Миновал полдень. Осеннее солнце освещало улицу и прохожих, отбрасывающих легкие, словно нарисованные кистью художника тени. Деревья потихоньку сдавались на милость осени, желтеющие листья свисали с веток как засохшие насекомые. Ветер овевал лицо, принося благодатную прохладу.

В обычной жизни все происходящие события следуют друг за другом быстрой чередой, заставляя забывать о смене времен года и быстротечности бытия.

Тиан-Тиан действительно пошел в Центр репродуктивного здоровья, и в первый раз я решила проводить его.

Внутри здания было неприглядно, душно и пахло чем-то терпким. Коридоры, плакаты и лица врачей казались слишком стерильными. Врач в кабинете первичного осмотра равнодушно смотрел на нас сквозь массивные очки ничего не выражающими глазами. Он задавал Тиан-Тиану вопросы о его состоянии и старательно записывал все ответы в историю болезни.

– Когда у вас впервые были ночные поллюции? По утрам у вас никогда не было эрекции? Если вы читаете эти книги или смотрите эти фильмы, вы реагируете на них? Хоть раз в жизни у вас был нормальный половой акт, то есть вам удавалось ввести половой член во влагалище и сохранять эрекцию хотя бы в течение трех минут? А вообще, у вас бывают какие-нибудь отклонения?

Тиан-Тиан побледнел, как мел, на лбу выступили крошечные капельки пота. Он отвечал с трудом, едва слышно и односложно. Я почувствовала – возьми я его сейчас за руку и помоги встать, он вскочил бы и побежал прочь без оглядки. Я осталась сидеть в коридоре, а его отвели в находившийся рядом терапевтический кабинет. Выглядел он ужасно, казалось вот-вот упадет в обморок. Дойдя до двери, он беспомощно оглянулся на меня, в глазах застыл ужас.

Я прикрыла лицо рукой. Это было слишком жестоко по отношению к Тиан-Тиану.

Долгое, томительное ожидание. Затем дверь кабинета отворилась и показался врач, а за ним, понурившись и не глядя на меня, брел Тиан-Тиан. Врач что-то нацарапал в медицинском бланке.

– Ваша репродуктивная система в полном порядке, – сообщил он Тиан-Тиану свой диагноз. – Проблема носит чисто психологический характер.

Он рекомендовал Тиан-Тиану посещать у них в центре групповые занятия по психотерапии и в качестве дополнительного лечения принимать какие-то лекарства.

Теперь в жизни Тиан-Тиана появилось новое занятие. Каждую неделю он отправлялся в Центр репродуктивного здоровья и несколько часов проводил там. Возможно, его привлекали не столько сами занятия, сколько возможность общаться с такими же страдальцами, делившимися с ним своими тайнами. Все присутствовавшие на занятиях садились в кружок и по очереди рассказывали сочувственно внимающей аудитории о своих переживаниях и проблемах. По мнению Дэвида У, общее страдание помогает преодолеть личные страхи.

Тиан-Тиану вскоре надоели занятия в Центре и курс психотерапии. Но в группе он познакомился и подружился с молодым человеком по имени Ли-Лэ, которого стал время от времени приглашать в нашу компанию.

***

Осенью хорошо выбраться на природу. Поэтому мы решили устроить пикник на лужайке у гостиницы «Синго». Солнце лениво ласкало нас своими лучами, а ноздри щекотал запах лизола, долетавший из расположенной неподалеку клиники. Отсюда открывался чудесный вид: симметричное чередование островков зелени и зданий, согретых осенним солнцем.

Мы расстелили на лужайке одеяло, разложив поверх него аппетитные закуски. Все наши друзья, кто сидя, кто лежа, вальяжно расположились вокруг, словно рассыпавшиеся по доске шахматные фигуры. Наш пикник напоминал мне картину Мане «Завтрак на траве» с ее атмосферой буржуазной безмятежности середины девятнадцатого века, к которой я всегда тяготела.

Постоянное пребывание в помещении гнятуще действует на душевное состояние. Размышления, работа над книгой, тишина, мечты и игра воображения могут привести человека на грань безумия. В ходе совершенно бесчеловечных экспериментов ученые доказали, что пребывания в полном одиночестве в замкнутом пространстве в течение четырех дней вполне достаточно, чтобы человек выбросился из окна как камень из катапульты. Оказывается, лишиться разума не так уж сложно.

На одной из открыток, присланных отцом (они с матерью путешествовали в Гуанчжоу), было написано: «Девочка моя, старайся почаще гулять. Трава и свежий воздух – самый чудесный дар, который преподносит нам жизнь». Общаясь со мной, он часто прибегал к сентенциям и афоризмам.

Пришел Ли-Лэ, одетый неряшливо, но с претензией. Это был сухопарый, лупоглазый парень с бритой головой. Мое первое впечатление от общения с ним – завзятый матерщинник. Он все время теребил кончик носа, пока тот не начинал краснеть и не заострялся. Мне этот парень сразу не понравился. Ходили слухи, что в десятилетнем возрасте он начал ухлестывать за зрелыми женщинами, а в одиннадцать лет лишился невинности, переспав с матерью одного из одноклассников.

После этого он перетаскал к себе в койку более пятидесяти женщин – ровесниц матери и своей старшей сестры. Год назад Ли-Лэ застукали с чужой женой. Муж хорошенько отлупил его и отрезал длинные волосы, которыми он так гордился. После этого Ли-Лэ стал импотентом.

Ли-Лэ был из семьи интеллигентов, высланных из Шанхая, и жил без присмотра и заботы. Работал продавцом в одном из магазинов фирмы «Адидас» на улице Нанкин. В свободное время стучал на барабане в каком-то подвале и даже организовал собственную неформальную рок-группу. На какое-то время рок заменил ему секс, успокаивая молодое тело и услаждая душу. На Тиан-Тиана Ли-Лэ произвел впечатление не только своеобразным отношением к жизни и манерой поведения, в которой он усматривал естественность, скромность, наивность и самобытность, сколько страстью к чтению и пытливостью ума.

Чжуша тоже приняла мое приглашение и пришла на пикник. Она принесла мне в подарок флакон тоника для кожи от Шисейдо. Сказала, что привезла его из Гонконга, куда ездила в командировку. Там он продается на сотню юаней дешевле, чем в Шанхае. Прошло уже много времени с тех пор, как я виделась с ней в последний раз, но ее изысканная, как у леди, манера держаться ничуть не изменилась. Похоже, она уже оправилась от переживаний по поводу развода.

– Слышала от тетушки, ты начала писать роман, – сказала она с улыбкой, через соломинку потягивая сок из пакета. Солнечные блики играли у нее на лице, и от нее вкусно пахло молодой травкой. – Да, кстати, – заметила она, доставая и протягивая мне визитную карточку, – я теперь работаю в этой компании.

Я взглянула на карточку и на мгновение обомлела. Это часом не инвестиционная компания Марка?

– Верно, я действительно пишу роман. Надеюсь написать бестселлер и заработать достаточно денег, чтобы отправиться в путешествие по Европе, – ответила я.

– А твой дружок? Вы все еще сидите безвылазно в той же комнате? Просто не представляю, как можно так жить! Неужели ни один из вас не хотел бы получить работу вне дома? Вредно сидеть взаперти. Можно заболеть, – сказала Чжуша заботливо.

– Мы часто гуляем, иногда заходим в бар выпить или отправляемся потанцевать, – ответила я.

Я подумала о том, что если поеду в Европу, то Тиан-Тиан непременно захочет поехать вместе со мной. Во время путешествия меняются не только время и место, но и образ мыслей, настроение и общее самочувствие. Я грезила о том, как занимаюсь любовью с Тиан-Тианом в маленькой гостинице в небольшом французском городке (ему там точно понравится), в придорожном мотеле где-нибудь в Германии, в безлюдной церквушке в Вене, в римском Колизее, на моторной лодке на Средиземноморье… Наш роман будет развиваться постепенно – пока существуют привязанность и страсть. Любовь и свобода всегда найдут себе приют и под сенью леса, и в водах озера, и на небесах.

Я подошла к Тиан-Тиану, присела рядом и поцеловала его. Он прервал беседу с Ли-Лэ и улыбнулся мне в ответ.

– Давай поиграем во фризби , – предложила я.

– О'кей, – согласился он, поднимаясь. В свете солнечных лучей с гладкими черными волосами, в черной хлопчатобумажной рубашке в полоску и с по-детски ясными глазами он казался совсем юным, почти школьником.

Наши взгляды на мгновение пересеклись. Меня охватил порыв страсти, сердце бешено забилось. Он снова засмеялся. Пластиковый диск летал туда-сюда, словно крохотный НЛО, пока не упал к ногам Чжуши. Она улыбнулась и передала его Тиан-Тиану. Чжуша о чем-то увлеченно беседовала с Ай-Диком, и, похоже, им было интересно вдвоем.

Закончив разговор с кем-то из своих многочисленных знакомых, остановившихся в гостинице «Синго», к нашей компании подошла Мадонна и присоединилась к игре. Щеголь Номер Пять и его подружка Сиси загорали, повернувшись голыми спинами к солнцу и играя в настольную игру под названием «Аэроплан». Вид беззастенчивой парочки в одинаковых черных очках, среди бела дня развалившейся на газоне и поджаривающей на солнце обнаженные бледные спины, не оставлял ни у кого из окружающих никаких сомнений, что эти двое были просто созданы друг для друга.

Неожиданно к нам приблизилась сердитая пожилая женщина, судя по всему, иностранка. Остальные продолжали играть, а Мадонна и я подошли к ней.

– Прошу прощения, – обратилась она к нам на английском языке с очень сильным американским акцентом, – но я вынуждена просить всех вас уйти отсюда.

– Почему это? – поинтересовалась я по-английски.

– Видите ли, мы с мужем живем вон в том доме напротив, – сказала она и указала пальцем на здание во французском стиле, расположенное на противоположном конце лужайки. Это был прелестный трехэтажный особнячок с низким глухим забором, с изящной, но совершенно бесполезной трубой дымохода на крыше, цветными витражами окон и двумя балконами, перила которых с цветочным лепным орнаментом были густо увиты плющом. – Мы всегда любуемся с нашего балкона прекрасным видом на эту лужайку

– И что с того? – Наверное, по-английски мои слова звучали грубо. Но я и не собиралась быть особенно вежливой. Какого рожна нужно от нас этой пожилой американке?

– Но вы вторглись сюда и нарушили тишину и покой. Вы слишком шумите и бегаете по траве, – произнесла она властным тоном. В ее голубых глазах блестели сердитые льдинки. Было ясно, что она не потерпит никаких возражений. У нее была копна серебристо-седых волос, как у моей бабушки, и морщины на лице были похожи. Но на этом сходство кончалось – ни на йоту бабушкиной доброты и участия.

Я по-китайски тихо объяснила Мадонне, что нужно этой старушенции.

– Что? Она действительно хочет выпроводить нас отсюда? – возмутилась Мадонна, услышав такую нелепую просьбу. А она была не из тех, кто сдавался на милость победителя. Настоящий боец.

– Передай ей, что эта лужайка – не ее собственность, и что она не имеет права распоряжаться здесь!

Я перевела старухе слова Мадонны.

Та рассмеялась, словно говоря «Ох, уж эти вульгарные китаянки!»

Мадонна зажгла сигарету.

– Мы и не подумаем уходить отсюда, – заявила она. – Так что уважаемая дама может убираться восвояси и немного передохнуть!

Американка, похоже, поняла, что ей сказала Мадонна, но невозмутимо продолжила:

– Мой муж – президент банка «Мэйлин». Мы решили снять этот дом именно из-за прекрасного вида. Мы оба – пожилые люди. Нам нужен свежий воздух и здоровая окружающая среда. В Шанхае нелегко найти чистую зеленую лужайку.

– Точно, – кивнула я в знак согласия, – вот именно поэтому мы и пришли сюда расслабиться и отдохнуть.

Пожилая леди спросила с улыбкой:

– Вы тоже снимаете квартиру неподалеку?

Я опять утвердительно кивнула.

– И сколько вы платите?

– По-моему, вас это не касается, – отрезала я.

– Мы ежемесячно платим двадцать пять тысяч американских долларов, – членораздельно, с ударением на каждом слоге произнесла она. – Так много именно за прекрасный вид из окна. Вы, китайцы, знаете, что живописные окрестности очень влияют на стоимость жилья. Поэтому я настоятельно прошу вас покинуть это место при первой же возможности.

Несмотря на улыбку, ее тон был жестким и категоричным.

Честно говоря, такая цена нас просто ошеломила. Кто знает, насколько она и ее муж-президент влиятельны, и какие связи у них есть в администрации гостиницы. Призвав на помощь браваду развязной уличной девки, Мадонна изобразила на лице некое подобие улыбки.

– Ладно, – сказала она. Но ее английский оказался не на высоте, и вместо холодно-учтивого «Увидимся позже» у нее получилось нелепое «Увидимся поздно».

На обратном пути мы, не сговариваясь, вдруг все вспомнили о тех табличках, которые повсеместно красовались во времена иностранных концессий: «Китайцам и собакам вход воспрещен». Сейчас, когда в страну возвращались многонациональные компании и финансовые гиганты, их экономическое влияние неизбежно вызывало у иностранцев чувство превосходства над местным населением. Впервые за долгое время мы, представители китайского поколения икс, почувствовали угрозу нашему национальному достоинству.

Вечером, когда Тиан-Тиан принимал ванну, позвонил Марк.

– Не звони мне больше. Это нехорошо, – попросила я тихо.

Он согласился.

– А как же мне с тобой связываться?

– Не знаю. Может, я сама тебе позвоню.

– Ты могла бы завести электронный почтовый ящик, – вполне серьезно предложил он.

– Ладно, – ответила я. И почему-то не удержалась и рассказала ему о том, что произошло. – Если бы в этом доме жил ты, то тоже нас выгнал? – спросила я резко. Это было чем-то вроде дипломатической уловки, испытанием, проверкой. Во мне говорило уязвленное национальное достоинство.

– Разумеется, нет, – отшутился он. – Иначе как бы я мог любоваться тобой и строить тебе глазки?