В дверь постучали. В комнате на полную громкость была включена стереосистема – звучала «Спящая красавица» Чайковского, но стук все равно было слышно. Тиан-Тиан вопросительно взглянул на меня: Кто это?

– Вряд ли Мадонна, как думаешь? – сказала я. У нас не так уж много друзей. В этом и наша слабость, и очарование.

Я подошла к двери и посмотрела в глазок. Там стоял какой-то незнакомец. Я слегка приоткрыла дверь и спросила:

– Вам кого?

– Если вы будете любезны и уделите мне минутку, я хотел бы продемонстрировать вам новый образец последней модели пылесоса. – Он приветливо улыбнулся и поправил галстук прямо под кадыком. Казалась, он только и ждал моего согласия, чтобы разразиться убедительной речью.

– Ну… – я не имела ни малейшего представления, как мне поступить. Наверное, нужно быть совершенно толстокожей, чтобы грубо отвадить человека, в котором нет ничего неприятного или угрожающего. Его способность подчеркнуто опрятно носить дешевый костюм европейского покроя свидетельствовала о целостности характера. Такое чувство собственного достоинства невольно внушало уважение. К тому же мне было ровным счетом нечем заняться.

Донельзя удивленный Тиан-Тиан молча смотрел, как я впустила незнакомца. Тот достал визитную карточку и элегантно вручил ее Тиан-Тиану, а затем открыл большую сумку и вынул оттуда новенький сверкающий пылесос.

– Что он собирается делать? – шепотом спросил Тиан-Тиан.

– Пусть покажет свой товар. Мне было неудобно ему отказать, – прошептала я в ответ.

– Если он устроит демонстрацию, а ты ничего не купишь, тебе будет еще более неловко.

– Он все равно уже начал, – возразила я нерешительно.

Со времени переезда в эту квартиру я впервые столкнулась с чем-то подобным. В начале девяностых годов город захлестнула цунами коммивояжерства, совершенно нового явления рыночной экономики. Однако затем такая торговля пошла на убыль, и нынешний случай был, скорее, исключением из правила.

Наклонившись вперед и держа трубку пылесоса в руке, незнакомец энергично водил щеткой по одному и тому же месту на ковре. Пылесос оглушительно ревел. Тиан-Тиан сбежал в соседнюю комнату.

– Эта модель отличается повышенной мощностью. С ее помощью можно даже высосать клещей из ковра, – громко комментировал свои действия незнакомец.

Я в ужасе отпрянула:

– Клещей?!

Закончив пылесосить, продавец высыпал из пылесборника небольшую кучку темной пыли на газету. Я старалась не смотреть в ту сторону, боясь увидеть копошащихся и расползающихся в разные стороны насекомых.

– Сколько? – спросила я.

– Полторы тысячи юаней, – ответил он.

Цена показалась мне слишком высокой, хотя, признаюсь, я плохо разбираюсь в реальной стоимости вещей.

– Это очень выгодная покупка. Вот подождите, когда у вас появятся дети, вы поймете, насколько такой прибор необходим в хозяйстве. С его помощью дом легко содержать в чистоте.

Я помрачнела при упоминании о детях.

– Извините, но нам ничего не нужно.

– Могу предложить скидку в двадцать процентов, – нимало не смутившись, продолжил он. – Гарантия один год. У нас солидная, уважаемая фирма.

– Нет, благодарю вас. Жаль, что вы зря потратили на нас время, – с этими словами я открыла дверь.

Не моргнув и глазом, он быстро убрал пылесос в сумку и спокойно шагнул за порог.

– У вас есть моя карточка, – сказал он, обернувшись. – Если вдруг передумаете, обращайтесь в любое время.

***

– Слушай, Коко, твое пристрастие к экспериментам не доведет тебя до добра, – выговаривал мне Тиан-Тиан.

– А что, собственно, произошло такого уж страшного? По крайней мере, он пропылесосил нам ковер, – вздохнула я и села к столу, не понимая, что именно имел в виду Тиан-Тиан под «моим пристрастием к экспериментам».

Снова раздался стук в дверь. Я резко распахнула ее и на этот раз увидела на пороге полную женщину – соседку из квартиры напротив. Она принесла целую пачку неоплаченных счетов за водоснабжение, электричество, газ и телефон, которыми был забит почтовый ящик, висевший внизу в подъезде. А еще было два письма. Я вспомнила, что мы уже целую вечность не вынимали почту из ящика, поблагодарила соседку, и та, добродушно хмыкнув, ушла к себе.

В этом районе города все жители отличались доброжелательностью, присущей коренным шанхайцам. Почти ни у кого здесь не было мало-мальски приличного дохода. Местные домохозяйки вели бережливое и размеренное существование. Из кухонных окошек свисали связки нанизанной на бечевку мелкой вяленой рыбы и сушеной репы. Время от времени в небо поднимался сизый дымок от угольных печек. Одетые в зеленую школьную форму и красные платки дети играли в войну, в нее почему-то любят играть все дети. А старики собирались группками в одном из тихих уголков небольшого парка и проводили время за игрой в «Призрак» (в этой карточной игре участвовало две команды по три человека). Легкий ветерок изредка теребил их белоснежные бородки.

Для большинства старых шанхайцев именно такой образ жизни был привычным, до боли напоминавшим прошлые времена. Для молодого поколения этот квартал был богом забытой, жалкой дырой, обителью безнадежности, которой неминуемо суждено было сгинуть с лица земли. Однако, пожив здесь немного, вы начинали ощущать и ценить простоту и внутреннюю энергетику этого места.

Одно из писем пришло из Испании.

– Это от твоей матери, – сказала я Тиан-Тиану, лежавшему на кровати, и бросила письмо ему.

Он вскрыл конверт и пробежал глазами несколько строк.

– Она выходит замуж… И она пишет о тебе. Охваченная любопытством, я подошла поближе.

– Можно прочесть?

Он утвердительно кивнул, и я запрыгнула на кровать. Тиан-Тиан обнял меня сзади за плечи, держа письмо обеими руками так, чтобы мне было видно.

«Сынок, как ты поживаешь? В последнем письме ты упомянул, что теперь живешь вместе с девушкой, правда, ты ничего не написал о том, как она выглядит. (К сожалению, ты всегда пишешь такие короткие письма.) Думаю, ты по-настоящему любишь ее. Я тебя понимаю. Ты нелегко сближаешься с людьми. Я очень рада за тебя. Наконец-то ты нашел себе пару.

Первого числа следующего месяца я выхожу замуж. За Хуана, конечно. Мы уже давно вместе, и я уверена, что буду с ним счастлива. Наш китайский ресторан по-прежнему процветает. В ближайшем будущем мы подумываем открыть свой ресторан в Шанхае. Будем готовить настоящие блюда испанской кухни. Жду не дождусь, когда снова увижу тебя. Никак не пойму, почему ты ни разу не приехал ко мне в Испанию – такое впечатление, что ты мне не доверяешь, словно нас разделяет злой рок. А время летит так быстро. Прошло уже десять лет, и теперь ты совсем взрослый. Но что бы там ни было, ты мой сын и я люблю тебя».

– Если все обстоит именно так, то ты скоро сможешь встретиться с матерью. За целых десять лет она ни разу не приехала в Шанхай навестить тебя, а ты не съездил в Испанию. Довольно странно, – опустив письмо, я взглянула на Тиан-Тиана, у которого был недовольный вид. – Даже не представляю, что будет, когда мать и сын, наконец, воссоединятся.

– Не хочу, чтобы она возвращалась в Шанхай, – сказал Тиан-Тиан, откинувшись назад и утопая в высокой, мягкой подушке. Он уставился в потолок. В той семейной истории, которую он мне когда-то поведал, слово «мать» обрело причудливый и таинственный смысл. Было ясно, что отношение к матери по-прежнему омрачала тень отцовской смерти.

– У матери были длинные-предлинные волосы, как у феи. А еще приятный голос и от нее всегда пахло духами, – рассказывал Тиан-Тиан, обращаясь к потолку. – У нее были мягкие, необычайно белые руки. Она умела вязать чудесные свитера… Такой она была десять лет тому назад. Потом она присылала мне свои фото, но я их выбрасывал.

– А как она выглядит сейчас? – Эта женщина в далекой Испании пробуждала мое любопытство.

– Той, что на фотографии, я совсем не знаю, – он в раздражении повернулся ко мне спиной. Он ничего не имел против того, чтобы поддерживать связь, иногда посылая ей письма или открытки, но и вообразить не мог, что однажды она предстанет перед ним во плоти. Это никуда не годилось. Если это произойдет, он будет беззащитен. Отношения между матерями и сыновьями редко бывают безоблачными, но мало у кого они сложились так, как у Тиан-Тиана и его матери. Между ними навеки выросла стена подозрительности. И ни материнская нежность, ни инстинкт, ни узы кровного родства не могли разрушить ее. В их душах любовь всегда боролась с ненавистью.

Другое письмо было от Марка и адресовано мне. В конверте лежали два приглашения и коротенькая записка. «На той вечеринке ты произвела на меня неизгладимое впечатление. Надеюсь на скорую встречу».

Я помахала приглашениями, показав их Тиан-Тиану.

– Пойдем на выставку живописи. Этот парень, немец Марк, сдержал обещание.

– Лично я никуда не собираюсь. Можешь сходить одна, – Тиан-Тиан закрыл глаза. Вид у него был несчастный.

– Да ладно, тебе же всегда нравились выставки! – сказала я недоверчиво. Это была сущая правда. Перекинув сумку с фотоаппаратом через плечо, он посещал практически все выставки без разбора – картин, фильмов, книг, скульптуры, мебели, каллиграфии, цветов, автомобилей, даже выставки промышленного оборудования, – сосредоточенно и умиротворенно разгуливая посреди всего этого чудовищного нагромождения фантастических предметов. Выставки притягивали его, как наркотик. Они служили ему окном в окружающий мир, через которое он мог втайне наблюдать за реальной жизнью. По мнению моего психоаналитика Дэвида У, закомплексованные замкнутые люди любят подглядывать.

– Не хочу я никуда идти, – с напором произнес Тиан-Тиан и, неожиданно пристально взглянув мне в глаза, добавил: – А этот немец всегда так любезен с чужими подружками?

– Ах, вот ты о чем! – выпалила я в ответ.

Такое случалось крайне редко. Когда в глазах Тиан-Тиана появлялось выражение подозрительности, они становились скользкими и холодными, как улитки. И мне было не по себе. Возможно, причина моей бурной реакции крылась в том, что необычайно чуткий Тиан-Тиан инстинктивно нащупал мою самую уязвимую точку и разбередил ноющую где-то в глубине души рану.

Тиан-Тиан оборвал разговор, встал и, не произнося больше ни слова, ушел к себе в комнату. Всем своим видом он словно обвинял меня: «Нечего делать из меня дурака! Ты всю ночь протанцевала с ним, прижавшись щекой к щеке. А потом он заявился сюда, к нам». Я тоже замолчала, утратив дар речи.