Из дневников герцогини Роксборо

«Многие люди считают, что сказать легче, чем сделать. В общем, это вполне верно, пока кто-то не попытается найти нужные слова. В такие моменты становится ясно, что сделать что-то куда легче».

Прошло немало времени, прежде чем Лили смогла дышать. Почему никто не сказал ей, что страсть может быть такой божественно приятной? Такой чарующей? Такой идеальной?

Она довольно вздохнула. Тело пело от радости. Сердце пело от всепоглощающего чувства свободы. Словно она вольна сделать все, что захочет.

Вольф что-то сонно пробормотал и прижал ее к себе. Лили с головы до ног была окутана чувственным туманом. Его рука на ее талии была восхитительно тяжелой. Он прижал ее еще ближе и подул на шею.

Все было просто великолепно, и она долго лежала в его объятиях, прежде чем открыть глаза и оглядеть коттедж.

«Я должна полностью впитать все, что со мной случилось».

Она вдруг почувствовала себя такой же алчной в своем желании узнать детали его жизни, как совсем недавно, когда жаждала получить его целиком.

Хотя пол в коттедже был земляным, кто-то устлал его свежим тростником. Камин совсем не дымил. Ставни были плотно закрыты на ночь. Не к месту был только маленький резной секретер, подходивший скорее для гостиной герцогини. Сделанный из темного дерева он сильно выделялся на фоне остальной простой и надежной мебели.

– Какой необычный письменный стол, – заметила Лили.

– Хммм? – сонно промямлил Вольф.

– Это красное дерево! – воскликнула Лили.

Принц вздохнул и приподнялся на локте, положив подбородок на ее плечо.

– Возможно. Бабушка потребовала, чтобы у меня был хотя бы один предмет мебели, соответствующий моему положению.

– А где живет она?

– В усадьбе на холме.

– Она гостья хозяина?

– Можно сказать и так.

Он стал целовать ее шею, отчего ее охватила дрожь предвкушения.

– Вчера она говорила со мной и принесла чай. Сказала, что это зелье.

– У бабушки много зелий.

– Они действуют?

– Всегда.

Она нашла взглядом свою корзинку, которую поставила на столик.

– Я принесла его с собой.

– Мойя, ты слишком устала, чтобы говорить. Я измучил тебя. – Он прикусил мочку ее уха, отчего она хихикнула. – Может, мои обязанности еще не закончены? И ты снова хочешь меня? Я тебя не осуждаю…

Она невольно рассмеялась, но когда он взглянул на нее с довольной улыбкой, горло перехватило.

Как же ей будет этого не хватать! Всю оставшуюся жизнь…

– Ах, Мойя, как ты прекрасна! – прошептал он. – Так бесконечно прекрасна.

Он сжал ее запястья, поднял ее руки над головой и лег на нее. Коленом раздвинул ее ноги. Его затвердевшая плоть прижалась ко входу в ее лоно, и она немедленно приподняла бедра.

Он охнул и стал целовать ее шею.

И тело, и мысли Лили охватило пламенем. Она уже ни о чем не могла думать, только стонала и прижималась к нему.

– Да, моя маленькая любовь, – прошептал он. – Покажи мне, чего ты хочешь.

Лили снова застонала и обхватила ногами его бедра, открывшись ему.

Вместе они потерялись в явившемся обоим волшебстве.

– Мойя?

Низкий голос донесся издалека. Из очень далекого далека…

Пытаясь проснуться и разлепить глаза, Лили привстала. Но ничего не вышло. Она словно расплавилась между мягкой периной и защищавшим ее большим теплым телом.

– Мойя, нужно вставать, – уговаривал Вольф, целуя ее ушко. – Скоро взойдет солнце, и нужно отвезти тебя в замок.

Она наконец открыла глаза и нахмурилась.

– Я не хочу возвращаться.

– Я тоже не хочу, чтобы ты возвращалась, любимая.

Вольф нежно отвел волосы с ее щеки. Лицо его было серьезным.

– Я знал, что ты придешь ко мне.

– А я нет, – честно ответила она.

– Просто ты принадлежишь мне. – Он провел пальцем по ее щеке. – Вставай. Мы поедем к герцогине и скажем, что поженимся. Она объявит о нашей помолвке на балу и…

– Вольф, нет… – Лили села, прижимая к груди простыню. – Я не потому сюда приехала.

– Почему же тогда? – спросил он, перестав улыбаться.

– Я приехала попрощаться.

– Попрощаться?

Глаза принца потемнели.

– Пожалуйста, не усложняй ситуацию еще больше. Она и без того достаточно сложна. Я не могу выйти за тебя. Ты это знаешь.

– Значит, ты по-прежнему желаешь продать себя за деньги, – жестко произнес он.

Она резко выпрямилась, и он виновато потупился.

– Мойя, прости. Я не хотел.

Она повернулась и подвинулась к краю кровати.

– Мойя, пожалуйста, не… – Он взял ее руку и поцеловал ладонь. – Я рассердился. Я люблю тебя, Мойя, и хочу провести с тобой всю жизнь. Для меня пытка слышать, как ты говоришь, что выйдешь за другого. Я… я этого не вынесу.

В его голосе было столько боли, что раненое сердце Лили ответило на нее.

– Вольф, у меня нет выхода.

– Выход есть всегда. И ты будешь не одна. Я буду с тобой, и мы все вынесем вместе.

– Не могу. Сегодня вечером Хантли сделает мне предложение. И я отвечу… я отвечу…

Слово застряло в ее горле.

Он сел.

– Но как насчет тебя, Мойя? Чего хочешь ты?

– Все не так просто. Ты знаешь это.

– Тогда ты скажешь Хантли «да».

Слова давались ему невероятно тяжело, его язык едва ворочался.

– У меня нет выхода…

– Есть, черт возьми! – Он отбросил одеяла и рванул Лили на себя. – Ты не можешь жертвовать своим счастьем ради родных! Разве они жертвуют своим ради тебя?

– Моя сестра пытается сделать именно это. Отец написал и предупредил меня.

Он застонал, усадил ее себе на колени и обнял.

– Мойя, а как же мы? Что будет с нами?

Что будет с ними?

Ее взгляд ласкал каждый великолепный дюйм его тела. Но как ни трудно ей это было, она выдавила:

– Между нами ничего не может быть. Ночью я пришла в последний раз – попрощаться с тобой и со своей свободой.

– Но Хантли ожидает, что ты ляжешь с ним, – процедил Вольф.

– Да, и я исполню свой долг.

– Нет! – прорычал Вольф. – Я этого не допущу. Не могу…

Его голос прервался.

Сердце Лили было разбито. В глазах стояли слезы.

– Я так люблю тебя, – прошептала она, обнимая его, – но ничего не могу поделать.

Прежде чем повернуть ее лицом к себе, он долго молчал.

– Ты сделаешь то, что должна сделать, но будешь думать обо мне.

Он прав. Она будет думать о нем. Оба это знали. И она не могла представить себя с другим мужчиной. Не могла представить Хантли, пытающегося ее поцеловать. Не могла представить, как он тянется к ней…

При этой мысли тело ее восстало. Она хотела Вольфа, тепла его кожи под ее пальцами. Восхитительного ощущения тяжести его бедра, ног, переплетенных с ее ногами, стука сильного сердца, бьющегося у ее уха. Она хотела отчаянно, безумно, каждой частью своей души. Она была порабощена, связана с ним страстью.

Лили обняла Вольфа, прижала к себе, обнаженную кожу к обнаженной коже. Гладила его волосы, бормотала слова любви, умоляя забыть происходящее, забыть муки, которые несет новый день. Эти несколько последних минут – все, что у них есть.

Он повернулся к ней и потянул на кровать, подмял под себя, и они снова любили друг друга. Каждое прикосновение, каждая ласка воспламенялись отчаянием. Это не было нежным соитием. Скорее потоком раскаленной страсти, оставившим Лили задыхавшейся и рыдающей.

Вольф притянул ее к себе, бормоча на ухо ласковые слова на своем языке. Она понимала только одно «мойя» – «моя», повторяемое снова и снова. Лили прижалась щекой к его плечу.

Вскоре Вольф наконец заснул. Лили лежала с открытыми глазами до тех пор, пока первые лучи рассветного солнца не подсказали, что ее время заканчивается. Тогда, не вытирая мокрого от слез лица, она выскользнула из постели и собрала одежду.

Вольф просыпался медленно, с улыбкой на губах: «Мойя».

Он потянулся к ней, но рука нащупала лишь холодные простыни.

«Она ушла!»

Он порывисто сел.

Ее одежда, раньше разбросанная по полу, исчезла, его – была аккуратно сложена в изножье кровати.

И это все. Между ними больше ничего не будет.

Его обуревало столько эмоций, что он не мог дышать.

Она пришла к нему, как он и мечтал, и отдала драгоценный дар своей девственности. Даже призналась, что любит его.

– Но любит недостаточно, – с горечью вздохнул он.

Встав с кровати, он пошел к камину. Его уютный коттедж был тоскливо пуст. Огонь горел, но не давал тепла, ковер под ногами казался грубым и холодным, свечи почти не давали света.

Ему хотелось что-нибудь разбить, швырнуть в стену, пинком перевернуть мебель и вопить во весь голос.

Пока он стоял, размышляя, с чего начать разрушение коттеджа, его взгляд упал на письменный стол. Там стояла кружка с чаем, под которую была подложена записка.

«Проклятие! Чертовы шотландцы и их чай!»

Он небрежно отодвинул кружку и потянулся к записке.

«Выпей чай».

Он перевернул записку. Больше ничего. Ни объяснений в любви, ни раскаяния, ничего кроме этих двух слов.

Вольф с ревом швырнул кружку в стену. Жидкость потекла на пол.