В тот же день Лидс вытер кровь, которая шла у него из носа, и оглядел подсобное помещение конюшни для хранения конской сбруи.
— Ну все, — сказал он.
— Ага, — согласился Стюарт, придерживая носовым платком порезанное ухо. — Было не так уж и страшно. В конце концов, они всего лишь шотландцы.
Он взглянул на шестерых лакеев и двух кучеров, которые лежали у стены, связанные по рукам и ногам. У Лидса и Стюарта тоже были царапины, но их противники были в гораздо более плачевном состоянии, при том что только двое из них были в сознании.
— По тому, как мистер Херст сегодня дрался, можно было понять, что он точно происходит из шотландского рода, — сказал Лидс.
Стюарт покосился на закрытую дверь и сказал:
— Таких людей, как мистер Херст, еще поискать, несмотря на то что он носит эти дурацкие французские кружева.
Лидс кивнул:
— Он одевается так, словно ничего тяжелее вилки не может поднять, не говоря уже о том, чтобы сжать кулак.
— Но уж когда сожмет… — Стюарт в восхищении покачал головой. — Это надо видеть.
Дверь открылась, и вошел мистер Херст. Он уже опять был в перчатках, галстук в полном порядке, трость, как всегда, зажата под мышкой. Только небольшая царапина на подбородке свидетельствовала о том, что он принимал участие в драке.
— Вы крепко их связали?
— Да, сэр, — ответил Стюарт. — Лидс их связал, а я сам проверил все узлы.
— Хорошо. Спасибо, что помогли мне.
— Ой, что вы! — усмехнулся Лидс. — Это было такое удовольствие.
— Да, — подтвердил Стюарт. — Это было весело.
Роберт рассмеялся:
— Драка была отменная.
— А что теперь с ними делать, сэр? — спросил Стюарт.
— Продержим их здесь до утра, а потом посадим в почтовую карету и отправим обратно в Эдинбург, к хозяину. Жаль, что мы не увидим физиономию Энистона, когда к нему вернутся его слуги, — сказал Роберт.
Стюарт потер подбородок.
— Похоже, этот Энистон здорово вам насолил, сэр.
— Насолил? Нет, я употребил бы другое слово.
От одной мыли об Энистоне Роберт ощущал в груди такую тяжесть, словно ее придавили камнем.
Стюарт откашлялся.
— Сэр, я хотел уточнить. Мы отправим их обратно живыми?
— Разумеется, живыми. Просто я не хочу, чтобы кто-нибудь из них поехал за нами. Пусть это будет посланием Энистону, которое он никогда не забудет. Сейчас вы можете их оставить. Просто хорошенько заприте дверь и держите ключ при себе. Я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно наткнулся на них и освободил.
— А что, если слугам гостиницы понадобится зачем-либо прийти в эту кладовку? — спросил Стюарт.
— Я уже разговаривал с хозяином. Он обрадовался возможности заработать несколько дополнительных монет и сдал нам кладовку на то время, на какое она нам нужна.
— Да, сэр, — сказал Лидс. — Мы будем по очереди спать в соседней комнате и не спустим с них глаз.
— Отлично. Я пойду и распоряжусь насчет комнаты. Скоро приедет Бюффон с моим багажом. В Балнагон мы прибудем завтра, ближе к ночи. — Тогда и начнется настоящая работа, подумал Роберт. — Когда прибудет Бюффон, позаботьтесь о его карете и лошадях, но не разрешайте ему распаковывать мой багаж. У меня в чемодане есть все, что мне необходимо.
Лидс и Стюарт переглянулись: у них появилась возможность высказать Бюффону все, что они о нем думают.
Роберт вышел во двор гостиницы. Гостиница оказалась совсем не плохой и гораздо больше, чем они ожидали, если учесть, как далеко на север они заехали. Двухэтажное деревянное здание было построено в шестнадцатом веке — в том стиле, который нравился Роберту. Он вошел в холл, нашел хозяина и получил номер.
Номер оказался уютным, хотя потолок был таким низким, что существовала опасность стукнуться головой о широкие балки. В камине пылал огонь, перед ним было расположено несколько мягких кресел и небольшой стол. Два стула стояли у окна, которое выходило во двор гостиницы.
Роберт с удовольствием снял пальто и перчатки и сел погреться у камина. Следующим сюрпризом оказался графин вполне сносного бренди, который Роберт обнаружил в номере.
В ожидании своего камердинера он сидел, потягивая янтарную жидкость и размышляя о Мойре. Она, конечно, вне себя от того, что он ее оставил, но у него не было выбора.
«У меня есть дочь».
Вся его жизнь изменилась с тех пор, как он это узнал. Все же он не чувствовал себя другим, не чувствовал себя отцом. Хотя он был обеспокоен судьбой ребенка, его больше волновало не то, что она его дочь, а то, что она невинный ребенок.
Может, это нормально? Он вздохнул и сделал глоток бренди. «Я не знаю, что должен испытывать отец. Зачем, черт побери, Мойра скрыла это от меня? Я заслуживаю того, чтобы знать».
Но винить только ее он не мог. Их отношения с самого начала строились на лжи. Она жила в Лондоне, выдавая себя за дочь русского царя. У нее это прекрасно получалось, и очень немногие догадывались об обмане. Она стала любимицей общества, ее приглашали в дома самых богатых и могущественных.
Однако очень скоро в министерстве внутренних дел обнаружили утечку финансовой информации. Было проведено расследование, в результате которого выяснилось, что русская принцесса вовсе не русская и не принцесса, и Роберту было поручено разобраться. Для этого он должен был сыграть роль одного из ее поклонников.
Он думал, что ничего интересного он не узнает. Однако оказалось, что это необычайно красивая и умная женщина, которая была так же очаровательна, как и фальшива. Но под этой фальшью угадывалось что-то другое — отчаяние и уязвимость. Кто она? На кого работает? И как ей удается дурачить такое количество людей?
Чем больше он старался узнать, тем глубже оказывался втянутым. С первой же встречи между ними пробежала искра, и они не устояли и подчинились своим чувствам.
Роберт признал, что влечение перешло в нечто большее. Именно поэтому он так разозлился, когда она исчезла. Было глупостью думать, что она начнет доверять ему и расскажет правду о себе и своем прошлом. Вместо этого она устроила этот фарс со свадьбой, а потом исчезла, захватив с собой важные документы, которые украла у высокопоставленного правительственного чиновника.
Министерство потребовало объяснения, а у Роберта его не было. Он был слишком занят тем, чтобы попытаться выявить, кем на самом деле была Мойра Макаллистер, и слишком мало уделял внимания разоблачению ее шпионской деятельности. Разъяренный тем, что остался в дураках, он начал искать ее, используя все свои возможности. Долгое время его преследовали неудачи, но наконец он обнаружил ее в небольшой гостинице в доках Дувра. Однако ее вызывающее поведение и очевидное равнодушие разозлили его еще больше. Он вернул украденные документы и, чтобы доказать, что она ничего для него не значит, поручил своему агенту доставить ее в Лондон, где ей должны были предъявить обвинения.
Спустя час Мойра напоила агента до бесчувствия, заперла его в чулане и скрылась.
Роберт не переставал искать ее. С годами он стал убеждать себя в том, что им движут всего лишь профессиональная гордость и любопытство, а также мотивы, которыми она руководствовалась, женив его на себе. Но сейчас он узнал кое-что о себе самом, и эти факты были отнюдь не приятными. Его злость не имела ничего общего с работой на министерство внутренних дел, а была связана с его все растущими чувствами к Мойре.
То, что она тогда носила его ребенка и не сочла нужным сообщить об этом ему, злило Роберта, но гораздо больше смущало.
«Как только я заполучу эту проклятую шкатулку и разберусь с Энистоном, у нас с ней состоится долгий, долгий разговор».
Роберт поглубже уселся в кресло. Он сожалел о том, что ему пришлось оставить ее у сквайра. Она наверняка помчится за ним вслед. Поэтому он не только забрал всех лошадей, но и порылся в ее одежде и чемодане, чтобы убедиться, что у нее нет денег нанять карету.
— Пусть хоть раз почувствует, каково это, когда тебя опережают, — пробормотал он, попивая бренди. Так ей и надо.
Во двор въехала карета. Роберт подошел к окну и увидел, что приехал его камердинер. Багаж Роберта — два больших чемодана и несколько поменьше — был привязан на крыше.
Как только карета остановилась, к ней сразу же подошел Стюарт, и между ним и камердинером завязалась оживленная беседа. Пока Роберт наблюдал за ними, во двор въехал всадник на огромной гнедой лошади. Он обогнул карету и направился в сторону конюшни.
Когда джентльмен остановил лошадь и повернул голову, его профиль стал четко виден на фоне темных ворот конюшни.
— Проклятие!
Роберт с такой силой поставил стакан, что бренди выплеснулся на стол. Не обращая на это внимания, он выбежал из комнаты.