— Валера, — взяла его за руку Елена, заметив, что он медлит, не знает, продолжать ли рассказ. — Я вижу тебе трудно говорить. Может, сделаем так: ты об остальном когда-нибудь напишешь и дашь мне прочесть. А?

— Ты что, нашла? — опешил Валерий.

— Что нашла? Не понимаю.

Валерий сунул руку под подушку и достал тоненькую стопку исписанных карандашом листков.

Вот. Я пытался записать то, на что поднялась рука. О другом, о боях — не могу. А это вроде даже в современном духе — любовь и ничего больше. Никогда не писал, даже в дивизионную газету, а тут бес попутал.

— Можно читать?

— Не знаю. Неловко как-то. Однако после того, о чем я тебе рассказал, пожалуй, можно.

И Елена прочла.

«Чем дальше наш поезд отходил от Москвы, тем жарче становилось в вагоне. Менялись пейзажи за окном.

На некоторых остановках вагоны окружали торговки, продающие яблоки и теплую картошку.

В дороге я и Сергей разговаривали мало. Он читал газеты и журналы, которые охапками закупал на станциях, я — смотрел в окно. Он раз-другой пытался заводить со мной разговоры о политике, но я предпочитал отмалчиваться. Наши оценки действий политических лидеров России настолько различались, что спорить не имело смысла.

На второй день пути в купе сменились соседи — вместо сошедшей молчаливой супружеской пары, сели две девушки, ехавшие на отдых к морю.

— Здравствуйте, красавицы! — ринулся в атаку Сергей, едва они вошли со своими огромными спортивными сумками.

— Здравствуйте, если не шутите, — звонко ответила одна из них. Вторая смущенно молчала.

Мы только проснулись и, еще не умывшись, зевали после сна.

— Очевидно, это и есть наши места, — полувопросительно сказала первая девушка, указывая на освободившуюся верхнюю и нижнюю полки.

— Надо полагать, — ухмыльнулся Сергей.

В эту минуту поезд резко тронулся с места, и вторая, немногословная девушка, не удержав равновесия, повалилась прямо мне на руки. Получилось так, что я коснулся ее груди. Резко обернувшись, она одарила меня негодующим взглядом.

Меня поразил цвет ее глаз. В них как будто пылал зеленый огонь. Я почувствовал, как во мне закипает кровь. Впервые со времени разрыва с Еленой прикосновение женщины, взволновало меня.

— Ну, что ж ты такая неловкая, Ирка? Человека вон чуть не раздавила, — с усмешкой бросила ей подруга.

— Извините, — тихо сказала Ира.

Выражение моего лица, видимо, не оттолкнуло ее. Во всяком случае, я не производил впечатления «липучки», который сразу же лезет обниматься.

Она приподняла нижнюю полку, а подруга уложила в багажное отделение сумки. Пока они стояли к нам спиной, мы с Сергеем быстро переглянулись. Между нами как бы сразу возникла молчаливая договоренность: Ира — моя девушка, другая — в его распоряжении.

Ира направилась за постельным бельем к проводнику, а Сергей тем временем подступился к ее подруге:

— Девушка, а девушка… Как вас зовут?

— А что?

— Очень уж вы мне нравитесь. Хорошо бы познакомиться.

— А вот вы мне совсем не нравитесь, и я с вами знакомиться не хочу.

— Но ведь мы попутчики, — не уступал Сергей. — И независимо от желания, вам все же придется терпеть меня и моего товарища еще целых два дня.

Против такого аргумента девушка устоять не могла, и с видом чрезвычайно таинственным сказала:

— Оля.

— Очень приятно, — возликовал мой Друг. — А меня — Сережа. Можно просто Серж. У меня очень доброе и чуткое сердце.

Попутчица от души расхохоталась. Она, разумеется, поняла, что Сергей намерен приударить за нею. А коль так, то я уже для нее особого интереса не представлял.

«Вот что значит страсть в крови, — думал я, искоса наблюдая за Мешковым, — Сергей чрезвычайно влюбчив, и это уже не исправить. Он искренне любит жену, но только, когда она рядом — в ее отсутствие ни одна юбка не оставит его равнодушным. Если он и изменит Маргарите, то без всякого злого умысла. Правда, ей, Маргарите, от этого не легче…»

В компании обаятельных попутчиц время в пути просто летело. Сергей и Ольга много шутили и острили. У меня с Ириной разговоры были серьезные — о жизни, об искусстве.

— Была у меня подруга, которую тоже звали Ирина, завел я как-то разговор.

— А в каком смысле «подруга»? — спросила она.

Я задумался на секунду. Как бы сформулировать роль Ирины в моей жизни, не упоминая при этом о бывшей жене?

— Видите ли, она была не столько моей подругой, сколько моего приятеля Константина. Они жили вместе много лет, но официально не расписывались.

— Что ж, свидетельство о браке дело десятое, когда два человека любят друг друга. Самое главное в этом мире — любовь. Без нее жизнь не имеет смысла.

Эти слова, произнесенные так безапелляционно, поразили меня. Что-то в ее интонациях напоминало мне Елену. Та же откровенная, но целомудренная жажда любви, та же готовность раствориться в любимом человеке… А если так, то не поможет ли мне Ира окончательно забыть Елену?

— Вы слышали о таком феномене — вирус сексуальной лихорадки? — продолжал я.

— Нет, а что это такое? — чуть подалась Ирина вперед.

— Это возбудитель болезни, которая не поддается лечению. Вирус зарождается в людях, которые занимаются любовью без любви, просто повинуясь инстинктам. Болезнь быстро развивается. Ее симптомы напоминают симптомы лихорадки. Умирают, во всяком случае довольно мучительно.

— Бр-р, — поморщилась Ира. — Зачем вы мне рассказываете эти страхи?

— Да вот, знаете ли, в какой-то газете прочел, точно не помню, в какой, и решил, значит, для поддержания разговора…

Ира выжидающе молчала.

— Короче, я это к тому, что вам, Ира, ни в коем случае нельзя выходить замуж не по любви.

— А с чего вы взяли, что я собираюсь выходить замуж?

Щеки у Иры зарделись — беседа коснулась каких-то личных струн ее души. Теперь я точно знал, что наша беседа прервется не скоро.

— И уж, разумеется, ни в коем случае вам нельзя даже помышлять об интимной близости с человеком, которого вы не любите всем сердцем.

— Откуда такая забота? — возмутилась Ира. — И кто дал вам право читать мне нотации? Вы, кажется, мне не отец.

— Ни в коей мере, — глядя в ее чуть повлажневшие глаза, сказал я. — Перед вами человек, которому вы безумно нравитесь. Если с вами случится какое-нибудь несчастье, мне будет больно.

У Сергея, который в это время с отсутствующим видом читал газету, сидя рядом со мной, изумленно взлетели брови. Он и не предполагал, что во мне таятся такие таланты.

Ирина не отвела взгляд, словно принимая вызов. Ее зеленые глаза пристально изучали меня. Внутренним чутьем она уловила, что у меня нет дурных намерений. Но и поверить в любовь с первого взгляда, видимо, тоже не могла.

Любил ли я ее в этот момент? Мне казалось, что да. Мне нравилось, что у Иры нет портретного сходства с моею бывшей женой. Но сходство внутреннее было — та же светлая печаль во всем облике, та же женская кротость в движениях. Предположение, что между нами может возникнуть что-то очень серьезное, захватило меня.

И в ее глазах затеплился огонек любви, который разгорался все жарче. Пламя ее зеленых глаз казалось мне необычайно притягательным. Хотелось кинуться в него, чтобы сгореть без остатка. А что будет потом — не важно!

— Вы согласны, что единственное призвание женщины — быть доброй матерью и верной женой? — продолжал я наступать.

— Все зависит от того, каким будет мужчина, с которым она решит связать судьбу, — ушла девушка от прямого ответа.

— Но людям свойственно меняться, — продолжал я. — И если сегодня человек вам не нравится, то завтра он может стать другим. В том числе и под внешним влиянием. Муж и жена должны быть соучастниками взаимного изменения к лучшему.

— Отчасти вы правы. Но чаще в жизни все намного сложнее, — покачала Ира головой. — Несколько моих подруг вышли замуж, и я бы не сказала, чтобы они стали счастливее, утратив независимость. А опыт маминых подруг показывает, что часто попытки повлиять на мужа, чтобы он изменился в лучшую сторону, ни к чему не приводит. Мужики — трудно исправимый народ. Их любовь быстро проходит. Для женщины это трагедия. Для нас это означает напрасно прожитые годы.

— Если ваши подружки стали несчастными оттого, что потеряли независимость, значит, они и не знали, как она пахнет, — возразил я. — Значит, они всегда пребывают в рабстве у своих страстей. Чувство независимости, свободы генетически присуще человеку. Его невозможно отнять. Оно либо есть, либо его нет.

— Но мужчинам свойственно подавлять независимость женщин, — встала Ира на защиту пола, — им нужны рабыни, а не соратницы.

— Наоборот! — возразил я. — Могу привести десятки случаев, когда жены сознательно старались ущемить чувство собственного достоинства у мужей. Женщинам нужно, чтобы их обожали, но в то же время они хотят безраздельно повелевать своими обожателями. И чем последних будет больше, тем лучше. Тщеславие — вот один из столпов женской души.

— Можно подумать, в мужчинах тщеславие начисто отсутствует, — улыбнулась Ира.

— Я этого не говорю. Но тщеславие в мужчинах порождено именно женским тщеславием. Ведь мужчины все-таки хотят нравиться женщинам. Это, согласитесь, естественно. Но чтобы добиться любви, мужчина должен как-то выделиться на общем фоне, совершить что-то необычное. II он вынужден добиваться власти, не брезгуя никакими средствами, вести войны, невзирая на потери, и даже совершать преступления, не прислушиваясь к голосу сердца. Только в этом случае мужчина может рассчитывать хоть на какое-то внимание со стороны женского пола.

— Выходит, во всех несчастьях на свете мы виной? — рассмеялась Ира. Ее смех напоминал переливы серебряного колокольчика. — Мне кажется, все мужчины мира должны сейчас снять перед вами шляпу, восхищенные этим обличи тельным пафосом. Но ведь это же средневековая мораль. С такими воззрениями только в инквизиторы подаваться! А между прочим, женщина может полюбить и самого неприметного человека, разве нет? Законы любви не поддаются объяснению. Любовь невозможно понять, ее можно только принять или отвергнуть.

Мы сидим друг напротив друга, разделенные столиком. Ее белые пальцы комкают уголки скатерти.

— А вы любили когда-нибудь? — положил я руку на ее пальцы.

— Каждая девчонка, когда становится девушкой, в кого-нибудь влюбляется. — Она не убрала своей руки. — Этим «кем-то» для меня был одноклассник. Я готова была позволить ему… да все готова была позволить. А он даже не замечал моего обожания. Девушки взрослеют намного раньше парней. Но, может, это и к лучшему, что у нас не дошло до романа.

— Безусловно! — я крепче сжал ее руку.

Она вскинула на меня глаза. В ее пристальном взоре я прочел испуг и призыв. Склонился к ее руке и начал целовать пальцы по очереди.

Ольга и Сергей к этому времени уже ушли в вагон-ресторан, так что нам некого было стесняться.

— Вы любите детей? — вдруг порывисто спросила Ира.

— Да. А вы?

— Очень. Я бы хотела иметь ребенка от такого человека, как вы, — сказала она и опрометью выскочила из купе.

Я пересел на ее место и прислонился горячим лбом к стеклу. Пролетающие за окном пригорки, опушки, перелески средней полосы России слились для меня в одну линию. Ирина любит меня! Она полюбила меня с первого взгляда! Все во мне пело и ликовало.

Но за что меня любить? Что во мне такого особенного? Оказывается, что-то есть, если такая славная девушка делает такие признания. Да и не она первая.

От волнения не сиделось на месте. Появилась бредовая мысль выпрыгнуть из окна и бежать наперегонки с поездом. То-то Ира будет смеяться. Мне так хотелось совершить что-то невообразимое, чтобы доставить ей радость. Такое чувство я испытывал до этого разве что по отношению к Елене…

Ах, эта Елена! С чего она вдруг вспомнилась мне? Неужели из-за того, что я обнаружил в Ире, общие с нею черты? А что, если я сам, пусть даже непроизвольно, наделил Ирину чертами Елены?

Эта мысль ошеломила меня и я постарался изгнать Елену из памяти. Но, увы, воспоминания неподвластны нашей воле — они появляются, когда их меньше всего ожидаешь, и могут не отпускать уже до самого конца жизни. Тем не менее, мое усилие не прошло даром: возбуждение вызванное словами Иры, несколько улеглось.

В вагон-ресторан, где уже обедали попутчики, я вошел остывшим. Мы встретились с Ирой взглядами и она чуть таинственно улыбнулась. Она явно не хотела, чтобы я афишировал наши отношения.

Сейчас трудно припомнить, о чем мы говорили весь оставшийся день. Кажется, Ира вернулась к теме противоречий между мужчиной и женщиной, но теперь в ее голосе звучали нежность и теплота. Она и впрямь решила, что встретила свою судьбу.

Да, припоминаю ее полушутливые укоры всем мужчинам мира, что они-де не привыкают держать слова, данного женщине.

— Но то, что мужчина иногда нарушает свои обещания, объясняется исключительно его любовью к свободе, — с улыбкой отвечал я. — И с этим ничего не поделаешь. Этот порок неисправим. С ним остается только примириться.

— В таком случае, почему те же самые мужчины возмущаются неверностью жен? — обвив руками мою шею, вопрошала она. — Бывает, измена мужу — это протест против человека, который не держит слова.

— Ну, извини, — на этот раз возмутился я, сам не заметив, как легко перешел на «ты». — Обещание обещанию рознь. Одни обещают благоденствие для всего человечества, другие — что женятся. Кого бы ты осуждала строже за невыполненное обещание?

— Разумеется, вторую категорию, — без раздумий заявила Ира.

— А я — первую. В этом — суть полового диморфизма. Мужчины мечтают сделать счастливыми как можно большее количество людей. Женщины — сохранить счастье только для себя.

— Это от того, что женщины более практичны.

— Нет, это от того, что мужчины более человеколюбивы.

Полусерьезный разговор доставлял нам обоим удовольствие. Хотелось продлить эти мгновения.

Но на небе уже серебрились звезды. А этой ночью я и Сергей должны были сойти на станции, где нас уже ждали.

— Ирочка, — стараясь по возможности смягчить удар, начал я, — через шесть часов нам с другом надо будет выгружаться.

— Никуда ты не уйдешь, — прильнула Ирина ко мне так крепко, точно меня у нее отнимали. — Можно договориться с проводником, и ты доедешь со мной до Туапсе. А там — восхитительный отдых у моря. Это будет наш медовый месяц.

— Но меня ждут, меня будут встречать. Я не могу нарушить слова.

— Даже ради меня? — в ее зеленых глазах возник испуг.

Как объяснить, что за невыполнение условий контракта меня просто пристрелят?! И начхать будет нанимателю на мои чувства! Изволь отрабатывать полученный задаток, а все остальное прибереги до лучших времен!

— Не могу, — прошептал я.

— Вы все такие!

Мы сидели в нашем купе на нижней полке. Ирина взобралась с ногами на скомканное одеяло и обхватила руками колени. Сергей и Ольга ушли играть в карты с проводником.

— Выйди, мне надо раздеться, — потребовала Ира и расстегнула две пуговицы кофточки.

Я испытывал странное желание ринуться на нее, такую хрупкую и беззащитную, сжать в объятиях и целовать, целовать… Ирина, вероятно, ждала этого от меня, потому что, хотя с губ ее слетали гневные, обидные слова, зеленый огонь любви в глазах не угасал.

И вдруг… Это было почти как галлюцинация: на месте Иры я увидел Елену! (Господи, как давно это было!) Она сидела перед телевизором на диване в точно такой же позе — обхватив руками колени, и в ней, как сейчас в Ире, тоже было что-то от сжатой пружины.

«Ну, зачем ты лжешь себе? — вдруг властно зазвучал во мне голос. — Ведь Ты же не любишь эту девочку. Ты любишь в ней те черты, которые напоминают Елену. Одну Елену ты всегда любил. И одну ее всегда будешь любить».

Внутреннее несогласие с этим голосом было так велико, что я скрежетнул зубами. Очевидно, мои глаза в тот момент были страшными, потому что Ира, вскрикнув, закрыла лицо ладонями.

Тяжело дыша, я поднялся и вышел в коридор. Поезд сильно качало. Чтобы не потерять равновесия, я схватился за оконный поручень и сжал его с такой силой, что потемнело в глазах.

Не помню, сколько времени я так простоял. Должно быть, очень долго. Из служебного купе явились веселые Сергей и Ольга. Сергей только-только рассказал какой-то анекдот, и та беззаботно хохотала. Заметив меня, оба смущенно умолкли. Должно быть, мой вид слишком явно свидетельствовал о происшедшем разладе.

Ольга вошла в купе первой, чтобы приготовиться ко сну, а Сергей остался со мной.

— Я так понимаю, не выгорело у тебя, — посочувствовал он.

В ответ я лишь пожал плечами. Ира уже была мне безразлична и я радовался тому, что наш роман не зашел слишком далеко. Мне нравился только зеленый огонь у нее в глазах. Этот огонь напоминал о Елене — единственном человеке, которого буду любить всегда.

Что было бы, если б я легкомысленно воспользовался Ириным порывом? Кошмар! А если бы еще родился ребенок? Видимо, судьба хранила меня. Спасибо ей, судьбе!

— Ты особенно не переживай из-за того, — тем временем утешал меня Сергей. — Попробуй вступить с нею в переговоры. Если удастся, это верный признак, что она в конце концов капитулирует. Главное, быть настойчивым.

Я непонимающе смотрел на него. О чем это он?

— Я сейчас сбегаю к проводнику, договорюсь. Он достанет пару бутылок водки, — подмигнул Сергей. Тогда и закрутится. Будет у нас пылкая ночь любви и пития…

— Да что-то мне не хочется, — расстроил я его наполеоновские планы. — И ты лучше вспоминай любимую жену, которая ждет не дождется верного муженька с сезонных работ.

— Дурак, ты, Углов! — вспылил Сергей. — Дураком был, дураком и помрешь. Хочешь совет от чистого сердца?

— Не хочу.

— Воспринимай жизнь проще. Наша жизнь — это болото. Так вот, над болотом лучше парить мотыльком, нежели увязнуть по горло.

Знал бы Сергей о моем опыте погружения в таежное болото! Но говорить с ним и тем более спорить, не было никакого желания. Я упрямо продолжал смотреть в окно, хоть в наступившей темноте, кроме редких станций, не было видно ни зги.

Сергей нахохлившимся петухом проскользнул в купе и громко лязгнул дверью — вот, мол, до какой степени он меня презирает. Я чуть не рассмеялся, он принадлежал к тем людям, которые не могут обижаться долго. Пока доедем, он уже забудет о нашей размолвке и все пойдет по-прежнему.

Спустя час и я вошел в купе. Ольга беззаботно спала, посапывала, Сергей с бормотанием ворочался. Только с Ириной полки не доносилось ни звука. Я понял, что она не спит.

Быстро раздевшись, взобрался на вторую полку и накрылся простыней. Лежал не шелохнувшись, но, чтобы сделать вид, будто сплю, старался дышать как можно громче и ровнее.

Видимо, девичья гордость не позволяла Ире первой сделать шаг к примирению. Она ждала этого от меня — и готовилась меня простить. Но время шло, и я все глубже погружался в объятия сна.

И тогда Ира не выдержала:

— Валера!

В ее негромком голосе слышался такой страстный призыв, что мне сразу сделалось не до сна. Горячая рука коснулась моего плеча. Я почувствовал, как по моим жилам растекается такая же горячая кровь. Сквозь прищуренные веки различал зеленый огонь ее глаз.

Какое же потребовалось усилие, чтобы не ответить на этот призыв!

— Спишь, что ли? — в голосе Ирины слышалась обида и разочарование.

Она резко отдернула руку и отвернулась к стене. И хотя лицо ее утопало в подушке, я уловил еле сдерживаемые рыдания. Я понимал, что она чувствует в этот момент и как, должно быть, презирает меня. Впервые в жизни она встретила человека, с которым готова была связать судьбу, а он оказался таким ничтожеством!

«Милая Ира, лучше я испорчу тебе своим поведением один этот вечер, нежели всю оставшуюся жизнь, — в мыслях отвечал я на эти упреки, словно девушка могла меня услышать. — Я знаю, первая любовь долго не забывается. Но ты обязательно встретишь на жизненном пути того, с кем будешь счастлива. А потому прости меня. И спасибо тебе за зеленый огонь твоих глаз. Он спас меня в этой беспросветной тьме. Теперь я верю, что рано или поздно обязательно выберусь из болота, в которое сам себя загнал…»