Спустя час Кейтлин сидела на лошади, вцепившись в неё двумя руками и удивляясь, как её угораздило оказаться в такой непростой ситуации.
То есть, как — это она знала точно, и это имело отношение к 1 метру 90 сантиметрам ухмыляющегося мужского достоинства, которые сидели на мощном чёрном мерине в полутора метрах позади неё и веселились всякий раз, когда её лошадь — гарцующая гнедая кобыла, такая же упрямая, как и сама Кейтлин, — решала испугаться очередной воображаемой опасности.
До сих пор Кейтлин удавалось удержаться в седле, но исключительно усилием воли. Хватаясь за уздцы, она с завистью поглядывала на Салли, которая изящно восседала на маленькой толстой кобыле, у которой не было других наклонностей, кроме как семенить иноходью. В связи с чем Салли могла вести непринуждённую беседу с лордом Кейтнессом когда пожелает, а вот Кейтлин могла только натянуто улыбаться лорду Фолкленду, который пристроился к ней в первую же секунду её появления в фойе. Она не осмеливалась произнести ни звука, поскольку всё её внимание было поглощено тем, чтобы её лошадь не понесла из — за очередного дрогнувшего листа.
— Я говорю, это что, кролик? — воскликнул Фолкленд, указывая своим кнутом на дальнее поле.
Лошадь Кейтлин, — которую она уже начала называть Дьяволом — испугалась внезапного движения. Кейтлин конвульсивно сжала колени, согнувшись вниз и дёрнув за уздцы.
Это был дилетантский приём, но, тем не менее, он сработал. Лошадь стала сопротивляться зубами и копытами, и уловка дала желаемый результат, ибо отвлекла внимание Дьявола от кнута Фолкленда.
Проклятье, почему я не сказала конюху, что мне нужна спокойная лошадь, как у Салли? — спрашивала она себя в который раз. Но она знала, почему; она отказалась спасовать перед вызовом, который прочитала в глазах МакЛина. Он стоял рядом с грумом и слушал с таким видом, как будто был уверен, что она попросит лошадь попроще; естественно, это было последнее, что она бы сделала. Моя гордыня меня убьёт когда — нибудь. Возможно, прямо сегодня.
Она стрельнула в МакЛина возмущённым взглядом. Он как всегда делал вид, что не замечает её, нагнувшись к леди Кинлосс, чтобы услышать, что она говорит. Его лицо было повёрнуто в профиль, и Кейтлин восхитилась твёрдой линией его челюсти, чувственным изгибом рта, чёрными волосами поверх бровей, его кожей, намного более тёмной, чем полагалось джентльмену из высшего света. По сравнению с бледным и следящим за модой лордом Дервиштоном, МакЛин выглядел нецивилизованным, даже каким — то диким, как будто его шотландские предки вышли не из замка, а из кузниц или с полей сражений.
И всё же в ровном срезе его подбородка, в чёткой и дерзкой линии его носа была аристократическая тонкость. Это был не обыкновенный мужчина, а мужчина с историей и наделённый властью. Тот мужчина, который был как у себя дома за длинным столом красного дерева в самом огромном, в самом богато украшенном доме, который когда — либо видела Кейтлин, и который теперь, сидя на только что объезженном чёрном мерине, больше походил на горца — налётчика.
И даже верхом на животном настолько строптивом, что про её лошадь и говорить — то неудобно, он держал себя с той элегантной грацией, какую не смог бы повторить ни один другой мужчина.
Кейтлин бросила взгляд на виконта Фолкленда, который молол вздор о том, со скольких лошадей он падал. Одет он был очень модно — с высоким, утрированно длинным и остроконечным воротником рубашки и пиджака, манжетами в оборку и начищенными до блеска сапогами — всё это просто кричало об отчаянной жажде одобрения. Он какой — то немного жалкий, решила Кейтлин, поворачиваясь опять к МакЛину; в тот самый момент он посмотрел в её сторону, и взгляд его тёмно — зелёных глаз столкнулся с её взглядом.
В миг, когда глаза их встретились, её прошило волной настоящего вожделения, бросив в жар с головы до ног. На его лице отразилась точно такая же реакция — желание и жаркое физическое влечение.
Кейтлин никогда ничего не желала с такой силой. Он был так близко, и одновременно — так далеко. Их время кончилось, и всё, что от него осталось, — это его злость и её глубокое болезненное влечение.
Она заставила себя отвернуться, хотя это было очень мучительно. Когда к ней вернулась способность говорить, она объявила:
— Я проголодалась.
Фолкленд моргнул, но быстро спохватился:
— Я тоже. Уже прошло… — он посмотрел на свои карманные часы, — два часа после завтрака.
— Мне хочется чаю, — сказала Кейтлин. Если она съест столько кексов к чаю, сколько весит сама, то, возможно, какая — то её часть удовлетворится.
— И я бы выпила немного чаю, — согласилась Салли. Она посмотрела на Кейтнесса: — А вы…
— Невероятно пересох, — ответил он решительно.
Салли улыбнулась молодому графу, и тут Кейтлин пронзила острая боль. Забеспокоившись и мечтая, чтобы прогулка поскорее закончилась, она повернулась к леди Кинлосс:
— Далеко до Снейда?
Леди Кинлосс не понравилось, что её оторвали от общения тет — а–тет с МакЛином:
— Осталось ещё 8 километров.
Боже милостивый, да я раньше с голоду помру.
— А нельзя ли как — нибудь срезать?
Губы леди Кинлосс вытянулись в тонкую линию, но взгляд устремился к каменистому участку справа от них.
— Думаю, вы можете попробовать через это поле…
— Отлично! — Кейтлин направила туда лошадь.
— Стойте, не дурите, — рявкнул МакЛин, изучая своими тёмно-зелёными глазами этот участок. — Это поле полно камней, кочек и кроличьих нор, и я вижу как минимум две изгороди.
Кейтлин судорожно натянула поводья. Каменистое поле мало её беспокоило, да и кроличьи норы она как — нибудь перескочит. Но изгороди?
Лорд Фолкленд повернул к ней свой нетерпеливый взгляд:
— Если вы поедете коротким путём, я поеду с вами!
Александр наблюдал за тем, как Кейтлин внимательно изучает поле, одновременно пытаясь удержать свою лошадь под контролем.
Не может же она всерьёз обдумывать…
Она одарила Фолкленда ослепительной улыбкой, отчего на его лице появился восторженный румянец.
— Если у вас нет возражений, я бы всё — таки поехала короткой дорогой. Она не такая уж длинная и…
— Нет, — Александр поднял на дыбы свою лошадь. — Вы не поедете.
Глаза Кейтлин сверкнули, губы сжались:
— Это почему?
— Скакать по такой неровной местности и пытаться преодолеть изгородь на лошади, которой вы с трудом управляете, — это в высшей степени безрассудно. Вы свалитесь и сломаете себе шею.
Фолкленд посмотрел сердито:
— Если мисс Хёрст угодно скакать через это поле, ей стоит разрешить.
Александр безжалостно её разглядывал:
— Вы хоть раз в своей жизни прыгали через изгородь?
Её подбородок задрался, и он понял, что здорово её разозлил:
— Естественно, прыгала, — заявила она.
Александр нахмурился. Глупая! Нашла, о чём врать…
— Видите? Она знает, что делает, — Фолкленд восторженно смотрел на Кейтлин. — Если вы собираетесь прыгать через изгороди, я поеду с вами. Я смогу, быть может, продемонстрировать вам мою технику, которая весьма совершенна, если можно так говорить о самом себе.
Александр издал короткий смешок:
— Прежде чем учить мисс Хёрст своей технике, неплохо было бы для начала её иметь.
Фолкленд упрямо воскликнул:
— Мисс Хёрст, я лично гарантирую вашу безопасность!
Александр взорвался:
— Не будьте идиотом. Если она упадёт, вы ни черта не сможете сделать.
Леди Кинлосс прыснула:
— Фолкленд мог бы бросить своё тело под мисс Хёрст, чтобы смягчить её приземление. — Она послала лукавый взгляд Фолкленду. — Кстати, может, именно на это он и надеется.
Лицо виконта стало ярко-красным:
— Вы недооцениваете мастерство мисс Хёрст. — Он посмотрел на Кейтлин, улыбнулся, и выражение его лица смягчилось. — А я его ценю высоко.
Леди Кинлосс усмехнулась:
— Мисс Хёрст, я тоже полностью уверена в вашем искусстве верховой езды. Что меня поражает, это ваш настрой.
Александр засёк точный момент, когда Кейтлин решила не слушать здравого смысла. Она застыла, её глаза сверкнули, а руки натянули поводья, от чего её лошадь нервно подалась вперёд.
Боже милостивый, да эта женщина представляет опасность для самой себя. Одно слово поперёк — и она тут же готова идти напролом, чего бы это ей ни стоило.
Она подняла повыше голову и холодно произнесла:
— Леди Кинлосс, благодарю вас за беспокойство, но я уверена, что смогу преодолеть эти изгороди. Отсюда они кажутся не очень высокими.
— О? — ответила она вежливо, но на остром лице читалось сомнение.
Александр чуть не задушил эту женщину. Кейтлин немедленно повернула свою лошадь в сторону поля. Кобыла, завидев обширное открытое пространство, изготовилась понестись стрелой.
Прежде, чем Александр успел схватить её за узду, их уже и след простыл.
Лорд Фолкленд моргнул:
— Господи! Я думал, что она…
Александр выругался вслед Кейтлин, которая низко склонилась и вцепилась в поводья и в гриву так, словно от этого зависела вся её жизнь. А, глядя на ужасную россыпь камней, которыми было усеяно поле, это вполне могло так и быть.
Боже милостивый, она же убьётся, если отпустит руки.
Стиснув зубы, Александр нагнулся совсем низко и направил свою лошадь вровень с ней. С дикими глазами лошадь Кейтлин отшатнулась в сторону, свернула с широкого поля и рванула к густому лесу на краю. Александр пришлось пристроиться сзади и следовать за ней, поскольку деревья стояли слишком близко друг к другу, чтобы он мог скакать рядом. «Держись крепче, чёрт тебя побери!» — бормотал он сквозь зубы.
Прямо перед ним Кейтлин продолжала отчаянно цепляться за лошадь. Шляпка её давно уже слетела, белокурые волосы растрепались. Александр сосредоточил свой взгляд на этих ярко — золотистых волосах. «Только держись!» — прокричал он осипшим голосом, не уверенный, что она вообще слышала его слова.
Деревья стали реже, и из ниоткуда появилась низкая скалистая стена, покрытая мхом и сухими ветками. С другой стороны стремился небольшой ручей, наполняя звуками тишину, в перерывах между топотом копыт и отчаянным дыханием Александра.
Если лошадь прыгнет через стену, Кейтлин упадёт. И это будет не мягкое падение, а грубый бросок на сломанные ветви и холодные скользкие камни.
Александр склонился ещё ниже, подстегнув свою лошадь. Пожалуйста, молча молил он судьбу, пожалуйста.
Его лошадь медленно сокращала расстояние. Всего в нескольких шагах от стены он дотянулся и схватил поводья её несущейся лошади.
В самый последний момент Александр отвернул животное в сторону; лошадь громко заржала. В течение нескольких душераздирающих секунд он не был уверен, сможет ли лошадь удержаться на ногах, но, после длинного скольжения с опасно низко опущенной головой, она выпрямилась и пустилась рядом с ним в лёгкий галоп.
Кейтлин повисла на гриве, обхватив всем телом изогнутую лошадиную шею.
Как только Александр осознал, что всё прекрасно, в нём снова поднялась глубокая злость. Маленькая дура могла убиться! Что, чёрт возьми, она делает на такой лошади? Но ещё задавая этот вопрос, он уже сам знал ответ на него: это всё из — за его насмешек. Он подстрекал её — женщину, которая ненавидит подстрекания, — и вот результат.
Какого чёрта, я отказываюсь чувствовать себя виноватым из — за её просчёта!
Александр повернул лошадей вниз по короткому склону. Гнедая натягивала поводья и тянула в сторону, грозя встать на дыбы, но он крепко держал её. Наконец он нашёл узкий просвет между деревьями и остановился, развернув свою лошадь лицом к Кейтлин и к её гнедой.
Она уже распрямилась, хотя лицо всё ещё оставалось бледным. Послеполуденный свет, сочившийся сквозь деревья, был серым и неопределённым, наверное, из — за его еле сдерживаемого гнева; свет этот тускло отражался в её золотистых волосах. Её огромные глаза были темнее обычного. Они стояли в туманном сыром лесу, когда первые капли дождя просочились меж нескольких не опавших листьев и брызнули на них. Водяной бисер повис на волосах Кейтлин как бриллианты на золотой паутине, и у него неизъяснимо сжалось горло. Видение её нежного тела, сломанного о подножие каменной стены…
Она медленно выпустила гриву лошади из своей мёртвой хватки и сказала нетвёрдым голосом:
— Спасибо за… — Она закрыла глаза и задержала дыхание, прежде чем произнести: — Можете теперь отпустить мою лошадь.
— Если я это сделаю, её снова понесёт.
— Я ей не позволю.
— Проклятье, вы обязаны возражать всему, что я говорю? — Он был зол на себя не меньше, чем на неё, но ни за что не позволил бы ей это заметить. — Ваша лошадь неслась прямо на стену! Вы хоть понимаете, как вам повезло, что мне удалось её остановить?!
Её подбородок задрожал, глаза сверкнули, а румянец снова согрел её щёки:
— А может, я бы перескочила эту стену?!
— И сломали бы себе свою чёртову шею! — Он орал и уже не сдерживался. Над головой в деревьях поднялся ветер, зашумев ветвями, и огромные капли воды обрушились на них.
С него довольно. Он спешился, зацепил поводья своей лошади и лошади Кейтлин за нижнюю ветку, затем наклонил её вниз, просунул руку вокруг талии и прочно поставил её на ноги.
— Ой! Я не хотела слезать с лошади!
— Какая жалость! Зато так, если она рванёт, никто не пострадает.
Его руки обхватили её бока, её подбородок поднялся чуть выше.
— Послушайте, МакЛин, я…
Он сгрёб её и поцеловал. С него довольно было бесполезных слов и бессмысленных жестов. Он хотел показать ей, что он имел в виду, дать ей почувствовать свой гнев. Но в то мгновение, когда его губы коснулись её, что — то изменилось. Гнев ушёл, а его место занял поток страсти настолько жаркой, что грозил сжечь их обоих.
Она не сопротивлялась его объятиям. В миг, когда его губы коснулись её, она обхватила его шею руками и прижалась к нему. Она была хрупкой, и когда он обнял её и приподнял, её ноги оторвались от земли, и она вся оказалась в его власти.
Их поцелуй, испепеляющий и жгучий, перешёл в объятия, молящие о большем. Её нежные губы были опьяняющими; а когда её язык коснулся его губ, он глубоко застонал, выпуская свою страсть наружу.
Но чем жарче становился поцелуй, тем громче становился и его внутренний голос, требующий остановиться, отпустить её, отойти самому. Именно так сломался Чарльз. Вот с этого для него всё и началось. Эти мысли охладили его пыл, но от него потребовалась вся его воля, до последней капли, чтобы всё — таки поставить её на землю и сделать шаг в сторону.
Она расцепила руки на его шее, но не опустила их. Она уставилась на него своими огромными карими глазищами, с опухшим и приоткрытым ртом, с выражением изумления на лице. Он точно знал, что она испытывает.
Что же такого было в этой женщине, что разжигало в нём такую страсть? Дело было не только в её красоте — у него раньше было полно красивых женщин, правда, ни одна из них не была такой ошеломляющей. Но было что — то ещё. Как будто между ними тлел невидимый огонь, который разгорался при малейшем прикосновении его кожи к её.
Она, казалось, вдруг осознала, что он отпустил её, и поспешно отошла с видом брошенного ребенка.
Первым порывом Александра было прижать её снова к себе, но он его переборол. Неужели Чарльз испытывал то же самое, когда впервые встретился с той ведьмой, что стала его женой? Он тоже был во власти подобного вожделения?
Большие капли дождя просочились меж листьев, вода охладила его пыл, позволив его мыслям вернуться в нормальное русло. Именно это испытывал Чарльз, и именно поэтому ты не дашь этому чувству тобой овладеть. Он сжал челюсти:
— Это не должно было произойти.
— Нет, — её голос дрогнул, словно она сомневалась.
— Вы меня разозлили, и я… — он пожал плечами, — я среагировал.
Она глубоко вздохнула:
— Вы… вы были правы. Не про поцелуй, а… вы были правы насчёт лошади. Надо было сказать груму, что я не слишком опытна для такого животного.
Тишину наполнял звук дождевых капель, шлёпавшихся с веток над головой и стекавших на сухие листья и мох лесной подстилки. Александр не знал, что сказать. Впервые в жизни он не мог подобрать слова.
— Я не подумала и позволила своему характеру повлиять на принятие решения. Я не должна была этого допускать.
Он услышал искренность в её голосе и понял, что этого будет достаточно; он был частично виноват в этом фиаско, и он знал это. Но он ждал от неё большего. Она задолжала ему гораздо больше:
— Вы считаете, что можете вытворять всё, что вам, чёрт возьми, вздумается, а потом просто повиниться — и всё в порядке?
Её щёки вспыхнули, она убрала со щеки прядь влажных волос:
— Нет, но это уже начало. А вы разве не просите прощения, если сделали что — нибудь не так?
Как бы ему хотелось, чтобы она не выглядела столь восхитительно растрёпанной, как будто только что занималась любовью, — что было почти правдой. Даже сейчас его мужское естество пульсировало при воспоминании о ней в его руках, о её пышной груди, прижавшейся к нему, о её нежных губах, открытых его поцелуям… Он поборол тяжкий вздох, когда горячая волна вожделения прошла через него, подогрев своим теплом его ярость.
— Когда я принимаю решения, я всё хорошенько обдумываю. Поэтому мне никогда не приходится просить прощения за то, что я делаю.
— О! Вы невыносимы! А я ещё думала, что это я — слишком горда! Берегитесь, МакЛин: подобные заявления могут вынудить судьбу преподнести вам урок, который вы заслужили.
Ему следовало улыбнуться, но он пожал плечами:
— Я просто говорю правду, Хёрст. Если бы, прежде чем действовать, вы остановились и подумали, вам не пришлось бы столько извиняться. Вы же не ездили верхом с тех пор, как покинули Лондон, не так ли?
— Нет, ездила. Я скакала на свободной лошади поместья.
— А? И она была живая? Такая же живая, как Молоко?
— Молоко?
— Так зовут вашу лошадь, и вы бы знали это, если бы слушали грума.
Она взглянула туда, где гнедая жевала траву.
— Помещичья лошадь, наверное, не такая живая, как Молоко.
Александр поднял бровь.
— Ой, ну ладно! — Она посмотрела на него. — Она была настоящим тихоходом и даже не хотела бежать рысью, не то, что галопом. Вот. Теперь вы довольны?
— Да, если это правда.
Она застыла:
— Я не лгунья, МакЛин.
— Нет. Вы — человек, который хочет делать и говорить только то, что поможет ему добиться желаемого.
Её щёки ещё больше покраснели:
— Я вовсе не такая!
— Я никогда не видел, чтобы вы поступали иначе, чем из чистого эгоизма. Вы же могли пораниться!
Она нахмурилась:
— Я знаю, и лошадь тоже. Поэтому я больше никогда не буду поступать так глупо. Пожалуйста, может, хватит уже меня отчитывать? Вы прямо как мой отец!
Александр моргнул:
— Ваш отец? Приходский священник?
Она кивнула, глаза внезапно наполнились смехом:
— Вы говорите в точности, как он. «Кейтлин, не высовывайся так далеко в окно, а то упадёшь»! — стала изображать она. — «Кейтлин, не бегай по дому, или ты что — нибудь собьёшь». Мой папа — милый, но немного заплесневелый.
Заплесневелый! Александр не знал, что и сказать. Никто ещё не сравнивал его с отцом или со старым викарием. Люди называли его опасным!
— В вас чертовски много нахальства.
Она убрала волосы с лица:
— Папа сказал бы точно то же самое — за исключением чертовски. Он такие выражения не употребляет.
— Чертовски или нет, это сказал бы любой здравомыслящий человек, — резко ответил Александр. Ветер завывал сильнее, раскачивая деревья и посылая на землю душ из мокрых листьев. Кейтлин сорвала с плеча большой мокрый лист.
— МакЛин, на самом деле вы злитесь на меня не из — за того, что я согласилась взять лошадь, с которой не могу справиться. Всё из — за того, что произошло три месяца назад в Лондоне.
Он застыл на месте:
— Всё — из — за вашего поведения и из — за того, что вы подвергли риску и себя, и вашу лошадь.
Её глаза потемнели:
— Я никого не собиралась подвергать риску — ни сейчас, ни тем более три месяца тому назад. МакЛин, я…
— Мы не будем сейчас это обсуждать. На случай, если вы не заметили, — собирается дождь. Эти брызги — это только начало.
Она взглянула на небо через просвет в деревьях:
— Это вы устроили эту бурю.
Он не ответил, а спокойно встретился с ней взглядом, ожидая увидеть привычную вспышку страха или проблеск зависти, но всё, что обнаружил — невозмутимую уверенность. А она, надо признать, храбрая.
— Буря проходит, она совсем несильная, но будет очень мокро.
— Немного воды меня не пугает, — ответила она смело. — МакЛин, какие бы ошибки ни были совершены в Лондоне, всё это давно в прошлом. Это было три месяца назад!
Его глаза сузились:
— Да, но Хью и ваша сестра теперь расплачиваются за это.
Она вздохнула:
— Они любят друг друга. Хоть мои необдуманные поступки и поставили их в неловкое положение и из — за этого им пришлось пожениться, но ведь теперь они счастливы, и это главное.
Александр посмотрел на неё сердито:
— Нет, не это главное. Вы расставили сети, чтобы женить меня на себе.
Её губы вытянулись в тонкую линию:
—МакЛин, я никогда не мечтала выйти за вас замуж. Я просто собиралась спрятаться в вашей карете, когда вы будете покидать город, и объявиться, когда уже будет поздно поворачивать назад.
— Что вынудило бы меня сделать вам предложение.
Она пожала плечами:
— Да, но я не собиралась его принимать.
Дождь уже полил не на шутку, но Александр был слишком ошарашен, чтобы обратить на это внимание:
— Вы… вы собирались мне отказать?
Она кивнула.
— Зачем, чёрт возьми, вы хотели, чтобы я сделал вам предложение, если не собирались его принимать?
— Потому что вы сказали, что никогда его не сделаете, — сказала она с лёгким оттенком неуверенности. — Вы же помните, как это говорили, да?
Он насупился. Говорил ли он… О Господи. Он не знал. Он целовал её безумно, от этого он становился просто безмозглым. Наверное, он бы запомнил, если бы сделал такое самонадеянное заявление.
Она отбросила с лица непослушную прядь волос, капля дождя искрилась на её щеке.
— Я планировала отказать вам и насладиться каждым мгновением. Я думала, вам это тоже показалось бы смешным, когда бы вы поняли, что у меня не было намерений идти до конца. — Она укусила губу. — Наверное, это было немного наивно.
Она говорила правду; он читал это по её лицу также явно, как если бы это было просто напечатано у неё на лбу. К тому же, её план почти удался. Его челюсти напряглись, когда он ощутил, как жар проклятья стал подниматься по его венам — жаркая пульсация, одновременно веселящая и пугающая, ибо он — то знал, насколько опасным это может быть. В молодости ему нравилось это ощущение, он страстно желал испытать его снова и снова. Но, став старше и увидев, какие разрушения его проклятье может вызывать, он научился с ним бороться. Лишь одно чувство могло сравниться по восторгу с этим — прикосновение жарких женских губ. А за всю его жизнь ни одна женщина не возбуждала его больше, чем Кейтлин.
Ветер раздувал её юбки и швырял в лицо золотистые волосы. Проклятье, что же такого было в этой женщине? В нём закипала кровь при одном только взгляде на неё — на фоне усыпанного листьями леса, с влажными вьющимися волосами на лице, одетую в строгое, излишне пристойное тёмно — коричневое платье для верховой езды. Она смотрела вверх на дождевое небо, проглядывавшее в кронах деревьев, свет ложился на её нежные пухлые губы.
И снова он понял, какое искушение испытывал Чарльз, когда стоял на краю пропасти, куда подтолкнула его исключительно чувственная и неподобающая женщина. Скрипнув зубами, Александр повернулся и направился к лошадям. Именно женщина причинила зло его брату, а теперь он стоял здесь, сгорая от вожделения к ней, как слюнявый юнец.
Отвратительный сам себе, он подобрал уздцы лошадей и повёл их:
— Мы уходим.
— Но я…
Он схватил её в охапку и водрузил на седло, придерживая поводья. Она послала ему горячий сердитый взгляд, затем закинула коленку на луку седла и расправила юбки, чтобы они не развевались по бокам лошади. В её движениях не было её привычной плавной грации, и его охватило мрачное удовлетворение от сознания того, что она была так же расстроена, как и он.
Он вскочил на свою лошадь и развернулся в ту сторону, откуда они вошли в этот лес; погнал рысью вперёд свою лошадь и потащил за собой её.
Кейтлин оставалось только крепко держаться. Поскольку он поскакал, когда она ещё не успела правильно закрепить свою ногу в стремени, у неё не было возможности удерживать правильную посадку. В результате она всем телом подпрыгивала на жёстком кожаном седле.
— М — М–МакЛин, с — стоп! — её зубы стучали друг об друга.
МакЛин скакал вперёд, не видя или не желая видеть, как она борется, чтобы удержаться. Дикие удары причиняли ей боль, а неровный шаг только ещё хуже запутывал её волосы. Она не решалась поправить волосы, чтобы не потерять равновесие, но тут непокорный завиток закрыл ей лицо, защекотал нос и перекрыл весь обзор. Рассердившись, она сняла одну руку с луки седла.
Но как только она отпустила руку, другая тоже соскочила, и она завалилась на один бок. В то же мгновение две здоровые ручищи выдернули её из опасного положения.
Александр был глубоко погружён в свои чёрные мысли, когда скорее почувствовал, чем увидел, как сползает Кейтлин. Он инстинктивно остановил свою лошадь, перегнулся назад, сграбастал её за руку и выдернул к себе на колени.
Подол её наряда для верховой езды широко развевался, пока она пыталась сесть вертикально. Бормоча проклятья, он просунул руку ей под грудь, приподнял её и усадил к себе на колени, причём её попка вжалась ему в пах. Тело его немедленно отреагировало, и он снова ругнулся, а дождь разошёлся не на шутку, полив как из ведра.
Она прижалась к нему и зарылась лицом в его плечо, согревая своим дыханием его шею. Его тело заломило от узнавания, и короткий раскат грома напомнил ему, что дождь — не единственная грозящая им опасность. Быстро перегнувшись назад и привязав лошадь Кейтлин к заднику своего седла, он направил лошадей через небольшую рощицу под не стихающим проливным дождём. При каждом шаге лошади тёплая нижняя часть Кейтлин подпрыгивала на его коленях. Запах розы от её влажных волос щекотал ему нос и смешивался со свежим запахом дождя, и он обнаружил, что борется с самым абсурдным стремлением — усадить её так, чтобы она прижалась к нему ещё теснее, чтобы её пышная грудь уперлась в его грудную клетку. Вспышка желания, пылкого и грубого, грянула внутри него, и его руки сжались вокруг неё.
Слабая дрожь прошла по её телу, и он тут же ослабил хватку. Он попытался заставить своё тело последовать этому примеру. Но даже холодный проливной дождь никак не помог погасить возбуждение.
В его руках было само сладострастие, и для него стало невозможным держать её вот таким способом. Как только он добрался до другой стороны рощицы, дождь успокоился и стал моросящим. Он заставил своего крупного гнедого коня остановиться, дал Кейтлин соскользнуть на землю, и его горло сжалось, когда её пышная грудь прижалась к его бедру.
— Надо посадить вас снова на вашу лошадь, — он слез и отвязал её лошадь от своего седла. — Дорожка узкая и скользкая; будет безопаснее, если мы поедем на двух лошадях.
Она подобрала длинный шлейф своей амазонки и прищурилась на него сквозь дождь своими огромными карими глазами в обрамлении густых ресниц:
— Надеюсь, мы скоро доберёмся до постоялого двора — я замёрзла.
— Мы едем не на постоялый двор.
— Но… туда отправилась вся группа и…
— Отсюда нам ближе до дома, и я не хочу подцепить лихорадку. — Он схватил её за талию и подсадил на её лошадь. Она закинула коленку на луку седла, а он поставил её ногу в стремя и дождался, пока она не зацепила накрепко пятку металлической накладкой.
Александр взлетел на свою собственную лошадь, потом взял поводья её лошади и направил свою вперёд, стараясь на этот раз не гнать слишком быстро, ибо дождь превратил каждый покрытый листьями камень в потенциальную опасность. Следующие двадцать минут они молча ехали по тесному лесу, пока не выехали к дому. Как только они оказались на подъездном пути, к ним бросились на помощь лакеи; Хэй вышел с огромным зонтом и поднял его над промокшей головой Кейтлин.
Прежде чем войти в дом, Кейтлин остановилась, схватила свои волосы и выкрутила, отжимая с них воду по всей длине, а уже затем проследовала за Хэем внутрь. Александр шёл следом, стараясь не разглядывать Кейтлин, но у него ничего не получалось. Волосы её были убраны с лица, и эта строгость стиля только выдвинула на первый план изящную форму её полных сочных губ и розово — белый цвет её кожи. Промокшая коричневая вельветовая амазонка прилипла к телу и не оставила простора для воображения. Изысканная покатость плеч, изгиб груди, плоская линия живота — всё было любовно облеплено прилипшим мокрым вельветом. Ни одна женщина не была мокрой так хороша.
Она дрожала, скрестив руки на груди и закрывая ему обзор, что было и хорошо, поскольку Александр был уверен, что не только он, но и все лакеи видели сквозь прилипшую ткань её острые соски.
— Мисс, вы замерзли, — констатировал мистер Хэй. — Надо вас тотчас переодеть во что — нибудь тёплое и сухое.
Или снять с вас мокрое и уложить в большую тёплую постель — желательно, мою.
Мистер Хэй отдал указание лакеям, и скоро один из них вернулся с рыжеволосой служанкой, несущей толстое шерстяное одеяло. Треща без умолку, она завернула Кейтлин в одеяло и увела её; вверх по лестнице за ними потянулась мокрая дорожка.
— Боже милостивый!
Александр обернулся и обнаружил Дервиштона, выходящего из гостиной. Он уставился вверх на удаляющуюся по ступенькам фигуру Кейтлин с выражением полного восхищения на лице.
Раздражение не замедлило подняться в Александре. Он сдёрнул свой мокрый камзол и сбросил его на руки ожидавшему лакею.
— Мне нужна горячая ванна у меня в комнате.
Мистер Хэй поклонился:
— Конечно, милорд.
Дервиштон повернулся к Александру:
— У неё волосы развязались. Вы видели, как великолепно…
— Да. — Александр обошёл Дервиштона и зашагал через две ступеньки, неуютно хлюпая сапогами при каждом шаге.
Он услышал за собой звук шагов — это был Дервиштон, который догнал его ступенькой ниже.
— Лорд МакЛин, как прошла ваша конная прогулка? Я могу спросить?
Александр остановился перед дверью в свою спальню:
— Как видите, было мокро.
— А где остальные?
— Лошадь мисс Хёрст проявила себя непослушной, и мне пришлось ей помогать.
Глаза Дервиштона наполнились мрачным юмором:
— Играем в няньку, а, МакЛин? Что — то на вас не похоже.
— Мне не нравится видеть, как хорошая лошадь страдает от некомпетентности своего наездника, — резко ответил Александр, желая, чтобы глупец наконец ушёл. Холодная вода стекала по шее, и это его чертовски раздражало.
— Я никогда не видел, чтобы женщина под дождём была так хороша, как мисс Хёрст, — Дервиштон бросил голодный взгляд в коридор, в сторону дамских спален. — Я рад, что леди вас не интересует, а то я намереваюсь устроить на неё охоту.
Александр вытер воду с лица:
— Мне казалось, вас интересовала герцогиня.
— Было дело, но сегодня она сама себя предложила и… — Дервиштон пожал плечами. — Весь шарм сошёл на нет. Мне нравится, когда есть серьёзный вызов. Кажется, мисс Хёрст его обеспечит.
— О, да, она — ещё какой вызов. Если бы мне платили по пенни каждый раз, когда мне хотелось придушить эту женщину… — Вот и сейчас, она ввергла его в этот болезненный разговор с Дервиштоном. Ещё до недавнего времени Александр считал Дервиштона беззаботным, вполне умным человеком. Но теперь его недостатки стали вызывающе очевидны.
Дервиштон приподнял бровь:
— Вам стоит пойти дальше и признаться, что вам небезразлична мисс Хёрст.
— И тогда вы прекратите её преследовать? — спросил Александр напрямик.
Глаза Дервиштон потемнели, и губы скривила вкрадчивая улыбка:
— Нет.
Александр пожал плечами:
— Тогда почему я должен беспокоиться?
— Это просто расставит более чёткие метки на игровом поле. — Он махнул рукой. — Но вы будете делать, что хотите; вы всегда так поступали. Как и я. — Дервиштон поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Дервиштон?
Мужчина остановился и посмотрел назад:
— Да?
— Мне бы не хотелось слишком ввязываться в борьбу за мисс Хёрст.
Выражение лица Дервиштона стало серьёзным.
— Я признаю, что она красива…
— Исключительно красива.
Александр кивнул:
— У неё нет средств, да и не похоже, чтобы когда — либо были.
Дервиштон фыркнул:
— Я и не собираюсь жениться на крошке — не более чем вы, когда флиртовали с ней в Лондоне в прошлом сезоне.
Челюсти Александр сжались:
— Я гляжу, вы сегодня зря времени не теряли.
— Да, Джорджиана поведала мне, как мисс Хёрст сыграла с вашей семьёй злую шутку. Я буду осторожен, чтобы не попасть в те же сети. — Дервиштон улыбнулся. — Должен сказать, что нахожу её интригующей. Она — дочь викария, сама чистота и скука понятий о пристойности. Но в то же время, между её стыдливостью и тем, как она ходит, есть проблеск чего — то дикого и порочного. — Голодное выражение озарило взгляд Дервиштона. — Так что, как видите, она — моя привычная цель.
Александр засунул руки в карманы, чтобы не врезать кулаком по губам мужчины. Кейтлин была импульсивна и от природы чувственна, и в руках бессовестного мужчины такое сочетание могло оказаться опасным.
Как будто прочитав мысли Александра, Дервиштон добавил:
— Тот, кто получит её в момент, когда она найдёт выход этому пламени, будет облагодетельствован за пределами своих самых диких мечтаний.
Александр нахмурился:
— Она будет ждать предложения руки.
— Она вполне может этого заслуживать. — Дервиштон встретился с Александром глазами. — Вы так не думаете?
Давление резко подскочило в глазницах Александра, и его раздражение перешло в стадию проклятья. Внезапный порыв ветра набросился на крышу, загрохотал кровлей, и обложной дождь превратился в неистовый, ненасытный ливень.
Дервиштон вгляделся в Александра, улыбка сползла с его лица:
— Осторожнее, МакЛин. Вы же не хотите залить водой новёхонькие камины Джорджианы. Может, она и думает, что её дом неуязвим для проклятья МакЛина, но она ошибается.
— Вы понятия не имеете, что может сотворить проклятье.
— Как раз имею; я видел, что произошло, когда умер Каллум.
Эти слова сделали сердце Александра ледяным. Каллум был его самый младший брат, дитя в их большой семье. Дурацкая драка в пивной, начавшаяся при странных обстоятельствах, украла у них Каллума. Опустошённые и разъярённые, Александр с братьями и сестрой позволили тогда проклятью свободно править бал. Результаты были убийственными. Долина ниже замка была затоплена, молнии подожгли амбары и дома, а град величиной с кулак уничтожил поля и посевы. Единожды начавшись, проклятье нельзя остановить. Или так они тогда думали.
— Хорошо, — огрызнулся Александр, — тогда вы знаете, что меня лучше не провоцировать.
— Но не тем же, что говорю вам, какой прекрасной и возбуждающей я нахожу мисс Хёрст?
Кровля загромыхала ещё страшнее, и где — то в отдалении со стуком захлопнулась дверь.
Взгляд Дервиштона ни разу не дрогнул:
— Значит, вы застолбили участок. — Он выбросил вверх руки, хотя его слабая улыбка выглядела насмешливо: — Если вы собираетесь сделать леди своей, я отступлюсь, — он опустил руки, — пока.
Александр сдвинул брови:
— Пока?
— Когда вам наскучит, я снова приступлю к охоте. Я хочу дождаться своей очереди. Как я уже говорил, она этого заслуживает. — Дервиштон улыбнулся и развернулся. — Дайте только знать, когда добыча вам надоест. Я буду ждать.
Александр вошёл в свою комнату, а снаружи в это время ветер кружил и завывал, гремел и хлопал. Дождь сильно и громко долбил по крыше.
Он закрыл глаза, прижал кулаки к бокам и стал успокаивать свой гнев… делая его всё меньше, гоня его прочь. Постепенно его дыхание вошло в норму. Дождь не переменился, поскольку раз уж буря была вызвана, она должна сама себя изжить над просторами холмов и гор. Но, по крайней мере, его настроение не будет больше её подпитывать.
Вздохнув, он пересёк комнату и подошёл к трескучему огню. Вглядываясь в языки пламени, он был твёрдо уверен только в одном: может, ему и не нужна Кейтлин Хёрст, но он, чёрт возьми, не желает, чтобы её заполучил Дервиштон или любой другой мужчина.