Нити дождя. Скрежет шин. Редкие аплодисменты. И стюардесса, сообщающая о прибытии в лондонский аэропорт Хитроу.
Час спустя Данфи уже мчался по Уэст-Энду по линии Пиккадилли и вспоминал свою последнюю поездку на метро. С одной стороны, почти ничего не изменилось. В тот раз он бежал с места убийства, и теперь он тоже бежит с места убийства. Однако были и определенные отличия: четыре месяца назад был убит совершенно чужой ему человек, теперь же он пережил зверское убийство близкого друга; а сейчас, когда поезд проносился по унылому, залитому дождем пейзажу, Данфи пытался спастись от собственной неминуемой гибели. Разница была существенная.
Никак не получалось сосредоточиться. Мысли Данфи устремлялись в разные стороны. О чем бы он ни пытался думать, сцена убийства в доме Роско упорно вновь и вновь всплывала перед его мысленным взором, подобно дешевому снимку.
Клементина…
Роско…
Как она отреагирует, если он появится на пороге ее квартиры? Внезапно. Без предупреждения.
Задушили…
Данфи надеялся, что Клементина будет безумно счастлива видеть его, но подозревал, что ее радость может быть несколько испорчена острым желанием убить его. Ведь, в конце концов, он бросил ее. Или по крайней мере так ей могло показаться.
И повесили…
Возникла «ситуация»: Данфи и весь остальной мир, Данфи против всего остального мира. Вокруг этой темы его мысли вращались подобно стрелке секундомера на жидкокристаллическом табло.
Он путешествовал по вполне законному паспорту, что было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что британцы вряд ли могли заинтересоваться американцем по имени Данфи. Их гораздо больше занимал воображаемый ирландец по имени Керри Торнли, внезапно исчезнувший несколько месяцев назад. Торнли — личность весьма подозрительная, никто не спорит, но за пределами ЦРУ никому не известна его связь с Данфи. Все перечисленное относилось к положительным аспектам «ситуации».
К отрицательным аспектам следовало отнести то, что Управление очень скоро узнает, что он получил новый паспорт на настоящее имя. И узнав это, его начнут разыскивать за границей, и особенно в Англии. Аспект крайне негативный, ничего не попишешь, размышлял Данфи в тот момент, когда поезд изверг из себя поток пассажиров на Эрлз-Корт. Еще одна негативная сторона его настоящего имени состояла в том, что Клементина потребует объяснений.
Глаза, язык, пластиковый пакет на голове…
На лице женщины, сидевшей напротив, появилось удивленное и испуганное выражение, и Данфи понял, что застонал вслух. Он печально улыбнулся и пробормотал:
— Зуб.
Женщина явно почувствовала облегчение.
Может быть, ему следовало бы отправиться на Канары, прямо на Канары. Найти там Томми Дэвиса. Покутить. Затаиться. Через какое-то время, возможно, все рассеялось бы само собой.
Верно, подумал Данфи. Но вот только… У него был богатый жизненный опыт, на основе которого он сделал один важный вывод: практически ничего само собой не рассеивается. А если и рассеивается, то, как правило, вместе с останками причастных к делу людей. Кроме того, он не просто скрывается от преследования. У него была цель: как только он найдет парня, который пришил Роско, он…
И что? Что он сделает? Что он на самом деле сможет сделать? Убьет его? Данфи подумал и решил, что убьет. Совершенно определенно убьет. Без малейшего содрогания? Да. Без малейшего содрогания. Он сможет. Только не в убийстве суть. И даже не в парне, пришившем Роско. Убийца Роско был простым солдатом вражеской армии, выполнявшим приказ командования, и вот именно оно, «командование», и было нужно Данфи. Или, если уж быть совсем точным, «командование», армия и тот парень.
«Когда я его найду, я задушу его собственными руками. А потом похороню его. Последнее очень важно — похоронить подонка. Потому что, только похоронив его, можно помочиться на его могилу».
Двадцать минут спустя Данфи стоял под дождем у дома, где жила Клементина и смотрел на окно третьего этажа, думая, не наблюдает ли и она за ним из-за штор. Он подошел к двери, постучал. Два тихих удара. Потом немного громче.
— Клем? — произнес он шепотом. — Клем!
Никакого ответа.
Ее нет дома, подумал Данфи и повернулся, чтобы уйти, чувствуя одновременно разочарование и облегчение. Он подумал, что вернется завтра, когда внезапно услышал, как повернулся замок. Дверь распахнулась.
— Керри?
Данфи обернулся, и его взгляд впитал ее сразу всю. Она только что проснулась, и ее все еще окутывала аура тепла и домашнего уюта.
— Джек, — ответил он, переминаясь с ноги на ногу. — Меня зовут Джек Данфи. — Помолчал и добавил: — Хватит лгать.
Он улыбался как идиот, делая шаг и протягивая руки, чтобы принять ее в свои объятия, и оказался совершенно не готов к тому, что внезапно возникшая перед его физиономией ладонь Клементины нанесет ему по щеке звонкий и весьма чувствительный удар.
— О… Боже!
— Подонок! — произнесла она и размахнулась для нового удара, на сей раз правой рукой, но ему удалось перехватить ее руку и притянуть девушку к себе.
— Не надо, — сказал он. — Больно.
Данфи потряс головой, и злоба оставила Клементину так же внезапно, как минуту назад овладела ею. Слезы хлынули из глаз, и она упала в его объятия.
— Я так по тебе скучала, — прошептала она. — Мне было так плохо.
Они вошли в квартиру и, миновав гостиную, прошли прямо в спальню. Упав на кровать, они занимались любовью с нежностью и отчаянием обреченных. Снова и снова… Затем начало смеркаться, и внезапно наступила ночь. Следующее, что помнил Данфи, было то, как Клементина будит его.
Они отправились в греческий ресторан на Шарлотт-стрит с его особым неповторимым уютом, свечами и запахом дров в камине. Устроились за столиком в углу, и Данфи попытался объяснить Клементине — правда, соблюдая предельную осторожность и оттого не очень внятно, — почему ему так спешно пришлось покинуть Англию.
— Ну, понимаешь, это такой случай, которые бывают… ну, по правде говоря… как бы то ни было, я ничего не мог поделать… В общем, те люди, на которых я работаю… или работал…
— Да-да, именно. И кто же они такие? Ведь ты так и не сказал.
— Ну… они… в общем, одно правительственное учреждение.
— Значит, ты шпион?
Данфи отрицательно покачал головой:
— Нет. Я был шпионом. Ну а теперь я… — Он не знал, как закончить неудачно начатую фразу.
— И кто же ты теперь?
— Теперь, я полагаю, меня можно было бы назвать безработным.
— Значит, ты оказался лишним?
— Да. Совершенно точно. Я лишний. Я, блин, абсолютно лишний.
Клементина склонила голову набок.
— И что это значит в шпионской работе?
— Примерно то же, что и в любой другой. — Внезапно Данфи с таинственной улыбкой наклонился к ней. — Официант явно в тебя влюбился, — прошептал он.
Она пристально взглянула на него.
— Хочешь сменить тему?
— Должен.
— Почему?
— Есть такая вещь, которая называется «нужно знать».
— И что?
— У тебя ее нет.
Клементина нахмурилась.
— Мы еще посмотрим, — сказала она.
Наступила пауза. И тут Данфи внезапно, как будто вопрос только что пришел ему в голову, спросил:
— Ты все еще ходишь заниматься в Кингз-колледж?
Клементина кивнула.
— Знаешь, у меня возникли вопросы по поводу одного тамошнего профессора. Того, который погиб… Шидлофа. Как ты думаешь, я мог бы побеседовать с кем-то из его студентов?
— Не знаю, — ответила Клементина, кладя в рот оливку. — Возможно. А ты их знаешь?
— Нет. Не имею ни малейшего представления, — ответил Данфи. — И откуда я могу их знать?
Клементина пожала плечами.
— Шпион ты, а не я. Я думала, ЦРУ знает все.
— Да, конечно, возможно, что и так, но… в данный момент я в таком положении, что не могу задавать Управлению какие-либо вопросы. Послушай, в колледже наверняка есть список учащихся. Должно ведь учебное заведение знать, кто какой курс у них проходит!
— Конечно, должно. Только вот я никого не знаю в регистрационном отделе, а даже если бы и знала, существуют правила конфиденциальности. Они не предоставят мне подобную информацию. — Клементина замолчала. — Почему ты улыбаешься?
— Из-за того, как ты произнесла слово «конфиденциальность». С мягким «н».
— И это тебя до такой степени обрадовало?
— Да.
Клементина усмехнулась:
— Ну что ж, тогда нужно совсем немного, чтобы сделать тебя счастливым.
Официант поставил к ним на стол тарелки с муссакой, долмой и хуммусом и наполнил бокал Данфи вином золотистого цвета, по вкусу сильно напоминавшим шеллак. Они замолчали, наслаждаясь уютной тишиной экзотического ресторана и влюбленно глядя друг на друга. Внезапно Клементина оторвала взгляд от тарелки, наклонилась вперед и воскликнула:
— Саймон!
— Что?
— Саймон!
Данфи оглянулся.
— Что я должен сделать? Закрыть глаза? Повернуться на сто восемьдесят градусов? Что?
— Саймон учился на факультете психологии. Факультет очень большой, но… возможно, Шидлоф что-то у него читал.
— Ты можешь ему позвонить?
Она отрицательно покачала головой:
— Не думаю, что у него есть телефон. И я даже не знаю его фамилии.
Плечи Данфи опустились.
— Да, тогда найти его будет трудновато.
— Напротив, очень легко.
— Каким образом?
— На рынке в Кэмден-Лок. У его родителей что-то вроде палатки. Торгуют сантехническим оборудованием, старой военной формой. Обычным барахлом.
— Ты меня познакомишь с ним? — спросил Данфи.
— Если пообещаешь купить мне куртку сержанта Пеппера, то конечно.
Воскресенье выдалось холодное, из подземки тянуло жуткой стужей. Поднимаясь вверх по длинному эскалатору, Данфи и Клементина прижались друг к другу, защищаясь от сильнейшего вихря, поднятого кондиционерами.
— Сущий ад! — воскликнула Клементина. — Я замерзаю, а мы ведь еще даже не на улице!
Она обеими руками обхватила правую руку Данфи так, словно он пытался от нее убежать, и приплясывала, чтобы хоть немного согреть замерзающие ноги.
Клементине удавалось быть красивой без малейшего усилия, как это часто удается моделям, когда они проходят по аэропортам Нью-Йорка, Парижа и Милана. Она надела первое, что попалось ей сегодня утром под руку: старенький хлопчатобумажный свитер (черного цвета); джинсы (тоже черные, протертые на коленях); сапожки из мягкой кожи с отворотами и тонкую кожаную куртку, которая совсем не спасала от холода. Ветер разметал ее волосы, и то накрывал ими лицо, то поднимал вверх. Ей не хватало времени на косметику, да, собственно, она в ней и не нуждалась. На чистой бледной коже Клементины от холода появился легкий румянец. Стоя рядом с ней на эскалаторе, с легким грохотом поднимающемся на поверхность под наклоном в сорок пять градусов, Данфи периферийным зрением отметил взгляды по меньшей мере полудюжины мужчин.
Ветер прекратился, едва они вышли из метро, слившись с толпой на Кэмден-Хай-стрит. Боковые улочки были заполнены обкуренного, нервного вида парнями в кожаных куртках, африканскими торговцами, наркоманами, металлистами, яппи, панками, пьяницами, шизофрениками, туристами, артистами пантомимы. Воздух представлял собой мешанину из сладковатых и кислых ароматов, запаха жареных каштанов и прокисшего пива, колбасы, лука и пота. И все это двигалось под перекрывающие друг друга ритмы регги, рэпа, зуки, Билла Хейли и «Перл джем». Клементина с сияющим, радостным лицом крепко держала Данфи за руку, а толпа несла их по улице мимо хлипких палаток, загруженных свитерами, бесчисленными вешалками с грошовой одеждой и коробками с контрабандными записями.
— Такое впечатление, что у них здесь лето любви, — сказала она. — А на самом деле ведь вокруг зима и мороз. И люди выглядят совсем иначе.
Данфи хмыкнул.
— Да, ты права. Но что ты знаешь о «Лете любви»? Ведь тебя тогда даже в проекте не было.
— Я видела документальный фильм.
Они нашли Саймона в магазине его родителей, который оказался просто открытой витриной посреди хитросплетения тупичков, ниш, комнатенок в зданиях, когда-то, много лет тому назад, служивших городскими конюшнями. Худой как палка, двадцати с чем-то лет, Саймон, несмотря на вполне зимнюю стужу, стоял в пинк-флойдовской майке, голубых джинсах и «док-мартенсах». Татуировка с изображением Бетти Буп украшала то место, где должен был бы располагаться бицепс. Неподалеку электрообогреватель светился ярко-оранжевым огоньком, похожим на тот цвет, который охотники носят в сезон охоты на оленей.
Заметив Клементину, Саймон сразу расцвел.
— При-вет! — крикнул он и зашагал к ней, протянув руки для объятия.
Обнявшись, они, по мнению Данфи, слишком уж долго раскачивались из стороны в сторону. Наконец Саймон заметил его и робко отступил на несколько шагов.
— Может быть, чашку чаю? Для тебя и для твоего друга?
— Нет…
— Конечно, конечно, да! — воскликнул он и исчез за занавеской с кисточками.
Данфи бросил взгляд на Клементину.
— Кажется, ты говорила, что не очень хорошо его знаешь.
Клементина покачала головой.
— На самом деле я сказала, что не знаю его фамилии.
Несколько мгновений спустя из-за занавески появился Саймон с парой щербатых чашек, в которых дымился горячий чай.
— «Тэтли». Лучшее, что у меня есть. Зато горячий. — Он протянул чашки Данфи и Клементине и плюхнулся на один из множества стульев, что в беспорядке заполняли помещение. — Итак, — произнес он, потирая руки с видом человека, жаждущего услышать что-то интересное, — что я могу вам сегодня предложить? Душ, совсем как новенький? Вибратор, которым почти не пользовались? Или что-то еще?
— Спасибо, не сегодня. Джека интересует тот профессор… которого пришили.
— Шидлоф?
— Да-да, Шидлоф, — подтвердила Клементина. — Я сказала Джеку, что ты слушал его лекции.
Саймон пристально взглянул на Данфи.
— Значит, вы полицейский?
— Нет, — ответил Данфи.
— Друг семьи?
Данфи покачал головой.
— Просто друг Клем.
Саймон кивнул:
— Да, ведь у нее явно больше друзей, чем у Билла.
Данфи улыбнулся:
— Подозреваю, что так. Но ведь… вы действительно посещали его лекции?
— Да, посещал. Ну и что?
— Я надеялся, что у вас могли сохраниться конспекты.
— Что? От лекций Шидлофа?
— Да.
— Маловероятно. Да если бы они и сохранились, их бы уже забрала полиция. Ведь так?
— Не знаю. А с какой стати?
— Потому что полицейские приходили ко мне. Я удостоился их визита за посещение лекций Шидлофа.
— И они конфисковывали студенческие конспекты?
— Говорили, что собирают информацию. «Информацию о чем?» — спросил я их. «Не твоего ума дело!» — ответили они. Мне преподнесли великолепный урок на тему академических свобод.
— И все-таки, — настаивал Данфи, — вы можете что-нибудь рассказать о его лекциях?
— Что конкретно?
— О чем были лекции?
Саймон взглянул на Клементину, и в глазах его читался вопрос: «Что это за парень?» Клементина пожала плечами, словно хотела сказать: «Давай-давай, делай, что тебя просят».
— Ну… — ответил Саймон, — все было довольно сложно, верно?
— Я не знаю. Меня там не было.
— Зато я был. И все было очень-очень сложно.
— Может быть, ты расскажешь что-то более конкретное, Саймон? — предложила Клементина.
Парень тяжело вздохнул:
— Ну ладно. — Он повернулся к Данфи. — Знаете что-нибудь о Юнге?
Данфи отрицательно покачал головой:
— Очень немного.
— Тогда будет действительно трудновато. Ведь это был не базовый курс, а семинар.
— По Юнгу?
— Он назывался «Разметка поля архетипов» и был посвящен… — Саймон беспомощно взглянул на Клементину, и та весело подмигнула ему. Улыбнувшись, он снова глубоко вздохнул, откашлялся и повернулся к Данфи. — Ладно! — повторил он. — Семинар был посвящен Юнгу. Основателю аналитической психологии. Коллеге Фрейда. Теперь к нему относятся с определенной долей подозрительности за его, как некие критики полагают, несколько неумеренный интерес к volkisch проблемам. Проще говоря, парня подозревают в том, что ему звонили напрямую из бункера. Не говоря уже о том, что ходили слухи, будто он придумывал истории болезней своих пациентов. В качестве примера могу привести историю «Человека с солнечным фаллосом».
— Чью историю?
— «Человека с солнечным фаллосом».
— И кто это такой?
Саймон пожал плечами.
— Псих. Но он не имеет особого значения. По крайней мере для нас. Потому что подробно его историю мы не изучали. Я просто пытаюсь ввести вас в курс дела. Ведь данная тема весьма обширна и сложна. У старика Юнга было множество разных идей: о религии, мифологии, алхимии. О синхронизме.
— Это еще что? — спросила Клементина.
Саймон нахмурился.
— Смысл упомянутого термина состоит в том, что совпадения чаще всего не просто совпадения, а нечто большее, — объяснил Данфи.
— Очень точно! — воскликнул Саймон. — Совершенно верно. Синхронизм есть не что иное, как то, что вы сказали — идея значимого совпадения.
— Именно на эту тему и проводились семинары? — спросил Данфи.
— Нет, — ответил Саймон. — Предполагалось, что они должны были представлять исследование коллективного бессознательного, которое… — Парень снова впал в задумчивость, а пар от его дыхания на холодном воздухе напоминал кучевое облако. Джек уже собирался нарушить молчание, когда молодой человек поднял палец вверх, взглянул на своих гостей и начал цитировать по памяти: —…которое есть… «матрица»… образов и снов, воплощающая… Я надеюсь, вы внимательно меня слушаете, потому что каждое слово здесь — настоящая жемчужина… воплощающая филогенетический опыт всего человечества, соединяющая все со всем и воздействующая на все и вся.
Саймон наконец закрыл рот и улыбнулся.
Данфи кивнул, но на Клементину познания Саймона не произвели ни малейшего впечатления.
— Но что же это все-таки такое?
Саймон вздохнул, академический энтузиазм уже начал оставлять его. Подумав, он сказал:
— Все равно как Интернет, только без рекламы. Или можно описать его как большое облако идей и образов, но очень больших идей и очень яркихобразов, которые способны тебя по-настоящему завести. И они находятся одновременно повсюду и нигде. А модем встроен тебе в затылок. Главное отличие состоит в том, что не ты подключаешься к коллективному бессознательному, а оно подключается к тебе.
Клементина улыбнулась.
— Я так и думала, — сказала она. — И всегда в это верила.
Она сидела рядом с Данфи в стареньком кресле, скрестив ноги, наклонившись вперед и подставив лицо холодному ветру. Правой ногой Клементина выстукивала какой-то ритм, возможно, просто для того, чтобы согреться.
— Ну а теперь давай, открывай! — Она повернулась к Данфи.
— Что открывать?
— Бумажник. Ты обещал мне куртку. Так что выкладывай.
Данфи скорчил гримасу, сунул руку в задний карман и протянул ей бумажник.
— Я только на минутку, — сказала она. — Я знаю тут одно место.
С этими словами Клементина поднялась, повернулась на каблуках и вышла. Данфи с Саймоном наблюдали за ней, пока она не повернула за угол, а затем возвратились к главной теме разговора.
— На чем мы остановились? — спросил Саймон.
— На том, что оно подключается к нам, — ответил Данфи.
— Да, именно.
Мгновение Данфи размышлял. Ноги у него совсем замерзли, пальцы на ногах окоченели.
— Вы меня извините, — проговорил наконец Данфи, — но я не могу понять, каким образом из-за таких вполне невинных вещей человека могли отправить на тот свет.
— Да, жаль, что вас там не было. Шидлоф мог кого угодно загнать в гроб своими лекциями. Я хочу сказать, скука действительно была смертная.
Джек улыбнулся неуклюжей шутке парня.
— Но какова была его собственная точка зрения на проблемы, о которых он говорил в своих лекциях? Вы сказали, это был семинар, семинар по… как вы назвали? Разметке…
— …поля архетипов. Совершенно верно! Так я и сказал. Но вы должны понять, что Шидлоф по-настоящему верил в то, о чем говорил. Для него бессознательное, коллективное бессознательное, не было просто теорией. Оно было столь же реально, как вы или я. Что означало, что оно может быть описано — или размечено, или исчислено — по крайней мере в терминах своего содержания.
— Какого содержания?
— Архетипов. Когда Шидлоф говорил о коллективном бессознательном, он имел в виду поле архетипов, изначальных образов, картин, пиктограмм, корнями уходящих в самые истоки бытия. А это ведь очень круто!
— Ну и в чем состояла его цель… в чем? — спросил Данфи.
Саймон задумался на мгновение, а затем сказал:
— Думаю, Шидлоф пытался доказать теорию.
— Какую теорию? — спросил Джек.
— То, что я вам скажу, не более чем догадки.
— Я слушаю.
— Профессор работал над биографией Юнга и, кажется, нашел какие-то бумаги в Швейцарии. Он часто ездил в Цюрих с исследовательскими целями. Беседовал там с разными людьми и…
— Какие бумаги?
— Письма… Которые никто до него не видел. Профессор сказал, что они вызовут настоящую бурю, если его книга выйдет в свет.
Данфи задумался.
— И что, по вашему мнению, он пытался доказать? — спросил он после некоторого размышления.
Саймон сжал губы и поморщился.
— Он не любил особенно распространяться на эту тему, но раз или два все же проговорился.
— Вот как?
— Ну, профессор думал, что кто-то… или что-то… он никогда не говорил точно, что… но он думал… он думал… что кто-то манипулирует…
— Манипулирует чем?
— Коллективным бессознательным.
— Чем?
— Он полагал, что кто-то перепрограммирует коллективное бессознательное, вводит новые архетипы, возрождает старые.
— Каким образом? — спросил Данфи почти с откровенной насмешкой в голосе.
Саймон пожал плечами:
— Не знаю. Но если бы подобное действительно оказалось возможным, вы бы могли запросто переделать человечество. Не отходя от щита управления. Ведь в вашей власти был бы тот самый «модем», который находится у каждого из нас в затылке. Следовательно, вы стали бы властелином мира! Поэтому Шидлоф на своих семинарах стремился — но, повторяю, это не более чем моя личная версия — составить список, некий каталог архетипов, чтобы проверить, нет ли среди них каких-то новых. Или тех, которые, по нашему мнению, можно было считать возрожденными.
— И вы нашли что-то?
К немалому удивлению Данфи, Саймон ответил утвердительно:
— Да, как мне кажется, нашли.
— Что?
— Ну, явно НЛО…
— Явно?
— Да. Явно, потому что в пятидесятые годы Юнг написал о них книгу, и… ну, в ней все об этом сказано. Он назвал их «новым возникающим в наше время архетипом». И «предтечей Мессии». Цитата. Он писал, что они сигнализируют о рождении нового мира. — Саймон помолчал и с лукавой улыбкой добавил: — Неплохая получилась подсказка.
— Что еще?
Саймон наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону:
— Мы говорили о кругах на полях, об изуродованных домашних животных, о многом… Что-нибудь не так?
Джек покачал головой, которая начинала идти кругом от подобной информации.
— Нет-нет, ничего, все в порядке, — ответил он.
— Ну а потом произошло то, о чем вы знаете, профессора пришили, полиция забрала наши конспекты, на чем все и закончилось. Я имею в виду семинар.
Мгновение Данфи молчал. Затем спросил:
— Но почему все-таки изуродованные домашние животные?
Саймон фыркнул.
— Ну, это что-то вроде жертвоприношений. Явление древнее, как мир. Шидлоф говорил, что кому-то нужно взбаламутить стоячие воды. «Возродить дремлющий архетип».
— Но зачем?
Саймон покачал головой:
— Не знаю. Если верить Юнгу, — а учась у Шидлофа, верить Юнгу было обязательно, — все каким-то образом связано с религией. Со вторым пришествием. «Новым веком». Ну и многим другим в том же роде. — Парень оглянулся по сторонам и попытался встать. — Послушайте, — сказал он, — я начинаю терять клиентов…
— Успокойтесь, пятьдесят фунтов я вам гарантирую.
Саймон снова сел.
— И все-таки, — продолжал он, — если вам интересно знать мое мнение, это чушь собачья.
Джек кивнул, глядя в пол и пытаясь связать полученную информацию в целостную картину. Ничего не получалось, и он просто покачал головой.
— Если вы хотите знать, что я думаю… — сказал Саймон.
— По поводу чего? — откликнулся Данфи.
— По поводу смерти Шидлофа. Если бы она меня действительно интересовала, я бы позвонил в диспетчерскую службу гребаного Хитроу. И спросил бы у них, что они видели.
— О чем вы?
— О том гребаном вертолете.
— О каком вертолете?
— Бесшумном. В газетах о нем ничего не было, но его видели. Я читал о нем в Интернете, на сайте www.alt.rec.mutes. Тот парень, который нашел старика Шидлофа, утверждал, что в газетах написали неправильно: он не споткнулся о профессора. Он заявлял, что значительных размеров вертолет завис в воздухе как раз над Внутренним Темплом, но он был настолько бесшумный, что скорее напоминал вертолет из мультфильма, нежели настоящий. И потом он увидел, как из люка вывалился наш старый друг и громко плюхнулся на лужайку. Летел он, по словам парня, с высоты примерно пятьдесят футов.
— Бред! — воскликнул Данфи.
— Я говорю вполне серьезно!
— Знаю, но…
Саймон улыбнулся, увидев входящую Клементину. С ее плеч до середины бедер свисала длинная синяя куртка с золотыми эполетами. Над левой грудью рядом с ленточкой с надписью «AIDS» был приколот значок «Серп и молот».
— Вы все еще не закончили? — спросила она, возвращая Данфи его бумажник.
Данфи покачал головой:
— Нет, кажется, мы все выяснили. Во сколько мне это обошлось? — спросил он, кивая на ее куртку.
— Шестьдесят фунтов, — ответила Клементина.
Данфи хмыкнул, достал из бумажника пятидесятифунтовую бумажку и протянул ее Саймону.
— Вот, — сказал он.
— Ну что ж, спасибо. Чем мог, помог. — Парень засунул банкноту в карман.
— Да-а, — произнес Данфи, вставая. — Действительно помог. У меня даже голова кругом идет.
Улыбка Саймона сделалась еще шире.
— Неужели в самом деле помог?
— Да уж, — ответил Данфи. — Благодаря твоей помощи я теперь не знаю, что и думать.