Спустя четыре дня, после тридцати трех часов передач из Нортонстоу, от Облака поступили первые сигналы. Это привело всех в неописуемое волнение. По-видимому, было получено какое-то осмысленное сообщение — среди сигналов можно было обнаружить регулярное повторение одинаковых импульсов. Были предприняты отчаянные попытки их расшифровать. Однако все усилия оказались безуспешными. В этом не было ничего удивительного; как отметил Кингсли, достаточно трудно раскрыть шифр даже в тех случаях, когда известен язык, на котором составлено сообщение. В данном случае язык Облака был совершенно непонятен.

               — Сложная задача, — заметил Лестер, — причем перед Облаком стоит, очевидно, точно такая же проблема, как и перед нами, и оно не поймет наших передач, пока не научится английскому языку.

               — Боюсь, что нам будет намного сложнее понять его сообщения, чем ему наши, — возразил Кингсли. — Есть все основания полагать, что у Облака значительно более развитый интеллект, чем наш, и язык его, — каким бы он ни был, — вероятно, много сложнее нашего. Я думаю, нам нужно бросить эти бесполезные попытки расшифровать полученные сообщения. Подождем, пока Облако сумеет разобраться в наших. Как только оно освоит английский, то сможет ответить в нашем собственном коде.

               — Это чертовски удачная мысль — всегда заставлять иностранцев изучать английский, — сказал Александров Иветт Хедельфорт.

               — В начале, как мне кажется, нужно сосредоточиться на информации, связанной с математикой и вообще с наукой, так как они выражают наиболее универсальные представления о мире. Потом можно будет попробовать передавать и социологический материал. Нам предстоит огромная работа — записать все, что мы хотим сообщить Облаку, на магнитную ленту.

               — Вы хотите сказать, что нам следует передать нечто вроде краткого курса математики и других наук, а также английского языка? — спросил Вейхарт.

               — Именно так. И, по-моему, нужно приступать к делу немедленно.

               Их ожидал успех, и успех большой. Уже через два дня был получен первый вразумительный ответ. Он гласил:

               «Сообщение получено. Информации мало. Шлите еще».

               Следующую неделю почти все были заняты тем, что читали вслух выдержки из различных, заранее выбранных книг. Все это записывалось на магнитную ленту и затем передавалось по радио. Но в ответ приходили только краткие требования все новой и новой информации.

               Марлоу сказал Кингсли:

               — Невозможно, Крис, мы должны что-то придумать. Эта скотина скоро нас совсем измотает. Я хриплю, как старая ворона, от этого непрерывного чтения.

               — Гарри Лестер старается придумать, как увеличить объем передаваемой информации.

               — Рад слышать. И как же?

               — Попробуем убить сразу двух зайцев. Беда не только в том, что сейчас мы делаем все очень медленно. Есть и другая трудность: ведь практически все, что мы посылаем, должно казаться крайне невразумительным. Большая часть слов в нашем языке относится к объектам, которые мы видим, слышим или осязаем. Как Облаку понять наши сообщения, если оно не знает, что это за объекты? Если вы никогда не видели апельсинов и не прикасались к ним, то будь вы семи пядей во лбу, не представляю себе, как вы сможете узнать, что означает слово «апельсин».

               — Ясно. Что же вы посоветуете?

               — Лестер предложил хорошую идею. Он считает, что можно использовать телевизионную камеру. К счастью, я заставил Паркинсона запастись ими в свое время. Гарри думает, что ему удастся приспособить камеру к нашему передатчику и, более того, он даже уверен, что сможет переделать ее для передачи около 20 тысяч строк вместо жалких 450 в обычном телевидении.

               — Это можно будет сделать, потому что мы работаем на более коротких волнах?

               — Да. Мы сможем передавать изображения высокого качества.

               — Но у Облака нет кинескопа!

               — Конечно, нет. Но как оно будет анализировать наши сигналы, это уж его личное дело. Мы должны обеспечить передачу как можно большего количества информации. До сих пор мы делали это неудачно, и Облако имело полное право выражать недовольство.

               — Как вы предполагаете использовать телевизионную камеру?

               — Мы начнем с того, что будем показывать отдельные слова — просто различные существительные и глаголы. Это будет предварительная часть. Надо подготовить ее как можно тщательнее, примерно пять тысяч слов, вряд ли это займет слишком много времени — неделю, не больше. Затем мы сможем передавать содержание целых книг — будем помещать их страницы перед телевизионной камерой. С помощью такого метода можно за несколько дней разделаться со всей Британской энциклопедией.

               — Это, конечно, должно удовлетворить жажду знаний нашего зверя. А пока мне придется вернуться к чтению. Сообщите, когда камера будет готова. Не могу передать, до чего буду рад, если вам удастся избавить меня от этой каторжной работы.

               Через некоторое время Кингсли пришел к Лестеру.

               — Мне жаль, Гарри, — сказал он, — но появились кое-какие новые проблемы.

               — В таком случае, я надеюсь, вы оставите их при себе. Наш отдел и так загружен выше головы.

               — К сожалению, они имеют к вам непосредственное отношение, боюсь, они означают, что работы у вас еще прибавится.

               — Послушайте, Крис, почему бы вам не снять пиджак и не взяться за полезную работу вместо того, чтобы сбивать с толку трудящихся? Ну, в чем дело? Давайте, говорите.

               — Мы совсем не подумали о том, как будем принимать ответную информацию от Облака. Как только мы начнем передачи с помощью телевизионной камеры, ответы, естественно, будут приходить в такой же форме. То есть, получаемые нами сообщения будут появляться в виде слов на телевизионном экране.

               — Ну, что же. Это будет очень приятно и удобно для чтения.

               — Да, с передачами все будет в порядке. Но ведь мы можем читать только около ста двадцати слов в минуту, в то время как собираемся передавать, по крайней мере, в сто раз больше.

               — Надо будет объяснить Джонни в небесах, чтобы он уменьшил скорость передачи своих ответов, вот и все. Мы признаемся ему, что туповаты и можем воспринимать лишь сто двадцать слов в минуту, а не десятки тысяч, которые он, кажется, в состоянии заглатывать.

               — Отлично, Гарри. Я могу только согласиться со всем, что вы сказали.

               — Но при этом вы хотите все-таки прибавить мне работы, да?

               — Увы, да. Как это вы догадались? Я думаю, неплохо бы не только читать поступающие от Облака сообщения, но и слушать их. На слух воспринимать информацию гораздо легче.

               — Ничего себе! Вы представляете, что это значит?

               — Это значит, что нам нужно будет хранить звуковой и визуальный код каждого слова. Для этого мы могли бы использовать ЭВМ. Нам надо хранить всего около пяти тысяч слов.

               — Всего-навсего!

               — Не думаю, что возникнут трудности. Учить Облако отдельным словам мы будем очень медленно. Считаю, что на это потребуется не меньше недели. Пока передается изображение какого-нибудь слова Облаку, мы могли бы сразу записать соответствующий сигнал от телекамеры на перфоленту. Это сделать нетрудно. Вы можете записать на перфоленту и звуки, соответствующие отдельным словам; понадобится, конечно, микрофон для превращения звука в электрический сигнал. Когда эта информация будет у нас на перфоленте, мы в любой момент сможем ввести ее в электронную машину. При этом придется использовать магнитную память большой емкости. Скорость, которую она должна будет обеспечить, в данном случае, вполне достаточна. А в быстродействующую память машины мы заложим программу перевода. Тогда мы сможем либо читать сообщения Облака на телевизионном экране, либо слушать их через громкоговоритель.

               — Ну, скажу я вам, никогда не видел человека, который бы так здорово придумывал работу для других, как это делаете вы. Но программу перевода, я надеюсь, вы напишите сами?

               — Конечно.

               — Приятно работать, сидя в мягком кресле, не так ли? А мы, несчастные, должны будем в это время вкалывать, как проклятые, с паяльниками в руках, прожигая дыры в собственных штанах. А чей голос мне записывать?

               — Свой собственный, Гарри. Это будет наградой за все дырки, которые вы прожжете в своих штанах. Мы будем слушать вас часами!

               Идея о звуковом воспроизведении сообщений Облака, сразу понравилась Гарри Лестеру. Через несколько дней у него уже не сходила с лица довольная ухмылка, но что его так радовало, никто не знал.

               Решение о применении телевизионной системы для передачи информации оказалось очень удачным. Через четыре дня после первой телевизионной трансляции было получено следующее сообщение:

               «Поздравляю с усовершенствованием аппаратуры».

               Фраза появилась на телевизионном экране — звуковая система еще не работала.

               При передаче отдельных слов возникли некоторые затруднения, однако, все обошлось. Передача же научных и математических сообщений оказалась делом достаточно легким. Правда, скоро стало понятно, что эти передачи служили лишь для ознакомления Облака с уровнем развития человечества; выглядело это так, будто ребенок демонстрирует взрослому свои скромные достижения. Затем ему были показаны книги на социальные темы. Выбрать подходящие оказалось не так просто. В конце концов, был передан обширный, но в значительной степени случайно отобранный материал. Усвоение этой информации оказалось для Облака наиболее трудным делом. В результате на телевизионном экране появился следующий ответ:

               «Последние передачи кажутся наиболее запутанными и странными. У меня есть много вопросов, но я изложу их несколько позже. Проблема в том, что ваш передатчик расположен очень близко, это мешает мне получать необходимые внешние сообщения. Я собираюсь создать электронную защиту от вашего передатчика. Поэтому я посылаю вам специальный код. В дальнейшем начинайте с него свои передачи. Этот код будет служить сигналом о том, что вы хотите проникнуть через защиту. Если в данный момент это будет удобно, я предоставлю вам такую возможность. Следующую передачу от меня можете ожидать приблизительно через сорок восемь часов».

               На экране промелькнул какой-то сложный световой узор. Затем пришло еще одно сообщение:

               «Пожалуйста, подтвердите, что вы получили этот код и можете им воспользоваться».

               Лестер продиктовал следующий ответ:

               «Ваш код успешно записан. Надеемся, что сможем им воспользоваться, но пока не уверены. Сообщим об этом во время нашей следующей передачи».

               Наступила пауза. Минут через десять пришел ответ:

               «Очень хорошо. До свидания».

               Кингсли объяснил Энн Холей:

               — Пауза возникает из-за того, что проходит некоторое время, пока наши сигналы достигнут Облака, и пока ответ вернется обратно. Кстати, эти паузы делают невыгодным использование в разговоре коротких реплик.

               Но Энн Холей гораздо больше интересовалась тоном сообщений Облака, чем паузами.

               — Оно разговаривает совсем как человек, — сказала она, изумленно раскрыв глаза.

               — Ну, конечно. А как же еще оно могло бы говорить? Облако пользуется нашим языком и нашими фразами, поэтому оно вынуждено говорить, как человек.

               — Но это «до свидания» звучит так мило.

               — Чепуха! Для Облака «до свидания» является всего лишь простым кодовым обозначением конца передачи.

               — О, Крис. Таких людей как ты, американцы называют сосудами мировой скорби. Джефф, подтвердите, что он похож на этот сосуд.

               — Наш Крис? Боже мой, разве что на крупнейший, несравнимый ни с кем в христанским мире сосудище мировой скорби! Да, вот так. А если серьезно, Крис, как вы вообще смотрите на то, что произошло? — спросил Марлоу.

               — Мне кажется, что посылка кода — очень хороший признак.

               — Мне тоже. Это нас очень подбодрит. Видит бог, мы в этом нуждаемся. Последний год был далеко не из легких. Сейчас я чувствую себя лучше, чем когда-либо, с того самого дня, как встретил вас в аэропорту Лос-Анджелеса. Кажется, это было сто лет назад.

               Энн Холей удивилась.

               — Не могу понять, почему вы помешались на своем коде, а на меня почему-то вылили ушат холодной воды за то, что я восхитилась таким человечным «до свидания».

               — Потому, дорогая, — ответил Кингсли, — что посылка кода была рациональным действием. Это доказательство контакта, понимания, совершенно не связанное с языком, а дорогое твоему сердцу «до свидания» — это всего лишь украшение речи.

               К ним подошел Лестер.

               — Двухдневный перерыв — это то, что нам нужно. Думаю, что за это время мы успеем подготовить звуковое воспроизведение.

               — А как насчет кода?

               — И здесь, я думаю, все будет в порядке, но на всякий случай проверим все еще раз.

               Через два дня вечером все собрались в лаборатории связи. Лестер и его товарищи были заняты последними приготовлениями. Около восьми часов были получены первые сигналы. Вскоре на экране появились и слова.

               — Ну, давайте, включим звук, — сказал Лестер.

               Донесшийся из громкоговорителя голос был встречен дружным хохотом, так как это был голос Джо Стоддарда.

               Сначала все были уверены, что это просто шутка. Но вскоре стало ясно: голос произносит те же слова, которые появляются на экране. И то, что он говорил, явно не подходило для Джо Стоддарда.

               Из-за недостатка времени Лестер не смог снабдить голос интонациями: все слова произносились одинаково и следовали друг за другом через равные интервалы; только между предложениями вставлялись небольшие паузы. Но несовершенства звукового воспроизведения остались незамеченными, потому что у Джо Стоддарда речь и на самом деле была маловыразительна. Кроме того, Лестер искусно подобрал точно такую же скорость произнесения слов, с какой разговаривал Джо. В результате, хотя речь Облака была всего лишь имитацией голоса Джо, она получилась чрезвычайно удачной. Невозможно было без улыбки слышать, как Облако говорит, слегка раскатывая «р», в несколько медлительной манере жителя западных графств Англии, как оно узнаваемо комично коверкает некоторые слова. Отныне Облако именовалось не иначе, как Джо.

               В первом сообщении Джо содержалось приблизительно следующее:

               — Ваша первая передача явилась для меня настоящим сюрпризом, ибо крайне неожиданно было обнаружить животных с техническими знаниями на планетах — телах с весьма неблагоприятными условиями для жизни.

               На вопрос, почему он так считает, Джо ответил:

               — По двум простым причинам. Живя на поверхности твердого тела, вы испытываете воздействие силы тяжести. Уже одно это резко ограничивает размеры, до которых могут вырасти любые ваши животные и, следовательно, ограничивает возможности нервной деятельности. Это приводит к тому, что необходимо иметь систему мускулов только для того, чтобы двигаться, и защитную броню для предохранения от резких ударов, — например, для защиты мозга вам необходим череп. Лишний вес мускулов и брони еще больше сужает возможности вашей нервной деятельности. Поэтому ваши наиболее крупные животные состоят в основном из костей и мускулов и у них очень маленький мозг. Как я уже говорил, причиной этого является очень сильное гравитационное поле, в котором вы существуете. Вообще разумную жизнь следует искать в рассеянной газовой среде, а не на планетах.

               Второй неблагоприятный фактор — острый недостаток основных химических продуктов. Для синтеза химических веществ в больших масштабах необходим свет от какой-нибудь звезды. Ваша планета поглощает лишь ничтожную часть солнечного излучения. В данный момент я как раз синтезирую нужные мне химические вещества, причем в количестве примерно в 10 миллиардов раз большем, чем их синтезируется на всей поверхности вашей планеты.

               Недостаток химических продуктов вызывает острую необходимость бороться за существование с помощью зубов и когтей, первым проблескам разума трудно было выдержать конкуренцию с крепкими костями и сильными мускулами. Конечно, достаточно развитый интеллект легко выигрывает конкуренцию с чисто физической силой, но первые шаги все равно чрезвычайно трудны, именно поэтому достигнутый вами уровень является большой редкостью для планетных форм жизни.

               — Вот вам, энтузиасты космических путешествий, — сказал Марлоу. — Спросите его, Гарри, благодаря чему появилась у нас на Земле разумная жизнь?

               Вопрос был послан, и через некоторое время пришел ответ:

               — Вероятно, благодаря стечению многих различных обстоятельств, среди которых я выделил бы, как наиболее важный, тот факт, что около шестидесяти миллионов лет назад на Земле развился совершенно новый тип растений: то, что вы называете травой. Появление этого растения вызвало коренную перестройку всего животного мира, так как траву, в отличие от всех других растений, можно поедать прямо с земли. И вот, по мере того, как трава распространялась по всей Земле, те животные, которые смогли извлечь пользу из этой ее особенности, выживали и развивались. Остальные виды приходили в упадок или вымирали. По-видимому, это и была та главная причина, благодаря которой разум утвердился на вашей планете.

               В вашем способе связи имеется ряд весьма необычных особенностей, которые сделали расшифровку сообщений довольно сложным делом, — продолжало Облако. — Для меня особенно странным было то, что символы, которые вы употребляете для связи, не имеют непосредственного отношения к деятельности вашего мозга.

               — Тут, мне кажется, нам надо ему что-то ответить, — сказал Кингсли.

               — Ну, конечно. Я вообще не понимаю, как это ты так долго сидел молча, Крис, — вставила Энн Холей.

               Кингсли подробно изложил свои идеи относительно связи на постоянном и переменном токе, а потом спросил, действительно ли функционирование нервной системы Джо основано на переменном токе. Джо подтвердил это и продолжил:

               — Необычно не только это. Наиболее поразительным является то, что отдельные индивидуумы у вас очень похожи друг на друга. Это позволяет вам пользоваться очень грубым способом связи. Вы обозначаете штампами свое психическое состояние. Гнев, счастье, головная боль, смущение, меланхолия — все это штампы. Если А хочет сказать Б, что страдает от головной боли, он не пытается описать, как именно нарушилась деятельность его нервной системы. Вместо этого он выбирает нужный штамп. Он говорит: «У меня болит голова». Когда Б это слышит, он воспринимает штамп «головная боль» и истолковывает его в соответствии со своим собственным опытом. Таким образом, А может сообщить Б о своем недомогании, даже если оба не имеют ни малейшего представления о том, что такое в действительности «головная боль». Такой своеобразный метод связи возможен, конечно, только между почти идентичными индивидуумами…

               — Насколько я понял, вы имеете в виду следующее, — сказал Кингсли. — Если бы существовали два абсолютно тождественных индивидуума, то им вообще не нужно было бы никакой связи, каждый автоматически знал бы переживания другого. Для связи же между очень разными индивидуумами требуется более сложная система.

               — Это именно то, что я пытался объяснить. Теперь вам ясно, почему я испытывал трудности при расшифровке вашего языка. Это язык, удобен для почти одинаковых индивидуумов, тогда как вы и я очень сильно отличаемся друг от друга, гораздо больше, чем вы, вероятно, можете себе представить. К счастью, ваша психическая структура оказалась довольно простой. И после того, как я в ней немного разобрался, стала возможной и расшифровка ваших сообщений.

               — И все-таки, есть ли что-нибудь общее в функциях наших нервных систем? Испытываете ли вы, например, что-нибудь соответствующее нашей головной боли? — спросил Мак-Нейл.

               — Вообще говоря, у меня, так же как у вас, могут быть приятные и неприятные ощущения. Как и у любого существа, обладающего достаточно развитой нервной системой. Неприятные ощущения возникают, как правило, при внезапном разрыве связей, а это со мной случается точно так же, как и с вами. Счастье — это динамическое состояние, когда нервные связи устанавливаются, а не разрываются, и это тоже может случиться со мной, как и с вами. Но я считаю, что мои субъективные переживания совершенно отличны от ваших. Общее у нас только одно — и вы, и я хотели бы избежать возникновения неприятных ощущений. И наоборот, приятные ощущения, для нас желательны.

               А если конкретнее: ваша головная боль проистекает от недостаточного кровоснабжения мозга, в результате чего нарушается точность электрических импульсов. Нечто похожее на головную боль я испытываю, когда в мою нервную систему попадают радиоактивные вещества. Это приводит к неконтролируемым электрическим разрядам, как в ваших счетчиках Гейгера. Эти разряды нарушают синхронность процессов в нервной системе и производят крайне неприятные субъективные ощущения.

               Теперь я хочу выяснить совершенно другой вопрос. Меня заинтересовало то, что вы называете «искусством». Литературу я могу понять как способ выражения идей и эмоций в виде слов. Изобразительные искусства, конечно, связаны с вашим восприятием мира. Но я совершенно не представляю, что такое музыка. Мое невежество в этом отношении едва ли удивительно, так как, насколько я понимаю, вы никогда не передавали музыки. Нельзя ли восполнить этот пробел?

               — Энн, вот и тебе представился случай отличиться, — сказал Кингсли. — И какой случай! Ни один музыкант никогда еще не играл для такой аудитории!

               — Что же мне сыграть?

               — Как насчет той вещи Бетховена, которую ты играла на днях?

               — Опус 106? Пожалуй, для начинающего это слишком сильно.

               — Все в порядке, Энн! Задайте работы старине Джо, — подбодрил Барнет.

               He обязательно играть, Энн, если вам не хочется. Вчера я записал ваше исполнение на магнитофон, — сказал Лестер.

               — Ну, и как получилось?

               — С технической точки зрения качество записи очень хорошее. Если вы были довольны исполнением, то мы начнем передачу прямо сейчас.

               — Пожалуй, лучше, если вы поставите запись. Звучит смешно, но мне кажется, я бы очень волновалась, если бы играла для этого существа, какое бы оно ни было.

               — Ну, что за глупости! Старина Джо не кусается.

               — Может, и не кусается, но лучше поставить запись.

               Итак, запись передали. Последовала такая реакция:

               — Очень интересно. Пожалуйста, повторите первую часть со скоростью, увеличенной на тридцать процентов.

               После того, как это было сделано, пришло сообщение:

               — Лучше. Очень хорошо. Я хочу поразмыслить об этом. До свидания.

               — Боже мой, вы прикончили его, Энн! — воскликнул Марлоу.

               — Но я не понимаю, как музыка может нравиться Джо. В конечном счете музыка — это всего лишь звук, а как мы уже знаем, для Джо не существует звуков, — удивился Паркинсон.

               — С этим я не согласен, — сказал Мак-Нейл. — Хотя, на первый взгляд, кажется, что наше восприятие музыки неотделимо от звуков, на самом деле это совсем разные вещи. Наш мозг воспринимает электрические сигналы, идущие от ушей. В данном случае звук используется просто как удобное средство для возбуждения в мозгу электрических импульсов определенного типа. Имеются достаточные основания полагать, что музыка отражает главные электрические ритмы нашего мозга.

               — Очень интересно, Джон! — воскликнул Кингсли. — Тогда выходит, что музыка является наиболее прямым выражением деятельности нашего мозга.

               — Нет, это, пожалуй, чересчур смелое утверждение. Правильнее сказать вот так: музыка наилучшим образом отражает крупномасштабные процессы работы мозга. Но речь, скажем, дает более полное представление о тонкой структуре мозговой активности.

               Дискуссия продолжалась до самой глубокой ночи. Все сказанное Облаком подробнейшим образом обсудили. Вероятно, наиболее поразительное замечание сделала Энн Холей.

               — В первой части сонаты си бемоль мажор есть пометка для метронома, требующая от исполнителя совершенно фантастического темпа, гораздо более быстрого, чем может достичь любой обычный пианист и, конечно, совершенно недостижимого для меня. Вы обратили внимание на просьбу увеличить скорость? Меня просто дрожь пробирает, хотя, вероятно, это было всего лишь странное совпадение.

               События развивались так стремительно, что, по общему мнению, пришло время сообщить политическим властям о действительной природе Облака. К этому времени правительства большинства стран уже сумели наладить работу своих радиопередатчиков. Оказалось, что если передавать вертикально вверх трехсантиметровые волны, ионизация атмосферы может поддерживаться на уровне, который обеспечивал связь на десятисантиметровых волнах. Нортонстоу еще раз стал мировым центром связи.

               Особой радости, что приходится раскрыть сведения, касающиеся Облака, ни у кого не было. Можно было не сомневаться, что связь с Облаком будет изъята из-под контроля Нортонстоу. А было еще много такого, что ученые хотели бы узнать. Кингсли был категорически против передачи информации политикам, но, на сей раз, ему пришлось подчиниться общему мнению. Как ни печально, сохранять в тайне новые сведения больше было нельзя.

               Лестер записывал на пленку все разговоры с Облаком, и теперь они были без изъятий переданы правительствам на десятисантиметровых волнах. У правительств всех без исключения стран, однако, не было никаких сомнений относительно целесообразности хранить все в секрете. Простые люди так никогда и не узнали о существовании жизни в Облаке, тем более, что в дальнейшем события развивались таким образом, что строгая секретность стала совершенно необходимой.

               Пока ни одна страна не располагала собственными передатчиком и приемником, способными работать на волне в один сантиметр. Поэтому связь с Облаком, по крайней мере, временно должна была осуществляться из Нортонстоу. Впрочем, специалисты в США указали, что связь на десятисантиметровых волнах с Нортонстоу и передачи оттуда на волне в один сантиметр позволят правительствам США и любых других стран установить с Облаком собственный контакт. В конце концов, решили, что Нортонстоу станет центром не только для передачи информации по всей Земле, но и для связи с Облаком.

               Обитатели Нортонстоу разделились на два лагеря. Те, кто поддерживал Кингсли и Лестера, считали, что нечего принимать план политиков и надо откровенно послать к чертям все правительства. Остальные, во главе с Марлоу и Паркинсоном, доказывали, что открытое неповиновение ничего не даст, политики смогут в случае необходимости добиться своего силой. За несколько часов до очередной передачи от Облака между двумя группами разгорелся жаркий спор. Было принято компромиссное решение: сделать простое приспособление, которое бы позволило отключать приемник десятисантиметровых волн, чтобы правительства слышали Облако, но не могли посылать ему сообщения.

               Это было сделано. Отныне самые высокопоставленные и высокочтимые персоны слушали Облако, но не могли ему отвечать. Случилось так, что именно в этот день Облако произвело на своих августейших слушателей самое плохое впечатление, ибо Джо начал откровенно высказываться на сексуальные темы.

               — Не можете ли вы объяснить мне такой парадокс? — сказал он. — Я обнаружил, что весьма значительная часть вашей литературы посвящена тому, что вы называете «любовью»; главным образом, так называемой «плотской любви». По моим подсчетам, этому посвящены не менее сорока процентов предоставленной мне литературы. Тем не менее, нигде не разъяснено, в чем же заключается эта «любовь»; то, чем она кончается, тщательно скрывают. Это привело меня к убеждению, что «любовь» какой-то редкий и необычный процесс. Можете представить мое удивление, когда, наконец, я выяснил из медицинских учебников, что «любовь» всего лишь очень простой, обычный процесс, свойственный и большинству других животных?

               Эти слова вызвали бурное недовольство со стороны высокопоставленных и высокочтимых представителей рода человеческого. Но Лестер отключил приемник.

               — А ну, молчать, — сказал он, после чего передал микрофон Мак-Нейлу. — Полагаю, это по вашей части, Джон. Попытайтесь найти достойный ответ.

               И Мак-Нейл попытался:

               — С чисто логической точки зрения производить на свет и воспитывать детей — дело весьма незавидное. Для женщины это означает страдание и бесконечные заботы. Для мужчины это означает лишнюю работу в течение многих лет, чтобы содержать семью. Итак, если бы мы были логичны и последовательны в половом вопросе, то, вероятно, вообще не интересовались продолжением рода. Поэтому природа позаботилась сделать нас полностью и абсолютно нелогичными, едва дело касается этого вопроса. Как это ни странно, если бы мы не были столь нелогичны, мы просто не смогли выжить. Вероятно, это касается, и всех других животных.

               Джо заговорил снова:

               — Что-то подобное я подозревал. Рад, что вы признаете существование этой нелогичности. У нее, однако, есть очень серьезные и мрачные основания. Я уже говорил, что жизнь на планетах должна постоянно сталкиваться с недостатком необходимых химических элементов, ваша способность добывать их ограничена. Естественно, что нелогичное отношение к воспроизводству неминуемо приведет к значительному росту населения, что вступит в противоречие с имеющимися в вашем распоряжении ограниченными ресурсами. Такая ситуация очень опасна. Очевидно, что редкость разумной жизни на планетах, как раз объясняется нелогичностью поведения, что приводит к нехватке продовольствия. Это позволяет предположить, что ваш вид может скоро исчезнуть. Слишком высокий темп прироста вашего населения, о котором мне стало известно, только подтверждает этот вывод.

               Лестер указал на мигающие огоньки.

               — Политики пытаются пробиться. Вашингтон, Лондон, Тимбукту и другие. Соединить их, Крис?

               И тут Александров произнес первую в своей жизни политическую речь:

               — Давайте прикроем эту кремлевскую хренотень, — сказал он.

               — Алекс, вы использовали неверное слово, — заметил Кингсли. — В приличном обществе мы обычно говорим «словоблудие».

               — Я думаю, Алексу следует порекомендовать изучить труды достопочтимого Томаса Баудлера, столь мастерски очистившего, в свое время, произведения Шекспира от сквернословия. А сейчас пора вернутся к Джо, — сказал Марлоу.

               — Вот это правильно. Держите политиков за глотку, Гарри. Джон, спросите Джо, как он воспроизводит себя.

               — Как раз об этом я и хотел спросить, — сказал Мак-Нейл.

               — Вот и спросите. Посмотрим, насколько он будет деликатен, когда речь пойдет о нем самом.

               — Крис! — Не выдержала Энн Холей.

               Мак-Нейл обратился к Облаку:

               — Нам было бы интересно узнать о вашем способе размножения: оно сильно отличается от нашего?

               — Размножение, появление нового живого существа происходит у нас совершенно иначе. Видите ли, если бы не несчастные случаи или непреодолимое желание уничтожить себя — такое иногда с нами случается, как, впрочем, и с вами тоже — я мог бы жить бесконечно. Следовательно, у меня нет необходимости породить кого-то, кто остался бы после моей смерти.

               — Сколько же вам сейчас лет?

               — Несколько больше пятисот миллионов.

               — Ваше рождение результат спонтанной химической реакции, так же как и возникновение жизни на Земле?

               — Нет. Во время наших путешествий по Галактике мы подыскиваем подходящие скопления вещества — облака, которые можно заселить. Мы делаем это примерно так же, как вы сажаете черенки от деревьев. Если бы я, например, обнаружил подходящее облако, не наделенное жизнью, я снабдил бы его сравнительно простой нервной системой. Я посадил бы туда то, из чего сделан я сам, часть самого себя.

               Таким образом, можно избежать тех многочисленных опасностей, с которыми сталкивается разумная жизнь, возникшая спонтанно. Возьмем хотя бы такой пример. Как я уже объяснял в одной из наших предыдущих бесед, радиоактивные вещества ни в коем случае не должны попадать в мою нервную систему. Для этого у меня есть весьма сложно устроенный электромагнитный экран, который препятствует доступу любого радиоактивного газа к моим нервным центрам — иначе говоря, к моему мозгу. Стоит только этому экрану выйти из строя, как я почувствую сильнейшую боль и вскоре погибну. Выход из строя экрана — один из возможных несчастных случаев, о которых я только что говорил. Суть этого примера в том, что мы можем снабдить своих «потомков» как экранами, так и разумом для управления ими, но мне очень сложно представить, чтобы такие экраны могли появиться в ходе самопроизвольного развития жизни.

               — Но ведь это должно было случиться, когда появился первый из вашего рода, — возразил Мак-Нейл.

               — Я не верю, что вообще когда-либо существовал кто-то «первый», — ответило Облако.

               Мак-Нейл не понял этого замечания, но Кингсли и Марлоу переглянулись, как бы говоря: «Ого, вон он куда гнет! Что бы сказали сторонники теории «взрывающейся вселенной»!

               — Обеспечив своих «потомков» подобными защитными средствами, — продолжало Облако, — мы предоставляем им возможность развиваться самостоятельно. Здесь я должен указать на одно важное различие между нашими видами. Число клеток в вашем мозгу почти не изменяется с момента рождения. Поэтому ваше развитие заключается в том, что вы учитесь наилучшим образом использовать мозг фиксированной емкости. А вот у нас дело обстоит совершенно иначе. Мы можем увеличивать размер своего мозга сколько угодно. И, конечно, способны удалять или заменять изношенные или испорченные фрагменты. Наше развитие заключается, таким образом, как в развитии самого мозга, так и в том, что мы учимся использовать его наилучшим образом для решения возникающих перед нами проблем. Теперь вам должно быть ясно, что наши «дети» начинают со сравнительно простого устройства мозга; но по мере взросления, наш мозг становится все больше и сложнее.

               — Не могли ли бы вы описать так, чтобы нам было понятно, как создаются новые части вашего мозга? — спросил Мак-Нейл.

               — Думаю, что могу. Сначала я изготовляю сложные молекулы нужных типов из имеющихся химических продуктов, запасы которых у меня всегда под рукой. Затем молекулы укладываются соответствующим образом на поверхности твердого тела, образуя «нервную структуру». Материал твердого тела выбирается так, чтобы его температура плавления не была слишком низкой — лед, например, в данном случае не подходит, — и чтобы в электрическом отношении это был хороший изолятор. Поверхность тела должна быть специально подготовлена, чтобы закрепить там, где нужно, «нервную структуру» — мозговое вещество, как бы вы сказали.

               Создание «нервной структуры», конечно, дело трудное. Надо добиться, чтобы новый мозг действовал как единое целое при выполнении своих задач. Необходимо также, чтобы новый узел не начинал работать самопроизвольно, а ждал соответствующих сигналов от остальных частей мозга. Обмен такими сигналами между старой и новой частями мозга может происходить по многим каналам. В результате работа нового участка контролируется, и он включается в общую нервную сеть.

               — У меня еще два вопроса, — сказал Мак-Нейл. — Как производится доставка энергии к вашим нервным элементам? У человека для этого существует система кровоснабжения. Есть ли у вас что-либо подобное этой системе? Во-вторых, какого приблизительно размера ваши нервные элементы?

               Последовал ответ:

               — Размер меняется в зависимости от того, для какой цели служит данный элемент. Твердое тело, на котором он строится, бывает от одного до нескольких сот метров. Да, у меня есть нечто, подобное системе кровоснабжения. Доставка нужных веществ осуществляется потоком газа, который постоянно омывает нервные элементы. Но поток приводится в движение не сердцем, а электромагнитным насосом. Отмечу, что этот насос имеет неорганическую природу, поэтому при насаждении нового очага жизни «родитель» обязательно обеспечивает своего «потомка» таким насосом. Исходящий от насоса газ захватывает питательные вещества, затем проходит вблизи нервных элементов, которые поглощают нужные для работы мозга молекулы. Отработанные продукты деятельности моего организма выделяются в тот же поток газа и фильтруются в органе, подобном вашим почкам. Они отбрасываются, в то время, как поток очищенного газа снова поступает в электромагнитный насос.

               Чрезвычайно важно, что мое сердце, почки и кровь имеют неорганическую природу. И если они перестают работать, ничего страшного не происходит. Если мое «сердце» начинает плохо работать, я просто подключаю запасное «сердце», которое держу всегда наготове. Если выходят из строя мои «почки», я не умираю, как ваш композитор Моцарт. Я опять-таки перехожу на запасные «почки». Да и объем газа, который заменяет мне кровь, я могу пополнять практически неограниченно.

               После этого Джо прервал беседу.

               — Все-таки потрясающе, насколько общими оказались принципиальные основы жизни, — заявил Мак-Нейл. — Детали, конечно, сильно отличаются: газ вместо крови, электромагнитное сердце и почки и так далее. Но общая структура организма поразительным образом оказалась похожа на нашу.

               — А то, как он достраивает свой мозг, напоминает мне устройство вычислительных машин и программирование их работы, — сказал Лестер. — Обратили ли вы на это внимание, Крис? Действия Облака напоминают составление новой подпрограммы.

               — Думаю, наше сходство не случайно. Я как-то слышал, что коленный сустав мухи похож по своей конструкции на человеческий. Почему? Все дело в том, что существует, видимо, только одна хорошая конструкция коленного сустава. Точно так же существует какой-то единственный вполне определенный принцип, в соответствии с которым может быть построено разумное существо.

               — Вы считаете, что этот принцип единственный? — спросил Мак-Нейл у Кингсли.

               — Мы знаем, что вселенная построена в соответствии с некоторыми основополагающими законами природы, которые постигает или пытается постичь наша наука. Мы склонны к некоторому зазнайству, когда, обозревая свои успехи в этой области, говорим, что вселенная построена логично с нашей точки зрения. Попытка поставить телегу впереди лошади. Не вселенная построена согласно нашей логике; это мы и наша логика развились в соответствии с логикой вселенной. Пожалуй, можно сказать: разумная жизнь есть нечто, отражающее глубинную суть строения вселенной. Это справедливо как для нас, так и для Джо. Вот почему у нас оказалось так много общего, вот почему в разговоре у нас обнаруживается нечто вроде общих интересов, несмотря на столь большое различие в нашем строении. Ибо в основных чертах, как мы, так и Джо построены по принципам, которые вытекают из общего устройства вселенной.

               — Политики все еще пытаются пробиться. Мы забыли про них. Проклятье, пойду, выключу лампочки, — сказал Лестер.

               Он направился к пульту с лампочками, которые горели, извещая о том, что из разных стран поступают какие-то сообщения. Минуту спустя он вернулся на свое место, задыхаясь от смеха.

               — Вот так дела! — с трудом выговорил он, его душил смех. — Я забыл отключить трансляцию нашего разговора на десятисантиметровых волнах. Они слышали все: наши разговоры и слова Алекса про Кремль, и ваш совет, Крис, держать их за глотку, и все прочее. Сейчас они, конечно, в дикой ярости. Ну что ж, теперь, я считаю, все встало на свои места.

               Никто, казалось, не знал, как следует поступить в такой ситуации. Наконец, Кингсли решительно подошел к пульту. Он переключил несколько тумблеров и сказал в микрофон:

               — Нортонстоу. Говорит Кристофер Кингсли. Если есть какие-либо сообщения, передавайте.

               В динамике послышался раздраженный голос:

               — А, наконец-то. Это вы, Нортонстоу? Мы пытаемся связаться с вами уже три часа подряд.

               — Кто это говорит?

               — Громер, министр обороны США. Должен сообщить, что вы разговариваете с очень рассерженным человеком, мистер Кингсли. Я жду объяснений относительно вашего возмутительного поведения.

               — В таком случае, боюсь, вам придется подождать. Даю тридцать секунд, и если за это время ваши высказывания не облекутся в приемлемую форму, я отключаюсь.

               Голос министра обороны США стал более спокойным, но и более угрожающим:

               — Вот что, мистер Кингсли, я был и раньше наслышан о вашем невыносимом характере, но сам сталкиваюсь с вами впервые. К вашему сведению, я намерен принять все доступные мне меры, чтобы этот разговор стал последним. Не считайте это предостережением. Я просто сообщаю вам со всей ответственностью, что очень скоро вы будете навсегда удалены из Нортонстоу. А вот вопрос о том, куда вы будете направлены, я предоставляю решить вашему собственному воображению.

               — Неужели? Со своей стороны я бы хотел отметить, что в своих планах относительно меня, мистер Громер, вы не учли одного очень важного обстоятельства.

               — Какого именно, смею спросить?

            — Дело в том, что я в состоянии в любой момент уничтожить Северную Америку. Если вы сомневаетесь в правдивости моих слов, спросите своих астрономов, что произошло с Луной вечером седьмого августа. И еще вам следует принять во внимание, что мне потребуется едва ли более пяти минут, чтобы привести в исполнение эту угрозу. 

               Кингсли переключил несколько тумблеров, и лампочки на контрольной панели погасли. Связь была прервана. Марлоу был бледен; на лбу и над верхней губой у него выступили капельки пота.

               — Нехорошо, Крис, зачем вы так, — сказал он.

               Кингсли смутился.

               — Мне искренне жаль, Джефф. У меня совершенно вылетело из головы, что вы американец. Еще раз прошу прощения, но имейте в виду, я ответил бы то же самое и Лондону, и Москве, и вообще кому угодно.

               Марлоу покачал головой.

               — Вы неправильно поняли меня, Крис. Я возражал не потому, что Америка — моя родина. В любом случае я прекрасно понимаю, что вы его просто запугиваете. Меня беспокоит другое, такие угрозы могут иметь чертовски опасные последствия.

               — Чепуха. Не делайте из мухи слона. Газеты приучили вас думать, будто политики — важные персоны, и вы никак не можете отвыкнуть от этого. Политики, конечно, понимают, что я всего лишь пытаюсь их запугать, но пока остается какая-то вероятность, что я могу осуществить свою угрозу, они не решатся перейти от угроз к делу. Вот увидите.

               Однако, как показали дальнейшие события, в данном случае прав был Марлоу, а не Кингсли.