Жизнь текла ровно, как та приснившаяся река. Елена ждала письма от Петра. Знала, что он непременно напишет, но с нынешней почтой письмо может идти и месяц.

Ира с каждым приходом все активнее настаивала на том, чтобы она поскорее приняла решение.

— Это шанс, подруга, еще какой шанс, — говорила нравоучительно. — Смотри не упусти.

— Я думаю, — с улыбкой отбивалась Елена.

Несколько раз приходил Зотов. Однажды попытался всучить подарок — янтарное ожерелье, но Елена так на него посмотрела, что он стушевался и вернулся к испытанным розам.

Разговоры у них были разные, по большей части отвлеченные. Зотов был неглупым человеком и прекрасно понимал, что торопить события ему не резон: даже малейшее нечто большее, чем дружба Елена принимала в штыки.

— Ну, как он? — спрашивала Ира.

— Что как?

— Объяснился или все мямлит?

— Я не позволила бы ему.

— Не понимаю! Честное слово! Что ты ломаешься? Замуж не хочешь? Это бабке своей рассказывай, может, она и поверит. Да смотри, какая ты налитая: иголкой ткни, — кровь фонтаном брызнет. Уж я в женщинах разбираюсь.

— Ты у меня во всем разбираешься, но будь, пожалуйста, осторожнее на поворотах.

— Ух, какая недотрога! С ней и пошутить нельзя. Вот ты меня послушай. Ничего, гляжу, у вас не получится без меня. Значит, так. Я договариваюсь с Митей, и он приглашает тебя к себе. Со мной, конечно. Винца выпьем, музычку послушаем, видик посмотрим.

— Потом ты смоешься…

— За кого ты меня принимаешь? И что за жаргон — смоешься! У кого научилась? У этого твоего питерского?

Елена опешила:

— Какого питерского?

— Сама знаешь, какого. Гляжу — в ящике письмо, прихватила.

И она протянула конверт. Елена с письмом отошла к столу. Ира подкралась, заглянула ей в лицо.

— Ты чего так разволновалась, подруга? Кто это пишет?

— Дядя… по матери, — сказала Елена первое, что пришло в голову.

— «…самых честных правил»? — испытующе разглядывала Ира подругу.

— Собственно, тебе-то что до этого?

— Хочу устроить твою судьбу.

— Я тебя просила?

— Вот еще! Буду я ждать, когда ты попросишь! Словом так: или сейчас же дай мне прочесть это письмо, или принимай мое последнее условие.

— Какое еще условие? — устало опустилась в кресло Елена.

— Идем с тобой к Зотову, ну, вроде как на новоселье, — начала Ира. — Посидим, выпьем…

— Это я уже слышала.

— Потом я говорю. Встаю вот так и говорю: «Хватит молчанки! Елена, Дмитрий мечтает на тебе жениться. Дмитрий, Елена рада выйти за тебя замуж».

— Ира, — остановила подругу Елена негромким, но властным голосом, — это уж ни в какие ворота не лезет. Не прошло года, как погиб Валерий… Я еще не примирилась с его смертью… У меня такое чувство, что он слышит наш разговор, что он где-то рядом. — Елена порывисто поднялась. — Не смей больше заводить об этом разговор, иначе мы поссоримся, — закончила она, отошла к окну и стала к Ире спиной.

— Прости, — притихла Ира, почуяв, что переборщила. — Я хотела, как лучше…

— Будет лучше, если ты уйдешь.

— Даже так?

— Даже так. И передай своему Зотову, чтобы больше не приходил.

— Да прости ты меня, дуру! — взмолилась Ира. — Ну, что поделать, если я такая? Вот и мой Константин, мой лапушка, говорит, что дура я круглая, а — любит. И ты меня ругай, коли я заслужила, но люби, потому что я без тебя не могу. И чего я привязалась к тебе, сама не знаю.

Она еще долго говорила что-то, вздыхала, охала, каялась, даже всплакнула, но Елена оставалась безучастной, и вконец расстроенная Ира поплелась домой.

Облегченно вздохнув — иногда она действительно уставала от Иры, — Елена снова опустилась в кресло и стала читать письмо Петра, четыре машинописные страницы.

Она словно слышала его ровный, чуть насмешливый голос, и такой сладкой печалью защемило сердце, что слезы выступили на глазах. Как часто на заре жизни она слушала Петра, затаив дыхание, а он рассказывал об отважных путешественниках, о великих полководцах, которые, завоевав полмира, умирали в бедности и одиночестве, о подвижниках духа, что в муках проходили тяжкий путь земной и оставляли после себя светлый след, по которому шли другие.

В памяти всплыли чудесные минуты, когда под ровный голос Петра перед ее мысленным взором проходил мир, населенный разными народами, которые чтили свои обычаи, свои святыни, жили на разных континентах, но были схожи в одном: слезы у всех были одинаково солоны, а радость одинаково сладка.

Читая письмо, Елена забылась, окунулась в ту жизнь души, когда все будничное, мелкое размывается, как предметы в тумане, а остаются только вечные ценности.

В письме были и такие строки:

«Помнишь ли, милейшая кузина, наш разговор о чеховской Душечке? Конечно же, помнишь, потому что память у тебя цепкая. При всем моем преклонении перед этой женщиной, одно обстоятельство весьма огорчает меня: она не имеет собственного источника энергии, аккумулятора, что ли. Уж прости за техническое сравнение, но более точного я сразу не нашел и ухватился за это, потому что оно по сути точное. Аккумулятор нуждается в регулярной подзарядке, то есть, время от времени нужно его подержать под определенным электрическим током, чтобы продолжал функционировать. Без этой подпитки он становится бесполезным. Такой подпиткой для Душечки была возможность кого-нибудь любить. А когда этой возможности не стало, она превратилась в пустое, неинтересное существо. Я хочу этим сказать, что Душечка зависела от случайности — придет ли в ее узкое пространство жизни, ограниченное двором и близлежащей улицей, кто-то, кого она тут же полюбит. А если этой случайности не произойдет?

— К чему это вы, достопочтенный Петр? — слышу я твой вопрос.

И спешу ответить. Все эти месяцы я пытался представить, в каком душевном состоянии ты находишься. Но я совершенно был спокоен за тебя. И только потому, что ты в отличие от Душечки обладаешь собственным источником энергии.

— Что за источник? — спросишь ты, моя кузина.

И я тебе отвечу. Я скажу, что это чувство предназначения. Не каждому человеку дано это чувство. Я говорю не об инстинкте самосохранения. Это из животного мира. А это чувство скорее религиозное. Ты родилась на свет не по прихоти случая, а зачем-то, по какому-то высшему промыслу, и это сознание закодировано в тебе. То есть человек с этим чувством никогда не покончит собой, никогда не сломается, не опустится, не потеряет гордости, потому что знает: тем самым он нарушит тайный договор, изменит своему предназначению. Это чувство постоянно напоминает о ценности жизни. Нужна еще воля, чтобы сделать жизнь полезной не только для себя, то есть исполнить предназначение. И эта воля у тебя есть.»

Елена вдруг подумала, что она всегда соглашалась с Петром. А почему? Такая бесхребетная, что ли? Да нет, не сказала бы. Собственное мнение имела и часто настаивала на нем в разговорах с другими. Но не с Петром. Надо будет подумать на досуге: что же это такое, почему Петр всегда ее убеждал? Даже не убеждал, а подводил к мысли, что она сама до чего-то там додумалась, а он только при сем присутствовал.

Долго Елена обдумывала ответ. Хотелось написать о самом важном, а самым важным было возвращение к жизни, и тут возникало много вопросов. Есть ли ее вина в гибели Валерия? Может ли она верить в какое-то личное счастье, когда его нет? Не слишком ли быстро уходит он в прошлое? А если так, то любила ли по-настоящему? Не обман ли то был? А если обман, то кто же она такая, Елена?

Никак не могла сесть за письмо.

Пришел Новый год. Она побыла на школьном балу, но недолго. Хотела провести новогоднюю ночь одна. В почтовом ящике обнаружила записку:

«Была. Ушла. Буду. Ира».

Немножко огорчилась. Сидела на кухне. На столе стояла раскупоренная бутылка вина. Пить не стала. Ей и без того было хорошо. Трудно вспомнить, какие мысли посещали ее голову, но они будили приятное чувство умиротворения и покоя. Пусть же будет таким весь год. Слишком велико было потрясение, которое довелось пережить, душа хочет равновесия и тишины.

На столе горела свеча. Елена смотрела на куполообразный язычок пламени и думала. Очнулась от этого странного мечтательного состояния, когда свеча догорела.

Улыбнулась, поднялась и ничего не убрав со стола, прошла в спальню. В окна светила луна. Машинально, не зажигая света, разделась. Подошла к окну, чуть раздвинула занавески.

«Какая ты большая, — подумала о луне. — И какая глупая».

Она чувствовала себя как в детстве, ей не было страшно, потому что где-то рядом родители — позови и прибегут. Где-то рядом Петр, спокойный, улыбчивый и все-все понимающий.

— Эй! — вдруг произнесла Елена, обращаясь к луне. — А ну-ка, признавайся — он в эту минуту тоже смотрит на тебя?

Луна улыбалась.

— Ой, все-таки ты глупая! — Елена на цыпочках пробежала к кровати и нырнула под одеяло. — А может, я глупая?

И уснула, как ребенок, с улыбкой на губах.

Утром ее разбудил барабанный бой в сенях.

— Иду! — крикнула Елена, выбираясь из-под одеяла.

«Чего это я голая? — удивилась она. — Ну, хороша! И одежду всю разбросала по полу. А вроде пьяна не была».

Она мысленно посмеялась над собой, накинула халат, затянула пояс на талии и пошла открывать дверь. Конечно же, это была Ира.

— Ах, как мы провели ночь! — восклицала она, воздевая руки. — Ты не можешь представить! Мы приезжали за тобой на «Мерседесе» Было жутко весело. Что у тебя есть?

Она бесцеремонно прошла в кухню, подбоченясь, изучила стол и сделала уверенный вывод:

— Так и есть — сидела одна. Даже бутылка осталась невинной. Ну, я это поправлю. — Налила себе фужер и выпила. — Отлично! — потом нахмурилась, чем-то озабоченная. — Погоди-погоди. Мы приезжали, тебя не было…

— Была в школе.

— Так. Допустим. А Дмитрий?

— Я его в глаза не видела.

— Он был с нами в машине. Тебя дома не оказалось, он и говорит: буду ждать, приедем вместе на такси. И остался во дворе. Ты когда вернулась домой?

— В первом часу.

— Не подождал полчаса? Что-то здесь не так.

— Может, я его убила и труп зарыла в снегу? — усмехнулась Елена. — Дам тебе лопату, ищи.

— Ты чего смеешься? — Ира была очень обеспокоена. — Он не мог уйти сам, по своей воле.

— Что ты хочешь этим сказать? — встревожилась и Елена.

— Ты знаешь, как теперь с криминогенной ситуацией. К нему могли пристать какие-нибудь. Одет хорошо. При нем, наверняка, и деньги были. Могли ограбить, избить… Если не хуже.

— Что же делать?

— Надо звонить ему. Он на самом деле хотел тебя дождаться. Все твердил — ты скоро придешь. Я еще подумала — может, договорились. И не стала встревать. Так что пошли звонить.

— Хорошо. Я сейчас, я быстро…

Елена метнулась в спальню и стала торопливо одеваться, а Ира для успокоения разгулявшихся нервов еще немного выпила, развернула конфету.

— Чудно, — произнесла она вслух. — На столе ничего не тронуто, а свеча на нет сгорела… Это же сколько надо было сидеть! Одна столько не высидишь. Что-то тут не так… Ну, посмотрим…

Вышли на улицу и у калитки столкнулись с Дмитрием Зотовым. Тот держал в руке неизменную розу и широко улыбался.

— С Новым годом, милые дамы!

— Убить тебя мало, — прорычала в ответ Ира.

— Что такое? — растерялся он.

— Митя! — с укором проговорила Елена и взяла его за руку. — Как ты нас напугал.

— Девчата, не понимаю, о чем вы говорите.

— Вот возьму полено, дам по башке — поймешь, — выпускала пар Ира.

— Пожалуйста, если это поможет, — сказал Зотов и протянул Елене розу.

— Спасибо, ты меня балуешь, — сказала она и мягко отстранилась, догадавшись, что тот воспользуется случаем, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Ты куда пропал? — скорбно спросила Ира. — Я тут чуть не умерла, думала в морге искать.

— Что за страсти, Ира? — Елена отстранила подругу и объяснила: — Вчера ты остался ждать меня и исчез. Вот мы и всполошились.

— Никуда я не исчезал. Я был здесь.

Пришло время Елене удивляться:

— То есть как?

— Обыкновенно.

Слово за слово выяснилось, что Зотов, прохаживаясь по противоположной стороне улицы, добросовестно дождался возвращения Елены, но она шла в такой сомнамбулической, как он сказал, задумчивости, что не решился ее тревожить, а уж чтобы зайти в дом, и вообще не могло быть речи.

— Не сразу же она бухнулась спать, — пожала плечами Ира. — В новогоднюю ночь можно…

— Я решил, что утро вечера мудренее.

— Ладно, пойдемте же хоть сейчас! — взяла Елена Зотова под руку. — Что мы стоим на морозе?

— Нет! — энергично воспротивилась Ира. — Ты, Лена, иди, а мы с Дмитрием заглянем в магазин. Я так перенервничала, что мне нужно успокоиться. И потом — Новый год!

На том и порешили. Елена едва успела мало-мальски привести в порядок волосы, надела свое любимое платье, застлала стол в большой комнате свежей скатертью, как гонцы уже вернулись с ворохом покупок. Ира занялась сервировкой стола. Когда Елена пыталась помочь, она гнала ее.

— Мне поможет Дмитрий, — говорила Ира. — Я нынче в него влюбленная.

И гоняла его вовсю: то принеси, другое порежь, третье почисти.

Сели за стол, наполнили бокалы.

— Тост! — повелительно установила Ира на Зотова.

А тот смотрел на Елену.

— Нет, — улыбнулась Елена. — Должен мужчина.

Зотов, памятуя о прошлом застолье, не стал изощряться.

— С Новым годом, милые дамы! — сказал он. — Да будут вас любить в этом году еще больше!

Было весело, непринужденно, болтали о пустяках, много смеялись.

Ира шутливо предъявила свои права на Зотова.

— Мне холодно, — вдруг заявила она. — Я не люблю зиму. Отвези меня, Митенька, на Мадагаскар…

— Будет сделано!

— …и там продай неграм.

— Зачем?

— Я не знаю, Митя. Я хочу, чтобы ты отвез меня на Мадагаскар и продал неграм. А зачем — я не знаю. Хотела бы на Константина посмотреть, когда он узнает, что они-таки купили меня.

— Ирка, — тихо смеясь, попросила Елена. — Ты бы не налегала на вино-то. Хочешь, кофе поставлю?

— Сама поставлю. И вовсе я не пьяная. Они-то ведь, бедные негры, не будут знать, что покупают. Будут думать, бабу, а на самом деле — атомную бомбу. Ух, я бы им там устроила! Мне характер мой негде показать. Хочу на Мадагаскар!

Переглянувшись с Еленой, Зотов поднялся и взял Иру за плечо.

— Идем, — сказал он, — сварганим кофе и подробнее поговорим о неграх.

— Вы только не думайте, пожалуйста, что я меры не знаю, — сказала, поднимаясь, Ира. — Ой! Чего это у вас пол такой шаткий?

Зотов увел ее на кухню. Ничего. Попьет кофе — очухается. Все хорошо. Все-таки праздник. Может, лучший праздник в году.

Елена села в кресло перед телевизором. Закончился концерт, пошла информационная программа…

Потом Ира не раз повторит:

— Я прямо вмиг отрезвела.

А Зотов признается:

— Это было страшно!

Они и в самом деле принялись варить кофе; конечно же, Ира больше мешала и продолжала нести разную ерунду, а Зотов только посмеивался. И вдруг крик. Не крик — вопль. Ира и Зотов бросились в комнату.

Елена сидела в кресле, диктор что-то бормотал на экране телевизора. Поначалу Ира и Зотов ничего не поняли. Пока не увидели лицо Елены.

— Что? — выдохнула Ира.

Елена была бледна. Широко распахнутые глаза казались безумными. Она через силу выговорила:

— Он… — и показала рукой на телевизор. — Валерий.

Первым догадался Зотов:

— Ты увидела Углова?

— Да, — Елена прикрыла глаза. — Это был он.

— С ума-то не сходи, — тихо проговорила Ира, не сразу поверив.

— Может, старые съемки? — предположил Зотов.

Елена покачала головой.

В комнате воцарилось молчание. Зотов посмотрел на Иру. Та пожала плечами.

— Тебя оставить одну? — спросил Зотов.

— Нет-нет, — открыла глаза Елена. — Не уходите. — Она поднялась и виновато улыбнулась. — Испугала вас?

— Да что мы, маленькие? — махнула рукой Ира. — Ты уверена, что это был он?

— Теперь уж не знаю. Но когда увидела… Какие-то вооруженные люди… Горят дома… Трое разговаривают между собой… Один оборачивается к камере… Я вижу лицо…

— Мало ли похожих, — сказала Ира. — Ну, подумай сама: как он мог там оказаться?

— Я и сама сейчас так думаю. Конечно, ты права. Я ведь знаю, что он погиб. И милицейский капитан сказал: утонул в болоте.

— Это легко проверить, — сказал Зотов.

— Как? — заинтересовалась Ира. — Говори, мой умничек.

— Это что у нас было? «Вести». Надо посмотреть вечером. Оперативные сюжеты обычно повторяются.

— Точно! — обрадовалась Ира.

— Он был крупным планом? — спросил Зотов.

— Да-да, глаза, нос, брови… Только вот бородка. Такая небольшая. Он никогда не носил бороды.

— Вот что мы сделаем, — взял в свои руки инициативу Зотов. — Тащи-ка сюда альбом. Восстановим в памяти его лицо до мелочей.

— Зачем альбом? — Елена положила на стол фотографию Валерия, стоявшую на тумбочке трюмо.

Все трое склонились над фотографией.

— Видишь? — показала Ира на родинку, что темнела на левой щеке. — Особая примета. Я запомнила. Там можно разглядеть родинку?

— Наверное, — предположила Елена.

Ей самой уже казалась глупой вся эта затея, но остановить друзей, особенно Иру, она не могла. Вспоминала человека с бородкой, и ей все меньше верилось, чтобы это мог быть Валерий. И старше он явно, и взгляд совершенно незнакомый.

Почему же так закричала она? Чего испугалась? Неужели где-то в глубине души до сих пор верит, что он не погиб? Да разве молчал бы столько времени? Ведь он любил ее. Неужели он мог так поступить; оставшись живым, исчезнуть из ее жизни?! Но как она закричала! Как еще жива боль…

На фотографии Валерий улыбался.

— Жаль, — сказал Зотов.

— Чего тебе жаль? — спросила Ира.

— Если бы тот человек улыбнулся.

— Вы знаете, — оживилась Елена. — Вот где она, причина! Его улыбка. Сперва я не заметила сходства. А когда камера наехала — он улыбнулся. И тут-то…

— Обратите внимание на зубы, — сказал Зотов. — Вот на эту характерную щербинку.

Елене стало неприятно, что фотографию Валерия изучают, как рентгеновский снимок.

— Ну, хватит, — сказала она и, взяв фотографию, поставила на место.

Зотов тут же все понял и завел разговор на совершенно постороннюю тему. Все трое словно сговорились: ни разу не упомянули имени Валерия, разве что тайком друг от друга поглядывали на часы.

С приближением семи вечера Елена все больше нервничала. Это чувствовалось по тому, как она рассеянно улыбалась, отвечала невпопад и делала какие-то ненужные движения: то салфеткой принималась вытирать невидимую пыль на столе, то брала апельсин, крутила в руках и клала на место…

— Так! — воскликнула Ира. — Все удобнее сели. Будем предельно внимательны.

Началась передача. Сперва какие-то официальные сообщения. Потом пошел сюжет из «горячей точки». Вооруженные люди… Горят дома… Плачут женщины… Дети непонимающе смотрят на взрослых… Возле БТР стоят трое военных. Один из них оборачивается. Что-то говорит, должно быть, оператору. Потом внимательно слушает. Видимо, тот ответил. И человек улыбается…

Это был Валерий. Сомнений не оставалось. И родинка на левой щеке, и щербинка на верхнем резце. Это был он, живой, здоровый, с автоматом в руке. И улыбался!

Не укладывалось в голове — как это могло быть!

Ира так и сказала:

— В голове не укладывается.

— Н-да, — произнес Зотов после долгого молчания. — Ситуация. — Он налил себе водки, сказал: — И тоста не придумаешь.

Выпил, поднялся. Постоял, тупо глядя в стол. Потянулся было снова к бутылке, но слабо махнул рукой и пошел одеваться.

— Ира! — заглянул в комнату уже в пальто. — Ты оставайся с Еленой. Константину Васильевичу я позвоню. Не беспокойся. Не оставляй ее одну.

Елена сидела в кресле, совершенно заторможенная. Ира спохватилась, побежала на кухню, принесла в стакане воды. Елена отпила самую малость и отстранила стакан.

— Как он смел?.. — посмотрела на Иру. — Как он смел столько мучить меня?

— Что тебе сказать? Тут и слов не найдешь. Ясно одно: это он. Ошибки быть не может…

Елена со стоном уронила голову на грудь.

Следующие несколько дней прошли в каком-то сумбуре: в голове была сумятица, как случается в квартире с вещами при переезде, — все разбросано, обо все спотыкаешься и ничего не найдешь.

Помог прийти в себя, чего Елена не ожидала, Дмитрий Зотов. Однажды встретил ее на остановке возле школы. Поздоровался, немного помялся и сказал:

— Случилось почти невероятное, но чего в жизни не бывает. Я тут прикинул и пришел к одной мысли. Если он оказался в одной из «горячих точек» в качестве… не знаю, как их там называют… то здесь не обошлось без участия его бывших товарищей.

— Верно, — кивнула Елена. — Сам он вряд ли сумел бы выйти на нужных людей.

— Вот видишь. Уже есть маленькая зацепочка. Ты знаешь кого-нибудь из них?

— Многих… Правда, давно ни с кем не виделась. Большинство разъехалось.

— Отыщи хоть одного. Если неудача — от него пойдешь дальше. Сколько веревочке ни виться… Так говорит наш великий народ? А народ никогда не ошибается. Точно! Русский мужик стукнется головой о стенку и тут же скажет: «Так и знал».

— Сегодня же займусь.

— Собственно, только это я и хотел тебе сказать.

— Спасибо.

— Вот моя визитка, — протянул Зотов. — В любую минуту к твоим услугам.

— Спасибо тебе, Дмитрий.

— Мне важно одно — чтоб ты разобралась. До свидания!

Она видела, как он сел в дожидавшуюся машину и уехал.

С помощью энергичной Иры Елене довольно быстро удалось найти нескольких товарищей Валерия. Помочь они ни в чем не могли, но сошлись в одном: все должен знать Мешков.

Елена написала Мешкову письмо, но ответа не было. Написала повторно и тогда получила гневное послание за подписью его жены: та решила, что имеет дело с бывшей любовницей мужа.

Неожиданное препятствие выбило Елену из колен, у нее опустились руки.

И опять выручил Зотов.

— Надо ехать, — сказал он.

— Может, еще написать все-таки, объясниться?

— Зачем? Всего в письме не предусмотришь. А с глазу на глаз…

— Ты прав.

— В чем же дело? Почему такое унылое лицо?

— Да ничего, так…

— Елена, не скрытничай. Я догадываюсь: у тебя нет денег, — твердо сказал Зотов. — Я тебе одолжу. И никаких разговоров.

Ира, узнав о поступке Зотова, долго охлопывала свои пышные бедра:

— Какой человек! Какой человек!

Вечером накануне отъезда Елена все-таки села за письмо Петру. Еще до посиделок у телевизора оно сложилось в голове, но сейчас вылилось в несколько скупых фраз:

«Здравствуй, Петр! Валерий жив. Не тревожь меня. Прощай. Елена».