Жгучая боль. Она продолжала будить меня. Я не помнила ни сна, ни бодрствования. Все было сплошное пятно боли.

Мой правый бок будто горел, словно меня распороли и набили горячими углями, а голова пульсировала над правым глазом. Я помнила толчки. Мое тело двигалось, неподвластное мне, подпрыгивая и раскачиваясь.

В какой-то момент я достаточно пришла в себя, чтобы понять, что лежу на заднем сиденье внедорожника. С сиденья водителя Улла постоянно оглядывалась назад и говорила мне, что все будет хорошо.

Я пыталась сказать ей, что в порядке, и чтобы она не беспокоилась, но все, что могла выдавить это странный булькающий стон. В глубине сознания понимала, что, наверное, умираю, но затем появлялась боль, сметая любые мысли.

Через какое-то время — не уверена, через пять минут или пять часов — внедорожник резко остановился, и я качнулась вперед, это вызвало достаточно боли, чтобы я закричала.

Улла повернулась, чтобы извиниться и узнать, как я, но прежде, чем я успела ответить (не то, чтобы я была в состоянии), открылась водительская дверь, и мужской голос начал на нее орать.

— Кто ты, к черту, такая? — требовательно спросил он.

— Кто ты, к черту, такой? — огрызнулась Улла.

— Где Брин? — спросил он, и тут я снова начала отключаться.

Я хотела оставаться в сознании, чтобы понять, что происходит, но боль была слишком сильной. Она заглушила все, и я потеряла сознание.

Затем я почувствовала руку на своем лице, сильную и холодную по сравнению с моей кожей. Я изо всех сил пыталась открыть глаза, но правый открыть не удалось. Зрение в моем левом глазу прояснялось медленно, и, наконец, я увидела лицо прямо над моим.

Темно-серые глаза светились беспокойством, черные локоны спадали вперед — мне понадобилось мгновенье, чтобы понять, что это Константин.

— О, белый кролик. Что ты наделала? — прошептал он.

— Я умираю? — едва удалось выдавить мне, голос был слабым и чужим.

— Нет. Я не позволю тебе умереть, — пообещал мне Константин. Затем крикнул Улле. — Езжай быстрее! Мы должны добраться туда сейчас же.

Он осторожно приподнял мне голову и аккуратно положил себе на колени. Это причиняло боль, но я старалась скрыть от него это, как только могла. Он взял меня за руку, и она показалась мокрой от крови.

— Если будет слишком больно, просто сожми мою руку, — сказал он.

Я хотела сказать, что боль всегда слишком сильна. Что боль такая сильная, что я задыхалась, чувствуя, что тону в огне. Но я не стала. Я просто сжала его руку и стала ждать тьмы, которая снова поглотит меня.