Ричард сидел вполоборота к Флоренс, но, даже не поворачиваясь, чувствовал на себе ее вопросительный взор. Она ждала его мнения, его оценки. И по-хорошему, ему следовало бы скорее нарушить молчание, захлопать в ладоши, расхвалить за великолепную мелодию, отвечающую всем требованиям музыки для рекламы.

Но он не мог. Не мог даже пошевелиться. Боялся, что не совладает с собой. Что стоит ему двинуть хоть мускулом — и он обнимет Флоренс, прижмет к себе, осыплет тысячью поцелуев, овладеет прямо здесь, в крошечной комнатке звукозаписи, так же страстно и необузданно, как уже много раз овладевал ею в воображении.

— Ричард?

Робкий полушепот Флоренс донесся словно издалека, хотя на самом деле молодых людей разделяло не более двадцати дюймов — подлокотники их кресел соприкасались, а колено девушки порой задевало бедро Ричарда.

— Да? — На большее его сейчас не хватало, точно паралич какой разбил!

— Стихи неуклюжие, да? Или тебе и мелодия не понравилась?

Глаза Флоренс утратили блеск одержимости, которым горели еще минуту назад, когда она пела. Озабоченно хмурясь, она ждала приговора Ричарда. А он… он все так же терзался от безумной жажды, немыслимого вожделения.

Словно не по своей воле, он протянул руку, обнял Флоренс за плечи, наклонился над ней, пристально заглянул в глаза. Они застыли лицом к лицу. До соприкосновения губ оставалось не более пары дюймов, но оба медлили, еще не в силах преодолеть это пространство. Ричард видел, как глаза Флоренс вновь загораются огнем, зрачки расширяются от того же томления, что терзало каждую клеточку его тела.

И снова первой решилась преодолеть эти дюймы она, а не он. С тихим полустоном-полувздохом Флоренс обхватила Ричарда за шею. Губы ее отдавали памятной сладкой свежестью, пьянили, как молодое вино. Сколько раз за неделю съемок он вспоминал этот вкус, мечтал ощутить его вновь!

Сколько раз представлял ее в самых упоительных фантазиях! Вот Флоренс в лоскутках псевдовосточного костюма раскачивается на качелях… Вот спешит к нему в наряде маленькой Дороти… А вот самое заветное, самое любимое видение: Флоренс в соскользнувшем с плеч платье, розовые бутоны сосков точно напрашиваются на поцелуи.

Руки Ричарда скользнули ниже, на бедра девушки. Он уже собирался пересадить ее к себе на колени, чтобы без помех ласкать это великолепное, манящее тело, как вдруг Флоренс легонько уперлась руками ему в плечи.

— Постой! — Голос ее срывался, дыхание вырывалось из горла судорожными вздохами, щеки раскраснелись.

Ричард послушно остановился, но отстраниться от нее так и не смог. Проклятье! Ждать рядом с такой женщиной, когда и так уже умираешь от страсти, — неслыханный вызов для самообладания любого мужчины!

— Что такое? — Он задыхался от страсти.

Флоренс вскинула на него затуманенный взгляд.

— Понимаешь, я не хочу, чтобы ты целовал меня только из жалости. Если моя песенка настолько плоха, лучше так и скажи. Я должна знать.

Что-что? Пульсирующее в венах желание мешало думать, нормально воспринимать окружающий мир. Только через несколько мучительно-долгих секунд до Ричарда дошло, о чем она говорит.

— О нет! Ты что? — Теперь уже он отпрянул от нее. Физическое желание на время уступило место желанию разубедить Флоренс, объяснить, как все обстоит на самом деле. — Песня просто фантастическая! Настолько хороша, что мне просто не верится, что ты этого не понимаешь! — Разве может талант подобного уровня не осознавать своей одаренности?

— Правда? — Флоренс нервно теребила подол юбки. — А тебе не кажется, что тот рискованный пассаж слишком… ну, рискован.

Хотя муки неудовлетворенного желания с каждым мигом становились нестерпимее, Ричард не удержался от смеха.

— Если ты волнуешься, как бы вдруг каждый мужчина, прослушавший эту рекламу, не захотел немедленно наброситься на тебя с самыми нескромными намерениями, как я только что, можешь не бояться. Лично на меня неотразимей всего подействовали заверения в том, что надо смело идти к цели — тогда любые грёзы станут явью. А поскольку мне грезилась именно ты…

Флоренс улыбнулась.

— Честно говоря, я тоже думала, что эта часть мне удалась. Как, по-твоему, мы сможем использовать ее в рекламе?

Ричард с усилием сосредоточился на работе, хотя каждая частица его существа взывала об ином.

— Не сомневаюсь, Нил за твою песенку так и уцепится. А если нет, я его уговорю. С ней ролик получит ровно ту нотку узнаваемости, запоминаемости, которой нам не хватает. Мелодия как раз из тех, что сами собой оседают в голове и крутятся там неотвязно. Мечта любого рекламщика, уж ты мне поверь.

Флоренс даже завизжала от восторга.

— Ура! У меня получилось! Я написала настоящую рекламную мелодию!

От восторга она бросилась Ричарду на шею. Наверное, в жесте этом не было ничего личного, ничего чувственного — но от касания ее груди у него все так и перевернулось внутри.

Однако он строго призвал себя к порядку. О чем ты думаешь, Ричард Кембелл? Разве сейчас подходящее время, чтобы строить планы, как бы залучить эту вожделенную женщину к себе в постель? Где, черт побери, твой хваленый профессионализм?

Он глубоко вздохнул, стараясь унять бешеную пульсацию крови в жилах.

— По-моему, сегодня можно больше ничего не записывать. В конце концов мелодию ты напела, слова все здесь, эффект потрясающий. А уж пусть Нил в понедельник сам печется о том, чтобы сделать окончательную аранжировку.

Флоренс кивнула. Победоносный огонь в ее глазах действовал на Ричарда почти столь же убийственно, сколь и ее дивный голос… великолепная грудь… стройные ноги.

Но нет, нельзя даже думать об этом. Для Флоренс сейчас крайне важно убедиться, что ее ценят как профессионала, а не только вожделеют как прекрасную женщину! Из-за его ложной щепетильности, нежелания смешивать личные вопросы с деловыми, бедняжка и так уже лишилась постоянного места в агентстве. Нельзя оставлять ее и без такой радости, как нынешняя!

— Давай по такому поводу вернемся в кафе и отпразднуем это событие, — торопливо предложил Ричард, чтобы не дать себе передумать. — По-моему, бутылка лучшего шампанского, какое только там окажется, будет как раз. Выпьем за блистательное начало звездной карьеры.

Флоренс несколько мгновений молча смотрела на него, и Ричард, как ни пытался, не мог ничего прочесть в ее взгляде. Потом по губам девушки скользнула медленная, но лукавая, безумно сексуальная улыбка.

— У меня есть предложение получше. — И она провела пальцем по его щеке.

Да понимает ли эта девчонка, что играет с огнем? Ричарду все труднее становилось играть своего в доску парня, надежного профессионала.

Флоренс нагнулась ближе к нему. Свежее дыхание щекотало ему щеку.

— Почему бы нам не отпраздновать прямо здесь?

Итак, все сказано. Если и после столь откровенного предложения он не перестанет разыгрывать из себя бесстрастного мистера Бизнес, то-то в глупом виде она себя выставит!

Время для Флоренс словно остановилось.

Но вот Ричард молча протянул руку. Сердце девушки пропустило удар, но лишь от разочарования: он тянулся не к ней, куда-то в сторону. Наверное, за ключами. Однако уже в следующую секунду Ричард нажал какую-то кнопку и огни в студии погасли. Лишь в дальнем углу помещения, за декоративной беседкой, горела одна-единственная лампа, бросая слабые отблески на тесную застекленную будку, где сидели Ричард и Флоренс.

— А как именно ты предлагаешь нам праздновать? — раздался из тени бархатный, вкрадчивый шепот молодого человека. — Умоляю, скажи, что по твоему сценарию нам предстоит стать ближе, гораздо ближе друг другу.

Его невидимые руки материализовались у нее на бедрах, медленно скользнули выше.

Вихрь чувственных ощущений, рожденных прикосновением его пальцев, захлестнул ее, позвал за собой. Бедра словно налились изнутри сладкой, но мучительной тяжестью.

— По моему сценарию нам предстоит слиться в одно неразделимое целое, как словам и мелодии, — произнесла Флоренс, поражаясь своей храбрости. — Как это — достаточно близко или еще не очень?

Одним легким движением она перебралась со своего кресла и села Ричарду на колени, повернувшись к нему лицом.

Бог ты мой, что бы сказала ее чопорная тетка? Наверное, умерла бы на месте от потрясения. Она и так всегда считала, что племянница ведет себя слишком раскованно.

Однако Ричарда поведение Флоренс отнюдь не шокировало. И не разочаровало. Скорее напротив. Со сдавленным стоном он притянул девушку к себе, вжимая ее тело в свое. Его жар опалял Флоренс, пронизывал одежду, проникал под кожу, пробуждая ответное пламя. Губы впились в ее губы жадным, требовательным поцелуем.

Она ответила ему не менее страстно. Она так долго ждала этого момента, мечтала об этом мужчине и об этой ночи. И теперь была намерена взять все, что он может дать ей, причем немедленно! Флоренс сильнее сжала ногами бедра возлюбленного, без слов давая ему понять всю силу снедающего ее желания.

Из горла Ричарда снова вырвался стон, скорее даже рык первобытной страсти.

— О, Флоренс, ты меня околдовала! Ты как наваждение, избавиться от которого я не в силах!

Она лукаво улыбнулась и расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки.

— А ты уверен, что хочешь от меня избавиться? Сегодня вечером я собираюсь быть очень сговорчивым наваждением. Краса восточного гарема готова исполнить любое ваше желание, о, мой повелитель.

Слова ее оказали на Ричарда именно тот эффект, которого она и добивалась. Не успела Флоренс докончить фразу, а он уже сорвал с нее жакет.

— Твой повелитель желает видеть тебя… всю.

Жакет полетел на пол, а Ричард жадными руками принялся расстегивать пуговки топа, под которым, к восторгу пылкого любовника, не оказалось лифчика. Топ отправился следом за жакетом. Во мраке Ричард губами нащупал грудь Флоренс и принялся языком описывать круги вокруг затвердевших от желания сосков.

Вскрикнув, она выгнулась навстречу этой пламенной ласке. Глаза, повинуясь древнему закону любовной игры, начали закрываться, но Флоренс заставила себя держать их открытыми. От этого вечера надо получить все, что только можно, насладиться каждым мгновением, проведенным вместе с Ричардом.

Она поглядела на него. Его глаза как раз были закрыты, черные полукружья ресниц выделялись на смуглых скулах.

Словно почувствовав на себе ее взгляд, Ричард поднял веки, но ласкать Флоренс не перестал. Взор его горел жарким огнем, повелевал, приковывал к себе. И пламя, зажженное в ней этим огнем, стократ усиливало ее блаженство.

А ведь это только начало! Что же будет дальше, если и первых мгновений хватило, чтобы свести ее с ума? Флоренс на секунду зажмурилась. Но времени на абстрактные размышления не было. Решение принято. Остается только отдаться… отдаться… Ричарду.

А он все продолжал ласкать ее, пока Флоренс не показалось, что она вот-вот умрет от наслаждения. С каждой секундой в ней зарождалось желание тоже принять участие в этой утонченной любовной игре, подарить Ричарду хоть сотую долю тех умопомрачительных ощущений, что он дарил ей.

Флоренс скользнула ладонями по груди Ричарда, почувствовала, как быстро бьется под тонкой тканью рубашки его сердце. Страстный, завораживающий ритм — как гипнотическое биение индейских тамтамов.

Неловкими от волнения пальцами она принялась расстегивать пуговицы его рубашки. Сначала верхнюю, затем вторую… На третьей пальцы их встретились — Ричард успел уже расстегнуть все нижние пуговицы. Небрежное движение мускулистых плеч — и рубашка соскользнула вниз, обнажая торс, достойный профессионального атлета.

Флоренс залюбовалась своим возлюбленным. Могучая грудь с твердыми, рельефно выступающими мышцами, плоский живот — ни дать ни взять ожившая скульптура античного мастера. Сдавленно ахнув, девушка припала к этой широкой груди, наслаждаясь древним как мир контрастом мужского и женского начал: твердости и мягкости, стали и шелка.

Вцепившись руками в спинку кресла за плечами Ричарда, Флоренс всем телом потерлась о возлюбленного. Ответом ей стал сдавленный стон Ричарда. По телу девушки пробежала дрожь восторга. Оказывается, и она способна вызывать у мужчины — желанного мужчины! — столь сильную реакцию. Смелея от успехов, она приподнялась вновь, но Ричард не дал ей продолжить.

Одним быстрым движением он встал с кресла, увлекая ее с собой.

— На тебе еще слишком много всего надето! — прорычал он и с новой страстью припал к ее губам. Умелые прикосновения языка дразнили, будоражили, заставляли все сильней и сильней желать продолжения.

И продолжение не заставило себя ждать. Ричард скользнул рукой по бедру Флоренс, сминая и поднимая тонкую ткань юбки.

Никогда прежде она не позволяла ни одному мужчине подобных вольностей. Да, целоваться ей приходилось, но разве похожи были почти невинные поцелуи однокурсников на жаркие лобзания Ричарда? А уж на более пламенные ласки никто из мимолетных увлечений Флоренс и подавно не осмеливался, да она бы и не позволила. Ведь ни разу прежде сама она не испытывала столь сладостного, головокружительного чувства, когда рушатся все внутренние запреты и самые немыслимые вещи становятся единственно возможными и правильными.

Порой, правда, Флоренс случалось задуматься, почему в ее насыщенной всякими делами и впечатлениями жизни так долго не находится места сексу, плотской любви. Теперь она знала. Она просто сберегала себя для того единственного, кому суждено было разбудить дремавший в ней вулкан чувств.

Ладонь Ричарда двинулась выше, и мысли об однокурсниках мгновенно улетучились из головы Флоренс. Единственное, что она могла воспринимать, на чем могла сосредоточиваться сейчас, — это на тех восхитительных ощущениях, что дарили ей изощренные ласки Ричарда.

Сердце молодого человека неистово билось рядом с ее сердцем, дыхание обжигало шею.

— Не передумала? — все-таки нашел в себе силы шепнуть он. — Ты уверена, что хочешь этого? И прямо здесь?

Она даже застонала от нетерпения.

— Да же! Да!

Ну разве он не понимает, что она просто умирает от желания?

Похоже, Ричард это понял. Секунда — и ни юбки, ни трусиков на Флоренс уже не осталось. Еще мгновение — и Ричард стоял перед ней такой же обнаженный, как и она. У девушки перехватило дыхание при виде этой классической, завораживающей мужской наготы. Она и не представляла, что это выглядит именно так, настолько впечатляюще и даже чуть-чуть пугающе. Но Ричард не дал ей времени опомниться, снова заключил в объятия, плотно прижал к себе, осыпал горячими поцелуями ее лицо, шею, плечи. Руки его пустились в вольное странствие по телу возлюбленной, мало-помалу осваивая и подчиняя себе самые сокровенные его уголки. И Флоренс, всегда такая самостоятельная и независимая, была только рада подчиниться этому жаркому натиску, эротической демонстрации мужской власти.

Отдавшись новым, неведомым ощущениям, она забылась, потеряла счет времени. Но вот Ричард снова отстранился. И она почувствовала, как в руку ей скользнул маленький гладкий пакетик. Флоренс и не заметила, когда и откуда Ричард успел его достать.

— Не хочу тебя торопить. Вскрой, когда сочтешь нужным…

Торопить? Да она готова была подгонять события. Дрожащими пальцами Флоренс рванула край пакетика. Тот не поддался. Сгорая от нетерпения, она собралась уже пустить в ход зубы, но в последний миг упрямая фольга все же разорвалась.

Так, теперь новая задача: как же натянуть сей предмет на полагающееся ему место? Конечно, Флоренс справилась, но довольно-таки неуклюже, тем более что все внутри так и сводило от невыносимого желания, да еще и Ричард своими поцелуями отвлекал, мешал сосредоточиться.

Уф! Наконец-то! Не успела Флоренс порадоваться своей маленькой победе, как Ричард подхватил ее на руки и посадил на край стола. Бедра их теперь находились на одном уровне, а сам Ричард стоял между раздвинутых колен девушки. Но он все еще медлил.

Поражаясь собственной смелости и полному отсутствию какого бы то ни было стыда, Флоренс потянулась к убедительнейшему доказательству его желания, обхватила его пальцами, легонько сжала. По телу Ричарда пробежала крупная дрожь. Осторожно отстранив руку девушки, он подался вперед, медленно и осторожно начал входить туда, куда так рвался.

Флоренс замерла, обеими руками вцепившись в плечи возлюбленного. К острому наслаждению примешивалась легкая боль.

— Все в порядке? — В голосе Ричарда звучала нежность, которой Флоренс не ожидала услышать.

Она кивнула. Но только сейчас, когда Ричард ласково погладил ее по щеке, осознала, что кусает губы от напряжения. Она ожидала решительного рывка, но его не последовало. Ослабив напор, Ричард принялся с новым пылом ласкать Флоренс. Ловкие пальцы умело касались той точки, в которой сосредоточилось сейчас все снедающее Флоренс желание, и скоро по ее телу растеклась новая волна лихорадочного, жаркого наслаждения.

Тогда-то, когда она уже находилась на вершине самых немыслимых и упоительных ощущений, Ричард вошел в нее. Никакой боли она не почувствовала. В той новой вселенной, куда так щедро и безоглядно увлекал ее Ричард, никакой боли места не было и быть не могло — лишь невероятное, немыслимое блаженство.

И только одно на миг замутило чистую радость Флоренс. Внимательный, удивленный взгляд Ричарда в тот момент, когда они наконец стали единой плотью. Неужели он понял, что она была девушкой? И что он теперь подумает? Что скажет?

Но в эту секунду он не сказал ничего, а в следующую все снова потонуло в сладостном тумане.