ИСТОКИ

В 1638 году московских посланников Василия Старкова и Василия Неверова, отправленных с богатыми царскими дарами к западно-монгольскому Алтын-хану, с почестями принимали на озере Упса. Во время обеда гостей поили неведомым им горьким зеленым отваром. Послы с великой неохотой глотали мутную пахучую жидкость. Старков впоследствии вспоминал: «Я не знаю, листья ли то какого дерева или травы: варят их в воде, приливая несколько капель молока и потом уже пьют, называя это чаем».

Провожая важных гостей, хан не скупился на подарки. Среди бесценных даров — связки из двухсот соболей, драгоценных камней, бобровых и барсовых шкур, куска черного атласа, шитого золотом и серебром, трех кусков красной, желтой и синей камки — были и две сотни «бах-ча». «Чай для заварки», — так разъяснили толмачи надпись на небольших четвертьфунтовых пакетах, наполненных чем-то мягким и упругим. Тезкам предстоял дальний путь через всю Сибирь, за Большой Камень. Прикинув в уме общий вес странного подношения, они ахнули: четыре пуда груза. А зачем, спрашивается, им эти сушеные листья, этот отвар, от которого их недавно буквально мутило… Но как ни отказывались, как ни упрашивали приближенных хана заменить гору ненужных свертков на лишнюю сотню соболиных шкурок, провожавшие были непреклонны: берите, мол, потом не пожалеете.

С тем грузом-довеском и возвратилось посольство в златоглавую Москву, ко двору деда Петра Великого, и бросилось в ноги Михаилу Федоровичу: стыдно признаться, дескать, царь-батюшка, — траву вот тебе привезли. Из такой-то дали! Да уж шибко хвалил ее монгольский правитель. Лекарство, говорил.

Придворные летописцы припомнили «сказки» — донесения казачьих атаманов Ивана Петрова и Бурмаша Ялышева, посланных еще Иваном Грозным исследовать страну по ту сторону Байкальского озера. Не тот ли напиток, по их уверениям, весьма полезный и целебный, пивали они в 1567 году в китайском городе Пекине? Вспомнили и про то, что за Байкалом, у бурятского народа, давно в ходу в качестве ежедневной пищи похожий отвар, который готовят из спрессованных в виде кирпичей листьев.

Случай испробовать диковинное зелье не заставил себя ждать. Занемог кто-то из придворных. Отварили ему тех листьев, дали испить. Вроде бы полегчало. И порешили: коли так, пусть лежит в амбаре, может, когда еще понадобится. Так и пользовались время от времени, как хворь одолевала. Мало-помалу привыкли бояре к этому напитку. Он даже понравился. Да вот беда: пока входили во вкус, от двух сотен «бах-ча» остались только приятные воспоминания. А тут как раз объявился боярский сын Федор Байков. В 1654 году его послали в Китай, и теперь, по возвращении, он всем с восторгом рассказывал, что китайцы подносили ему такой же «чай», вареный с молоком и коровьим маслом. И повелел двор снарядить за «сушеными листьями» специального посла. Так в январе 1665 года напиток испробовал царь Алексей Михайлович. А спустя десять лет для переговоров с богдыханом отправилось официальное посольство во главе с Николаем Спафарием. Проведя в Китае три года, ученый грек вернулся в Москву с восемью лукошками чая и засел за большое сочинение, в котором описал и само растение, и способ его приготовления.

Через год (1679) с Китаем был заключен договор о поставках — и через маньчжурские сопки и монгольские пустыни, по таежным сибирским тропам, где на верблюдах, где на лошадях и быках, на санях и телегах потянулись на запад караваны и обозы с ящиками из особого, не имеющего запаха, дерева. Год, а то и полтора путешествовало содержимое этих ящиков, выложенных изнутри оловянными листами, а снаружи обтянутых несколькими слоями кож, прежде чем попало на берега Москвы-реки. А вскоре — теперь уже из Москвы в Пекин — отправился первый русский караван.

Чай, который с XV века был известен только монголам, бурятам и калмыкам, а позже, с XVI века, — сибирским землепроходцам, побывавшим у китайских границ, да лишь избранному кругу царедворцев, в конце XVII столетия стал продаваться в московских лавках наравне с другими обыденными товарами. Широко торговали им и в других городах Московского государства.

С той поры и начали у нас на Руси «гонять чаи». С блюдечка, да с сахаром — вприкуску или внакладку, на худой конец — вприглядку, но непременно — до седьмого пота!

…Долог был путь чая к нашему столу — от азиатского куста-дикороса до прекрасно ухоженной культуры, подарившей излюбленный терпкий напиток многим миллионам людей на разных континентах. Так что начнем все по порядку, с самого начала…

Еще и поныне в горных вечнозеленых лесах Южного Китая, в верховьях Меконга и на острове Хайнань крестьяне собирают урожай с диких чайных плантаций. Как и тысячи лет назад, здесь встречаются деревья и кустарники с жесткими серебристыми волосками, прикрывающими листовые почки. Из этих почек и молодых, только распустившихся нежных листиков, покрытых серебристым пушком, люди с незапамятных времен научились готовить освежающий, тонизирующий и бодрящий настой. Китайское название бай-хоа («белые реснички») стало общим названием высших сортов чая. Но в языках других народов слово «байховый» постепенно утратило свой изначальный смысл: им теперь обозначают все сыпучие, непрессованные чаи.

В Южной Азии существует сказание о том, как чай открыли местные пастухи. Наблюдая за повадками своих овец, они заметили, что животные становятся резвее и легче взбираются на кручи, если пожуют листья одного вечнозеленого деревца. Заинтересовавшись, люди стали сушить «божественные листья», как обычно делали это с целебными травами.

Упоминание о стимулирующем напитке, который получил название чая, можно найти в китайских рукописях, относящихся к 2700 году до нашей эры. Зеленый лист в те далекие времена еще не заготавливали впрок, а потребляли в свежем виде. Напиток получался горьким, и его можно было пить лишь после добавления специй. Только открыв секреты обработки листа, горячий настой стали пить без всяких примесей и без сахара, утоляя им и жажду, и голод. В книге «Хуа То ши цзин» («Трактат о пищевых продуктах врача Хуа То») записано: «Длительное применение чая помогает работе мозга». В другом древнем тексте утверждалось, что чай «усиливает дух, смягчает сердце, удаляет усталость, пробуждает мысль и не дозволяет поселиться лени, облегчает и освежает тело, обостряет восприимчивость».

Документальное свидетельство о чае как о продукте потребления встречается в источниках, датированных 770 годом до нашей эры. В 300–200 годах до нашей эры привычка пить чай укоренилась среди жителей государства Шу (ныне — провинция Сычуань). При династии Хань (II–I век до нашей эры) чай уже фигурировал в качестве предмета торговли. В начале эры новый бодрящий напиток вошел в церемониал императорского двора. В V веке он продвинулся в более высокие географические широты, а в VII–X столетиях, в период господства Танской империи, — на северо-запад и в горы Тибета.

Поначалу использовались лишь сборы с дикорастущих деревьев. Для получения листа растения рубили под корень, истребляя целые заросли. Введение чайной культуры составители китайских исторических хроник приписывают легендарному императору Шэньнуну, который своим открытием чудодейственных трав приобрел славу «божественного исцелителя». Однако запись эта сделана, судя по всему, исключительно из вежливости.

В преданиях же прославляется известный проповедник буддизма Та-мо. В многочисленных пересказах народов азиатского Востока он фигурирует под разными именами: Бодхидхарма, Будда- Дарма, или просто Дарма, Даррама, Дхарума и Дарума. Он прибыл в Китай, чтобы исполнить свой религиозный долг. Молясь день и ночь, не смыкая глаз, паломник от неподвижности очень располнел. Считается, что забавная фигура этого толстяка вдохновила игрушечных дел мастеров. Его изображение увековечено в кукле-неваляшке даруме, которая весьма популярна в Японии, принявшей еще в средние века учение древнего индийского мудреца «о постижении истины через молчаливое созерцание». Именно эту игрушку взяли за образец художник Малютин и токарь Звездочкин, когда начали в мастерских Саввы Мамонтова в подмосковном селе Абрамцеве выпуск забавных матрешек, ставших главным сувениром в России.

Итак, Та-мо все дни и ночи напролет проводил в молитвах и отвлеченных размышлениях. Как-то, утомившись от продолжительного бдения, он заснул. Очнувшись, он, негодуя на себя за нарушение данного обета, вырвал свои предательские веки и в сердцах бросил на землю. И случилось чудо — в том месте вырос диковинный куст. Та-мо начал пить отвар из его вечнозеленых листьев и убедился, что листья обладают волшебной силой. Умирая, великий старец завещал своим последователям почаще обращаться к этому напитку, ибо он прогоняет сон, способствует поддержанию духовной бодрости и готовности к религиозным подвигам.

В исторических записях 221–263 годов встречается имя другого монаха — Цзя Ланя, который, возвращаясь из Индии, захватил семь молодых саженцев чая и посадил их в родном уезде Миньшань в провинции Сычуань. Это ближе к истине, поскольку, во-первых, исследования китайских ученых подтверждают, что чай был доставлен в Китай буддийскими миссионерами, а во-вторых, разводить его с помощью посевов начали только около 350 года. Установлено, что одним из первых центров выращивания листа для заварки стало местечко У ян в Сычуани.

В V веке новым товаром начали платить дань императору, а в 782 году на ставший ходовым продукт был введен налог (одна треть урожая). Тогда уже существовали довольно большие плантации, для обработки которых могущественные владельцы привлекали наемную силу.

В то же время появилось и «Священное писание о чае» («Чакинг») — трехтомный труд знаменитого придворного китайского поэта Луву. В 780 году был создан первый в мире «Трактат о чае» («Ча цзин»), где обобщался опыт выращивания растения, переработки урожая, изготовления и потребления получаемого продукта.

С X века потребляемый повсеместно напиток прославляли в стихах и прозе. Это объяснялось огромным финансовым значением чайной культуры: ее развитие вело к возрастанию государственного дохода. Императоры награждали чаем своих сановников за самые большие услуги. Из лучших чайных листов приготовляли особые папиросы. Разновидность растения — ю-ча — давала высококачественное масло. Чайные цветы шли на производство благоуханных свечей в храмах.

Плантации принадлежали в основном влиятельным монастырям, крупным чиновникам и помещикам. Законом о государственной монополии на производство чая, принятым в 835 году, категорически запрещалось разводить его в мелких хозяйствах. Позже это строгое табу, правда, пришлось отменить, но непосильные для крестьян подати сохранились. Больше того, вошли в обычай «чаевые» — особые поборы, взымаемые государственными чиновниками. Все это вызвало взрыв народного возмущения. Крупные волнения в Танский период разразились именно в результате притеснения крестьян-чаеводов. Вспыхнувшее в 1171 году восстание чаеводов охватило провинции Хунань и Хубэй. В 1318 году крестьяне с горных плантаций западной части Хуанхэ были активными участниками восстания «красных повязок».

Сведения о производстве чая в самом Китае весьма скудны. Чай разделил затворническую судьбу шелка, пороха, бумаги, фарфора, компаса, сейсмографа и других восточных изобретений, которые на протяжении целых веков оставались для остального мира тайной за семью печатями. Ревностно охранялись способы возделывания и переработки, даже места расположения плантаций тщательно скрывались от чужеземцев. Особые секреты существовали не только в провинциях и уездах: их имело и строго оберегало каждое отдельное хозяйство.

В различных районах сложились свои пристрастия, вкусы, привычки и традиции. Южане, например, предпочитают зеленый чай (люйча), северяне — душистый красный (хунча), а в столице наиболее популярен цветочный (хуача).

От Великой стены до Тонкина и Тибета имели хождение желтые чаи, сформованные в виде круглых лепешек. Их складывали десятками в пачки, которые обертывали листьями широколиственных бамбуков. Практиковалась доставка и шарами, по пять штук, в такой же упаковке. В старое время грубые желтые чаи прессовали еще в круглые поленья, удобные для длительной вьючной перевозки (именно в таком виде желтый чай попал, например, в Туркестан, где получил известность под названием «ат-баши» — «лошадиная голова»).

Своеобразное новшество в традиционную китайскую технологию и рецептуру внесли монголы. Учитывая специфику кочевой жизни, там стали формовать рассыпчатый зеленый чай в «кирпичи» (от них и пошел так называемый кирпичный чай). Более того, потомственные скотоводы использовали южное зелье не только как напиток. Экстракт листьев стал у них служить дополнением к похлебке: отваривая «кирпичи» в котле с молоком (которое китайцы не употребляют), а также с кумысом, мукой, рисом и солью, скрепляя образовавшуюся смесь овечьей кровью и затем спрессовывая все в дощечки, монголы получали высокопитательный концентрат — своего рода «сухой завтрак». Это было нечто новое по сравнению, скажем, с тибетской похлебкой, где чай играл лишь роль приправы к ячменной муке. Наконец, и в Китае стали производить свои дорожные консервы, смешивая экстракт чайного листа с сушеным фазаньим мясом.

Монгольское изобретение подсказало китайцам путь к более рачительному использованию отходов чайного производства — чайной пыли. Порошкообразную массу (хуасин) после пропаривания тоже стали прессовать в «кирпичи». А чтобы кусок можно было разламывать на аккуратные квадратные доли, на оборотной стороне обычно выдавливали рисунок-решетку. В Ханькоу, помимо «кирпичей», выпускали также «доски». Такие чайные доски, весом около полутора килограммов, иногда служили единицей обмена в Монголии и Китае. Монголы использовали в качестве разменной монеты также маленькие свертки рассыпного чая — лугана. У них и у других кочевников Сибири долгое время заменял деньги кирпичный чай. Со временем чай приобрел значение общего товара не только в азиатских странах: например, в Мавритании все еще в ходу «чайные монеты».

Но более удивительно другое: в самом Китае, в этой поистине чайной стране, люди нередко довольствовались чайком «кайшуй» (простой кипяченой водой) или настоем из цветов смородины или ромашки. Беднейшим крестьянским низам, пищу которых в основном составляла каша, даже дешевый чай был не по карману.

 

ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

В XVII веке у китайских берегов появились первые корабли из Европы. Вслед за португальскими разведчиками загадочной земли сюда устремились испанцы и голландцы.

В середине XVII столетия Китай посетили первые русские посольства. Многовековая завеса обособленности была прорвана. Чужеземные посланники, которых нередко потчевали «посольским чаем», стали его проводниками в своих странах.

Пойдя на установление торговых контактов с Россией, Португалией, Голландией, Англией и другими странами, Китай с XVII–XVIII веков начал экспортировать зеленую продукцию своих секретных плантаций. Так к древним маршрутам, соединявшим с давних пор различные земли и цивилизации, добавился еще один — чайный. Он пополнил список великих торговых путей: шелкового, коричного, оловянного и соляного, сыгравших важную роль в историческом развитии человечества и установлении культурных связей между народами. До прошлого столетия Китай был единственной страной, поившей человечество чаем.

Первый выход чая за пределы Китая произошел благодаря дипломатическим сношениям династии Тан (618–907) с соседними державами. Сначала в виде гостинца, а потом — как товар без лицензии на его производство чай проник в государство Силла, образованное на юге Корейского полуострова, и в островное царство Ямато. К собственному же культивированию чая Япония смогла приступить только в IX веке. Причем по крайней мере более половины тысячелетия его выращивали лишь для медицинских целей.

Постепенно чайные церемонии под стать тем, что давно стали отличительными приметами жизни императорского двора в Китае, сделались непременным атрибутом быта дворцовых вассалов японского сёгуна — вождя-полководца, а также главной формой времяпрепровождения хозяев крупных владений на юге. Званые чайные столы с соответствующим священнодействием и этикетом стали устраивать и мелкопоместные военные дворяне-самураи на севере.

Со временем в Японии, как и в Китае, произошла демократизация чая. В стране традиционно мелкого, лоскутного землевладения появилось множество миниатюрных чайных «огородов», в том числе и в северных областях, где его на зиму укрывали от морозов и снега рогожами. В прошлом веке, когда дело получило достаточно широкий размах, появилась возможность вывозить излишки ценной продукции плантаций на мировой рынок.

С XV века чай, ставший на островах народным напитком, был возведен в культ. Объясняя природу «философии чая», основатель и первый президент Государственной академии искусств в Токио Какудзо Окакура писал, что чай — это приятное без излишеств, уникально ценное без дороговизны, скромность и естественность, гостеприимство и миролюбие, удовольствие и польза, добро и красота; чай — гигиена, потому что побуждает к чистоте, и бережливость, потому что учит находить комфорт в простом скорее, чем в сложном и дорогом.

Одновременно сложился и ритуал чаепития — «тяною», позаимствованный у китайцев и в XVI веке доведенный до совершенства просветителем Рикию (Сэнрикю). Он стал первым и самым знаменитым обладателем почетного титула «мастер чая». Столь высокое звание означало, что его носитель — не просто специалист-кулинар высшего класса, но и мудрец-поэт, возвышенный мечтатель, ценитель искусства, виртуоз изящного и благородного «чайного образа жизни». Когда враги и завистники Рикию обвинили его в измене своему властелину и добились смертного приговора, великому мастеру была дарована особая честь — умереть от собственной руки, как подобает настоящему самураю.

Каждая состоятельная японская семья имела «чайную комнату», называемую «приютом фантазии». Это была самая важная часть жилища, чаще всего отдельное здание в саду, любовно обсаженное кустами. Дверь в чайную комнату делалась низкой, чтобы каждый входящий, будь то хоть сам император, склонял голову. Перед входом в нее мыли руки, снимали обувь, оставляли оружие, а войдя, непременно становились на колени перед своеобразным алтарем в центре комнаты. Обстановка в «приюте фантазии» отличалась простотой, единственное ее украшение — одинокий цветок в вазе. Здесь, у ослепительно-белой скатерти, усаживалось одновременно не более пяти гостей. Заваренный чай взбивали бамбуковой мутовкой и торжественно разливали белым бамбуковым ковшом.

Вслед за Японией и Кореей употребление чая вошло в обиход других стран Восточной и Южной Азии. Один за другим в городах открывались чайные домики, отличавшиеся все той же простотой и изяществом. Поэты-романтики называли их «оазисами в печальной пустыне существования». Буддийские монахи прославляли чайного пророка Даруму. Родилось новое религиозное учение, которое проповедовало культ чая, основанный на «поклонении прекрасному среди низости повседневного бытия».

Азиатские пути-дороги чая вели не только на Дальний, но и на Ближний Восток. Его шествие на запад не остановили даже Гималаи. Из Индии арабские купцы завезли чай в Персию, где появился своеобразный аналог восточного чайного дома — чайхана. После долгих скитаний по мусульманскому миру чай к концу прошлого века поселился даже в «кофейной» Турции, став там продуктом ежедневного потребления.

 

НОВОЯВЛЕННАЯ МЕККА

В Европе о китайской «травке» имели весьма смутное представление и поначалу делали из нее… салат. В этом не было ничего удивительного. Ведь первая на континенте разъяснительная «реклама» нового пищевого продукта — да и то весьма скромная, оставившая после себя больше вопросов, нежели ответов, — появилась лишь в «Истории Индии», изданной в 1589 году, а кулинарный рецепт стал известен еще позже, в 1633 году, из описаний путешественника Олеария, который видел в Персии «темно-бурый напиток из растения, доставляемого туда узбеками».

Тем не менее информация сделала свое дело: в 1610 году целебную «божественную траву» специально на продажу завезли голландские купцы. От них чай попал в Данию и Скандинавию, а в 1657 году появился в Германии. К этому времени его уже знали как лекарство во Франции. Столовым же напитком он стал лишь после того, как к нему приобщились жители «туманного Альбиона».

В 1664 году Ост-Индская компания поднесла английскому королю Карлу II в качестве подарка 969-граммовый пакет — два фунта и две унции вяленых и скрученных листьев, перекупленных у голландцев. Успех дворцовой дегустации превзошел все ожидания. И вскоре из той же Голландии были завезены уже сто фунтов рассыпчатого чая, который сразу же поступил для продажи на прилавки.

Первые порции заварки продавались с торгов в кофейной Гарровея, что размещалась в самом центре торговых сделок, на бирже в Лондон-сити. Истинно королевский напиток пришелся по душе и некоронованным островитянам. Чай стали завозить все больше, отправляясь за ним все дальше — в Сурат и Мадрас. В 60-х годах в Лондоне появилось немало лавок, где наряду с кофе и шоколадом посетителям предлагали чай. Торговля им стала весьма бойкой, когда в чашку с крепким настоем додумались добавлять тростниковый сахар, поступавший в метрополию из колоний. Новый напиток вошел в меню всех лондонских питейных домов. По их рецепту его стали подавать и в Париже.

Заморскому нововведению противились тысячи аскетов, восставших против употребления каких бы то ни было услаждающих бренное тело средств. Чаепитие объявляли порочным, отвратительным обычаем. Враги чая перечисляли несметное число болезней и недугов, которые он в себе несет. Против него ополчились даже целые страны, входившие в «кофейную зону», — в основном земли, находившиеся под властью Бурбонов и Габсбургов. Англосаксы же демонстративно зачислили себя в ряды почитателей чая.

«Приятель муз, волшебный чай, с тобой отныне наш ум не ведает ни грусти, ни унынья…», — провозглашал английский поэт Уоллер по случаю дня рождения Екатерины, супруги английского короля Карла II. Поэтические строки начинались словами: «За лучшую из королев и лучшую из трав!..». Ведь именно Екатерина, принадлежавшая к португальской династии Браганса, привезла с собой на остров обычай пить чай и сделала его популярным при дворе.

С оживлением международных отношений стран Востока и Запада год от года увеличивались ввоз и потребление восточного товара. Продукт из «чайного Эльдорадо», доставляемый двумя конкурирующими ост-индскими компаниями — голландской и английской, все больше оседал на берегах Темзы и в британских владениях, разбросанных по всему миру. Зеленый чай отправлялся в Америку, где начал пользоваться большим успехом. На протяжении века, с 1705 по 1805 год, «владычица морей» ввезла 7,5 миллиона фунтов чая. К этому времени лондонская Ост-Индская компания, известная под названиями «Почтенная компания», или «Компания Джона», единолично контролировала все увеличивающийся импорт китайского чая.

Уже в первой половине XVIII столетия кофейни Лондона фактически превратились в чайные. К 1820 году в среднем на каждого англичанина приходилось по фунту чая в год, а через семьдесят лет этот невиданный для Европы показатель был перекрыт здесь впятеро. Чаепотребление в Англии в несколько раз превзошло потребление его в Китае. В начале нынешнего века на каждого англичанина пришлось уже 2,5 килограмма чая в год. Это — в среднедушевом исчислении. Но были и куда более внушительные цифры, чем те, которые дает статистика. Полистайте Ч. Диккенса, и вы узнаете, какое несметное количество чашек чая поглощали на своих ежемесячных собраниях члены Бриклейнского отделения Объединенной Эбенизорской ассоциации трезвости.

О трезвенниках разговор зашел неспроста. Чай нередко вытеснял спиртные напитки. Безвредный, приятный и согревающий, питательный и целебный, он становился хорошим подспорьем здоровью, подкрепляющим средством в пути и в усиленной работе. Одни ценили его за благотворное влияние на нервную систему, другие — за вкусовые и питательные свойства, третьи — за способность заменять недостающее количество пищи.

И здесь мы выходим на главное достоинство чая, снискавшее к нему особое расположение. Он поддерживал энергию рабочих, увеличивал среднюю продолжительность жизни. Недаром некоторые исследователи связывают начало промышленной революции в Англии и успехи в хозяйственном освоении территории Северной Америки с использованием «чайного стимула».

Однако «чайный бум» имел для Великобритании и иные последствия. В 1704 году поселенцы из Англии завезли чай на север Нового Света. У пуритан Новой Англии он имел такой успех, что уже вскоре потребовалось переправлять туда целые корабли с завяленным листом китайского растения. Но именно эти-то морские караваны, отправляемые по кабальному королевскому закону о чае, и вызвали бурю всеобщего возмущения. В ночь на 17 декабря 1773 года члены революционной организации «Сыны свободы» утопили в порту большую партию доставленного Ост-Индской компанией чая. «Бостонское чаепитие» явилось прологом войны за освобождение североамериканских колоний от владычества британской короны.

Высокая пошлина и «бостонское чаепитие» временно снизили интерес к чаю в самой Англии. Запоздалая акция лондонских властей, снизивших в 1784 году налог на чай, уже не могла восстановить британскую чайную гегемонию. К этому времени избавившаяся от колониального диктата Северная Америка сама стала налаживать торговлю с Востоком. К 1834 году «Почтенная компания» утратила навсегда свою монополию на торговлю с Китаем. А еще позже ее позиции на мировом рынке значительно пошатнулись в связи с появлением на просторах Мирового океана американских чайных клиперов.

 

ЧЕРЕЗ ГОРЫ И МОРЯ

В 30-х годах прошлого века началось активное разведение чая на Индостанском полуострове. Это произошло сразу же после открытия «чайного Клондайка» в Ассаме — отрезанном от остального мира девственном уголке предгорий Восточных Гималаев, где были обнаружены не виданные еще заросли чайных кустов-гигантов с крупными листьями. Английские плантаторы, с жадностью набросившиеся на «дармовщину», начали хищническую эксплуатацию диких чайных рощ. После нескольких лет «зеленой лихорадки» склады буквально ломились от «зеленого золота». Но огромная масса товара не находила сбыта из-за невысокого качества получаемого из него напитка. Скороспелые чайные компании разваливались на глазах. Поговаривали уже о «закрытии» Ассама.

Но более сметливые предприниматели пошли на последний эксперимент. Убедившись, что чудо-дерево дает обильную зеленую массу, но сам лист не блещет особыми свойствами, они решили скрестить местного великана с его сородичем — кустом из Китая, то есть придать высоким индийским урожаям желанные качества. Опыты велись с большим размахом. Из Китая были вывезены тонны семян и тысячи отводков. С помощью специально законтрактованных китайских мастеров в конце 50-х годов были заложены обширные гималайские плантации в районе Дарджилинга, у подножий Эвереста. Высокопродуктивный гибрид давал чай особой крепости, который не без основания прозвали «местным коньяком».

В Индию вновь устремились добытчики счастья — люди всевозможных профессий — от сапожника до отставного генерала. Новые массивы чайной целины осваивались в районах Бенгала и Нагпура. Слава об индийском чае разнеслась по всему свету. В 1888 году объем его поставок в Великобританию впервые превысил размеры китайского экспорта. За период с 1869 по 1894 год потребление индийского чая подскочило в десять раз, а китайского, наоборот, — снизилось вчетверо.

Между тем рядом с Индией уже осваивалась новая богатейшая кладовая зеленого листа: с середины 70-х годов началось бурное развитие чаеводства на Цейлоне — острове с дивной природой, который климатологи не без основания называли «земным раем». Но прописке чайной культуры в этих местах способствовал не только благодатный климат и заразительный пример соседней Индии, но и страшная эпидемия грибной болезни, погубившая местные кофейные рощи. К тому же чай можно было разводить не только на месте погибших кофейных плантаций, но и на более значительной высоте над уровнем моря. Зеленая река, хлынувшая с Цейлона, к концу столетия еще более потеснила на мировом рынке китайский чай.

Наконец во весь голос «заговорил» Малайский архипелаг, где к массовому разведению чая голландская Ост-Индская компания приступила еще в начале прошлого века. В 1824 году китайскими и японскими семенами начали засевать Яву, но когда загремела слава Ассама, островитяне переориентировались на индийские сорта. Через полвека культура была внедрена и на Суматре.

Переселившись на юг, чайное растение оказалось в более благоприятных климатических условиях. Если в китайских и японских субтропиках уборочная страда ограничивалась вегетационным летним периодом, то в Индии, на Цейлоне и островах Малайского архипелага сбор листьев можно было проводить практически круглый год. В новых чаепроизводящих районах лист собирался с больших плантаций, в то время как в Китае и Японии чаеводство находилось в руках мелких производителей. Уже к 1904 году по общим объемам вывозимого чая Китай обогнала Индия, спустя четыре года — Ява, а еще через два года — Цейлон.

А о себе заявляли все новые и новые производители. Закладывались площади в Индокитае — в южных низовьях Тонкина, горах Аннама и на полуострове Малакка. Чай «перешагнул» через океан на южный берег Черного континента и наконец достиг Южной Америки. Древнейший напиток Востока начал покорять мир…

 

САМОВАР ДЛЯ «СУШЕНЫХ ЛИСТЬЕВ»

Еще до установления торговых отношений России с Китаем чай проникал из Монголии в Среднюю Азию, на Урал и в Нерчинский округ. По Кяхтинскому трактату, заключенному в 1727 году, были учреждены два пункта русско-китайского пограничного товарообмена — на речках Кяхта и Аргунь. Первый из них стал основным по торговле чаем и сыграл немалую роль в установлении политических и экономических связей с Китаем. Восточный товар по караванному чайному тракту Ханькоу-Урга-Кяхта, через Гоби, стали доставлять специальные купеческие гильдии. Родились первые русские чайные компании, наладившие собственный транспорт через всю Сибирь. Появились и знаменитые русские самовары.

Но чаю на пути в российский «дом» предстояло преодолеть не только длинные версты, но и частокол суеверий и предрассудков. Сектанты-раскольники подвергали его анафеме, объявляя таким же греховным зельем, как и табак. В мещанской среде ему приписывали самые нелепые свойства. И все же напиток волной «разливался» по всей стране. Колыбелью массового чаепития стала Москва. Здесь же сформировался и самый крупный чайный рынок.

В начале XX века Россия окончательно заявила себя «чайным государством». На Нижегородской ярмарке — центре внутренней торговли — для чайной было отведено особое каменное здание. Распространению чаепития способствовали многочисленные трактиры, а также постоялые дворы и почтовые станции, где в зимнюю стужу проезжий люд согревался горячим напитком. Отсюда, видимо, и пошло выражение: «С дороги чайку напиться». Ввели чайное довольствие и в армии. На него в основном ставили войска, находящиеся в трудных климатических условиях. Вводили его и там, где появлялась холера, — до прекращения эпидемии.

В отечественных исследованиях по истории чая авторы не раз отмечали его «государственное значение». Чай помог установить внешние отношения России с Китаем, а значит, сделал доступными его фарфоровые изделия, шелковые и бумажные ткани. В свою очередь, у «Поднебесной империи» появилось уважение к «Северному колоссу». За чаеторговцами, по проторенной ими дороге, шли научные экспедиции. Вот и выходит, что чайная торговля послужила и своеобразным проводником мировой науки.

Велико было также и экономическое значение чая. Более сотни тысяч человек по сибирскому тракту (а это тысячи верст!) кормились от перевозки «сушеных листьев». В промышленности он вызвал к жизни самоварное производство, дал стимул для расширения суконного дела (для обмена с Китаем), а также посудного, сахарного и булочного. Чай разнообразил скудную пищу крестьянского населения, был подмогой на деревенской страде, зимнем извозе и фабричной работе, выручал во время многочисленных постов.

Чай не только усиливал трудовую энергию, но и поднимал настроение, «смягчал нравы», способствовал общительности.

За пятьдесят лет, прошедших после реформы 1861 года, потребление чая в стране на душу населения возросло более чем в два с половиной раза. В начале нашего века Россия занимала второе, после Англии, место в мире среди главных импортеров чая, оставив позади Соединенные Штаты Америки. В европейской части он пришелся к столу северянам Олонецкой губернии, жителям промышленных городов Ярославщины. Особое значение он имел в рационе татарского населения. Зеленый чай почти целиком оседал в Туркестане, кирпичный — в Казахстане, Киргизии, на юге Западной Сибири и на Урале. А потребление этого вида чая в Восточной Сибири превысило все мировые рекорды — здесь в среднем в год на жителя приходилось до одиннадцати фунтов (1 русский торговый фунт — 0,409 килограмма. — Автор), Много пили чая казаки Амурской области, крестьяне Приморья и Восточного Забайкалья, но больше всех — до тридцати фунтов в год — буряты, у которых, как и у соседей — монголов, зеленый чай шел в похлебку.

И все же для подавляющего большинства крестьян России чай оставался предметом роскоши. Высокая цена позволяла пить его лишь в редких случаях — не зря, видно, появилось выражение «чайком побаловаться». Да и другое, не менее известное изречение «дать на чай» родилось именно в ту пору, когда на чай у многих, в прямом смысле, не хватало. А между тем общая сумма государственного дохода от продажи чая, включая транспортные тарифы, превысила в последний год царствования династии Романовых девяносто миллионов рублей.

 

ПЕРВЫЕ ВСХОДЫ И СБОРЫ

Первые попытки «прописать» чайный куст в России стали предприниматься еще в начале минувшего века. Начались поиски с Южного берега Крыма, где основатель и первый директор Никитского ботанического сада X. X. Стевен приступил к испытаниям «расти могущих и в каком-либо роде хозяйства полезных или только для украшения служащих деревьев, кустов и трав». Причем начал он как раз с чайных кустов, полученных в 1814–1818 годах из Парижа и Петербурга. В теплицах Артека, где они дали спелые семена, их удалось размножить.

В 1838 году новый директор сада Н.А. Гартвис, посадив чайные кусты в хорошую луговую почву, получил неутешительные результаты: из-за недостаточной температуры, влажности воздуха и неподходящих почвенных условий новоселы, перенесенные в открытый грунт, росли плохо. Убедившись в бесперспективности внедрения чая в промышленную культуру на берегах Таврии, экспериментатор оставил несколько образцов чужеземной неженки для никитской коллекции, а большую часть в 1842 году передал по эстафете своим южным коллегам в только что организованный в Сухуми Военно-ботанический сад. Через пять лет подобная посылка была отправлена в Гурию — в Озургетский казенный акклиматизационный табачный питомник.

Южная оконечность Черноморского побережья Кавказа, входящая в так называемую Понтийскую флористическую область, недаром считалась «русскими субтропиками». Переселившись туда, растения почувствовали себя почти как дома. Уже в 1864 году гурийский помещик князь Михаил Эристави (Эристов) собрал с собственного маленького участка в селении Гора-Бережаули Озургетского уезда первый чай, который затем представил на Всероссийскую сельскохозяйственную выставку в Петербурге.

Однако энтузиазм грузинских пионеров чая сразу же натолкнулся на жесткую политику местной и центральной власти. Царское правительство не было заинтересовано в развитии чаеводства в стране, поскольку доходы от продажи импортного чая существенно пополняли казну. Обращая внимание на плачевное состояние чайного дела, выдающийся грузинский писатель и общественный деятель И.Г. Чавчавадзе в своем выступлении со страниц редактируемой им газеты «Иверия» в 1887 году отмечал, что чайный куст больше высаживается на белой бумаге и поливается черными чернилами.

В защиту чая страстно выступил почетный доктор физической географии Московского университета, основоположник отечественной метеорологии профессор А.И. Воейков. За акклиматизацию в Закавказье чайного куста, возможность которой он обосновал в классическом труде «Климаты земного шара», ученый ратовал в своем обстоятельном докладе в Географическом обществе.

Это выступление получило поддержку профессора Петербургского университета академика

А.М. Бутлерова. Знаменитый химик посадил на своем дачном участке, расположенном к югу от Сухуми, чайные кусты и приступил к разработке технологии переработки и рецептуры выделки чая из их листьев. Полученные результаты он продемонстрировал во время своего доклада «О культуре чая в Закавказье» 16 мая 1885 года на общем собрании Вольного экономического общества в Петербурге. Не удовлетворившись достигнутым, он стал собираться в еще более дальнюю дорогу — в Индию, где намеревался изучить способы механизированной обработки чайного листа. К сожалению, незадолго до начала намечавшейся экспедиции Бутлеров скончался.

Эстафету двух великих ученых подхватил известный в Закавказье общественный деятель, магистр ботаники, флорист, систематик и статистик, автор работ по естественной истории и этнографии Кавказа Н.К. Зейдлиц. В 1884 году он выступил на Международном съезде ботаников и садоводов в Петербурге с докладом, где доказывал, что пришло время вплотную заняться культурой и производством чая, и призывал поскорее сделать почин. При этом оратор сообщил, что на пути в Россию находится партия семян и саженцев, выписанная по его инициативе из Ханькоу.

Призыв нашел отклик в душе отставного инженер-полковника из Тбилиси А.А. Соловцова. Он переселился в Аджарию, только что освобожденную от турецкого ига, приобрел участок в Махинджаури, под Чаквой, по соседству с участком Зейдлица, и с большим энтузиазмом взялся за дело. Так в 1885 году была заложена первая в России промышленная чайная плантация (кстати, растения на этом участке сохранили свою продуктивность до наших дней). За сравнительно короткое время площадь соловцовской плантации была доведена до двух гектаров. Уже в 1897 году образцы аджарского черного байхового чая экспонировались на сельскохозяйственной выставке в Тифлисе. За внедрение новой культуры в крае Соловцову была присуждена Большая золотая медаль. Его чайный сад послужил своеобразным питомником, давшим жизнь многим другим плантациям в Закавказье.

В 1893 году рядом с хозяйством Соловцова известный чаеторговец К.С. Попов заложил три имения: «Отрадное» — в окрестностях Чаквы,

«Привольное» — в Салибаури и «Заветное» — в Капрешуми. Перед этим он совершил три поездки в Китай, а потом снарядил специальную чайную экспедицию во главе с профессором фармакологии Московского университета В.А. Тихомировым в Японию, Китай, Северо-восточную Индию, Цейлон, Яву и Сандвичевы острова. Экспедиция продолжалась четыре года и вернулась с богатыми коллекциями семян и растений.

Тем временем Попов скупил обширные участки. Для организации чайного хозяйства он пригласил заведующего кафедрой общего земледелия и почвоведения Петровской академии В.Р. Вильямса.

Спустя десять лет после закладки имений площади плантаций увеличились до 133 гектаров, а количество кустов достигло полутора миллионов. Весной 1894 года с помощью вызванного из Китая мастера Попов получил в Чакве первый урожай своего чая.

Через три года коммерсант выписал из Лондона оборудование для чайной фабрики и уже на следующий, 1898, год получил в «Привольном» первые 5200 килограммов фабричного грузинского чая. Технологию фирма держала в строжайшей тайне.

Попов был близок к царскому двору, принимал участие чуть ли не во всех выставках, устраиваемых в России и за границей. В 1900 году на Всемирной промышленной выставке в Париже его наградили Большой золотой медалью «За лучший в мире кавказский чай». Впоследствии он стал консультантом Министерства земледелия по чайным делам, но и на этом посту больше пекся о преуспеянии своей фирмы, нежели о судьбах отечественного чаеводства.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗОЛОТОГО РУНА

Подлинным подвижником российского чаеводства стал И.Н. Клинген. Ученый, агроном-организатор, экономист, ботаник, историк, этнограф, почвовед и климатолог, он оставил яркий след в истории нашего сельского хозяйства как неутомимый энтузиаст отечественного субтропического земледелия. Крутому повороту в его биографии способствовал случай. В 1892 году Клинген получил от Главного управления уделов, ведавшего землями императорской семьи, приглашение занять должность инспектора кавказских удельных имений династии Романовых.

«Русские субтропики» произвели на него неизгладимое впечатление. Уже первое знакомство с местными условиями утвердило Клингена во мнении, что влажные черноморские «джунгли» самой природой предназначены для чаеводства. С помощью этой культуры, по мысли Клингена, можно было помочь многочисленному классу кавказских крестьян. Инспектор мечтал о хозяйстве, которое стало бы школой для тысяч будущих чаеводов. Но для широкой постановки дела требовался посевной материал и опыт культивирования. Клинген решил использовать высокую «фирму», где служил сам, соблазнить ее перспективой отхватить солидный куш на чае собственной фабрикации. И он бросил в столичный «огород» пробный камень-приманку: не гоже, дескать, могущественному управлению владений, записанных на высочайшее имя, ударять в грязь лицом перед отнюдь не августейшей особой соседа-земледельца. Наживка подействовала — Чаквинское имение удельного ведомства, конечно же, не пожелало срамиться перед выскочкой из купеческого сословия и решило щедро раскошелиться. Уже в 1893 году, как бы бросая вызов Попову, оно приобрело в долине Чаквы более пятнадцати тысяч гектаров земли, где по проекту Клингена намечалось разбить обширное субтропическое хозяйство с культурой чая в его основе.

Затем, снова в пику Попову, ведомство снарядило собственную экспедицию к берегам Индийского и Тихого океанов. Возглавить ее было поручено Клингену, а в помощники к нему пригласили профессора Харьковского университета A.Н. Краснова, довольно известного к тому времени ботаника и географа. Экспедиция длилась с февраля 1895 по март 1896 года. Ее участники побывали в Индии и на Цейлоне, в Китае и Японии. Это «хождение за три моря» — первая комплексная сельскохозяйственная экспедиция в субтропические и тропические районы Азии. Труды русских «охотников за растениями» окупились сторицей: в Чакву были привезены шесть тысяч саженцев и более двух тонн семян чая.

Сделав первые шаги, Удельное ведомство уже не смогло пойти на попятный. Чаквинское имение, заложенное по рекомендации Клингена и под руководством Соловцова, стало самым крупным чаеводческим хозяйством страны. Свой вклад в его становление внес побывавший здесь в 1898 году директор Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесоводства, основатель первой в России кафедры почвоведения профессор B.В. Докучаев.

С того времени импорт посевного и посадочного чайного материала был прекращен, и дальнейшее развитие культуры в Закавказье шло за счет собственных ресурсов. Чаквинское имение, ставшее, по выражению Клингена, «слоном» возникающего чайного дела, вольно или невольно превратилось в центр распространения семян. Чайные участки стали закладывать на своих наделах крестьяне ближайших сел Аджарии. Новая культура постепенно проникала в Гурию и Мегрелию. К началу нынешнего столетия чайные плантации в Чакве занимали уже сотню гектаров и еще 130 гектаров имели под этой культурой малоземельные грузинские крестьяне.

В 1899 году в Чакве заработала вторая фабрика, в полтора раза мощнее фабрики Попова. Началось строительство небольших частных и государственных чаеперерабатывающих предприятий. И хотя в целом их продукция еще не отличалась качеством (это были так называемые «солдатские чаи», которые закупало военное ведомство «для довольствия нижних чинов»), все же лучшие образцы чаквинской фабрики, по мнению знатоков, уже напоминали по вкусу яванские. Явление «русского чуда» вызвало замешательство на лондонском рынке.

В 1910 году начался массовый выпуск кавказского чая высшего сорта, а через год Грузия вышла на седьмое место в мире по занимаемой площади чайных плантаций и на восьмое — по количеству вырабатываемой продукции.

Сбывались пророческие слова Д.И. Менделеева, неоднократно поднимавшего в своих трудах вопросы разведения чая в России. В «Учении о промышленности» (1900) великий русский ученый и общественный деятель с возмущением писал, что огромное количество золота уходит на покупку чая за рубежом, тогда как это растение можно с успехом разводить в Грузии. Сообщив, что в 1898 году урожай чая уже достиг 3000 фунтов, Менделеев сделал вывод: «…можно надеяться, что и тут Россия со временем явится не только потребителем, но и производителем». И Россия действительно стала единственной в Европе страной, жители которой могли пить чай собственного производства. В 1915 году в Грузии (Аджария и Озургетский уезд) плантации чая уже занимали 984 гектара, сбор зеленого листа достиг 650 тонн, что дало 133 тонны готовой продукции.

Соратник Клингена А.Н. Краснов мечтал о том времени, когда кавказское Причерноморье станет роскошным краем, более прекрасным, чем сады Монако и курорты Ривьеры. В 1911 году он переселился на постоянное жительство в Батуми, где вскоре основал ботанический сад и журнал «Русские субтропики». При открытии сада в 1912 году Краснов сказал: «В глубокой древности смелый аргонавт Ясон похитил из Колхиды золотое руно. С тех пор Колхида обеднела и влачит жалкое существование. Позвольте выразить пожелание, чтобы золотое руно колхам вернул Батумский ботанический сад, став его рощей Ээта». Краснов завещал похоронить его на Зеленом мысу, в одном из живописнейших уголков сада: «Сделайте от могилы просеку, чтобы мне видна была Чаква с окружающими снеговыми горами… Я там впервые начал работу, там тоже осталась частичка моего «я»».

Забегая вперед, скажем, что основанный профессором Красновым сад назвали «Советским Бейтензоргом» — по аналогии с всемирно известным ботаническим садом в Индонезии. Постановлением Совнаркома СССР от 30 июля 1925 года он был признан основным научным учреждением страны, занимавшимся чаем и другими субтропическими культурами. На 500 десятинах бывшего Чаквинского имения Удельного ведомства, с которого, собственно, и начиналась наша чайная история, сегодня создан широко известный не только в СССР, но и за рубежом Чаквинский чайный совхоз имени В.И. Ленина. На осушенных болотах Колхидской низменности, рядом с высокоурожайными кукурузными нивами и цитрусовыми садами, раскинулись изумрудные плантации, дающие самые высокие в мире урожаи ароматного чайного листа, в том числе и известного повсюду селекционного чая «Колхида».

 

ЗА ЧАЙНУЮ НЕЗАВИСИМОСТЬ

В конце 1924 года было учреждено Всесоюзное акционерное общество «Чай-Грузия». В его ведение были переданы Чаквинский и Салибаурский совхозы и выделены значительные средства. Началось строительство чайных фабрик, быстрое и планомерное развитие всего чайного хозяйства. На опытных станциях общества вели работы директор Всесоюзного института прикладной ботаники и новых культур Н.И. Вавилов и молодой биохимик А.И. Опарин.

К началу 1930 года площадь плантаций достигла 8000 гектаров, то есть за первые пять лет своей активной деятельности А/О «Чай-Грузия» сделало в семь раз больше, чем было сделано за все семь дооктябрьских десятилетий. В 1932 году Советский Союз имел возможность значительно сократить импорт торгового чая и окончательно отказаться от ввоза чайных семян.

В 1927–1932 годах на месте непроходимых зарослей папоротника, ольхи и азалии выросли чайные совхозы с благоустроенными рабочими поселками, мощными ветрозащитными полосами, придающими этим местам вид гигантских парков. Число чайных фабрик к 1934 году перевалило за двадцать. Невиданными темпами росла урожайность зеленого листа: в 1932 году — 701 килограмм, в 1935–1479 и в 1939 году — 2407 килограммов с каждого гектара. По сравнению с дореволюционным несравнимо повысилось и качество готовой продукции. Многие чайные колхозы и совхозы, а также стахановцы чайных плантаций по праву стали участниками первой Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.

В послевоенные годы основная сырьевая база чайной промышленности охватила уже 25 административных районов Западной Грузии. За высокие урожаи 119 передовых чаеводов республики в 1948 году получили высокое звание Героя Социалистического Труда. В 1958 году грузинский чай впервые появился на зарубежном рынке, где сразу завоевал широкую популярность.

Сегодня Грузинская ССР дает около 100 тысяч тонн байхового и 40 тысяч тонн расфасованного чая в год — 94 процента всего советского чая. Этой культурой в республике занимаются десятки специализированных хозяйств. Обработка плантаций и уборка на равнинах и склонах крутизной до 12 градусов полностью механизированы. На основе развития сырьевой базы, важным резервом которой стали новые земли, создана технически оснащенная чайная промышленность.

 

ОТ ТАЛЫША ДО ДАГОМЫСА

Вторым чаепроизводящим районом страны стал Талыш — расположенная на восточном побережье Кавказского перешейка Ленкорано-Астаринская субтропическая зона. В прошлом ее обширные пространства были покрыты болотами.

Там, где не было болот, возделывали рис, поля которого также требовали постоянного затопления. В итоге население этого края веками страдало от малярии. Переход к чаеводству позволил бы сократить площади рисосеяния, осушить болота, оздоровить климат азербайджанских субтропиков. Но особенности этих мест не давали возможности однозначно оценить перспективы развития здесь новой культуры.

В 1912 году переселенец М.О. Новоселов посеял чайные семена с чаквинских плантаций на своем участке, расположенном в двенадцати километрах от Ленкорани, в местности между Алексеевкой и Сеид-Тюрба. Эта дата считается датой начала разведения чая в Азербайджане. Но только в советское время здесь приступили к созданию чаепроизводящего района страны. В 1932 году родился первенец прикаспийского чаеводства — чайный совхоз имени С.М. Кирова с пятьюдесятью гектарами плантаций близ Ленкорани. В 1937 году был организован самостоятельный трест республиканского значения «Азербайджан-чай», в ведение которого перешла новая отрасль. В том же году только что построенная Ленкоранская чайная фабрика выпустила первые пачки азербайджанского чая. В предвоенном 41-м республика имела уже более пяти тысяч гектаров изумрудных плантаций.

Технология выработки продукта из нового сырья продолжала совершенствоваться в послевоенные годы. Крупным успехом переработчиков можно считать выпуск в 1947 году первых партий высокосортных чаев «Букет Азербайджана» и «Экстра».

С 70-х годов чаеводство в Ленкоранской зоне развивается быстрыми темпами. К концу десятилетия здесь уже свыше десяти тысяч гектаров плантаций, дающих 42 центнера с гектара, а общий сбор листа превысил двадцать тысяч тонн. По оценкам специальной экспедиции, работавшей в республике, в Ленкоранском районе имеется 16100 гектаров земель, пригодных для возделывания чая.

Становление третьего чаепроизводящего района берет свое начало с 1878 года, когда в Сочи были посажены чайные саженцы из Сухумского ботанического сада. Они погибли в первую же зиму. К счастью, об этой и других неудачах не знал малороссийский крестьянин И.А. Кошман — будущий «отец краснодарского чая». В конце прошлого века его обездоленный род снялся с родных насиженных мест Слобожанщины и подался в поисках земли и лучшей доли к кавказскому Причерноморью. Глава семьи скитальцев нанялся чернорабочим на одну из чайных плантаций в Чакве. Работал от зари до зари, откладывая гроши, чтобы заиметь собственный клочок земли.

Годы работы на плантации обогатили сметливого крестьянина опытом возделывания южной культуры. Почувствовав себя в силах заняться этим делом, стал Иов Кошман подыскивать подходящий уголок. Но вокруг Батуми, в Аджаристане, все уже было занято, а за еще не разработанные участки их владельцы назначали непомерно высокую плату. И в конце 1900 года Кошман со всем семейством подался по Черноморскому побережью на север, прихватив с собой чаквинские семена. Позади уже были Сухуми и мыс Пицунда, а Кошманы все шли, пока не облюбовали себе необжитое место неподалеку от Сочи, в предгорьях Дагомыса, где горный хребет рассекала быстротечная речка Шаха. Тут и остановились. Всей семьей стали осваивать пустырь на одном из приглянувшихся холмов, выкорчевывать на нем дикий кустарник и разравнивать каменистый склон. Почвенный слой здесь был довольно тощий, так что илистые суглинки пришлось носить наверх с приморской низины.

Несмотря на не совсем благоприятные климатические условия — низкие зимние температуры и недостаток влаги, — растения прижились. Осенью на участке в шесть соток зазеленели первые всходы. Старожилы окрестных мест с нескрываемым состраданием наблюдали за «пустыми хлопотами» пришельцев. А тут еще слишком суровая зима. Морозы доходили до двадцати градусов. Пришлось выносить из дома все холсты, мешковину, одеяла и даже праздничные одежды, чтобы укрыть ими нежные ростки. Так удалось спасти две трети посева. Для защиты теплолюбивых растений от холодных ветров Кошманы обсадили участок живой изгородью из жасмина.

Слухи о плантации, заложенной в Сочинском округе, не на шутку встревожили чайного туза Попова. Его агенты конфисковали «незаконный» зеленый лист — ведь на земельный участок у пришлого самозванного чаевода не нашлось официальной бумаги. А потом в дом нагрянула полиция. Устроила обыск, перевернула все вверх дном и приказала очистить участок. Объяснение хозяина, что-де земля эта была ничейной и до его прихода пустовала, не подействовало. Пришлось горемычной семье вновь укладывать пожитки. Теперь они решили уйти в горы, подальше от глаз блюстителей порядка.

В тридцати пяти километрах от первой стоянки, вверх по Шахе, у адыгейского селения Солох-Аул, нашли они склон, покрытый красно-кислой глинистой почвой, весьма подходящей для чайного куста. Вновь начался ежедневный кропотливый труд, принесший удивительные плоды. Первый урожай Кошман уложил в кожаный сундук, с которым они когда-то выехали с Украины, запряг волов и поехал на сочинский торг.

Уже после первой распродажи слава о чае, выращиваемом местным «чудаком», разнеслась далеко за пределы курорта. Приятным вкусом, тонким ароматом и благородным колером он значительно превосходил батумский чай. Своим напитком гостеприимный хозяин щедро угощал путников. Более того, он настойчиво советовал соседям заняться разведением чая, ходил по ближайшим селениям, бесплатно предлагая выращенные им саженцы. Однако охотников не находил: местному населению привычнее и выгоднее было заниматься садами и виноградниками.

Ученые тоже не сразу оценили значение инициативы Кошмана. На съезде ботаников в Петербурге в 1912 году отмечалось, что чай (равно как и мандарин и другие субтропические культуры) может иметь промышленное значение лишь в районе Батуми. Придя к выводу, что испытанием этой культуры следует заниматься в южных районах до Гагр, съезд решил, что вопрос о чае в районе Сочи и севернее должен быть снят как совершенно безнадежный. По иронии судьбы, через год чайные растения Кошмана с большим успехом экспонировались в том же Петербурге на выставке «Русская Ривьера».

Уже в первые послереволюционные годы селекционером-самоучкой заинтересовались работники Сочинской опытной станции. Ему выделили средства, необходимые для продолжения экспериментов. Плантация Кошманов из 800 кустов практически превратилась в государственное семенное хозяйство, которое вскоре стало обеспечивать материалом вновь образуемые участки в Адлерском районе.

Буквально на следующий год после кончины Кошмана, в 1936 году, началась закладка первых сотен гектаров плантаций в приморской зоне Краснодарского края — не только в Сочинском и Адлерском, но и в Лазаревском районах. Используя принцип ступенчатой акклиматизации, советские ученые продвигали чайное растение из южных районов в более северные — в предгорья Кубани.

В 1945 году на побережье был организован трест «Краснодар-чай», а в последние годы на базе первого в крае чайного совхоза «Дагомысский» образовано производственное объединение «Краснодарский чай». Его продукция по своим вкусовым качествам считается одной из лучших в мире. С начала 80-х годов, с тех пор как на Международной дегустационной выставке в Брюсселе дагомысский чай на равных с цейлонским получил золотую медаль, местная фабрика стала работать на экспорт. Всего в крае работают две перерабатывающие фабрики. Чай зеленеет на площади 1,6 тысячи гектаров, его средняя урожайность достигла 4000 килограммов с каждого гектара.

Русский, или краснодарский, чай остается пока что самым молодым из промышленно возделываемых в мире. Хотя была уже не одна попытка «состарить» его. Так, в 1953 году селекционер А.В. Паравян пробовал получить казахстанский чай. До сих пор никак не начнется промышленное производство многообещающего чая, выведенного на западных окраинах нашей страны. Об этом, пожалуй, следует рассказать подробнее.

 

САМАЯ СЕВЕРНАЯ ПРОПИСКА

Академия наук СССР в творческом содружестве с республиканскими академиями и Министерством сельского хозяйства СССР организовала обширные исследования, чтобы выяснить возможности «осеверения» южанки. Организованная Советом по изучению производительных сил при АН СССР объединенная комплексная экспедиция по развитию культуры чая провела опыты в Крыму и Молдавии, в Дагестане и Северной Осетии, изучила «чайный потенциал» Казахстана, Туркмении, Узбекистана, Киргизии и Таджикистана, Приморья, Сахалина и южного острова Курильской гряды — Кунашира. Усилиями ученых-энтузиастов культура настойчиво продвигалась в новые районы.

В результате этих усилий в 1949 году чайную эстафету приняла украинская земля. В тот год семена посеяли у самых западных границ нашей Родины. Спустя три года там же в порядке широкого производственного испытания были заложены первые десять гектаров колхозных плантаций. Самым северным на Земле адресом прописки этого теплолюбивого растения стала Закарпатская область. Сам по себе факт его проникновения в столь высокие широты явился событием мирового значения, вошедшим в список смелых научных экспериментов.

Изучение возможностей акклиматизации чайного куста на солнечных террасоподобных склонах и предгорьях Карпат началось под руководством профессора В.Б. Сочава в период работы закарпатско-молдавской ботанической экспедиции академий наук СССР и УССР по развитию культуры чая. Северный горный щит, обеспечивающий мягкий климат, кислые почвы, сформировавшиеся под воздействием лесной растительности, должны были, по прогнозам ученых, благоприятствовать развитию чаеводства в южных районах Закарпатья — Ужгородском, Мукачевском, Иршавском, Севлюшском и Береговском. В ходе почвенно-климатического обследования этого предгорного края, где произрастают персики и виноград (последний, выращиваемый на холмах и предгорьях, даже не укрывается на зиму), было выявлено до 6000 гектаров земли, пригодной для расселения экзотического куста.

В ряде мест создали так называемые географические участки. Они размещались в различных экологических условиях зоны, по вертикали от равнины к горам, и охватывали разнообразные климатические и почвенные вариации. На них-то и посеяли семена сортов, специально подобранных грузинскими селекционерами. На организованной вблизи Мукачева опытной базе — опорном пункте Всесоюзного НИИ чая и субтропических культур — уже в 1949 году заложили опытную плантацию из различных популяций и сортов чайного растения.

Как и следовало ожидать, переселенец с юга оказался довольно привередливым новоселом. Удовлетворить все его требования, запросы и капризы практически было невозможно. Почти везде изнеженный гость чувствовал себя неуютно. И вдруг — приятный сюрприз: на Красной горе, в окрестностях Мукачева, кусты, разместившиеся чуть выше аборигенов-виноградников, не получали обморожений, прижились и освоились. Закалившись и адаптировавшись к более суровому климату, растения-«красногорцы» через несколько лет стали не только цвести, но и плодоносить. Полученное от них потомство послужило исходным материалом для конструирования собственно украинских форм. Первый украинский чай был собран еще в 1952 году, в районе реки Латорицы.

Первенца назвали, естественно, «Закарпатский». По урожайности он не уступал средним показателям, которые его родители демонстрировали в Закавказье, — от 24 до 60 центнеров зеленого листа с гектара. Результат дегустации превзошел все ожидания: знатоки признали, что по вкусу новый чай ничем не уступает кавказскому и даже заокеанскому. Тогда-то его и переименовали в «Закарпатский 1» — в надежде на то, что за первенцем наверняка последуют другие коренные сорта и гибриды.

Большими энтузиастами новой культуры в Закарпатье стали коллективы кафедры физиологии растений Ужгородского университета и его ботанического сада. Двухгектарная опытная плантация на Красной горе стала филиалом университетского сада. Число испытуемых здесь сортов и популяций перевалило за два десятка. Ученые вуза, ведущие постоянное наблюдение за питомцами, работают над созданием местного сорта повышенной морозостойкости, устойчивого к резким перепадам температур, наблюдаемым здесь в отдельные годы.

 

СОКРОВИЩЕ МИРА

Так еще в 1935 году назвал чай В. Укерс, автор монографии «All about tea» («Все о чае»), вышедшей в Нью-Йорке. Сегодня это подлинное сокровище производят в промышленном масштабе тридцать три страны: 16 — в Азии, 11 — в Африке и 6 — в Америке.

Пальму первенства по производству чая в современном мире держит Индия. Массивы этой ведущей экспортной культуры расположены на высоте, превышающей две тысячи метров над уровнем моря, с них собирают и вырабатывают лучшие чаи, известные своим тонким ароматом. Бывшая «жемчужина британской короны» теперь — владычица несметных запасов «зеленого золота». Его «месторождения» раскинулись на территории около 400 тысяч гектаров, из которых свыше трех четвертей сосредоточены на крайнем северо-востоке — в Ассаме (главным образом в верхней части долины Брахмапутры, по склонам и у подножий Восточных Гималаев), и в Западной Бенгалии, где сбор длится с марта до декабря.

В низовьях штата Ассам, славящихся своими большелистными сортами, производится более половины национальной продукции. Каждая сборщица собирает за день 20–30 килограммов нежных верхних листочков.

Высокий Ассам — горный Дарджилинг, где выращивают средне- и мелколистные китайские разновидности, поставляет непревзойденные черные «дарджилинги». Эту самую редкую разновидность индийского чая можно заваривать в чистом виде, не прибегая ни к какому купажированию. Секрет ее — в уникальных климатических условиях округа Дарджилинг. Здесь, на высоте двух тысяч метров, — чистейший горный воздух, повышенная солнечная радиация, плодородные, хорошо пропускающие воду почвы, благоприятное сочетание тепла и обильных осадков.

Треть сбора дают южные штаты Тамилнад и Керала, расположенные на оконечной кромке Индостанского полуострова, где сходятся Восточные и Западные Гаты. Сбор здесь длится практически круглый год.

Индия поставляет чай в десятки стран мира. Основная масса, предназначенная для вывоза, реализуется в «чайной столице» страны — административном центре Западной Бенгалии — Калькутте, в порту которой регулярно, с 1861 года, проводится главный международный чайный аукцион, а также на Кочинском аукционе, действующем с 1947 года.

В период британского господства Индийский субконтинент занимал в мировом производстве чая второе место. Все чайное дело контролировалось заморским капиталом. После обретения независимости сформировался крупнейший, развитый и хорошо организованный агропромышленный комплекс, в котором сейчас трудятся около двух миллионов человек. Отрасль постепенно избавляется от иностранной опеки. В стране создана Научно-исследовательская ассоциация по чаю, в ведении которой находится Токлайская экспериментальная станция в городе Джорхат — один из крупнейших в мире научных центров по проблемам чаеводства. Кроме того, Ассоциация объединенных плантаторов Южной Индии основала свою научно-исследовательскую станцию в городе Синчона (штат Тамилнад).

За последние годы сборы индийского чая удвоились, что обеспечило стране выход на первое место в мире не только по производству, но и по экспорту. Гордость Индии — чай — стал символом радушия и гостеприимства ее народа. К 1990 году валовое производство «зеленого золота» в стране предусмотрено довести до 766 тысяч тонн.

Аналогичные условия для развития культуры имеет восточный сосед Индии — Бангладеш (бывший Восточный Пакистан), собирающий более 40 тысяч тонн чая в год. Это молодое государство также наметило широкую «чайную программу», которая предусматривает повышение урожайности плантаций, модернизацию перерабатывающей промышленности, активное вовлечение в оборот неиспользуемых земельных ресурсов. Разводят чайный куст и на «крыше мира» — в высокогорном гималайском королевстве Непал.

Второй по значению чаепроизводящей державой в современном мире является Китай. Исторически культура чая здесь «прописалась» в двух округах, расположенных вдоль течения Голубой реки — Янцзы (Янцзыцзяна). Восточный округ занял территорию между Нанкином и Фучжоу, к югу от нижнего течения этой величайшей реки Евразии. Производство чая сосредоточивалось в густо населенных провинциях Фуцзянь, Чжэцзян, Хунань, Хубэй и Хэнань. Плантации заняли довольно узкую географическую полосу между 27 и 32 градусами северной широты, но именно здесь было налажено производство лучших торговых марок чая. Наиболее знаменитым центром культуры стал район около города Ханькоу, в провинции Хубэй, в центральной части страны.

Западный округ расположился между 21 и 31 градусами северной широты, в 300–400 километрах от Восточного, и почти вплотную подошел к границам Тибета. Эта полоса разведения чайного растения несколько шире, плантации расположены реже. Здесь в провинциях Юньнань, Сычуань и Гуйчжоу обосновалось производство наиболее низких по качеству торговых сортов.

Более двух столетий Китай оставался единственным поставщиком чая на мировой рынок. Агротехника и производство многие века находились на весьма низком уровне, что объяснялось двойным гнетом феодализма и капитализма — собственного и иностранного. Лишь после победы народной революции и образования Китайской Народной Республики началось возрождение чайного хозяйства. Быстрыми темпами восстанавливались старые запущенные плантации и закладывались новые. С 1950 года площади под этой культурой расширились более чем в шесть раз и в настоящее время превысили миллион гектаров.

Главным чаепроизводящим районом продолжает оставаться провинция Чжэцзян, где производится 100 тысяч тонн *чая — четвертая часть национальной продукции.

Культура чайного растения введена китайцами и на Тайване (бывший остров Формоза), где в среднем собирают около 30 тысяч тонн листа в год.

«Бронзовую медаль» среди мировых чайных лидеров удерживает Шри-Ланка (до 1972 года — британский доминион Цейлон). Чай, традиционно называемый цейлонским, — главная из плантационных культур острова. Будучи основной опорой экономики страны, он обеспечивает ей около пятой части государственного дохода.

В 1925 году в южной провинции Элия был организован Институт чая. Этот исследовательский центр, расположившийся в пятнадцати километрах от города Талавакела, на высоте около полутора километров над уровнем моря, имеет опытные станции в Канди, Бадулле, Ратнапуре и Галле и 75 географических участков в различных экологических зонах страны.

Плантации расположились в центральной нагорной части острова, на плато Хаттон, где климат по праву считается лучшим в мире. Главные районы интенсивного чайного хозяйства находятся на высоте не менее 900 метров, нередко даже на склонах с крутизной в 60 градусов. Чайные насаждения занимают 250 тысяч гектаров — около четырех процентов территории страны. За счет культивирования чая живет население всей центрально-южной части острова: в производстве, переработке (на острове — около тысячи чайных фабрик) и сбыте чая занято 600 тысяч человек.

Чай — самый важный экспортный продукт Шри-Ланки: за границу отправляется 95 процентов объема его производства, что, в свою очередь, составляет более трети общенационального экспорта. Среди мировых экспортеров чая республика занимает второе место, намного опередив в этом Китай.

 

НА ВСЕХ МАТЕРИКАХ

В Японии, где древность чайных насаждений лишь немного уступает китайским, к началу нашего века плантации занимали 50 тысяч гектаров. В 1905 году в Канае была открыта национальная экспериментальная станция по чаю. Милитаризация экономики и поражение во второй мировой войне привели к сокращению площадей наполовину. Однако за три мирных десятилетия валовое производство удалось увеличить почти впятеро.

Японское чайное хозяйство, как и прежде, основано на преимущественно распыленном крестьянском землепользовании, находящемся под финансовым контролем помещиков и ростовщиков. Десятки тысяч мелких производителей арендуют участки размером не более полугектара. Плантации сконцентрированы на юге Хонсю, а также на соседних островах Сикоку и Кюсю. Крупной зоной чаеразведения стала префектура Сидзуока, лежащая у подножия легендарного вулкана Фудзияма и дающая половину общего объема чайных заготовок.

Лучшим сортом на островах считается зеленый байховый «Тьекуро», выращиваемый в районе Уджи, неподалеку от древней столицы Киото. Приверженность самих японцев к зеленому чаю сказывается на размерах экспорта его в другие страны. Ну а внутреннее потребление тормозит усилившаяся конкуренция со стороны торговцев содовой водой.

Исключительно благоприятные климатические условия для культуры чайного растения имеет Индонезия, раскинувшаяся на островах Малайского архипелага. До японской оккупации (март 1942 года) страна занимала по выработке чая четвертое место в мире. После провозглашения независимости страны чайное дело в довольно короткое время возродилось.

Свыше половины получаемого сбора листа приходится на плантационные хозяйства Явы и Суматры — островов, омываемых водами Индийского океана. Наиболее крупные плантации и крупнейшие в мире чайные фабрики расположены на экваториальной Суматре, где сбор листа производится круглый год и в довольно больших объемах. Индонезийские чаи славятся привлекательным цветом и крепким настоем. Их довольно часто используют в качестве добавки к сортам, получаемым из других стран.

Экспортным производством чая занимаются и ближайшие соседи Индонезии — Малайзия и Папуа — Новая Гвинея.

В Индокитае, где существуют, пожалуй, самые благоприятные климатические условия для чайного растения, плантации, как правило, невелики. Однако местами встречаются и сравнительно крупные. В частности, во Вьетнаме, где начало разведения этой культуры относится к глубокой древности. Еще с незапамятных времен в центральной части страны чайные листья потребляли в пищу, а отваром из них утоляли жажду и восстанавливали утраченную трудоспособность.

До освобождения Вьетнама здесь не было чайной промышленности, существовала лишь опытная станция в Тонкине, устроенная еще французами. Только после образования ДРВ на севере началась закладка промышленных плантаций. В 1957–1958 годах в провинции Футхо вступили в строй две фабрики, сооруженные с технической помощью Советского Союза, — одна для производства зеленого, другая — черного байхового чая. В 1974 году также при содействии СССР введены в действие еще три чайные фабрики в провинциях Винфу и Нгиано.

Крупные производственные мощности, созданные в последние годы в воссоединенной СРВ, позволяют производить чай и на экспорт.

Развивают чаеводство и пограничные страны Лаос, Кампучия, Бирма.

На другом конце континента — в так называемой Передней, или Западной, Азии чай «прописался» в Иране и Турции. Причем очаг турецкого чаеводства — береговой Лазистан, располагающий примерно такими же условиями для возделывания этой культуры, как и соседняя с ним Западная Грузия, — засеян батумскими семенами. Да и бурный рост чаепроизводства в этой стране, наблюдающийся в последние годы, произошел не без влияния советского чаеводства.

В Африке изумрудные плантации проникли в долины Конго и в отроги Драконовых гор, приблизились к берегам горных озер Виктория, Танганьика и Ньяса. Большинство чайных массивов Экваториальной и Черной Африки расположено на горных склонах, на высоте от 600 до 1800 метров. Наибольшие площади принадлежат Кении, где еще в 1951 году образован Исследовательский институт чая Восточной Африки. Основной прирост урожая достигается здесь за счет плантаций в восточной провинции Рифт-Валли. По вывозу чая Кения уже занимает третье место в мире после Индии и Шри-Ланки.

С 50-х годов на чайных рынках стал заявлять о себе Ньясаленд (ныне — Республика Малави). Восстанавливается чайная промышленность Уганды, многие плантации которой в 70-х годах были заброшены. В число ведущих чаепроизводящих стран континента вышел Мозамбик. Наращивают темпы Танзания (бывшая Танганьика и Занзибар), плантации которой разместились на склонах высочайшего африканского вулкана Килиманджаро, и Зимбабве (бывшая Южная Родезия). Выращивают чай Руанда, ЮАР (в провинции Наталь), островное государство Маврикий, а также Заир (бывшее Бельгийское Конго) и даже молодая республика Сейшелы, заложившая свои плантации на коралловых островах в Индийском океане.

Из стран Западного полушария наиболее широко культивирует чай Аргентина, где массовая закладка стала производиться с 1942 года, когда импорт чая из Старого Света резко сократился из-за пиратских действий фашистских подводных лодок. Почвенно-климатические условия и качество сырья, получаемого с плантаций влажного субтропического Междуречья Параны и Уругвая — в провинциях Корриентес и Мисьонес, позволяют возделывать аргентинский чай на экспорт.

Отрасль получала развитие также и на юге Бразилии. Сравнительно хорошо растет чай в Перу, а также в Мексике, Гватемале и Боливии.

Но нигде на земном шаре чай не забирался в столь высокие широты, как у нас. Из тропических районов Юго-восточной Азии — к берегам Черного и Каспийского морей, от Кавказа — до Карпат, в самый центр Европы. Таков тернистый многовековой путь культуры «бай-хоа» в наше Отечество.

…Сделав этот исторический экскурс, обратимся теперь к самому растению, природа которого также хранит немало загадок и неожиданностей.