствовала, что рано или поздно я докопаюсь до правды, если уже не докопалась.

Кровь застыла у меня в жилах. Во всем этом было что-то отвратительное, во что не хотелось верить.

Сара знала, что я сегодня пойду в «Юную русалку» пешком. Я вспомнила машину, катившую по прибрежной дороге в стороне от меня. Если повернуть от ворот фермы налево и потом еще раз налево, то по прибрежной полосе можно было спокойно обогнать меня и встретить на пересечении дорог. Я теперь была почти уверена, что машина, которая ехала по прибрежной дороге, и машина, которая поджидала меня на пересечении дорог, была одна и та же. Машина, обгонявшая меня, ехала по прибрежной дороге с выключенными фарами. Если бы это была Рейчел… Она ведь не знала, когда я выйду с фермы, и ждала бы меня на перекрестке заранее. Я вспомнила момент, когда машина пронеслась мимо меня, лежащей за калиткой, и я увидела водителя в платке. Это могла быть как Рейчел, так и Сара.

Хуже всего то, что у Сары тоже был черный «седан»!

— Нет! — крикнула я вслух. — Я в это не верю! Этого не может быть! Чтобы моя собственная мать… Она не может желать мне смерти. Разве это не она отдала меня на руки Лейле и позволила всем думать, что она погибла, чтобы только не мешать моим приемным родителям обеспечить нормальное детство и счастливую жизнь? Да, она была не в себе, но…

Я осеклась. Я больше не верила в эту версию. Я поняла это только сейчас, хотя на самом деле перестала верить в нее сразу после того, как Джеф рассказал мне, что Кевин является любовником Сары. Она солгала мне. Она лгала мне всегда, начиная с первой нашей встречи. Она сказала, что я не ее дочь, и даже потрудилась состряпать этому доказательство. Тогда она еще не знала, что я унаследовала состояние. Только через пару дней она смогла прочитать об этом в газете.

И тогда она стала разыгрывать из себя одинокую, достойную жалости женщину, которую преследуют ужасы прошлого. Ей стыдно за то, что она со мной сделала, но она сделала это прежде всего в моих интересах. Она разыграла душевно опустошенную женщину, которая так и не оправилась полностью от того ужаса, который ей пришлось пережить во время налета на отель «Маджестик Тауэр». Разыграла обезумевшую от страха бедняжку, которая, однако, не забыла вынести из разбомбленного здания свой багаж.

Внезапно мне стало ясно, что миссис Оливер из Ньюкасла наиболее точно описывала ее, как и другие знавшие ее люди. Как и жители Балликейвена. Теперь я была уверена и в том, что это именно из-за Сары Шон О'Мара забросил работу и стал швырять деньгами направо и налево. Он, очевидно, любил ее и готов был пойти на все ради ее счастья.

Она поступила весьма хитро, подослав ко мне Кевина, которого я считала простым работником, для обсуждения ее щекотливого финансового положения. Он произвел на меня нужное впечатление своими словами о том, что Сара «одержима фермой» и что у нее есть только один способ вернуть себе чувство собственного достоинства. Она с подчеркнутой неохотой приняла мои деньги, но ведь приняла же! И даже не поблагодарила, даже не сделала вид, что благодарна.

Мозг работал четко, голова была ясная. Теперь мне все виделось в ином, понятном свете. Нет, я уже не верила в то, что деньги ей были нужны для возрождения фермы. Я была убеждена, что она остается здесь лишь потому, что ферма худо-бедно давала ей средства к существованию. К тому же ее можно было еще пару раз заложить-перезаложить. А получив мои деньги, она наверняка стала готовиться к отъезду. Она хотела начать с Кевином где-нибудь новую жизнь. Я должна была сразу понять, что Саре — с ее нарядами и с ее ухоженными волосами — и беззаботному, обаятельному Кевину просто-напросто не может нравиться жизнь на этой удаленной от цивилизации ферме. Сара хотела вести именно тот образ жизни, который я ей предлагала. Только без меня.

Теперь я понимала, почему она так настаивала на моем отъезде из Ирландии. Почему она была раздражена моими отношениями с Джефом и стремилась восстановить меня против него. Моя дружба с Джефом никак не входила в ее планы. Она не думала, что придется притворяться так долго, но ничего не поделаешь: я никуда не собиралась уезжать, и Сара продолжала играть свою роль.

Господи, какая же я была дура, когда поверила, что у нее в жизни только одна цель — возродить в людях уважение к себе! Когда поверила, что для достижения этой цели всего-то и нужно, что вложить денежки, куда мне скажут!

У меня никогда не было никаких теплых чувств по отношению к Саре, и теперь я понимала, в чем тут дело. Ее редкие вспышки привязанности были насквозь фальшивыми, и я неосознанно, сердцем, чувствовала это.

Я вспомнила о телефонном звонке, который так возмутил Малахия Фицпатрика. Теперь мне было ясно, что звонила Сара, а не Рейчел. Она знала, что я рассказала обо всех своих подозрениях Джефу, и этот звонок, по ее мнению — тут она попала в точку! — должен был поссорить нас. Она очень рассчитывала на то, что, позвонив Малахию Фицпатрику, она разрушит до основания нашу дружбу с Джефом, и тогда мне ничего больше не останется, как уехать домой.

Комната поплыла перед глазами, когда вся кошмарность ситуации оформилась у меня в голове. Женщина, ради которой я приехала сюда, оказалась чудовищем. Только чудовище может совершить две попытки убийства собственной дочери. Теперь я, как никогда, жалела о том, что не последовала совету Энджи и не оставила все как есть.

Я неподвижно смотрела на красное пальто, лежавшее у меня на коленях. Время потеряло для меня всякий смысл и значение.

Мне было плохо.

Потом я подумала о Джефе и попыталась представить себе, как скажу ему о том, что моя собственная мать — убийца. Мне казалось, что это будет выше моих сил. Это было бремя, которое предстояло нести мне одной по жизни. Я не хотела, чтобы моя боль стала его болью.

Мысли вновь лихорадочно закружились в голове, но я не убегала от них, не жалела себя.

В конце концов я поняла, что если люблю Джефа, то просто должна признаться ему во всем. У меня выбора не было. Больше того, я догадывалась, что мое признание просто так для него не пройдет. Оно может разрушить его любовь. Я зажала рот рукой, чтобы сдержать рвущиеся рыдания. В любом случае наши отношения будут после этого складываться по-другому.

Я знала, что, куда бы теперь ни уехала, что бы ни делала, мрачный образ Сары будет преследовать меня до конца жизни.

Боль была настолько невыносимой, что породила желание отомстить. Отомстить Саре за те страдания, которым она меня подвергла. Впрочем, я понимала, что теперь уже ничто не облегчит мне душу.

Неуверенно поднявшись на ноги, я запихнула ненавистное пальто обратно в чемодан. Теперь я думала только о сохранении своей жизни и о необходимости поскорее покинуть этот адский дом. Я должна уйти, прежде чем она вернется. Можно вызвать такси, но это займет время.

С другой стороны, одна только мысль о том, что мне придется повторить свой ночной переход до города, наполнила меня ужасом. Однако ночевать под одной крышей с женщиной, которая уже дважды пыталась лишить меня жизни, было еще страшнее. Боже, и это моя собственная мать!

Теперь, когда зло материализовалось и приняло очертания конкретного человека, атмосфера дома стала во сто крат более пугающей и дикой.

Выключив на чердаке свет, я вернулась в комнату и накинула на плечи пальто. Завтра я попрошу Джефа приехать сюда и забрать мои вещи. Джеф… Отчаяние и ощущение беды захлестывали меня каждый раз, когда я думала о нем.

Я быстро сбежала по лестнице вниз и тут услышала шум посуды на кухне. Там кто-то был. Я опоздала! Она вернулась… Стоя как вкопанная на лестнице, я молилась, чтобы она меня не заметила и я смогла бы тихо проскользнуть мимо нее.

Дверь открылась, и я услышала, как она застучала каблуками по полу холла.

— Это ты, Дженни?

У меня захолонуло сердце. Мне хотелось сказать ей, что я пойду ненадолго прогуляться перед сном, но мне было страшно. Я боялась, что она устремится в ночь за мной и где-нибудь настигнет. Я поняла, что у меня единственный выход: вести себя как можно естественнее и попытаться удрать из дома позже.

А еще через несколько секунд меня вдруг осенила мысль, что, может быть, все мои страхи безосновательны. Неужели она еще раз попытается убить меня под крышей своего дома? Ей нужно представить мою смерть в виде несчастного случая. Она моя наследница, и ей крайне важно устроить все так, чтобы полиция ничего не заподозрила.

Согнувшись, я сделала вид, что завязываю шнурки на туфле. Я все еще не до конца взяла себя в руки и боялась, что выражение лица выдаст меня. Я боялась, что, увидев в моих глазах ужас и отвращение, она обо всем догадается.

— А, здравствуй, Сара. Куда ты подевалась? — Мне с трудом удавалось говорить ровно.

— Я немного погуляла, а потом заглянула к Кевину на огонек.

Наверно, она опасалась, что я разглядела ее силуэт за занавеской, поэтому и не стала врать.

— Давно вернулась? — спросила она.

Я хотела соврать, что только-только, как вдруг подумала о том, что она могла слышать шум мотора машины мистера Лангстона, который подвозил меня.

Я выпрямилась наконец и попыталась улыбнуться.

— Нет, минут двадцать назад.

Я заметила, что она смотрит на мое пальто.

— Здесь что-то холодно, и я решила пока не снимать пальто, — торопливо добавила я. — Как раз хотела спуститься в кухню и согреться чашечкой кофе.

Она пристально вгляделась в меня.

— Надеюсь, ты не заболела? У тебя такой измученный вид.

Я промолчала, и тогда она добавила:

— Не думала, что ты вернешься так рано.

— Да, мне действительно не по себе немного.

— Вот оно что! Я так и знала. Ты такая бледная, и глаза горят.

Я покачала головой:

— Да нет, я не заболела. Просто со мной приключилась одна очень неприятная штука, и я пока не совсем оправилась от потрясения.

В глазах ее мелькнула настороженность, которая не укрылась от моего внимания.

— Что случилось, милая?

— Какой-то водила едва не переехал меня на своей машине. Наверно, совсем пьяный.

— Почему ты так решила?

— Он дважды чуть не сбил меня.

— Господи, какой ужас! Ты хоть в полицию сообщила?

— Нет, мне это показалось бессмысленным. Я была слишком потрясена, чтобы запомнить номер машины. Да он и фары не включал, так что мне все равно не удалось бы это сделать.

Я была не уверена, но мне показалось, что она облегченно вздохнула.

— Ты совсем замерзла, милая. Я развела огонь в камине, перед тем как уйти на прогулку, так что скоро здесь будет тепло и уютно.

Я пошла за нею в холл, чувствуя некоторый спад напряжения. Она не посмеет ничего со мной сделать, пока я нахожусь в доме. С другой стороны, я понимала, что не могу здесь остаться даже на одну ночь.

Я скинула пальто и повесила его на спинку стула.

— Кофейник на каминной полке. Пойду схожу за ним.

Я подумала было, а не воспользоваться ли этим для того, чтобы улизнуть, но потом решила дождаться момента, когда она пойдет спать. Какая-то щепка с шумом треснула в печке, и я вздрогнула от неожиданности. Изо всех сил сжав кулаки, я постаралась взять себя в руки.

Через несколько минут она вернулась с подносом. Налила кофе себе и мне. Когда она передавала мне чашку, я взяла ее так, чтобы ненароком не коснуться ее руки. Меня вдруг вновь обуял ужас. Какая страшная игра происходила в эти минуты за столом! Она изображала заботливую мать, а я пыталась делать вид, что ничего сегодня со мной на дороге не случилось, а черный «седан» — всего лишь плохой сон.

В комнате было отнюдь не тепло, но ручеек пота струился у меня вниз по спине. Вдруг меня проняла дрожь.

Она мягко улыбнулась мне. Я зажмурила глаза, чувствуя, что не в силах сейчас видеть эту гнусную фальшь.

«Господи, ну почему, — спрашивала я себя в отчаянии, — почему я не сожгла сразу старые письма Лейлы, какой черт меня дернул заглянуть в них?!»

Она коснулась моей руки, и меня всю передернуло от отвращения. Она удивленно раскрыла свои синие глаза.

— Дженни, ты все-таки заболела. Вся дрожишь.

— Нет, нет! Это просто… просто реакция на случившееся, — сказала я громко и вызывающе.

По крайней мере это было правдой. Я сцепила руки в замок, пытаясь унять дрожь в пальцах.

Она заботливо суетилась рядом, и я слышала ее дыхание. Она ждет, ждет… Чего? Чтобы атаковать в третий раз? Моя мать! Моя собственная мать! Господи, неужели она не понимает, что если все дело в деньгах, то она и так могла бы их от меня получить. Я бы дала ей очень много, если именно денег ей не хватает для счастья.

Но в глубине души я понимала, что это проблемы не решит. Это не сотрет в моей памяти то, что она пыталась со мной сделать, это не уничтожит в ней зло, которое вложил в сердце злой дух.

— Дженни, милая, глотни кофе. Он согреет тебя.

Я послушно поднесла чашку к губам и сделала несколько небольших глотков дымящегося напитка. Я не смогла сразу проглотить обжигающую жидкость и едва не подавилась. Поставив чашку обратно на поднос, я увидела, как она взяла пустую пачку из-под сигарет и бросила в огонь камина. Мне почему-то это напомнило о том Списке продуктов, который она когда-то уничтожила.

Теперь, когда мне открылось главное, этот эпизод показался недостойным того, чтобы над ним размышлять. Но я твердо решила привести мои мысли в порядок. Тогда я едва успела кинуть взгляд на этот список, как она отобрала его у меня. А ведь я точно знала, что что-то в этом списке было не так. Но что именно…

Листок был исписан черными чернилами, крупным почерком, похожим на паучью сеть. Это был почерк Сары. Тем же почерком была подписана фотография моего отца, когда она в первую встречу надеялась сбить меня с толку и убедить в том, что она не мать мне.

Я взглянула на Сару, которая сидела перед камином, и нечаянно застала ее врасплох. Я была уверена, что в ту минуту она думала о своем будущем. По липу ее разлилось выражение блаженства. Она уже мысленно строила свою жизнь с Кевином где-нибудь далеко отсюда… Странно, что она радовалась. По-моему, ей рановато было это делать. Тем не менее она радовалась, полагая, что уже держит будущее в своих загребущих руках.

Словно почувствовав мой пристальный взгляд, она повернулась и посмотрела на меня. Выражение радости и удовлетворения тут же исчезло.

Я была крайне смущена и лихорадочно пыталась ухватить какую-то неожиданную мысль, которая только-только начала оформляться у меня в голове. Вдруг хаотичный поток в моем сознании спал. В то мгновение я поняла, что ее ложь и обман уже не ранят меня. Теперь я впервые увидела ее в истинном свете и почувствовала даже какое-то успокоение.

Звонок телефона разорвал неловкую тишину. Звук этот ворвался в комнату резко и требовательно. Она вздрогнула, но тут же вскочила со своего места и сказала:

— Сиди, Дженни, я возьму.

Дверь еще не успела закрыться за нею, а я уже кинулась к буфету. Выдвинув рывком ящик, я стала ворошить руками его содержимое, но фотографии с подписью не было.

Я не слышала, как она вернулась в комнату. Просто вдруг почувствовала, что она вошла и смотрит мне в затылок. Повернувшись, я торопливо проговорила:

— Я решила еще раз взглянуть на фотографию отца. Помнится, ты клала ее в ящик буфета. Я буду тебе очень признательна, если ты одолжишь мне на время этот снимок, чтобы я смогла сделать копию. У меня ведь нет…

Она стала приближаться ко мне, и я рассмотрела в ее глазах еле уловимую насмешку. Она ничего не ответила на мое объяснение.

— Дай мне снимок с собой, пожалуйста. Я верну, честное слово.

— Ну конечно, Дженни.

Она засмеялась. У нее был очень мягкий и мелодичный смех, как у соловушки. Подойдя ко мне, она решительно обняла меня рукой за плечи. Я инстинктивно освободилась от нее. Внешне я была спокойна, но ее прикосновения вызывали чувство страха, которое я не могла в себе перебороть.

— Ладно, я пойду спать, наверно, — холодно сказала я. — Чувствую дикую усталость.

Это была правда. На меня неожиданно навалилось ощущение страшной разбитости. Мне стало даже трудно держать глаза открытыми. Странно, я понимала, что спать мне сейчас никак нельзя.

— Присядь, милая, — мягко сказала она. — Ты все еще дрожишь. Мне кажется, что случай, который произошел с тобой на дороге, потряс тебя гораздо сильнее, чем ты хочешь показать.

— Нет, со мной все в порядке. Я пойду в постель, — повторяла я, чувствуя, что у меня уже начинает заплетаться язык.

— Дженни, я хочу поговорить с тобой. Именно сейчас, потому что потом, боюсь, уже не представится такой возможности.

Она говорила все еще мягко. Даже скорее вкрадчиво. И в ее словах ощущалась какая-то мрачная законченность, которая вызвала во мне новый приступ страха.

Обняв снова за плечи, она решительно усадила меня в старое, протершееся кожаное кресло. Я не сопротивлялась. Казалось, силы покинули меня, я была словно тряпичная кукла.

— Ну, хорошо, Сара, о чем ты хотела со мной поговорить?

Она глянула на чашку, из которой я пила кофе.

— Ты не допила, милая. Давай-ка я налью тебе еще горяченького. Ты согреешься, — вкрадчиво проговорила она.

— Нет, с меня хватит! — почти вскрикнула я.

Она как-то странно смотрела на меня. Казалось, она знает что-то, чего не знаю я.

— Это Джеф звонил, — сказала она. — Я передала ему, что ты уже легла.

Я устремила на нее раздраженный взгляд:

— Почему ты не подозвала меня?!

— Я не хочу, чтобы ты говорила с ним.

Ярость затмила мой разум, и я крикнула:

— Какое ты имеешь право решать, нужно мне говорить с ним или нет?!

— Ты очень устала, Дженни. В таком состоянии легко сказать что-нибудь неблагоразумное.

Мне не нравилась и слащавая вкрадчивость ее голоса, и ее намеки. Ярость бушевала во мне и вытесняла остатки боязни.

Я гневно смотрела на нее. Она молчала. Наконец с шокирующей откровенностью и одновременно с небрежностью она сказала:

— Ты ведь теперь знаешь всю правду, Дженни, не так ли?

Это было утверждение, а не вопрос.

Гнев оставил меня, его место вновь занял ледяной страх. Я отчаянно притворялась, что не понимаю, что она имеет в виду, но уже не могла обмануть ее. Она все знала. Должно быть, я чем-то выдала себя.

Она рассмеялась. На этот раз в ее смехе не было ничего музыкального. Это был неприятный звук.

— Когда я обнаружила тебя на чердаке с моим пальто в руках, я испугалась, что ты поймешь: в нашей округе не только Рейчел имеет пальто с капюшоном. Затем я увидела, как ты нахмуренно уставилась в список продуктов. Я поняла, что какие-то подсознательные мысли не дают тебе покоя. Я поняла также, что рано или поздно ты уцепишься за них и тебе откроется истина. Впрочем, тогда ты, очевидно, еще не подозревала меня, ибо в противном случае ни за что не вернулась бы сюда.

— Я… Я не понимаю, о чем ты, Сара…

— Отлично понимаешь, милочка. Отлично понимаешь. Только вернувшись сейчас на ферму, ты начала сопоставлять свои догадки и подозрения, увидела во всем этом смысл и открыла истину. Я по глазам твоим вижу. Ты ведь, кажется, собралась улизнуть, да?

Она села на стул, который стоял напротив моего. Она была на удивление спокойна. Создавалось впечатление, что мы сейчас будем говорить с нею о погоде.

— Когда я увидела тебя на чердаке с моим красным пальто в руках, я поняла, что даже если ты до сих пор ничего не поняла, то теперь это лишь вопрос времени и скоро ты сможешь провести между этим пальто и тем вечером, который ты провела в море, опасную параллель.

Тут я поняла, что прикидываться наивной дурочкой уже нет смысла. Значит, это она тогда стояла на берегу и бросила меня на верную гибель. Что ж, теперь поздно было играть в игрушки.

— До последнего времени я действительно не думала об этом. Только сегодня вечером мне все открылось, — сказала я с трудом. — То красное пальто… Я даже не придавала значения тому, что оно было женским. Как-то не обратила внимания… Но ты выхватила его у меня и была так напугана, что у меня сразу появились подозрения. Я поняла, что на чердаке есть что-то, что ты не хотела бы мне показывать. Сегодня я заглянула туда вторично и наткнулась на это пальто… И тогда мне стало ясно, что там, на берегу, была ты, а не Рейчел. Это ты, а не Рейчел пыталась убить меня сегодня вечером во второй раз. У тебя с самого начала была одна цель — погубить меня.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, вот тут ты ошибаешься. Когда ты нежданно-негаданно объявилась на ферме, я была слишком потрясена, чтобы задаваться какой-то целью. Единственное, что мне хотелось, так это побыстрее избавиться от тебя. А когда спустя пару дней я прочитала в газете, что ты являешься богатой наследницей, я решила изменить свои показания и понадеялась на то, что тебя легко можно будет обмануть. Я тогда готова была рвать на себе волосы за то, что в первую встречу прогнала тебя. Впрочем, скоро я придумала, как можно все поправить.

— А я поверила в твои басни и позволила твоему дружку уговорить меня добровольно расстаться с тридцатью тысячами фунтов.

Она рассмеялась:

— Уж и не думала, что на меня с неба свалится такая сумма. Да и Кевин не мог даже мечтать об этом. Мы сомневались в том, что ты окажешься такой великодушной, но, как говорится, попытка не пытка. Мы попытались, и получилось все на удивление просто.

Она скривила губы в усмешке.

— И поверь мне: я вполне была удовлетворена этими деньгами до тех пор, пока не увидела тебя барахтающейся в волнах. Тогда мне пришло в голову, что, если я возьму сейчас и просто уйду, ко мне в руки свалится настоящее богатство. Я, разумеется, знала от Кевина о завещании, которое ты составила в мою пользу. Это была случайность. Тот редкий шанс, который привел меня в тот вечер к морю. Если бы я пошла на прогулку другой дорогой, ничего бы не было. Поэтому я в душе убедила себя, что я пошла другой дорогой и не видела тебя. Мне это показалось относительно честным.

— Честным?! — в изумлении вскричала я.

Меня поразила не столько ее решительная попытка погубить меня, сколько ее хладнокровная логика.

— Представляю, что с тобой было, когда ты увидела рыбака, который спас меня.

— Да, верно. Было уже совсем темно, и я была уверена, что тебя никто не заметит. Да и кто пойдет в такую ночь по прибрежной тропинке? Если бы не этот дурак со своей собакой, через двадцать минут тебя бы смыло со скалы.

Дрожь пробежала по моему телу.

— Ты, должно быть, смертельно испугалась, что я видела тебя и, придя в чувство, покажу на тебя пальцем.

— Да нет, я как раз не боялась. Ты не могла никого узнать в таких сумерках. Я и сама-то узнала тебя только по голосу. Но тем не менее я была потрясена до глубины души, когда ты рассказала, что видела женщину в пальто с капюшоном.

— Ты тут же упрятала пальто на чердак и поощряла потом мое заблуждение относительно Рейчел.

— Нет, Дженни, у тебя, оказывается, плохая память. Я пыталась изо всех сил убедить тебя в том, что тебе это померещилось. Я хотела заставить тебя молчать об этом происшествии, так как боялась, что кто-нибудь вспомнит о моем пальто с капюшоном.

— А сегодня ты уже окончательно решила покончить со мной.

Нахмурившись, она вытащила из кармана пачку сигарет. Когда она прикуривала, я заметила, как дрожит пламя на спичке, и только сейчас поняла, что ее внешнее спокойствие — только маска.

— Я не хотела, Дженни. Тут на днях я провернула одну штуку, а когда она не сработала, я уже приготовилась оставить все как есть.

— Это ты позвонила Малахию Фицпатрику, — тоном прокурора проговорила я.

Она утвердительно кивнула:

— Я знала, что тебя держит здесь только одно — Джеф Лангтон. Я надеялась, что смогу этим звонком разрушить ваши отношения раз и навсегда. Сегодня утром, когда ты исчезла, я догадалась, что он позвонил и ты как-то смогла все с ним уладить. И все же я решила подождать. Отпуск Джефа Лангтона не может длиться вечно. Я знала, что, как только он уедет, уедешь и ты. К сожалению, когда я застала тебя на чердаке с пальто в руках, я поняла, что не могу отпустить тебя живой.

— Если бы ты не занервничала так заметно, я не придала бы этому пальто значения!

— Но ты заглянула в список продуктов.

— Да, мне что-то показалось в нем странным, но я и над этим не стала бы задумываться, если бы ты не вырвала его так резко у меня из рук и не уничтожила потом.

— Я видела, что этот листок бумаги тебя подсознательно насторожил.

— И ты решила, что я должна умереть. Должно быть, ты запаниковала, когда я сбежала от тебя. Там, на дороге.

— Наоборот, я быстро взяла себя в руки. Я всегда привыкла рассуждать, руководствуясь логикой. Так вот, я решила, что тебе в любом случае ничего не доказать. И потом, кто поверил бы тебе, что твоя собственная мать решила убить тебя, подумай сама. Всем известно, как огульно ты обвинила Рейчел Фицпатрик в том, что она якобы бросила тебя умирать в море. А сейчас люди просто решили бы, что случай в море расстроил твой рассудок. Ты выглядела бы в глазах всех истеричкой. Кстати, я не знала наверняка, докопалась ли ты до всего или нет. Я допускала, что ты снова во всем обвинишь Рейчел.

Я подавила зевок. Состояние было дурацкое. Мне жутко хотелось спать. Усталость, казалось, выветрила весь мой страх.

— Ты, очевидно, совсем забыла о письме, которое моя мать написала Лейле, — сказала я заплетающимся языком.

Она раздавила сигаретный окурок в стеклянной пепельнице.

— Нет, представь себе, не забыла. Как только я поняла, что ты свободно можешь сказать Лангтонам о своих подозрениях относительно меня, я решила избавиться от этого опасного клочка бумаги. Я нашла его в твоей сумочке с письменными принадлежностями и бросила в огонь.

— Ты… Ты уничтожила это письмо?! То самое письмо, которое я держала у своего сердца с самого детства?!

Гнев бушевал во мне, но говорила я ленивым тоном. Я только сейчас поняла, что мне уже становится трудно говорить.

— Кто ты?! — пораженно воскликнула я. — Кто ты?!

Она улыбнулась, но эта улыбка больше походила на гримасу.

— Когда ты наконец поняла, что я не мать тебе? Только сейчас? Или раньше?

Я была уверена, что она прекрасно знает: раньше у меня относительно нее не было и тени подозрений. Она знала это, но нуждалась в моем подтверждении.

— Я уже говорила тебе, что истина открылась мне только сегодня вечером. А то, что ты не мать мне, я осознала минуту назад. — Язык у меня заплетался все больше, и мне уже стало трудно оформлять свои мысли в слова. — Еще час назад мне все казалось бессмыслицей. А минуту назад, когда я вновь подумала о том списке продуктов, я наконец поняла, что именно не давало мне покоя. Твой почерк отличается от того, каким написано письмо моей матери к Лейле. Я… Я должна была обратить на это внимание еще тогда, когда ты показала мне фотографию отца и сказала, что сама надписала ее…

— Тогда тебя волновало только имя Кеннет, не правда ли? Тебе было не до почерка. Я уверена, что ты не заметила разницы. Я, разумеется, тут же уничтожила фотографию и позаботилась о том, чтобы ты в следующий раз не наткнулась на какой-либо другой образец моего письма. Конечно, я понимала, что рано или поздно ты вспомнишь о фотографии и подметишь разницу в почерках, но считала, что мне удастся убедить тебя в том, что почерк с годами меняется. Он на самом деле меняется, ты ведь знаешь.

Я знала, что она говорит правду, но сомневалась, что почерк человека может даже через много лет измениться настолько радикально. Моя настоящая мать писала мелко, убористо, буквочки были кругленькими и ровными. А почерк этой женщины был крупный и угловатый.

— Однако, когда я увидела у тебя в руках список продуктов и догадалась, что подсознательно тебя мучают какие-то подозрения, я поняла, что теперь убедить тебя хоть в чем-нибудь будет, наверно, невозможно. Ты видела еще и мое пальто. Что касается списка, то с моей стороны было крайней неосторожностью оставлять его на столе. — Она сделала паузу, потом продолжила: — Сегодня, когда ты сбежала от меня, я рассудила, что все на самом деле еще не так безнадежно, как кажется на первый взгляд. Я была почти уверена в том, что, даже если ты расскажешь Лангтонам или кому-нибудь другому о том, что пыталась сбить тебя машиной, тебе никто не поверит в эту дикую басню. Я поняла, что у меня осталось два варианта. Первый: я могла блефовать. Изобразить горькую обиду на твое обвинение и тут же покинуть Ирландию. Исчезнуть без следа. С другой стороны, оставалась надежда на то, что твое озарение немного опоздает и ты, все еще ни о чем не подозревая, вернешься ночевать на ферму. Тогда я тебя убью. Я понимала, что, если удастся устранить тебя, мне будет гораздо спокойнее. Да и потом, я не забывала о деньгах, которые унаследую. Ведь эти деньги для тебя ничего не значат. Ты даже не знаешь, как их тратить.

Я с трудом поднялась на ноги. Жирные желтые розы, которыми были усыпаны обои в комнате, затанцевали передо мной в какой-то дикой пляске. На меня стал стремительно надвигаться пол. Я зажмурила глаза, надеясь, что, когда открою их снова, все вокруг будет в порядке. Но все оказалось еще хуже. Комната закружилась вокруг меня, как будто я была осью карусели.

Когда Сара помогла мне опять взгромоздиться на стул, я сказала:

— А где же моя мать?

— Она умерла, Дженни.

— Откуда у тебя ее бумаги? — требовательно спросила я.

Я снова попыталась подняться.

— Сядь, Дженни. Иначе ты упадешь.

«Она права, — подумала я. — Я заболела».

Но вслед за этой мыслью неожиданно пришла в голову мне другая. Я все поняла, и холодок ужаса пробежал по моему телу. Я бессильно упала обратно на стул.

— Ты… Ты что-то подсыпала в кофе! Ты… Ты отравила меня! — закричала я.

— Ну подумай сама, Дженни! Зачем мне травить тебя? С моей стороны это было бы не очень умно, согласись. Все должно быть похоже на несчастный случай. Я всего-то и сделала пока, что кинула тебе в чашку четыре таблетки снотворного, чтобы с тобой легче было справиться.

— Нет! Нет! О, нет! — Я стала бить себя руками по лицу изо всех сил, стараясь проснуться.

Слава Богу, что я не допила этот мерзкий кофе! В противном случае я уже давно бы свалилась.

Она схватила меня за руки и крепко прижала их к моим коленям.

— Перестань. Лучше тебе уже не будет. Через несколько минут я возьму тебя с собой на прогулку к морю. Ты будешь слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Я в глубине души с самого начала была уверена, что она не выпустит меня живой. У нее не было другого выхода. Я слишком много знала.

И, однако, какая-то часть меня упорно отказывалась верить в реальность происходящего. На минуту страх выветрил всю дремоту, которая уже начала было обволакивать меня. Лицо Сары вновь стало четким.

— Судя по всему, ты хочешь столкнуть меня в море, — уныло проговорила я.

— Да. Все подумают, что ты во время прогулки случайно оступилась и упала.

— Джеф в это не поверит. Ты же сообщила ему, что я легла спать.

— Я скажу, что ошиблась.

— Его не удастся так легко провести. Он поверил наконец в то, что я действительно видела человека на берегу в тот вечер. И я сказала ему, что сегодня вечером меня пыталась сбить машина.

— Он не подозревает меня, иначе просто не отпустил бы тебя сюда ночевать.

— Он думает, что это была Рейчел…

— Бедняжка Рейчел! Остается надеяться, что у нее окажется железное алиби.

— Джеф!.. Джеф!.. — отчаянно крикнула я.

Впрочем, я понимала, что он бессилен как-нибудь помочь мне. Я знала, что больше никогда его не увижу. Мысль о том, что Сара отнимет меня у Джефа, наполнила мое сердце яростью, и комната в очередной раз перестала крутиться перед глазами.

Нет, я не позволю ей осуществить ее гнусный план!

— Вставай, Дженни. Мы идем на прогулку.

Голос у Сары был все такой же слащаво-вкрадчивый, но в глазах застыл неживой блеск.

— Когда патологоанатом обнаружит, что я принимала снотворное в таком количестве, он заподозрит неладное.

— Я скажу следователю, что у тебя болела голова и перед сном ты захотела принять аспирин. Тогда он решит, что снотворное ты проглотила по ошибке, таблетки ведь похожи. А чтобы избавиться от его действия и проветрить голову, ты пошла прогуляться. Тут и случилось несчастье…

— Не думаю, что у тебя пройдет все так гладко, как ты расписываешь!

— Все пройдет именно так. Всем известно, что я твоя мать. Не забывай об этом.

Я знала, что она права. Она все просчитала. Ее действительно никто не заподозрит. Не будет оснований для этого. Даже у Джефа.

Схватив за руку, она силой подняла меня со стула. Я попыталась было оттолкнуть ее, но не нашла для этого сил.

— Зачем тебе убивать меня? Возьми деньги, я обещаю, что никому не расскажу о том, что ты пыталась со мной из-за них сделать. Никому не расскажу, что на самом деле ты не мать мне.

Она презрительно рассмеялась:

— Ты что же, за последнюю дурочку меня держишь? Стоит мне тебя отпустить, как ты прямиком отправишься в полицию.

— Нет, клянусь!

Впрочем, я понимала, что все это глупо и мне уже ничто не поможет. Никакие мои клятвы и обещания не отвратят ее от задуманного злодейства. Я могла только молиться, чтобы, когда мы выйдем на улицу, свежий ветер стряхнул с дремотное состояние, из-за которого мое тело было уже наполовину парализовано.

Она крепко держала меня за руку.

— Пойдем, Дженни. Сейчас высокий прилив. Все кончится быстро, ты даже ничего не успеешь почувствовать. Сегодня ты совсем беспомощна и не сможешь бороться против волн.

Она сняла со спинки стула пальто и стала пропихивать мои руки в рукава.

— Кто ты, скажи? — услышала я свой собственный сонный голос.

Впрочем, мне было все равно, ответит она или нет.

Какой-то истеричный хохот исказил черты ее лица, и это неожиданно принесло мне удовлетворение. Я знала, что в глубине души она вовсе не так хладнокровна, какой хочет казаться. Под маской ледяного спокойствия скрывалась женщина, которая может вот-вот не выдержать и сорваться. Впрочем, чем это мне могло помочь?..

— Ты все так красиво разоблачила, а до этого не докопалась? Ну, Дженни, я разочарована в тебе.

Вдруг я почувствовала, как напряглось все ее тело. Я отчаянно заморгала, чтобы отогнать хоть на мгновение сонную пелену от глаз. Взглянув на Сару, я с изумлением увидела на ее лице выражение паники. Она неподвижно смотрела на дверь, глаза у нее были дикие, как у загнанного животного. И в ту же секунду я услышала тихий звук шагов в холле.

— Джеф… О, Джеф… Милый… — прошептала я, еле ворочая языком, чувствуя, как меня переполняет ощущение счастья и глубокого облегчения.

Что-то вызвало у него подозрения, и он решил приехать!

Дверь в комнату открылась, и я увидела на пороге… Нет, не Джефа. Кевина.