Той ночью работа не клеилась, не удалось написать ни строчки. В голове был туман. Я чувствовала себя мухой, которая отчаянно мечется в поисках съедобной крошки, чтобы приземлиться, но поиск был тщетным – вдохновение ускользало.

Меня одолело новое беспокойство. Я не знала, как лучше отмежеваться от героини романа. Другими словами, мне не хотелось, чтобы читатели отождествляли меня с ней, а события в книге – с реальными событиями из моей жизни. Если быть до конца честной, я опасалась, что по мере развития сюжета он неизбежно начнет влиять на мою дальнейшую судьбу.

Я всегда считала, что творчество писателя сродни колдовству. Подобно мне, моя героиня не желает мириться с обыденностью. Она амбициозна, у нее двое мужчин, она живет не столько разумом, сколько чувствами. Ее кредо выражается словами: «Жадно пей сок жизни до последней капли, наслаждаясь тайным счастьем и болью, безудержной страстью и вечным томлением». Как и я, она боится, что в аду, куда непременно попадет, не будет ни интересных фильмов, ни удобной и мягкой пижамы, ни прекрасной музыки, ничего, кроме гнетущей скуки.

Я выкурила сигарету, послонялась по комнате, прибавила громкость стереосистемы и даже пошарила по ящикам комода у Тиан-Тиана на случай, если он вдруг решил сделать мне приятный сюрприз и оставил там пару клочков бумаги. В конце концов открыла записную книжку на странице с телефонным номером Марка. Позвонить или нет? Не успел Тиан-Тиан уехать, а я уже подумываю о том, чтобы позвонить другому мужчине. Я испытала глухое раздражение и досаду.

Но потом нашлись сразу два оправдания. Во-первых, я не люблю этого типа, и он никак не сможет вытеснить Тиан-Тиана из моего сердца. Он ничего не значит для меня, думая о нем, я не ощущаю ничего, кроме похоти. Во-вторых, его мобильный телефон, скорее всего, все равно отключен.

Я набрала несколько цифр и услышала длинный гудок. Выдохнула облачко дыма, рассеянно разглядывая ногти на левой руке. Безукоризненный маникюр подчеркивал длину и изящество пальцев. На мгновение я представила, как эти руки прикасаются к телу Марка, а пальцы, как лапки паука, нежно и мягко передвигаются по его ягодицам, и кожей ощутила мощный выброс феромонов , запах которых повис в воздухе.

Мои видения внезапно прервал женский голос, раздавшийся в трубке.

– Алло!

В замешательстве я совершенно механически ответила:

– Хелло! – и спросила: – А Марк дома?

– Он в ванной. Ему что-нибудь передать? – Женщина говорила по-английски, но с сильным немецким акцентом.

Я вежливо ответила, что ничего передавать не надо, я перезвоню ему позже. На меня навалилось уныние. Значит, у немца есть любовница, а может, жена. Ну да, скорее всего. Он никогда не говорил о своей личной жизни, а я ни разу не спрашивала. Пока наши отношения сводились к случайному сексу то там, то здесь.

В подавленном настроении я погрузилась в ванну, где в воде плавали банные шарики с розовым маслом и лепестки розы. На расстоянии вытянутой руки стояла бутылка красного вина. Для меня это всегда момент наивысшей незащищенности и самолюбования. Мне грезилось, что сейчас рывком распахнется дверь, сюда стремительно войдет мужчина, приблизится ко мне, руками разгонит шарики и розовые лепестки и пробудит экстаз в тайниках моего тела. И вот я трепещу в его грубых руках, словно сорванный цветок. Глаза подернуты стыдливой влагой, губы открываются и закрываются в истоме, по телу проходит жаркая волна, и ноги бьют по воде, словно крылья в такт каждого невыразимо томительного, но ритмичного движения, приближающего наслаждение.

Мне вспомнились волшебные изящные руки Тиан-Тиана. Они так искусно мог ввергнуть меня в пучину этого сладостного сексуального гипноза. В этом состоянии было нечто большее, чем плотское удовольствие. Словно с души слой за слоем сходила туманная пелена, обнажая средоточие любви. Лежа с закрытыми глазами и потягивая красное вино, я ласкала себя между ног. Эта сладкая пытка помогла мне понять, почему в фильме «Утомленные солнцем» герой решил покончить жизнь самоубийством именно в ванне.

Зазвонил телефон.

– Тиан-Тиан! – подсказало ликующее сердце. Я открыла глаза и схватила телефонную трубку, установленную на стене справа от ванной.

– Привет! Это Марк!

У меня перехватало дыхание. О!

– Это ты мне только что звонила, да? – спросил он.

– И не думала, – ответила я. – На хрена мне было тебе звонить. Я принимаю ванну, одна и совершенно счастлива… – Я пьяно икнула и хихикнула.

– Жена мне сказала, что, когда я был в душе, звонила какая-то китаянка. Я подумал, что это, наверное, ты, – его голос звучал так, словно он только что стал обладателем выигрышного лотерейного билета. Он был совершенно уверен, что я тоскую по нему.

– Значит, ты женат.

– Она только что приехала в Шанхай из Берлина на Рождество. А через месяц собирается обратно, – произнес он с утешительными нотками в голосе, как будто это могло меня расстроить.

– Должно быть, она очень занята! Кстати, а ты простыни не забыл сменить? Уверена, что не забыл – а то еще учует запах китаянки!

Я беззаботно рассмеялась, чувствуя, что слегка захмелела. Опьянение – это чудесно. Все видишь в хорошем свете, словно вынырнул из густого тумана.

В свои двадцать пять я никогда не унывала. Если бы он даже сказал, что между нами все кончено или что он уезжает к черту на куличики, да хоть на Марс, я бы ничуть не огорчилась. Я не придавала нашим отношениям большого значения.

Он тоже рассмеялся. До Рождества было рукой подать, персонал фирмы уходил в длительный праздничный отпуск, и он надеялся, что нам удастся встретиться. Он говорил по-китайски. Судя по всему, жена находилась где-то рядом, но не понимала ни слова. Мужчины готовы преследовать объект своей страсти под самым носом у другой женщины. Они говорят: «Моя любовь к тебе и верность – совершенно разные вещи». Большинство мужчин не созданы для моногамных отношений. Им все время мерещатся три тысячи наложниц, томящихся где-то в ожидании их ласк, как в гареме султана.

Марк сказал, что через несколько дней из Германии приезжает один из его приятелей, журналист, с которым он хотел бы меня познакомить. Его друг собирался взять интервью у неординарных молодых жительниц Шанхая.

***

Обед в компании любовника и его друга-журналиста – совсем неплохое занятие. Перед выходом я принарядилась. Мне всегда нравится подводить брови, накладывать тени, красить губы помадой. Только ради этого тщеславного удовольствия стоило родиться женщиной. Эффектный, броский и в то же время изысканный туалет был тщательно продуман: я, как и многие жительницы Шанхая, не лишена расчетливости в подборе мельчайших деталей гардероба.

По гороскопу, черный – мой счастливый цвет. Я облачилась в облегающую черную кофту с высоким воротником, черную юбку и сапоги на устрашающе высоких каблуках. В собранные на затылке волосы воткнула большую заколку из слоновой кости, а на запястье надела серебряный браслет – подарок Тиан-Тиана. Я была уверена в себе, потому что знала, что выгляжу привлекательно.

Встреча была назначена в ресторане «М», на Набережной, принадлежавшем двум сестрам-австралийкам и известном своей дорогой, но не слишком вкусной кухней. Дела идут у них неплохо, и лаовай, работающие в новом, бурно развивающемся восточном районе Пудун, часто приезжают сюда пообедать с той стороны гавани. Заведение отличает шикарный, но безликий декор: громоздкие двухметровые светильники и аляповато украшенная балюстрада. Такой стиль как раз в грубоватом вкусе Марка. Главная достопримечательность ресторана – огромная терраса, с которой, облокотившись на перила, можно любоваться панорамой города, раскинувшегося по обоим берегам Хуанпу.

Знакомый Марка оказался темноглазым, черноволосым мужчиной по имени Руанда, из семьи турецких эмигрантов, обосновавшихся в Германии. Сначала мы болтали о футболе и философии.

Беседуя с немцами о футболе, поневоле начнешь комплексовать от чувства собственной неполноценности. Но когда речь заходит о философии, тут уж Китай любому даст сто очков вперед. Руанда восхищался Конфуцием и Лаоцзы: первый пробудил в нем стремление странствовать по миру в поисках вечной истины, а второй, как морфий, помогал забыться от боли и одиночества.

Он предложил мне поведать историю моей жизни, рассказать о моем сборнике и о реакций читателей, интересовался моим мнением о разрыве между поколениями, о моих многочисленных приятелях. Упомянув Тиан-Тиана, я взглянула на Марка, но он притворился, что ничего не слышал, сосредоточенно отрезая кусок жареной баранины с овощной подливкой.

Я говорила очень откровенно. Тиан-Тиан был моей единственной настоящей любовью, даром свыше. И хотя я всегда сознавала обреченность этого чувства, не хотела и не могла ничего менять. И до самой смерти никогда не пожалею об этом. Что же касается смерти, то, как я писала, меня страшила не она, а скучная монотонность жизни. Я не очень хорошо изъясняюсь по-английски, поэтому Марку пришлось переводить кое-что из сказанного Руанде.

Марк старался делать вид, что мы всего лишь друзья, но то и дело пристально смотрел на меня. Потом он стал рассказывать всякие забавные случаи. Например, начав изучать китайский, он постоянно путал два похожих по звучанию слова, одно из которых означало «кошелек», а другое – «крайнюю плоть». Однажды, пригласив китайского коллегу на обед, он на полпути спохватился, что в кармане нет кошелька, и на полном серьезе сказал:

– Простите, но я, кажется, забыл захватить крайнюю плоть.

Я расхохоталась. Марк много говорил о делах и непристойно шутил. Его рука под столом легла мне на ногу. А это, как говорится в одном из моих рассказов, весьма рискованное поведение: в одном из эпизодов рука героя угодила не туда. Но мое колено Марк нащупал безошибочно и щекотал под столом. Я не могла удержаться от смеха. Руанда предложил:

– Продолжайте улыбаться, а я сделаю несколько снимков.

Я спросила у Марка по-китайски:

– Не очень-то много смысла в таком интервью, разве нет? Оно всего лишь свидетельствует о жажде новизны, стремлении приобщиться к тайнам Востока и о праздном любопытстве к бунтарке из числа молодых писательниц.

– Ничуть. Мне очень нравятся твои рассказы, и я уверен, ты станешь уважаемым писателем, – ответил Марк. – Когда-нибудь твои книги непременно переведут на немецкий язык.

После обеда мы отправились в паб «Гойя» на улице Синьхуа, знаменитый несметным числом рецептов приготовления мартини, диванами, канделябрами, чувственными драпировками и совершенно завораживающей музыкой. Мне нравились владельцы паба – привлекательная пара, недавно вернувшаяся из заграницы. Жена – неплохая художница по имени Сунцзе. Я никогда в жизни не видела такой загадочной, алебастровой бледности, как у нее. Столь пронзительного белого цвета кожи невозможно добиться искусственным путем, даже покрыв лицо несколькими слоями пудры.

Мы заказали выпивку, и я попросила бармена поставить другую музыку. Я знала, что в «Гойе» есть записи «Дамми» в исполнении «Портисхед» . Только такая музыка подходила к напиткам, что подавали в этом заведении.

Мы часто бывали здесь с Тиан-Тианом. Войдя сюда, ты словно попадаешь на старый затонувший корабль, лежащий на дне моря. Время от времени тебя охватывает сонливость, наваливаясь откуда-то с потолка, затуманивая мозг и погружая в транс. Чем больше ты пьешь, тем глубже утопаешь в диванных подушках. Иногда кто-то из клиентов напивается до беспамятства и впадает в забытье, бесчувственно откинув голову на спинку дивана. На мгновение очнувшись, делает еще глоток, снова погружается в небытие и дремлет до тех пор, пока его не разбудит отдаленный смех хорошенькой женщины. Здесь царит атмосфера коварной вкрадчивой неги. Если тебе хочется ненадолго забыться, ты садишься в такси и мчишься сюда. Здесь мне часто доводилось встречаться с известными художниками, музыкантами и папарацци. Но даже если мы и были знакомы раньше, тут лишь кивали друг другу и ограничивались обычным «Как поживаешь?».

Сидевший рядом со мной Марк о чем-то говорил с Руандой по-немецки, и языковой барьер наглухо отделял меня от их мира. Мне оставалась лишь выпивка. Я наслаждалась, откинувшись назад, лениво потягивая коктейль и вспоминая лебедя, пригрезившегося мне в одном из сновидений. Я растворилась в романтических грезах. Рука Марка вкрадчивой змеей обвила мою талию.

Вдруг передо мной промелькнули кузина Чжуша и знакомое мужское лицо. Я от удивления широко открыла глаза. Кузина вошла в паб под ручку с Ай Диком, и оба сразу заметили меня. В их поведении не было ничего необычного.

Марк узнал Чжушу и поздоровался с ней, назвав ее английским именем:

– Привет, Джуди.

Значит, она действительно работала в его фирме!

Марк был смущен и озадачен, когда я представила ее как свою кузину.

– Вы совсем не похожи. Но обе очаровательны и умны, – неловко польстил он.

Вероятно, неожиданная встреча в этом заведении с одной из младших сотрудниц компании, да еще оказавшейся кузиной его тайной любовницы, вывела его из равновесия. Я прекрасно представляла себе Марка на службе – совершенно другого, волевого, добросовестного, энергичного и требовательного к подчиненным, целеустремленного и во всем неукоснительно следующего инструкциям. Хорошо смазанная, отлаженная машина, похожая на часы немецкого производства в нашей квартире, которые не отстают ни на секунду.

Похоже, Чжуша угадала характер наших взаимоотношений с Марком, так как улыбнулась и подмигнула мне. Я обратила внимание, что на ней было очень дорогое, сильно приталенное пальто. Высокий рост и горделивая осанка делали ее похожей на модель с рекламного плаката магазина «Парижская весна».

Но меня-то гораздо больше занимало другое. С кузиной пришел Ай Дик. Они нежно, далеко не по-дружески, держались за руки и напоминали безумно влюбленную парочку. А куда же девалась Мадонна?

Под действием музыки и алкоголя я разомлела и задремала. Когда проснулась, Ай Дик и Чжуша уже ушли, а Руанда собирался к себе в отель «Галактика».

– Я подброшу тебя до отеля, – сказал Марк и, повернувшись ко мне, добавил: – А потом отвезу тебя домой.

Возможно, я слишком много выпила. Я положила голову Марку на плечо и вдыхала легкий запах мускуса и едва различимый аромат чужеземных просторов северной Европы. Пожалуй, необычный запах, исходивший от его тела, больше всего привлекал меня.

Машина остановилась у «Галактики», и Руанда вышел. Затем мы поехали к моему дому. Я покорно прильнула к Марку и пригрелась под его рукой, которую он положил мне на плечи. Мы ехали в полном молчании. За окном мелькали городские кварталы и уличные фонари, и я вдруг подумала, что совсем не знаю, как он ко мне относится. Но это не имело ровным счетом никакого значения. Марк не собирался разводиться или жертвовать материальным благополучием ради меня, да и он не был для меня светом в окошке или единственной страстью. Такова жизнь. Дни и годы проходят с неумолимой быстротечностью в погоне за плотским наслаждением и в борьбе за первенство между мужчиной и женщиной.

Мы доехали до моего дома. Признаюсь, я несколько расчувствовалась. Такое случается, если перебрать. Марк вышел из машины и поднялся ко мне, а я не возражала.

Едва он начал меня раздевать, как зазвонил телефон. Я подняла трубку и услышала голос Тиан-Тиана.

Слышно было хорошо, но будто издалека. Время от времени в трубке раздавалось потрескивание статического электричества и кошачье мяуканье. Тиан-Тиан сказал, что остановился в отеле недалеко от побережья. Благодаря финансовому кризису в Юго-Восточной Азии еда и жилье сильно подешевели. Он укладывался в 200 юаней в день. И даже в сауне он был совершенно один. Казалось, он был счастлив. С Пушинкой тоже все было в порядке. На следующий день он собирался пойти на пляж и поплавать.

Я не знала, что сказать. Марк поднял меня и положил на стол прямо рядом с телефоном. Одной рукой я сжимала телефонную трубку, а другой судорожно цеплялась за плечо Марка. Он склонил голову, прижался к моему животу и через трусики впился языком в самое чувствительное место, от чего по телу побежали необыкновенно легкие возбуждающие иголочки, и я ослабела. Я старалась говорить как можно естественнее, спрашивая Тиан-Тиана, не жарко ли там, какие юбки носят женщины, и ходил ли он уже в знаменитую кокосовую рощу. Надеюсь, никто из местных жуликов не охотится за ним? Может, люди там и выглядят безобидными, однако это совсем не значит, что они не захотят поживиться: так что пусть получше присматривает за деньгами и вещами…

Тиан-Тиан засмеялся и назвал меня еще более безнадежным скептиком, чем он сам. Нельзя же никому не доверять, все видеть в дурном свете и вообще смотреть на жизнь слишком мрачно.

Его слова легкими перышками слегка касались ушей и затем бесследно таяли в воздухе, не доходя до сознания. По его смеху я поняла, что он гораздо лучше осваивается в незнакомой среде, чем я полагала. Его голос звучал успокоительной музыкой, как «Лунная соната» Бетховена, унимая душевное смятение. И я лишь ощущала неизбывную светлую радость, чистейшим молочным приливом поднимавшуюся от ступней, растекавшуюся по венам и расслаблявшую каждую мышцу и косточку в моем теле. Тиан-Тиан пожелал мне доброй ночи и несколько раз громко чмокнул трубку телефона.

Как раз в конце разговора Марк неожиданно прямо мне на юбку извергнул семенную жидкость, белую, как чистейшее молоко.

«Запретный плод сладок», – так гласит пословица. Позже, на похоронах Тиан-Тиана, когда я перебирала в памяти все события минувших дней, мне вспомнился и этот звонок. Он обрел для меня символический смысл. Словно тогда со мной и внутри меня был не другой человек, а Тиан-Тиан, который перенесся ко мне по телефонной линии за десять тысяч ли [58] . Это его тихий голос звучал у моего уха, его дыхание и смех будоражили самые чувствительные струны в моем сердце. Закрыв глаза, я впервые ощутила то невообразимо реальное и изощренное плотское наслаждение, которое мне дарил Тиан-Тиан – живой, трепетный и болезненный порыв, своего рода крещение, соитие душ. Идея духовного слияния всегда увлекала мое воображение, и вот я испытала доселе неведомое мне чувство единения души и тела, почти религиозный экстаз. Но самой важной была пока еще неясная, но безумно пугающая мысль о том, что рано или поздно я забеременею. Легкий ветерок подхватил и унес золотистый цветок в туманную мглу, и крылатый младенец с ангельским ликом пугливо скрылся в темноте. От этого мужчины или от другого… Теперь или позже…

После ухода Марка я нашла на полу его кошелек. Тот самый, который в первое время жизни в Китае он так часто ошибочно называл баопи – крайней плотью. Внутри была карточка «Виза», «Мастеркарт» и членская VIР-карта «Гранд Клуба». И еще семейная фотография. Лишь сейчас я узнала, что у него не только миловидная жена с приятной улыбкой, но и обворожительный двух- или трехлетний сынишка с копной курчавых золотистых волос и голубыми, как у Марка, глазами.

Я пристально смотрела на них, грустно покачивая головой. Они казались такими счастливыми. Я поцеловала красивое лицо Марка на снимке и потом, совершенно машинально, вынула из кошелька толстую пачку банкнот, взяла несколько штук и положила между страниц книги. Он и не заметит, что нескольких мелких купюр не хватает. Пообщавшись с лаовай некоторое время, начинаешь понимать, что они, по большей части, простодушны и наивны, как дети. Они не скрывают своих чувств, когда им что-то нравится, и откровенно говорят, если что-то им не по вкусу. И они не столь мелочны, как китайские мужчины, которые зачастую поднимают шум из-за любой ерунды.

Позже я недоумевала, что заставило меня пойти на эту унизительную кражу. Пожалуй, всему виной была зависть, охватившая меня при виде счастливого семейства на фотографии. И еще было потаенное желание поквитаться с любовником, незаметно стащив у него несколько банкнот и потом втайне злорадствовать, что этот ни о чем не догадывающийся немец пылает ко мне прежней страстью.

В наших отношениях с Марком я ни на что не рассчитывала и не испытывала особой ответственности. Это был всего лишь секс, и чтобы защититься, не дать ему перерасти в любовь – чего я страшилась больше всего на свете, – я и отважилась на подлую кражу и предательство. С самого начала я ужасно боялась по-настоящему привязаться к Марку и увязнуть в этом страстном, приятно возбуждающем и дающем странное наслаждение тайном романе.

Полчаса спустя запыхавшийся Марк постучал в мою дверь. Я протянула ему дорогой кошелек от фирмы «Ив Сен Лоран», он быстро поцеловал меня, сунул кошелек в карман, улыбнулся и, повернувшись, сбежал вниз по лестнице.

Я видела, как он вскочил в свой «БМВ», который стремительно умчался по пустынной улице.