Ей только что закрыли лицо, когда в лазарете появился Флеминг. Остальные трое лежали в постелях молча и неподвижно, их осунувшиеся лица были белее подушек. Жизнь Дауни удавалось поддерживать только с помощью постоянных переливаний крови. Она лежала мраморно-застывшая и напоминала изображение древнего воина на надгробии. Флеминг стоял и смотрел на нее, пока к нему не подошел Хантер.

— Что вам нужно? — Хантер был совсем измучен и издерган. Он даже и не пытался сохранять вежливый тон.

— Это по моей вине, — произнес Флеминг, глядя на бледное лицо на подушке. Хантер криво усмехнулся.

— Смирение — новая для вас черта!

— Ну ладно, пусть так! — Флеминг резко повернулся к нему и выхватил из кармана сжатые скрепкой бумаги. — Но я пришел, чтобы отдать вам это! Хантер с подозрительным видом взял бумаги.

— Что это?

— Формула фермента.

— Как вы ее заполучили, черт побери?! Флеминг вздохнул.

— Незаконным путем. Так же как мне приходится делать все.

— С вашего разрешения, я оставлю ее у себя, — сказал Хантер и опять поглядел в бумаги. — А почему она перечеркнута?

— Потому что неверна. — Флеминг откинул верхний лист, чтобы показать лежащий под ним. — Вот правильная формула. Постарайтесь изготовить фермент как можно быстрее.

— Правильная формула? — Хантер слегка растерялся.

— Машина дала Дауни противоположное тому, что ей было нужно. Так сказать, заменила плюс на минус, чтобы отплатить Дауни за одну небольшую игру, на которую я ее подбил.

— Какую игру?

— Вместо фермента машина дала антифермент. Вместо восстановителя клеток — их разрушитель. По-видимому, он проникает в организм через кожу; клетки были поражены во время работы. — Он приподнял одну из рук Дауни, бессильно лежащих на простыне. — Вы ничего не сможете сделать, если не сумеете вовремя приготовить нужный фермент. Вот почему я и принес вам исправленную формулу.

— Вы действительно считаете? — Хантер скептически посмотрел на пачку бумаг, и Флеминг, оторвав взгляд от руки Дауни, которую он все еще не отпускал, неприязненно посмотрел на него.

— Неужели вы не хотите создать себе репутацию?

— Я хочу спасти жизнь больных, — сказал Хантер.

— Тогда возьмите правильную формулу. Этот фермент должен действовать как противоядие. И если это так, то он может вызвать обратный процесс. Во всяком случае, вы можете попробовать, а если нет…

— Он лежал плечами и опустил исхудалую руку на простыню. — Эта машина будет делать любую грязную работу, пока ее это устраивает. Хантер насмешливо фыркнул.

— Если машина так чертовски умна, как же она могла сделать ошибку, о которой вы говорите?

— Это была не ошибка. Она просчиталась только в одном, поразив не того человека, вернее, людей. Она старалась уничтожить меня, и ее абсолютно не беспокоило, сколько людей придется списать по ходу дела. Только одно из ваших торговых соглашений с «Интелем», и пришлось бы списать полмира! Флеминг ушел, а Хантер остался рассматривать формулу: он понял, что обязан ее испробовать. К вечеру умер старший сотрудник, но новый фермент был приготовлен и введен двоим еще оставшимся в живых. Сначала это не дало никакого эффекта, но к ночи стало ясно, что состояние больных больше не ухудшается. Джуди заглянула в лазарет после ужина, а затем отправилась к главным воротам, чтобы встретить Рейнхарта, который должен был приехать с последним поездом. Проходя мимо здания счетной машины, она вдруг решила зайти туда, повинуясь неожиданному порыву. Андре в полном одиночестве сидела за пультом, неподвижно глядя прямо перед собой. Ненависть, зревшая месяцами, разочарование, накопившееся за годы, вдруг заклокотали в сердце Джуди.

— Еще один умер, — жестко сказала она. Андре пожала плечами, и Джуди ощутила непреодолимое желание ударить ее. — Профессор Дауни еще борется за жизнь. И мальчик.

— Тогда у них есть шанс, — ровным голосом сказала девушка.

— Благодаря доктору Флемингу. Не вам.

— Это меня не касается.

— Вы дали профессору Дауни эту формулу.

— Ее дала машина.

— Вы дали ее вместе! Андре снова пожала плечами.

— У доктора Флеминга есть противоядие. Он умен, он может спасти их.

— А вам все равно? — Горячие, сухие глаза Джуди с ненавистью смотрели на девушку.

— Почему мне должно быть не все равно?

— Я вас ненавижу! — Джуди почувствовала, что в горле у нее пересохло и ей трудно говорить. Ей захотелось одного: схватить что-нибудь увесистое и проломить этой девушке голову. Но тут зазвонил телефон, я пришлось идти к главным воротам встречать Рейнхарта. Джуди давно ушла, а девушка все еще сидела совершенно неподвижно и не отрываясь смотрела на индикаторную панель. И слезы, настоящие человеческие слезы — медленно катились по ее щекам. Джуди проводила Рейнхарта прямо в домик Флеминга, и они рассказали ему о последних событиях.

— А Мадлен? — спросил старик. Вид у него был усталый и растерянный.

— Все еще жива, слава богу, — ответил Флеминг. — Может быть, нам удастся спасти их. Рейнхарт как будто успокоился и даже чуть ободрился. Они взяли у него пальто, усадили его у электрического камина и налили виски. Джуди показалось, что он очень постарел и стал немного жалким. Теперь он именовался сэр Эрнест, и было похоже, что церемония возведения в дворянство окончательно состарила его. Джуди представляла, какими далекими кажутся ему дни их дружбы с Дауни, и чувствовала, что эта жизнь дорога ему так, как будто она неразрывно связана с его собственной. Он взял стакан и сказал, чтобы не молчать:

— Джирсу вы еще не говорили?

— Ну, а что бы здесь сделал Джирс? — спросил Флеминг. — Только пожалел бы, что это случилось не со мной. Он вышвырнул бы меня с территории, даже из страны, если б мог. Я твердил Бог знает сколько времени, что машина опасна, но ведь им как раз это и нравится! Какие еще нужны доказательства, для того чтобы хоть кого-нибудь в этом убедить?

— Мне больше доказывать не нужно, Джон, — устало произнес Рейнхарт.

— Что ж, это уже кое-что.

— И мне тоже, — сказала Джуди.

— О, чудесно, чудесно. Теперь нас трое против всей оравы.

— Что, по-вашему, могу сделать я? — спросил Рейнхарт.

— Не знаю. Вы возглавляли добрую половину отечественной науки на протяжении едва ли не поколения, причем лучшую ее половину. Вас наверняка кто-нибудь послушает.

— Может быть, Осборн?

— Если только не побоится запачкать свои манжеты. — Флеминг на миг задумался. — А не мог бы он снова устроить мне доступ к машине?

— Подумайте сами, Джон. Он же подчинен правительству.

— А не могли бы вы затащить его сюда?

— Попробую. А что вы задумали?

— Эту графу можно будет заполнить позже, — сказал Флеминг. Рейнхарт вытащил из кармана расписание движения поездов и самолетов.

— Если я поеду в Лондон завтра…

— А сегодня ночью вы не можете?

— Сэр Эрнест устал, — сказала Джуди. Рейнхарт улыбнулся ей.

— Можете приберечь «сэра Эрнеста» для официальных приемов. Я полечу ночным рейсом.

— Разве нельзя подождать несколько часов? — спросила Джуди.

— Я уже не молод, мисс Адамсон, но и не такой уж дряхлый старик. — Он поднялся на ноги. — Передайте Мадлен мой самый теплый привет, если она…

— Разумеется, — сказал Флеминг, подавая старику пальто. Рейнхарт направился к двери, застегивая на ходу пуговицы, но вдруг сказал, словно только что вспомнил:

— Кстати, передача прекратилась. Джуди посмотрела на него, а потом на Флеминга.

— Передача?

— Оттуда, сверху. — Рейнхарт указал на небо. — Она перестала повторяться уже несколько недель назад. Может быть, мы никогда не примем ее снова.

— Мы, должно быть, захватили самый хвостик длинной передачи, — тихо сказал Флеминг, взвешивая в уме значение происшедшего. — Если бы не случайность в Болдершоу, мы могли бы и не услышать ее и ничего не случилось бы.

— И у меня промелькнула та же мысль, — сказал Рейнхарт, еще раз устало улыбнулся им и вышел. Флеминг стал бесцельно расхаживать по комнате, размышляя над их разговором, а Джуди ждала. Они услышали, как завели мотор, как отъехала машина Рейнхарта. Тогда Флеминг, остановившись рядом с Джуди, обнял ее за плечи.

— Я сделаю все, что ты захочешь, — сказала она ему. — Пускай меня судит трибунал, если уж им так хочется.

— Ладно, ладно. — Он отнял руку.

— Ты можешь доверять мне, Джон. Он посмотрел ей в глаза, и она ему ответила взглядом, в котором можно было прочесть: «Верь мне».

— Ну, хорошо… — Он, казалось, поверил. — Вот что: утром попытайся дозвониться в Лондон. Попробуй застать Осборна, когда наш профессор будет у него, и скажи, чтобы он привез еще одного посетителя.

— Кого?

— Мне все равно кого. Начальника департамента геральдики, президента Королевской академии, какую-нибудь субстанцию из министерства в крахмальной рубашке. Да и не телеса, а только одежду.

— Рубашку без субстанции? Он усмехнулся.

— Шляпа, портфель и зонтик — этого будет достаточно. Да, еще пальто. Заодно раздобудь для него лишний пропуск. Хорошо?

— Попробую.

— Умница. Он снова обнял ее и поцеловал. Она притихла от счастья, а потом, отклонившись, спросила:

— А что ты собираешься делать?

— Пока не знаю. — И, еще раз поцеловав Джуди, отстранил ее. — Знаешь, я хочу улечься: сегодня был чертовский день. Ты бы лучше ушла, а? Мне надо немного поспать. Он опять усмехнулся; сжав его руку, она вышла легкой походкой, напевая про себя.

Флеминг рассеянно разделся, строя планы и фантазируя. Он упал на постель и заснул почти тотчас, едва выключил свет. Ничто не нарушало покоя городка. Ночь была темная. С северо-востока наползали тучи, неся с собой поток холодного воздуха и обещая снегопад. Они заволокли полную луну. Но она порой пробивалась сквозь них, и при свете ее из окна в задней стене здания счетной машины выскользнула стройная фигура и стала осторожно прокрадываться между строениями. Ни один из часовых не видел ее, и, уж конечно, никто не опознал бы в ней Андре. Она пробиралась между жилыми домиками к домику Флеминга; ее лицо застыло в напряжении, а рука сжимала моток изолированного провода. В комнату Флеминга пробивался слабый свет, так как перед сном он отодвинул занавеску. Спящий не пошевелился, когда тихо-тихо приоткрылась дверь и в нее медленно проскользнула Андре. Она была босая и ступала с величайшей осторожностью; на ее руках были толстые резиновые перчатки. Убедившись, что Флеминг спит, она опустилась на колени у стены рядом с его кроватью и вставила концы провода в розетку на плинтусе. Другой конец провода она держала перед собой так, что торчали оголенные, находящиеся под напряжением концы. Вот она поднялась и медленно двинулась к Флемингу. Шансы на то, что он останется в живых, попав под полное напряжение сети, были невелики: он спал, и она могла прижимать провод к его телу до тех пор, пока не остановится сердце. Она стала неслышно подносить обнаженные концы к его глазам. Казалось, ему не от чего было просыпаться, и все-таки он проснулся. Он увидел только склонившийся над ним темный силуэт, инстинктивно согнул ногу и изо всех сил ударил ею через простыню и одеяло. Он угодил Андре в солнечное сплетение, и она со сдавленным криком отлетела на другой конец комнаты. Флеминг нащупал выключатель и зажег лампочку у кровати. На мгновение свет ослепил его. Он сел на постели, задыхаясь и ничего не соображая, а девушка с трудом встала на колени, все еще держа провод. Только тут Флеминг сообразил, что произошло, спрыгнул с кровати, выдернул шнур из розетки и повернулся к Андре. К этому времени она уже поднялась и бросилась к двери.

— Нет, не уйдешь! — Флеминг загородил ей дорогу. Андре отступила и, держа руки за спиной, попятилась к столу, на котором были остатки ужина. На мгновение казалось, что она собирается сдаться, но тут внезапно она замахнулась на него правой рукой — в ней был зажат нож для хлеба.

— Стерва! — Он схватил ее за кисть руки, вырвал нож и повалил Андромеду на пол. Лежа на полу, девушка ловила ртом воздух, корчилась от боли и, сжимая вывихнутую руку, смотрела на него не столько со злобой, сколько с отчаянием. Ни на секунду не опуская с нее глаз, Флеминг наклонился и подобрал нож.

— Хорошо, убейте меня. — Теперь в ее лице и голосе ему почудился страх. — Вам это не принесет никакой пользы.

— Не принесет? — Его голос дрожал; он тяжело дышал.

— Это несколько задержит дело, и только. — Она не отрываясь следила за тем, как он открыл ящик стола и бросил в него нож. По-видимому, это ее ободрило, и она села.

— Почему вы хотите убрать меня? — спросил Флеминг.

— Это было необходимо сделать. Я предупреждала вас.

— Премного обязан. — Он зашлепал по комнате, застегивая пижаму, засовывая ноги в комнатные туфли и постепенно успокаиваясь.

— Все, что вы делаете, можно предвидеть. — Она уже вновь овладела собой. — До чего бы вы ни додумались, все можно предупредить.

— И что же у вас теперь на очереди?

— Если вы уйдете, сейчас же уйдете и не будете мешать… Он перебил ее:

— Встаньте! Она взглянула на него с удивлением.

— Вставайте. — Он подождал, пока она встала на ноги, а затем указал ей на стул.

— Садитесь тут. Она опять с недоумением посмотрела на него и села. Он подошел и остановился перед ней.

— Почему вы делаете только то, чего хочет машина?

— Какие же вы все дети! — сказала она. — Вы думаете, что мы — раб и господин, машина и я. Но мы оба рабы. Мы — изготовленные вами вместилища того, что для вас непостижимо.

— А для вас? — спросил Флеминг.

— Я способна уловить разницу между нашим интеллектом и вашим. Я вижу, что наш берет верх, а ваш обречен на гибель. Вы думаете, что вы — вершина, венец всего, последнее слово? — Она умолкла и принялась массировать вывихнутую кисть.

— Я так не думаю, — сказал он. — Я повредил вам руку?

— Не очень. Вы умнее большинства, но этого недостаточно. Вы исчезнете, как динозавры. Когда-то Землей правили они.

— А вы? Она улыбнулась — это была первая улыбка, которую он видел на ее лице.

— Я — недостающее звено.

— А если мы уничтожим вас?

— Сделают другую.

— А если мы уничтожим машину?

— Это ничего не изменит.

— А если мы уничтожим вас обеих и запись послания, всю нашу работу над ним — так, чтобы ничего не осталось? Передача окончилась. Вам это известно? Девушка покачала головой. Теперь, когда она подтвердила худшие его опасения, Флеминга захлестнула волна страха — и в то же время он понял, что надо сделать.

— Ваши приятели там, наверху, устали говорить с нами. Вы теперь предоставлены самим себе, вы и машина. Допустим, что мы уничтожим вас обеих?

— Вам удастся лишь на некоторое время задержать приход на Землю высшего разума.

— Значит, именно это мы и должны сделать. Она не дрогнув посмотрела на него.

— Вам не удастся.

— Можем попробовать. Она снова покачала головой, медленно, точно с сожалением.

— Уходите. Живите той жизнью, какой вам хочется жить, пока есть возможность. Ничего другого вам не остается.

— Да — если вы… если ты не поможешь мне. — Он посмотрел ей в глаза, и она не сумела отвести взгляд, как тогда, раньше, около счетной машины. — Ты ведь не просто мыслящая машина — ты сделана по нашему образу и подобию.

— Нет!

— У тебя есть ощущения, есть чувства. Ты на три четверти человек, прикованный насильно к тому, что должно уничтожить нас. И чтобы спасти нас и освободить себя, ты должна только изменить конечное назначение машины. Он взял ее за плечи, как будто собираясь встряхнуть, но она высвободилась.

— Почему я должна сделать это?

— Потому что ты этого хочешь, те три четверти… Она встала и отошла.

— Три четверти моего существа — случайность. Неужели вы не понимаете, что я и так достаточно страдаю? Неужели вы не понимаете, что я буду наказана даже за то, что слушаю вас?

— Ты будешь наказана за то, что случилось сегодня ночью?

— Нет, если вы уедете. — Она нерешительно шагнула к двери, как будто ожидая, что Флеминг ее остановит, но он не шевельнулся. — Я была послана, чтобы убить вас.