Поезд на Москву отходил в одиннадцать ночи. Елена с Ирой стояли на перроне в ожидании, когда подадут состав. Мимо проходили пассажиры. Какой-то полный мужчина в сером плаще и малиновом берете едва не наехал колесиками своей ручной тележки с огромной сумкой Елене на ногу.
— Поосторожнее надо быть! — ощерившись, крикнул он.
В другое время Ирина раскостерила бы его на весь вокзал. Но в этот раз она была удивительно молчалива. Елена же и вовсе не обратила внимания на хама, только чуть отошла в сторону.
Неожиданно она подняла голову и пристально посмотрела на подругу.
— Скажи, Ира, только честно: Зотов ничего не просил мне передать?
Та встрепенулась и после секундного замешательства призналась:
— Просил. Звонил час тому назад. Сожалел, что не может проводить. Очень, мол, занят. Какое-то важное у них в фирме заседание. Сказал: ты всегда можешь рассчитывать на него.
— Больно заботлив стал наш Димуля, — вздохнула Елена.
— У него дела идут в гору, — зачастила подруга. — Глядишь, со временем большим человеком станет.
— Я ему очень благодарна. Однако его опека уже начинает меня тяготить, — четко очень внятно проговорила Елена, прекрасно понимая, что Ира передаст ее слова в точности.
Когда поезд тронулся, она помахала Ирине рукой из окна. В пуховой куртке та походила на нахохлившуюся птицу.
«Какая она все-таки добрая и наивная! — с любовью думала Елена. — Ведь искренне желает мне счастья. У нее органическая потребность всех и всякого делать счастливыми. А у самой ведь судьба сложилась не лучшим образом. Этот Константин — ну разве он ей пара? Но за годы совместной жизни они так привыкли друг к другу, что и впрямь уже не проживут врозь».
От чая, предложенного проводником, отказалась. Села у окна и долго безучастным взором глядела в ночную тьму.
Думала о том, что ей все-таки не хватает смирения. В юности возомнила о себе и потому полагала, что в жизни ей уготован сплошной праздник. Пока любила, казалось, что все так и есть на самом деле. Но любовь неожиданно оборвалась. Человек, в котором для нее воплотился весь мир, пренебрег ею, бросил и устремился на верную смерть в Кавказские горы.
Логики этого странного поступка она никак не могла взять в толк. Лишь понимала, что до тех пор, пока не узнает разгадку, не сможет спать спокойно.
Спать, спать… Почему веки наливаются такой тяжестью? Почему голова клонится на плечо?..
Очнулась Елена, когда над самым ухом раздался голос проводника:
— Конечная станция — Москва. К выходу готовьтесь заранее.
Подняла голову и протерла глаза. Она и не заметила, как уснула. Что ж, это даже к лучшему! Сегодня ей понадобится много сил.
Над столицей занималось утро. До первой электрички на Болшево оставалось еще три часа. Елена решила прогуляться по городу. Благо, не обременена багажом!
Она неторопливо пошла по широкому пустынному проспекту. Лишь изредка попадались навстречу пешеходы. По проезжей части проносились такси. Разглядывала пяти-шестиэтажные массивные дома послевоенной застройки. Умели же при Сталине строить внушительно! Ее не раздражал имперский стиль с обилием архитектурных излишеств на фасадах.
Вспомнила, как девчонкой мечтала о Москве. Вот где, казалось ей, увлекательная жизнь! Но когда впервые попала в Москву, уже после замужества, город напугал ее. Масса куда-то спешащих людей, столпотворение на каждой станции метро действовали угнетающе. Уже через час беготни по московским улицам у Елены разболелась голова. И поэтому, когда они с Валерой, наконец выехали в Ярославль, она вздохнула с радостным облегчением и без всякого сожаления глядела через окно на убегающие дома, дворики и скверы.
Но сейчас выдалось самое лучшее время для прогулки по Москве — пять часов утра. Можно, не боясь, что тебя затопчут в уличной толчее полюбоваться городом, оценить по достоинству его разностильную архитектуру.
И не заметила, как пролетели почти полтора часа. Посмотрев на часики, испуганно ойкнула. Пора возвращаться на вокзал, иначе упустит первую электричку, а следующую ждать два часа. Москва тем временем проснется и сразу же из города ее девичьей мечты превратится в кошмарный муравейник.
Бежать, бежать из Москвы поскорее, чтобы подольше сохранить чувство утреннего очарования, которое пока ею владеет! С этими мыслями Елена спустилась в метро и поехала на вокзал.
На привокзальной площади уже прочно обосновались профессиональные нищие и цыганки, сочинявшие прохожим, будто бы они беженцы из Приднестровья и нуждаются в помощи на обустройство. Перед входом в здание вокзала выстроились две шеренги пенсионеров, торговавших решительно всем: от папирос до теннисных ракеток.
Опустив голову, чтобы не видеть всех этих униженно-требовательных глаз, Елена быстро прошла в здание вокзала, взяла в пригородных кассах билет до Болшево и поспешила на перрон.
Купив в киоске несколько газет, дождалась подхода электрички и заняла место у окна. За чтением светской хроники время пролетело незаметно. Елена лишь время от времени отрывалась от газеты, чтобы бросить беглый взгляд за окно и расслышать название очередной станции.
Выйдя в Болшево, скомкала газеты и отправила их в урну. Сколько времени потратила, а в голове почти ничего из прочитанного не задержалось!
Достала из сумочки клочок бумаги, на котором был записан адрес Сергея Мешкова. Отыскала его, когда разбирала оставшиеся после Валеры вещи. Напиши она Сергею тогда же, не понадобилось бы, возможно, этой поездки.
По пути к дому, где квартировали Мешковы, Елена с сожалением думала, что, скорее всего, не застанет хозяина дома. Уехал, к примеру, в какую-нибудь командировку. Ведь на письмо, адресованное ему лично, ответила жена. Как жаль, что придется иметь дело с этой выдрой!
У подъезда Елена несколько секунд постояла в раздумье. Не рановато ли она жалует? Как-никак, выходной, и жена Мешкова имеет право понежиться в постели. А вдруг ее сейчас просто нет дома? Что тогда делать?
Это предположение так напугало Елену, что она опрометью бросилась по лестнице вверх, твердя про себя: «Только бы эта корова оказалась дома, только бы никуда не уехала…»
Запыхавшись, остановилась перед дверью нужной квартиры и с такой силой нажала на кнопку звонка, что палец побелел. Целую минуту, которая показалась Елене часом, за дверью стояла тишина, когда же там послышалось шлепанье домашних тапочек, она едва не закричала от радости.
— Кто там?
Елена растерялась. Она полагала, что вначале дверь откроют, как сделала бы, к примеру, она.
— Могу ли я видеть Маргариту Мешкову?
— Что? — не расслышали ее смущенный полушепот по ту сторону двери. — Говорите, кто вам нужен, а то сейчас милицию вызову!
— Мне нужно видеть Маргариту Мешкову, — громко повторила Елена.
Она услышала — кто-то ходит в соседней квартире. Глазок той двери потемнел: ее рассматривали.
— А кто вы сами будете? — вновь послышалось из-за двери Мешковых.
Елена оказалась в нелепом положении: мало того, что соседи, которым всегда до всего есть дело, рассматривают ее в дверной глазок, так еще приходится и орать на весь подъезд.
«А впрочем, какое мне дело до всех этих соседей!» — одернула себя Елена.
— Я — сестра Валерия Углова, друга вашего мужа. Если помните, я писала вам, — чуть ли не с вызовом выкрикнула она. — В конце концов, может хватит общаться через дверь? Вы не Красная Шапочка, и я вас не съем.
Послышался щелчок замка, дверь распахнулась. На пороге стояла непричесанная женщина в полинявшем халатике, накинутом на ночную сорочку, в тапочках на босу ногу. Елена действительно подняла ее с постели, и по выражению лица Маргариты никак нельзя было сказать, чтобы она очень была рада этому обстоятельству.
Мысль назваться сестрой Валеры пришла Елене в голову внезапно. До этого момента она даже не задумывалась над тем, как представиться жене Мешкова.
Маргарита, должно быть, ни на йоту не поверила ей, но повела себя так, будто приняла все за чистую монету: пригласила пройти на кухню, поставила на плиту чайник и поспешила в свою комнату причесаться и одеться.
Бегло осмотревшись, Елена села за стол у самого окна и, оперевшись локтем на подоконник, рассеянно посмотрела во двор. Вдруг ее словно током ударило — а что, если и Валера бывал в этой квартире и сидел на этом же самом месте? Почему она выбрала именно эту табуретку? Неужели вещи могут хранить память о тех, кто с ними соприкасался? Что же тогда нужно, чтобы перенять эту память у вещей? Нужно очень любить и надеяться…
Пока Елена была занята размышлениями, вернулась Маргарита — причесанная, свежая, в синей юбке и голубой кофте. Заварила чай и, искоса наблюдая за Еленой, спросила:
— Сколько вам ложек сахару?
— Три, пожалуйста. Очень люблю сладкое.
— Кажется, вас зовут Елена? — припомнила Маргарита, ставя на стол две чашечки с чаем.
— Да, Елена Углова. Я — сестра Валеры, друга вашего мужа. Я писала вам, чтобы хоть что-нибудь выяснить о судьбе брата. Но ваш ответ был… как бы это сказать… несколько обескураживающим.
В своем письме Маргарита называла ее «дрянью» и «мерзостью», и это еще были не самые резкие выражения.
Но хозяйка нимало не смутилась.
— Хотите бутерброд? — спросила Маргарита и, и не дожидаясь ответа, встала, достала из холодильника масло, начала нарезать батон. — Так вы говорите, что знали Сережу, когда он еще служил в армии вместе с вашим братом?
— Да. Когда я гостила у Валеры в Ярославле, ваш будущий муж чуть ли не каждый день бывал у нас. Он производил впечатление незаурядного человека. Так что, думаю, вам повезло с мужем.
— Спасибо, — в первый раз улыбнулась Маргарита.
— Понимаете, о моем брате нет известий уже больше года, — продолжала Елена, стараясь держаться как можно естественней. — С тех пор, как умерла наша мама, я просто обязана быть в курсе его дел. У него такой непредсказуемый характер. Прежде он более-менее регулярно писал мне, и вот уже год, как от него ни ответа, ни привета. Я потеряла всякий покой…
Взгляд Маргариты, когда она села за стол напротив, был сочувственным и добрым. Елена поняла, что лед недоверия между ними растоплен.
— Простите меня за то грубое письмо, — сказала Маргарита, смущенно потупив глаза. — Сама не знаю, что на меня такое нашло. Эта моя не знающая границ ревность…
— Да, ревность многим портит судьбы, — согласилась Елена. — Вот, кстати, ваше письмо, — достала она из сумочки конверт и протянула Маргарите.
Та разорвала гневное послание на мелкие клочки.
— Валера был у нас, — сказала она, отпив большой глоток горячего чая. — Три месяца назад они нанялись с моим мужем на какие-то сезонные работы. С тех пор от них ни одной весточки.
От этих торопливо произнесенных слов голова у Елены пошла кругом. Она испытала радость, получив еще одно подтверждение, что Валера жив. Но в то же время ею овладел и ужас: в отличие от Маргариты она прекрасно знала, на какие сезонные работы нанялись Валера и Сергей.
Счастье Маргариты, что она не смотрит информационные программы! Впрочем, почти наверняка можно сказать: в том телевизионном сюжете Мешкова не было. А вдруг его уже нет в живых? Елена почувствовала такую жалость к Маргарите, что готова была со слезами обнять ее.
Когда допили чай, Маргарита повела Елену в комнату, где жил Валерий до отъезда.
— Муж говорил, что у Валеры крупные неприятности, но мне не хотелось выяснять, какие именно, — пояснила Маргарита.
«И правильно, — подумала Елена. — Порой излишнее любопытство вредно».
В прихожей зазвонил телефон. Хозяйка вышла, оставив Елену в комнате одну. Та подошла к кровати, на которой спал Валера, опустилась на колени и, раскинув руки, припала лицом к сиреневому покрывалу. Маргарита между тем болтала с какой-то подружкой. Когда же она начала прощаться, Елена через силу встала. И кровать хранила память о самом любимом человеке!
Больше ее ничто не задерживало в этой квартире.
— Пожалуй, пойду, — улыбнулась она, вошедшей Маргарите. — Спасибо вам за чай.
— Может, позавтракаете со мной? — предложила та.
— Спасибо, не хочется. Мой поезд отходит днем. Пора уже на электричку. У меня к вам огромная просьба, Рита…
— Все, что смогу, — сразу пообещала та.
— Когда Сергей и Валера вернутся, напишите мне, пожалуйста, как он, что с ним… Ну, вы понимаете?
— Конечно, конечно, — заверила та. — Какими бы ни были новости, вы их узнаете. Обещаю.
«Напишет», — поняла Елена, глядя Маргарите в глаза…
Путь домой всегда быстрее, чем из дому. Елена не заметила, как добралась из Москвы в Ярославль. Благо, обратный билет был взят заранее.
Думала только о своей встрече с женой Мешкова, повторяла про себя каждое слово из их разговора, припоминала интонацию, с которой оно было произнесено.
В одном купе с Еленой ехал молодой человек в хорошо сшитом костюме и в очках с тонкой оправой. У него на лице было написано желание заговорить. Но, вероятно, отпугивал ее отчужденный вид. Наконец, при подъезде к Ярославлю, он набрался храбрости и сказал:
— Мадам, верите ли вы в любовь с первого взгляда?
— Не верю! — Елена бросила на молодого человека такой испепеляющий взгляд, что тот совершенно стушевался и больше уже не проронил ни слова.
Дома Елена почувствовала неимоверную усталость. Каждый шаг ей давался с трудом. Она прилегла и незаметно уснула. Это был спокойный сон — впервые за долгое время.
На следующее утро ее разбудил телефонный звонок. Елена не хотела никого видеть, ни с кем не хотела встречаться, поэтому не поднялась с постели и не подошла к телефону.
Но спустя час телефон вновь затрезвонил и она вынуждена была подняться. Разумеется, звонила Ира.
— Ленка, ты? Ну, как дела, как съездила? Рассказывай поскорее, а то сейчас умру от нетерпения!
— Не умирай, пожалуйста, — рассмеялась в трубку Елена. — Съездила хорошо. Никаких новостей о Валере нет.
— Значит, напрасно ездила, — по-своему оценила ситуацию Ирина. — Ну, жди меня в гости. Целую.
Елена убралась, помыла пол, накрыла стол свежей скатертью, сходила в магазин за продуктами, причесалась и надела любимое красное платье.
В дверь постучали раньше, чем она ожидала, — день еще только клонился к вечеру. Еще больше была удивлена, когда вместо Ирины увидела на пороге сияющего Зотова.
На нем был прекрасный синий в полоску костюм. От него пахло превосходными французскими духами. В одной руке он держал большую, на толстом стебле розу, в другой — высокую бутылку вина с роскошной этикеткой.
— А где же Ира? — непроизвольно вырвалось у Елены.
По лицу Зотова прошла легкая гримаса разочарования. Елена смутилась. Надо было хотя бы отметить его великолепно сшитый костюм.
— Она позвонила мне час назад. Сказала, что ты приехала. Просила извинить, что никак не может прийти. Ее Константин ни с того ни с сего захандрил и требует, чтобы она пребывала при нем неотступно. Ты позволишь войти?
Елена словно не слышала. Она поняла, что все подстроено. Ирка нарочно не пришла. Они с Дмитрием полагают, что Елена получила от ворот поворот и что с Валерием все кончено. Зотов явно явился предложить руку и сердце!
Эти ухищрения показались Елене настолько кощунственными, что она почти физически почувствовала, как в ней закипает гнев. Только бы не выплеснуть раздражение на Дмитрия. Он не виноват в том, что любит ее!
— Прости, Дима, но я не принимаю гостей, — сдержанно ответила она.
У Зотова от изумления отвалилась нижняя челюсть. Он ничего не мог понять и лишь растерянно хлопал глазами. «Ах, Дима, Дима, — сокрушенно думала Елена, — ты всегда был слишком откровенен в своих намерениях. Ни одна женщина не потерпит такого отношения к ней!»
— Хорошо, хорошо, не сегодня, — забормотал Зотов. — Может, в другой день…
— И в другие дни тоже, — покачала головой Елена. — Не обижайся. Ты хороший человек, но я никогда не смогу полюбить тебя. А без любви жизнь превращается в кошмар.
Зотов молчал, совершенно подавленный.
— Деньги я тебе в ближайшее время верну, — продолжала Елена, не замечая его протестующих жестов. — Я знаю, ты полагал, что после этой поездки я потеряю всякую надежду когда-нибудь встретить Валеру. Но случилось как раз наоборот. Теперь я точно знаю, что он жив.
— Жив-то жив… — робко начал Зотов.
— Я буду ждать, — непреклонно сказала Елена. — Возможно, придется ждать всю жизнь, но я готова к этому. Спасибо тебе за все хорошее, что ты для меня сделал. Не суди слишком строго и не ищи больше встреч со мной. Прошу также не звонить и не присылать подарков. Знаю, ты хотел, чтобы мы были вместе. Но я совершенно уверена: наша совместная жизнь не сложилась бы счастливо. Прощай, Дима!
И Елена тихо прикрыла за собой дверь.
Постояв в нерешительности, Зотов положил на ступеньку крыльца принесенную розу и быстро зашагал прочь. Ему ничего не оставалось, как смириться с окончательным разрывом. Елена слышала, как скрипнула затворяемая калитка. Она знала, что больше он не придет.