Мягким прикосновением Елена остановила Валерия. Он был так возбужден, что говорил, закрыв глаза и крепко сжав кулаки.

— Валера, — ласково сказала она. — Время обедать. Я схожу в разведку. А ты пока отдохни.

Целую минуту они молча смотрели в глаза друг другу. Валерий что-то сказал, но она не расслышала. Все ее существо словно растворилось в глубокой синеве его глаз. Она тонула в этой синеве и одновременно, казалось, проникла в самую суть горячо любимого человека — мужественного и ранимого, сильного и несчастного, умного, гордого.

Окружающий мир на какое-то время перестал существовать для нее. В палате стояла странная тишина. По вот слух уловил тиканье ручных часов. Это слабое напоминание о действительности заставило ее отвести взгляд и решительно подняться:

— Я скоро приду.

Сумела ли она взглядом сказать Валерию, что не таит на него обиды, принимает его таким, каков он есть: со всеми достоинствами и недостатками. Что она хочет знать, как он жил все это время, только из любви к нему: чтобы нечто важное понять и, если понадобится, взять на себя часть его боли.

Прошло добрых полчаса, прежде чем она, открыв дверь носком туфли, вкатила столик с обедом.

— Ну и очередь! — сказала оживленно. — Хоть у тебя, милый, и отдельная палата, и лечение твое стоит не дешево, но обед выдают пока в порядке общей очереди. Правда, кухня для таких, как ты, тоже отдельная. Готовят хорошо.

— Но лучше тебя готовить никто не умеет, — отпустил Валерий комплимент.

— Ну уж, скажешь тоже, — отмахнулась Елена, хотя от услышанного на нее повеяло духом их прежнего, такого уютного дома.

— Правда, правда, — энергично закивал Валерий. — С пирожками, что ты испекла вчера, не сравнятся даже ресторанные яства, не говоря уже о больнице.

— А вот это мы сейчас проверим, — сказала Елена, повязывая на шею мужу голубую салфетку. — Поешь, а потом выноси решение.

— Да я ничуть не голоден, — сказал Валерий, когда она подала ему тарелку с грибным супом.

Но Валерий явно принадлежал к тому сорту людей, к которым аппетит приходит во время еды. После супа он охотно принялся за второе. Упершись локтями в колени и положив подбородок на сплетенные пальцы, Елена с улыбкой наблюдала за ним. Она любила в этом человеке все. Ей нравилось каждое его движение, даже то, как он жует и шмыгает носом.

Неистовое желание броситься на него и осыпать поцелуями переполняло Елену. Представляла, как его рука коснется ее груди, как пальцы расстегнут пуговицы халата, а затем заскользят по ткани платья вниз. Представляла его улыбку, представляла, как он распахнет на груди ее платье, коснется теплыми губами сосков. От жаркого томления она чуть не застонала.

Но приходилось ждать. Силы только еще возвращались к Валерию.

Когда он допил апельсиновый сок, вытерла ему губы краешком салфетки и с готовностью спросила:

— Принести добавки?

— Не хочу, — улыбнулся он уголками рта. — Знаешь, Лена, пока ты стояла в очереди, я отчаянно скучал и даже успел обидеться, что так долго не идешь.

— Ах, ты, мой дутик! А меня не было всего-то десяток-другой минут.

— Это для тебя десяток-другой, а для меня — целый год.

— Но теперь я с тобой, и уже никуда не отлучусь, даже чтобы вынести посуду, — рассмеялась Елена.

— Нет, посуду как раз вынеси.

Когда Елена вернулась, Валерий продолжал свой рассказ:

— Так вот, я изложил Сереге положение дел. Он переспросил — чем может помочь? Этот вопрос многого стоил. По нынешним временам, когда каждый заботится только о себе, его поддержка придала мне сил. Я обрел точку опоры, которую искал. И я понял, что Серега, каким он бабником раньше ни был, все же глубоко порядочный человек и настоящий друг. В тот вечер я снова ощутил офицерское братство, чувство, которое, казалось, было утеряно навсегда. Нашу беседу у телевизора прервала Маргарита.

— Прошу к столу, — сказала она.

Мы прошли на кухоньку.

За ужином Серега сказал жене:

— Риточка, у Валеры большие трудности. Разумеется, временные. Ему надо пожить у нас.

— Хорошо, — согласилась она. — Поселю вас, Валера, в той комнате, где жила я, пока родители не переехали в Москву.

— Значит, это квартира ваших родителей? — из вежливости, чтобы как-то продолжить разговор, спросил я.

— Да. Раньше они здесь жили. До тех пор, пока мы с Сережей не поженились. Отец к тому времени стал большим начальником, купил квартиру в Москве и переехал туда с мамой. А нам оставили вот эту.

— И часто они к вам наведываются?

— Редко. Чаще мы к ним ездим в белокаменную.

— А как идут дела у твоего батюшки? — спросил я у Сергея.

Он понял, что намекаю на нашу давнишнюю идею — открыть автомастерскую, — и нахмурился.

— Потерпел мой батюшка фиаско на деловом фронте, и очень даже крупное, — вяло признался он. — Ему пообещали недорого продать партию самосвалов и обязались, если соглашение сорвется, уплатить неустойку — десять миллионов рублей. Он тут же продал эти еще не купленные самосвалы другой фирме. А те потребовали, ежели что, шестьдесят миллионов неустойки. Отец, не особенно раздумывая, согласился. Он не учел того обстоятельства, что президенты первой и второй фирмы — родственники. И те первоклассно надули моего папу. Первая фирма не поставила ему самосвалы и отделалась неустойкой в десять миллионов. А мой батюшка вынужден был выплатить второй фирме все шестьдесят. Этот куш родственники-коммерсанты и поделили между собой по-братски.

— Ну и жулики! — посочувствовал я Сергею.

— Не то слово! Моего отца это надувательство буквально подкосило. Вряд ли он сможет оправиться от удара в ближайшее время.

«Значит, — подумал я, — рассчитывать на помощь в открытии автомастерской не приходится. А самим нам такое дело не осилить. Как же быть?»

Судьба забавлялась мною, словно игрушкой. Только я обрел надежду, почувствовал уверенность в завтрашнем дне, как вдруг снова ощутил себя подвешенным в пустоте.

А Маргарита отчаянно скучала во время нашей беседы. Я был ей совершенно неинтересен, и она даже не считала нужным это скрывать. Вот если б я хоть чуточку был влюблен в нее, если б попытался немного поухаживать.

После ужина мы с Сергеем прошли в большую комнату и снова расположились в кресле.

— Ну, а ты как живешь? — спросил я.

— Не могу точно сказать — живу я или существую, — грустно пошутил он и неопределенно махнул рукой. Это был жест человека, который не знает, куда ему пристроиться и чем заняться.

— Определенных намерений — никаких, — признался Сергей. — Первое время после свадьбы жил как-то бездумно. А сейчас чувствую себя витязем на распутье…

— Но у этого витязя неплохая добыча, — кивнул я в сторону кухни, где гремела посудой Маргарита. — Жена, квартира под Москвой, кое-какие связи…

— Жена… — задумчиво повторил вслед за мной Сергей. — Знаешь, я ведь до сих пор понять не могу, как это Ритка умудрилась женить меня на себе. Ты ведь знаешь, из каких передряг мне довелось выкручиваться.

— Знаю, знаю, — усмехнулся я. — Ты был сексуальным пульсом нашей части. Все амурные дела сходили тебе с рук только потому, что жена полковника…

— Тс-с, — приложил Сергей палец к губам, вскочил с кресла и выглянул в коридор. Затем обернулся ко мне. — Я подумал, что Ритка может нас услышать. Ты, гляди, не ляпни при ней ненароком что-нибудь о моей бурной молодости.

— А если намекнуть?

— Ну разве что. Женщины любят загадки. Я своей Маргарите тоже показался очень загадочным. Она мне так и сказала — мол, хочу всю жизнь тебя разгадывать. Ради этого давай поженимся.

— Потрясающая логика! — от души рассмеялся я. — Помню твой любимый афоризм: — фата невесты — это белый флаг, выкинутый женихом.

— Вот мне и пришлось капитулировать. Весь медовый месяц прийти в себя не мог… А если честно, не столько в наших отношениях было любви, сколько расчета. Рита понимала, что вряд ли отыщет жениха лучше. А я после демобилизации искал пристанище понадежнее. Подумал — отчего бы и не жениться, если всегда можно развестись?

— Тоже неплохой тактический ход, — заметил я.

— Но и Рита оказалась блестящим стратегом! Заметив, что я начинаю охладевать к ней, с обворожительной улыбкой сообщила: она, мол, беременна. Представляешь? У нас будет ребенок.

— Что можно сказать по этому поводу? — развел я руками. — Поздравляю.

— И теперь никак не могу ее бросить. Совесть замучает. Приударять за чужими женами, зная, что где-то страдает твой ребенок, невозможно. Для такого образа жизни надо не иметь сердца. А у меня оно есть. Не поверишь, я обрадовался ребенку.

— Отчего же не поверить? — пожал я плечами. — Я бы тоже обрадовался, если бы Елена родила мне сына.

— Подожди, Валера, — не сдержалась в этом месте рассказа Елена, — ты не забыл, что я здесь?

— Нет, не забыл. И жалею, как жалел в ту минуту, что у нас с тобой не было детей. Возможно, не случилось бы и этого разлада. Но слушай дальше. Сергей явно не производил впечатления счастливого человека, готовящегося стать отцом.

— Так что же тебя все-таки тревожит? — спросил я напрямик.

— Проза жизни, — вздохнул он. — На какие шиши, позволь спросить, я буду семью содержать? Ведь по нынешним временам деньги на это нужны немалые…

— Я тоже ломаю голову: на что мне жить?

— Значит, у нас с тобой одна общая причина для беспокойства.

Сергея Мешкова я очень хорошо знал. И, разумеется, сразу понял, что долгий рассказ о семейной жизни был лишь преамбулой. Он явно вынашивал какую-то идею, но изложить ее просто и прямо, как всегда делаю я, не мог. Прирожденный дамский угодник, он предпочитал напускать побольше тумана даже там, где дело касалось самых очевидных вещей.

Ничего не поделаешь, натура такая! Злиться на это было бессмысленно. Но теперь, после всех вводных разъяснений, я ожидал услышать суть дела.

— Видишь ли, — начал Сергей, — мы, конечно, сможем найти работу в Москве, если побегаем и поищем. Но, естественно, работу, которая ни в малой степени не будет напоминать о прошлом. А ведь офицер — это на всю жизнь. Не так ли?

Я кивком выразил полную солидарность. Нет на свете таких благ, ради которых офицер отрекся бы от самого себя.

— И, естественно, оплата этой работенки не будет соответствовать нашим потребностям, — констатировал Сергей далее. — Однако есть и другой путь. Именно для таких, как мы, — для бывших кадровых военных.

Я удивленно вскинул брови. Умеет же Сергей заинтриговать!

— На окраинах бывшего Союза идет война…

— Слышал, — прервал я его. — Называют локальными конфликтами, но, по сути, — обыкновенная война. Ты предлагаешь поехать туда?

На секунду Сергей растерялся, обескураженный тем, что я сразу выделил суть его хитросплетений. Но затем энергично закивал.

— Именно это я и хотел предложить. Не спеши отказываться. Выслушай сперва мои доводы…

— Я служил Родине и давал присягу, что буду защищать ее. Но это не значит — вмешиваться в чужие конфликты. Я воевал в Афганистане, потом на Кавказе. И что толку? Все равно везде мы проиграли…

— Но есть другая сторона дела. Тебе будут очень хорошо платить за то же самое, за что пять лет назад ты не получал ни гроша. Все в этом мире продается. И главное в этой жизни — продаться подороже. Голос Сергея стал властным. Он и сам, пожалуй, не замечал, что в нем зазвучали требовательные нотки.

— Не упрямься, Валера. Есть покупатель, который готов за хорошую плату приобрести наши способности, знания, выучку и сноровку.

— Кто он? — поинтересовался я.

— Об этом не принято говорить. Да и, в сущности, какая разница? Пока длятся войны, спрос на таких специалистов, как мы с тобой, всегда будет. Но есть и еще один аспект. Наша миссия в зоне боевых действий будет носить туманный характер.

— Вот даже как!

— Мы ведь едем не простыми боевиками. Нас примут как квалифицированных специалистов. Ты, наверное, обращал внимание на то, что в этих стычках враждующие стороны несут огромные потери. А сколько гибнет мирного населения, никто даже в расчет не берет. Почему? Да потому, что профессионалов в тамошних армиях нет, одни ополченцы, у которых весьма смутное представление, чем крупнокалиберный пулемет отличается от гранатомета. А мы с тобой будем учить людей выживать. Подумал ты об этом?

Нет, я думал о том, что лучше не спасать людей по одиночке из огня, а попытаться затушить пожар. Если бы удалось прекратить все эти войны, ликвидировать очаги напряженности! Вот тогда бы воистину можно было считать себя гуманистами.

Сергей, словно читая мои мысли, говорил дальше:

— Конечно, мне бы тоже не хотелось, чтобы ежедневно в боях гибли сотни людей. Но положить этому конец могут лишь политики. Мы же с тобой — мелкая сошка. Нужно примириться с сознанием собственного ничтожества и приспособиться к существующим условиям.

Я молча слушал Сергея, но когда он принялся развивать теорию, что война-де способствует очищению населения от бесполезных элементов, что погибают слабейшие, а выживают сильнейшие, предостерегающе поднял руку.

— Серега, я такой точки зрения не приемлю. Для меня она ничем не отличается от фашистских теорий. А у меня в Великую Отечественную дед пал смертью храбрых.

Мешков смущенно умолк, чувствуя, что, действительно, наболтал глупостей.

— А ты не боишься погибнуть? — спросил я его. — Не задумывался, что в этом случае ждет твою жену и будущего ребенка?

— Я думал об этом, — серьезно ответил Сергей. Глаза его лихорадочно блестели. Чувствовалось, что он возбужден не менее моего, изо всех сил старается это скрыть. — Но я думал также и о том, что у меня достаточно шансов погибнуть от рук бандитов на улицах ночной Москвы. Я думал и о том, что за пару лет смогу обеспечить достойную жизнь себе и своей семье. Я боюсь смерти, но иначе и быть не может. В этом есть свои преимущества. Когда боишься, становишься очень хитрым и осторожным. На войне это важное качество. Зря ты меня, Валерка, спросил об этом. Сам воевал. Так неужели смерти не боялся?

«Боялся, — чуть не вырвалось у меня, — но сейчас не боюсь. А почему — сам не могу понять».

— Подумай до завтра, — хлопнул Сергей меня по плечу.

Я ушел в отведенную мне комнату, лег и долго ворочался без сна. Меньше всего думал о предложении Сергея. Мысленно я согласился уже тогда, когда он только заговорил о возможности стать профессиональным наемником. Другое беспокоило меня — почему я так легко согласился на это?

Истосковался по оружию, подобно Сергею? Вряд ли. Захотелось вновь ощутить себя командиром? Тоже нет. Я уже начал находить неизвестные доселе прелести в гражданской жизни.

Может, хочется убивать людей? Глупость. Никогда мне этого не хотелось. В Афганистане стрелял в душманов, потому что те стреляли в меня. У того, кто открывал огонь первым, было больше шансов выжить. Важно, чтобы тебя не опередил противник. Тогда я убивал, обороняясь. Ни в каких других случаях я не считал себя вправе отнимать жизнь у другого человека, как бы этот человек ни был мне антипатичен.

Тогда, в тайге, я боялся смерти, а теперь не боюсь. Потому что тогда я любил, а теперь, как мне казалось, любви уже не было. И не оставалось надежды, что когда-нибудь смогу полюбить. Мы, Угловы, все однолюбы. Мир превратился в пустыню, жизнь в которой не особенно прельщала. А не хотел сводить счеты с жизнью, потому что считал это грехом. Вообще же перспектива расстаться с жизнью не пугала.

Зачем же мне тогда деньги? Задав себе этот вопрос, я на некоторое время задумался. Разгадка явилась довольно скоро. Я все-таки не верил, что погибну. И все-таки хотел найти любовь. Ведь даже любовь продажной шлюхи чего-то стоит. В частности — денег.

С этим мыслями я уснул.

Наутро меня разбудил вежливый стук в дверь.

— Валера, просыпайтесь, завтрак уже на столе, — послышался голос Маргариты.

Я по-солдатски быстро вскочил, оделся, заправил постель. Умывшись, прошел на кухню и приветствовал сидящего у окна на табурете Сергея.

Маргариты как раз не было и Сергей торопливо спросил:

— Ну, что ты надумал?

— Ты меня убедил. Я согласен. Хоть к черту в пасть. Лишь бы не надули нас с оплатой, как твоего батюшку.

— Насчет этого не беспокойся, — утешил Мешков. — Наймом на такую работу занимаются очень солидные люди, и гарантии у них серьезные. Об одном прошу — ни слова Рите. Она не должна ни о чем догадываться, иначе помрет тут со страху за меня. Пусть думает, что мы с тобой едем на сезонные работы. Согласись, это не так уж далеко от истины.

Я равнодушно пожал плечами. По-моему, Маргарита и впрямь относилась к тем людям, которые предпочитают сладкую ложь горькой правде.

Сергей ссудил меня деньгами на карманные расходы, и я целыми днями гулял по Москве. Сам он в это время уточнял с нанимателями последние вопросы о характере работы и об оплате. Про таких, как он, нельзя сказать — готов удавиться за копейку, но за солидный куш будет гнать пешком лягушку до Вологды. А коли он своей выгоды не упустит, то и я, как напарник, не останусь внакладе.

В начале следующей недели мы вместе посетили какую-то фирму, размещавшуюся на окраине Москвы. В роскошно обставленном офисе человек в черных очках молча пожал нам руки и предложил присесть за большой круглый стол. Нам дали на прочтение по два экземпляра договора, текст которого был составлен просто уникально: напрочь отсутствовали слова «боевой» или «военный».

Получалось как бы, что мы и впрямь нанимаемся в сезонные рабочие. Но — с высокой сдельной оплатой труда и с обязательством безукоризненно выполнять любые приказы вышестоящего начальства. Этот договор можно было толковать и так, и эдак. Но мне и Сергею ничего другого не оставалось, как только подписать его.

Когда мы вышли на улицу, Сергей достал из внутреннего кармана куртки толстую пачку долларов.

— Это — задаток, — пояснил он. — Нам Даются две недели на то, чтобы их прокутить. За это время, по логике наших нанимателей, жизнь настолько нам опостылела, что мы с радостью баранов кинемся на бойню.

Только и оставалось взять да и проблеять бараном.

— Лично я кутить не собираюсь, — поделился личными планами Сергей. — Мне предстоят крупные семейные траты. А ты?

— И я пока не собираюсь. Лучше в банк положу, пусть проценты набегают.

На том и порешили.

А через две недели, быстро собравшись, мы уже отбывали «на сезонные работы».

Маргарита, приехавшая проводить мужа, плакала в голос.

— Пять месяцев!.. — сквозь слезы повторяла она. — Что это за работа у вас такая на Кавказе?.. Ты же, Сережа, станешь там засматриваться на других женщин и забудешь меня…

Всякий раз эта мысль вызывала у нее новый поток слез.

— Вот уже тебя-то Рита, я точно никогда не забуду, — клятвенно заверял Сергей, и я, превосходно отличавший, когда мой друг врет, а когда говорит правду, чувствовал, что на сей раз он искренен.

Лично мне наблюдать сцену их расставания было горько. Горько оттого, что хотелось, чтобы и меня также провожали, чтобы и у меня на плече плакал любимый человек, чтобы и меня не хотели отпускать в эту ужасную неизвестность…

Чтобы хоть как-то отвлечься, я отошел в сторону. Небо вновь было безоблачным и на западе чуть розовело. Необъятная воздушная пустыня уже не казалась такой мрачной, уже не действовала так угнетающе на нервы, как в тот раз, когда я смотрел на нее из окна квартиры Мешковых.

Я казался себе затерянным в этой необъятности чистого неба. И где-то блуждала моя любовь. Мы должны были встретиться. Мужчина без любви так и останется бездомным псом.

«И каков же мой идеал женщины? Кого я хочу полюбить?» — спросил я себя. В воображении начали рисоваться черты женщины красивой и умной, воспитанной и доброй. Такой, с которой было бы интересно и поговорить, и заняться любовью. Но когда этот мысленный рисунок был закончен, я вдруг с ужасающей отчетливостью разглядел в нем оригинал. Я разглядел тебя, Елена. Вот кого я хотел найти, чтобы полюбить! Тебя, из-за которой у меня вся жизнь кувырком пошла!

Нет, бежать, бежать! Искать другую любовь.