Флоренс вставила в магнитофон новую кассету. Торжественные мелодии «Чифтайнз» сменились более легкими плясовыми «Даблинерз».
В распахнутые окна било солнце, незаметно подкралась жара. Флоренс нежилась в любимом кресле у самого окна. Кто сказал, что творить надо за столом, тщательно подготовив и организовав рабочее пространство? Лично к Флоренс муза куда охотнее являлась в неформальной обстановке.
Однако сегодня капризная богиня вдохновения что-то не спешила осенить молодую женщину своими крылами. В ушах, заглушая льющуюся из магнитофона музыку, раздавалось поскрипывание стола в маленькой комнатке, перед глазами вспыхивали яркие картинки минувшей ночи.
Наверное, стоило бы испытать, сработала ли ее уловка — раскрепостила ли ее эта ночь? Правдиво ли старинное музыкантское поверье? Пробудились ли в ней новые таланты? Словом, надо бы спеть. Но петь Флоренс не могла, ее душил стыд. Она беззастенчиво использовала Ричарда, злоупотребила его порывом. Не очень-то этично вступать в интимную связь с мужчиной из столь эгоистических побуждений, как надежда улучшить свои вокальные данные.
Так что сегодня работа не шла. На коленях у Флоренс лежала папка с набросками композиции по мотивам народной кельтской музыки, нечто вроде мини-оперы — цикл баллад и песен, объединенных общим сюжетом. Флоренс писала и слова, и музыку. Но сегодня она чувствовала, что попала в заколдованный круг: чтобы писать слова, надо бы спеть мелодию, а ей не пелось из-за чувства вины перед Ричардом.
Да вдобавок еще ехидный голосок из глубин подсознания так и нашептывает горькую истину: если хорошенько покопаться в себе, она, Флоренс, уцепилась за старое поверье лишь как за предлог, чтобы отдаться Ричарду. Потому что ей этого страшно хотелось. Хотелось, как ничего другого в жизни.
И если голосок прав, ее сердце в опасности. Они с Ричардом не пара. Они никогда не сумеют приспособиться друг к другу, любой союз между ними обречен окончиться разочарованием для обоих.
Стараясь отрешиться от горестных мыслей, Флоренс уставилась на лежащую на коленях партитуру. Внезапно в мелодию баллады, звучащую в ее мозгу, вкрались какие-то посторонние, вполне реальные, но отнюдь не мелодичные звуки. С некоторым трудом молодая женщина признала в них трезвон телефона. Ну вот, подниматься теперь и тащиться в кухню — по странной прихоти хозяев квартиры телефон был именно там.
Интересно, кто же это так усердно ее добивается? Пятый раз за день. Предыдущие разы Флоренс гордо не брала трубку, но сейчас все же встала и побрела к двери. А вдруг звонят по работе? Конечно, опять она обманывала себя, ведь влекла ее в первую очередь надежда узнать, не Ричард ли ее ищет.
Поймав себя на этой мысли, Флоренс с досадой тряхнула головой. Спутанные пряди волос — сегодня она оставила их распущенными — упали на лицо. Смахивая их, Флоренс вышла в прихожую и буквально уткнулась лицом в широкую мужскую грудь, обтянутую голубой футболкой. Не веря себе, она подняла голову — и встретилась с пристальным взглядом ярко-синих глаз. Тех самых, что преследовали ее в жарких обрывочных снах всю неделю, особенно же этой ночью.
— Ричард? — Флоренс не находила слов.
Они стояли так близко, что ее обдавало уже знакомым теплом сильного тела. Но молодая женщина и не подумала отшатнуться, шагнуть назад. Напротив, ей приходилось прилагать все усилия, чтобы не упасть на грудь возлюбленному.
Ричард тоже молчал. Но взглядом буквально пожирал обнаженные руки и ноги Флоренс. Ей казалось — еще миг, и она не выдержит, взмолится о повторении прошлого вечера.
— Опять расхаживаешь полураздетой, — наконец нарушил он молчание. — И, кстати, забываешь запереть дверь. Я подошел, а она была приоткрыта.
Что верно, то верно. Прав по всем пунктам. Флоренс вообще отличалась рассеянностью в мелочах вроде дверей, а из-за жары на ней сегодня был лишь легкий и предельно легкомысленный костюм: пестрая мини-юбочка с запахом и такой же пестрый топ, размером напоминающий скорее лифчик от купальника. Вообще-то молодая женщина чувствовала себя в нем совершенно непринужденно, но сейчас ее отчего-то бросило в жар. Под взглядом Ричарда она показалась себе совершенно обнаженной, такой, какой он видел ее вчера.
Она набрала в грудь побольше воздуха, силясь противостоять искушению. Нет, хватит, она еще не пришла в себя от первого столкновения с миром плотской любви. Во всяком случае, эмоционально. Физически-то ее тело просто умоляло о втором уроке.
— Но ведь так жарко. Кроме того, загар снова входит в моду, ты что, не слышал?
Флоренс болтала всякий вздор и прекрасно сознавала это. А что поделать? По крайней мере, хоть какой-то способ найти работу губам, помешать им прильнуть к губам Ричарда.
— Слышал. Но все-таки буду весьма признателен, если ты накинешь хотя бы халат или рубашку.
Молодая женщина недоуменно покачала головой. С чего это он?
— Видишь ли, — пояснил Ричард, правильно истолковав выражение ее лица, — мне очень трудно с тобой разговаривать, когда ты почти голая. Сильно отвлекает. А мне сейчас отвлекаться нельзя. Хочу сказать тебе нечто важное.
Его улыбка могла бы растопить разом все льды Гренландии. Во всяком случае, так казалось Флоренс. Сама она просто таяла под этой улыбкой. От сознания, что ему нравится ее тело, что оно отвлекает его, мешает сосредоточиться на деле — его, хладнокровного и собранного бизнесмена! — молодая женщина трепетала.
— Может, нам все-таки пройти в комнату? — предложил тем временем Ричард.
Флоренс неловко кивнула, вспомнив наконец об обязанностях хозяйки дома. Они вошли в гостиную, откуда продолжали литься звуки музыки. Тут-то молодая женщина заметила, что, вставая с кресла, чтобы подойти к телефону, умудрилась уронить партитуру. Нотные листы разлетелись по всему полу. Покраснев от смущения, она бросилась подбирать их.
— О, Люкк Келли, — заметил Ричард. — Его голос гораздо богаче, чем у Шона Кина, тебе не кажется?
Флоренс так и застыла, стоя на коленях на полу и протянув руку за очередным листом. Ричард знает «Даблинерз» и разбирается в кельтской музыке настолько, чтобы судить о вокальных данных того или иного исполнителя? Кто бы мог подумать? Он, ассоциирующийся у нее исключительно с официальным стилем?
— Да, кажется, — зачастила она, почему-то краснея еще сильней. — Хотя вообще-то, согласись, что и «Даблинерз», и «Чифтайнз» лишь капли в море. Музыкальное наследие кельтов просто-таки требует более полной и широкой обработки…
Спохватившись, что, сев на любимого конька, не в меру увлеклась, Флоренс умолкла. Но было уже поздно. Ричард внимательно посмотрел на нее.
— И ты взяла эту задачу на себя? Втихомолку обрабатываешь кельтские мотивы?
Не в силах пошевелиться, она уставилась на него, хотя и сознавала, что продолжает себя выдавать, безмолвно подтверждая его догадку. И что теперь? Но, вопреки ее опасениям, Ричард и не думал смеяться. Протянув руку, он помог Флоренс подняться.
— Не сомневаюсь, у тебя все отлично получится. Но скажи: для чего такая скрытность? Почему ты делаешь из этого тайну?
Флоренс по-прежнему не находила слов для ответа. Ну что он за человек? Мало того, что перевернул всю ее личную жизнь, так еще и бестрепетно вторгается в заветную область профессионального творчества!
— Да никакая это не тайна, — наконец солгала она, хотя на самом деле до сих пор ни единой живой душе не раскрывала, над чем работает. — Просто мне еще слишком далеко до цели. И опять-таки рекламные песенки писать мне тоже нравится. А кельтской музыкой я занимаюсь так, не для карьеры, а для души. Вот особо и не рассказываю. Просто к слову не приходится.
Флоренс едва не умирала от смущения. Вчера, в комнатке звукозаписи, она обнажила перед Ричардом тело, а сегодня, здесь, — душу. Не хватит ли?
Желая переменить тему, она сложила поднятые листки на столик у окна и показала Ричарду на кресло.
— Подожди немного. А я пока оденусь.
Первобытный мужской инстинкт требовал от Ричарда пойти вслед за Флоренс, настичь ее в спальне, сказать, что одеваться, в сущности, вовсе и ни к чему. Лучше сбросить и те жалкие лоскутки, что сейчас прикрывают роскошное тело. А уж потом…
Но Ричард безжалостно свернул шею своему инстинкту. Он не скрывал от себя, что хочет Флоренс. Но хочет ее не на один сегодняшний день. На много дней… и ночей. Впервые после неудачного романа он снова готов был рискнуть.
Ричард невольно улыбнулся. Если уж говорить о риске, то Флоренс — ходячий риск. Где ни объявится, всеобщее смятение гарантировано. И вовсе не оттого, что сама стремится привлечь к себе внимание, устроить сцену. Нет, просто эта женщина от природы наделена яркой, бьющей через край индивидуальностью, которая просто не может не выделять ее из общей массы.
Но не грозит ли увлечение Флоренс пошатнуть его положение в компании, помешать ему на профессиональном уровне? Ричард честно задал себе этот вопрос и так же честно ответил: пожалуй, если не упускать контроля над событиями, нет, не грозит. Тем более что и работа над роликом «Принцесса Грёза» почти завершена. Вряд ли их с Флоренс пути опять пересекутся в рабочем плане. Так что бояться нечего.
А важнее всего то, что чем больше времени он проводит с этой необыкновенной женщиной, тем больше она ему нравится, тем сильнее он хочет узнать ее ближе. Ничего похожего на то, как бывает, когда красотка, заинтересовавшая с первого взгляда, при ближайшем рассмотрении оказывается пустышкой, с которой скулы сводит от зевоты и даже поговорить не о чем. С Флоренс всегда есть о чем поговорить. Она такая милая, такая забавная, такая… такая…
Флоренс влетела в комнату, облаченная в протертые чуть не до дыр джинсы и завязанную узлом на животе застиранную рубашку. Ричард удивился: даже в столь сомнительном наряде она умудрялась потрясающе выглядеть. Не женщина, а сплошное противоречие. И какое же очаровательное противоречие!
Тем временем «очаровательное противоречие» вскинуло на него вопросительный взгляд.
— Так зачем ты приехал?
— У меня есть к тебе одно предложение. — Черт! Ну неужели он так и будет объясняться с ней деловыми штампами? И поспешно добавил: — Личного характера.
Флоренс кивнула с понимающим видом, хотя озадаченный взгляд выдавал, что она ничегошеньки не понимает.
— Хочешь чаю со льдом? — Кажется, она снова решила укрыться за ролью предупредительной хозяйки. — Или лимонаду?
— Спасибо.
Она снова выскользнула за дверь, отправившись в кухню, но на сей раз Ричард последовал за ней.
— Сдается мне, ты снова пытаешься сбить меня с мысли.
Флоренс лукаво улыбнулась, вытаскивая из холодильника графин и миску с кубиками льда.
— Может быть, может быть. Уж слишком у тебя серьезный вид.
Слишком серьезный вид. Вчера вечером Ричард понял: по меркам Флоренс Саузи это весьма значительный недостаток, если не преступление. Что ж, надо срочно менять стереотипы поведения.
И он ловко перехватил у Флоренс графин.
— Ты что? — пискнула она, по всей видимости не подозревая о плане, что созрел у Ричарда в голове за сотую долю секунды.
Он привлек ее к себе.
— Уж коли ты решила меня отвлечь, то могу предложить куда более надежный и увлекательный способ.
Мягкая женская грудь прижималась к его груди, рождая пламя в крови. Сладковатый запах знакомых духов щекотал ноздри.
Флоренс улыбнулась улыбкой Евы, уже вкусившей плод познания с запретного древа.
— Боюсь, если я отвлеку тебя так сильно, то уж точно не узнаю, зачем ты пришел.
— А может, как раз за этим?
Чуть-чуть нагнувшись к милому, обращенному к нему лицу, Ричард прижался губами к губам Флоренс, медленно и неторопливо вбирая в себя их прохладную свежесть, наслаждаясь ими, как гурман наслаждается первым глотком редкостного вина.
Молодая женщина слабо застонала и привстала на цыпочки навстречу его объятиям. Только сейчас Ричард с отчетливой, пугающей силой осознал, как же скучал по ней! Скучал каждую минуту, каждую секунду с тех пор, как они расстались вчера у дверей студии. Взволнованное, прерывистое дыхание Флоренс, слетающие с губ тихие стоны звучали в его ушах дивной музыкой, таили в себе самые заманчивые обещания.
Ричард обвил одной рукой гибкую талию молодой женщины, другой провел вверх по спине. Флоренс так и затрепетала, точно деревце под ласками теплого ветра.
Губы его скользнули ниже, покрывая поцелуями изящную шею, на которой пульсировала тонкая голубая жилка. Следуя по ней, как по тропинке, губы его опускались все ниже и ниже, к распахнутому вороту рубашки Флоренс. Руки ее беспомощно дрогнули, а затем неожиданно впились в плечи Ричарда так крепко, что, казалось, никакие силы не в состоянии разъединить их.
— Я хочу тебя, Флоренс, — прошептал Ричард, приподняв голову и ласково прикусывая мочку розового ушка возлюбленной. — Если это не слишком быстро для тебя.
— Слишком быстро? — Она вскинула на него недоуменный взгляд затуманенных серых глаз. — Что ты имеешь в виду?
Ладонь Ричарда уже проникла под ее рубашку.
— Ну, вчера же это для тебя было впервые, — пояснил он, гадая, найдет ли в себе силы оторваться от Флоренс, и молясь, чтобы ему не пришлось от нее отрываться. — Я не хочу делать тебе больно.
Она так яростно замотала головой, что он даже улыбнулся.
— Если ты сейчас остановишься, мне будет гораздо хуже.
Ее рука в свою очередь проникла за пояс его брюк… и скользнула ниже. Из груди Ричарда вырвался судорожный вздох. Только сейчас до него дошло, что он безнадежно провалил свою миссию: ведь он не собирался обмениваться с Флоренс ни единым поцелуем, пока они все не обсудят, как полагается разумным, здравомыслящим людям. Что ж, похоже, он недооценил силу чар Флоренс Саузи.
Но сейчас его это уже не волновало. Сейчас все самообладание до последней капли требовалось ему только для того, чтобы как-то сдерживаться под прикосновениями постепенно смелеющей руки Флоренс.
Молодая женщина завороженно следила за выражением лица своего возлюбленного и ликовала в душе. Сгорая от нетерпения, она потянула язычок молнии на джинсах Ричарда вниз. Но он перехватил ее запястье.
— Ты просто не знаешь, что со мной делаешь.
Хриплые нотки его срывающегося голоса возбуждали Флоренс, заставляли каждую клеточку ее тела трепетать от сладкого ожидания.
— Тебе кажется, я не знаю, что делаю? — невинно осведомилась она, дергая застежку чуть ниже.
Из горла Ричарда вырвался сдавленный рык.
— Я понимаю, что тебя светские условности волнуют меньше всего на свете. А вот я, представь, привык их соблюдать. Но если ты не остановишься, я окончательно потеряю контроль и овладею тобой прямо здесь, в кухне, что уж точно будет вопиющим нарушением каких бы то ни было условностей.
— А разве ты еще не потерял контроля? — «И вообще, где же ты был со своими условностями вчера?» Но этого Флоренс спрашивать уже не стала, зато провокационно потерлась бедром о его бедро и снова потянула за язычок молнии.
— Что ж, пеняй на себя!
Одной рукой Ричард отвел ее руку в сторону, другой — властно нажал на ягодицы Флоренс, вминая ее тело в свое. Самыми интимными частями своего существа она ощутила упругую твердь мужских чресл, напряженных от нестерпимого желания. Голова у нее пошла кругом, и Флоренс охотно сдалась на милость победителя.
Ричард подхватил ее на руки и направился к двери.
— Если хочешь, я позволю тебе быть наверху, — пообещал он хрипло, снова находя губами ее губы. — Но это единственный компромисс, на который я сейчас способен.
— А я большего и не требую. — Флоренс обняла его за шею, довольно потерлась щекой о его щеку. — Меня и этот вполне устраивает. А куда ты меня несешь?
— Куда несу? — Ричард даже рассмеялся. — Конечно, в спальню, глупышка. Уж там-то ты мне зубы заговорить не сможешь.
В спальню! У Флоренс сердце зашлось от сладкого томления. Она припала к губам Ричарда — и он, тоже теряя голову, пошатнулся, налетел на вешалку в коридоре и сбил ее на пол. Оба снова рассмеялись… И в это мгновение раздался звонок в дверь.