Первым ворвался Томас. Я уже уложила Элору на пол. Она подергивалась, как в легком припадке, а я стояла подле нее на коленях, испуганная и растерянная. Томас оттолкнул меня и склонился над королевой. Пока он пытался привести ее в чувство, я привалилась к кушетке и перебирала в уме всех святых и известные мне молитвы, прося о здоровье матери.

— Венди, — раздался голос Финна. Я даже не слышала, как он вошел.

Я подняла голову, слезы застилали мне глаза. Финн протянул мне руку и помог встать на ноги.

— Найди Аврору Кронер, — велел Томас. — Немедля.

— Да, сэр, — кивнул Финн.

Он все еще держал меня за руку, да так и вытащил за собой из комнаты.

— Найди Туве или Виллу, да хоть Дункана, — отрывисто бросил Финн в коридоре. — Я попозже за вами зайду.

— Но что с Элорой? — спросила я жалобно.

— Нет времени, Венди. Как что-то прояснится, я обязательно тебя найду.

— Тогда поторопись!

Финн умчался, а я осталась растерянно стоять в холле.

Дункан нашел меня ровно в тот момент, когда за Финном захлопнулась дверь. От других искателей он уже знал про несчастье с Элорой. Было объявлено чрезвычайное положение: моя мать была при смерти.

Дункан предложил подняться в мою комнату, но я не хотела уходить далеко, мало ли что могло случиться. А потому прошла в ближайшую гостиную. Мой верный страж пытался меня утешать, но безрезультатно.

Вскоре вернулся Финн; вместе с Авророй они промчались по коридору. Следом появились Гаррет и Вилла. Гаррет направился к Элоре, а Вилла осталась со мной. Она положила руки мне на плечи и неустанно повторяла, как мантру, слова про силу Элоры.

— Но если она… умрет? — спросила я, глядя в черную пасть камина.

В гостиной было холодно: в окна истерично бился ледяной ветер. Дункан тщетно пытался разжечь огонь. Он приволок откуда-то дрова и теперь чиркал спичку за спичкой в попытках запалить щепки.

— Она не умрет. — Вилла сжала мои плечи еще сильнее.

— Нет, Вилла, а если серьезно — что будет, если королевы не станет?

— Она не умрет, — повторила подруга. — Все будет хорошо, поверь.

— Да что с этим камином! — в отчаянии воскликнул Дункан.

— Дункан, он на газу, — сказала Вилла. — Просто поверни ручку.

— О!

Дункан последовал совету, и в очаге загудело синеватое пламя.

Я рассматривала расползшиеся по рубашке пятна крови, а в душе расползался страх. Я отчаянно хотела, чтобы Элора жила.

Она всегда выглядела такой сильной, собранной. Сегодня мы собирались встретиться у нее в кабинете, но она перенесла встречу в свою гостиную, — и только теперь до меня дошло, что ей было трудно ходить. Ей вообще не следовало вставать с постели. А я своими пререканиями стала последней каплей…

Почему, почему она ничего не сказала о своем состоянии? Но как раз на этот вопрос ответ мне известен. Долг — прежде всего.

— Принцесса. — В дверях гостиной стоял Финн.

Я вскочила:

— Как она?

— Королева хочет видеть тебя. — Финн взмахнул рукой, в глаза он мне не смотрел.

— Значит, она пришла в себя? Она жива? С ней все в порядке? Аврора ее вылечила? — Вопросы сами рвались наружу, я не могла даже сделать паузу, чтобы дать возможность Финну ответить.

— Она все расскажет тебе сама.

— Ладно! — Я энергично тряхнула головой. — Королева пришла в себя и хочет меня видеть. Это хороший знак.

Вилла и Дункан ободряюще улыбнулись, но было видно, как они напряжены. Я сказала им, что все будет хорошо, и пообещала скоро вернуться. Не знаю, верила ли я сама в свои слова, но в тот момент мне больше было нечем поддержать своих друзей.

Мы шли с Финном по коридору. Он — медленно и размеренно, а мне хотелось бежать, но я себя сдерживала.

— Она на меня злится?

— Королева? — Финн удивился. — Ну что ты, конечно, нет. С чего ей на тебя злиться?

— Мы с ней ссорились, когда она… Если бы я не довела ее, она бы не… ей бы не стало так плохо.

— Нет, ты здесь ни при чем, на самом деле это удача, что ты оказалась рядом с ней в тот момент, ведь только ты могла так быстро поднять тревогу и позвать на помощь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты позвала на помощь мысленно, — Финн постучал пальцем по голове. — Все находились слишком далеко, и если бы ты просто позвала, голосом, никто бы не услышал. Так что не будь тебя рядом, Элоре могло быть еще хуже.

— Что с ней происходит? Ты знаешь?

— Она сама все тебе расскажет.

Я подумала, не надавить ли мне на Финна, чтобы заставить его разговориться, но мы были уже почти на месте. Да и время для споров, разумеется, было не самое подходящее. Финн был как никогда мягок со мной, он точно убрал экран, разделявший нас. Но я и не думала этим воспользоваться, сейчас меня волновала только Элора.

Из гостиной навстречу нам вышла Аврора. С посеревшим лицом, поплывшим макияжем и спутанными волосами. Она привалилась спиной к стене, судорожно втягивая воздух.

— Марксина? — Финн бросился к ней и подставил свое плечо для опоры. — Вам плохо?

— Устала, — пробормотала Аврора, когда Финн усадил ее в кресло. — Позови моего сына. Мне нужна его помощь, чтобы добраться до дома.

Финн бросил на меня виноватый взгляд:

— Принцесса, вы не могли бы повидаться с королевой без меня?

— Конечно, иди скорей за Туве, а за меня не беспокойся.

Финн поспешил на поиски, а я направилась в королевскую гостиную.

Элора лежала с закрытыми глазами на своей любимой оттоманке, укрытая большим одеялом из звериных шкур. В ее черных волосах снова прибавилось седины, более того, волосы ее теперь были седыми с черными прядями, а не наоборот. Лицо очень бледное, безжизненное.

Гаррет сидел в кресле подле Элоры, сжимая в ладонях ее руку. Взгляд его был прикован к ее лицу. И без того непослушные волосы Гаррета спутались еще больше, рубашка была перепачкана кровью.

По другую сторону оттоманки стоял Томас. И тоже неотрывно смотрел на Элору. Во взгляде его была одна лишь печаль.

Элора очень медленно открыла глаза и нашла взглядом Томаса. Я заметила, как не понравилось это Гаррету, как напряглось его лицо, сжались губы.

— Элора? — робко позвала я и шагнула к оттоманке.

— Принцесса. — Голос Элоры был слаб, но лицо осветила чуть заметная улыбка.

— Вы хотели меня видеть?

— Да. — Королева попыталась сесть, но Гаррет не позволил, мягко удержав ее за плечо.

— Элора, вам нужен покой, — сдержанно сказал он.

— Я в порядке, — возразила Элора, но опустила голову обратно на подушку. — Мне нужно поговорить с дочерью. Не могли бы вы оба оставить нас на несколько минут?

— Да, ваше величество, — поклонился Томас, — только ради всего святого, постарайтесь не волноваться.

— Постараюсь, Томас.

Он еще раз поклонился и вышел из комнаты.

— Я буду за дверью, — сказал Гаррет, не двигаясь с места. — Если тебе что-нибудь понадобится, позови меня или пошли за мной принцессу. Хорошо?

Элора метнула на поклонника нетерпеливый взгляд и вздохнула:

— Если это придаст тебе скорости, я согласна на что угодно.

Проходя мимо меня, Гаррет замедлил шаг, словно хотел что-то сказать. Наверняка — напомнить, чтобы не волновала мать, но Элора поторопила его, и он вышел, плотно притворив за собой дверь.

Я села рядом с Элорой:

— Как вы себя чувствуете?

— Получше. — Она поправила одеяло. — Борьба продолжается, только это имеет значение.

— Что произошло? Что с вами случилось?

— Как ты думаешь, сколько мне лет? — неожиданно спросила Элора.

Я смотрела в ее глаза, поблекшие и подернутые старческой дымкой. А ведь еще неделю-другую назад они блестели как агат.

Возраст королевы был для меня большой загадкой. При первой нашей встрече я подумала, что королеве немного за пятьдесят и что она все еще очень красива. Но конечно, возраст не способны скрыть даже самые правильные и прекрасные черты лица.

Сейчас на этой маленькой кушетке, под одеялом, изможденная Элора выглядела совсем старушкой. Но вслух всего этого я, конечно же, говорить не стала.

— Хм, лет сорок?

— Ты добрая девочка и совсем не умеешь врать. — Элора все-таки сделала усилие и слегка приподнялась. — Тебе следует этому поучиться. В суровые обязанности правителя входит и безупречная ложь.

— Я поучусь вранью на тренировках, — пообещала я. — Но если вы спрашиваете про то, как вы выглядите, я скажу, что совсем неплохо. Просто усталой.

— Усталой, — тихо прошелестела Элора. — И мне тридцать девять.

— Что тридцать девять? — переспросила я.

— Мне тридцать девять лет. — Элора улыбнулась. — Ты шокирована? Не могу винить тебя в этом. Хотя не скрою, я немного удивлена, что ты не поняла этого раньше. Я же говорила тебе, что вышла за твоего отца совсем молодой. Когда родилась ты, мне был всего двадцать один год.

— Но… — я запнулась, — так это и есть ваша болезнь? Вы стареете слишком быстро?

— Не совсем так… Это цена, которую мы платим за наши сверхъестественные способности. Используя дар, мы себя иссушаем и старим.

— Вы имеете в виду, что предвидение, телепатия и прочее — все это фактически вас убивает?

— Боюсь, так и есть.

— Тогда зачем вы это делаете? — Я чуть не сорвалась на крик. — Я понимаю, что бывают вопросы жизни и смерти, но к чему, например, силой мысли вызывать Финна? Зачем вы постоянно делаете то, что вас убивает?

— От этих мыслекриков не так много вреда. Удержанием узников в плену я тоже занимаюсь изредка, только в случае крайней необходимости. Больше всего изнашивает и старит дар предвидения, мои картины-видения, а этот дар я не могу контролировать.

Я скользнула взглядом по полотнам у окна. А ведь есть еще та запертая комнатка, забитая творениями Элоры.

— Как это — не можете контролировать? Просто перестаньте это делать, и все.

— Я не просто вижу образы, видения заполняют мою голову, — королева коснулась лба, — и я теряю способность думать о чем-либо еще, пока не перенесу видение на холст. Только так я могу освободиться от него. И я не в силах остановить этот процесс или игнорировать его. Оставь я при себе хотя бы половину из своих предсказаний, я давно бы сошла с ума.

— Но это убивает вас! И если это изматывает и старит, то зачем учить других трилле применять свои способности?

— Такова цена. — Королева вздохнула. — Мы сходим с ума, если не используем их, а применяя свой дар, мы стареем. Чем более мы могущественны, тем вернее обречены.

— О чем вы говорите? Если я перестану использовать дар, я сойду с ума?

— Что может случиться с тобой, я точно сказать не могу. Ведь у тебя же есть еще и отец.

— Вы о том, что во мне еще есть и кровь витра?

— Вот именно.

— Туве говорит, что физически витра очень сильны, а я совсем не такая.

— Кое-кто из витра действительно необыкновенно силен, — согласилась Элора. — Вот этот Локи Стод, к примеру. Если я не ошибаюсь, он может рояль поднять.

— Ну вот, мне такого в жизни не сделать.

— А Орен не такой. Он… — Королева замолчала, подыскивая нужное слово. — Ты же его видела. Как ты думаешь, сколько ему лет?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Может, немного моложе вас?

— Когда я выходила за него замуж, ему было семьдесят шесть, и было это, заметь, двадцать лет назад.

— Как? Ему что, почти сто лет? Он старше вас больше чем в два раза? Но вы выглядите старше, а он моложе? Как это возможно?

— Ну, он что-то вроде бессмертного.

— Бессмертный? — Я в полном изумлении смотрела на Элору.

— Нет, принцесса, не бессмертный, а вроде бессмертного. Орен стареет, но очень медленно. Он практически неуязвим, ведь он один из последних чистокровных витра.

— Так вот что делает меня особенной. Вы поэтому не слишком волновались, когда я рассказала про то, как моя мать чуть меня не убила? — Я облокотилась на спинку кресла, от таких новостей голова шла кругом. — Вы думаете, что я в него.

— Надеюсь, что в нас обоих, — ответила Элора. — Надеюсь, что ты будешь, как трилле, подчинять предметы своей воле и, как витра, быстро излечиваться и легко восстанавливать силы.

— Боже! — У меня затряслись руки. — Теперь я знаю, как чувствует себя беговая лошадь. Меня не зачали в любви — меня расчетливо селекционировали.

Элору мои слова задели.

— Все было совсем не так.

— Да неужели? Вы именно для этого вышли замуж за моего отца, не так ли? Чтобы создать меня — ваше маленькое совершенное биологическое оружие. И, как только у вас получилось, вы бросили Орена и попытались оставить меня себе. В конечном итоге вы боретесь за контроль надо мной, в этом корень вашей вражды.

— Ты не права, — Элора покачала головой, — я вышла замуж за твоего отца, потому что мне было восемнадцать и мои родители сказали мне, что так надо. Поначалу Орен был довольно добр, а вокруг все только и говорили, что это единственный способ положить конец войнам. Я могла остановить многолетнее кровопролитие одним своим замужеством, потому и согласилась.

— Кровопролитие? А из-за чего враждовали трилле с витра?

— Витра вымирают — их способности почти иссякли, ресурсы исчерпаны. А Орен всегда свято верил в то, что он имеет право на все, что только пожелает. А желал он всегда то, чем обладали мы, — наших людей, нашего богатства.

Элора помолчала, перевела дыхание и продолжила:

— Но больше всего он хотел мою силу. Силу, которая досталась мне от матери. Моя мать когда-то отказала Орену, и он развязал против нас нескончаемую войну. В былые времена наш народ был велик, наши города были разбросаны по всему миру, и что от них оставил Орен? Несколько жалких поселений.

— И вы все равно вышли за него замуж? За человека, который безжалостно уничтожал ваш народ за то, что ваша мать ему отказала?

— Ничего этого я не знала. Орен клялся, что после нашей свадьбы наступит мир и благоденствие. Мои родители думали, что у них нет выбора, да и Орен включил все свое обаяние. Хоть он и не владеет телекинезом, но, когда захочет, может быть очень убедительным.

— Вы поженились и объединили свои народы. Что пошло не так?

— Некоторые города восстали, не желая объединяться с витра. Мои родители, которые все еще были королем и королевой, хотели договориться с повстанцами. Они отправили меня и Орена на переговоры с ними. В первом же городе нас окружили люди и стали задавать вопросы. Точнее, спрашивали в основном у Орена, но он смог завоевать симпатию народа, а я немного применила убеждение. Так нам удалось склонить на сторону альянса с витра даже самых закоренелых скептиков. Позже я поняла, что это была роковая ошибка.

Я никогда не любила Орена, но в самом начале нашей совместной жизни он не был мне безразличен. Я верила, что в один прекрасный день смогу его полюбить, я и не подозревала, что он просто хорошо прикидывается. Очень, очень хорошо прикидывается. А во время нашего путешествия мне открылось его истинное лицо.

Это случилось в одном канадском городке. На собрание в ратуше пришли все трилле. — Элора задумчиво глядела в окно, словно вспоминая. — Да. Пришли даже дети-мансклиги и искатели со своими семьями. Кто-то спросил у Орена, какую же все-таки личную выгоду он преследует. Почему-то этот вопрос вывел его из себя, он начал истошно вопить, а потом вообще набросился на людей. Те стали отбиваться… В общем, Орен перебил всех до одного. В живых остались только я и он. Он что-то нагородил себе в оправдание, и мне пришлось принять это объяснение. А что мне оставалось? Родители убедили меня, что нам нужен мир и что без Орена нам не обойтись. И вот теперь я была замешана в геноциде собственного народа, ведь убийца — мой муж, которому я не посмела перечить. Попытайся я возразить, он наверняка не пощадил бы и меня. Но факт остается фактом: я ничего не сделала, чтобы спасти своих людей.

Я не знала, как следует реагировать на такое признание, а потому просто пробормотала:

— Мне очень жаль.

— Орена чествовали как героя войны, а я… — Элора замолчала, пальцы ее теребили тонкий мех одеяла.

— Почему вы остались с ним?

— Хочешь сказать, даже после того, как поняла, что мой муж — чудовище? — уточнила Элора с грустной улыбкой. — То была совсем другая Элора. Я была доверчива, хотела надеяться, верить и подчиняться. Вот, кстати, один из уроков, за который я навек признательна твоему отцу, — благодаря ему я осознала, что править должна сама.

— Почему тогда вы все-таки ушли от него?

— После нашего возвращения Орен старался быть добрым — ну, насколько в его случае это возможно. Он не бил меня, словом дурным не назвал ни разу, хоть и контролировал каждый мой вздох, каждую мысль. Однако наши народы жили в мире. Ни войн, ни смертей больше не было. Если отныне никого не собирались убивать, я могла примириться со своим несчастливым браком. Поверь мне, оно того стоило.

Ну а потом моя беременность абсолютно все изменила. До того момента я не понимала, что Орену нужна была именно ты. Идеальная наследница его трона. Мы пытались зачать ребенка три года, и он уже почти перестал надеяться. И как только узнал, что станет отцом, у него внутри словно что-то переключилось, — Элора щелкнула пальцами, — он обратился в деспота. Не позволял мне выходить из комнаты, даже с кровати запретил вставать — только бы с тобой ничего не случилось. Мы с моей мамой начали подыскивать семью, чтобы можно было тебя отдать. Я понимала, что моему ребенку предстоит стать подменышем. Не из-за обычая, нет, — просто я не могла допустить, чтобы тебя растил Орен. — Элора покачала головой. — Орен, конечно же, был против. Он хотел, чтобы ты была в его полном распоряжении.

И когда мой отец своей королевской волей постановил отдать тебя на воспитание людям, то Орен попросту увез меня в Андарики, где я была на положении пленницы. Но за две недели до твоего появления на свет родители похитили меня из дворца Орена. Именно тогда погиб мой отец, как и многие отважные трилле. Мать увезла меня подальше, поселила рядом с семьей, которую тайком подыскала для тебя. Это была семья Эверли. Все, конечно, делалось в ужасной спешке, но нам казалось, что у этих людей есть все, что тебе нужно. А когда ты родилась, я… — Элора замолчала, погрузившись в воспоминания.

— Что? — нетерпеливо спросила я.

— Для тебя так было лучше всего. Я понимаю, тебе пришлось нелегко в этой приемной семье, но я просто не могла тогда выбирать. Нужно было спрятать тебя от Орена, и очень быстро.

— Спасибо, — буркнула я.

— А сразу после родов я сбежала. Твоей бабушке довелось подержать тебя на руках. А у меня даже такой возможности не было. Нам нужно было сбить витра со следа. Мы спрятались в надежном месте — в Канаде у нас имелось шале. Даже когда Орен жил здесь, во Фьонинге, мы не очень ему доверяли, а потому и не раскрыли всех наших секретов. Но он отыскал наше убежище.

Элора закрыла глаза, глубоко вздохнула.

— Маркис, от которого ты в таком восторге… — Элора устало кивнула в ту сторону, где находилась комната Локи, — это его отец привел Орена к нам. Это его отец погубил всех. Орен убил мою мать у меня на глазах и поклялся отыскать тебя. Он оставил меня в живых только потому, что хотел, чтоб я видела, как он сдержит свое слово. Он хотел, чтобы я была свидетельницей его триумфа.