Тихий стук в дверь провозгласил приход Бюффона. Роберт оторвал глаза от карты, которую ему дала Мойра.

— Я отметил здесь места, где уже искал я и где бывал ты, но замок такой огромный, что потребуется не менее двух недель, чтобы все обыскать. Я хочу уехать завтра утром, но… — Он вздохнул. — Где может находиться эта проклятая комната?

— Было бы замечательно обладать такой информацией, не правда ли, месье? — Бюффон загадочно улыбнулся.

— Ты что-то узнал?

Бюффон был явно доволен.

— Да.

— Так выкладывай!

— В западном крыле дома, которое редко используется, есть комната, в которой Росс не разрешает служанкам даже вытирать пыль. Известно, что он проводит там многие часы в полном одиночестве, а выходит воодушевленный и в прекрасном настроении.

— Значит, это то, что мы ищем.

— Я тоже так думаю, месье. Позвольте посмотреть карту.

Камердинер долго изучал карту, а потом указал пальцем на нижние этажи замка:

— Это здесь, месье.

Роберт отметил место карандашом.

— Я постараюсь проникнуть туда ночью. Ты сможешь опять что-либо организовать, чтобы отвлечь лакеев?

— Как пожелаете, месье. Может, появится привидение?

— Хорошо. Я заметил, что Росс не доверяет даже своим слугам.

— Нет. Оказывается, сэр Росс ведет отшельнический образ жизни, как и заслуживает.

— Я немного посплю, а в три часа встану. Сможешь к этому времени приурочить появление привидения?

— Конечно. — Бюффон изогнул одну бровь. — Но сначала надо решить вопрос с компенсацией. Вы обещали, что я буду вознагражден.

— Разумеется. Пятьдесят фунтов? Сто?

— Ваш халат, месье.

Роберт удивленно моргнул:

— Что?

— Да. Я имею в виду синий халат. Мне больно смотреть, что вы его до сих пор носите.

Роберт вздохнул.

Бюффон ждал.

— Хорошо. Забирай этот дурацкий халат. Триона сошьет мне другой.

— Спасибо, месье! А пока вы будете носить красный, да?

— Да, да.

Бюффон просиял и, не теряя времени, достал из гардероба красный халат.

— Надевайте, месье.

Роберт надел халат и вдруг услышал за окном какой-то шум.

Бюффон, видимо, тоже насторожился.

— Вы слышали…

— Это, по всей вероятности, ветер. Можешь идти, Бюффон. Я буду готов к трем часам.

— Хорошо, месье.

Бросив удовлетворенный взгляд на красный халат, Бюффон удалился, прихватив синий халат с такой миной, словно это была грязная тряпка.

Роберт бросился к окну. Одного взгляда было достаточно, чтобы все понять. В следующую секунду он втащил Мойру в комнату.

Она дрожала от холода.

— Что, черт побери, ты делаешь? — прошипел он, ставя ее на ноги и обнимая, чтобы согреть.

Еще никогда в жизни Мойра не была так рада видеть кого-либо, хотя Роберт был вне себя от ярости.

— Ты же прошел по карнизу, — стуча зубами, сказала она.

— Но не в длинном платье и не в тапочках со скользкими подошвами. Ты что, никогда не думаешь, прежде чем что-то сделать?

— Но м-мне н-надо было тебя увидеть. А это, — она кивнула на свои ботинки, — вовсе не тапочки.

Он выругался и отнес ее на свою кровать.

— Снимай ботинки.

Она попыталась это сделать, но холодные пальцы не слушались. Пришлось Роберту заняться шнурками. Сняв ботинки, он швырнул их в угол комнаты.

Казалось бы, Роберт должен быть доволен, что она по крайней мере надела нормальную обувь, но он был слишком взбешен ее безрассудством. Ее ноги легко могли запутаться в длинной юбке, и он на минуту представил себе, как она срывается с карниза и… «Она могла разбиться насмерть! Умереть и оставить меня…»

Он закрыл окно и задернул занавески.

Ее взгляд остановился на красном халате.

— Какой он яркий!

— Да. Моего синего больше нет.

— О! — Она огляделась. — А у тебя уютно.

— Комната чуть больше кладовки, и наш хозяин прекрасно это знает.

При упоминании Росса Мойра замкнулась.

Роберт взорвался:

— Что случилось? Этот осел…

— Нет. Но я рада, что при мне был пистолет.

Кулаки Роберта сжались.

— Черт бы его побрал! Я…

Он уже был почти у двери, когда она перехватила его, уцепившись в него обеими руками.

— Нет, Роберт! Мы должны поступать так, как лучше для Ровены.

Он видел по ее глазам, что она сама с трудом сохраняет спокойствие.

Она привлек Мойру к себе, прижался щекой к ее волосам и сказал:

— Я готов убить этого человека. — Все его существо жаждало справедливости.

— Я тоже. Но мы не можем. У нас одна цель — спасти мою д… — Ее голос прервался. — Нашу дочь.

Вопреки своему гневу он чуть было не рассмеялся — настолько явственным было ее нежелание признать Ровену и его дочерью.

— Неужели так трудно было это сказать, Мойра?

— Мне придется к этому привыкнуть.

— Я могу это понять. Но я принял решение, и этот инцидент с Россом еще больше укрепил меня в моем мнении.

— Что ты имеешь в виду?

— Получим мы шкатулку или нет, но завтра утром мы уезжаем.

Она побледнела.

— Но…

— Мне кажется, я знаю, где находится эта шкатулка, и я постараюсь достать ее сегодня ночью. Но если мне это не удастся, мы все равно уедем. Я позабочусь о Ровене, обещаю. Я заставлю Энистона вернуть ее нам, и она снова будет с тобой и в безопасности.

Ее плечи поникли, и она прошептала:

— Как бы мне хотелось в это верить.

Он вздохнул. Она все еще ему не доверяла, и это приводило его в уныние. Это было странно, так как во всех тех связях, которые у него были раньше, именно он, как правило, отказывался доверять, заботиться, считать своим долгом… А теперь именно он жаждет… Чего он на самом деле жаждет? У него еще будет время подумать об этом, как только они с Мойрой покинут это проклятое место.

— Я прикажу Лидсу и Стюарту быть готовыми утром. Ты будешь ждать вместе с ними в карете. Как только артефакт будет у меня, мы уедем. Хватит подыгрывать Россу.

Она кивнула, но не сразу.

— Ладно. Попытаемся сделать по-твоему.

Взгляд Роберта скользнул от изгиба ее щеки к изящной линии шеи и дальше, к округлостям ее груди. У него чесались пальцы от желания обхватить их и ласкать до тех пор, пока…

— Роберт, поцелуй меня, — вдруг попросила она. — Я больше не хочу думать.

Он поцеловал ее со всей силой своих еле сдерживаемых чувств. Не прошло и нескольких секунд, как она оказалась раздетой и в постели. В свете ламп ее кожа была похожа на персик и неудержимо манила его.

Мойра дразнящим тоном спросила:

— Ты собираешься только смотреть?

Существовал ли на свете мужчина, который мог бы ей противостоять?

Он быстро разделся и лег рядом с ней. Обхватив ладонью одну грудь, Роберт провел большим пальцем по соску. Он сразу же затвердел, а у Мойры сбилось дыхание и затрепетали ресницы. Боже, как ему нравилось, когда она так реагировала на его ласку!

А она между тем обхватила теплой рукой его плоть, и Роберт вздрогнул от мгновенно охватившего его вожделения.

Прежде чем он успел что-либо сказать, Мойра отпустила его и, толкнув на спину, села на него верхом. Его плоть уперлась ей в бедро.

— Хватит командовать мною, — с усмешкой сказала она.

Она приподнялась на коленях и опустилась на его твердую плоть.

Роберт судорожно схватился за края кровати, стараясь сохранить самообладание.

— Мойра, не надо…

Мойра приподнялась повыше, прервав связь.

— Так что? — прошептала она. — Да или нет?

Как он мог отказаться? Он схватил ее за талию и решительным движением опустил на себя.

Она зажала его плоть бархатистыми, но такими крепкими тисками, что все его чувства сразу же вышли из-под контроля. Оседлав его, она начала двигаться вверх-вниз, доводя до безумия. И как раз в тот момент, когда он дошел до самого края, до точки невозврата, она остановилась. Ее голова была запрокинута назад, великолепные рыжие волосы струились по плечам, а лицо выражало крайнюю степень экстаза.

Роберт приподнял бедра, и она, вздрогнув, уперлась ему ладонями в живот. Это был момент, который ему хотелось запомнить на всю жизнь.

Он медленно поднял ее за талию, а потом опустил, и из ее груди вырвался стон.

Ритм их движений становился все быстрее, дыхание стало прерывистым, напряжение росло, пока Мойра не выкрикнула его имя, не подалась вперед и не начала раскачиваться. Потом остановилась на мгновение и снова — уже шепотом — произнесла его имя и отдалась во власть захлестнувшего ее блаженства.

Для Роберта это был сигнал: он ускорил темп, при этом чередующиеся взрывы сопровождались глубокими и сильными толчками, которые, как ему казалось, никогда не кончатся.

Мойра упала на него, и они долго лежали так: прижавшись друг к другу, тяжело дыша и слушая биение своих сердец. Ей было так хорошо в его объятиях, так спокойно и… правильно. А он боялся пошевелиться, чтобы не нарушить этот момент единения.

В его жизни было слишком мало таких моментов, когда он ощущал столь всепоглощающий покой, и ему хотелось сохранить его как можно дольше. Роберт повернулся на бок, все еще прижимая ее к себе и наслаждаясь исходящим от нее теплом.

Наконец он приподнялся на локте и улыбнулся:

— Ну как?

Мойра открыла глаза. У него был такой удовлетворенный вид, что она не удержалась от смешка.

— Мистер Херст, это было замечательно.

— Согласен. — Он отвел прядь волос с ее лба. — Но я не это имел в виду.

— О! А что ты имел в виду?

Он расчесал пальцем ее волосы.

— Я имел в виду насколько это правильно, что мы все еще занимаемся этим?

— Ах вот как! Это правильно.

Она старалась глядеть ему прямо в лицо, но все время отвлекалась на обнаженную грудь. Он был самым красивым мужчиной, какого она когда-либо видела, — таким стройным и мускулистым. Это был, очевидно, результат многих часов, проведенных верхом, на боксерском ринге и в залах для фехтования.

Она провела пальцем по его груди, отметив, какой теплой была его кожа. Будто ее согревает какой-то внутренний огонь. Мойра еще теснее прижалась к Роберту.

— Стараешься устроиться поудобнее? — улыбнулся он.

— М-м-м… — Ей не хотелось отрываться от него — слишком давно она не испытывала такого наслаждения. — Надо немного отдохнуть, а потом повторить все сначала. — Она открыла один глаз. — Если, конечно, ты будешь готов.

Он удивленно покачал головой:

— Я еще не встречал женщины, которая была бы так довольна своей жизнью и своими решениями и при этом все равно хотела быть независимой.

— Может быть, в этом твоя вина?

— Моя вина?

— Женщины хотят, чтобы их любили, а не просто обладали. В твоем обществе чувствуешь… себя напряженной. Тебе невозможно сопротивляться…

— Вот как? — удовлетворенно хмыкнул он.

— Не считай это комплиментом.

— Слишком поздно. — Он прижался ртом к ее уху и прошептал: — Я слышал твои стоны, моя дорогая. Этого было достаточно.

Она хихикнула, но вдруг почувствовала, что после всех перипетий дня, а особенно после занятий любовью с Робертом ей страшно захотелось спать.

Она прижалась губами к его щеке и заметила, как сверкнули его синие глаза — от внутреннего огня, который он обычно скрывал за французскими манжетами и кружевами.

Роберт продолжал расчесывать пальцами ее волосы, распределяя их по ее плечам.

— Твои волосы всегда были моей слабостью.

«А моей слабостью всегда был ты». Мойра сонно улыбнулась:

— Я хочу остаться спать здесь. Я заперла дверь своей комнаты.

Роберт поцеловал ее в нос и натянул на нее одеяло.

— Спи, Мойра. — Потом он прижался грудью к ее спине и добавил: — А я буду тебя сторожить.

Мойра улыбнулась и погрузилась в глубокий сон. Роберт лежал рядом, обняв ее за талию и закинув ногу на ее ноги.