На позднем субботнем завтраке Скай молчал, ломая голову над тем, стоит ли ему рассказывать Николасу о том, что так недавно произошло в Джилии. Как бы он себя чувствовал, если бы кто-то из другого мира пришел к нему с новостью о его матери и ему пришлось бы услышать, что ее отравили?

— Как у тебя дела с фехтованием? — поинтересовалась Розалинд.

— Прекрасно,— ответил Скай, очнувшись от своих мыслей.—Да, все очень хорошо. Я хочу сказать, что пока не очень хорошо, но Николас думает, что у меня может получиться, если я буду усердно тренироваться.

— А он серьезно относится к вашим занятиям?— спросила она.— Если ты так увлекаешься фехтованием, может быть, тебе нужно брать платные уроки?

— Это очень дорого, мама, а он прекрасный фехтовальщик. Нам повезло, что он тренирует меня бесплатно.

Скай встал и убрал завтрак, машинально положил посуду в посудомоечную машину и вытер стол. Потом он проверил, поел ли Ремеди.

— Что ты хочешь на ланч? — спросил он у Розалинд, открывая холодильник.— Я сейчас иду заниматься с Николасом — может быть, сделать тебе сэндвич, чтобы ты его съела попозже?

— Нет, дорогой. Мне сегодня хорошо. Я сумею и сама что-нибудь приготовить, когда проголодаюсь.

Скай посмотрел на мать: похоже, она действительно хорошо себя чувствовала. Он снова сел за стол и взял ее руки в свои,

— Тебе точно хорошо? Мне и вправду кажется, что тебе стало намного лучше,

Мать кивнула.

— Не знаю почему, но я чувствую себя так, будто подхожу к концу длинного туннеля. А он был длинным, не так ли? Не знаю, что бы я без тебя делала.

Скай поскорее убежал, чтобы встретиться с Николасом в мест-ном спортзале; ему не хотелось оставаться и выслушивать благодарности матери. Если бы его жизнь была такой, как прежде, сейчас он чувствовал бы себя беззаботным. Мать выздоравливала, наступили теплые дни, а через несколько недель начнутся пасхальные каникулы. Но, став Стравагантом, он считал, что все усложняется. Он видел, как самый влиятельный человек в Талии чуть не умер от отравления, и Скай больше не был уверен, кому можно доверять.

Для Камилло Нуччи, самого старшего из молодого поколения в семье, было делом чести ненавидеть каждого ди Кимичи, а его заветнейшим желанием было отомстить за убийство своего дяди Донато, которое произошло еще до рождения Камилло. Его отец Маттео был пока самым богатым Нуччи, и по его заказу строился самый роскошный дворец на дальнем берегу реки, главным образом для того, чтобы досадить герцогу Ник-коло. И Палаццо ди Кимичи на Виа Ларга, и величественный Палаццо Дукале на главной городской площади были меньше, чем этот дворец Нуччи.

Род Нуччи был таким же старинным, как и род ди Кимичи. Семейство Нуччи было почти таким же богатым, как и семейство ди Кимичи. Но два клана находились в состоянии войны, и никто уже не помнил, когда она началась. Скорее всего, это произошло более двухсот лет назад, когда первый Альфонсо ди Кимичи и первый Донато Нуччи были друзьями. Молодые люди ухаживали за одной и той же молодой женщиной — прекрасной Семирамиде. Она была столь же надменна, сколь и красива, а оба поклонника были менее знатного происхождения, чем она сама.

Все происходило в то время, когда два семейства только начинали копить свое богатство: Нуччи получали прибыль от производства шерсти, а ди Кимичи — от изготовления духов. Молодые люди принесли подарки Семирамиде. Подарком Донато была шерстяная шаль, теплая и мягкая, но не очень элегантная. А подарком Альфонсо — хрустальный пузырек лилейного одеколона.

Тогда было лето, и тщеславная Семирамиде отложила шаль, но побрызгала запястья одеколоном. Альфонсо добился ее благосклонности. С тех пор на протяжении поколений, если один из Нуччи встречал кого-то из ди Кимичи на улице, первый держался за нос, а второй блеял, как овца. Звезда ди Кимичи засияла быстро: деньги, которые они заработали, продавая духи и лосьоны, принесли им такое богатство, что они вскоре открыли банки, где хранились деньги половины королевских домов Европы; банки начисляли большие проценты за свои займы.

Альфонсо умер, когда ему было за шестьдесят, а через восемнадцать месяцев его старший сын Фабрицио объявил себя герцогом Джилии. Богатство Нуччи также приумножилось дух обширные овцефермы обеспечивали им непрерывный приток капитала. Но они никак не могли сравняться с ди Кимичи, которые держались высокомерно, носили изысканную одежду и приобретали титулы так же легко, как другие покупали ботинки.

Нуччи могли бы собрать своих сторонников, чтобы сформировать нечто вроде оппозиции семейству ди Кимичи в Джилии. Но вместо этого они лишь грустно размышляли над своими недостатками и учили молодое поколение ненавидеть парфюмеров и банкиров.

Однако они все-таки занимали почти равное с ди Кимичи положение в обществе, поскольку были богаче любого другого талийского семейства, и поэтому казалось, что давняя неприязнь будет забыта, когда молодому Донато предложили посвататься к Элеаноре ди Кимичи. Но первоначальная вражда вспыхнула снова и война между двумя семействами стала в сто раз ожесточеннее после оскорбления, нанесенного Элеаноре, и убийства Донато.

Неудивительно, что Камилло не скрывал своей радости, узнав о том, что герцога пытались отравить. Ему рассказал об этом человек, который, сняв ливрею лакея ди Кимичи, прямо с Виа Ларга побежал в старый palazzo Нуччи.

— А ты задержался, чтобы посмотреть, заболел ли он?— с нажимом спросил Камилло.

— Да, — ответил он. — Я сам подал ему грибы, молодой князь их не ел — вы говорили, что именно так и будет. Потом, когда они доели главное блюдо и взялись за фрукты, герцог стал хвататься за желудок. Я подождал, пока его не начало тошнить, а потом подумал, что мне лучше удрать.

— Они начнут расследование с повара, я в этом не сомневаюсь, — сказал Камилло. — Не хотел бы я оказаться на его месте. — Он вручил своему наемнику кошелек, полный серебра со словами: — Хорошая работа. А теперь, я думаю, тебе следует несколько недель отдохнуть — возможно, в горах.

*  *  *

Камилло не был бы так счастлив, если бы увидел герцога Никколо через несколько часов сидящим в кровати в белоснежной ночной рубашке с блеском в глазах. Его тело и душа не по-страдали.

Вокруг герцога столпились сыновья, а дочь была готова помочь ему, если понадобится, но сцены на смертном одре не предвиделось — во всяком случае, не в этот раз.

— Что сказал повар? — спросил он Фабрицио.

— Он клялся, что грибы прибыли от его обычного поставщика и не вызывали никаких подозрений, когда он послал блюдо наверх.

— А ты пытал повара, чтобы убедиться в его честности?— произнес герцог с таким же спокойствием, будто хотел сказать: «Ты уверен, что дождь не идет?»

— Да, отец, — ответил Фабрицио. — Не лично, конечно, и немного. Было ясно, что он говорит правду. Он уже давно служит нашей семье.

— Любого можно купить, — возразил герцог. — Любого. Но я надеюсь, что ты прав. А как насчет лакея?

— После того как он подал блюдо, его никто не видел, — сообщил князь Карло. — Скорее всего, это он подсыпал яд. Мы разослали людей по городу, чтобы они искали его.

— И кого же они ищут? — съязвил герцог. — Мужчина. Это все, что мы можем о нем вспомнить, не так ли?

Карло молчал.

— Давайте не будем больше тратить времени на слугу,— примирительно произнес герцог. — Нам нужен хозяин. Я знаю, что у меня много врагов, но Страваганты здесь не виноваты. Они действуют более хитрыми методами. Мы должны искать истоки этой попытки покушения на мою жизнь в доме Нуччи, и нигде в другом месте, — он выглядел так, будто был готов выпрыгнуть из кровати и сам призвать преступника к ответу.

— Отдохни, отец, — сказала Беатриче, — Ты еще слаб, и тебе надо поспать, чтобы восстановить силы.

— Неужели нам не нужны доказательства, прежде чем как обвинять Нуччи? — спросил князь Гаэтано. — Мы же только предполагаем, что за этим стоят они.

— Тогда найди доказательства, — огрызнулся герцог. — Но пока, если у меня еще есть трое сыновей, преданных мне, я буду ждать, чтобы за это преступление отомстили.

Скай дождался момента, когда они с Николасом пошли принимать душ после урока фехтования, чтобы рассказать ему о герцоге. Только в это время он мог быть уверен, что поблизости не будет Джорджии. Она наверняка не одобрила бы, что он передал ее другу такую плохую новость.

— Хотели отравить? — спросил  Николас, все еще стол под струей воды. — С ним все в порядке?

— Да, — ответил Скай. — Он выздоравливает. Брат Сульен дал ему противоядие.

— Но кто это сделал?

Скай пожал плечами:

— Никто не знает.

— Держу пари, что это были Нуччи, — сказал Николас, когда они вытирались в раздевалке. — Я не могу с этим смириться. Я должен отправиться туда.

— В Джилию? — с удивлением спросил Скай.

Николас вздохнул.

— Но я не могу, правда ведь? Мой талисман из Реморы и приведет меня в Город Звезд. Я мог бы поехать оттуда в Джилию на лошади, но это займет, по крайней мере, полдня, а мне надо будет вернуться в Ремору в тот же день, чтобы стравагировать назад сюда, — он расстроенно дергал себя за мокрые волосы;— А вернуться не так-то легко. Но я обязан. Меня сводит с ума мысль о том, что моя семья в опасности. А если кто-то попытается убить Гаэтано?

Карло не советовался с братьями, Он взял из сундука кинжал и спрятал его в свой замшевый сапог. Выбежав из palazzo и сбежав вниз по ступенькам, он наткнулся на человека, который, как он знал, был шпионом герцога Никколо.

— Пошли со мной, — прошептал ему Карло. — Веди меня туда, где будут Нуччи,

Увидев Карло, Энрико понял, что тот собирается мстить. Он не делал никаких попыток успокоить или отговорить князя. Если кто-то из ди Кимичи хотел убить кого-то из Нуччи, это было их семейным делом. Если бы Энрико смог помочь, они были бы благодарны ему, и не зависимо от того, закончится попытка неудачей или успехом, Энрико оказал бы влияние на еще одного члена семейства ди Кимичи.

Они вдвоем покинули palazzo, а вслед за ними шел неприметный уличный мальчишка. Угорь узнал своего ученика и улыбнулся сам себе; еще один свидетель здесь вовсе не помешает.

Нуччи будут в своем palazzo возле монастыря Святой Марии из виноградника, подумал Энрико, хотя это не подходящее место, для того чтобы мстить Нуччи. Он посоветовал подождать поблизости, пока не выйдет кто-то из этого семейства. Уже начинало темнеть, и как только зажгутся факелы, все светские семьи Джилии оденутся во все самое лучшее, чтобы встретиться друг с другом на passeggiata по главным площадям города.

Карло был совершенно неопытным в таких делах: он хотел заколоть первого попавшегося Нуччи на виду у всех тех, кто уже собрался на площади, за пределами церкви при монастыре. Но Энрико удавалось его сдерживать, пока не вышли три брата Нуччи — Камилло и его младшие братья Филиппо и Давиде. Они были далеко от palazzo.

Молодые люди шли по аллее, избрав кратчайший путь на Пьяцца Дукале. Двое старших Нуччи оказались несколько впереди, так как восемнадцатилетний Давиде, очень гордившийся тем, что может выйти на прогулку со старшими братьями, остановился, чтобы погладить бродячего пса.

— Пора! — прошипел Энрико, и Карло сбил юношу с ног одним ударом. Давиде Нуччи не успел и вскрикнуть. Он по-чувствовал, как между его ребер вонзился клинок, а вслед за этим ощутил, как течет его собственная кровь. Прежде чем закрылись его глаза, юноша увидел злорадную ухмылку молодого князя и услышал топот его ног по булыжнику.

Камилло заметил, что младший брат отстал.

— Поторопись, Давиде, — позвал он. — Ты заставишь юных дам ждать!

Он обернулся и увидел упавшее тело в дальнем конце аллеи.

Камилло и Филиппо помчались назад, туда, где лежал и умирал их младший брат, Они сделали все, что могли, чтобы остановить кровотечение, но сразу было видно, что рана смертельная.

— Кто? — спросил Камилло, который когда-то качал маленького Давиде на руках. — Кто это был?

— Ди Кимичи, — были последние слова Давиде. Щенок лизал капли его крови на булыжниках, пока братья, воздев руки, делились своим горем с темнеющим небом.

— Что ты говорил Николасу? — прошептала Джорджия, — Он как-то странно себя ведет.

Скаю пришлось рассказать ей о попытке отравления.

— Тебе не нужно было говорить ему об этом, — сказала Джорджия.

— Но как же я мог промолчать, если он спрашивал меня, что происходило в Джилии вчера ночью? Ты ведь понимаешь, как я был потрясен, когда увидел, что человек чуть не умер от яда.

— Да, но тот человек не был твоим отцом, — возразила Джорджия и тут же пожалела о своих словах, увидев выражение лица Ская. Она знала, что у него была только мама, и догадывалась, что с его отцом связана какая-то тайна, потому что он никогда о нем не говорил, всем девочкам из ее потока было известно об этом. Она совершила бестактный поступок, хотя хорошо представляла, каково жить без отца. Отчим Джорджии, Ральф, любил ее, как родную дочь, тем не менее она понимала, что такое семья и какие страдания могут испытывать втайне от всех ее члены.

Она нерешительно дотронулась до руки Ская.

— Прости, — сказала она.

И именно тогда Элис их увидела. Она не ожидала такого удара. Оказывается, Скай интересовался вовсе не ею, а хотел познакомиться лишь для того, чтобы сблизиться с ее лучшей подругой. Элис отвернулась и покраснела.

— Проклятье! — проговорила Джорджия, увидев Элис.— Я сегодня все делаю неправильно. Просто я очень беспокоюсь о Николасе. Он говорит, что хочет вернуться в Талию, Мне кажется, он жалеет о том, что пришел в наш мир.

— Ты чувствуешь себя ответственной за него? — спросил Скай.

— Да. Если бы не я — и Лучано, — его бы здесь не было. Мы пытались убедить его, что он будет очень скучать по своей семье, но я не могу тебе передать, как решительно он был настроен. Я никогда не встречала человека с такой сильной волей, как у Ника. А ведь он тогда был совсем ребенком.

— И это только чувство ответственности, не больше? — Скай удивился собственной дерзости. Несколько дней назад Джорджия казалась ему далекой и отпугивающей, а теперь он спрашивал ее, влюблена ли она в мальчика, который на два года младше ее.

Джорджия не рассердилась.

— Нет. Это не только чувство ответственности. Думаю, мы с Ником всегда будем вместе, потому что он единственный, кто знает, что чувствовала я в Талии, Пережив подобное, ты просто не сможешь больше жить своей обычной жизнью, так, будто ничего не случилось. Я знаю, кто он на самом деле, а он знает, кто на самом деле я. Как видишь, все очень просто.

— А для него не просто, — заметил Скай.

— Для любого это было бы не просто, не так ли? — ответила Джорджия. — А почему ты никуда не пригласишь Элис?

Скай был потрясен. Он и не предполагал, что Джорджия заведет разговор на эту тему.

— Ты уже давно этого хочешь, правда ведь? — продолжала Джорджия. — И ты ей нравишься, тебе и самому это известно.

Скаю вдруг показалось, что выглянуло солнце и запели все птицы, В его легких стало слишком много воздуха, чтобы нормально дышать, Он улыбнулся Джорджии, а она улыбнулась в ответ.

— Иди же, — сказала Джорджия, — она вон там. Сделай это, пока Элис ничего не подумала о нас с тобой. Но я хочу, чтобы мы еще раз поговорили о Нике.

Во дворце Нуччи царил полный хаос. Братья, нарядная одежда которых была запачкана кровью Давиде, принесли его домой и положили в семейной капелле. Мать и сестры начали оплакивать его, и их громкий плач был слышен на всех близлежащих улицах. Мужчины оставили тело Давиде женщинам и собрались в кабинете Маттео. Слуги принесли вина, и Камилло сильно напился.

Доведенный горем до бешенства, он в глубине души понимал, что в какой-то мере виновен в смерти Давиде. Ни один ди Кимичи не заколол бы мальчика, если бы Камилло не отравил герцога, Но он просто не мог себе позволить так думать. Единственным способом не сойти с ума было говорить самому себе, что ненавистные ди Кимичи снова нанесли удар. Они убили его маленького брата, точно так же как убили его дядю, и он успокоится, только если прольется кровь кого-нибудь из их семьи.

Слуга, наливавший вина Маттео Нуччи, что-то прошептал на ухо хозяину. Тот вздрогнул и остановил взгляд на старшем сыне.

— Я слышал, что сегодня кто-то пытался убить герцога Никколо, — сказал он, слегка глотая слова.

— Ха! — фыркнул Камилло. — Я бы сказал, что это было гораздо больше, чем попытка.

— Лучше бы ты ничего не сказал! — взорвался отец. — Герцог жив, а мой мальчик лежит в капелле.

Камилло был потрясен:

— Не может быть!

Теплый вечер, когда Камилло с важным видом расхаживал по площади, лопаясь от гордости, от того что ему удалось избавить город от надменного тирана, превратился для него в черную ночь отчаяния.

— Похоже, ты много об этом знаешь, — сказал Маттео, — Но ты не знаешь, что герцога исцелил старший монах из здешней церкви. Неужели ты не мог придумать ничего лучшего, чем по-пробовать отравить одного из тех, чья фамилия произошла от слова «аптекарь»? В их распоряжении лекарства, которых нет ни у кого другого. И разве они сейчас утруждают себя подсыпанием ядов? Нет, они мстят за обиды ножом! .. — И старик заплакал.

— Прости меня, отец, — с болью в голосе произнес Камилло. — Но я отомщу за него. Я не успокоюсь, пока улицы Джилии не зальются кровью ди Кимичи!

— И что от этого изменится к лучшему? — раздался голос на пороге. Грациелла Нуччи уже надела черные одежды, которые будет носить до конца жизни. — Вернет ли мне это Давиде? Нет. Ты добьешься только того, что в обеих семьях будет больше смертей, больше женских слез, а у священников и могильщиков — больше работы. Я завидую Бенедетте ди Кимичи, потому что она покоится в земле, где ей не приходится больше бояться гибели кого-то из своих детей.

Камилло любил и почитал свою мать, но даже при том, что он разделял ее страдания и обещал ей, что не продолжит вендетты, он был твердо намерен нарушить свое слово.

*  *  *

Сандро потерял покой. Он никогда раньше не видел, как умирает человек, а тот, кто недавно умер у него на глазах, был ненамного старше его. Мальчик подобрал щенка и унес его в свое жилье. Ему не очень хотелось есть, и он с удовольствием дал животному половину своей порции печенки с луком. Пес жадно проглотил еду и завилял хвостом.

— Думаю, ты такой же плохой, как и я, — сказал Сандро,— Всего лишь уличный бродяга, готовый сделать все что угодно ради еды.

Он знал, что удар нанес князь Карло, но видел, как Угорь привел его на то место и кивнул, когда юноша отошел от братьев, как волк, который выбрал своей жертвой беззащитного ягненка.

Значит, его хозяин был не только шпионом, но и убийцей. Впрочем, Сандро мог бы и догадаться. Джилия — жестокий город, привыкший к таким вещам. Разве не был он сам зачарован сценой убийства кинжалом на маленькой площади? Но теперь, когда Сандро своими глазами увидел, как лилась кровь на булыжники, он почувствовал, что ему уже надоели эти отвратительные зрелища.

Щенок дремал на коврике.

— Ты чувствуешь то же, что и я, не так ли? — обратился к нему Сандро. — Кровь и соус. Но ведь это был настоящий мальчик, как Тино. Кто-то, у кого были мать и отец, которые его любили. А у нас с тобой все по-другому. Не думаю, что кто-нибудь будет скучать по тебе или по мне.

Сандро удивился, когда ощутил, что по его щекам текут слезы. Мальчик сердито вытер их рукавом. Но он был рад, что этой ночью будет не одинок. Даже общество бездомного грязного пса лучше, чем остаться одному. Он растянулся на коврике рядом со спящим щенком.

— Похоже, нам друг без друга нельзя, — сказал он, зевая.— Я бы назвал тебя в честь того молодого Нуччи, но я не знаю его имени. Все же он был чьим-то братом. Я назову тебя Фрателло.

*  *  *

Когда Скай вернулся той ночью в Талию, он увидел, что Сульен, погруженный в свои мысли, ходит взад и вперед по маленькой келье.

— Началось, — сказал он. — Нуччи пытались отравить герцога, а теперь кому-то удалось убить младшего Нуччи. С этого момента Джилия будет в состоянии гражданской войны.