Юнис

2013 год

Порша устроила пышные проводы печенью. Она хотела устроить их в соборе Святого Павла или в Вестминстерском аббатстве, но, обнаружив, что, даже будучи неприлично богатой, она не могла себе это позволить, Порша остановилась на танцевальном зале элитного отеля в Мейфэре. Юнис сидела в самом конце, на указанном ей месте (ее стул – как и все остальные – был украшен вычурными черными бантиками из шифонового шелка), и осматривала сверкающий зал. Он был действительно шикарный – с деревянной двустворчатой дверью, старинными зеркалами от пола до потолка и, если судить по звучанию «Лакримозы» Моцарта, самой современной звуковой системой. А может, Порша спрятала за какой-то ширмой целый симфонический окрестр и хор? Зеркала отражали гигантские композиции из экзотических лилий и орхидей, которые выглядели на полках и подставках, как белые триффиды.

Юнис пришла с Гэвином – другом Бомбера еще со школы, который сейчас зарабатывал на жизнь тем, что стриг, красил и приводил в порядок волосы и настоящих, и дутых звезд. Список его клиентов был одной из причин, почему Порша его пригласила.

– Черт возьми! – прошептал Гэвин себе под нос (ну, почти прошептал). – Вот тебе и подкупленная толпа. Большинство этих людей не знали Бомбера из Бардо.

Он надменно улыбнулся фотографу, который рыскал между рядами стульев, снимая изображающих печаль людей, которых может узнать публика. Порша продала права на освещение этого события какому-то глянцевому журналу, в чтении которого интеллигентной даме не стыдно признаться только парикмахеру. Большинство мест занимали друзья Порши, ее партнеры и любители поживиться за ее счет, но были здесь и знаменитости, выделявшиеся в общей массе, словно редкие блестки на скучном платье. Друзей Бомбера усадили сзади, вокруг Юнис и Гэвина, в театре это были бы самые дешевые места.

В передней части зала на столе стояла урна, украшенная гирляндой цветов, с одной ее стороны располагалась огромная фотография Бомбера в рамке («Он бы это фото ни за что не выбрал, – прошептал Гэвин, – у него такой хаос на голове»), с другой стороны – фотография Бомбера и Порши в детском возрасте: Порша сидела на раме велосипеда перед Бомбером.

– Она наверняка тогда головой об раму стукнулась, да? – Гэвин кипел от злости. – Она даже не дает ему стать звездой на, черт ее побери, собственных похоронах! Но я все же смог убедить ее пригласить некоторых настоящих друзей Бомбера и включить кое-что в это чертово фиаско, что понравилось бы Бомберу.

Это впечатлило Юнис.

– Как тебе это удалось?

Гэвин ухмыльнулся:

– Шантаж. Я сказал Порше, что пообщаюсь с журналистами, если она откажется. «Сестра-эгоистка пренебрегает последними желаниями брата» – такое название не очень хотелось бы увидеть ее издателю, и она это понимает. Но, раз уже речь о нем зашла, где Брюс с начесом? – Он осмотрел ряды голов перед собой в поисках оскорбляющей его вкус прически.

– О, я думаю, он придет с Поршей, – ответила Юнис. – А что именно ты задумал?

Гэвин был весьма доволен собой.

– Сюрприз, но дам тебе подсказку. Помнишь свадьбу в начале фильма «Реальная любовь», когда участники группы спрятались в церкви?

Он не смог продолжить: Порша со свитой зашагала между рядами под звуки «O Fortuna» из «Кармина Бурана». На ней был белый брючный костюм от Армани и шляпа с полями размером с колесо трактора, украшенная черной вуалью с мушками.

– Господи Иисусе! – пробормотал Гэвин. – Можно подумать, что она выходит замуж за Мика Джаггера!

Он схватил Юнис за руку, едва не впадая в истерику. На глазах Юнис заблестели слезы. Но это были слезы от смеха. Ей хотелось, чтобы Бомбер был рядом, чтобы можно было разделить с ним веселье. Более того, ей хотелось знать, где он находится. Она еще не рассказала Гэвину об этом – ждала подходящего момента. Сама служба была впечатляющей. Детский хор из местной частной элитной школы пел «Somewhere over the Rainbow», Брюс прочитал надгробную речь от лица Порши так, будто это был монолог из «Гамлета», а мелодраматическая актриса прочла стихотворение Уистена Хью Одена. Молитвы читал удалившийся от дел епископ, чья дочь, по-видимому, была подругой Порши. Они были короткими, и было трудно уловить их смысл из-за выпитого им за завтраком виски. Или вместо завтрака.

А потом пришла очередь Гэвина.

Он поднялся со стула и встал в проходе. Пользуясь микрофоном, который прятал под стулом, он обратился к собравшимся с театральным жестом.

– Дамы и господа, это для Бомбера!

Он опустился на стул, и все замерли в ожидании. Гэвин посмотрел на Юнис и подмигнул ей.

– Шоу начинается! – прошептал он.

Прозвучал первый аккорд, и где-то сзади запел мужской голос под аккомпанемент рояля. Голос принадлежал невероятно красивому мужчине в безупречном смокинге и с едва заметно подведенными глазами, который сам по себе являлся произведением искусства. Первые ноты «I am what I am» из мюзикла «La Cage aux Folles» («Клетка для чудиков») разорвали тишину, и Гэвин от удовольствия потер ладони.

Когда певец дошел до середины зала и ритм ускорился, он поднял шесть танцовщиц, которые сидели в конце ближайшего к нему ряда. Они вставали по очереди, сбрасывая респектабельные пальто, под которыми были непристойные костюмы, множество украшений и потрясающие «хвосты» из перьев. Юнис не понимала, как им удавалось на них сидеть. К тому моменту, когда божественной красоты творение и его необычайная свита оказались в передней части зала, песня достигла кульминационного момента. Перед столом с урной мужчина развернулся лицом к аудитории и, повысив голос, пропел последние строчки, в то время как кордебалет танцевал канкан за его спиной. На последней, самой высокой ноте все присутствующие, кроме одного человека, встав, разразились овациями. Порша упала в обморок.

Гэвин беззастенчиво наслаждался триумфом всю дорогу до сельского кладбища в Кенте, где собирались похоронить печенье рядом с Грейс и Годфри. Порша предоставила вереницу черных удлиненных лимузинов, чтобы всех отвезти, но Юнис и Гэвин решили добираться самостоятельно, слушая популярные песни и поглощая чипсы в «Ауди» Гэвина с откидным верхом. Юнис чувствовала себя виноватой из-за того, что Грейс и Годфри придется терпеть соседство урны с печеньем, но она надеялась, что, учитывая обстоятельства, они бы поняли, что по-другому было никак нельзя. Когда они уже подъезжали к кладбищу, Юнис во всем призналась Гэвину.

– Святая Мария, Матерь Божья и Дэнни Ла Ру! – воскликнул он. – Дорогая, бедная ты моя, что же ты теперь будешь делать?

Юнис поправила шляпу, глядя в зеркало заднего вида, и потянулась к ручке, чтобы открыть дверцу.

– У меня нет никаких идей на этот счет.